Страница:
А выводы были следующими: Бахрейн был заселен в глубокой древности, и его загадочные могилы никак нельзя приписывать соседним народам. Датские археологи обнаружили и раскопали поселения и могильники совершенно неизвестной древней цивилизации III тысячелетия до н. э. «культуры Барбар». Центром ее был остров Бахрейн. Археологи отыскали! здесь руины большого города, остатки величественного храма, несколько! маленьких поселков. Возраст этих поселений и построек составлял пять тысяч лет — именно тогда, согласно клинописным текстам Двуречья, легендарный шумерский герой Гильгамеш отправился в свое долгое путешествие по трем царствам земным. Еще недавно специалисты спорили, насколько вообще достоверен этот миф. И вот теперь выходило, что некоторые сведения о странствованиях Гильгамеша не выдуманы.
Дж. Бибби убедительно связал открытую на Бахрейне цивилизацию с легендарной страной Дилмун. Многочисленные находки — резные стеативые печати, бусы, изделия из меди и слоновой кости — показали, что в III–II тысячелетиях до н. э. Бахрейн был тесно связан с двумя древнейшими цивилизациями мира — шумерской и отстоящей от нее на многие тысячи километров цивилизацией долины Инда, играя важную посредническую роль в оживленной морской торговле. Смутные догадки о том, где проходил древний путь из Двуречья в Индию, теперь нашли свое материальное подтверждение эта дорога пролегала через Бахрейн. Именно отсюда, как оказалось, происходят круглые каменные печати, которые ставили в тупик археологов и при раскопках в Шумере, и при раскопках в Индии. На Бахрейне при раскопках древнего города и храма были найдены сотни таких печатей.
По большому счету, не столь уж важно — являлся ли Бахрейн легендарным Дилмуном или нет. Кстати, мнения по этому вопросу расходятся: по мнению других ученых, Дилмун все же следует искать в Индии. Главное состоит в другом: датским археологам во главе с Дж. Бибби удалось сделать одно из самых интересных археологических открытий XX века — найти недостающее звено в цепочке древнейших культур мира.
ОШИБКА ПОЛЯ БОТТА
ПЕРВОЕ ОТКРЫТИЕ ГЕНРИ ЛЭЙЯРДА
Дж. Бибби убедительно связал открытую на Бахрейне цивилизацию с легендарной страной Дилмун. Многочисленные находки — резные стеативые печати, бусы, изделия из меди и слоновой кости — показали, что в III–II тысячелетиях до н. э. Бахрейн был тесно связан с двумя древнейшими цивилизациями мира — шумерской и отстоящей от нее на многие тысячи километров цивилизацией долины Инда, играя важную посредническую роль в оживленной морской торговле. Смутные догадки о том, где проходил древний путь из Двуречья в Индию, теперь нашли свое материальное подтверждение эта дорога пролегала через Бахрейн. Именно отсюда, как оказалось, происходят круглые каменные печати, которые ставили в тупик археологов и при раскопках в Шумере, и при раскопках в Индии. На Бахрейне при раскопках древнего города и храма были найдены сотни таких печатей.
По большому счету, не столь уж важно — являлся ли Бахрейн легендарным Дилмуном или нет. Кстати, мнения по этому вопросу расходятся: по мнению других ученых, Дилмун все же следует искать в Индии. Главное состоит в другом: датским археологам во главе с Дж. Бибби удалось сделать одно из самых интересных археологических открытий XX века — найти недостающее звено в цепочке древнейших культур мира.
ОШИБКА ПОЛЯ БОТТА
В 1840 году на должность французского консула в Мосул был назначен Поль Эмиль Ботта. Как и многие образованные люди начала ХIХ века, Бот одновременно являлся путешественником, натуралистом, политическим деятелем, дипломатом и немного авантюристом. Он родился 6 декабря 1802 года в Турине (Италия), в семье известного итальянского поэта и историка. В 1826 году, получив в Париже медицинский диплом, Ботга в должности судового врача отправился на три года в кругосветное плавание. Вернувшись в середине 1829 года в Париж и защитив диссертацию, Ботта уже не мог сидеть на месте. Его манил дух приключений и дальних странствий, В 1830 году он поступил в качестве военного врача на службу к египетскому хедиву Мухаммеду Али, принял участие в турецко-египетской войне. В 1833 году французское правительство назначило его своим консулом в Александрии.
За шесть лет (1830–1836) Ботта объездил весь Ближний Восток, познакомился с Сирией, Палестиной, Египтом. В 1836 году он получил из Парижа секретный приказ: исследовать прибрежные области Красного моря от Синайского полуострова до Йемена. Объездив всю Аравию, Ботта в 1838 году вернулся в Париж, где описал свое путешествие в пространных путевых заметках.
Назначение в Мосул, расположенный на правом берегу Тигра и бывший тогда центром турецкого вилайета, Ботта воспринял с большим воодушевлением. Он горячо интересовался всевозможными древностями и хорошо владел арабским языком. Зная это, французское Азиатское общество поручило Ботта найти остатки знаменитой Ниневии — легендарной столицы Ассирии, которая много раз упоминается в Библии.
Ассирия — древняя страна Ашшур — располагалась на севере Месопотамии, вдоль берегов бурного Тигра. Тигр считается самой беспокойной рекой Ирака. Выходя из берегов, он затопляет большие площади плодородных земель, прилегающих к его берегам, размывает глинобитные лачуги, уничтожает скот. Недаром именно в Месопотамии, единственной стране Передней Азии, больше страдающей от избытка воды, чем от ее недостатка, сохранилось столько легенд о Всемирном потопе.
Ассирийское государство сложилось в XIII веке до н. э. А в XI–VII вв. до н. э. Ассирия превращается в могущественную державу, подчинившую своему влиянию обширные земли. Цари Ассирии распространили свою власть на всю территорию Двуречья, создали мощное единое государство и, использовав Двуречье как плацдарм, огнем и мечом распространили свое господство на огромные территории от Синайского полуострова до Армении, от Малой Азии до Египта. С периодом наивысшего расцвета Ассирии связан и расцвет ее последней столицы, Ниневии, остатки которой теперь предстояло отыскать Полю Ботта.
Все свое свободное время Ботта посвящал исследованиям окрестностей Мосула, собирая старинные черепки, кирпичи, испещренные непонятными знаками. Обилие древностей в здешних местах, казалось, должно было внушать оптимизм. Но Ботта не был археологом в строгом смысле этого слова, да и сама археологическая наука делала в ту пору лишь свои первые шаги. Поэтому в своих поисках Ботта мог рассчитывать только на интуицию, на помощь местных жителей, которые сами толком не знали, где искать Ниневию, давно забытую столицу ассирийских царей.
Наконец круг поисков Ботта сузился до огромного холма, расположенного на левом берегу Тигра вблизи селения Куюнджик. Местные жители предполагали, что здесь-то и должна находиться Ниневия. Однако выбор оказался неудачным: Ботта ничего не сумел найти. Злая ирония судьбы: девять лет спустя Генри Лэйярд именно здесь, под холмом Куюнджик, откроет руины легендарной Ниневии.
Наступил март 1843 года. В один из дней в кабинете Ботта появился некий араб и сказал, что может показать ему место, где видимо-невидимо древних кирпичей с надписями, из которых он и его односельчане сооружают очаги в домах. Заинтересовавшись этим сообщением, Ботта отправил с арабом своих людей. Проводник привел маленькую экспедицию на холм, расположенный у селения Хорсабад, в 75 километрах от Мосула. Здесь волею судьбы Ботта суждено было обнаружить первый памятник древней ассирийской цивилизации, существовавшей более двух с половиной тысячелетий назад. Это открытие сделало имя Ботта бессмертным.
Но тогда, в марте 1843 года, стоя на вершине загадочного холма, Ботта не знал, что судьба зло посмеется над ним. В том, что он нашел именно Ниневию, Ботта был убежден едва ли не до конца дней своих. И изданное им в Париже в 1847–1850 годах роскошное пятитомное издание носило гордое название «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта». Но это была… не Ниневия! Холм возле селения Хорсабад скрывал руины другой ассирийской столицы — Дур-Шаррукина, резиденции царя Саргона II с великолепным дворцом, сооруженным в 709 году до н. э., после завоевания Вавилона. Мнимое «открытие» Ниневии Ботта вошло в анналы археологической науки в качестве вопиющей ошибки неопытного ученого.
Но это все еще будет впереди. А пока идет март Х1843 года, и Поль Эмиль Ботта впервые в истории науки приступает к раскопкам ассирийского города.
Буквально через час после начала раскопок из земли выступили полуразрушенные стены. Когда исследователи соскоблили налипшую на них грязь, перед их взором появились многочисленные надписи, рисунки, рельефы, изображения зверей…
… Главная тема рельефов и рисунков — прославление царя, его власти, его Деяний. Лицо царя не имеет индивидуальных черт. Оно просто символизирует власть. Царь одинаково грозен и безличен и на охоте, и в бою, и во время Процессий в сопровождении толстых, безбородых евнухов, держащих над его головой опахала, и когда пирует с царицей, празднуя победу над очередным врагом, чья отрубленная голова висит тут же, рядом с пирующими. Баснословна роскошь царских облачений, утвари, бесчисленных украшений. И беспримерно во всей истории мирового искусства изображение жестокости: пленников сажают на кол, в присутствии царя у них вырывают языки и сдирают Кожу. Все это без тени жалости делают могучие и безликие воины с пудовыми мышцами, с бородами, заплетенными в косички. И сам царь отличается от них только роскошью одежда — у него такие же безразмерные мускулы, такая же борода, такой же отсутствующий взгляд. Здесь нет человека. Это — апофеоз какой-то первобытной силы, возведенной в культ.
На одном из рельефов изображен царь на колеснице, на другом — крылатые божества в богатых одеяниях, держащие в руках шишки пинии — символы плодородия. Рядом с божествами стоят царские евнухи и военачальники. Спокойны и величественны позы божеств, бесстрастны их лица. Вся сцена проникнута торжественностью, присущей религиозному обряду.
Большая группа рельефов рассказывает о возвращении ассирийских воинов из государства Наири (Урарту). Из предпринятого в 714 году до н. э. похода против этого своего соседа и старого соперника ассирийский царь Саргон II вернулся победителем. Он разгромил города, уничтожил посевы, угнал скот, часть жителей казнил, часть увел в рабство.
«Имуществом дворца Урзаны и Халди и многим, многим богатством его, которые я похитил в Мусасири, — пишет Саргон, — я нагрузил мои многочисленные войска во всем обилии и заставил стащить в Ассирию. Людей области Мусасири я причислил к людям Ассирии, повинность воинскую и строительную я наложил на них, как на ассирийцев. Услышал Урса [урартский царь], поник на землю, разодрал свои одежды, опустил руки, сорвал головную повязку, распустил волосы, прижал обе руки к сердцу, повалился на брюхо, его сердце остановилось, его печень горела, в устах его были горестные вопли. Во всем Урарту я распространил рыдания, плач на вечные времена я устроил в Наири». На рельефах дворца царь Саргон принимает добычу, привезенную из Урарту: пленных и скот, модели захваченных крепостей, оружие, прекрасные металлические кубки в форме львиных голов. Царь окружен придворными и слугами, созерцающими сцену триумфа.
А вот царь охотится. Пружинисто сгибаются под тяжестью всадников мчащиеся по пустыне верблюды… Львиная ярость и бешеный конский бег… Это — вершина ассирийского искусства. Такой динамизм, такая мощь порыва и не снились египетскому художнику, изобразившему едва ли не самую бурную в искусстве Древнего Египта сцену охоты на львов на ларце из гробницы Тутанхамона.
Не культовые, а светские сюжеты преобладают в рельефах и росписях ассирийских дворцов, великолепием которых, по существу, и исчерпывается искусство Ассирии. Не культовая, а грандиозная, сверхчеловеческая дворцовая и крепостная архитектура была характерна для всей до предела милитаризованной ассирийской державы.
… Изобилие рельефов и скульптур было поразительным. Как зачарованный Ботта сидел в раскопе и срисовывал причудливые, совершенно необычные изображения крылатых зверей, фигуры бородатых людей; ничего подобного ему не приходилось видеть даже в Египте, да и вообще европейцам еще не были знакомы такие изображения.
Открытие Ботта стало мировой сенсацией. До сих пор колыбелью человечества считали Египет. О древних царствах Двуречья до этого сообщала лишь Библия, которую европейские ученые XIX века со времен французского Просвещения привыкли считать «сборником легенд». Но открытие Ботта свидетельствовало о том, что в Двуречье действительно некогда существовала по меньшей мере такая же древняя, а если признать сведения Библии достоверными, то даже еще более древняя, чем Египет, цивилизация. Открытия Ботта положили начало ассириологии как одной из ветвей археологической науки.
Многочисленные исследователи, зачастившие в Хорсабад уже после первых сообщений Ботта, пришли к выводу, что это — древний Дур-Шаррукин, загородная резиденция царя Саргона (Шаррукина) II, тот самый, который упоминается в пророчествах библейского пророка Исайи. Это был летний дворец на окраине Ниневии, своеобразный Версаль Древнего мира.
Первые раскопки Дур-Шаррукина велись три года — с 1843 по 1846-й. Затем в 1852 году их продолжил Виктор Плас. Стена за стеной поднимались из земли величественные здания с великолепно украшенными порталами, с роскошными помещениями, ходами и залами, с гаремом из трех отделений и остатками ступенчатой башни-зиккурата. Стены дворца покрывали изображения диковинных животных, барельефы бородатых царей и крылатых богов. В его помещениях археологи нашли изумительные по форме вазы и предметы из алебастра, рассыпавшиеся от прикосновения в порошок. Все эти вещи говорили о величии открытой цивилизации.
Дворец был сооружен на искусственной террасе и доминировал над расположенным у его подножия городом. Площадь дворца составляет 10 гектаров при общей площади города 18 гектаров. Крепостная стена, окружавшая город, подходила вплотную к дворцу так, что часть дворцовых помещений выдавалась вперед, образуя огромный бастион над крутым обрывом холма. С высоких башен стража могла увидеть врагов на далеком расстоянии, а отвесные склоны затрудняли осаду крепости. Дворец имел 30 дворов и 210 залов. В центре находилась царская резиденция, вокруг нее группировались служебные помещения, гарем, храмы, зиккурат.
Во внутренних покоях дворца обнаружены остатки стенных росписей и панелей из глазурованных кирпичей. Комнаты были узкими, длинными и высокими, балки перекрытий делались из ливанского кедра, стены парадных залов в нижней части облицовывались рельефными фризами.
Величественны и фантастичны возвышавшиеся у входа во дворец Саргона грандиозные крылатые быки — шеду, стражи царских чертогов, охранявшие их от врагов, видимых и невидимых. Они — в высоких тиарах, с высокомерными человеческими ликами, сверкающими глазами, с огромными, прямоугольными, сплошь закрученными мелким завитком борода-Ми. Характерная черта: каждый бык имеет пять ног. Добавочная нога создавала иллюзию шага животного по направлению к зрителю: входящий во дворец видел быков сбоку — в движении, устрашающем своей тяжестью, а спереди — в не менее грозном покое…
Сегодня на руинах Дур-Шаррукина остались только следы траншей и обломки гранитных глыб. Статуи крылатых быков-шеду можно видеть в Иракском музее древностей в Багдаде. Самые знаменитые рельефы из ассирийских царских дворцов находятся в лондонском Британском музее и в парижском Лувре.
За шесть лет (1830–1836) Ботта объездил весь Ближний Восток, познакомился с Сирией, Палестиной, Египтом. В 1836 году он получил из Парижа секретный приказ: исследовать прибрежные области Красного моря от Синайского полуострова до Йемена. Объездив всю Аравию, Ботта в 1838 году вернулся в Париж, где описал свое путешествие в пространных путевых заметках.
Назначение в Мосул, расположенный на правом берегу Тигра и бывший тогда центром турецкого вилайета, Ботта воспринял с большим воодушевлением. Он горячо интересовался всевозможными древностями и хорошо владел арабским языком. Зная это, французское Азиатское общество поручило Ботта найти остатки знаменитой Ниневии — легендарной столицы Ассирии, которая много раз упоминается в Библии.
Ассирия — древняя страна Ашшур — располагалась на севере Месопотамии, вдоль берегов бурного Тигра. Тигр считается самой беспокойной рекой Ирака. Выходя из берегов, он затопляет большие площади плодородных земель, прилегающих к его берегам, размывает глинобитные лачуги, уничтожает скот. Недаром именно в Месопотамии, единственной стране Передней Азии, больше страдающей от избытка воды, чем от ее недостатка, сохранилось столько легенд о Всемирном потопе.
Ассирийское государство сложилось в XIII веке до н. э. А в XI–VII вв. до н. э. Ассирия превращается в могущественную державу, подчинившую своему влиянию обширные земли. Цари Ассирии распространили свою власть на всю территорию Двуречья, создали мощное единое государство и, использовав Двуречье как плацдарм, огнем и мечом распространили свое господство на огромные территории от Синайского полуострова до Армении, от Малой Азии до Египта. С периодом наивысшего расцвета Ассирии связан и расцвет ее последней столицы, Ниневии, остатки которой теперь предстояло отыскать Полю Ботта.
Все свое свободное время Ботта посвящал исследованиям окрестностей Мосула, собирая старинные черепки, кирпичи, испещренные непонятными знаками. Обилие древностей в здешних местах, казалось, должно было внушать оптимизм. Но Ботта не был археологом в строгом смысле этого слова, да и сама археологическая наука делала в ту пору лишь свои первые шаги. Поэтому в своих поисках Ботта мог рассчитывать только на интуицию, на помощь местных жителей, которые сами толком не знали, где искать Ниневию, давно забытую столицу ассирийских царей.
Наконец круг поисков Ботта сузился до огромного холма, расположенного на левом берегу Тигра вблизи селения Куюнджик. Местные жители предполагали, что здесь-то и должна находиться Ниневия. Однако выбор оказался неудачным: Ботта ничего не сумел найти. Злая ирония судьбы: девять лет спустя Генри Лэйярд именно здесь, под холмом Куюнджик, откроет руины легендарной Ниневии.
Наступил март 1843 года. В один из дней в кабинете Ботта появился некий араб и сказал, что может показать ему место, где видимо-невидимо древних кирпичей с надписями, из которых он и его односельчане сооружают очаги в домах. Заинтересовавшись этим сообщением, Ботта отправил с арабом своих людей. Проводник привел маленькую экспедицию на холм, расположенный у селения Хорсабад, в 75 километрах от Мосула. Здесь волею судьбы Ботта суждено было обнаружить первый памятник древней ассирийской цивилизации, существовавшей более двух с половиной тысячелетий назад. Это открытие сделало имя Ботта бессмертным.
Но тогда, в марте 1843 года, стоя на вершине загадочного холма, Ботта не знал, что судьба зло посмеется над ним. В том, что он нашел именно Ниневию, Ботта был убежден едва ли не до конца дней своих. И изданное им в Париже в 1847–1850 годах роскошное пятитомное издание носило гордое название «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта». Но это была… не Ниневия! Холм возле селения Хорсабад скрывал руины другой ассирийской столицы — Дур-Шаррукина, резиденции царя Саргона II с великолепным дворцом, сооруженным в 709 году до н. э., после завоевания Вавилона. Мнимое «открытие» Ниневии Ботта вошло в анналы археологической науки в качестве вопиющей ошибки неопытного ученого.
Но это все еще будет впереди. А пока идет март Х1843 года, и Поль Эмиль Ботта впервые в истории науки приступает к раскопкам ассирийского города.
Буквально через час после начала раскопок из земли выступили полуразрушенные стены. Когда исследователи соскоблили налипшую на них грязь, перед их взором появились многочисленные надписи, рисунки, рельефы, изображения зверей…
… Главная тема рельефов и рисунков — прославление царя, его власти, его Деяний. Лицо царя не имеет индивидуальных черт. Оно просто символизирует власть. Царь одинаково грозен и безличен и на охоте, и в бою, и во время Процессий в сопровождении толстых, безбородых евнухов, держащих над его головой опахала, и когда пирует с царицей, празднуя победу над очередным врагом, чья отрубленная голова висит тут же, рядом с пирующими. Баснословна роскошь царских облачений, утвари, бесчисленных украшений. И беспримерно во всей истории мирового искусства изображение жестокости: пленников сажают на кол, в присутствии царя у них вырывают языки и сдирают Кожу. Все это без тени жалости делают могучие и безликие воины с пудовыми мышцами, с бородами, заплетенными в косички. И сам царь отличается от них только роскошью одежда — у него такие же безразмерные мускулы, такая же борода, такой же отсутствующий взгляд. Здесь нет человека. Это — апофеоз какой-то первобытной силы, возведенной в культ.
На одном из рельефов изображен царь на колеснице, на другом — крылатые божества в богатых одеяниях, держащие в руках шишки пинии — символы плодородия. Рядом с божествами стоят царские евнухи и военачальники. Спокойны и величественны позы божеств, бесстрастны их лица. Вся сцена проникнута торжественностью, присущей религиозному обряду.
Большая группа рельефов рассказывает о возвращении ассирийских воинов из государства Наири (Урарту). Из предпринятого в 714 году до н. э. похода против этого своего соседа и старого соперника ассирийский царь Саргон II вернулся победителем. Он разгромил города, уничтожил посевы, угнал скот, часть жителей казнил, часть увел в рабство.
«Имуществом дворца Урзаны и Халди и многим, многим богатством его, которые я похитил в Мусасири, — пишет Саргон, — я нагрузил мои многочисленные войска во всем обилии и заставил стащить в Ассирию. Людей области Мусасири я причислил к людям Ассирии, повинность воинскую и строительную я наложил на них, как на ассирийцев. Услышал Урса [урартский царь], поник на землю, разодрал свои одежды, опустил руки, сорвал головную повязку, распустил волосы, прижал обе руки к сердцу, повалился на брюхо, его сердце остановилось, его печень горела, в устах его были горестные вопли. Во всем Урарту я распространил рыдания, плач на вечные времена я устроил в Наири». На рельефах дворца царь Саргон принимает добычу, привезенную из Урарту: пленных и скот, модели захваченных крепостей, оружие, прекрасные металлические кубки в форме львиных голов. Царь окружен придворными и слугами, созерцающими сцену триумфа.
А вот царь охотится. Пружинисто сгибаются под тяжестью всадников мчащиеся по пустыне верблюды… Львиная ярость и бешеный конский бег… Это — вершина ассирийского искусства. Такой динамизм, такая мощь порыва и не снились египетскому художнику, изобразившему едва ли не самую бурную в искусстве Древнего Египта сцену охоты на львов на ларце из гробницы Тутанхамона.
Не культовые, а светские сюжеты преобладают в рельефах и росписях ассирийских дворцов, великолепием которых, по существу, и исчерпывается искусство Ассирии. Не культовая, а грандиозная, сверхчеловеческая дворцовая и крепостная архитектура была характерна для всей до предела милитаризованной ассирийской державы.
… Изобилие рельефов и скульптур было поразительным. Как зачарованный Ботта сидел в раскопе и срисовывал причудливые, совершенно необычные изображения крылатых зверей, фигуры бородатых людей; ничего подобного ему не приходилось видеть даже в Египте, да и вообще европейцам еще не были знакомы такие изображения.
Открытие Ботта стало мировой сенсацией. До сих пор колыбелью человечества считали Египет. О древних царствах Двуречья до этого сообщала лишь Библия, которую европейские ученые XIX века со времен французского Просвещения привыкли считать «сборником легенд». Но открытие Ботта свидетельствовало о том, что в Двуречье действительно некогда существовала по меньшей мере такая же древняя, а если признать сведения Библии достоверными, то даже еще более древняя, чем Египет, цивилизация. Открытия Ботта положили начало ассириологии как одной из ветвей археологической науки.
Многочисленные исследователи, зачастившие в Хорсабад уже после первых сообщений Ботта, пришли к выводу, что это — древний Дур-Шаррукин, загородная резиденция царя Саргона (Шаррукина) II, тот самый, который упоминается в пророчествах библейского пророка Исайи. Это был летний дворец на окраине Ниневии, своеобразный Версаль Древнего мира.
Первые раскопки Дур-Шаррукина велись три года — с 1843 по 1846-й. Затем в 1852 году их продолжил Виктор Плас. Стена за стеной поднимались из земли величественные здания с великолепно украшенными порталами, с роскошными помещениями, ходами и залами, с гаремом из трех отделений и остатками ступенчатой башни-зиккурата. Стены дворца покрывали изображения диковинных животных, барельефы бородатых царей и крылатых богов. В его помещениях археологи нашли изумительные по форме вазы и предметы из алебастра, рассыпавшиеся от прикосновения в порошок. Все эти вещи говорили о величии открытой цивилизации.
Дворец был сооружен на искусственной террасе и доминировал над расположенным у его подножия городом. Площадь дворца составляет 10 гектаров при общей площади города 18 гектаров. Крепостная стена, окружавшая город, подходила вплотную к дворцу так, что часть дворцовых помещений выдавалась вперед, образуя огромный бастион над крутым обрывом холма. С высоких башен стража могла увидеть врагов на далеком расстоянии, а отвесные склоны затрудняли осаду крепости. Дворец имел 30 дворов и 210 залов. В центре находилась царская резиденция, вокруг нее группировались служебные помещения, гарем, храмы, зиккурат.
Во внутренних покоях дворца обнаружены остатки стенных росписей и панелей из глазурованных кирпичей. Комнаты были узкими, длинными и высокими, балки перекрытий делались из ливанского кедра, стены парадных залов в нижней части облицовывались рельефными фризами.
Величественны и фантастичны возвышавшиеся у входа во дворец Саргона грандиозные крылатые быки — шеду, стражи царских чертогов, охранявшие их от врагов, видимых и невидимых. Они — в высоких тиарах, с высокомерными человеческими ликами, сверкающими глазами, с огромными, прямоугольными, сплошь закрученными мелким завитком борода-Ми. Характерная черта: каждый бык имеет пять ног. Добавочная нога создавала иллюзию шага животного по направлению к зрителю: входящий во дворец видел быков сбоку — в движении, устрашающем своей тяжестью, а спереди — в не менее грозном покое…
Сегодня на руинах Дур-Шаррукина остались только следы траншей и обломки гранитных глыб. Статуи крылатых быков-шеду можно видеть в Иракском музее древностей в Багдаде. Самые знаменитые рельефы из ассирийских царских дворцов находятся в лондонском Британском музее и в парижском Лувре.
ПЕРВОЕ ОТКРЫТИЕ ГЕНРИ ЛЭЙЯРДА
В тридцати километрах от иракского города Мосул располагается небольшая арабская деревня Нимруд, на окраине которой высится явно имеющий искусственное происхождение холм с ровно срезанной вершиной. За ним виднеется еще несколько холмов меньших размеров. Здесь, под грудами серой земли, погребены развалины одной из столиц Ассирии — Калаха (Кальхи).
В 1839 году в этих местах, на пустынных берегах Тигра, появился 23-летний английский ученый и путешественник Остин Генри Лэйярд (1817–1894). Путешествуя верхом по окрестностям Мосула, он повсюду встречал следы древней истории Месопотамии. «Я почувствовал непреодолимое желание осмотреть местность по ту сторону Евфрата, — вспоминал годы спустя Лэйярд — Большинство путешественников испытало это желание перешагнуть через реку и исследовать местность, отделенную на картах от границ Сирии колоссальным белым пятном, протянувшимся от Алеппо до берегов Тифа. История Ассирии, Вавилонии и Халдеи еще весьма темна, с этими странами связаны истории великих наций, там бродят угрюмые тени прошлого больших городов; огромные каменные руины, лежащие среди пустыни, как бы насмехаются над описаниями путешественников. Следуя заветам пророков, по этой стране, по этой равнине, которую евреи и язычники считают колыбелью своего народа, кочуют остатки больших племен» Среди множества холмов далеко на горизонте Лэйярд заметил особенно высокую пирамидальную гору, которая возвышается над пустынной равниной. Она представляла собой груду земли, поросшую травой, где не было никаких следов человеческой деятельности. Но там, где дожди размыли склоны холма, из земли выступали остатки стен. Что это за руины?
Лэйярда весьма заинтересовало библейское название расположенной поблизости деревни — Нимруд. Нимродом или Нимрудом звали правнука легендарного Ноя. Лэйярд хорошо помнил, что Библия, в те времена являвшаяся практически единственным источником по истории Передней Азии, прямо связывала имя Нимруда с древними столицами Ассирии: «Царство его вначале составили: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию и Реховофир, Калах и Ресен между Ниневиею и между Калахом, это город великий».
Арабская устная традиция приписывала Нимруду основание здешнего поселения, на окраине которого высился громадный холм. Арабы называли его Калах-Шергат. «Калах»… Не тот ли это Калах, который упоминается в Библии?
«Эти гигантские холмы в Ассирии произвели на меня более сильное впечатление, вызвали больше глубоких и серьезных размышлений, чем храмы Баальбека и театры Ионии», — писал Лэйярд. Эти «бесформенные, мрачные кучи земли», возвышающиеся на выжженной солнцем равнине, несомненно скрывали какую-то тайну. Местные жители рассказывали о загадочных фигурах из черного камня, которые находятся под толщей земли. На поверхности холма поблескивали осколки мрамора и алебастра…
В 1845 году Лэйярд вернулся в эти места. Всего с шестью рабочими он приступил к раскопкам холма Калах-Шергат, еще не подозревая, что сделанные им здесь открытия поставят его имя в один ряд с именами величайших археологов XIX века.
Начав копать, уже через 24 часа Лэйярд наткнулся на стены двух ассирийских дворцов. Первыми из того, что обнаружили археологи, были несколько вертикально поставленных каменных плит. Выяснилось, что это облицовка стен какого-то помещения, которое, судя по богатству декора, могло быть только царским дворцом.
Лэйярд отправил трех человек копать с противоположной стороны холма, и здесь снова заступ археолога наткнулся на стену, оказавшуюся углом второго дворца. Она была покрыта великолепными рельефами, среди которых особенно выделялся один, изображающий ассирийского царя:
«На нем изображена батальная сцена, — вспоминал Лэйярд, — во весь опор мчатся две колесницы; в каждой колеснице — три воина, старший из них, безбородый (по всей вероятности, евнух) облачен в доспехи из металлических пластинок, на голове его остроконечный шлем, напоминающий старинные норманнские шлемы. Левой рукой он крепко держит лук, а правой чуть ли не до плеча оттягивает тетиву с наложенной на нее стрелой Меч его покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов.
Рядом с ним стоит возничий, с помощью поводьев и кнута он направляет бег коней, щитоносец отбивает круглым щитом, возможно, из чеканного золота, вражеские стрелы и копья. С удивлением отмечал я изящество и богатство отделки, точное и в то же время тонкое изображение как людей, так и коней; знание законов изобразительного искусства нашло здесь свое выражение в группировке фигур и общей композиции».
Потом, годы спустя, было найдено множество подобных барельефов, ныне украшающих музеи Ирака, Европы и Америки. Они удивительно реалистичны по своему содержанию, и их внимательное изучение дает возможность заглянуть в жизнь тех людей, и прежде всего тех ассирийских правителей, о которых еще полтора века назад было известно только из Библии. Но для тех исследователей, которым впервые удалось откопать эти изображения и отряхнуть с них пыль веков, они были волнующей новинкой.
…Однажды утром к Лэйярду прибежали взволнованные и радостные рабочие, работавшие на втором раскопе. Они потрясали своими кирками и заступами, кричали и танцевали. «Скорее, о бей, скорее, — кричали они, — нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его! Мы нашли Нимрода, самого Нимрода, мы видели его собственными глазами…»
Лэйярд стремглав полетел к раскопу. Из толщи земли величественно поднималась практически нетронутая временем исполинская алебастровая голова крылатого человеко-льва.
«Она удивительно хорошо сохранилась, — писал Лэйярд. — Выражение лица было спокойным и в то же время величественным; черты лица переданы так свободно и в то же время с таким пониманием законов искусства, какое с трудом можно было предположить для столь далекой от нас эпохи».
Сегодня мы знаем, что это была одна из многих статуй главных ассирийских богов. Их было четыре: Мардук, которого изображали в виде крылатого быка, Набу — его изображали как крылатого человека, Нергал крылатый лев и Нинурта, которого изображали в виде орла.
Лэйярд был потрясен. «Целыми часами я рассматривал эти таинственные символические изображения и размышлял об их назначении и их истории, — вспоминал он. — Что более благородное мог бы ввести тот или иной народ в храмы своих богов? Какие более возвышенные изображения могли быть заимствованы у природы людьми, которые… пытались найти воплощение своим представлениям о мудрости, силе и вездесущности высшего существа? Что могло лучше олицетворять ум и знания, чем голова' человека, силу — чем туловище льва, вездесущность — чем крылья птицы!
Эти крылатые человеко-львы вовсе не были бессмысленными творениями, они не были лишь плодом досужей фантазии — их внешний вид передавал то, что они должны были символизировать. Они внушали благоговение, они были созданы в назидание поколениям людей, живших за три тысячелетия до нас. Сквозь охраняемые ими порталы несли свои жертвоприношения правители, жрецы и воины еще задолго до того, как мудрость Востока распространилась на Грецию, снабдив ее мифологию издавна известными ассирийцам символическими изображениями. Они были погребены под землей еще до основания Вечного города, и об их существовании никто не подозревал. Двадцать пять столетий были они скрыты от взоров людей и вот появились вновь во всем своем былом величии. Но как изменилось все кругом… Великолепные храмы и богатые города превратились в руины, едва угадываемые под бесформенными кучами земли. Над теми обширными залами, где некогда стояли эти статуи, плуг провел свою борозду, и волнами колыхалась тучная нива. Монументы, сохранившиеся в Египте, немые свидетели былой мощи и славы, не менее поразительны, но они на протяжении столетий стояли, открытые всем взорам. Те же, с которыми довелось столкнуться мне, только что появились из небытия…»
Работы на холме Нимруд продолжались три года. Лэйярду удалось вызволить из небытия столицу древнего Ассирийского царства, в центре которой некогда возвышался дворец царя Ашшурнасирапала II (883–859 гг. до н. э.). Именно этот царь перенес столицу Ассирии из древнего Ашшура сюда, в Калах.
Особенностью традиций Ассирии было то, что почти каждый ее новый правитель, взойдя на престол, сооружал себе новую укрепленную столицу, стараясь при этом превзойти предшественника в пышности и величественности построек. Благодаря этому в Месопотамии сегодня сохранилось множество значительных памятников ассирийского периода.
Дворец Ашшурнасирапала, сооруженный в IX в. до н. э., был грандиозен. Он имел большой квадратный внутренний двор, вокруг которого располагались парадные, жилые и хозяйственные помещения. Стены многих из них были покрыты рельефами с изображениями военных подвигов царя, охоты, царских приемов. Эти рельефы отличает буквально протокольная точность в передаче событий, простота композиций, четкость контуров. Вход во дворец охраняли фигуры шеду — фантастические существа с телом быка, крыльями птицы и лицом человека.
Весной 1848 года дворец Ашшурнасирапала был практически полностью освобожден из-под земли Незадолго до своего отъезда Лэйярд обошел его целиком и оставил нам свои впечатления от этого величественного сооружения:
«Спустимся по грубо вырубленным в земле ступеням в главную траншею. Двадцать шагов в глубину — и мы между двумя крылатыми человеко-львами, образующими портал. В подземном лабиринте беспокойная суета; арабы носятся повсюду: некоторые несут наполненные землей корзины, Другие — кувшины с водой для своих товарищей. Халдеи в своих полосатых одеждах и остроконечных шапочках бьют кирками неподатливую почву, с каждым ударом поднимая целую тучу мельчайшей пыли. Изредка с какого-нибудь дальнего холма доносятся мелодии курдской музыки; услышав ее, арабы затягивают хором свой воинственный клич и с новой энергией берутся за работу.
Миновав львов, мы входим в главную залу. От нее остались лишь руины, но по обеим ее сторонам стоят гигантские крылатые фигуры, одни с головами орла, другие, — созданные по человеческому подобию. В руках у них какие-то загадочные символические предметы. Налево — еще один портал, который также образуют крылатые львы. Один из них упал наискосок, загородив дорогу, и нам с трудом удается проползти под ним. За этим порталом находится крылатая фигура человека и две плиты с барельефами, настолько, однако, испорченные, что почти невозможно разобрать, что на них изображено. Еще далее, вероятно, была стена, но сейчас от нее ничего не осталось. Исчезла и противоположная стена залы: мы видим лишь высокую земляную насыпь, и только при внимательном осмотре удается обнаружить следы облицовки — остатки кирпичей из необожженной глины, которые уже давно приобрели тот же оттенок, что и окружающая их земля.
В 1839 году в этих местах, на пустынных берегах Тигра, появился 23-летний английский ученый и путешественник Остин Генри Лэйярд (1817–1894). Путешествуя верхом по окрестностям Мосула, он повсюду встречал следы древней истории Месопотамии. «Я почувствовал непреодолимое желание осмотреть местность по ту сторону Евфрата, — вспоминал годы спустя Лэйярд — Большинство путешественников испытало это желание перешагнуть через реку и исследовать местность, отделенную на картах от границ Сирии колоссальным белым пятном, протянувшимся от Алеппо до берегов Тифа. История Ассирии, Вавилонии и Халдеи еще весьма темна, с этими странами связаны истории великих наций, там бродят угрюмые тени прошлого больших городов; огромные каменные руины, лежащие среди пустыни, как бы насмехаются над описаниями путешественников. Следуя заветам пророков, по этой стране, по этой равнине, которую евреи и язычники считают колыбелью своего народа, кочуют остатки больших племен» Среди множества холмов далеко на горизонте Лэйярд заметил особенно высокую пирамидальную гору, которая возвышается над пустынной равниной. Она представляла собой груду земли, поросшую травой, где не было никаких следов человеческой деятельности. Но там, где дожди размыли склоны холма, из земли выступали остатки стен. Что это за руины?
Лэйярда весьма заинтересовало библейское название расположенной поблизости деревни — Нимруд. Нимродом или Нимрудом звали правнука легендарного Ноя. Лэйярд хорошо помнил, что Библия, в те времена являвшаяся практически единственным источником по истории Передней Азии, прямо связывала имя Нимруда с древними столицами Ассирии: «Царство его вначале составили: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию и Реховофир, Калах и Ресен между Ниневиею и между Калахом, это город великий».
Арабская устная традиция приписывала Нимруду основание здешнего поселения, на окраине которого высился громадный холм. Арабы называли его Калах-Шергат. «Калах»… Не тот ли это Калах, который упоминается в Библии?
«Эти гигантские холмы в Ассирии произвели на меня более сильное впечатление, вызвали больше глубоких и серьезных размышлений, чем храмы Баальбека и театры Ионии», — писал Лэйярд. Эти «бесформенные, мрачные кучи земли», возвышающиеся на выжженной солнцем равнине, несомненно скрывали какую-то тайну. Местные жители рассказывали о загадочных фигурах из черного камня, которые находятся под толщей земли. На поверхности холма поблескивали осколки мрамора и алебастра…
В 1845 году Лэйярд вернулся в эти места. Всего с шестью рабочими он приступил к раскопкам холма Калах-Шергат, еще не подозревая, что сделанные им здесь открытия поставят его имя в один ряд с именами величайших археологов XIX века.
Начав копать, уже через 24 часа Лэйярд наткнулся на стены двух ассирийских дворцов. Первыми из того, что обнаружили археологи, были несколько вертикально поставленных каменных плит. Выяснилось, что это облицовка стен какого-то помещения, которое, судя по богатству декора, могло быть только царским дворцом.
Лэйярд отправил трех человек копать с противоположной стороны холма, и здесь снова заступ археолога наткнулся на стену, оказавшуюся углом второго дворца. Она была покрыта великолепными рельефами, среди которых особенно выделялся один, изображающий ассирийского царя:
«На нем изображена батальная сцена, — вспоминал Лэйярд, — во весь опор мчатся две колесницы; в каждой колеснице — три воина, старший из них, безбородый (по всей вероятности, евнух) облачен в доспехи из металлических пластинок, на голове его остроконечный шлем, напоминающий старинные норманнские шлемы. Левой рукой он крепко держит лук, а правой чуть ли не до плеча оттягивает тетиву с наложенной на нее стрелой Меч его покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов.
Рядом с ним стоит возничий, с помощью поводьев и кнута он направляет бег коней, щитоносец отбивает круглым щитом, возможно, из чеканного золота, вражеские стрелы и копья. С удивлением отмечал я изящество и богатство отделки, точное и в то же время тонкое изображение как людей, так и коней; знание законов изобразительного искусства нашло здесь свое выражение в группировке фигур и общей композиции».
Потом, годы спустя, было найдено множество подобных барельефов, ныне украшающих музеи Ирака, Европы и Америки. Они удивительно реалистичны по своему содержанию, и их внимательное изучение дает возможность заглянуть в жизнь тех людей, и прежде всего тех ассирийских правителей, о которых еще полтора века назад было известно только из Библии. Но для тех исследователей, которым впервые удалось откопать эти изображения и отряхнуть с них пыль веков, они были волнующей новинкой.
…Однажды утром к Лэйярду прибежали взволнованные и радостные рабочие, работавшие на втором раскопе. Они потрясали своими кирками и заступами, кричали и танцевали. «Скорее, о бей, скорее, — кричали они, — нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его! Мы нашли Нимрода, самого Нимрода, мы видели его собственными глазами…»
Лэйярд стремглав полетел к раскопу. Из толщи земли величественно поднималась практически нетронутая временем исполинская алебастровая голова крылатого человеко-льва.
«Она удивительно хорошо сохранилась, — писал Лэйярд. — Выражение лица было спокойным и в то же время величественным; черты лица переданы так свободно и в то же время с таким пониманием законов искусства, какое с трудом можно было предположить для столь далекой от нас эпохи».
Сегодня мы знаем, что это была одна из многих статуй главных ассирийских богов. Их было четыре: Мардук, которого изображали в виде крылатого быка, Набу — его изображали как крылатого человека, Нергал крылатый лев и Нинурта, которого изображали в виде орла.
Лэйярд был потрясен. «Целыми часами я рассматривал эти таинственные символические изображения и размышлял об их назначении и их истории, — вспоминал он. — Что более благородное мог бы ввести тот или иной народ в храмы своих богов? Какие более возвышенные изображения могли быть заимствованы у природы людьми, которые… пытались найти воплощение своим представлениям о мудрости, силе и вездесущности высшего существа? Что могло лучше олицетворять ум и знания, чем голова' человека, силу — чем туловище льва, вездесущность — чем крылья птицы!
Эти крылатые человеко-львы вовсе не были бессмысленными творениями, они не были лишь плодом досужей фантазии — их внешний вид передавал то, что они должны были символизировать. Они внушали благоговение, они были созданы в назидание поколениям людей, живших за три тысячелетия до нас. Сквозь охраняемые ими порталы несли свои жертвоприношения правители, жрецы и воины еще задолго до того, как мудрость Востока распространилась на Грецию, снабдив ее мифологию издавна известными ассирийцам символическими изображениями. Они были погребены под землей еще до основания Вечного города, и об их существовании никто не подозревал. Двадцать пять столетий были они скрыты от взоров людей и вот появились вновь во всем своем былом величии. Но как изменилось все кругом… Великолепные храмы и богатые города превратились в руины, едва угадываемые под бесформенными кучами земли. Над теми обширными залами, где некогда стояли эти статуи, плуг провел свою борозду, и волнами колыхалась тучная нива. Монументы, сохранившиеся в Египте, немые свидетели былой мощи и славы, не менее поразительны, но они на протяжении столетий стояли, открытые всем взорам. Те же, с которыми довелось столкнуться мне, только что появились из небытия…»
Работы на холме Нимруд продолжались три года. Лэйярду удалось вызволить из небытия столицу древнего Ассирийского царства, в центре которой некогда возвышался дворец царя Ашшурнасирапала II (883–859 гг. до н. э.). Именно этот царь перенес столицу Ассирии из древнего Ашшура сюда, в Калах.
Особенностью традиций Ассирии было то, что почти каждый ее новый правитель, взойдя на престол, сооружал себе новую укрепленную столицу, стараясь при этом превзойти предшественника в пышности и величественности построек. Благодаря этому в Месопотамии сегодня сохранилось множество значительных памятников ассирийского периода.
Дворец Ашшурнасирапала, сооруженный в IX в. до н. э., был грандиозен. Он имел большой квадратный внутренний двор, вокруг которого располагались парадные, жилые и хозяйственные помещения. Стены многих из них были покрыты рельефами с изображениями военных подвигов царя, охоты, царских приемов. Эти рельефы отличает буквально протокольная точность в передаче событий, простота композиций, четкость контуров. Вход во дворец охраняли фигуры шеду — фантастические существа с телом быка, крыльями птицы и лицом человека.
Весной 1848 года дворец Ашшурнасирапала был практически полностью освобожден из-под земли Незадолго до своего отъезда Лэйярд обошел его целиком и оставил нам свои впечатления от этого величественного сооружения:
«Спустимся по грубо вырубленным в земле ступеням в главную траншею. Двадцать шагов в глубину — и мы между двумя крылатыми человеко-львами, образующими портал. В подземном лабиринте беспокойная суета; арабы носятся повсюду: некоторые несут наполненные землей корзины, Другие — кувшины с водой для своих товарищей. Халдеи в своих полосатых одеждах и остроконечных шапочках бьют кирками неподатливую почву, с каждым ударом поднимая целую тучу мельчайшей пыли. Изредка с какого-нибудь дальнего холма доносятся мелодии курдской музыки; услышав ее, арабы затягивают хором свой воинственный клич и с новой энергией берутся за работу.
Миновав львов, мы входим в главную залу. От нее остались лишь руины, но по обеим ее сторонам стоят гигантские крылатые фигуры, одни с головами орла, другие, — созданные по человеческому подобию. В руках у них какие-то загадочные символические предметы. Налево — еще один портал, который также образуют крылатые львы. Один из них упал наискосок, загородив дорогу, и нам с трудом удается проползти под ним. За этим порталом находится крылатая фигура человека и две плиты с барельефами, настолько, однако, испорченные, что почти невозможно разобрать, что на них изображено. Еще далее, вероятно, была стена, но сейчас от нее ничего не осталось. Исчезла и противоположная стена залы: мы видим лишь высокую земляную насыпь, и только при внимательном осмотре удается обнаружить следы облицовки — остатки кирпичей из необожженной глины, которые уже давно приобрели тот же оттенок, что и окружающая их земля.