Страница:
Исполинский город славится множеством стел (их здесь насчитывается 83) и алтарей (54). Здесь были найдены и первые значительные работы майяских резчиков по дереву -12 великолепных резных притолок из твердого как сталь саподиллового дерева. Здесь же обнаружены заупокойные царские храмы и погребения лиц высокого ранга под ними, многочисленные мотивы искусства, связанные с личностью правителя и прославлением его деяний. На рельефах, стелах и росписях Тикаля правители города запечатлены в повседневных делах и заботах: здесь можно видеть сцены восшествия на престол, дворцовых аудиенций, победоносных сражений, поклонения божеству, ритуальных актов и т. д.
Изучая многочисленные находки тикальской керамики, исследователи выявили два последних этапа в истории города: «имиш» и «эснаб». Первый из них длился с 700 по 830 год. Именно в этот период в Тикале были построены пять из шести огромных храмов, шесть пирамид и десятки огромных дворцов. Максимальных размеров достигло и население города.
Керамика типа «эснаб» непосредственно происходит от традиций керамики «имиш» и по времени следует сразу же за ней. Но какой контраст в общем облике этих двух периодов!
По подсчетам ученых, население Тикаля во времена эпохи «эснаб» составляло не более 10 % от того, что существовало в городе в течение периода «имиш». В начале «эснаба» (IX в.) в Тикале прекратилось всякое архитектурное строительство, резко сократилось население. Опустели сотни жилищ. Роскошные дворцы разваливались — людям, еще жившим в них, буквально падали на голову обветшалые крыши и штукатурка. Люди периода «эснаб» жили среди руин, но они не были ни завоевателями, ни пришельцами извне — они были прямыми потомками людей эпохи «имиш», которые еще помнили дни былой славы своих предков. Уцелевшие остатки некогда могущественного народа не смогли долго продержаться среди обломков прежнего величия. И через 100–150 лет после возведения последней датированной стелы в городе Тикаль окончательно запустел (правда не исключено, что в XV веке он снова на непродолжительное время был заселен ицами, покинувшими Чичен-Ицу).
Что же случилось? В силу каких неизвестных нам причин майя покинули свой город? Полной ясности в этом вопросе до сих пор нет.
В материальной культуре Тикаля нет никаких следов нашествия иноземных завоевателей: сожженных и рухнувших зданий, сломанного оружия и беспорядочно наваленных друг на друга скелетов с пробитыми черепами. Совершенно очевидно, что чужеземцы не имели никакого отношения к тем драматическим событиям, которые разыгрались здесь приблизительно в конце IX века н. э.
Определенной популярностью пользуется гипотеза, выдвинутая впервые известным американским ученым Эриком Томпсоном. По его мнению, упадок Тикаля и других классических центров культуры майя был связан с внутренними социальными потрясениями. В ходе раскопок Тикаля археологи с удивлением обнаружили, что почти все найденные каменные скульптуры, изображающие правителей и богов, либо намеренно повреждены, либо разбиты. Но кто сделал это? С какой целью? Согласно Томпсону, здесь могла идти речь только о восстании угнетенных низов.
«Зловещие семена распада и гибели зрели внутри самого майяского общества, — пишет Томпсон. — Надо лишь на мгновение представить себе его сложную и противоречивую структуру, чтобы понять, какой ураган народного гнева готов был со дня на день обрушиться на голову правящей касты. Небольшое ядро светских аристократов и жрецов, усилиями которых поддерживался внешний блеск цивилизации майя, сознательно обрекало своих многочисленных подданных на нищету и бесправие. На долю простых земледельцев оставались лишь непосильные налоги, бесконечные поборы и трудовая повинность на строительстве дворцов и храмов. Пышные ритуальные центры росли среди лесов и болот, словно грибы после дождя, а крестьянин все туже затягивал пояс.
Неизвестно, кто первым бросил клич к восстанию, но за оружие взялись все, дружно и яростно, с надеждой на лучшие времена. И против этого всесокрушающего вала крестьянской войны не мог устоять никто.
Рассеяны и перебиты отборные отряды царских воинов. В панике бежали за пределы страны те из властителей, кто еще мог это сделать. Остальных переловили как диких зверей и подвергли мучительной казни. И когда успех восстания стал очевиден для всех, священная ярость людей обрушилась на каменных кумиров, имевших самое прямое отношение к только что свергнутым правителям и жрецам. Их портили, калечили или разбивали на куски всеми доступными способами.
Нечто похожее происходило и во многих других городах майя. Во всяком случае разбитые и намеренно поврежденные монументы с ликами царей и богов встречаются не только в Тикале, но и в Пьедрас Неграс, Иашчилане, Алтар де Сакрифисьос. Огромная и цветущая страна внезапно испытала на себе все разрушительные последствия жесточайшего социального кризиса. Через некоторое время победившие земледельцы разошлись по своим деревушкам, рассеянным по окрестным лесам. И величественные города майя окутало мертвое безмолвие».
Эта гипотеза встречает многочисленные возражения. Исследователи-американисты отмечают, что крупные социальные потрясения (восстания, мятежи и т. д.) действительно могли послужить причиной (или одной из причин) гибели некоторых городов-государств майя. Но таких городов-государств было несколько десятков, и вряд ли можно допустить, что все они почти одновременно подверглись опустошению со стороны восставшего народа.
Кроме того, как показали дальнейшие исследования, практически нет никаких реальных доказательств в пользу такого развития событий. Выяснилось, что и в Тикале, и в других городах майя классического периода стелы и алтари с изображениями правителей и богов подвергали порче и разрушению не только в конце I тысячелетия н. э. (как считал Э. Томпсон), а на Протяжении всей многовековой истории местной цивилизации. Это был Какой-то важный ритуал или обряд: по прошествии определенного цикла времени монумент портили или разбивали на части, совершая тем самым его ритуальное «убийство». Но и после данного акта он продолжал оставаться объектом ревностного почитания со стороны майя: ему приносили жертвы и дары, возжигали благовония.
Исследователь-американист X. Ардой в книге «Доколумбовы города» писал: «Признаки насилия могут относиться к двум вероятным восстаниям: одно потерпело поражение в VI в., а другое победило в X в. Но не только в Тикале — по всей Месоамерике прослеживаются следы этого желания истребить изображения некоего персонажа… преднамеренное разрушение, которое было истолковано как следствие социального переворота, организованного в одном или нескольких пока не установленных центрах и оттуда последовательно распространившегося по всей классической территории. Оно и положило конец древней социальной структуре».
Загадка гибели Тикаля, как, впрочем, и всей классической цивилизации майя, по-прежнему остается открытой. Между тем этот крупнейший из городов майя стал первым объектом научной реставрации. Так же как некогда Артур Эванс реставрировал дворец в Кноссе, так и здесь начиная с 1956 года на средства Пенсильванского университета американисты пытаются вернуть городу первоначальный вид.
ЧАВИН-ДЕ-УАНТАР
ПАРАКАС
ТИАУАНАКО
Изучая многочисленные находки тикальской керамики, исследователи выявили два последних этапа в истории города: «имиш» и «эснаб». Первый из них длился с 700 по 830 год. Именно в этот период в Тикале были построены пять из шести огромных храмов, шесть пирамид и десятки огромных дворцов. Максимальных размеров достигло и население города.
Керамика типа «эснаб» непосредственно происходит от традиций керамики «имиш» и по времени следует сразу же за ней. Но какой контраст в общем облике этих двух периодов!
По подсчетам ученых, население Тикаля во времена эпохи «эснаб» составляло не более 10 % от того, что существовало в городе в течение периода «имиш». В начале «эснаба» (IX в.) в Тикале прекратилось всякое архитектурное строительство, резко сократилось население. Опустели сотни жилищ. Роскошные дворцы разваливались — людям, еще жившим в них, буквально падали на голову обветшалые крыши и штукатурка. Люди периода «эснаб» жили среди руин, но они не были ни завоевателями, ни пришельцами извне — они были прямыми потомками людей эпохи «имиш», которые еще помнили дни былой славы своих предков. Уцелевшие остатки некогда могущественного народа не смогли долго продержаться среди обломков прежнего величия. И через 100–150 лет после возведения последней датированной стелы в городе Тикаль окончательно запустел (правда не исключено, что в XV веке он снова на непродолжительное время был заселен ицами, покинувшими Чичен-Ицу).
Что же случилось? В силу каких неизвестных нам причин майя покинули свой город? Полной ясности в этом вопросе до сих пор нет.
В материальной культуре Тикаля нет никаких следов нашествия иноземных завоевателей: сожженных и рухнувших зданий, сломанного оружия и беспорядочно наваленных друг на друга скелетов с пробитыми черепами. Совершенно очевидно, что чужеземцы не имели никакого отношения к тем драматическим событиям, которые разыгрались здесь приблизительно в конце IX века н. э.
Определенной популярностью пользуется гипотеза, выдвинутая впервые известным американским ученым Эриком Томпсоном. По его мнению, упадок Тикаля и других классических центров культуры майя был связан с внутренними социальными потрясениями. В ходе раскопок Тикаля археологи с удивлением обнаружили, что почти все найденные каменные скульптуры, изображающие правителей и богов, либо намеренно повреждены, либо разбиты. Но кто сделал это? С какой целью? Согласно Томпсону, здесь могла идти речь только о восстании угнетенных низов.
«Зловещие семена распада и гибели зрели внутри самого майяского общества, — пишет Томпсон. — Надо лишь на мгновение представить себе его сложную и противоречивую структуру, чтобы понять, какой ураган народного гнева готов был со дня на день обрушиться на голову правящей касты. Небольшое ядро светских аристократов и жрецов, усилиями которых поддерживался внешний блеск цивилизации майя, сознательно обрекало своих многочисленных подданных на нищету и бесправие. На долю простых земледельцев оставались лишь непосильные налоги, бесконечные поборы и трудовая повинность на строительстве дворцов и храмов. Пышные ритуальные центры росли среди лесов и болот, словно грибы после дождя, а крестьянин все туже затягивал пояс.
Неизвестно, кто первым бросил клич к восстанию, но за оружие взялись все, дружно и яростно, с надеждой на лучшие времена. И против этого всесокрушающего вала крестьянской войны не мог устоять никто.
Рассеяны и перебиты отборные отряды царских воинов. В панике бежали за пределы страны те из властителей, кто еще мог это сделать. Остальных переловили как диких зверей и подвергли мучительной казни. И когда успех восстания стал очевиден для всех, священная ярость людей обрушилась на каменных кумиров, имевших самое прямое отношение к только что свергнутым правителям и жрецам. Их портили, калечили или разбивали на куски всеми доступными способами.
Нечто похожее происходило и во многих других городах майя. Во всяком случае разбитые и намеренно поврежденные монументы с ликами царей и богов встречаются не только в Тикале, но и в Пьедрас Неграс, Иашчилане, Алтар де Сакрифисьос. Огромная и цветущая страна внезапно испытала на себе все разрушительные последствия жесточайшего социального кризиса. Через некоторое время победившие земледельцы разошлись по своим деревушкам, рассеянным по окрестным лесам. И величественные города майя окутало мертвое безмолвие».
Эта гипотеза встречает многочисленные возражения. Исследователи-американисты отмечают, что крупные социальные потрясения (восстания, мятежи и т. д.) действительно могли послужить причиной (или одной из причин) гибели некоторых городов-государств майя. Но таких городов-государств было несколько десятков, и вряд ли можно допустить, что все они почти одновременно подверглись опустошению со стороны восставшего народа.
Кроме того, как показали дальнейшие исследования, практически нет никаких реальных доказательств в пользу такого развития событий. Выяснилось, что и в Тикале, и в других городах майя классического периода стелы и алтари с изображениями правителей и богов подвергали порче и разрушению не только в конце I тысячелетия н. э. (как считал Э. Томпсон), а на Протяжении всей многовековой истории местной цивилизации. Это был Какой-то важный ритуал или обряд: по прошествии определенного цикла времени монумент портили или разбивали на части, совершая тем самым его ритуальное «убийство». Но и после данного акта он продолжал оставаться объектом ревностного почитания со стороны майя: ему приносили жертвы и дары, возжигали благовония.
Исследователь-американист X. Ардой в книге «Доколумбовы города» писал: «Признаки насилия могут относиться к двум вероятным восстаниям: одно потерпело поражение в VI в., а другое победило в X в. Но не только в Тикале — по всей Месоамерике прослеживаются следы этого желания истребить изображения некоего персонажа… преднамеренное разрушение, которое было истолковано как следствие социального переворота, организованного в одном или нескольких пока не установленных центрах и оттуда последовательно распространившегося по всей классической территории. Оно и положило конец древней социальной структуре».
Загадка гибели Тикаля, как, впрочем, и всей классической цивилизации майя, по-прежнему остается открытой. Между тем этот крупнейший из городов майя стал первым объектом научной реставрации. Так же как некогда Артур Эванс реставрировал дворец в Кноссе, так и здесь начиная с 1956 года на средства Пенсильванского университета американисты пытаются вернуть городу первоначальный вид.
ЧАВИН-ДЕ-УАНТАР
На территории Перу самой ранней доинкской культурой, представители которой строили первые на этой земле города, была так называемая культура Чавин. Свое название она получила по имени местности Чавин-де-Уантар, расположенной на высоте 3048 м, в гористой части северного Перу. Здесь археологами были найдены остатки сооружений, возведенных методом сухой кладки из плит песчаника и базальта, и сеть дренажных каналов. Сегодня зона Чавин-де-Уантара объявлена археологическим заповедником, памятники которого включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Как установили ученые, Чавин-де-Уантар возник приблизительно в конце II тысячелетия до н. э. Точных данных нет: одни исследователи считают, что Чавин следует датировать IX–VI вв. до н. э., другие — X–VIII вв. до н. э. Эта первая высокоразвитая индейская культура Южной дмерики появилась в связи с революцией в перуанском земледелии: примерно с IX века до н. э. чавиняне начали выращивать кукурузу. Вместе с кукурузой появился и ряд других культурных растений. В тот же период была приручена собака. Вслед за ней — лама, животное, имевшее важнейшее значение в жизни индейцев в доколумбов период. Уход за ламами уже с чавинских времен стал одной из главных забот любой индейской деревни в Андах. В то же время археологические раскопки показали, что свои орудия труда чавиняне все еще делали из камня или кости. Из металлов они знали только один — золото, которое использовалось ими только для изготовления украшений.
Чавин-де-Уантар считается сегодня древнейшим городом Южной Америки. Он являлся центром местного религиозного культа, главным элементом которого было поклонение некоему божеству в образе хищника из семейства кошачьих. Многочисленные стилизованные образы этого «кошачьего бога» сохранились на десятках сосудов и стел, но весьма условная манера передачи изображения не дает возможности точно определить, какое это животное: пума или ягуар? Все же большинство специалистов придерживается мнения, что это был культ ягуара, и это связывает чавинян с мексиканскими ольмеками. Ведь ягуары никогда не обитали в Андах!
Чавин-де-Уантар нельзя считать городом в современном понимании этого слова, хотя его и принято называть столицей. Скорее всего, это был лишь главный религиозный центр страны, в котором постоянно жили только жрецы. Ансамбль Чавин-де-Уантара состоит из множества каменных храмов и связанных с ними сооружений, возведенных на террасах окружающих холмов. Считается, что строительный материал для возведения святилищ Чавина приносили паломники, приходившие сюда в пору главных религиозных празднеств. Наиболее сложные работы выполняли квалифицированные мастера-каменщики, которые вместе зодчими и жрецами, вероятно, жили здесь круглый год.
Храмовый комплекс Чавин-де-Уантар представляет собой ансамбль строений из тесаных каменных плит, к которым был проведен водопровод. Он занимает площадь 50 га. Над постройками Чавина возвышается великолепная трехступенчатая пирамида-храм «Эль-Кастильо». Площадь ее основания 72x75 м, высота — 13 м. Пирамида украшена вырезанными из камня головами ягуаров и каких-то фантастических существ. Внутри здания устроены целый лабиринт молелен, система вентиляционных шахт и двадцать четыре подземных коридора, которые никуда не ведут. Их назначение остается совершенно непонятным.
В храме и на его территории сохранились древнейшие в Южной Америке стелы. Самую известную из них открыл в середине XIX века археолог Раймонди. Фриз на «стеле Раймонда» изображает «человека-ягуара». Характерно, что все рельефы на стелах и стенах храмов люди Чавина высекали, пользуясь исключительно каменными орудиями!
В древнейшей части комплекса был найден «Лансон» — гранитный блок высотой 4,5 м, на котором высечена фигура человека с клыками ягуара и змеями вместо волос. Рельефы сходного стиля украшают притолоки, двери и карнизы построек Чавина. На внешней стене одной из платформ помещены каменные головы человека и ягуара. Такая же символика украшает глиняную посуду, ткани, металлические и костяные изделия по всему центральному побережью Перу.
К периоду расцвета чавинской культуры относится и странная каменная галерея в Серро-Сечине — ряд камней, украшенных резными человеческими фигурами, весьма похожими на изображения из мексиканского Монте-Альбана.
Пытаясь объяснить многие параллели между чавинской культурой и ранними мексиканскими цивилизациями, а также «взрывной», неожиданный характер возникновения Чавина, многие специалисты полагают, что корни чавинцев следует искать в других областях Америки, и прежде всего в Мексике. В пользу такого вывода говорит и еще одно обстоятельство: одновременно с появлением чавинской культуры в Перу получила распространение до той поры неизвестная здесь кукуруза, между тем как в Мексике ее выращивали уже за две тысячи лет до этого. Впрочем, все это лишь догадки, и загадка происхождения чавинской цивилизации пока не раскрыта. А традиции этой культуры впоследствии были восприняты и развиты другими цивилизациями Анд, в том числе самой известной — инкской.
Как установили ученые, Чавин-де-Уантар возник приблизительно в конце II тысячелетия до н. э. Точных данных нет: одни исследователи считают, что Чавин следует датировать IX–VI вв. до н. э., другие — X–VIII вв. до н. э. Эта первая высокоразвитая индейская культура Южной дмерики появилась в связи с революцией в перуанском земледелии: примерно с IX века до н. э. чавиняне начали выращивать кукурузу. Вместе с кукурузой появился и ряд других культурных растений. В тот же период была приручена собака. Вслед за ней — лама, животное, имевшее важнейшее значение в жизни индейцев в доколумбов период. Уход за ламами уже с чавинских времен стал одной из главных забот любой индейской деревни в Андах. В то же время археологические раскопки показали, что свои орудия труда чавиняне все еще делали из камня или кости. Из металлов они знали только один — золото, которое использовалось ими только для изготовления украшений.
Чавин-де-Уантар считается сегодня древнейшим городом Южной Америки. Он являлся центром местного религиозного культа, главным элементом которого было поклонение некоему божеству в образе хищника из семейства кошачьих. Многочисленные стилизованные образы этого «кошачьего бога» сохранились на десятках сосудов и стел, но весьма условная манера передачи изображения не дает возможности точно определить, какое это животное: пума или ягуар? Все же большинство специалистов придерживается мнения, что это был культ ягуара, и это связывает чавинян с мексиканскими ольмеками. Ведь ягуары никогда не обитали в Андах!
Чавин-де-Уантар нельзя считать городом в современном понимании этого слова, хотя его и принято называть столицей. Скорее всего, это был лишь главный религиозный центр страны, в котором постоянно жили только жрецы. Ансамбль Чавин-де-Уантара состоит из множества каменных храмов и связанных с ними сооружений, возведенных на террасах окружающих холмов. Считается, что строительный материал для возведения святилищ Чавина приносили паломники, приходившие сюда в пору главных религиозных празднеств. Наиболее сложные работы выполняли квалифицированные мастера-каменщики, которые вместе зодчими и жрецами, вероятно, жили здесь круглый год.
Храмовый комплекс Чавин-де-Уантар представляет собой ансамбль строений из тесаных каменных плит, к которым был проведен водопровод. Он занимает площадь 50 га. Над постройками Чавина возвышается великолепная трехступенчатая пирамида-храм «Эль-Кастильо». Площадь ее основания 72x75 м, высота — 13 м. Пирамида украшена вырезанными из камня головами ягуаров и каких-то фантастических существ. Внутри здания устроены целый лабиринт молелен, система вентиляционных шахт и двадцать четыре подземных коридора, которые никуда не ведут. Их назначение остается совершенно непонятным.
В храме и на его территории сохранились древнейшие в Южной Америке стелы. Самую известную из них открыл в середине XIX века археолог Раймонди. Фриз на «стеле Раймонда» изображает «человека-ягуара». Характерно, что все рельефы на стелах и стенах храмов люди Чавина высекали, пользуясь исключительно каменными орудиями!
В древнейшей части комплекса был найден «Лансон» — гранитный блок высотой 4,5 м, на котором высечена фигура человека с клыками ягуара и змеями вместо волос. Рельефы сходного стиля украшают притолоки, двери и карнизы построек Чавина. На внешней стене одной из платформ помещены каменные головы человека и ягуара. Такая же символика украшает глиняную посуду, ткани, металлические и костяные изделия по всему центральному побережью Перу.
К периоду расцвета чавинской культуры относится и странная каменная галерея в Серро-Сечине — ряд камней, украшенных резными человеческими фигурами, весьма похожими на изображения из мексиканского Монте-Альбана.
Пытаясь объяснить многие параллели между чавинской культурой и ранними мексиканскими цивилизациями, а также «взрывной», неожиданный характер возникновения Чавина, многие специалисты полагают, что корни чавинцев следует искать в других областях Америки, и прежде всего в Мексике. В пользу такого вывода говорит и еще одно обстоятельство: одновременно с появлением чавинской культуры в Перу получила распространение до той поры неизвестная здесь кукуруза, между тем как в Мексике ее выращивали уже за две тысячи лет до этого. Впрочем, все это лишь догадки, и загадка происхождения чавинской цивилизации пока не раскрыта. А традиции этой культуры впоследствии были восприняты и развиты другими цивилизациями Анд, в том числе самой известной — инкской.
ПАРАКАС
Полуостров Паракас, расположенный в 200 км к югу от Лимы, делит побережье Перу на две примерно равные части. К северу от него расположены долины Писко и Чинча, к югу — Ика, Наска и Акари. Практически все эти места связаны с той или иной древнеперуанской культурой. Но самые, пожалуй, неожиданные открытия были сделаны именно на этом пустынном полуострове.
В 1925 году здесь начала работать экспедиция под руководством Хулио Сесара Тельо, перуанского археолога индейского происхождения. Внимание Тельо привлекли «кавернас» — таинственные пещеры, куда время от времени наведывались местные жители, промышлявшие грабежом древних могильников. Начав изучать «кавернас», Тельо был потрясен: это была не цепь естественных гротов, как предполагалось вначале, а целая система подземных камер, высеченных в прибрежной скале на глубине примерно восьми метров. Каждая из камер соединялась с поверхностью узким выходом. И в каждой такой камере ровными рядами лежали десятки мумий людей обоего пола и всех возрастов, завернутые в яркие материи. Сохранность тканей была просто невероятной — хотя некоторые из них пролежали в земле почти две с половиной тысячи лет (могильник относится к середине I тыс. до н. э.), они не только не истлели, но сохранили и фактуру, и яркость красок.
Могильник другого типа, обнаруженный Тельо на полуострове Паракас, получил название «Некрополис». Ориентировочно он датируется III–IV вв. до н. э. Мумии (их число превышает 400) находились в подземных гробницах, сложенных из камня и необожженных кирпичей. Над каждой гробницей был устроен дворик с очагом, где, возможно, совершалась мумификация тел перед захоронением.
В каждой из гробниц археологи нашли массу всевозможных предметов-в отдельных случаях их число доходит до полутора сотен. Это одежда, украшения, оружие, каменные топоры, сосуды, инструменты, украшения, головные уборы, накидки из шерсти лам и многое другое. На многих мумиях сохранились золотые украшения — они были вставлены в уши, ноздри, рот, обвивали шею или лежали на груди. Наряду с чистым золотом паракасские золотых дел мастера применяли и сплав золота с медью. Однако найденная в погребениях керамика была довольно примитивной.
Но, конечно, самой выдающейся находкой стали непревзойденные паракасские ткани. По некоторым техническим показателям ткани из паракасских погребений не имеют равных в мире, и можно только удивляться, как индейцам удавалось достигать такого совершенства на примитивных станках. Паракасские ткани поражают не только размерами и изысканными сочетаниями цветовой гаммы, но и тем, что спустя полторы тысячи лет они не утратили ни эластичности, ни яркости красок. Создается впечатление, что эти ткани лишь недавно вышли из рук ткачей.
Площадь полотнищ, потраченных на одевание и запеленывание некоторых мумий, достигает 300 кв. м. Средний же размер каждого такого «савана» составляет около 2,5 м в длину и более метра в ширину. Сотканы они из шерсти пяти или шести цветов и расписаны великолепным многоцветным орнаментом — стилизованными изображениями птиц, зверей, рыб, антропоморфных фигур и диковинных страшилищ, а также геометрическими узорами. Паракасские красильщики умели изготовлять замечательные по яркости краски — особенно синюю, зеленую, желтую и коричневую. И сегодня паракасские ткани специалисты признают наиболее искусными текстильными изделиями древности.
Впрочем, не меньшего внимания, чем ткани, заслуживают и найденные Тельо мумии. При их исследовании обнаружилось, что у абсолютного большинства из них черепа искусственно деформированы, а многие черепа носят следы совершенной еще при жизни трепанации. Это было настолько неожиданно, что первоначально в научной среде возобладала гипотеза, что эти черепа проломлены в битве. Известно, что в древнем Перу одним из самых распространенных видов оружия была «макана» — каменная или бронзовая булава с острыми шипами. И характер некоторых отверстий на черепах мумий из Паракаса вроде бы вполне соответствовал характеру ранения, нанесенного «маканой». Однако более тщательное исследование позволило прийти к заключению, что трепанированные черепа — результат хирургического вмешательства, совершенного, по всей видимости, в каких-то ритуально-магических целях. Отверстия в черепах, пробитые во время этих религиозных обрядов, индейские хирурги закрывали золотыми пластинками. Для такой операции они, естественно, должны были иметь соответствующие хирургические инструменты. И действительно, такие инструменты были найдены археологами, притом не только в Паракасе. Поразительно, что все эти пинцеты, ножи, иглы, скальпели и турникеты для зажимания кровеносных сосудов изготовлены из камня и кости1 Однако они оказались настолько совершенными, что современные перуанские медики даже рискнули провести с их помощью несколько хирургических операций, закончившихся вполне успешно.
Мумии из Паракаса загадали ученым и другую загадку: откуда они вообще взялись? Дело в том, что в окрестностях полуострова Паракас нет никаких следов человеческих поселений, и специалисты до сих пор точно не знают, откуда доставлялись сюда покойники. Хулио Тельо, исходя из возраста погребенных, типа деформации черепов и специфики погребального инвентаря, высказал догадку, что паракасские некрополи представляли собой что-то вроде «пантеона» — здесь хоронили людей, занимавших верхние ступени иерархической лестницы — жрецов и представителей родовой знати При этом могильник в пещерах является более древним, чем «Некрополис», и это свидетельствует о двух эпохах существования Паракаса.
Что за люди хоронили своих покойников на этом пустынном полуострове? Уже после смерти Тельо эта культура получила наименование «паракас». Сегодня памятники паракасской культуры известны в нескольких вариантах. Некоторые из них встречены не на побережье, а в горных долинах Центрального и Южного Перу. Многочисленные свидетельства доказывают, что культура паракас развилась непосредственно из цивилизации Чавин-де-Уантара, и об этом особенно ясно говорят находки, относящиеся к древнейшему периоду паракасской культуры. Разница была лишь в том, что здесь, на южном побережье Перу, жили проще и не строили монументальных храмов.
Считается, что культура паракас стала главным передаточным звеном цивилизационных импульсов от чавина к более поздним культурам бассейна озера Титикака — например тиуанако Тут, однако, возникает проблема: оказывается, что в прибрежной культуре паракас отсутствуют некоторые особенности, которые характерны как для чавина, так и тиуанако. Но как такое могло случиться, если считать, что именно паракас послужила для них передаточным звеном?
В 1925 году здесь начала работать экспедиция под руководством Хулио Сесара Тельо, перуанского археолога индейского происхождения. Внимание Тельо привлекли «кавернас» — таинственные пещеры, куда время от времени наведывались местные жители, промышлявшие грабежом древних могильников. Начав изучать «кавернас», Тельо был потрясен: это была не цепь естественных гротов, как предполагалось вначале, а целая система подземных камер, высеченных в прибрежной скале на глубине примерно восьми метров. Каждая из камер соединялась с поверхностью узким выходом. И в каждой такой камере ровными рядами лежали десятки мумий людей обоего пола и всех возрастов, завернутые в яркие материи. Сохранность тканей была просто невероятной — хотя некоторые из них пролежали в земле почти две с половиной тысячи лет (могильник относится к середине I тыс. до н. э.), они не только не истлели, но сохранили и фактуру, и яркость красок.
Могильник другого типа, обнаруженный Тельо на полуострове Паракас, получил название «Некрополис». Ориентировочно он датируется III–IV вв. до н. э. Мумии (их число превышает 400) находились в подземных гробницах, сложенных из камня и необожженных кирпичей. Над каждой гробницей был устроен дворик с очагом, где, возможно, совершалась мумификация тел перед захоронением.
В каждой из гробниц археологи нашли массу всевозможных предметов-в отдельных случаях их число доходит до полутора сотен. Это одежда, украшения, оружие, каменные топоры, сосуды, инструменты, украшения, головные уборы, накидки из шерсти лам и многое другое. На многих мумиях сохранились золотые украшения — они были вставлены в уши, ноздри, рот, обвивали шею или лежали на груди. Наряду с чистым золотом паракасские золотых дел мастера применяли и сплав золота с медью. Однако найденная в погребениях керамика была довольно примитивной.
Но, конечно, самой выдающейся находкой стали непревзойденные паракасские ткани. По некоторым техническим показателям ткани из паракасских погребений не имеют равных в мире, и можно только удивляться, как индейцам удавалось достигать такого совершенства на примитивных станках. Паракасские ткани поражают не только размерами и изысканными сочетаниями цветовой гаммы, но и тем, что спустя полторы тысячи лет они не утратили ни эластичности, ни яркости красок. Создается впечатление, что эти ткани лишь недавно вышли из рук ткачей.
Площадь полотнищ, потраченных на одевание и запеленывание некоторых мумий, достигает 300 кв. м. Средний же размер каждого такого «савана» составляет около 2,5 м в длину и более метра в ширину. Сотканы они из шерсти пяти или шести цветов и расписаны великолепным многоцветным орнаментом — стилизованными изображениями птиц, зверей, рыб, антропоморфных фигур и диковинных страшилищ, а также геометрическими узорами. Паракасские красильщики умели изготовлять замечательные по яркости краски — особенно синюю, зеленую, желтую и коричневую. И сегодня паракасские ткани специалисты признают наиболее искусными текстильными изделиями древности.
Впрочем, не меньшего внимания, чем ткани, заслуживают и найденные Тельо мумии. При их исследовании обнаружилось, что у абсолютного большинства из них черепа искусственно деформированы, а многие черепа носят следы совершенной еще при жизни трепанации. Это было настолько неожиданно, что первоначально в научной среде возобладала гипотеза, что эти черепа проломлены в битве. Известно, что в древнем Перу одним из самых распространенных видов оружия была «макана» — каменная или бронзовая булава с острыми шипами. И характер некоторых отверстий на черепах мумий из Паракаса вроде бы вполне соответствовал характеру ранения, нанесенного «маканой». Однако более тщательное исследование позволило прийти к заключению, что трепанированные черепа — результат хирургического вмешательства, совершенного, по всей видимости, в каких-то ритуально-магических целях. Отверстия в черепах, пробитые во время этих религиозных обрядов, индейские хирурги закрывали золотыми пластинками. Для такой операции они, естественно, должны были иметь соответствующие хирургические инструменты. И действительно, такие инструменты были найдены археологами, притом не только в Паракасе. Поразительно, что все эти пинцеты, ножи, иглы, скальпели и турникеты для зажимания кровеносных сосудов изготовлены из камня и кости1 Однако они оказались настолько совершенными, что современные перуанские медики даже рискнули провести с их помощью несколько хирургических операций, закончившихся вполне успешно.
Мумии из Паракаса загадали ученым и другую загадку: откуда они вообще взялись? Дело в том, что в окрестностях полуострова Паракас нет никаких следов человеческих поселений, и специалисты до сих пор точно не знают, откуда доставлялись сюда покойники. Хулио Тельо, исходя из возраста погребенных, типа деформации черепов и специфики погребального инвентаря, высказал догадку, что паракасские некрополи представляли собой что-то вроде «пантеона» — здесь хоронили людей, занимавших верхние ступени иерархической лестницы — жрецов и представителей родовой знати При этом могильник в пещерах является более древним, чем «Некрополис», и это свидетельствует о двух эпохах существования Паракаса.
Что за люди хоронили своих покойников на этом пустынном полуострове? Уже после смерти Тельо эта культура получила наименование «паракас». Сегодня памятники паракасской культуры известны в нескольких вариантах. Некоторые из них встречены не на побережье, а в горных долинах Центрального и Южного Перу. Многочисленные свидетельства доказывают, что культура паракас развилась непосредственно из цивилизации Чавин-де-Уантара, и об этом особенно ясно говорят находки, относящиеся к древнейшему периоду паракасской культуры. Разница была лишь в том, что здесь, на южном побережье Перу, жили проще и не строили монументальных храмов.
Считается, что культура паракас стала главным передаточным звеном цивилизационных импульсов от чавина к более поздним культурам бассейна озера Титикака — например тиуанако Тут, однако, возникает проблема: оказывается, что в прибрежной культуре паракас отсутствуют некоторые особенности, которые характерны как для чавина, так и тиуанако. Но как такое могло случиться, если считать, что именно паракас послужила для них передаточным звеном?
ТИАУАНАКО
Тиауанако справедливо считают самым значительным городом доинкской Южной Америки. Он расположен в Боливии, в горах Альтиплано, на высоте почти 4 тыс. м над уровнем моря и в 21 км к югу от озера Титикака, через которое проходит современная граница между Перу и Боливией. Развалины Тиауанако занимают площадь 4,2 кв. км.
На языке инков название Тиауанако означает «Мертвый город». Так его окрестили уже в сравнительно поздние времена, когда здесь побывал Майта Капак — четвертый правитель империи инков. К этому времени город давно опустел, но его заброшенные святилища продолжали вызывать удивление и трепет. Инки не знали, кто построил Тиауанако. Но они были убеждены, что такие величественные сооружения мог возвести лишь кто-то исключительный и могущественный. В глазах инков таким был только Кон-Тики Виракоча — их верховный бог.
Культ Виракочи был широко распространен среди индейцев задолго до образования империи инков. Главным центром поклонения Виракоче являлся Тиауанако. Считается, что первоначально город этот назывался, как предполагают, Виньаймарка (Вечный город). Именно здесь, как рассказывают легенды, Виракоча сотворил Солнце, которое, как считали индейцы, стало родоначальником династии инкских императоров. Именно здесь, в Тиауанако, находится один из самых замечательных памятников индейской культуры всех трех Америк — знаменитые на весь мир Ворота Солнца, вытесанные из огромной монолитной глыбы андезита, весящей много десятков тонн. Высота Ворот Солнца составляет примерно 3 м, а ширина — 4 м. Нынешнее название памятника условно, и к почитанию дневного светила он, возможно, не имел никакого отношения.
Верхняя часть ворот украшена рельефом, в центре которого помещена большая человеческая фигура. От ее головы расходятся солнечные лучи, заканчивающиеся изображениями пумы. На одеянии этого человека тоже помещены изображения пумы, а также кондоров и рыб.
Фигура, изваянная на Воротах Солнца, бесспорно была изображением верховного божества тиауанакцев. Большинство исследователей отождествляют ее с Кон-Тики Виракочей. Этот же бог с Ворот Солнца в Тиауанако изображен на тканях, относящихся к доинкской эпохе, и на множестве керамических сосудов, обнаруженных в различных районах Анд.
Никаких жилых зданий в Тиауанако не обнаружено. Хотя площадь, занятая руинами, превышает 450 тыс. кв. м, сам культовый центр состоял из четырех основных построек, расположенных на небольшой площадке — 500x1000 м. Первая из них, Акапана, представляет собой ступенчатую пирамиду 15-метровой высоты. От нее до наших дней остался только холм с вымощенной двухсотметровой площадкой основания, к которой некогда вели ступени. На вершине находились обширный бассейн и несколько строений. Холм был обнесен мощными оборонительными стенами и разделен на три террасы.
Рядом с Акапаной расположена Каласасайя — широкая площадь, огороженная рядом каменных колонн. Здесь находилось здание, стоявшее на двух расположенных друг на друге прямоугольных террасах. Немецкий археолог Артур Познанский, самый известный исследователь Тиауанако, считал его развалинами «главного дворца». Стены «дворца» представляют собой массивные прямоугольные монолитные столбы, промежутки между которыми когда-то были заполнены каменной кладкой. Познанский считал, что Каласасайя — это постройка, предназначенная для астрономических наблюдений и вычислений, «гигантский каменный календарь». Ее часто называют «индейским Стоунхенджем». Именно на территории Каласа-сайи расположены знаменитые Ворота Солнца. В Тиауанако сохранились и другие интересные ворота, например Пума Пунку (Врата пумы), выстроенные из каменных блоков весом более 150 тонн.
Самое загадочное сооружение Тиуанако — полуподземный храм, углубленное на 1,7 м в землю, почти квадратное (28,5x26 м) в плане здание. По всему периметру стен через равные промежутки поставлены огромные каменные столбы, участки между которыми заполнены гладко обтесанными плитами меньшего размера. В стены храма были вмурованы выступавшие из кладки каменные головы, а в центре стояли изваяния божеств (при раскопках их нашли поваленными).
В Тиауанако, этой «мегалитической столице» Южной Америки, сохранились огромные каменные монументы (представляющие собой нечто среднее между статуями и стелами), а также самые большие каменные статуи доколумбовой Америки, превосходящие по размерам даже гигантские каменные головы ольмеков и названные по именам открывших их ученых «Монолит Беннетта» и «Монолит Понсе Санхинеса».
Монолит Беннетта имеет высоту 7,5 м и весь покрыт сложными рельефными изображениями. Некогда эта статуя была главным идолом полуподземного храма, исследованного американским археологом В. Беннеттом. Можно только гадать, какие приспособления использовали в древности индейцы, чтобы перетащить столь тяжелый каменный блок от карьера к храму.
По мнению большинства археологов, стела Беннетта изображает женщину-богиню. Ее прическа, украшенная спускающимися на спину мелкими косицами, очень похожа на ту, какую носили индеанки народности чилайя. Почти прямоугольная голова статуи увенчана своеобразной «короной», глаза посажены прямо, и из них как бы текут слезы. Руки сложены на груди. Ныне эта статуя украшает одну из площадей в столице Боливии Ла-Пасе.
Вместе с монолитом В. Беннетт обнаружил в 1932 году на полу полуподземного храма несколько изваяний меньшего размера. Все они лежали рядом. Наиболее интересную статую окрестили Бородатым идолом; вокруг его рта намечено нечто вроде бороды и усов. Как потом оказалось, Бородатый идол — древнейшее изваяние в Тиауанако. Только борода его оказалась в действительности не бородой.
Какой же народ оставил все эти загадочные сооружения, стелы и статуи, когда он жил и почему исчез? На этот счет окончательных выводов пока нет.
Период расцвета тиауанакской культуры приходится на III–X вв. н. э. В это время Тиауанако являлся своеобразными «южноамериканскими Афинами» — центром яркой индейской культуры, влияние которой с середины I тысячелетия н. э. распространялось не только на все горное Перу, но и на многие прибрежные районы: от эквадорских границ до северного Чили. Повсюду на этой территории встречаются образцы орнамента, первоначально характерные лишь для Тиауанако, и мотивы, взятые со знаменитых Ворот Солнца.
На языке инков название Тиауанако означает «Мертвый город». Так его окрестили уже в сравнительно поздние времена, когда здесь побывал Майта Капак — четвертый правитель империи инков. К этому времени город давно опустел, но его заброшенные святилища продолжали вызывать удивление и трепет. Инки не знали, кто построил Тиауанако. Но они были убеждены, что такие величественные сооружения мог возвести лишь кто-то исключительный и могущественный. В глазах инков таким был только Кон-Тики Виракоча — их верховный бог.
Культ Виракочи был широко распространен среди индейцев задолго до образования империи инков. Главным центром поклонения Виракоче являлся Тиауанако. Считается, что первоначально город этот назывался, как предполагают, Виньаймарка (Вечный город). Именно здесь, как рассказывают легенды, Виракоча сотворил Солнце, которое, как считали индейцы, стало родоначальником династии инкских императоров. Именно здесь, в Тиауанако, находится один из самых замечательных памятников индейской культуры всех трех Америк — знаменитые на весь мир Ворота Солнца, вытесанные из огромной монолитной глыбы андезита, весящей много десятков тонн. Высота Ворот Солнца составляет примерно 3 м, а ширина — 4 м. Нынешнее название памятника условно, и к почитанию дневного светила он, возможно, не имел никакого отношения.
Верхняя часть ворот украшена рельефом, в центре которого помещена большая человеческая фигура. От ее головы расходятся солнечные лучи, заканчивающиеся изображениями пумы. На одеянии этого человека тоже помещены изображения пумы, а также кондоров и рыб.
Фигура, изваянная на Воротах Солнца, бесспорно была изображением верховного божества тиауанакцев. Большинство исследователей отождествляют ее с Кон-Тики Виракочей. Этот же бог с Ворот Солнца в Тиауанако изображен на тканях, относящихся к доинкской эпохе, и на множестве керамических сосудов, обнаруженных в различных районах Анд.
Никаких жилых зданий в Тиауанако не обнаружено. Хотя площадь, занятая руинами, превышает 450 тыс. кв. м, сам культовый центр состоял из четырех основных построек, расположенных на небольшой площадке — 500x1000 м. Первая из них, Акапана, представляет собой ступенчатую пирамиду 15-метровой высоты. От нее до наших дней остался только холм с вымощенной двухсотметровой площадкой основания, к которой некогда вели ступени. На вершине находились обширный бассейн и несколько строений. Холм был обнесен мощными оборонительными стенами и разделен на три террасы.
Рядом с Акапаной расположена Каласасайя — широкая площадь, огороженная рядом каменных колонн. Здесь находилось здание, стоявшее на двух расположенных друг на друге прямоугольных террасах. Немецкий археолог Артур Познанский, самый известный исследователь Тиауанако, считал его развалинами «главного дворца». Стены «дворца» представляют собой массивные прямоугольные монолитные столбы, промежутки между которыми когда-то были заполнены каменной кладкой. Познанский считал, что Каласасайя — это постройка, предназначенная для астрономических наблюдений и вычислений, «гигантский каменный календарь». Ее часто называют «индейским Стоунхенджем». Именно на территории Каласа-сайи расположены знаменитые Ворота Солнца. В Тиауанако сохранились и другие интересные ворота, например Пума Пунку (Врата пумы), выстроенные из каменных блоков весом более 150 тонн.
Самое загадочное сооружение Тиуанако — полуподземный храм, углубленное на 1,7 м в землю, почти квадратное (28,5x26 м) в плане здание. По всему периметру стен через равные промежутки поставлены огромные каменные столбы, участки между которыми заполнены гладко обтесанными плитами меньшего размера. В стены храма были вмурованы выступавшие из кладки каменные головы, а в центре стояли изваяния божеств (при раскопках их нашли поваленными).
В Тиауанако, этой «мегалитической столице» Южной Америки, сохранились огромные каменные монументы (представляющие собой нечто среднее между статуями и стелами), а также самые большие каменные статуи доколумбовой Америки, превосходящие по размерам даже гигантские каменные головы ольмеков и названные по именам открывших их ученых «Монолит Беннетта» и «Монолит Понсе Санхинеса».
Монолит Беннетта имеет высоту 7,5 м и весь покрыт сложными рельефными изображениями. Некогда эта статуя была главным идолом полуподземного храма, исследованного американским археологом В. Беннеттом. Можно только гадать, какие приспособления использовали в древности индейцы, чтобы перетащить столь тяжелый каменный блок от карьера к храму.
По мнению большинства археологов, стела Беннетта изображает женщину-богиню. Ее прическа, украшенная спускающимися на спину мелкими косицами, очень похожа на ту, какую носили индеанки народности чилайя. Почти прямоугольная голова статуи увенчана своеобразной «короной», глаза посажены прямо, и из них как бы текут слезы. Руки сложены на груди. Ныне эта статуя украшает одну из площадей в столице Боливии Ла-Пасе.
Вместе с монолитом В. Беннетт обнаружил в 1932 году на полу полуподземного храма несколько изваяний меньшего размера. Все они лежали рядом. Наиболее интересную статую окрестили Бородатым идолом; вокруг его рта намечено нечто вроде бороды и усов. Как потом оказалось, Бородатый идол — древнейшее изваяние в Тиауанако. Только борода его оказалась в действительности не бородой.
Какой же народ оставил все эти загадочные сооружения, стелы и статуи, когда он жил и почему исчез? На этот счет окончательных выводов пока нет.
Период расцвета тиауанакской культуры приходится на III–X вв. н. э. В это время Тиауанако являлся своеобразными «южноамериканскими Афинами» — центром яркой индейской культуры, влияние которой с середины I тысячелетия н. э. распространялось не только на все горное Перу, но и на многие прибрежные районы: от эквадорских границ до северного Чили. Повсюду на этой территории встречаются образцы орнамента, первоначально характерные лишь для Тиауанако, и мотивы, взятые со знаменитых Ворот Солнца.