Некоторые тайны я еще не смогла разрешить, но в жизни так часто бывает. Возможно, пройдут годы, прежде чем я разгадаю, как Ален сумел встретиться с мистером Уиккером и проникнуть в вонючую нору Бесси. И как он потом проследил меня до тайного храма злобной секты. Или наша вторая встреча произошла по чистой случайности, когда он преследовал Викторину? И еще: как она смогла сбежать от миссис Плезант и воссоединиться с Д'Лисом?
Все это меня больше не касалось. Миссис Билл, миссис Плезант, Викторина – каждая из них играла в свои собственные игры. И я почему-то была уверена, что миссис Плезант пыталась заодно наложить руку и на меня. Что, если бы я согласилась с ее беспардонным предложением? Я никогда больше не была бы свободна – ни от нее, ни от угрызений совести. Я не написала ей ни слова на прощание, возможно, опасаясь, что она сумеет как-то исхитриться и помешать моему бегству.
Поднявшийся ветер трепал мою вуаль, но она была приколота слишком прочно, чтобы он мог ее приподнять. Викторина сейчас тоже была в море, плыла к тем островам, где жесточайшее рабство взрастило дьявольский культ. Некогда она и вправду была чистой и невинной, как казалась. Но только ли под влиянием Д'Лиса стала она жрицей темной секты? Или зло было заложено в ней с рождения, нуждаясь лишь в легком толчке, чтобы пробудиться?
А Д'Лис, выходит, выжил, и я – не убийца. Однако я отлично сознавала, что если бы я столкнулась с ним, я бы снова прибегла к любому оружию, какое бы оказалось под рукой.
Значит, и во мне тоже была жестокость. Я вздрогнула. Как мало мы знаем о себе, пока судьба не испытает нас. Кто я теперь?
Я смутно ощутила, что к скамейке, на которой я скрючилась, кто-то подошел. Я отвернулась, хотя знала, что мое избитое лицо не видно сквозь вуаль. Мне не хотелось оставлять скамью, омываемую последними лучами солнца, жалко было уходить от чистого дыхания моря.
– Тамарис…
Я до крови прикусила губу, отказываясь верить, что слышу свое имя, произнесенное этим голосом.
– Тамарис! Не отворачивайтесь от меня.
Между нами был один лишь шаг, и его рука сжала мое запястье с такой силой, что я не могла бы вырваться без борьбы.
– Пустите меня! Ради всего святого, дайте мне уйти!
– Не раньше, чем мы поговорим. Думаете, от меня так легко сбежать?
Я по-прежнему отворачивалась от него. Он стоял прямо передо мною, закрывая собой заходящее солнце.
– Кто вам сказал, где я? Фентон?
– Фентон сохранила вам верность. Я не получил бы письма до вашего отъезда. – Сейчас ярость в его голосе улеглась, но ему приходилось так себя сдерживать, что я чувствовала это напряжение. – А за то, что я знаю, спасибо Амели!
– Амели? – Ему удалось отвлечь меня от моих невеселых мыслей. – Ей-то что за дело до меня?
– Вы спасли ей жизнь, когда эта чертова кошка бросила ее умирать. Да, у Амели тоже своя роль в вашей истории. А теперь вам придется выслушать меня!
Он сел рядом – без приглашения. Я поняла, что если попробую сбежать, он удержит меня силой. Я все еще смотрела в сторону, но уши заткнуть не могла.
– Вы обязаны Амели… Мы обязаны ей очень многим, Тамарис. Она благодарна вам не только за спасение от смерти, но и за то, что вы забрали этот браслет с пауком…
– Но…
– Эта мерзкая штука была символом власти Викторины над ней. Та внушила бедной суеверной девушке, что тварь на браслете оживет и закусает ее, если она не будет выполнять каждый каприз Викторины, а если она потеряет или сломает браслет, ее ждет немедленная мучительная смерть. Но когда вы забрали браслет, Амели твердо уверовала, что вы приняли на себя его проклятье. И в конце концов вы вернули его Викторине, которая его положила. Амели, таким образом, жила в рабстве, в более черном и изощренном рабстве души и мозга, чем любое рабство тела.
– Но Амели, казалось, была так предана Викторине… – возразила я.
– Это было единственным спасением для нее, как часто твердила ей Викторина. Либо полное подчинение, либо дьявольская месть.
Как ошиблась я, приписывая Амели злые помыслы, в то время как роли в этой истории были прямо противоположны!
– Это Амели, – продолжал Ален, – сообщила нам об убежищах Д'Лиса и рассказала о заброшенном ранчо, которое он превратил в свой храм. Хотя он ехал с нами с Востока в том же поезде, держа связь с Викториной через Амели, своих людей он выслал вперед. Это были островитяне, фанатики вуду, верившие, что Д'Лис – воплощение одного из их проклятых богов, Барона Самеди, повелителя смерти. Видите-ли, Викторина и Д'Лис действовали по плану; они не готовили никакого побега, – Ален жестко усмехнулся. – Согласно этому плану она разыгрывала рать «jeune fille», причем достаточно удачно, чтобы обмануть нас всех. Я был был убежден, что она – невинная девушка, которой вскружил голову ловкий негодяй. До тех самых пор, пока я не увидел ее в храме, я не верил в то, что рассказала мне Амели после моего возвращения в Сан-Франциско. Нет, Викторина вовсе не собиралась бежать с бедным поклонником. Она задумала игру покрупнее… со мной!
– Но как…
– Действуя методами вуду, в силу которых они твердо верили. Вы видели один из них – «гри-гри», который Викторина заставила Амели подложить мне на стол.
– Но вы ведь не их единоверец. Как же они надеялись повлиять на вас?
– Они истово верили в свои силы, Тамарис. И, странное дело, абсолютная вера как в добро, так и в зло может привести к странным последствиям. Они начали работать со мной традиционными методами «гри-гри», направив, как они полагали, свою силу на меня. Скажите, Тамарис, вы не находили ничего подобного среди собственных вещей? Амели ушла от ответа, но я уверен – ей было в чем признаться.
– Был маленький мешочек, спрятанный в шов моей шали, но я его уничтожила. И, возможно, восковая фигурка. – Я рассказала о грубой фигурке, найденной мной в рабочем столе.
– Да. Это их рук дело. Позднее они прибегли бы к наркотикам.
Меня затрясло от нахлынувших воспоминаний.
– Тамарис! – Его руки обхватили меня, но я принялась яростно отбиваться. Его прикосновение было для меня непереносимо. – Тамарис! В чем дело?
– Отпустите меня, умоляю вас! Не надо!
– Конечно… – Он тут же отпустил меня, а когда снова заговорил, голос его был сух и деловит, будто мы обсуждали какие-то деловые вопросы. – Позднее они прибегли бы к наркотикам. Они планировали сломать мою волю, вероятно, лишить власти над телом и рассудком – тогда Викторина могла бы взять под контроль семейные дела. Если верить Амели, в их распоряжении были такие дьявольские зелья, какие могут заставить человека выполнить любой приказ, пока он под действием отравы. Привыкнув к ней, жертва начинает умолять о новых, все больших дозах, пока не будет полностью порабощена. К счастью, деловые интересы требовали моего отсутствия после вашего приезда. Они были еще не готовы действовать, и вдобавок, не были защищены от контратаки.
Да, сразу по прибытии в Сан-Франциско они обнаружили соперницу, особу, находившуюся в столь выгодном положении и располагавшую такими силами, что ситуация для них сделалась небезопасной. Они были вынуждены защищаться еще до того, как нанесли первый удар.
– Вы имеете в виду миссис Плезант? Выходит, это правда, что она практикует вуду? – Его история отвлекла меня от собственных страданий, и я больше думала о том, что он скажет, чем о случившемся со мной, прежде чем осознала, что происходит.
[22] аболиционистского движения. Достигнув в этой организации высокого положения, она познакомилась с Джеймсом Смитом, плантатором из нынешней Западной Виргинии, и вышла за него замуж. Ненавидя рабство, Смит освободил собственных рабов и активно способствовал бегству чужих. По смерти Смита Мэри Элен употребила почти все состояние, которое он ей оставил, на продолжение его дела. В это же время она вступила в тайный брак с Джоном Плезантом, надсмотрщиком-октороном, которому ее бывший муж абсолютно доверял. Но этот брак продлился недолго, и вскоре Джон Плезант уехал в Калифорнию. Это были времена Золотой Лихорадки.
Мэри Элен осталась одна. Переодеваясь и перевоплощаясь, она разъезжала по всему Югу, побуждала рабов к бегству, и помогала им в этом. Будучи отличной кухаркой, и искусно скрывая свою смешанную кровь, она переходила от одного богатого работодателя к другому. В Нью-Орлеане, ища новых способов держать в страхе тех, с кем она ведет дела (чтобы можно было не опасаться предательства), она обратилась к вуду, научившись техническим приемам у великой «королевы» Мари Лаво.
Однако возникли подозрения, и Мэри Элен пришлось спешно бежать из Нью-Орлеана на корабле, идущем в Калифорнию вокруг мыса Горн. В этом плавании корабль принял много пассажиров из Чили, среди которых был Томас Белл. Использовав свой талант распознавать тех, кого она может использовать, Мэри Эллен сделала Томаса Белла своим любовником, и ко времени прибытия в Сан-Франциско он полностью был под ее влиянием.
Своими кулинарными талантами Мэри Элен зарабатывала пятьсот долларов в месяц, управляя одной из тех знаменитых гостиниц, что первоначально были предназначены для бездомных, но богатых и удачливых золотоискателей. Беллу она не только предоставила средства для спекуляции, но и направляла его действия, сделавшись его «немым партнером» к их значительной взаимной выгоде.
Для негров в Калифорнии она стала не только «Королевой вуду», обладающей неограниченной властью, но и истинной благодетельницей. Используя лазейки в местных законах, она препятствовала насильственному возвращению беглых рабов на юг, а свободных устраивала на работу. В кратчайшее время она приобрела прачечную, салун, извоз, где штат был укомплектован из тех, кто имел веские причины испытывать к ней благодарность.
Узнав о восстании Джона Брауна на Востоке, Мэри Элен вернулась туда с десятью тысячами долларов на поддержку его дела. Она прибыла слишком поздно и не успела помочь Брауну. Ее деятельность на протяжении следующего года (или около того) до сих пор скрыта покровом глубокой тайны. Рассказывают, что Мэри Элен, переодетая мужчиной, путешествовала по Югу, пытаясь разжечь мятеж среди рабов.
Если такие попытки и были, они ни к чему не привели, и она вернулась в Калифорнию.
Во время Гражданской войны она оказывала большую материальную поддержку делу Федерации. Тайно, исподволь она начала плести собственную паутину власти, которая со временем оплела даже дворец губернатора.
В домах, пользующихся дурной славой, она осторожно вербовала недавно поступивших девиц, которые, по ее мнению, обладали внешностью и манерами порядочных девушек. Им – принадлежащим к белой расе – она давала образование, обучала их светским манерам. Некоторые из них вступали в устроенные ею «выгодные» браки, другие становились любовницами влиятельных людей. Одновременно она принимала недавно освобожденных рабов, и через свое же агентство по найму прислуги помещала их в отели, рестораны и частные дома в качестве своих глаз и ушей.
Ее состояние росло. Белл сделался чрезвычайно уважаемой фигурой в бизнесе, хотя мало кто знал, что за ним стоит одна из самых замечательных женщин своего поколения.
Внешне Мэри Элен оставалась первоклассной прислугой, домоправительницей миллионера. Одевалась она в старомодном стиле, никак не выказывая ни своей силы, ни богатства.
Если для достижения своих целей она прибегала к взяткам и шантажу, то это делалось тайно и так ловко, что не оставалось никаких улик.
Многие, знавшие ее доброту и благодеяния, почитали ее почти как святую. Но шепотом о ней передавались самые мрачные слухи.
Наконец она вложила большую часть своего состояния в постройку знаменитого «таинственного дома» со множеством секретных ходов, ошеломляющей роскошью и заграничной обстановкой. Он стал домом Томаса Белла, и там же он умер неожиданной и подозрительной смертью.
Хотя Мэри Элен имела там квартиру, она, по-видимому, никогда ее не занимала. Жена Белла, одна из протеже Мэри Элен, была единственной хозяйкой под этим кровом.
Никому не известно, что стало с огромным богатством Мэри Элен. После того, как она, добиваясь своих целей привычным путем шантажа, совершила одну роковую ошибку, ее власть в обществе Сан-Франциско пошла на убыль. Времена менялись, общество стремилось забыть о грязных пятнах на своем прошлом.
Умерла она в бедности, но так и осталась загадкой, ибо запутанные интриги, стоявшие за всеми ее поступками, так никогда и не прояснились, даже не вышли из разряда гипотез. Но в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые года прошлого века она правила большей частью Сан-Франциско, сама пребывая в тени.
Примечания
1
Sauvage (фр.) – дикарь
2
молодой девушки (фр.)
3
Очень рада, мадемуазель (фр.)
4
паук (диал. фр.)
5
естественно (фр.)
6
змею (фр.)
7
нежные чувства (фр.)
8
моя бедная (фр.)
9
моя бедная малышка (фр.)
10
Это великолепно! (фр.)
11
Submit (англ.) – покорность
12
Как шикарно, милая (фр.)
13
polonias (фр.) – платье в польском стиле
14
sauvage (фр.) дикарь.
15
ужасных (фр.)
16
бедная (фр.)
17
Одномачтовое судно, распространенное от Средиземного моря до Индии.
18
В русских картах соответственно: черви, бубны, трефы и пики.
19
Господь Бог (фр.)
20
Да, да! (фр.)
21
«Дерринджер» – двуствольный пистолет
22
«Подземная железная дорога» – система явок, предназначенная для отправки беглых рабов в Северные штаты.