Нортон Андрэ. Чёрный Триллиум

   Анигель жадно разглядывала листок священного цветка.
   — Но этот водный путь бежит дальше и переходит в черенок. Ой, вот петля, где Мутар огибает Цитадель, а вот и озеро Вум — из него вытекает Великий Мутар, который течет по землям вайвило и диких глисмаков. — Она удивленно посмотрела на волшебницу. — Я должна попасть туда? В Тассалейский лес?..
   — Выходит, так, — кивнула Белая Дама. — Я сама не знала, что расскажет нам лист. — Она покачала головой. — Какой долгий путь! Моя маленькая, самая любимая. Что поделать!.. Хорошо, что тебе хотя бы придется спускаться вниз по течению.
   — И что же я там должна совершить?..
   — Тебе откроется. — Лицо старой женщины подернулось гримасой боли. Имму, которая успела встать, стояла совсем рядом. Заметив, что Белой Даме не по себе, она бросилась вперед, схватила ее под руку. Анигель поспешила с другой стороны. Они помогли волшебнице добраться до ее домика, усадили в огромное мягкое кресло. Имму принесла воду в чашке.
   — Не стоит так беспокоиться, мои дорогие, — сказала старая женщина. — Я пока не умираю. Моя работа еще не выполнена до конца. Просто я очень, очень устала.
   Поколебавшись, Анигель решительно отстегнула от пояса сухую тыкву с митоном.
   — Вот это подарили мне уйзгу. Они утверждали, что митон придает силу и смелость.
   — Это твой подарок. Береги его пуще глаз, но используй только, когда положение станет безвыходным.
   — А как это определить?
   Бина ничего не ответила. Она закрыла глаза, задышала громче, ровнее. Анигель растерянно глянула на нее, потом на Имму, потом вновь на волшебницу и наконец решилась.
   — Может, вы подскажете, где мне искать мой талисман? — робея, спросила она.
   — А-а… В конце черенка. Голос был едва слышен.
   — Но вы не сказали, что это такое…
   Бина безмолвно глянула на нее.
   — Ну пожалуйста!.. — Анигель заплакала. — Скажите, что я должна искать?
   — Не что, а кого, — едва слышно откликнулась Белая Дама.
   — Кого же?
   — Трехголовое Чудовище, — прошептала Бина и погрузилась в сон.

ГЛАВА 16

   У порога королевской опочивальни Зеленый Голос на мгновение замешкался, с жалкой, извиняющейся гримасой на лице расстегнул мешочек, висевший у него на поясе, и достал оттуда четыре маски, сделанные таким образом, чтобы закрывать нижнюю часть лица, — две зеленые, разных оттенков, голубую — для себя, черную с серебряной отделкой — для своего хозяина.
   — Прежде чем войти к его величеству, нам придется воспользоваться вот этим. — Он раздал маски и добавил: — Гниение никак не удается остановить, там, — он указал на дверь, — просто невозможно находиться. Дух стоит такой, что крепкого мужчину может стошнить, а кто послабее — просто падает в обморок. Эти маски изнутри выложены ароматическими травами и смогут примерно на полчаса защитить от зловония. Повелитель, вам хватит времени? — обратился он к Орогастусу.
   Маг кивнул. Глаза у него посуровели, и если даже он опасался исхода предстоящего разговора, никто из Голосов не уловил колебания или страха в его тоне. Ментальный барьер, который поставил Орогастус, был прочен как никогда.
   Результаты применения магической золотой пилюли оказались плачевными. Королевский лекарь — пьяный, рыдающий, трясущийся от страха — с трудом смог вымолвить, что спасения нет. То есть спасение было, но он не только что выговорить — подумать об этом он не смел. Зеленый Голос, не теряя ни минуты, телепатически переслал сообщение Орогастусу, возвращавшемуся из Тревисты. Тот немедленно приказал дать гребцам плетей, и уже через пять часов корабль достиг Цитадели. Допрос лекаря продолжался недолго — тот подтвердил диагноз, опять же ни словом не обмолвившись о единственной возможности. Впрочем, всем и так все было ясно…
   — Открой дверь, — приказал Орогастус.
   Зеленый Голос с поклоном повиновался.
   Опочивальня раньше принадлежала королю Крейну. Ее поспешно переоборудовали, сменили мебель, стены обили малиновым, любимым лаборнокцами шелком. Здесь царила темнота. В камине, встроенном в торцевую стену, тускло тлели раскаленные уголья, на столе, где стоял медный таз, были разложены перевязочные материалы и какие-то инструменты и снадобья. Тускло светила одна-единственная свеча. Огромная кровать стояла на возвышении, вокруг нее со всех четырех сторон едва угадывались во мраке пустые кресла.
   Колдун тихо приказал Зеленому Голосу:
   — Принеси два канделябра со стола и зажги свечи. Потом освободи стол и передвинь его поближе к кровати — с той стороны, где находится больная рука его величества. Синий Голос, приготовь магический прибор. Кажется, мы успели в последнюю минуту.
   Неясная фигура зашевелилась под простынями, потом раздался громовой голос:
   — Кто здесь? Это опять ты, чертов лекаришка? Снова пришел мучить меня? Вон!.. Я хочу спокойно умереть.
   — Здесь я, ваше величество, — ответил Орогастус. — И вы не умрете. — Он осторожно приподнял левую руку короля, отчего тот сразу заорал во весь голос:
   — Сукин сын! Оставь меня в покое!.. Твоя дурацкая пилюля помогла, но ненадолго. Целый день боли не было, а потом опять началось. Ах, Зото, будь милостив ко мне! Это их работа, этих колдуний! Принцессы! Это их месть… Боже, за что я так страдаю!
   — Он бредит, — сказал Орогастус, вынул из складок своего плаща маленькую коробочку из малахита и открыл ее — там лежало шесть золотых шариков. Колдун взял один, бросил его в кубок, закрыл и убрал коробочку. Потом налил в кубок воды, тихо приговаривая что-то. Когда золотая пилюля растворилась, он протянул кубок королю. Волтрик выпил содержимое и с глухим стоном откинулся на подушки.
   Узким острым ножом Орогастус разрезал повязки, которыми была обмотана раненая рука, затем поместил ее на придвинутый стол и принялся внимательно изучать. Сильный жар исходил от зараженной плоти, рука покраснела до середины предплечья, а раздувшиеся пальцы были покрыты синюшным налетом. Невзирая на маски, присутствующие ощутили страшное зловоние. Маг отдал кое-какие распоряжения. Голоса сразу засуетились — Синий и Зеленый раскрыли кожаную сумку и, достав что-то, поставили на стол. Орогастус шагнул поближе к изголовью кровати.
   — Что вы делаете? — закричал король, пытаясь приподняться с подушек. — Оставьте в покое мою руку, вы, черви навозные! Изменники! Я все о вас знаю, все! Вы посланы этими рувендийскими сучками, чтобы прикончить меня.
   — Смотри мне прямо в глаза, — негромко приказал Орогастус, — Смотри, и тебе станет легче.
   Колдун обеими руками сжал голову короля и повернул ее таким образом, чтобы их взгляды встретились. Волтрик застонал, потом без чувств опустился на подушки.
   Орогастус вернулся к столу и взял в руки необычный предмет. Он напоминал собой куб, правда, на одной из сторон выпячивалась выпуклость, похожая на звериную морду. На верхней грани располагались в несколько рядов черные и красные шишечки, возле которых были нанесены магические знаки, а чуть повыше находился помещенный в рамку маленький серый прямоугольник, более похожий на затянутое бельмом око. Колдун нажал пальцем на одну из шишечек, потом на другую, и око неожиданно ожило — оно загорелось тусклым голубоватым светом, и тут же на нем возникли странные волнистые иероглифы. Пораженные Голоса отпрянули от прибора. Красным светом вспыхнула одна из шишечек, золотистым — другая…
   — Держите руку в неподвижном состоянии, — распорядился Орогастус. — Пойте гимн об исцелении, но на машину не смотрите. Это устройство Исчезнувших может лишить зрения человека, который будет смотреть на ее работу незащищенными глазами.
   Колдун придвинул куб к локтю раненой руки, а три Голоса заунывно запели в унисон. Потом Орогастус вытащил какие-то странные темные стеклышки, скрепленные одно с другим серебряной дужкой, и напялил их на нос. Наконец он надавил пальцем на самую большую шишечку. Дрожащий бело-голубой луч не толще шерстяной нитки вырвался из ноздри выдавленной на кубе морды. Маг передвинул устройство так, чтобы луч коснулся руки. Слепящая световая игла уперлась в столешницу, послышался характерный треск горящего дерева, пошел дым, затем луч коснулся больной руки чуть пониже локтя. По коже внезапно побежал дымящийся угольный след, щель начала расширяться… Голоса прекратили пение, замерев от страха:
   — Вот и все, — объявил Орогастус и нажал на шишечку.
   Луч погас. Колдун снял стеклышки и поднес обрубок руки к глазам. Внимательно изучил… Удовлетворенно хмыкнул.
   — Отлично. Гниение еще не захватило всю руку. Плоть под кожей пока здорова.
   Он еще раз нажал какую-то шишечку, и прямоугольное око погасло, опять затянулось пленкой.
   — Синий Голос, заверни отрезанную конечность и сожги ее. Смотри, не прикасайся голыми руками к ране… Потом упакуй прибор и хорошенько протри рану самым крепким бренди. Вытирай также лоб и виски короля. Необходимо сменить белье и одежду его величества. Зеленый Голос, прокали на огне новую повязку и затем перебинтуй рану королю. Смотри, не прикасайся к зараженным местам! Позже я дам тебе и этому кретину лекарю соответствующие указания, которые необходимо скрупулезно выполнять.
   — Повелитель, пиявки следует заменить? — Зеленый Голос был немного удивлен безразличием Орогастуса к самому чудодейственному средству, которое он знал.
   — Прежде сменить одежду и белье, дурак! Не спускать с короля глаз.
   Пока Голоса занимались Волтриком, Орогастус подошел к окну, раздвинул тяжелые темно-вишневые шторы и распахнул створки. В спальне сразу стало светло, повеяло свежим ветром. Через несколько минут, когда отрезанная конечность сгорела в камине и вонь почти улетучилась, Орогастус снял маску. Он был бледен, губы крепко сжаты. Маг приблизился и в упор посмотрел на короля.
   — Волтрик, ты меня слышишь?
   Король шепнул:
   — Слышу…
   — Ты был на пороге смерти, мой господин. Я спас тебя, когда все другие уже отчаялись. Ты будешь жить. Правда, придется еще немного помучиться, но через несколько недель ты станешь таким же сильным, как и прежде. Я, Орогастус, клятвенно заверяю тебя.
   — Благодарю. — Волтрик помедлил, потом спросил: — Ты отрезал мне руку?
   — Да, государь.
   Король долго смотрел на него.
   — Значит, так тому и быть. В конце концов, эта не та рука, в которой держат меч. Благодарю тебя, Зото неистовый, и тебя, мой первый министр.
   Стон вырвался у него, когда Голоса принялись менять на нем длинную ночную рубашку. Потом они надели новые наволочки, достелили свежие простыни и вновь перебинтовали культю. Когда все было закончено, король слабым голосом приказал:
   — Отошли своих слуг. Я хочу поговорить с тобой о государственных делах.
   Маг обратился к Голосам:
   — В течение часа я покину Цитадель и отправлюсь на гору Бром. Проследите, чтобы отряд сопровождения состоял из отборных рыцарей и чтобы им были выданы свежие и самые сильные фрониалы.
   — Будет исполнено, повелитель. — Голоса с поклоном попятились к двери.
   — Ты уезжаешь? — удивился король.
   — Мои слуги проследят за вами. Мне крайне необходимо вернуться в Лаборнок для того, чтобы пообщаться с ледяным зеркалом. Только с его помощью я смогу выведать, что замышляют враги.
   Взгляд короля затуманился.
   — Как раз на эту тему я и хотел поговорить с тобой. Что там слышно насчет этих трех грязных девок?
   — Ничего. Предводительница туземцев в Тревисте отказалась сотрудничать с нами в розыске. Если бы мы попытались угрожать, оддлинги разорвали бы с нами торговые отношения.
   Король выругался.
   — Нам в любом случае необходимо отыскать принцесс.
   — Мои слуги и я прилагаем все силы, используя как армию, так и магию, чтобы обследовать не только город, заселенный оддлингами, но и самые отдаленные части Рувенды.
   Пока наши попытки не увенчались успехом. Чье-то враждебное вмешательство ослабляет мою проникающую способность. Как известно, принцессы хранят у себя три священных амулета — это обычные медальоны из темного, но прозрачного янтаря, внутри которых запечатаны бутоны Черного Триллиума. Скорее всего, помехи создают именно эти амулеты. Цветок этот имеет прямое отношение к Бине — помните, я вам рассказывал? Эта дама является хранительницей Рувенды и, вероятно, через амулеты снабжает своих подопечных мощным зарядом ментальной энергии.
   — Твое зеркало способно разорвать эту связь?
   — Вне всякого сомнения. Это устройство было изготовлено Исчезнувшими. В мире пока нет преграды, способной противостоять его проникающей силе. Оно способно пронизать ясновидящим взглядом расстояние в пять тысяч лиг, то есть ему доступна вся западная граница континента, даже те области, где живут покрытые перьями варвары. Не беспокойтесь, мой король, я отыщу принцесс, где бы они ни скрывались.
   — Хорошо, ты выследишь этих дьяволиц. Что потом? Они опять растворятся в проклятых джунглях, пока ты вернешься в Рувенду и отдашь необходимые приказания.
   Орогастус рассмеялся.
   — Это уже по моей части. Как только я определю их местонахождение, я тут же свяжусь со своими Голосами, которые будут находиться здесь, в Цитадели. Мы сразу направим хорошо вооруженные отряды, и кто-то из Голосов будет сопровождать их. Я буду постоянно передавать сообщения и наводить наших людей, пока мы не захватим их.
   — Хорошо. — Король помолчал, потом спросил: — Эти девицы на самом деле заговорили мою рану, чтобы погубить меня?
   — Такие случаи известны, но на этот раз, полагаю, все развивалось естественным путем. Заражение есть заражение… Но теперь вы быстро поправитесь. Несчастье в другом — то, что причиняет вам столько неудобств, не может быть вылечено с помощью какого-то снадобья. Есть только один выход — дальнейшая решительная интервенция.
   Король закрыл глаза. Задумчивая улыбка появилась на его лице.
   — Да, ты появился вовремя. Мой дорогой сынок Антар, должно быть, теперь локти кусает от досады, корона-то была совсем близко…
   Маг сухо ответил:
   — Его высочество принц Антар очень хорошо проявил себя в походе на Тревисту. Он неустанно молил небеса о вашем выздоровлении.
   — Хм! Твой Зеленый Голос передал мне изображение его разговора с этой провидицей. Антар уступил ей по всем статьям, растаял, как свадебный торт под дождем. — Король резко вскинул брови. — Как ты считаешь, чародей, мой сын хранит верность короне?
   — Скоро мы найдем ответ на этот вопрос. Пусть он возглавит один из поисковых отрядов, которые мы пошлем по следам принцесс.

ГЛАВА 17

   Харамис проснулась от слепящих солнечных лучей, покалывавших ей веки, и от дурного предчувствия. Вокруг царила тишина. Это смущало… До сих пор Узун всегда поднимался первым, хлопотал по хозяйству, так что ее всегда будило легкое шарканье, звяканье котелка и кружек, треск горящих поленьев. Теперь, уже ясным днем, до нее доносились только посвист ветра и пение редких птиц — но никаких признаков присутствия Узуна. Если бы он проспал, она бы наверняка услышала его храп.
   Принцесса резко перевернулась на другой бок — вот его спальный мешок, он еще в нем. Харамис вскочила, сразу отметив, что температура сегодня куда ниже, чем вчера. Вот что значит чистое ночное небо! Бросила взгляд на занавешенное вдали облаками небо — не дай Бог, грянет буря!
   Ползком приблизившись к Узуну, она начала развязывать шнурки его капюшона, чтобы освободить лицо. Оно было умиротворенным и бесчувственным. У Харамис сжалось сердце. Старый музыкант выглядел, как покойник.
   — Владыки воздуха! — взмолилась принцесса. — Мне бы следовало еще вчера отослать его! Или даже раньше… Она затрясла маленького оддлинга за плечи.
   — Ну, миленький Узун, проснись. Только не умирай! Ну, пожалуйста!
   Его тело было мягким, податливым, свободно подчинялось любому движению, и где-то в глубине сознания у Харамис мелькнула мысль, что после смерти члены твердеют и уже не могут сгибаться и разгибаться так, как у Узуна. Возможно, музыкант еще жив?
   Она прилегла возле него, приложила ладонь ко рту. Казалось, прошла вечность, прежде чем она кожей почувствовала его дыхание — едва ощутимое дуновение холодного воздуха, потом нестерпимо долгая задержка и, наконец, новый выдох. Он, без сомнения, был жив, но следовало как можно скорее переместить его в более теплое место.
   Принцесса укрыла его своим спальным мешком, быстро сунула рюкзак под скалу и воткнула рядом посох с металлическим набалдашником. Потом взглянула на облака. Она могла поклясться, что сегодня снегопада не будет, поэтому, вернувшись сюда вечером, она сможет отыскать свое снаряжение. Кто мог поживиться ее припасами? Звери здесь не водились…
   Харамис накинула на плечи лямки рюкзака Узуна, подтащила его прямо в спальном мешке — благо, ее друг был легкий — к длинному снеговому языку, спускавшемуся по склону, и поволокла спальник вниз. Двигаться таким образом оказалось гораздо удобнее, чем тащиться вверх. К полудню она добралась до места предыдущей ночевки.
   О, ту ночь они провели просто замечательно — в глубокой нише, образовавшейся под двумя сцепившимися скалами-останцами. Здесь было сухо, совершенно безветренно, и задняя, сглаженная временем стена на ощупь казалась теплой. Харамис прислонила Узуна к каменной твердыне, а сама занялась костром. Угли и головешки с позавчерашнего вечера так и валялись у входа в этот живописный естественный грот. В тот день подготовкой к ночлегу занимался Узун — он искал дрова, готовил ужин, но все это происходило на глазах у принцессы, так что ей не составило труда отыскать карликовые деревца, стайками прятавшиеся среди угрюмых скал.
   Вернувшись с дровами к стоянке, она вновь проверила, как чувствует себя ее товарищ. Узун все еще был без сознания, однако дыхание его участилось, стало вполне ощутимым. Это был добрый знак. Харамис развела костер у входа в грот, набрала в котелок воды из ближайшего голосистого ручейка, вскипятила ее и заварила чай. Почувствовав душистый аромат горячего настоя из трав, Харамис едва справилась с голодными спазмами. Ей ни в коем случае нельзя было поддаваться хвори, и она тут же закусила тем, что было уложено в рюкзаке Узуна. Запила чаем…
   Он отправится вниз, на равнину. К реке… Еды ему много не потребуется… Скоро он доберется до тех мест, где пищи достаточно.
   Тем временем чуть поостыл чай, налитый в кружку Узуна. Принцесса положила его голову повыше и осторожно влила немного жидкости в чуть приоткрытый с помощью ножа рот.
   После первых капель он по-прежнему оставался неподвижен — даже его нижние длинные клыки выглядели жалко, беспомощно. Потом он чуть заметно вздрогнул и новую порцию чая уже проглотил сам, потом почмокал толстыми губами и внятно прошептал:
   — Слишком устал…
   — Да, мы очень устали, — согласилась она.
   Напоив его чаем, Харамис прислонилась спиной к стене. Неожиданно рядом на шершавом камне заиграли солнечные лучи. От костра веяло согревающим, уютным, чуть припахивающим дымком теплом. Она невольно смежила веки…
   — Принцесса! — тихо позвал ее кто-то. Принцесса открыла глаза. Узун осмысленно смотрел на нее, потом перевел взгляд в сторону, оглядел стены; повернув голову, он удивленно взглянул на огонь. — Что мы здесь делаем? Неужели сюда завело нас семечко? Где мы? Что случилось?
   Харамис встряхнула головой, чтобы прийти в себя. Она никогда до этого не спала днем — разве что когда бывала больна — и чувствовала себя какой-то оглушенной.
   — Ох, чайку бы сейчас, — прошептала она. — Как чаю хочется…
   Она потянулась к своей чашке, выпила чай и только теперь смогла подняться на ноги.
   Узун, извиваясь подобно червяку, выполз из спального мешка, легко встал, быстро сбегал за водой и вновь поставил на огонь котелок.
   Удивлению Харамис не было предела. Вот это да! Час назад он погибал от переохлаждения, но стоило ему согреться, и он как ни в чем не бывало скачет по горам. Теперь нет никаких сомнений: музыкант сможет в одиночку вернуться назад.
   Он угостил ее горячим напитком. Харамис медленно, маленькими глотками выпила его, после чего почувствовала себя намного лучше.
   — Узун, — обратилась она к музыканту. — Знаешь, что мне пришло в голову, пока я тащила тебя вниз в спальном мешке? Не слишком ли много времени мы провели в библиотеке и в музыкальной комнате? Мы с тобой вели себя, как два самодовольных, уверенных в своем превосходстве идиота. Этакие избранные, возвышенные натуры… Белая Дама предупреждала меня, что я должна буду расстаться с тобой еще до того, как достигну цели. Но она никак не могла предположить, что мы окажемся такими беспомощными и, скажем прямо, наивными людишками, которые способны сами шагнуть в пасть смерти.
   Оддлинг внимательно посмотрел на нее.
   — Я, кажется, узнаю это место. Мы здесь ночевали два дня назад.
   — Да, — кивнула Харамис. — Этим утром я проснулась и обнаружила, что жизнь в тебе едва теплится. Признаюсь, сначала я подумала, что ты умер. Ты едва дышал, а тело твое было таким же холодным, как и воздух. Тогда я укутала тебя в оба наши мешка и спустилась к месту предыдущей стоянки. Я надеялась, что ты выдержишь. Хвала Триединому, все обошлось. Теперь у тебя все в порядке, правда?
   Узун кивнул.
   — Я чувствую себя вполне сносно. Только чуть-чуть бьет озноб, а так ничего серьезного. Я вполне готов продолжить путь.
   — Вот и хорошо, — сказала Харамис. — Теперь, когда мы выбрались из полосы снегов, тебе будет легче отправиться назад. Я же продолжу восхождение. — Она достала из его рюкзака рыболовную снасть. — Ты пока отдохни, а я отправлюсь на рыбалку, может, удастся поймать что-нибудь на ужин.
   — Нет, принцесса, — возразил Узун. — Вы и так потеряли со мной два дня. Пора выпускать семечко — и в дорогу!
   — Двух дней, мой друг, все равно не вернешь, даже если я отправлюсь немедленно. Снегопада я сегодня не ожидаю и спокойно вернусь в наш вчерашний лагерь по своим следам — мне даже семечко тратить не придется. Так что обо мне не беспокойся, я немного отдохну и отправлюсь в путь. Слава Триединому, ты остался жив.
   — Вы считаете, мне очень радостно покидать вас в такую минуту? — Узун выглядел очень расстроенным.
   — Конечно, ничего хорошего в этом нет. Но, мой милый Узун, не напоминает ли тебе нынешняя ситуация сюжеты древних героических баллад? Помнишь, как мы волновались, слушая их, как сильно начинало биться сердце, какие возвышенные мысли теснились в голове? Вспомни, разве главным в них была героическая смерть, разве не чувство исполненного долга вызывало наше восхищение? Если мы отнеслись бы к древним стихам более разумно, более вдумчиво, то не наделали бы столько нелепых ошибок. Я бы не гнала тебя бездумно на верную гибель, ты бы вовремя напомнил мне, что сил больше нет. Разве этому учили нас предки, закрепляя свой опыт в звучных строфах? Какая польза Рувенде, замерзни ты в этих безлюдных местах? Какая польза, если бы ты умер у меня на руках и я бы от горя и отчаяния потеряла голову? То, что у нас есть цель, что мы не принадлежим себе, вовсе не значит, что мы непременно должны погибнуть. Победить — да, мы обязаны, но нестись сломя голову, не замечая ничего вокруг, не имеем права. Вот к какому выводу я пришла: потеря двух дней — ничто по сравнению с твоей или моей жизнью. Более того, с этой минуты не семена священного цветка будут командовать нами, а я ими.
   Она задумчиво оглядела окрестности, а потом продолжила:
   — Может… Может, королева и должна в критических случаях жертвовать жизнью своих подданных. То есть имеет на это право… Но, клянусь Владыками воздуха, если мне когда выпадет такая доля, то для подобного решения будут весьма веские причины.
   — Выходит, — с болью произнес Узун, — вы лишаете меня права пожертвовать жизнью ради вас?
   — Не совсем так, — ответила Харамис. — Кто может запретить человеку распорядиться своей жизнью? Но речь идет об исполнении долга, а риск, сопутствующий ему, — дело второстепенное. Вот в каком смысле я говорю о своих правах. В настоящую минуту я не считаю, что наступила необходимость пожертвовать твоей жизнью ради достижения цели. Кроме того, если ты сейчас отдашь Богу душу, где я найду другого музыканта, когда верну себе трон? Кто будет учить моих детей играть на флейте?
   Узун улыбнулся.
   — Ну и мечтательница же вы, принцесса. Хитрая мечтательница… Итак, я возвращаюсь на родину и жду вашего вызова — подвиги ли совершать, учить ли детей музыке, мне все равно.
   — Вот и прекрасно. А я скоро отправлюсь в путь. Ты пока поспи, мой друг.
   Музыкант охотно кивнул в ответ и полез в спальный мешок.
   — Я тоже немного отдохну, — добавила Харамис.
 
   — Принцесса, просыпайтесь! — Узун решительно тряс ее за плечо. — Надвигается снегопад, надо немедленно отправляться в дорогу.
   Харамис открыла глаза. Небо совсем затянули низкие лохматые тучи. Снегопада можно было ждать с минуты на минуту.
   — Принцесса, где ваш мешок? — Узун по-прежнему тряс ее за плечо.
   — Я оставила его на нашей вчерашней стоянке. Надеялась вернуться и отыскать его… Значит, надо спешить. Ты тоже не медли. По снегу ты далеко не уйдешь.
   — Верно, — согласился музыкант и сунул в руки принцессе ломоть хлеба и чашку горячего чая. — Подкрепитесь на дорожку. Пусть помогут вам Владыки воздуха.