Идайзи изумленно уставилась на нее.
– Но ты же знаешь, что такое Жезл. Он сердце нашей нации…, нашего народа! Без него мы прекратим существование. Почему же ты говоришь, что Жезл – ничто и Хасти может править без него?
Непростительная ошибка, мгновенно поняла Талахасси.
Народ Амона в продолжение веков воспитывался в этом убеждении. И если бы Жезл на самом деле был отобран у них, они бы распались как государство, исчезли как нация, потому что они верили, что это должно быть так.
– И тем не менее он завладел им и спрятал, – подчеркнула Талахасси.
– Он был укрыт только на время. Хасти знал, где он находится – и только четверо знали, что он исчез. До тех пор, пока ты и Джейта не разгадали это!
– Но ты захватила его…, и меня.
Идайзи ударила кулачками друг о друга.
– Юсеркэф из Рода, никто не может отрицать этого. Императрица не вступит в брак, она почти удалилась от общества. А ты…, ты из Высшего Пути. Как ты будешь управлять?
Юсеркэф – родной сын императора. Почему же он не должен быть здесь правителем? – Ее слова катились одно за другим в стремительном натиске. – У других народов королю наследует родной сын…
– У варваров, – уточнила Талахасси. – Их ты знаешь гораздо ближе, чем я. Ты говоришь о Жезле как о настоящем сердце нашего народа. Это так, но, в свою очередь, с ним неразрывно связаны наши собственные обычаи. Мы не следуем путями варваров.
– Можешь укорять меня происхождением, если хочешь!
Да, моя бабушка была из народа западного моря – но она ничуть не хуже от этого. Она была дочерью короля…, каковой являешься и ты.
Итак, их подозрение о происхождении Идайзи оказалось верным. Правда, для Талахасси это не имело значения.
– Какое это имеет значение теперь, чья кровь течет в наших венах? Достаточно того, что Хасти был предоставлен самому себе в его делах. А так как ты знаешь его лучше, чем я, что, в таком случае, ты предлагаешь? – Она возвратила их к главной теме. И она действительно желала получить ответ Идайзи на этот вопрос.
Когда женщина заколебалась, Талахасси задала другой вопрос:
– Как эта клетка, в которой я нахожусь, контролируется?
Я узнала, что в ее стенках имеется энергия, так что я не могу рассчитывать пробить себе путь наружу.
Идайзи встряхнула головой.
– Я не знаю. В этой комнате прежде я была только раз. И тогда Хасти сказал, что повсюду для неосторожного лежит смерть и что нельзя касаться вещей, которые находятся здесь.
– Тогда почему ты пришла? – настаивала Талахасси. – Сказать мне, как безнадежно бороться против этого варвара, которого ты пыталась использовать как марионетку, а теперь она с легкость повернулся в твоей руке, чтобы угрожать тебе?
– Я пришла потому, что…, что, несмотря на все, Хасти сказал – Талант существует. И если есть в Высшем Пути то, что является таким же сильным, как его механизмы…, настоятельно прошу тебя использовать это против него, прежде чем будет слишком поздно!
Талахасси изучала ее сузившимися глазами. Она начала эту беседу, полагая, что прибытие Идайзи – отвлекающий маневр или утонченная атака против нее, вполне вероятно, начатая под воздействием Хасти. Но новое чувство подсказывало ей теперь, что женщина была в самом деле полна страха, что она говорит почти то, что думает. Хотя в прежнее время искренность не сопутствовала ей, сейчас страх заставил ее быть отчасти правдивой.
– Я догадываюсь, что ты подразумеваешь под этим… однако похоже, что действительно поздно, – заметила Талахасси. – Но ты кое-что можешь сделать – приведи в готовность тех, кто захочет подняться, чтобы уничтожить Хасти, открой путь для Джейты и Херихора…
Идайзи уже трясла отрицательно головой.
– Я же говорила тебе – у него есть собственная защита Напаты…
– Охранники могут быть… – начала Талахасси, но женщина перебила ее:
– Но не этих охранники – поскольку они не люди, а скорее предметы, которые он создал в этом помещении. Мы не имеем понятия, как управлять ими, так же как я не могу освободить тебя из этой клетки. Его пути не являются нашими путями.
– Может быть, нет. – Талахасси не спускала глаз с блока, от которого доносилось постоянное потрескивание, откуда Хасти пытался овладеть ее разумом. – Это то, – она показала, – что, я считаю, контролирует эту клетку. Что находится на его передней части? – Предмет находился перед ней под неудачным углом, так что она не могла видеть, что у него на управляющей панели.
Идайзи передвинулась, чтобы встать перед блоком, но пальцы сплела за спиной, как будто больше всего на свете страшилась какого-либо контакта с механизмом.
– Здесь есть панель; на ней светится маленькая красная лампочка. Ниже нее ряд кнопок.
– Сколько кнопок?
– Четыре.
Четыре, и самая дальняя кнопка управляла мучительной болью, которой Хасти поразил ее. Могла ли какая-нибудь из остальных трех освободить ее? Шанс был незначителен, но Талахасси не могла пренебречь им.
– Не трогай кнопки, которая находится справа с краю от тебя. А испробуй кнопку самую дальнюю от тебя слева.
– Трогать это – смерть. Он сказал так! – Идайзи даже не пыталась поднять руку.
– Если ты пришла не помочь мне – тогда для чего?
– Используй свои собственные силы, – ответила Идайзи. – Вы, из Высшего Пути, говорили в прошлом, что с их помощью может быть сделано очень многое. Я тебе описала его, но не прикоснусь к этому предмету, порожденному дьявольским знанием.
Потом она повернулась и убежала, будто за ней гналось нечто ужасное. Талахасси проводила ее взглядом. В самом деле, она может использовать только собственные силы. Действительно ли Идайзи была движима паникой, или весь ее разговор был уловкой, стремлением узнать, что Талахасси, с ее хваленым Талантом, могла сделать? Ее уверенность, что женщина была искренней в своем страхе, поколебалась. Правда и ложь могли быть так искусно смешаны, что их невозможно отделить одно от другого.
Но ей не давала покоя мысль об этих четырех кнопках.
Если бы она только смогла уговорить Идайзи проверить их!
Она вперила взор в блок слева от нее, будто одной волей могла повлиять на его секрет, чтобы добыть свободу.
Исключительно волей! Память Ашаки отозвалась еще одним фрагментом. К несчастью, фрагментом, на котором она ничего не могла построить. Она знала только, что Ашаки сама однажды была очевидцем такого искусства, как телекинез.
Однако он осуществлялся несколькими адептами, действующими совместно, соединив свои силы. И это не было широко распространенным.
Она закрыла глаза, чтобы блокировать «здесь» и «сейчас», лучше уловить любой намек из этой второй и искаженной памяти. Кое-какие подробности настолько ясны, что она была в состоянии поверить, что сама совершала такие действия. Другие…, они становились смутными, расплывались, когда она пыталась сосредоточиться на них. Можно было подействовать на мозг животного, взять его под контроль, заставить выполнить какое-нибудь дело в пределах его физической способности. Но подобное обращение с другими жизненными формами нельзя позволять. Ибо всякая жизнь должна быть почитаема, и человек не должен превращать в рабов любые виды животных. К тому же, где в этой комнате нужно найти что-нибудь, на что она могла оказать воздействие, если бы обладала возможностью это сделать?
Где?…
Талахасси напряглась. Это…, это «присутствие» – имя которому было Акини – оно вернулось. Она открыла глаза и взглянула на клетку с Жезлом, над которым вновь парило оно.
Однако… Акини – оно – был не один!
Она не могла этого видеть, только чувствовала, что в настоящий момент здесь находится более чем одно «присутствие». Она наблюдала, не делая движений, едва осмеливаясь глубоко вздохнуть.
– Акини… – Талахасси облизнула губы, произнеся имя вслух.
Наступило что-то вроде неподвижности – как будто то, что она не видела, застыло, внимательно слушая, потому что теперь эти «присутствия» были сфокусированы на ней.
– Акини. – Она снова произнесла имя, и на этот раз ее услышали.
Неожиданно на нее обрушился поток возбуждения, как волна накатывается на утес, – гнев, страх – но не по отношению к ней. Нет, эта эмоция захлестнула ее, чтобы поглотить, только потому, что она присутствовала здесь и каким-то образом установила ниточку контакта с личностью, которая ее породила.
Но контакт казался целиком односторонним. Хотя это – Акини – знало ее или отвечало, как она полагала, за то, что случилось, оно не могло совершать какие-то действия.
За исключением того, что в воздухе возникло завихрение, смутно различимое очертание, дух – подобно туманному силуэту с каплевидным расширением вместо головы, руками-хворостинками, такими же ногами, цилиндрическим телом…
Это извивалось, как будто стараясь установить то, что было намеком на ноги, на пол, однако оно колебалось и расплывалось. Но, как бы то ни было, оно каким-то образом могло контролировать свое перемещение до такой степени, что приблизилось к передней части ее клетки.
Опять эмоции: мольба, беззвучный крик о помощи.
– Акини. – Она призвала все свое самообладание, так как колеблющееся существо вызывало у нее нарастающий ужас, и принудила себя глядеть на него. – Я пленница…, я не могу помочь тебе…, сейчас.
Оно – он – понял?
Он явно пытался удержать хотя бы ту слабую видимость, которой обладал. А потом одна из рук-хворостинок начала удлиняться, вбирая в себя паутиноподобное вещество, из которого он весь был сформирован, до тех пор пока перед ней в воздухе не заскользили беспокойные кольца того, что, возможно, было гигантской змеей – с очень тонким, но длинным телом.
Оно образовало петлю вокруг клетки, из которой Талахасси следила за ним широко раскрытыми глазами. Она уже была способна частично принять духа, которого увидела сначала, но это было нечто другое, и оно по-прежнему растягивало свою субстанцию, утоньшая и утоньшая ее, до подобия нитей.
Конец нити висел в воздухе перед ограждением клетки.
Талахасси вскинула руки к лицу. Она знала, что сейчас должно произойти. Теперь нить старалась проникнуть между проволоками смертоносной ячейки! Добраться до нее! Она потеряла самообладание и, вскрикнув, уткнулась лицом в колени, обхватив руками голову сверху, чтобы защитить ее – хотя защиты не было, она была убеждена, что не сможет противостоять тому, что сейчас тянулось к ней.
Произошло соприкосновение, холодное, вызывающее покалывание, на руке чуть выше запястья, где нить встретилась с ее плотью. Она попыталась сжаться еще сильнее, в комок, тихо плача, ни о чем теперь не думая, кроме стремления спастись. Затем…, нить исчезла!
Талахасси не нужно было поднимать глаза, чтобы осмотреть лабораторию, она и так знала. Разрушение нити было ментальным, а не физическим действием. На мгновение она даже обрадовалась его уходу, своему спасению – хотя не могла бы сказать, по какой причине страшилась его.
Раздался звук открываемой двери. Возвращается Идайзи?
Она ни в коем случае не должна видеть Талахасси, доведенную до такого бедственного положения. Девушка боролась за контроль над своим дрожащим телом, своими в значительной степени смятенными мыслями и привлекла последние остатки своей энергии, чтобы поднять голову.
– Как настроение, Великая Леди?
Затуманенный взгляд Талахасси прояснился. Однако в настоящее время Хасти, хотя и пленил ее, не шел ни в какое сравнение с тем, что висело в воздухе, пытаясь достать ее через переплетение тюремных стен.
– Хочешь ли ты пить? – спросил он со злобной издевкой, отойдя от стенки клетки к раковине, чтобы покрутить кран у капающей трубы. В ответ на это действие хлынула стремительная струя воды.
– Вода, Великая Леди. В данный момент, должен сказать, она показалась бы тебе гораздо слаще, чем самое редчайшее из вин. Разве это не так?…
Она покачала головой, не столько в отрицание, сколько, пожалуй, для того, чтобы прояснить свои мысли. Хасти был человеком, а это другое существо… Она содрогнулась.
– Не надо воды? Тебя хорошо подготовили. – Он отвернулся от струи из трубы и снова начал вертеть диск на сверкающей цепочке. Но на этот раз она была настороже и закрыла глаза. Он не сможет снова загипнотизировать ее.
– Глупая самка!
– Акини тоже был глупым? – спросила она.
– Акини! Откуда ты взяла это имя? Потрудились ваши шпионы? – В его голосе появилась ранее отсутствовавшая резкость. Сказав это, он удалился от раковины, подойдя поближе к клетке.
На ее губы как будто легла предостерегающая рука. Значит, это существо, отсутствовавшее недолгое время, вновь появилось здесь. Вспышка гнева, направленная на Хасти…
Отчетливый совет, призывающий ее к молчанию.
– Как, в свою очередь, должно быть, трудились ваши, – ответила Талахасси. Однако не открывала глаза, хотя больше не слышала слабый свист цепочки, рассекающей воздух.
– Это несущественно. – Он снова овладел собой. – Тебе, вероятно, хочется это знать, поскольку он твой родственник. Юсеркэф «не отправился на запад» – как в твоем народе говорят о смерти. Он будет жить – калекой, и не более благодарен тебе за это, чем любой человек на его месте. Что до тебя, то я оставляю тебя твоим сновидениям, Великая Леди…, и не думаю, что в эту ночь они будут приятными!
Она могла слышать шарканье его сандалий по полу. Он миновал ее клетку, направляясь к блоку, на котором располагались кнопки. Еще одно нападение на ее разум? Она слишком измучена теперь…, она не может сохранять контроль…, она не может…
Уловила она или нет слабый щелчок кнопки? Раздалось жужжание, еле уловимое, но постоянное, обтекающее ее, как будто проволоки сетки кто-то перебирал, как струны арфы – поющие…, убаюкивающие… Ее голова снова склонилась вперед, так, что лоб покоился на коленях. Она пыталась напрячь свою волю, чтобы не заснуть, но не смогла…
Клетки не было… Вместо этого она шла по коридору и знала, что произойдет в конце. Это было испытание послушника, который должен взглянуть без страха в лицо смерти и затем переродиться, или никогда уже не следовать Высшим Путем. Страх двигался за ее плечом, подбираясь к ней шаг за шагом, но она не поворачивала головы, чтобы посмотреть, как он выглядит. Она заставляла себя дышать ровно, медленно, как дышит человек, который полностью расслабился, чтобы делать каждый шаг так же неторопливо, как предыдущий. Позади лежали годы обучения в Храме, впереди – только это последнее тяжелое испытание, когда она сможет доказать свое право на Силу, которую ощущала теперь бьющейся внутри нее, ищущей выход, потому что только посвященный мог действительно высвободить ее.
Там, впереди, висел темный занавес смерти-в-жизни, и позади него находилась жизнь-в-смерти, противостоящая ей. Ашаки высоко держала голову, как будто уже носила венец победы Посвященного. Ее рука двинулась, стиснула занавес и отдернула его. С мужеством воина она ступила в глубокую тьму.
Глава 11
– Но ты же знаешь, что такое Жезл. Он сердце нашей нации…, нашего народа! Без него мы прекратим существование. Почему же ты говоришь, что Жезл – ничто и Хасти может править без него?
Непростительная ошибка, мгновенно поняла Талахасси.
Народ Амона в продолжение веков воспитывался в этом убеждении. И если бы Жезл на самом деле был отобран у них, они бы распались как государство, исчезли как нация, потому что они верили, что это должно быть так.
– И тем не менее он завладел им и спрятал, – подчеркнула Талахасси.
– Он был укрыт только на время. Хасти знал, где он находится – и только четверо знали, что он исчез. До тех пор, пока ты и Джейта не разгадали это!
– Но ты захватила его…, и меня.
Идайзи ударила кулачками друг о друга.
– Юсеркэф из Рода, никто не может отрицать этого. Императрица не вступит в брак, она почти удалилась от общества. А ты…, ты из Высшего Пути. Как ты будешь управлять?
Юсеркэф – родной сын императора. Почему же он не должен быть здесь правителем? – Ее слова катились одно за другим в стремительном натиске. – У других народов королю наследует родной сын…
– У варваров, – уточнила Талахасси. – Их ты знаешь гораздо ближе, чем я. Ты говоришь о Жезле как о настоящем сердце нашего народа. Это так, но, в свою очередь, с ним неразрывно связаны наши собственные обычаи. Мы не следуем путями варваров.
– Можешь укорять меня происхождением, если хочешь!
Да, моя бабушка была из народа западного моря – но она ничуть не хуже от этого. Она была дочерью короля…, каковой являешься и ты.
Итак, их подозрение о происхождении Идайзи оказалось верным. Правда, для Талахасси это не имело значения.
– Какое это имеет значение теперь, чья кровь течет в наших венах? Достаточно того, что Хасти был предоставлен самому себе в его делах. А так как ты знаешь его лучше, чем я, что, в таком случае, ты предлагаешь? – Она возвратила их к главной теме. И она действительно желала получить ответ Идайзи на этот вопрос.
Когда женщина заколебалась, Талахасси задала другой вопрос:
– Как эта клетка, в которой я нахожусь, контролируется?
Я узнала, что в ее стенках имеется энергия, так что я не могу рассчитывать пробить себе путь наружу.
Идайзи встряхнула головой.
– Я не знаю. В этой комнате прежде я была только раз. И тогда Хасти сказал, что повсюду для неосторожного лежит смерть и что нельзя касаться вещей, которые находятся здесь.
– Тогда почему ты пришла? – настаивала Талахасси. – Сказать мне, как безнадежно бороться против этого варвара, которого ты пыталась использовать как марионетку, а теперь она с легкость повернулся в твоей руке, чтобы угрожать тебе?
– Я пришла потому, что…, что, несмотря на все, Хасти сказал – Талант существует. И если есть в Высшем Пути то, что является таким же сильным, как его механизмы…, настоятельно прошу тебя использовать это против него, прежде чем будет слишком поздно!
Талахасси изучала ее сузившимися глазами. Она начала эту беседу, полагая, что прибытие Идайзи – отвлекающий маневр или утонченная атака против нее, вполне вероятно, начатая под воздействием Хасти. Но новое чувство подсказывало ей теперь, что женщина была в самом деле полна страха, что она говорит почти то, что думает. Хотя в прежнее время искренность не сопутствовала ей, сейчас страх заставил ее быть отчасти правдивой.
– Я догадываюсь, что ты подразумеваешь под этим… однако похоже, что действительно поздно, – заметила Талахасси. – Но ты кое-что можешь сделать – приведи в готовность тех, кто захочет подняться, чтобы уничтожить Хасти, открой путь для Джейты и Херихора…
Идайзи уже трясла отрицательно головой.
– Я же говорила тебе – у него есть собственная защита Напаты…
– Охранники могут быть… – начала Талахасси, но женщина перебила ее:
– Но не этих охранники – поскольку они не люди, а скорее предметы, которые он создал в этом помещении. Мы не имеем понятия, как управлять ими, так же как я не могу освободить тебя из этой клетки. Его пути не являются нашими путями.
– Может быть, нет. – Талахасси не спускала глаз с блока, от которого доносилось постоянное потрескивание, откуда Хасти пытался овладеть ее разумом. – Это то, – она показала, – что, я считаю, контролирует эту клетку. Что находится на его передней части? – Предмет находился перед ней под неудачным углом, так что она не могла видеть, что у него на управляющей панели.
Идайзи передвинулась, чтобы встать перед блоком, но пальцы сплела за спиной, как будто больше всего на свете страшилась какого-либо контакта с механизмом.
– Здесь есть панель; на ней светится маленькая красная лампочка. Ниже нее ряд кнопок.
– Сколько кнопок?
– Четыре.
Четыре, и самая дальняя кнопка управляла мучительной болью, которой Хасти поразил ее. Могла ли какая-нибудь из остальных трех освободить ее? Шанс был незначителен, но Талахасси не могла пренебречь им.
– Не трогай кнопки, которая находится справа с краю от тебя. А испробуй кнопку самую дальнюю от тебя слева.
– Трогать это – смерть. Он сказал так! – Идайзи даже не пыталась поднять руку.
– Если ты пришла не помочь мне – тогда для чего?
– Используй свои собственные силы, – ответила Идайзи. – Вы, из Высшего Пути, говорили в прошлом, что с их помощью может быть сделано очень многое. Я тебе описала его, но не прикоснусь к этому предмету, порожденному дьявольским знанием.
Потом она повернулась и убежала, будто за ней гналось нечто ужасное. Талахасси проводила ее взглядом. В самом деле, она может использовать только собственные силы. Действительно ли Идайзи была движима паникой, или весь ее разговор был уловкой, стремлением узнать, что Талахасси, с ее хваленым Талантом, могла сделать? Ее уверенность, что женщина была искренней в своем страхе, поколебалась. Правда и ложь могли быть так искусно смешаны, что их невозможно отделить одно от другого.
Но ей не давала покоя мысль об этих четырех кнопках.
Если бы она только смогла уговорить Идайзи проверить их!
Она вперила взор в блок слева от нее, будто одной волей могла повлиять на его секрет, чтобы добыть свободу.
Исключительно волей! Память Ашаки отозвалась еще одним фрагментом. К несчастью, фрагментом, на котором она ничего не могла построить. Она знала только, что Ашаки сама однажды была очевидцем такого искусства, как телекинез.
Однако он осуществлялся несколькими адептами, действующими совместно, соединив свои силы. И это не было широко распространенным.
Она закрыла глаза, чтобы блокировать «здесь» и «сейчас», лучше уловить любой намек из этой второй и искаженной памяти. Кое-какие подробности настолько ясны, что она была в состоянии поверить, что сама совершала такие действия. Другие…, они становились смутными, расплывались, когда она пыталась сосредоточиться на них. Можно было подействовать на мозг животного, взять его под контроль, заставить выполнить какое-нибудь дело в пределах его физической способности. Но подобное обращение с другими жизненными формами нельзя позволять. Ибо всякая жизнь должна быть почитаема, и человек не должен превращать в рабов любые виды животных. К тому же, где в этой комнате нужно найти что-нибудь, на что она могла оказать воздействие, если бы обладала возможностью это сделать?
Где?…
Талахасси напряглась. Это…, это «присутствие» – имя которому было Акини – оно вернулось. Она открыла глаза и взглянула на клетку с Жезлом, над которым вновь парило оно.
Однако… Акини – оно – был не один!
Она не могла этого видеть, только чувствовала, что в настоящий момент здесь находится более чем одно «присутствие». Она наблюдала, не делая движений, едва осмеливаясь глубоко вздохнуть.
– Акини… – Талахасси облизнула губы, произнеся имя вслух.
Наступило что-то вроде неподвижности – как будто то, что она не видела, застыло, внимательно слушая, потому что теперь эти «присутствия» были сфокусированы на ней.
– Акини. – Она снова произнесла имя, и на этот раз ее услышали.
Неожиданно на нее обрушился поток возбуждения, как волна накатывается на утес, – гнев, страх – но не по отношению к ней. Нет, эта эмоция захлестнула ее, чтобы поглотить, только потому, что она присутствовала здесь и каким-то образом установила ниточку контакта с личностью, которая ее породила.
Но контакт казался целиком односторонним. Хотя это – Акини – знало ее или отвечало, как она полагала, за то, что случилось, оно не могло совершать какие-то действия.
За исключением того, что в воздухе возникло завихрение, смутно различимое очертание, дух – подобно туманному силуэту с каплевидным расширением вместо головы, руками-хворостинками, такими же ногами, цилиндрическим телом…
Это извивалось, как будто стараясь установить то, что было намеком на ноги, на пол, однако оно колебалось и расплывалось. Но, как бы то ни было, оно каким-то образом могло контролировать свое перемещение до такой степени, что приблизилось к передней части ее клетки.
Опять эмоции: мольба, беззвучный крик о помощи.
– Акини. – Она призвала все свое самообладание, так как колеблющееся существо вызывало у нее нарастающий ужас, и принудила себя глядеть на него. – Я пленница…, я не могу помочь тебе…, сейчас.
Оно – он – понял?
Он явно пытался удержать хотя бы ту слабую видимость, которой обладал. А потом одна из рук-хворостинок начала удлиняться, вбирая в себя паутиноподобное вещество, из которого он весь был сформирован, до тех пор пока перед ней в воздухе не заскользили беспокойные кольца того, что, возможно, было гигантской змеей – с очень тонким, но длинным телом.
Оно образовало петлю вокруг клетки, из которой Талахасси следила за ним широко раскрытыми глазами. Она уже была способна частично принять духа, которого увидела сначала, но это было нечто другое, и оно по-прежнему растягивало свою субстанцию, утоньшая и утоньшая ее, до подобия нитей.
Конец нити висел в воздухе перед ограждением клетки.
Талахасси вскинула руки к лицу. Она знала, что сейчас должно произойти. Теперь нить старалась проникнуть между проволоками смертоносной ячейки! Добраться до нее! Она потеряла самообладание и, вскрикнув, уткнулась лицом в колени, обхватив руками голову сверху, чтобы защитить ее – хотя защиты не было, она была убеждена, что не сможет противостоять тому, что сейчас тянулось к ней.
Произошло соприкосновение, холодное, вызывающее покалывание, на руке чуть выше запястья, где нить встретилась с ее плотью. Она попыталась сжаться еще сильнее, в комок, тихо плача, ни о чем теперь не думая, кроме стремления спастись. Затем…, нить исчезла!
Талахасси не нужно было поднимать глаза, чтобы осмотреть лабораторию, она и так знала. Разрушение нити было ментальным, а не физическим действием. На мгновение она даже обрадовалась его уходу, своему спасению – хотя не могла бы сказать, по какой причине страшилась его.
Раздался звук открываемой двери. Возвращается Идайзи?
Она ни в коем случае не должна видеть Талахасси, доведенную до такого бедственного положения. Девушка боролась за контроль над своим дрожащим телом, своими в значительной степени смятенными мыслями и привлекла последние остатки своей энергии, чтобы поднять голову.
– Как настроение, Великая Леди?
Затуманенный взгляд Талахасси прояснился. Однако в настоящее время Хасти, хотя и пленил ее, не шел ни в какое сравнение с тем, что висело в воздухе, пытаясь достать ее через переплетение тюремных стен.
– Хочешь ли ты пить? – спросил он со злобной издевкой, отойдя от стенки клетки к раковине, чтобы покрутить кран у капающей трубы. В ответ на это действие хлынула стремительная струя воды.
– Вода, Великая Леди. В данный момент, должен сказать, она показалась бы тебе гораздо слаще, чем самое редчайшее из вин. Разве это не так?…
Она покачала головой, не столько в отрицание, сколько, пожалуй, для того, чтобы прояснить свои мысли. Хасти был человеком, а это другое существо… Она содрогнулась.
– Не надо воды? Тебя хорошо подготовили. – Он отвернулся от струи из трубы и снова начал вертеть диск на сверкающей цепочке. Но на этот раз она была настороже и закрыла глаза. Он не сможет снова загипнотизировать ее.
– Глупая самка!
– Акини тоже был глупым? – спросила она.
– Акини! Откуда ты взяла это имя? Потрудились ваши шпионы? – В его голосе появилась ранее отсутствовавшая резкость. Сказав это, он удалился от раковины, подойдя поближе к клетке.
На ее губы как будто легла предостерегающая рука. Значит, это существо, отсутствовавшее недолгое время, вновь появилось здесь. Вспышка гнева, направленная на Хасти…
Отчетливый совет, призывающий ее к молчанию.
– Как, в свою очередь, должно быть, трудились ваши, – ответила Талахасси. Однако не открывала глаза, хотя больше не слышала слабый свист цепочки, рассекающей воздух.
– Это несущественно. – Он снова овладел собой. – Тебе, вероятно, хочется это знать, поскольку он твой родственник. Юсеркэф «не отправился на запад» – как в твоем народе говорят о смерти. Он будет жить – калекой, и не более благодарен тебе за это, чем любой человек на его месте. Что до тебя, то я оставляю тебя твоим сновидениям, Великая Леди…, и не думаю, что в эту ночь они будут приятными!
Она могла слышать шарканье его сандалий по полу. Он миновал ее клетку, направляясь к блоку, на котором располагались кнопки. Еще одно нападение на ее разум? Она слишком измучена теперь…, она не может сохранять контроль…, она не может…
Уловила она или нет слабый щелчок кнопки? Раздалось жужжание, еле уловимое, но постоянное, обтекающее ее, как будто проволоки сетки кто-то перебирал, как струны арфы – поющие…, убаюкивающие… Ее голова снова склонилась вперед, так, что лоб покоился на коленях. Она пыталась напрячь свою волю, чтобы не заснуть, но не смогла…
Клетки не было… Вместо этого она шла по коридору и знала, что произойдет в конце. Это было испытание послушника, который должен взглянуть без страха в лицо смерти и затем переродиться, или никогда уже не следовать Высшим Путем. Страх двигался за ее плечом, подбираясь к ней шаг за шагом, но она не поворачивала головы, чтобы посмотреть, как он выглядит. Она заставляла себя дышать ровно, медленно, как дышит человек, который полностью расслабился, чтобы делать каждый шаг так же неторопливо, как предыдущий. Позади лежали годы обучения в Храме, впереди – только это последнее тяжелое испытание, когда она сможет доказать свое право на Силу, которую ощущала теперь бьющейся внутри нее, ищущей выход, потому что только посвященный мог действительно высвободить ее.
Там, впереди, висел темный занавес смерти-в-жизни, и позади него находилась жизнь-в-смерти, противостоящая ей. Ашаки высоко держала голову, как будто уже носила венец победы Посвященного. Ее рука двинулась, стиснула занавес и отдернула его. С мужеством воина она ступила в глубокую тьму.
Глава 11
Это было ее последнее испытание. Годами тренировки, иначе говоря, познанием самой себя и глубин своих мыслей, даже когда с ними было неприятно сталкиваться лицом к лицу, она готовилась к этому моменту, чтобы противостоять страхам, из которых эти мысли родились. Ибо никто не может обладать Силой, пока не научится полностью владеть собой.
Она была готова…
Но что-то еще билось в ней. Не ее страх, нет. Это было крайне необходимым, предупреждающим. Ашаки колебалась внутри этой всепоглощающей тьмы, пыталась понять.
Это…, это она уже испытывала раньше! Каким-то внешним воздействием ее заставили оживить в памяти прошлое. И для этой силы имелось только единственное объяснение – через нее Талахасси могла узнать секреты, которые никто, обладающий ими, никогда не должен раскрывать.
Что было правдой, что сновидением? Было ли это фальшивое предупреждение, посланное ей для проверки? Она не обладала реальным знанием, с чем сталкивается посвященный, за исключением того, что это должно утомить ее до предела. И было ли исходной точкой такой проверки внушение, что сама проверка не являлась правдой, а только иллюзией?
Она подняла руки к голове, осознавая, что они дрожат от напряжения, накопившегося в ней.
Правда – иллюзия? Что же делать?
Паника…, она не должна паниковать! Она Ашаки из Рода, та, кому с рождения предназначалось идти этим путем. Следовательно, правда должна быть определена тем способом, которому она обучена. Она привела в порядок свой рассудок, отогнала панику, разыскала те руководящие принципы, что должны находиться под рукой в случае необходимости.
Они были настолько четкими, как будто сама она написала их. Однако что-то было не так. Она попробовала еще раз.
Не было ничего, вообще ничего, и она не ощущала появления Силы, которая уже должна была бы появиться у нее.
Значит, это происходит не так, как должно. Но…, что случилось? Ее раскачивало, пока она не двигалась, сражаясь с силой, которая, должно быть, подталкивала ее, – это принуждение пришло извне, не было рождено ее собственной волей!
Она была Ашаки. Кто осмелился вести такую опасную игру с членом Рода? Кто отважился бросить вызов Жезлу и Ключу?
Она была Ашаки…, она была…, она была…
Сама ее личность стала расплывчатой. Ашаки? Нет, тогда кто? Она подозревала, что у нее вырвался стон, но, однако, не слышала его, окруженная абсолютным мраком.
Она Ашаки! Она должна быть ею, так как если откажется от Ашаки…, то здесь окажется чужестранка, а посторонний человек здесь существовать не может. Нет, эта атака была частью чего-то, что пыталось добыть через нее секреты Высшего Пути. И с этим ответом в ее затуманенном разуме воцарилось спокойствие. Кто осмелился так обращаться с ней? Су шествовал единственный ответ – Хасти!
Темный ритуальный коридор пропал, словно именно воспоминание этого развеяло некие чары. Она стояла теперь на открытом месте под жарким солнцем северной пустыни. Перед ней – расколотые стены древнейшей гробницы. Она торопилась (или, казалось, неслась, едва касаясь поверхности земли, как будто скорее летела, чем переступала ногами по песку и гравию) по направлению к ним.
Там располагался храм, поврежденный временем и древними недругами, но все еще существующий. Громадная статуя Эпидемека, которому Ашаки и ее род поклонялись, стояла перед ней, глядя ей в лицо.
Незрячие глаза пристально смотрели поверх ее головы, руки, крепко держащие Жезл и Ключ, также находились над нею. Тем не менее талисманы не были каменными. Они светились жизнью, пульсировали силой. Нужно только дотянуться и коснуться их. Тогда все, что является порочным, не отважилось бы мешать ей. Она потянулась вверх, напрягаясь сильнее и сильнее, однако кончики ее пальцев не могли прикоснуться к нижней части Жезла. Она делала неистовые усилия, осознавая разумом, как именно могущество Жезла должно быть соединено с могуществом Ключа через посвященного и что должно получиться от такого соединения.
Она была Ашаки – единственная, кто имела право притронуться к вещам Прошлого. Внутри нее нарастала Сила, и поскольку она со знанием дела прилагала ее, эта Сила увеличивалась. Она была Ашаки.
Тотчас же гробница заколыхалась перед ее глазами, будто была рисунком на ткани. Многочисленные трещины пересекли ее от края до края. Она разорвалась и исчезла, оставив ее смотрящей на…, небытие, пустоту – которая старалась овладеть ее разумом, беспрепятственно стирая все, что она знала, даже ее собственную личность.
Нет!
Она собрала Силу, прикрывая себя, как человек надевает плащ против грозы. Пустота не смогла добраться до нее. Ибо она была Ашаки.
Она увидела, что пустота, в свою очередь, разрушается, не так, как гробница, а мгновенно раскалывается. Перед ней возникли предметы. Она находилась не в зале храма, не в северной пустыне, она была…
Клетка!
И по ту сторону этого барьера за ней наблюдал сузившимися глазами Хасти.
Талахасси была слегка ошеломлена. Однако она поняла, что он пытался сделать с ней. Он, должно быть, старался узнать неприкосновенное, запретное, заставляя ее во сне вновь пережить посвящение. То, что он мог приводить ее в такое состояние, как только что сделал, было пугающим – и тем не менее, она победила!
– Ты сильнее, чем я предполагал, – сказал он неторопливо. – Однако не так уж сильна. В этот раз я подвел тебя к порогу, в следующий раз ты переступишь его. Жажда и голод ослабят твое тело, и тогда ты не сможешь эффективно противостоять мне.
Она не ответила ему. Зачем? Он установил условия их борьбы, и с ними ей предстоит столкнуться.
– Я удивлен… – продолжал он задумчиво. – В тебе есть нечто такое, что я еще не понял, и это не является порождением твоей сущности. Поскольку эта особенность регистрируется, несмотря на твое упорство. Слушай внимательно. Великая Леди. Я обладаю возможностями, о которых в твоем мире нет и понятия…
Тогда она в первый раз заговорила:
– Мой мир? Значит, ты из другого мира, Хасти?
Он нахмурил брови. Пожалуй, он совершил ошибку. Но даже если и совершил ошибку, то быстро решил, что это несущественно, так как сказал:
– Существуют «миры на поверхности миров», Великая Леди. Разве ваше собственное «учение», – он произнес это слово с презрительной усмешкой, – не дает понятия о таком?
– Известно, что существуют отдаленные миры. Взгляни на звезды, которые являются светилами. Многие из этих жарких миров мы не можем видеть, – ответила она спокойно. Но внутренне она была встревожена, так как он подобрался слишком, слишком близко к Талахасси, которая бездействовала, когда Ашаки сражалась в иллюзорном единоборстве, однако теперь пробудилась.
– Ваши легенды, – задумчиво продолжал Хасти. – Что они говорят о таких мирах, Великая Леди?
Ашаки пожала плечами.
– Зачем ты спрашиваешь меня, Хасти? Ты, вероятно, познакомился с ними давным-давно. Должно быть, ты скажешь мне сейчас, что пришел из такого мира? Ты ожидаешь, что я буду смотреть на тебя как на бога, потому что ты, возможно, обладаешь таким знанием, какого мы не имеем? Знание бывает разным, имеет много разновидностей, происходит из разных источников. Твое основано на том, что находится вокруг нас в этой комнате. Оно не наше, и вряд ли найдется какой-нибудь подходящий человек из нашего рода, чтобы использовать его. Вследствие этого, я могу поверить, что оно, может быть, неземное…
Выражение его недовольства усилилось, когда он глядел на нее.
– Значит, такое соображение не пугает тебя?
– С какой стати? – ответила она. – Неужели ты считаешь, что я должна сказать, что ты являешься демоном, как сказали бы невежественные люди? В тебе есть что-то, чего нет в нашем племени – и, по слухам, нет никого подобного тебе среди варваров. Таким образом, ты, возможно, пришел из места, которое нам неизвестно, доказательством существования такого места служит то, что ты находишься здесь и в настоящее время опасно вмешиваешься в наши дела.
Она опять пожала плечами.
– Опасно вмешиваюсь в ваши дела. – Он подхватил ее слова. – Да, с твоей точки зрения это так, я полагаю. Но что если я смогу предложить тебе многое…
– Купец не предлагает товар на кончике меча, – резко оборвала она и получила удовольствие при виде ответной вспышки в его глазах. Ах, значит она в самом деле уколола его. – Ты не хочешь договариваться с нами, ты желаешь повелевать Империей. Хотя я не знаю, по какой причине, разве только в тебе есть такое неудержимое вожделение властвовать, что ты готов схватить все, что можешь, как прожорливый попрошайка набивает рот обеими руками и потом поспешно тянется за добавкой. Почему ты теперь так щедр со мной, Хасти? Не потому ли, что не сломал меня так быстро, как предполагал? Нет ли какого-нибудь ограничения во времени для твоего вмешательства?
Он хранил молчание, и она испытала небольшой прилив торжества. Если бы только это предположение было верным!
Какое ограничение во времени, чем установлено и по какой причине? Она задавала вопросы, но кто ей даст ответы? Ибо она полагала, что в этой беседе вытянула из него больше, чем знал какой-либо другой человек в Амоне.
Она разозлила его, но ее это не беспокоило.
– Для особы женского пола ты быстра на слова, дерзкие слова…
– Значит, среди твоего племени, Хасти, представители моего пола уважаются меньше? Это в обычаях варваров. Я слышала, что их женщины на севере вступают в брак, чтобы стать собственностью мужчин. У нас это не так. Не раздражает ли это тебя немного?
– Это не раздражает меня вовсе. Меня удивляет только, что ваши мужчины являются такими безынициативными слабоумными идиотами, что продолжают принимать такой образ жизни, – сухо сказал он, несмотря на гнев, который она чувствовала в нем. – Хорошо известно, что женский ум ниже…
– Ниже чего, Хасти? – Последнее слово осталось за ней, так как он не ответил, а повернулся и зашагал прочь. Она подождала, пока за ним не закроется дверь, бдительно следя за каждым его шагом, поскольку он мог направиться к ящику.
Именно сила из ящика приблизила ее к краю воспоминаний о посвящении и таким образом едва не предоставила ему кое-какие сведения из тех, что он старался выведать.
Она снова осталась одна. Хасти оставил воду сочащейся из трубы в раковину. Ее рот был сухой. Теперь к тому же и желудок начал заявлять о своей пустоте. Она скрестила на животе руки, крепко прижав их, как будто с помощью одного прикосновения могла убедить себя, что не голодна.
Она была готова…
Но что-то еще билось в ней. Не ее страх, нет. Это было крайне необходимым, предупреждающим. Ашаки колебалась внутри этой всепоглощающей тьмы, пыталась понять.
Это…, это она уже испытывала раньше! Каким-то внешним воздействием ее заставили оживить в памяти прошлое. И для этой силы имелось только единственное объяснение – через нее Талахасси могла узнать секреты, которые никто, обладающий ими, никогда не должен раскрывать.
Что было правдой, что сновидением? Было ли это фальшивое предупреждение, посланное ей для проверки? Она не обладала реальным знанием, с чем сталкивается посвященный, за исключением того, что это должно утомить ее до предела. И было ли исходной точкой такой проверки внушение, что сама проверка не являлась правдой, а только иллюзией?
Она подняла руки к голове, осознавая, что они дрожат от напряжения, накопившегося в ней.
Правда – иллюзия? Что же делать?
Паника…, она не должна паниковать! Она Ашаки из Рода, та, кому с рождения предназначалось идти этим путем. Следовательно, правда должна быть определена тем способом, которому она обучена. Она привела в порядок свой рассудок, отогнала панику, разыскала те руководящие принципы, что должны находиться под рукой в случае необходимости.
Они были настолько четкими, как будто сама она написала их. Однако что-то было не так. Она попробовала еще раз.
Не было ничего, вообще ничего, и она не ощущала появления Силы, которая уже должна была бы появиться у нее.
Значит, это происходит не так, как должно. Но…, что случилось? Ее раскачивало, пока она не двигалась, сражаясь с силой, которая, должно быть, подталкивала ее, – это принуждение пришло извне, не было рождено ее собственной волей!
Она была Ашаки. Кто осмелился вести такую опасную игру с членом Рода? Кто отважился бросить вызов Жезлу и Ключу?
Она была Ашаки…, она была…, она была…
Сама ее личность стала расплывчатой. Ашаки? Нет, тогда кто? Она подозревала, что у нее вырвался стон, но, однако, не слышала его, окруженная абсолютным мраком.
Она Ашаки! Она должна быть ею, так как если откажется от Ашаки…, то здесь окажется чужестранка, а посторонний человек здесь существовать не может. Нет, эта атака была частью чего-то, что пыталось добыть через нее секреты Высшего Пути. И с этим ответом в ее затуманенном разуме воцарилось спокойствие. Кто осмелился так обращаться с ней? Су шествовал единственный ответ – Хасти!
Темный ритуальный коридор пропал, словно именно воспоминание этого развеяло некие чары. Она стояла теперь на открытом месте под жарким солнцем северной пустыни. Перед ней – расколотые стены древнейшей гробницы. Она торопилась (или, казалось, неслась, едва касаясь поверхности земли, как будто скорее летела, чем переступала ногами по песку и гравию) по направлению к ним.
Там располагался храм, поврежденный временем и древними недругами, но все еще существующий. Громадная статуя Эпидемека, которому Ашаки и ее род поклонялись, стояла перед ней, глядя ей в лицо.
Незрячие глаза пристально смотрели поверх ее головы, руки, крепко держащие Жезл и Ключ, также находились над нею. Тем не менее талисманы не были каменными. Они светились жизнью, пульсировали силой. Нужно только дотянуться и коснуться их. Тогда все, что является порочным, не отважилось бы мешать ей. Она потянулась вверх, напрягаясь сильнее и сильнее, однако кончики ее пальцев не могли прикоснуться к нижней части Жезла. Она делала неистовые усилия, осознавая разумом, как именно могущество Жезла должно быть соединено с могуществом Ключа через посвященного и что должно получиться от такого соединения.
Она была Ашаки – единственная, кто имела право притронуться к вещам Прошлого. Внутри нее нарастала Сила, и поскольку она со знанием дела прилагала ее, эта Сила увеличивалась. Она была Ашаки.
Тотчас же гробница заколыхалась перед ее глазами, будто была рисунком на ткани. Многочисленные трещины пересекли ее от края до края. Она разорвалась и исчезла, оставив ее смотрящей на…, небытие, пустоту – которая старалась овладеть ее разумом, беспрепятственно стирая все, что она знала, даже ее собственную личность.
Нет!
Она собрала Силу, прикрывая себя, как человек надевает плащ против грозы. Пустота не смогла добраться до нее. Ибо она была Ашаки.
Она увидела, что пустота, в свою очередь, разрушается, не так, как гробница, а мгновенно раскалывается. Перед ней возникли предметы. Она находилась не в зале храма, не в северной пустыне, она была…
Клетка!
И по ту сторону этого барьера за ней наблюдал сузившимися глазами Хасти.
Талахасси была слегка ошеломлена. Однако она поняла, что он пытался сделать с ней. Он, должно быть, старался узнать неприкосновенное, запретное, заставляя ее во сне вновь пережить посвящение. То, что он мог приводить ее в такое состояние, как только что сделал, было пугающим – и тем не менее, она победила!
– Ты сильнее, чем я предполагал, – сказал он неторопливо. – Однако не так уж сильна. В этот раз я подвел тебя к порогу, в следующий раз ты переступишь его. Жажда и голод ослабят твое тело, и тогда ты не сможешь эффективно противостоять мне.
Она не ответила ему. Зачем? Он установил условия их борьбы, и с ними ей предстоит столкнуться.
– Я удивлен… – продолжал он задумчиво. – В тебе есть нечто такое, что я еще не понял, и это не является порождением твоей сущности. Поскольку эта особенность регистрируется, несмотря на твое упорство. Слушай внимательно. Великая Леди. Я обладаю возможностями, о которых в твоем мире нет и понятия…
Тогда она в первый раз заговорила:
– Мой мир? Значит, ты из другого мира, Хасти?
Он нахмурил брови. Пожалуй, он совершил ошибку. Но даже если и совершил ошибку, то быстро решил, что это несущественно, так как сказал:
– Существуют «миры на поверхности миров», Великая Леди. Разве ваше собственное «учение», – он произнес это слово с презрительной усмешкой, – не дает понятия о таком?
– Известно, что существуют отдаленные миры. Взгляни на звезды, которые являются светилами. Многие из этих жарких миров мы не можем видеть, – ответила она спокойно. Но внутренне она была встревожена, так как он подобрался слишком, слишком близко к Талахасси, которая бездействовала, когда Ашаки сражалась в иллюзорном единоборстве, однако теперь пробудилась.
– Ваши легенды, – задумчиво продолжал Хасти. – Что они говорят о таких мирах, Великая Леди?
Ашаки пожала плечами.
– Зачем ты спрашиваешь меня, Хасти? Ты, вероятно, познакомился с ними давным-давно. Должно быть, ты скажешь мне сейчас, что пришел из такого мира? Ты ожидаешь, что я буду смотреть на тебя как на бога, потому что ты, возможно, обладаешь таким знанием, какого мы не имеем? Знание бывает разным, имеет много разновидностей, происходит из разных источников. Твое основано на том, что находится вокруг нас в этой комнате. Оно не наше, и вряд ли найдется какой-нибудь подходящий человек из нашего рода, чтобы использовать его. Вследствие этого, я могу поверить, что оно, может быть, неземное…
Выражение его недовольства усилилось, когда он глядел на нее.
– Значит, такое соображение не пугает тебя?
– С какой стати? – ответила она. – Неужели ты считаешь, что я должна сказать, что ты являешься демоном, как сказали бы невежественные люди? В тебе есть что-то, чего нет в нашем племени – и, по слухам, нет никого подобного тебе среди варваров. Таким образом, ты, возможно, пришел из места, которое нам неизвестно, доказательством существования такого места служит то, что ты находишься здесь и в настоящее время опасно вмешиваешься в наши дела.
Она опять пожала плечами.
– Опасно вмешиваюсь в ваши дела. – Он подхватил ее слова. – Да, с твоей точки зрения это так, я полагаю. Но что если я смогу предложить тебе многое…
– Купец не предлагает товар на кончике меча, – резко оборвала она и получила удовольствие при виде ответной вспышки в его глазах. Ах, значит она в самом деле уколола его. – Ты не хочешь договариваться с нами, ты желаешь повелевать Империей. Хотя я не знаю, по какой причине, разве только в тебе есть такое неудержимое вожделение властвовать, что ты готов схватить все, что можешь, как прожорливый попрошайка набивает рот обеими руками и потом поспешно тянется за добавкой. Почему ты теперь так щедр со мной, Хасти? Не потому ли, что не сломал меня так быстро, как предполагал? Нет ли какого-нибудь ограничения во времени для твоего вмешательства?
Он хранил молчание, и она испытала небольшой прилив торжества. Если бы только это предположение было верным!
Какое ограничение во времени, чем установлено и по какой причине? Она задавала вопросы, но кто ей даст ответы? Ибо она полагала, что в этой беседе вытянула из него больше, чем знал какой-либо другой человек в Амоне.
Она разозлила его, но ее это не беспокоило.
– Для особы женского пола ты быстра на слова, дерзкие слова…
– Значит, среди твоего племени, Хасти, представители моего пола уважаются меньше? Это в обычаях варваров. Я слышала, что их женщины на севере вступают в брак, чтобы стать собственностью мужчин. У нас это не так. Не раздражает ли это тебя немного?
– Это не раздражает меня вовсе. Меня удивляет только, что ваши мужчины являются такими безынициативными слабоумными идиотами, что продолжают принимать такой образ жизни, – сухо сказал он, несмотря на гнев, который она чувствовала в нем. – Хорошо известно, что женский ум ниже…
– Ниже чего, Хасти? – Последнее слово осталось за ней, так как он не ответил, а повернулся и зашагал прочь. Она подождала, пока за ним не закроется дверь, бдительно следя за каждым его шагом, поскольку он мог направиться к ящику.
Именно сила из ящика приблизила ее к краю воспоминаний о посвящении и таким образом едва не предоставила ему кое-какие сведения из тех, что он старался выведать.
Она снова осталась одна. Хасти оставил воду сочащейся из трубы в раковину. Ее рот был сухой. Теперь к тому же и желудок начал заявлять о своей пустоте. Она скрестила на животе руки, крепко прижав их, как будто с помощью одного прикосновения могла убедить себя, что не голодна.