Он был захвачен тварью, созданной Хасти, а сам Хасти действует за спиной сына последнего Фараона, Юсеркэфа. У нас было много королев, и они правили по праву своего рождения, неподвластные воле любого мужчины. Если они брали супруга, он находился в стороне от власти и не мог править от их имени. Не может этого и Юсеркэф, и это для него больное место. А наша кэндейс была самым старшим ребенком сестры короля Пафора и, таким образом, наследницей.
   Новые люди среди нас – те, кто неугомонен и хочет уничтожить наследие нашего прошлого, – они стараются идти чуждыми путями. И Идайзи, которая является старшей женой Юсеркэфа, хотела бы стать королевой. Поэтому ради власти она заигрывает с Хасти и его знанием.
   Создание Хасти было послано в мир за временным барьером, чтобы оно спрятало там Жезл. Там оно было освобождено, чтобы притягивать силу тех, кто родственен Хасти по образу мысли, – тех, кто ненавидел правление женщин – для получения энергии и помощи. Из-за этого кэндейс не могла предстать перед народом на Празднике Середины Года с Жезлом в руке. И из-за этой кражи она могла потерять трон. Однако это не удалось провести тайно, как Хасти планировал, и, когда Жезл на самом деле исчез, нашелся способ узнать, что он сделал и каким образом. Тем не менее нам потребовалось много исследований и экспериментов, прежде чем мы смогли решиться сами попытаться отворить ту же самую дверь. И Ключ, которым мы владели., он в последний момент был захвачен – остались только мертвые охранники, чтобы напоминать, что мы когда-то им обладали Ибо Ключ и Жезл связаны между собой, и один всегда может указать путь к другому.
   Нам стало ясно, что кто-то, обладающий силой, чтобы держать Жезл, и способный к мысленному поиску его, должен таким же способом проделать дверь в параллельное время – хотя это было отчаянным и, возможно, смертельно опасным делом. И принцесса Ашаки, чье обличье ты приняла, поклялась, что это рискованное предприятие должна выполнить лишь она, так как кэндейс нельзя было рисковать, в этом поколении других Чистокровных нет, такими редкими стали теперь наши ряды. Потому мы отправились к самому святому месту, где вибрации Силы были наибольшими, и там принцесса бросила себя в неведомое. Там ей пришлось встретиться с могучей силой некой ненависти, похожей на ненависть Хасти.
   Кэри? Мысль Талахасси ухватилась и замерла на человеке, так откровенно выражавшем свою неприязнь… Весьма вероятно, именно Кэри, независимо от его отношения или веры, сфокусировал враждебность.
   – Когда она возвращалась… – Джейта помедлила и затем продолжала, – то, наверное, потому что ты тоже положила руку на Жезл, она вынуждена была тащить с собой и тебя.
   А это была чрезмерно большая нагрузка на Талант, который мы собрали у наших сторонников. Таким образом, она ушла от нас, хотя и выполнила великую задачу, которую сама же на себя и взвалила. К тому же, ей препятствовало это создание Хасти, преследовало ее, – возможно, ей пришлось бороться и с ним в твоем времени. Хотя оно пришло вслед за вами…, но, – теперь мысль Джейты выражала полное удовлетворение, – мне удалось заблокировать его с той стороны, так как Ключ и Жезл вернулись. Я не знаю, удалось ли его хозяину вытащить его назад с помощью какого-нибудь из тех безнравственных способов, какими он пользуется, но если удалось – тогда Хасти знает, что мы сделали. Юсеркэф также знает, поскольку это были личные охранники его семьи – те, кто ворвались к нам в Мероэ и были вынуждены признать, что они не имели права вторгаться к Дочери Рода.
   Наконец в объяснении Джейты появилась логика, хотя и безумная, как это могло казаться Талахасси. Если бы она могла принять все это как действительность, тогда факт ее внезапного переноса сюда становился понятным.
   – Чего вы от меня хотите? – спросила она. Выражение изумления на миг изменило жесткие, как гипсовая маска, черты лица Джейты.
   – Неужели непонятно? Кэндейс, которая знает обо всем этом, – за исключением гибели Ашаки (хотя сообщение об этом уже на пути к ней) – сейчас на севере с официальным визитом у Народа Моря. Она должна вернуться к началу Праздника Середины Года. К этому времени нам нужно иметь Жезл приготовленным для ее руки Но для всех остальных ты должна быть Ашаки! Те, кто находился с нами в Мероэ, принадлежат ко второму кругу Жрецов и Посвященных. Они поклялись молчать об этом деле, ибо я нуждалась в их силе, объединенной с моей, чтобы осветить путь для возвращения Ашаки. Но в Амоне ты – принцесса-наследница и должна быть ею…
   – А если я не хочу помогать твоим планам? Я оказалась втянута в это не по своей воле…
   – Каким образом? – задала Джейта встречный вопрос.
   Талахасси обнаружила, что рассказывает о безумном происшествии ночью в музее и каким образом она была вынуждена следовать за анхом к жезлу, о «присутствиях», которые она ощущала во время этого странного противоборства воль.
   – Создание Хасти. Это оно украло Ключ и спрятало его таким образом. Оно надеялось добраться до Жезла раньше, чем принцесса прорвалась бы, чтобы потребовать его. Именно оно положило на него твою руку и таким образом привело принцессу к смерти.
   – Ты говоришь – «создание». Что ты имеешь в виду? – спросила Талахасси.
   Минуту или две ей казалось, что Джейта не собирается отвечать. Затем сообщение пришло, хотя и с явной неохотой.
   – Мы не знаем, как и где обнаружил Хасти это существо или как он забросил своего слугу с Жезлом в другой, твой мир и затем послал следом за ним Ключ. Он установил вокруг своего места работы экраны, природу которых мы не можем понять. А те, у кого есть наш Талант, не отваживаются шпионить за ним, потому что могут быть немедленно обнаружены каким-то необъяснимым путем посредством его собственной особой силы, которую мы обнаружили, когда пропал Жезл. Быть раскрытым Хасти – это смерть, мы так думаем, – ибо ни один из тех, кого мы посылали, не вернулся, и затем мы не смогли найти их с помощью личного сканнера. Они…, они просто исчезли. Но его слуга, выполнивший это дело, – он, она или оно – не мог быть из тех, кто обладал Талантом. Ибо это регистрируется определенными устройствами, помогающими нашему мысленному наблюдению, а этого не произошло. Известно только, что, вероятно, было какое-то изменение в воре-посланце, которого он отправил.
   Ты говоришь, что видела принцессу только как тень, и этот другой был также тенью – духом в твоем мире. Ну что ж, – в голосе Джейты вновь было удовлетворение, – этот другой останется духом, поскольку Ключ воспротивился возвращению создания!
   – Если я сыграю эту роль, как ты желаешь… – Талахасси пристально смотрела прямо в глаза женщины, когда формулировала эту мысль со всей силой, которую могла собрать. – Затем, когда это будет сделано и твоя Королева будет опять в безопасности, сможешь ты вернуть меня в мое собственное время?
   – Скажу тебе правду. Как с этим обстоит дело, я не знаю.
   Но если Юсеркэф будет побежден и все будет хорошо, – то, может быть, кэндейс сможет выполнить это. Если так – она будет поддержана силой всех нас, кто обладает Талантом.
   – Но ты не уверена? – упорствовала девушка.
   – Не уверена, – согласилась жрица. – Что мы сможем сделать, мы сделаем. Однако…, сейчас нам нужно начать действовать, или все, ради чего мы зашли так далеко, будет потеряно.
   В этой фразе была непреклонная решимость, и Талахасси снова насторожилась.
   – Что?
   – Ты должна стать Ашаки – не только внешне, как сейчас, но и внутренне, – овладев ее воспоминаниями и знанием.
   Талахасси понимала разумность этого, но ведь это займет много времени, и сможет ли она хорошо выучить язык, а также все мельчайшие особенности жизни девушки, которую заменила? И разве имели они недели?
   – Это займет долгое время…
   Джейта встряхнула головой.
   – Мы не можем дать тебе Талант, если ты не рождена с ним. Но все остальное может быть перемещено в сознание из наших архивов…
   – Из чего?
   – Сокровищница знаний принадлежит всем тем, кто следует путем Силы, а также тем из Рода, кто будет править.
   Жезл, – она жестом показала на ларец. – Это их по праву, но он не обогащает память. Однако, все мы, кто имеет Талант, дважды в год приходим в обитель и там отдаем свои воспоминания в лоно Великой Силы. Таким образом, если я хочу узнать, о чем размышляла Дочь Эпидемека, которая была до меня, я иду в эту сокровищницу и получаю память той, что, может быть, жила два поколения тому назад и носила Золотую Маску. Ты должна узнать то, что знала принцесса Ашаки…
   – Компьютерные банки памяти! – перебила Талахасси, возбужденная тем, что может провести такое отождествление со своим миром.
   – Я не понимаю, – ответила Джейта. – Изображение на твоем мозгу – оно чуждое – похоже на те вещи, которыми пользуется Хасти. Но кто знает, какую форму принимает Знание в другом временном мире? Здесь есть еще один человек, которого мы должны посвятить в твою тайну, так как только он имеет достаточно силы, чтобы применить мою печать и открыть для использования память Ашаки. Я уже послала за ним, и, если судьба к нам благосклонна, он появится здесь перед рассветом. Теперь я настоятельно советую тебе – ешь, спи, отдохни хорошенько, ибо то, что тебе предстоит, является непростой задачей. Мы пользуемся такими записями только в исключительных случаях. Тебе придется впитать очень многое и сделать это так быстро, как только возможно.
   Джейта вытащила наконечник у себя из уха, смотала провода и аккуратно положила их на крышку ящичка, стоящего между ними. На хлопок ее рук явилась Идия и поклонилась.
   Наконец Талахасси могла сбросить парик, голова казалась необычно легкой без его удручающей тяжести. Но когда она в зеркале кинула взгляд на свою остриженную голову, то немного испугалась. Неужели она действительно так безобразно выглядит без волос? Ей бы хотелось, чтобы леди Амона не придерживались этого щепетильного наследия Египта. Другая занавешенная дверь вела в купальню, где она с удовольствием окунулась, смыв оставшийся песок пустыни, хотя заметила, что краситель, наложенный в храме на ее кожу, не исчезает.
   Обернув вокруг себя широкий прямоугольник из мягкой хлопчатобумажной ткани и вернувшись в другую комнату, она обнаружила Идию, ставящую поднос с блюдами, на которых лежала небольшая жареная птица, какие-то фрукты, которые Талахасси определила как ломтики дыни и маленькие красноватые бананы, и хлеб, нарезанный тонкими пластинками и намазанный, по всей вероятности, джемом из фиников.
   Теперь стало темнее, и с наступлением темноты засверкали два светильника, сделанные в форме свечи, на которых не плясало пламя; напротив, сияние было рассеяно по всей их длине. Идия оставила ее одну, и у Талахасси появилось время подумать, пока она ела. Если она сможет принять эту первую предпосылку косвенных путешествий посредством необщепринятой теории перпендикулярного перемещения во времени, – тогда все становилось на свои места. Однако теперь ее беспокоили мысли, как она воспримет бережно хранимые воспоминания Ашаки. Конечно, это поможет ей в изучении языка. А если она сыграет роль принцессы настолько хорошо, что сможет узнавать людей и знакомые места, то будет в большей безопасности, чем теперь. Но было еще неясно, как она пройдет этот вызывающий опасения курс и как он изменит ее разум.
   Осмелится ли она позволить такое рискованное вмешательство? Нужно потребовать от Джейты полной информации, что могут повлечь за собой такие действия, причем немедленно, как только увидит жрицу снова. Покончив с едой, Талахасси обошла комнату, затем стала внимательно рассматривать принадлежности на туалетном столике. Она протянула было руку, чтобы выдвинуть один из ящиков, но затем воздержалась, решив, что при всем ее любопытстве, касающегося девушки, которой ей теперь предполагалось быть, не следовало рыться в чужих вещах.
   Раздалось мягкое «мур-р-р», и из-под края наружного дверного занавеса один за другим бесшумно проскользнули котята, которых она встретила в саду. Здесь они, видимо, были дома, поскольку стали носиться прыжками друг за другом по кровати, скача через нее, затем перепрыгнули с ее края на крышку туалетного столика, где мягко приземлились и с легкостью, свидетельствующей о долгой практике, прошлись среди флаконов и баночек, стоящих на нем. Наконец они вернулись на кровать и свернулись там клубочками; один из них сонно взирал на Талахасси над выгнутой спинкой другого, как бы спрашивая, почему она не присоединяется к ним.
   Но ей спать вовсе не хотелось. Кусок ткани, обнаруженный ею на скамейке возле купальни, с трудом удалось использовать в качестве одежды, и она не рисковала вылезать из него. И не желала вновь брать парик, который теперь находился на подставке перед зеркалом – приподнятая голова кобры на диадеме, казалось, следила за ней сознательным взглядом маленьких алмазных глаз. Идия, вернувшаяся за подносом, на котором приносила ужин, ободряюще улыбнулась Талахасси и протянула руку к чаше светильника в форме свечи, не касаясь его светящейся поверхности. Когда она опустила пальцы вдоль него, свет померк. Талахасси поняла инструкцию, поданную в виде простого жеста, улыбнулась в ответ и кивнула.
   Тотчас же ее потянуло ко сну. Это был длинный день – или, может быть, дни. Впервые она задала себе вопрос, когда она выскользнула из ткани и нырнула в кровать, стараясь не беспокоить котят, что же произошло там, в ее собственном времени и месте. Как они объяснят ее исчезновение? Решат ли они, что она взяла не только их таинственную находку, но и жезл? Что же касается доктора Кэри, подумала она, он никогда не поверит тому, что случилось. Возможно, для нее даже лучше, что она перенеслась сюда, а не осталась в музее рассказывать ему фантастическую историю, которую вынуждена была бы излагать, когда бы настоящая Ашаки выполнила свой смертельно опасный долг.
   Один из котят сменил позу и положил голову на ее ногу, будто это подушка. Это было реальностью, здесь и сейчас, она больше не могла этого отрицать. Потому она погрузилась в сон гораздо скорее, чем могла предполагать.
   Талахасси пробудилась от тяжести на груди и, немного ошеломленная этим, открыла глаза, чтобы обнаружить прямо перед собой кошачью мордочку. Маленький рот издал нетерпеливое мяуканье, и она увидела, что из-под дверного занавеса в комнату пробиваются лучи солнечного света. Минутой позже вошла Мэйкда. Было очевидно, что она взволнована, потому что начала показывать жестами, как только заметила, что Талахасси за ней наблюдает, давая понять, что нужно вставать, и как можно быстрее.
   Котенок зашипел, когда девушка осторожно сдвинула его к краю, чтобы соскользнуть с постели. Мэйкда опять начала жестикулировать – на этот раз показывая на дверь купальни.
   Талахасси обнаружила, что купальня вновь наполнена водой, на этот раз ее поверхность усыпана лепестками цветов; рядом с купальней стояли два открытых горшочка, издающих странный, душистый запах. Она искупалась и вытерлась полотенцем, поданным Мэйкдой, а затем, по ее указанию, зачерпнула пальцами жирный, ароматный крем из горшочка, который понравился ей больше, и начала втирать его в свою ставшую темной кожу. Запах вещества, которое она использовала, был не очень сильным, но достаточно ароматным, чтобы доставить удовольствие.
   На сей раз платье, которое Мэйкда держала для нее наготове, не было строгим белым одеянием жрицы, но скорее походило по стилю на восточный халат с поясом, широко распространенный в ее собственном мире. Оно было нежного светло-розового цвета, края широких рукавов расшиты золотыми нитками, ширина этой каймы составляла шесть дюймов; пояс из золотых звеньев, охватывающий ее стройные бедра, прижимал складки к телу.
   Мэйкда энергично принялась за работу и наложила ей толстый слой косметики вокруг глаз. Но Талахасси была рада видеть, что она не потянулась за тяжелым париком. Вместо этого женщина достала из одного из ящиков туалетного столика маленькую, похожую на тюрбан шапочку из золотой сетки и из этого же ящика она взяла шкатулку, из которой вынула широкий воротник, почти покрывающий плечи и опускающийся на грудь Талахасси. Он был отделан рядами мелкого орнамента из розового кварца, прозрачного хрусталя и покрытого эмалью металла – все оправлено в золото.
   Талахасси осматривала результат их совместных усилий по созданию безупречного туалета принцессы, в то время как Мэйкда стояла сзади, застегивая воротник-ожерелье. Варварский наряд? Не совсем, решила девушка. Более похоже на утонченную игру в варварство, что-то вроде тех причуд, что временами становились модными, основанные, в частности, на рисунках Африки, Южной Америки, майя, в качестве их источника. Ожерелье имело значительный вес, и она поводила плечами, пытаясь приспособиться к его тяжести.
   – Ашаки!
   Голос мужчины прямо за дверным занавесом. Рука Мэйкды взлетела к губам, лицо ее выражало испуг.
   – Ашаки! – в оклике прозвучало растущее нетерпение, и Талахасси решила, что тот, кто стоял там, не был расположен откладывать встречу. Кто мог быть так близок к ней, чтобы окликать принцессу крови таким образом? Кузен, имеющий виды на трон? Глубоко вздохнув, Талахасси поднялась. Медлить было бесполезно – рано или поздно ей придется столкнуться лицом к лицу с тем, кто так нетерпеливо требовал ее присутствия.
   Она направилась к двери. Мэйкда в отчаянии всплеснула руками. Однако девушка, внимательно посмотрев на младшую жрицу, когда проходила мимо, подумала, что не заметила в ней никакого страха. Была бы она испугана, если бы это был Юсеркэф? По-видимому, теперь она согласилась с Талахасси, что с незнакомцем нужно встретиться, так как пошла к двери, чтобы откинуть занавес.
   Талахасси, увидев, кто стоял за дверью, застыла, но все же смогла произнести имя:
   – Джейсон!

Глава 6

   Но уже в тот миг, когда Талахасси произносила это имя, она поняла, что это не Джейсон, которого она знала всю свою жизнь. У него были черты лица Джейсона, но Джейсоном он быть не мог.
   – Ашаки? – теперь он произнес ее имя не требовательным, а скорее вопросительным тоном, и по мере того как он пристально разглядывал ее, выражение радости на его лице постепенно перешло в замешательство.
   Трудно было поверить, что этот мужчина не Джейсон, хотя одежда, которую он носил, имеющая сходство с формой солдат, первыми ворвавшихся в храм (и все же отличающаяся от нее ржаво-коричневым цветом и, кроме того, украшениями из сверкающего золота на воротнике и головой льва на груди), определенно не имела отношения к Джейсону ее мира. И не могло быть у него широких золотых браслетов на запястьях и поблескивающего на одном боку пояса с кинжалом с рукоятью из драгоценного металла.
   – Херихор!
   Из сводчатого прохода, находящегося сбоку от бассейна, появилась торопящаяся Джейта. Как и у Талахасси, ее голова была теперь покрыта тюрбаном, таким же маленьким, но она по-прежнему носила простое белое платье, как знак ее положения.
   Он повернул голову и затем отсалютовал ей, будто приветствуя пост, который она занимала, прежде чем разразиться речью, чему помешала поспешно поднявшаяся рука Джейты, призывающая к молчанию, в то время как сама она огляделась вокруг, как бы желая убедиться, что другого слушателя, кроме Мэйкды, поблизости нет.
   Потом она повелительно подозвала их, и оба они – Джейсон (нет, Херихор) и Талахасси последовали за ней.
   Они миновали бассейн и пришли в другую комнату, где стоял стол, заваленный листами плотной бумаги, некоторые из которых были свернуты в рулоны. А стены вокруг…, в других обстоятельствах Талахасси нетерпеливо бы принялась изучать все находящееся здесь. Нигде, кроме музея, она никогда не видела такого множества артефактов, которые лежали и стояли на полках, покрывающих стены почти от пола до потолка. Джейта указала Талахасси на кресло и пододвинула к нему два стула.
   Речь жрицы была быстрой, отрывистой, и Талахасси могла предполагать по незначительным изменениям в выражении лица мужчины, что она, должно быть, пересказывает недавние события.
   Сначала девушке показалось, что он отказался принять то, что услышал. Затем он взглянул на Талахасси так оценивающе, что она была убеждена, что теперь он поверил сообщению жрицы. Возможно, в этом мире такие вещи не были необычными. И в то время как выражение его лица менялось, он становился все менее и менее похож на Джейсона. В линиях рта появилась жестокость, какой она никогда не видела у своего кузена. Дважды его рука инстинктивно хваталась за рукоятку кинжала на поясе, как будто он с трудом сдерживал побуждение вытащить оружие. Чтобы использовать против нее? Когда он в первый раз окликнул ее, в его голосе была нежная нотка, что наводила на мысль о каких-то эмоциональных связях с Ашаки, существовавшей прежде.
   Теперь он так внимательно вслушивался в то, что говорила Джейта, будто ее слова могли быть приговором, имеющим к нему непосредственное отношение. Когда жрица закончила, он ответил ровным холодным голосом, ни разу больше не взглянув на Талахасси. Затем он встал и стремительно вышел из комнаты, вновь вызвав у нее мимолетное воспоминание о Джейсоне, который точно так же выразительно распрямлял плечи, когда был раздражен, независимо от того, давал ли он выход своему раздражению или нет.
   Джейта проводила его взглядом, приподняв руку, будто хотела остановить. Затем покачала головой, по-видимому, в ответ на свои собственные мысли, и снова подозвала Талахасси.
   Они вернулись обратно в комнату девушки, где Мэйкда и Идия сдвинули вместе два маленьких столика у кровати: они должны были поддерживать ящик, из которого вели изолированные провода. Это была не та же самая аппаратура, которой они пользовались для общения, ибо на этот раз оба провода присоединялись к одному обручу. Джейта жестом показала Талахасси на кровать и потянулась снять маленький тюрбан, прежде чем девушка вполне осознала, что она собирается делать.
   Талахасси опасливо рассматривала обруч. Ей не правилась мысль использовать его, хотя жрица, по-видимому, считала это необходимым. Но если говорить честно, был ли у нее выбор? Не следовало действовать здесь вслепую.
   А если это устройство начинит ее фактами, даст ей знание, которого ей недоставало, то она действительно не имеет права отказываться. Однако ей все же хотелось отказаться, особенно в тот момент, когда Джейта укрепила обруч у нее на голове и подтолкнула ее на узкую кровать.
   Жрица взяла у Мэйкды очень маленький флакончик и проткнула булавкой его конец, плотно закрытый чехлом из туго натянутой кожи. Прежде чем Талахасси смогла уклониться, она быстрым движением сунула флакончик девушке под нос. Странный ароматный запах…
   Талахасси не сразу обрела ясность ума после этого вынужденного сна, когда открыла глаза, чтобы увидеть Идию, сидящую на скамеечке у изголовья кровати. Кажется…, на голове что-то было? Или нет? Но теперь это исчезло…
   Индуктор памяти!
   – Проснулась, Великая Леди?
   – Да. – Затем Талахасси осознала, что ответила на том же самом языке, на каком был задан вопрос.
   Она была…, она была Ашаки из Рода. Но она была также и кто-то еще. Талахасси нахмурилась, пытаясь объединить одну память с другой. Идия заторопилась за занавес. Аппарат исчез.
   Это свершилось – она села на кровати, испытывая необычную слабость в теле, как будто была тяжело больна, и сразу же попробовала встать на ноги, но вынуждена была некоторое время держаться за кровать. Это моя комната. Она могла рассматривать каждый отдельный предмет в ней как привычный и хорошо знакомый, они были очень дороги ей по прошлым ассоциациям. Но это воспоминания Ашаки, а не мои, поспешила сообщить другая часть ее сознания. По крайней мере с ней не случилось, чего она более всего боялась, – она не лишилась своей собственной личности, невзирая на то, что теперь могла обращаться к прошлым воспоминаниям умершей девушки.
   Только…, у нее заныла голова, и она стиснула ее руками.
   Так много информации… Ей необходимо время – чтобы рассортировать то, что узнала. И с этими воспоминаниями пришел страх, больше не за себя, а тот страх, который был у принцессы, страх, который вынудил Ашаки взяться за опасное предприятие, завершившееся ее смертью.
   – Получилось? – это прозвучало не как утверждение, а как вопрос. Джейта вошла в комнату быстрым скользящим шагом.
   – Я помню…, слишком много… – ответила Талахасси.
   – Этих знаний не может быть слишком много, Великая Леди. Ибо ты должна сыграть роль не только перед теми, кто любит тебя и желает тебе добра, но и перед теми, кто высматривает то, что может быть использовано против тебя. Времени у нас даже меньше, чем мы думали. К тому же мы подверглись нападению слепящего луча, лишившего нас связи с храмом в Новой Напате. В то же время принц-главнокомандующий принес новости…
   Джейта ходила взад и вперед, как могучая львица, на которую она была похожа, запертая в клетке. В выражении ее лица было не просто беспокойство. В нем теперь появилось ощущение приближающейся беды.