Нортон Андрэ. Эхо времен

   Гордон кивнул.
   — Продолжай.
   — Что касается Жота, то он, судя по всему, — главный связной. Он пытался научить меня ощущать «вкус цвета» и другим странным понятиям. Кроме того, меня приучали мыслить за пределами временных ограничений. Это немного напоминает дзен, пожалуй. Синестезические коаны, предназначенные для того, чтобы отделить разумное существо от того чувства, которое ограничивает ощущение времени. Вероятно, эти создания даже знали о том, что для меня именно музыка способна стать метафорой, катализатором, ключом к пониманию… Звучит эгоцентрично, верно: предположить, что музыка здесь развилась специально ради меня, потому что я должна была здесь появиться?
   — Я готов поверить во что угодно, если ты представишь достаточно доказательств, — осторожно проговорил археолог.
   Тонкие тёмные пальцы Сабы прикоснулись к его запястью.
   — О, мой якорь, моя связь с реальностью! — Женщина беззвучно рассмеялась. — Вот что я могу сказать. Эти существа не находятся в постоянном общении с Домом знаний и с теми, кто в нем обитает, иначе жители башни испытывали бы на себе давление и лишились бы свободы воли.
   — Но как же тогда ты узнаешь о существовании этих существ, как их воспринимаешь?
   — В виде голосов, звучащих в моем сознании и через музыку, — ответила профессор.
   — Лично я никаких голосов не слышал, — заметил археолог.
   Мариам посмотрела на него в упор.
   — А ты понял все, что слышал? Ты ощутил вкус и прикосновение музыки? Ты 000000? — Она просвистела йилайлский термин, которого Гордон прежде ни разу не слышал.
   — Один из вневременных глаголов? — поинтересовался Эш.
   Музыковед кивнула.
   — Для понимания самых глубоких символов требуются все чувства, а как только научишься этому, можно — хотя бы отчасти — слышать их.
   — И? — поторопил её Гордон.
   — И приближается какое-то событие — очень важное. Мы должны сыграть в нем критическую роль.
   Эш задумался об исчезновении русской экспедиции. Ему не нравилось то, о чем говорила Саба. Все намёки складывались во что-то жутковатое — вроде человеческих жертв. А Мариам, как ему виделось, слабая и беспомощная, находится в руках врагов.
   Археолог с трудом удержался от тяжкого вздоха.
   И тут зазвучал сигнал вызова. Он нажал клавишу ответа на своей рации.
   — Эш на связи.
   — Они вернулись, — послышался из динамика голос Ирины. — Все. Сбор в комнате Росса и Эвелин.
   Эфиопка кивнула.
   — Иди. Со мной все будет в порядке.
   Гордон кивнул, наклонился и отстегнул от ремня её рацию. Женщина указала на рычажок перезарядки. Эш перевёл его в верхнее положение, зажглась красная лампочка.
   «Заряд ещё остался, — с облегчением подумал Гордон. — Немного, но есть».
   Он встал и растерянно посмотрел на Сабу.
   — Со мной все будет хорошо.
   — Мне будет легче, если ты сможешь по-прежнему держать связь со мной, — сказал он и добавил, указав на подзаряжающуюся рацию: — Может быть, оставить тебе мою?
   — Нет, — ответила профессор. — Ты — командир экспедиции, у тебя обязательно должна быть связь. Я точно знаю, что со мной все будет нормально. Просто мне нужно поспать.
   Археолог кивнул. Он решил, что, если понадобится, он снова каким-нибудь образом прорвётся сюда, только на этот раз прихватит с собой Росса и других мужчин.
   Выбраться из Дома знаний оказалось на редкость легко, а как только он оказался снаружи, и вообще бояться стало нечего. Гордон решил — так вышло потому, что наступил день.
   Покинув башню, Эш быстро зашагал к нурайлскому общежитию, старательно минуя тех, кто мог бы заявить о своём превосходстве.
   Дождь приятно охлаждал лицо, но к тому времени, когда он добрался до места, археолог успел промокнуть до нитки.
   В комнате у американцев собралась вся группа — то есть здесь были все, кроме Ирины. Его товарищи расселись вдоль стен — измождённые, исхудавшие, в руках у каждого — стакан с водой. Пахло сливочным сыром и лимоном — белковой пищей, в которой они, похоже, испытывали большую потребность.
   Виктор тоже был здесь — живой и здоровый. Увидев его, Гордон облегчённо вздохнул.
   — Ложная тревога, да? — спросил он.
   Михаил устало усмехнулся.
   — Вовсе нет, — ответил он. — У нас куча сведений.
   — Как Саба? Мы должны что-то предпринять? — спросила Эвелин. Она всегда проявляла заботу о других.
   — Я нашёл её. Она в башне и утверждает, что с ней все в порядке. Я перескажу вам все, о чем узнал от неё, но сначала отчитайтесь вы.
   Он дал знак Никулину и обвёл взглядом всех собравшихся.
   — Похоже, мы разгадали загадку пропавшей экспедиции, — сказал Росс.
   — В чем же разгадка? — затаив дыхание, спросил Эш. Он разволновался не на шутку.
   — В летунах. — Слово взяла Риордан. Её взгляд был усталым, но вполне разумным. — Они говорят на ломаном русском языке. Они охотились за нами потому, что узнали нас, хотя люди превратились для них в персонажей скорее мифических.
   Гордону показалось, что он ощутил что-то вроде взрыва в собственном сознании. Он опустился на пол, сделал приличный глоток воды и проговорил:
   — Дальше. Рассказывайте.
   — Они забрали к себе Виктора, чтобы поговорить, — объяснила Эвелин. — И пока мы добирались до острова летунов, Виктор слушал их рассказы.
   Ушанов, утомлённо взглянув на Гордона, кивнул.
   — Они рассказывали мне легенды. Живут они первобытно, но их жилища — вполне узнаваемые шалаши. Технику они каким-то образом утратили, когда обзавелись крыльями…
   — Обзавелись крыльями? — перебил его археолог. — Так вы об этом хотите мне сказать? Они… отказались от всего и… отрастили крылья?
   — С этим не все ясно, — сказал Мердок. — Судя по всему, они подали нам эту историю в несколько поэтизированном виде.
   Он бросил взгляд на Виктора, тот кивнул.
   — В их первом поколении — по именам — мы узнали участников пропавшей экспедиции. Мы до сих пор не понимаем, как это вышло, что они бросили всю аппаратуру, как получилось, что они отказались выполнять порученное задание и бежали. Непонятно, как они оказались на острове и когда у них появились крылья.
   — Дети, — сказал Ушанов. — Их дети уже могли летать.
   — И они остались там, чтобы основать новое племя, новый народ, — добавила Эвелин. — Похоже, они очень счастливы здесь. Просто невероятно счастливы. Они очень хотели оставить нас на острове в качестве почётных гостей, но, когда мы сказали, что нам пора уходить, они не стали нас удерживать.
   — Кожа у них голубая, — сообщил Росс. — Под цвет неба. Участники пропавшей экспедиции — это предки летунов, которых мы видели в нашем времени!
   — Так они все, что же — мутировали? Это чепуха какая-то. Генетика так не работает.
   — Конечно нет, — неуверенно проговорила Вера. — Не так давно мы с Ириной обратили внимание на то, что Росс рассказывает о джекках. На основании отрывочных сведений Базарова сделала вывод о том, что мува прибегают к убийству новорождённых — в целях борьбы с генетическими изменениями. Делается это целенаправленно. Понимаете… Пару недель назад работодатель Ирины был в отчаянии. Его горе было особенно велико, потому что его семья потеряла, похоже, третьего младенца за год. Поначалу мы подумали, что дело в какой-то болезни, но вроде бы никто не болеет. Тут вообще нет врачей — по крайней мере среди мува. Но мне кажется, что и у других народов тоже нет лекарей.
   — Но мы-то точно больны, — заметил Гордон и тем самым указал на очевидное.
   Павлова кивнула. Её взгляд был встревоженным.
   — Доберёмся и до этого. Но сначала — о том, что случилось на прошлой неделе. Мы не рассказывали об этом, потому что настоящих свидетельств у нас не было, одни догадки. Но мы решили, что нужно действовать как можно скорее. Ирина попросила меня отвлечь мува, а сама покопалась в их компьютере и обнаружила, что они тоже значительно изменились по сравнению с тем, какими были прежде. Правда, у них изменения происходят медленнее. Вот они и пытаются остановить перемены таким страшным способом. Так что все, что происходит здесь с различными видами, — это невероятного масштаба генетические манипуляции.
   — Генетические манипуляции? — переспросил Эш.
   Росс расхохотался. Смех был горьким, неприятным, совсем не похожим на обычный, заразительный смех Мердока.
   — О, ты ещё не знаешь хорошей новости. Ты не понимаешь, что все это означает.
   Эвелин широко раскрыла карие глаза.
   — А означает это вот что: с намиименно это самое и происходит.

Глава 26

   Росс наблюдал за тем, какое впечатление эта новость произведёт на Гордона Эша. Археолог только прищурил синие глаза и напряг плечи.
   А потом поднял голову и сурово вопросил:
   — Где Ирина?
   Взгляды всех собравшихся устремились к Вере. Та пожала плечами.
   — Наверное, заканчивает работу или ещё чем-то занимается.
   — Чем занимается?
   Павлова снова неуверенно пожала плечами.
   — Она не всегда рассказывает мне о том, над чем именно работает… Она закончила расшифровку блокнота Павла и пару раз по вечерам уходила…
   — Хотела раздобыть записи Светланы, — пояснил Михаил. — Я отдал ей диск с важными для нас данными.
   — Следовательно, Базарова занята подготовкой отчёта для всех нас? — осведомился Эш, которому очень хотелось поскорее докопаться до сути.
   — Не знаю, — покачала головой Вера. — Просто она несколько вечеров подряд уходила. Говорила, что сверяет данные. Я её дважды спрашивала — какие именно данные. А она делала вид, что не слышит вопроса. — Павлова грустно улыбнулась. — А я, признаться, как прихожу в нашу комнату от вас, так сразу ложусь и засыпаю. Я все время голодная, мне постоянно нужен белок, и спасть постоянно хочется. — Она поморщилась и снова пожала плечами — так, будто у неё болела спина. — Как думаете, не отрастут ли и у нас крылышки, если мы в скором времени не уйдём отсюда?
   Михаил рассмеялся.
   — Нет, — сказал Ушанов. — Но наши кости — они теряют массу.
   Эти слова подействовали на весёлость Никулина, как вода на пламя.
   — Почти у всех нас не осталось в организме жира, — заметила Эвелин и повернула голову к Вере. — Вы с Ириной анализировали нашу пищу. Этот сырный пирог, который мы все так полюбили, — это ведь чистый белок?
   — Да, — ответила Павлова.
   — Топливо для молекулярных изменений, — проговорил Гордон. — Наш обмен веществ работает на износ. Вероятно, отчасти этим и объясняется наша слабость.
   Он слегка нахмурился и посмотрел на Виктора.
   — Какие ещё данные понадобились Ирине для проверки?
   — Мои карты, — ответил Виктор. — Они нужны для последнего отчёта.
   Археолог опустил голову. Некоторое время он изучал собственные руки, потом поднял взгляд и сказал:
   — Миссия прекращена. Зинаида не позволит никому вернуться в то время, когда здесь работала русская экспедиция.
   На Михаила он смотреть не стал.
   На светловолосого русского посмотрел Росс. Тот насмешливо улыбнулся.
   «Готов об заклад побиться: он уже пытался смотаться в прошлое в одиночку», — подумал Мердок, но постарался сдержаться и не злиться на русского за это.
   Ведь наверняка он не знал, было это или нет, а если и было, то Никулин, судя по всему, был лишён доступа к оборудованию, предназначенному для скачков во времени — а конкретно, для скачков в прошлое.
   — Давайте заканчивать, — решительно сказал Эш. — Нам всем пора на свои рабочие места. Для нас это последняя возможность собрать дополнительные данные. Я буду разрабатывать план освобождения Сабы, а потом мы все уберёмся отсюда.
   — Мне такая постановка вопроса нравится, — заметил Росс.
   — Я готова, — добавила Вера, сделав большие глаза.
   Михаил промолчал.
   Гордон поднялся и отстегнул от ремня рацию.
   — Саба не отвечает, — проговорил он через пару секунд, а когда он шагнул к двери, Росс услышал, как он говорит в микрофон: — Ирина? Слушай меня внимательно: вот последние…
   — Что-то ещё? — спросил Мердок, когда больше никто не тронулся с места. Он посмотрел на Веру. Та кусала губы. Но вопрос Росса на самом деле больше относился к Михаилу.
   — Всего хорошего, — буркнул Михаил и вышел. Виктор последовал за ним, на пороге обернулся и смущённо улыбнулся. Павлова ушла молча.
 
   Саба приняла лекарства, а потом спустилась в столовую, чтобы поесть. Позавтракав, она сразу отправилась в аудиторию, где с ней занимался Жот. Там она обнаружила риллу и виригу. По всей видимости, они ждали её.
   Женщина произнесла по-йилайлски:
   — Я должна поговорить о том, что пережила прошлой ночью, потому что у меня много вопросов.
   Рилла ответила:
   — Мы здесь, по твоему желанию.
   Саба посмотрела на виригу, но рилла опередила её.
   — Вопрос о том, известны ли виригу наши мотивы и желания, лучше адресовать мне, потому что точно так же, как у вашего народа не принято ходить без одежды, дабы не показывать всем свою наружность, так и виригу не говорят о том, чего не скажешь вслух.
   Профессор задумалась.
   «Значит, телепатия — табу».
   Ей стало немного смешно, но она заставила себя относиться к происходящему серьёзнее. Она понадеялась на то, что виригу не уловил этой мысли, а для себя отметила, что табу одной культуры почти всегда кажутся смешными представителям другой, в которой таких запретов не существует.
   Эфиопка сказала:
   — Мне хотелось бы понять, что я видела/ощущала/переживала прошлой ночью.
   Она помедлила и задумалась о вспышке чувственных образов при употреблении многозначного глагола. Слово имело вкус.Оно ощущалось на ощупь.И ещё — она его видела.
   — Ты участвовала в Великом танце, — сказала рилла. — Ты обрела ти(фью)ки, и ты стала частицей танца. Ты должна быть частицей танца, — добавила она.
   Саба осторожно поинтересовалась:
   — Поэтому перед входом в Дом знаний стоит моё резное изваяние?
   В слове «резное» она ощутила неприятный привкус разрушения и искажения, и это показалось ей странным.
   — Резное изваяние? — переспросила рилла и сделала отрицательный жест. — Оно всегда там. Оно растёт там.
   — Растёт, — повторила профессор. — То есть это живое дерево? Или было живым? — предположила она, вспомнив о том, что не видела на столбе ни ветвей, ни листьев. Столб как столб, а на самой верхушке — резной лик. Нечто вроде тотемных столбов, характерных для многих земных культур. Правда, те столбы отличались примитивностью и грубостью работы, а этот был необыкновенно гладким, отполированным, и черты её лица были переданы с почти фотографической точностью.
   Рилла посмотрела на виригу, та что-то негромко пробормотала и повернулась к женщине.
   — Так не делают. Нельзя трогать деревья, убивать их и придавать им подобие кого-то или чего-то ещё.
   — Но в прошлом так делали, верно? — спросила Саба.
   Рилла снова ответила жестом отрицания.
   — Оно там всегда. Чтобы его все видели. Чтобы ты пришла и сразу нашла своё место.
   — Хотите сказать, что оно там выросло, чтобы мы его нашли?
   Виригу и Рилла согласно кивнули.
   Саба поёжилась. И снова ощутила что-то вроде удара у себя в голове — удара изнутри. Дело было не в том, что кто-то пытался «достучаться» до её разума, вскрыть его, как компьютер вскрывает диск с записанными данными. Нет. Казалось, что-то громадное, величиной с целую планету, таится внутри крошечного пузырька и пытается…
   Образ не создавался; у музыковеда закружилась голова. Она попыталась подобрать вневременной глагол, но и это у неё не получилось, все глаголы казались неподходящими.
   Она заставила себя дышать по правилам одной из техник йоги и сказала:
   — Кто они — эти… существа/вне/времени… — И снова из-за вспышки синестезического импульса у неё закружилась голова. — На этой планете есть ещё кто-то, помимо тех народов, которых мы видим, да?
   — Да, — отвечала рилла. — И от всех нас требуется слушать/видеть/ощущать вкус/запах/осязать. Это важно.
   На этот раз волна синестезии накатила на эфиопку по вине глагола, употреблённого риллой.
   — А почему это важно? — спросила Мариам. — Я тоже это ощущаю. Но мне нужно знать, почему это так важно.
   — Жот говорит нам, — ответила виригу, — что ты — та, которая слышит/видит/ощущает вкус/запах/осязает лучше всех. Мы все — частицы, но ты передаёшь наши ощущения вневременному разуму.
   — Я.
   Тут Саба поняла, что пережитое не было сном, порождённым лихорадкой и физической слабостью. Все было реально, и музыкальная метафора послужила ключом ко всему. По какой-то причине её собственные уникальные способности и то, что она почти всю свою жизнь посвятила поискам взаимосвязи символов со звуками и ощущениями, создали возможность для какого-то, пусть и ограниченного, прорывав другую реальность. И не только у неё одной это вызывало волнение и тревогу.
   — Сегодня ночью я снова буду слушать, — пообещала она. — Но где Жот?
   — Сейчас есть солнце, — коротко объяснила рилла.
   Несмотря на то что у профессора уже накопился кое-какой опыт синестезии в отношении терминов и глаголов, фраза риллы осталась для неё бессмысленной, она не могла осознать, что из этого следует.
   — Я не понимаю, — призналась она.
   — Его народ и сам Жот быстрее других превращается в растения, — пояснила рилла. — Это великая перемена его народа. Твой народ меняется ещё быстрее, вы становитесь теми-кто-летает-и-поёт-мифы.
   Женщине показалось, будто в голове у неё взорвалась бомба.
   — Перемены. Все ли народы меняются?
   Виригу и рилла ответили жестами согласия.
   Потом рилла сказала:
   — Это должно быть быстро — так говорит Жот. До тех пор, пока ты не начнёшь слышать хорошо, лучше всех слышит он. Это потому, что твой обмен веществ борется с переменами. Поэтому ты так сильно болеешь.
   Виригу сложила тонкие гибкие пальцы в жесте согласия. Мариам на миг задумалась о своём генотипе. Может быть, все дело было в гене серповидно-клеточной анемии? Без соответствующих проб понять, так это или нет, было невозможно. Сейчас самое главное — дать знать остальным и самой уходить из Дома знаний как можно скорее.
   Она задумалась о неминуемой гибели. Что бы ни случилось с пропавшей русской экспедицией, то же самое могло случиться с ними. И вовсе не обязательно речь шла о смерти. Речь могла идти и о мутации.
   Между тем йилайлы были способны на убийство. Думая о русском биологе, Саба проговорила:
   — Я не решалась спросить. Те, которые похоронены на Поле бродяг. Они были лишены жизни. За что? За то, что не пожелали обрести ти( фъю)ки?
   — Эти сведения можно найти в базе знаний, — ответила рилла.
   — Пойдём, — поднявшись, проговорила виригу. — Мы должны просмотреть записи.
   Рилла взглянула на Сабу, та ощутила вкус удивления и сразу стала гадать, как это у неё получилось. А потом она заставила себя встряхнуться. Сейчас не имело значения, как это получилось и даже почему. Она была обязана продолжать поиск данных — наконец кусочки головоломки начали соединяться между собой.
   Но пока картина оставалась неясной.
   Женщина следом за виригу и риллой вошла в большой компьютерный зал, и они устроились напротив одного из мониторов. Остальные существа, находившиеся в зале, не обратили на них ровным счётом никакого внимания — как обычно. Несмотря на то что с Мариам происходили большие перемены, это, судя по всему, никак не сказывалось на жизни прочих обитателей Дома знаний.
   Она села на табурет перед монитором. Волны мрака окутали её сознание — и отступили. Женщина понимала — нельзя лишиться чувств сейчас, и её поддерживал высокий уровень адреналина в крови. После окончания занятий она должна была связаться с Гордоном, а потом — лечь спать, чтобы успеть как следует отдохнуть перед ночным Великим танцем.
   Обдумывая все это, профессор не обращала внимания на то, чем занималась виригу и какие задачи она ставила компьютеру. Подняв глаза, Саба вдруг увидела на экране снимок крупным планом одного из существ, прозванных людьми из Агентства времени лысоголовыми, и была потрясена.
   Виригу посмотрела на неё озабоченно, но тут же снова устремила взгляд на экран, и её покрытые хитиновым панцирем пальцы ловко запорхали по клавишам.
   В безмолвии все трое стали смотреть древнюю видеозапись. Саба догадалась, что на ней запечатлён космопорт. Корабли всех форм и размеров садились на огромное поле и взлетали с него. Казалось, экрану передаётся сильнейшая вибрация, от которой сотрясалось все вокруг при величественном, медленном приземлении громадного звездолёта, из дюз которого вырывались столпы белого пламени.
   Зазвучал голос на отрывистом языке, но виригу отключила его и вывела в динамики перевод на йилайлский.
   Саба сразу поняла, что с йилайлским у неё возникнут сложности. Стараясь понять смысл слов, она думала о том, что это, наверное, очень древняя запись, и гадала, претерпел ли йилайлский язык за свою историю такую же эволюцию, как земные языки.
   «Должен был претерпеть, — думала она, — если изменилась сама цивилизация».
   Между тем йилайлы, обитавшие в Доме знаний, не удосужились осовременить комментарий — наверное, точно так же современный учитель словесности не стал бы править Шекспира или англосаксонские эпические сказания. Здешние учёные наверняка изучали древние формы языка, как изучали их учёные на Земле.
   Словом, музыковед поняла далеко не все из услышанного, но по самой видеозаписи можно было судить о многом: среди прибывающих на планету кораблей были и шарообразные звездолёты лысоголовых, но неожиданно они начали прибывать в больших количествах. Замелькали кадры, на которых была запечатлена опустошительная война.
   Огромные участки островов планеты превращались в безжизненные пустыни по мере того, как лысоголовые свирепо дрались со своими врагами — народом, похожим на прямоходящих черепах.
   А потом появились йилайлы, оснащённые каким-то энергетическим оружием, и принялись убивать и тех, и других. Комментатор ни слова не сказал о том, что послужило поводом к войне (по крайней мере, эфиопка ничего похожего не услышала). Было достаточно и того, что они убивали всех попадавших в зону обстрела.
   Но войну закончили не йилайлы. Цветистыми фразами комментатор сказал о том, что йилайлам удалось остановить уничтожение жизни, чтобы 00000 смогли превратить разрушителей в безвредных существ.
   И снова быстро замелькали кадры, и стало видно, как лысоголовые превратились в морских животных и скрылись в волнах океана, а другие существа стали летающими насекомыми, которые поселились в горах — высоко, выше облаков.
   Видеозапись закончилась. Саба сидела и смотрела на опустевший экран. Её разум силился постичь увиденное и услышанное — и сделать из этого выводы. Во-первых, этот странный термин — 00000. Самый лучший перевод, какой профессор могла сделать для себя, звучал так: «непередвигающееся существо». Да — в единственном числе.
   Нечто — какое-то существо (одно!) — сделало так, что лысоголовые и «черепахи» посредством мутаций превратились в совершенно иные формы жизни. Наверняка это случилось на протяжении существования многих поколений; Мариам не слышала, какие цифры назвал комментатор, а может быть, слышала, но не поняла.
   Но нечто — некое существо — обладало такой властью, такой способностью. И теперь это самое существо — или его потомок? — занимается изменением людей.
   — Поле бродяг, — сказала рилла, — предназначено для тех, кто уничтожает жизнь. Когда таких видят йилайлы, они прекращают их жизнь, дабы не дать им снова начать разрушения.
   И тут музыковед поняла, что из этого следовало: видимо, несчастный русский биолог, неожиданно вышедший из джунглей, держал в руках какой-то научный прибор, и его по ошибке приняли за готового атаковать лысоголового. Объясниться он не мог, поэтому йилайлы действовали быстро.
   Все обретало смысл — хотя и выглядело странно и дико. Для других существ люди действительно казались похожими на лысоголовых. Наличие или отсутствие волос могло не казаться таким уж важным. Представители других видов могли такой мелочи и не заметить, а во всем прочем сходство было разительным. Лысоголовые были двуногими и двурукими прямоходящими гуманоидами с примерно таким же цветом кожных покровов, как у людей. Они носили одежду.
   Они имели оружие.
   Йилайлы вполне могли предположить, что участники предыдущей экспедиции — а также и нынешней были лысоголовыми и, несмотря на то что они говорили по-йилайлски, вели себя мирно и заявляли, что желают обрести ти(фью)ки, тем не менее они были подвергнуты ускоренной генетической обработке — в целях самозащиты.
   Но причиной тому были не йилайлы, а загадочный 00000.
   «Они думают, что мы — лысоголовые», — поняла Саба, медленно поднявшись с табурета.
   Не слишком радостным оказалось это озарение.
   «Но что нам на самом деле известно о лысоголовых?»
   Её разум устремился в долгое странствие по путям логических умозаключений.
   «Мы знаем, что они летали по галактике в своих футуристических шарообразных кораблях, что они обладали способностью передвигаться во времени с помощью Ворот, что они невероятно жестоки».