Нортон Андрэ. На крыльях магии

   Это оборонительная игра. По телу Ароны пробежала дрожь. Что это за мир, в котором даже дети играют в такие игры?
   Прошли мимо женщина, которую зовут Хуана, и ее дочь Леатрис. Арона заговорила с ними; Хуана отдернула Леатрис и посмотрела на Арону так, словно та причинила ей какое-то зло. Арона смотрела им вслед, но тут к ней подошла Эгил, дочь Лизы, и жизнерадостно сказала:
   - Не обращай внимания. Она ужасно боится за добродетель своей дочери. А что касается меня, я тебе благодарен за то, что ты нас приняла. Ты ведь дочь деревенского писца?
   Арона долго размышляла над услышанным, пытаясь разобраться.
   - Я подмастерье Марис, а не ее дочь, - наконец, осторожно сказала она. - Спасибо за твою благодарность, я вам рада. Пожалуйста, скажи Хуане, что ей нечего бояться: ее дочь сейчас в безопасности. - Потом добавила:
   - Ты ведь не говоришь на нашем языке? Никто у вас не говорит? Вам нужно повидаться с жрицей и научиться тому, что мы узнаем детьми.
   Эгил задумчиво смотрел на нее.
   - Дома мне говорили, что учение для священников и детей благородных. Не для таких, как мы. Мама, наверно, не разрешит мне, но я попробую ее уговорить. Если ваш учитель близко, я был бы рад поговорить с ним.
   Арона снова нахмурилась, пытаясь понять.
   - Он-жрица не хотел тебя учить? Ты кажешься умным. Давай я отведу тебя в Священный Дом, к госпоже Бирке. Это наша жрица.
   Брови Эгила взлетели вверх.
   - С радостью! Знаешь, Арона, - тебя ведь Арона зовут? - для девчонки ты очень умна. Ты не такая, как все, но многие девчонки, которые считают себя красавицами, все бы отдали за такие щеки и волосы. Интересно - вот какое слово мне хочется использовать. Интересно.
   У этой девушки необыкновенно низкий голос, подумала Арона, и приятный к тому же. Но какая балаболка!
   Она ., или он.., как правильно? - как будто хочет подружиться, но при этом разговаривает так, словно взрослая с несмышленышем. Сколько ей лет? Судя по росту, не меньше восемнадцати. Но у нее совсем нет грудей и такие короткие волосы. Может, она больна, подумала Арона. Конечно, девушка, которая так чувствительна к красоте других, должна ценить и свою красоту. Но вот ее замечание об уме такой молодой девушки совсем не понравилось юной хранительнице записей. Она привыкла к тому, что в своем семействе считается старшей и самой умной. "У меня появилась соперница, - подумала она. - Но, может, и подруга".
   Они пришли на ферму Священного Двора, и Арона остановилась.
   - Ты любишь книги? - неожиданно спросила она.
   - Да. Да, люблю.., когда могу найти хоть одну.
   - И красоту любишь. Это я вижу.
   - Конечно! - Эгил улыбнулся шире. Неожиданно его лицо нависло над ней, и Эгил поцеловал ее, но не так, как целуют детей и родственников, а каким-то особым поцелуем. Этот необычный поцелуй очаровал, но и испугал Арону. Она отскочила и посмотрела удивленно.
   - Что.., почему... Эгил, что это? Даже лучшие друзья так не делают!
   Эгил серьезно поклонился. Такого жеста Арона тоже никогда не видела.
   - Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа Арона. Я искренне надеюсь, что мы станем близкими друзьями. - Дверь открылась, и он снова поклонился.
   Арона исчезла в направлении Дома Записей. Жрица кивнула, приглашая входить. "Не только балаболка, - думала девушка об Эгиле, - но и гладкая скользкая змея. Интересно, что ей от меня нужно?"
   ***
   Арона и Эгил понимали друг друга меньше, чем оба считали; Нориэль и семья Хуаны вообще не понимали друг друга. Нориэль знала это, но не беспокоилась. Она отвела небольшую группу к дому у кузницы и махнула рукой, указывал на сеновал, кухню, главную комнату и свою спальню возле кухни.
   Когда Нориэль показала, чтобы дети шли ночевать наверх, Хуана устроила истерический припадок. Нориэль пожала плечами: может быть, Леатрис и Осеберг вместе слишком шумят. Хуана распорядилась, чтобы Леатрис шла спать наверх, а Осеберг остался в большой комнате, потом долго и печально смотрела на единственную кровать в ней и с жалобами взобралась на сеновал;
   Утром Нориэль жизнерадостно поздоровалась с ней.
   Конечно, ее чужаки умели говорить и понимать ее не лучше несмышленого ребенка, по женщины все равно разговаривают с младенцами, и со временем те учатся понимать. Нориэль умылась, показала, где все находится, и отправилась на двор за дровами. Хуана нерешительно стояла на пороге кухни. Нориэль знаком подозвала ее и показала на дрова. Хуана поколебалась, потом велела Осебергу помочь Нориэль.
   Потом Нориэль знаками показала, что нужно набрать воды из колодца, и позвала Леатрис помочь ей. А Осебергу сунула в руки стопку тарелок. Сердце Хуаны упало. Достаточно плохо, что она сама стала работницей в чужом доме. Но чтобы ее сын выполнял женскую работу. Как низко они упали! И она начала молча плакать.
   Нориэль налила воды в большой керамический котел и поставила его на очаг, добавила немного сухого растолченного зерна и знаком велела Хуане размешивать. Осеберг передал тарелки Леатрис и сел, дожидаясь, пока ему подадут есть. Нориэль сделала к нему два больших шага и жестом велела встать. Дала нож, сухие фрукты и жестами показала, что их нужно очистить. Хуана в гневе раскрыла рот, потом вспомнила, что она нищая, живущая из милости, застонала и повесила голову.
   Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечь их и начать разговор, она указала на себя.
   - Нориэль, - сказала она и указала на Хуану.
   Леатрис сказала:
   - Мама.
   - Мама, - повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.
   - Хуана, - поправилась Леатрис. Потом указала на себя:
   - Леатрис. - И на брата. - Осеберг.
   - Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, - сказала довольная Нориэль.
   Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.
   - Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! - взорвалась она. - Я беспорочная вдова.
   И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие...
   Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и сказала:
   - Леатрис, дочь Моргата. - Она пыталась произносить слова, как это делает Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке:
   - Осеберг, сын Моргата. - Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. - Моргат, мой отец, - объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами. - Моргат, - сказала она и всхлипнула.
   Нориэль обняла девушку. Ах! Их мать по рождению мертва, кажется, убита сокольничими или кем-то еще, а Хуана их приемная мать и хочет, чтобы ее сестру-подругу не забывали. Нориэль обняла и Хуану и сказала:
   - Мне жаль. - Ей хотелось бы иметь три руки, чтобы обнять и Осеберга, чтобы утешить эту девочку, которая стоит, повернувшись к ним спиной и опустив плечи, словно отказывается от утешения. Что ж, они ведь действительно среди чужих.
   - Осеберг, дочь Моргата, - сказала Нориэль и поманила его к себе. Подросток повиновался, на глаза его тоже навернулись слезы. Хуана резко сказала:
   - Большие мальчики не плачут, Осеберг, а ты отныне единственный мужчина и глава семьи.
   - О, мама, оставь его в покое! - возразила Леатрис.
   Нориэль, ничего не понявшая из этого разговора, вздохнула. "Мокрая курица" - прозвала она Хуану. Осеберг просто еще ребенок. У Леатрис как будто имеется здравый смысл. Нориэль налила похлебки в чашки и передала ближайшей из своих гостий для раздачи всем.
   Осеберг взял первую чашку и сразу начал есть. Нориэль резко сказала:
   - Осеберг, дочь Моргата! Покажи, как ты воспитана!
   Парень удивленно поднял голову. "Избалована" - подумала Нориэль и жестом показала, чтобы он передал чашку.
   Как бы то ни было, завтрак был роздан и съеден. Но когда все встали из-за стола и Осеберг, ни слова не говоря, направился к двери, Нориэль остановила его.
   Указав на посуду, она знаком велела убрать ее. Осеберг неохотно убрал свою посуду, Леатрис и Хуана сделали то же самое, и Хуана принялась мыть тарелки, резко приказав Леатрис помочь ей. Осеберг вслед за Нориэль пошел в кузницу.
   Хуана вздохнула. Они с дочерью работницы в доме жены кузнеца. Единственный человек здесь, который, кроме старух, умеет говорить по-человечески, - нахальная рыжеволосая шлюха Арона, и даже ее сын должен выполнять роль слуги. Да, их ждут тяжелые времена.
   ***
   Внизу у мельницы схлестнулись две непреодолимые силы.
   - Красиво говорит! - фыркнула Леннис, подбоченясь. - Да пусть эта Эгил, дочь Лизы, будет сама Офелис, сочинительница песен. Это все равно Джомми, а я скорее допущу в дом гремучую змею, чем Джомми. Ты меня слышала?
   Губы Асты, дочери Леннис, задрожали, у нее в этом была большая практика.
   - Мама, - укоризненно сказала она, - ты только посмотри на этих бедных детей и их так много работающую мать. Ты видишь, какая умница Сорен? У нас снова будет малыш в доме, - подольщалась она, - и без всех этих неприятностей, тебе не нужно его самой рожать. - Девушка взяла на руки золотоволосого младенца из семьи беженцев и принялась укачивать.
   Леннис протянула руки и быстрым движением сорвала с ребенка одеяло.
   - Еще один Джомми! - провозгласила она и злобно набросилась на свою младшую дочь. - Что с тобой, противная девчонка? - яростно спросила она. - У тебя извращенное стремление к зверям, которые убили твою бабушку и изнасиловали мать?
   Она суженными глазами смотрела на дочь. Ей не впервые пришло в голову, что часто в конце концов, все получается, как того хочет Аста, как бы яростно ни возражала мать.
   - И никаких штучек, молодая особа, - проворчала она.
   - Мама! - Громкий крик из другой комнаты отвлек мельничиху, которая тут же забыла об Асте и отправилась смотреть, что случилось с Ролдин. Ворвавшись в кухню, она с гневом уставилась на эту красиво говорящую Эгил, которая своими грязными руками обнимала ее старшую! Этот Джомми, которого зовут Эгил, что-то непонятное лепетал Ролдин.
   Быстро, прежде, чем грязные слова перешли в грязные действия, Леннис ударила Эгида в ухо и снова угрожающе подняла руку.
   Вместо того, чтобы отступить, как всегда поступает в таких случаях он-дочь Джомми, или истерически расплакаться, как делал Джомми в детстве, этот стоял прямо и смотрел ей в глаза. И не получив разрешения говорить неслыханное дело! - залопотал что-то. Потом, видя, что она не понимает, указал на свою сестру. Потом на Ролдин и сильно ущипнул себя за руку. Он собирался ущипнуть Ролдин!
   - Вон! - закричала Леннис и сделала широкий жест, включающий и Эгила, и плачущего в углу ребенка. В комнату вбежали Лиза и остальные ее дети.
   Леннис указала на Эгила, потом на дверь.
   - Убери отсюда эту тварь, - мрачно сказала она.
   Потом, смягчившись, добавила, указывая на маленькую Ханну:
   - Ты можешь остаться.
   Эгил повернулся к матери. Они поговорили на своем непонятном языке, немного добавила и плачущая Ханна. Эгил положил руку матери на плечо и что-то сердито сказал. Смысл был ясен: "Мы уходим".
   - Уходи, неблагодарная женщина! - сказала им вслед Леннис. - Я сжалилась над вами, дала вам приют и еду, а вы так мне отвечаете!
   Эгил повернулся и что-то сказал. Леннис в гневе посмотрела на Лизу.
   - Ты стоишь, - закричала она, - и позволяешь этой твари говорить за себя, словно сама безмозглая? Позволь тебе сказать: я сразу поставила бы своих дочерей на место, если бы они попытались говорить за меня, их мать! Глаза ее снова сузились, и на лице появилась торжествующая улыбка. Безмозглые! Конечно! Если вы предпочитаете скорее умереть с голоду, чем пользоваться моей добротой, можете уходить. - Она снова повернулась к Асте. - А что касается тебя, молодая женщина...
   ***
   Арона провела весь день в комнате записей, согнувшись над свитками и записывая все подробности неожиданного вторжения. Ей с трудом удавалось записывать имена незнакомцев, она вспоминала их произношение и записывала фонетически, по звукам. Кто пришел, когда, с кем. Перо ее затупилось, она своим маленьким ножом очинила новое; оно тоже притупилось, и Арона отправилась в птичник, чтобы найти еще одно. Чернила сгустились, а плечи начали ныть.
   Закончив первый лист, она встала и всмотрелась прищурившись в золотой солнечный запад полудня. А работа по дому не сделана! Со вздохом она направилась к поленнице и набрала достаточно дров, чтобы разжечь очаг. Потом набрала в колодце воды, чтобы Марис могла сварить обед для них и заполнить корыта скота. Позже нужно будет подоить корову, но кто-то уже накормил птиц и собрал яйца. Нужно прополоть огород, но с этим можно подождать до завтра. Однако полить нужно будет сегодня же.
   Она вытаскивала из колодца ведро за ведром и поливала растения вначале брызгала на листочки, потом заливала корни. Потом подмела пол, отобрала овощей и положила их на кухонный стол для Марис. И отправилась в деревню, чтобы посмотреть, что происходит.
   Идя по знакомой тропе от Дома Записей к дому ее матери-плотника, Арона не обращала внимания на слабую боль в нижней части живота. Ее мать, Бетис, дочь Ангхары, сидела на крыльце и болтала со своей давней подругой Нориэль, кузнечихой. Арона улыбнулась при виде кузнечихи и окликнула ее:
   - Здравствуй, тетя Нориэль. - С пяти лет она любила кузнечиху.
   Потому что как раз, когда маленькой Ароне разрешили чинить одежду драгоценными металлическими иглами, а не костяными, как все дети, она совершила ужасную ошибку.
   Потеряла иголку. Арона искала ее всеми способами, каким ее научили, но прежде, чем признаться кому-нибудь, испробовала еще один способ. Она видела, как некоторые предметы, если их потереть о кошачью шерсть, притягивают к себе волосы и нитки. Побежав в кухню, она взяла один из драгоценных стеклянных стаканов матери и потерла его о шкуру Смоки, дочери Пэтчи, самой послушной из всех кошек.
   Потом отнесла стакан в комнату, чтобы поискать иглу.
   Мать отругала ее за то, что она играет вместо того, чтобы шить. Никто из взрослых не понял ее объяснений, и ее снова отругали за то, что она играет, потеряв иголку. Позвали кузнечиху. Она делает металлические предметы и умеет находить их.
   К радости Ароны, ритуал, которым пользовалась для поисков кузнечиха, оказался таким же необычным, как и изобретенный девочкой способ стекла и шкуры. Нориэль достала из кармана маленькую подкову, потерла ее о металлический брусок, который был у нее в другом кармане, и потом провела подковой по деревянному полу.
   Подковка Нориэль отыскала иглу в щели пола.
   Когда тетя Ната и мама отправились на кухню наливать эль и готовить печенье для кузнечихи, как требовала вежливость, Арона подобралась к страшной женщине и рассказала ей о кошачьей шерсти. Кузнечиха не только внимательно выслушала ее, на нее этот рассказ произвел сильное впечатление.
   - Она очень У-М-Н-А, - по буквам сказала она старшим родственникам Ароны. - Я с удовольствием взяла бы ее в подмастерья, если ей хватит силы. Но потом печально добавила:
   - Но это слишком - просить, чтобы женщина пожертвовала свою дочь Искусству.
   - Но почему твоя подмастерье должна отказываться от детей? - спросила Арона, сочувственно взяв Нориэль за руку.
   Нориэль поднесла палец к слезе, неожиданно появившейся у нее на глазах.
   - Я очень сильна, и сокольничим это не нравится.
   Они убивают слишком сильных женщин, - откровенно объяснила она. Поэтому я должна держаться от них подальше. Но только они могут дать нам дочерей. Деревня просила меня пойти на это, а я люблю металл и потому согласилась. Но это очень тяжело.
   Арона обняла женщину.
   - Я буду твоей дочерью, и мамы тоже, и тети Наты, если они мне разрешат, - пообещала она. И так и было в течение всех этих лет.
   Но сегодня Нориэль выглядела так, словно последние два дня у нее были нелегкими, а тети Наты нигде не видно. Рядом с матерью Ароны сидела женщина из пришелиц - Элен. Она вслушивалась в каждое слово. Как она может это делать, не зная языка, Арона не понимала.
   - Как твои чужаки, тетя Нориэль? - спросила Арона, присаживаясь на крыльцо, как взрослая.
   Нориэль усмехнулась.
   - Эта Хуана! Суетлива, как мокрая курица, всегда из-за чего-нибудь готова взлететь к вершинам деревьев.
   Опекает Леатрис, как наседка на яйцах, и гоняет ее, как приставалу и сплетницу.
   - А твоя новая подмастерье? - Арона почему-то очень интересовалась детьми этих пришелиц. Ей хотелось получше понять их. - Как я рада, что ты, наконец, нашла себе помощницу! Как ты думаешь, у нее получится?
   Нориэль покачала своей обвязанной шарфом головой и рассмеялась.
   - Осеберг хорошо работает у горна, - сказала она, - но она невероятная зазнайка. Ничего нельзя показать этой девушке: ее прежняя госпожа Моргат делала это гораздо лучше. В некоторых случаях это даже правда, но заставить Осеберг слушать - все равно что заставлять мула. Иногда мне кажется, что она избалована, как принцесса, - продолжала кузнечиха. - Мать пользуется ее силой, как и готовностью Леатрис помочь. Но - Арона! - даже когда ясно, что ты будешь жрицей или хранительницей записей, разве твоя семья выделяет тебя?
   Разрешает не выполнять работу? Как будто то, что тебе предстоит делать, гораздо важнее и тебя не нужно утруждать остальным.
   Арона присвистнула.
   - Она такая испорченная?
   - Такая испорченная, - подтвердила Нориэль. - Хотя и очень хорошая работница. - Ее широкие плечи затряслись от хохота. - Ну, я учу ее хорошим манерам.
   Может быть, из нее получится даже неплохая повариха и домохозяйка, хотя научить ее шить, наверно, невозможно. Мать даже не пытается это сделать. Когда я попыталась научить ее дочь, Хуана снова устроила припадок. Как я смею делать это, если не получилось у самой матери? - Она откинула голову и захохотала.
   Арона усмехнулась, потом тоже рассмеялась, вспомнив свое столкновение с Эгилом. Из соседней двери показалась Ната, дочь Лорин. Она скривила нос.
   - Эта Леннис! - взорвалась она.
   - А что она сделала? - с искренней тревогой спросила мать Ароны.
   - Выгнала в ночь своих гостей-чужаков. И рассказывает что-то невероятное: будто они приставали к ее дочерям, - кисло сказала Ната. Старшая дочь незнакомки рассказала другое. Говорит, что Ролдин ущипнула ее сестру, а Леннис побила их обеих. Должна сказать, что я скорее поверю чужакам. - Сделав это поразительное заявление, она закуталась в шаль. - Я пообещала найти им другое место, прежде чем вмешаются моя мать и другие старейшие. А что у нас на ужин?
   Цыплята, приготовленные необычным способом. Элен высокомерно улыбнулась, когда все набросились на еду.
   Она действительно оказалась великолепной поварихой, думала Арона, беря вторую порцию, потом третью. Куски окунались в масло и поджаривались в нем, как жареный хлеб. В качестве гарнира - мелко нарезанная репа в соусе со вкусом цыплят. Новая идея и очень-очень хорошая.
   Арона снова почувствовала спазмы внизу живота. Ей теперь четырнадцать лет, и она подозревала, что это такое. Итак, ужасная ночь в гостевом доме не принесла плодов. Не в том дело, что она хотела ребенка. Пока она еще только подмастерье, а не хранительница записей. У ее матери, сестер и теть всегда найдется место для еще одной дочери, но это не то же самое, что иметь собственное хозяйство.
   Ей не с кем будет делить ребенка. Вот в чем проблема. В деревне, где у всех девушек с детства есть лучшие подруги - правда, они часто меняются, она оказалась слишком умна, слишком любопытна, слишком остра на язык и интересовалась тем, что остальным было неинтересно. Есть несколько девушек, которые ей нравятся, она им тоже нравится, но они никогда не были особенно близки.
   Эгил умна и интересуется тем же, что и она. Конечно, Эгил ведет себя странно, и это тревожила Арону. Но, может быть, в конце концов они с Эгил станут сестрами-подругами. Это было бы хорошо.
   Она оставила записи неоконченными! Извинившись, Арона сказала:
   - Спасибо, мама и все остальные, но у меня дела в Доме Записей. Еще светло. Вы разрешите мне уйти?
   - Конечно, дорогая, - ответила Бетиас. Элен тоже что-то пробормотала.
   Арона побежала по тропе к Дому Записей и столкнулась с Эгилом. Он схватил ее за руку.
   - Куда ты торопишься? - спросил он.
   - В Дом Записей, - ответила она, - и если видишь, что я тороплюсь, то не нужно меня хватать, - раздраженно выпалила она. Он выглядел так, словно готов спорить. Она схватила его за пальцы. - Не дразни меня, Эгил! Скоро стемнеет, а у меня еще много работы. - Он не собирался ее отпускать. - О, Эгил, тетя Ната как раз сейчас отыскивает новый дом для твоей семьи, вспомнила она и подумала, не придется ли ей вырываться. К ее облегчению, он выпустил ее руку и поклонился, сказав:
   - Спасибо. - И убежал.
   Арона вернулась в знакомую комнату записей и зажгла свечу.
   - Э-гилл, дочь Лизы, обвинила Ролдин, дочь Леннис, в нападении на свою сестру. Она предъявила это обвинение Нате, дочери Лорин, которая рассказала, что Лиза и Леннис ссорились из-за этого и Лиза ушла из дома Леннис вместе с детьми. Они хотят новый дом. И просят об этом Нату, дочь Лорин. Э-гилл хочет ходить в школу. - Арона посидела, думая о теме следующей записи, потом неохотно решила, что все, касающееся чужаков, следует записывать на случай, если впоследствии старейшим придется выносить суждение.
   - Э-гилл также без всякой причины поцеловала Арону, дочь Бетиас, хранительницу записей, потом извинилась, но причины так и не объяснила, только сказала, что хочет с ней подружиться. Э-гилл также положила на меня руки, хотя я торопилась по серьезному делу. Это грубый поступок. У них совсем другие манеры. Никто не знает, насколько другие.
   Она заткнула чернильницу, подвесила свиток за уголки, чтобы он просох за ночь, и приготовилась ложиться.
   Ее предположение оказалось верным: ребенка у нее не будет. Конечно, впереди еще другие годы и новые посещения сокольничьих. Может, если она захочет ребенка, его сделает Эгил. Это гораздо лучше, чем новое посещение сокольничьих. Эгил станет прекрасной подругой, когда удастся научить ее хорошим манерам. Приятно будет иметь подругу, с которой можно поговорить. Может быть.
   Когда-нибудь.
   ***
   Эгил, сын пекаря, задумчиво смотрел вслед Ароне.
   Нет, конечно, она особенная. Даже этот деревенщина Осеберг, сын кузнеца, не сводит с нее глаз. И не убирает рук, если верно то, что слышал Эгил. Жаль, что он не подумал об этом до того, как поцеловать. Ну, ничего еще не потеряно.
   Осеберг уверен, что в этой деревне, где так много женщин и совсем нет мужчин, они получат любую девушку, какую захотят. Он не думает о том, что эти девушки привыкли к взрослым мужчинам, не к мальчишкам, к тому же эти мужчины соколышчьи. Конечно, у них есть преимущество: они здесь постоянно, а сокольничьи показываются редко. С другой стороны, они могут показаться девушкам слишком банальными по сравнению с далекими и загадочными сокольничими.
   Арона даже не оглянулась на Эгила. Эго неудивительно. Бездомный и безземельный, лишенный денег, он чужак в этой деревне. Ему сначала нужно стать кем-то.
   К счастью, их интересы совпадают. Ему нравится читать, писать, хранить записи, а она совершенно явно серьезно относится к своему делу, слишком серьезно. Арона посчитает деревенского хранителя записей достойным человеком. Если он станет деревенским хранителем, она подумает о нем.
   Он пошел, насвистывая, планируя свои действия, потом начал мечтать о любви Ароны - в таких подробностях, которые заставили бы покраснеть старейших.
   Вначале нужно позаботиться о матери и малышах. Потом завоевать место Ароны. А после этого - и саму Арону.
   4. Дело старейших
   Тяжелые темные тучи повисли в небе, и земля дрожала под ногами. Марис, дочь Гайды, хранительница записей, часто отсутствовала, а когда была в Доме Записей, почти не разговаривала. Смотрела на стену, выходящую на Соколиный утес, ела то, что перед ней ставили, молча убирала со стола, потом опять-таки без единого слова запиралась в комнате для записей. И спустя несколько часов выходила оттуда с пыльными руками.
   Арона должна была записывать имена чужаков, то, куда их поместили, и она боялась, что делает это не правильно.
   - Госпожа Марис, - позвала она. Потом громче:
   - Госпожа Марис!
   Хранительница подняла голову.
   - Да? - резко спросила она.
   Арона сунула ей в руки свою последнюю запись и ждала, дрожа.
   - Посмотрю позже, - пообещала Марис, откладывая рукопись и снова глядя на запад.
   Может быть, ее хозяйка больна? Арона думала поговорить с целительницей, но вместо этого поставила греть воду для мытья посуды и на травяной чай. Потом пришлось прибираться в курятнике и относить птичий помет в компостную яму, оттуда - в огород, который всю неделю простоял заброшенным. Арона пропалывала овощи, когда через заднюю дверь вышла госпожа Марис.
   - Ты не хуже меня говоришь На языке чужаков, - сказала она. - Не поможешь ли Эгил, дочери Лизы, в ее новом доме?
   Арона выпрямилась и бросила сорняк на груду уже выдернутых. Марис продолжала:
   - И, дорогая, ты должна пользоваться окончаниями мужского рода, если знаешь, что речь идет об он-дочери.
   Сможешь поправить запись, когда умоешься: Эгил не торопится.
   - Госпожа, а разве разумно поселять он-девушку отдельно? - спросила Арона. - Госпожа Нориэль очень хорошо воспитывает свою новую подмастерье и не разрешает ей поселяться отдельно.
   Госпожа Марис помигала своими подслеповатыми голубыми глазами.
   - Но, дорогая, они другие, - ответила она. - Иди мойся.
   Она снова стала хранительницей!
   - Проклятая он-девушка! - жалобно сказала Арона на своем языке, доставая ведро с водой из колодца.