- Ну, не такие уж мы плохие, - весело заметил на своем языке Эгил откуда-то из-за нее. Он перехватил у нее веревку, добавив:
   - Давай-ка я.
   Ведро дернулось, расплескав воду. Эгил положил руки ей на плечи, осторожно положил и сразу снял и пошел с ней к дому, неся ведро.
   - Тебе не следует напрягать глаза над этими "проклятыми записями", сказал он, используя негативное окончание деревенского языка в слове из своего родного языка. - Мне хочется посмотреть на твой огород.
   Эти два заявления ничего не значили, но Арона почувствовала, как волоски у нее на руках встают дыбом.
   Она вздрогнула. Он с любопытством посмотрел на нее; она пожала плечами.
   - Кто-то прошел по моей могиле, - сказала она и оставила его на пороге. Не решилась сказать, что у призрака внешность Эгила.
   Марис всегда настаивала, чтобы Арона оставляла много места между словами для возможных поправок.
   Девушка тщательно вставила окончание ид после каждого существительного и прилагательного, которые, как она знала, относятся к мальчикам. Несколько раз ей пришлось счищать чернила и переписывать, делая надпись более мелким почерком. Наконец, гордясь своей работой, она распрямилась и понесла показывать свиток Марис.
   Но хранительницы не было.
   В животе Ароны зашевелилась ворона, девушка не обратила на это внимания и пошла вверх по лестнице, чтобы переодеться. Потом по какому-то импульсу вплела многоцветную ленту в косу; когда она вышла, Эгил восхищенно посмотрел на нее.
   - Мы все еще ищем место, - сразу сказал он. - Гондрин, хозяйка пивной, позволила нам переночевать в своем доме в обмен на тяжелую строительную работу, но я не хотел бы, чтобы мои сестры росли в пивной - при всем уважении к хозяйке.
   Арона взглянула на мать Эгила, которая сидела в другом кресле, поджав губы.
   - А к какому занятию вас готовили? - спросила девушка, удивляясь, почему взрослые позволяют подмастерью договариваться. Ну, что ж! Арона покажет им, на что способна!
   - Я дочь мельника, и я всегда сама все вышивала, - ответила пришелица Лиза с некоторым сомнением.
   Но все женщины пекут и вышивают. У мельничихи уже живут. Нориэль, кузнечиха, уже приютила семейство чужаков, как и мать самой Ароны, плотник. У кого же нет пришельцев? У Флори, целительницы, их полон дом, больных, раненых и ослабевших. Арона подняла голову.
   - А умеешь ли ты лечить больных, госпожа?
   - Не очень, - призналась Лиза. - Но вот Ханна прекрасная нянька. Она приносит домой всех раненых зверей и птиц. Харальд смеялся и жаловался, что у нас воющий зверинец, а не пекарня!
   Ну, это начало. Она и Эгил - единственные, кто достаточно подрос, чтобы стать подмастерьем. Вышивание. Двоюродная бабушка Ароны Лорин, владелица нескольких пар ножниц, обшивает всю деревню. Заинтересуется ли она? Ее позвали. Разговор вел Эгил. Тетя Лорин выслушала нахмурившись.
   - У меня на руках бедная дорогая Эйна, - резко ответила она, - и мне другая такая не нужна. - Бабушка Эйна быстро впадала в старческий маразм.
   Элтеа, ткачиха, оказалась еще более резкой.
   - Мне не нужны нахалки, - сказала пожилая ткачиха. - И чего можно ждать, если дочь решает все дела за мать? Не нужны мне нахалки и бездельницы.
   Арона беспомощно переводила взгляд с Элтеи на Эгила и Лизу. Женщина кажется достаточно разумной, почему, действительно, она разрешает говорить за себя Эгилу? Девушка расправила плечи и перевела все точно. Эгил ощетинился.
   - Кого это ты называешь нахалами? - прямо спросил он. - Я называю это приличием и скромностью. Я пообещал отцу, что буду заботиться о матери...
   "Слабоумная", - печально подумала Арона, видя, как Лиза согласно кивает. Хотя женщина сердито посмотрела на своего старшего. Ну, что ж. Лойз, дочь Аннет, известна своей добротой. Она живет между лесом и пещерами, хорошее место, много воды, и хорошо укрытое. Небо снова затянулось тучами.
   - Пойдемте к госпоже Лойз, - предложила Арона.
   ***
   Наступило раннее ясное утро. Несколько сильных молодых девушек в брюках и курках из козьих шкур, с копьями в руках, с тюками и веревками на спине, проходили мимо двери кузницы.
   - Загон! - крикнула одна из них. - Мы идем за овцами. Приглашаются все желающие.
   Нориэль подтолкнула Леатрис.
   - Иди, - сказала она. - Твоя сестра работает за двоих, а ты никогда не бывала в загонах.
   Хуана выпрямилась, открыв рот, и выпалила:
   - Приличная нежная девушка, как моя Леатрис, пойдет с этими девками в штанах? Одна? В открытое поле где их никто не охраняет и не заботится о них? А что если они встретят чужих мужчин? Это неприлично.
   О чем думают их матери?
   Леатрис переводила взгляд с матери на нанимательницу, а от нее на девушек. Нельга, дочь Олвит, крикнула из середины группы:
   - Я тебе дам копье! У меня два! Прихвати с собой арфу, будешь петь для нас!
   - Сейчас, - ответила Леатрис. - Мама, ты ведь знаешь Нельгу. Все девушки идут!
   - Да, все ходят по очереди, - согласилась Нориэль, вытирая руки передником. - И ты не можешь навсегда привязать ее к своему переднику. Ты знаешь, что сочинительница песен Офелис хочет взять твою дочь в подмастерья? Ты можешь гордиться дочерью, Хуана.
   Леатрис, приняв это за разрешение, отдала свой передник матери и бросилась наверх с криком: "Спасибо!" - И добавила, обращаясь к Хуане:
   - Папа отпустил бы меня Этого Хуана не могла отрицать. Из-за этого у нее часто болела душа, когда был жив Моргат. Хуана застонала. Ну почему они нашли убежище в деревне, где никто не понимает приличий и порядка? Хотя, приходилось ей признать, она не должна просить милостыню, не умирает от голода и не занимается проституцией!
   ***
   Когда Арона возвращалась с фермы госпожи Лойз, небо затянули тяжелые грозовые тучи. С горы Часовых послышался крик голубки. Арона свернула с тропы, ведущей к Дому Записей, и пошла через лес на восток, в сторону от Соколиного утеса. Великолепный закат начал гаснуть. Дочери Гунноры, если приближаются именно они, должны будут заночевать. Может, одна или две из них будут гостить у Марис и Ароны! Девушка быстро шла по тропе, торопясь поздороваться с гостьями.
   Сердце ее упало, когда она увидела не привычные красновато-рыжие плащи тех, кто следует учению доброй богини, а трех женщин в простых серебристо-серых платьях. Но все равно - ведь так мало незнакомых приходится встречать! Впрочем, сейчас их столько, что и за всю жизнь не встретишь. Но эти зачем пришли сюда?
   На глазах у Ароны одна из них взялась за нить у себя на шее и вытащила за нее голубой камень. Камень светился внутренним светом в быстро темнеющем лесу.
   Женщина повернулась и посмотрела прямо на девушку, прятавшуюся среди деревьев. И на языке чужаков, но с легким акцентом спокойно сказала:
   - Это не место для любопытных детей. Иди домой, девочка, ложись в постель и забудь, что видела нас.
   Арона неожиданно обиделась, она взрослая и намерена доказать это. Но язык и ноги ее не слушались.
   - Да, госпожа, - покорно произнес ее язык, а сердце гневалось из-за этой покорности. Ноги медленно понесли ее к Дому Записей, вопреки ее желанию. Она пыталась освободиться от чужой власти, но тут же воспоминание о встрече начало расплываться, оно становилось все более смутным. Наконец Арона огляделась и увидела, что уже совсем стемнело. "Должно быть, я оставалась в доме Лойз дольше, чем думала", - подумала она и быстро и неслышно пошла в Дом Записей, в свою спальню.
   ***
   На равнине к западу от деревни бегали девушки, гонялись друг за другом, кричали на полях, играли с собаками. Леатрис, дочь Хуаны, чувствуя, что у нее в мешковатых брюках голые ноги, тащилась за ними. Ветер раздувал ее волосы, и юбка не облегала ноги.
   - Пошли, копуша! - крикнула ей Нельга. - Так ты ни одной овцы не поймаешь!
   Леатрис пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
   - Мама всегда заставляет меня ходить медленно, - ответила она, запыхавшись, но улыбаясь. - Прости!
   Солнце жгло ее непокрытую голову, пот тек по незащищенному лицу. Лицо от этого чесалось. Леатрис вытерла его шейным платком и снова принялась догонять девушек. Они кричали друг другу, и она тоже попыталась крикнуть. Голос ее пронесся над холмами, и ей показалось, что его услышат аж на Соколином утесе! Леатрис представила, что ее слышит мать, и внутренне поморщилась. Дамы не кричат!
   Приличная девушка всегда говорит негромко и вежливо.
   - Черт побери! - громко сказала Леатрис в пустой - без Хуаны - воздух.
   Нельга подождала ее.
   - Ты здорова? - спросила она.
   Леатрис кивнула, она снова начала задыхаться.
   - Просто кое о чем подумала, - объяснила она. - О том, что дома.
   Нельга протянула ей кожаную бутылку с водой.
   - Попей. - И они снова побежали. Нельга вертела веревкой с петлей на конце, которой ловят отбившихся овец, и бросала на кусты и на все, что можно поймать.
   Она показала Леатрис, как это делать, но руки девушки еще должны были этому научиться. Они обе рассмеялись. - Пошли, погоняем овец, - предложила Нельга и показала, как свистом подзывать сторожевых собак. Леатрис была обрадована и поражена.
   - Свистящие девушки и каркающие куры, - про себя процитировала она свою мать и вызывающе закончила:
   - Но им веселее, чем курам и девушкам из курятника!
   К концу дня все устали, и, когда, наконец, развели костер и принялись поджаривать на прутьях вяленое мясо и хлеб, Нельга спросила:
   - Слишком выбилась из сил для песни?
   Леатрис прикусила губу.
   - Я не знаю ваших песен, - сказала она. - Могу спеть свои. Но вы не поймете.
   Старшая девушка сказала:
   - Пой. Я переведу. Моя мать - торговец. - Леатрис узнала в ней внучку Элтеи, ткачихи. Она не могла вспомнить, как зовут эту девушку. Леатрис начала петь, чуть смущенно, старинную балладу о любви, побеждающей звездные расстояния. Внучка Элтеи негромко переводила, превратив любовь в дружбу, прерванную семейной ссорой. Леатрис, не слишком уверенная в своих знаниях нового языка, не стала поправлять.
   Нельга хихикнула.
   - А не спеть ли нам "Четыре сокольничьих спустились с утеса"? Остальные девушки с энтузиазмом согласились, и Нельга запела.
   Леатрис слушала, вначале недоумевая, потом решив, что слух ее обманывает, потом шокированно и потрясенно так, что словами не выразишь. Она видела самцов животных на ферме, видела, как животные спариваются. Слышала, как парни хвастают и говорят совершенно немыслимые вещи.
   Но такое? С мамой был бы удар, если бы она узнала!
   Мама не услышит из этого ни слова, тетя Нориэль тоже, вообще никто из взрослых.
   Внучка Элтеи подтолкнула Нельгу.
   - Не думаю, чтобы она была посвящена, - прошептала она, когда песня кончилась.
   - Должна быть, - возразила Нельга. - Она старше своей сестры, а Осеберг была посвящена - мне кажется. Во всяком случае она кое-что знает. Леатрис! Ты была посвящена?
   - Посвящена? - неожиданно чего-то испугавшись, Леатрис переводила глаза с одной на другую. - Я девушка, - сказала она дрожащим голосом. И незаметно положила руку на нож, который дала ей Нориэль.
   - Это мы знаем, - ответила старшая девушка, Нидорис - Леатрис неожиданно вспомнила ее имя. - Но ты еще ребенок?
   - У тебя были месячные? - пояснила Нельга.
   - О, да! Уже почти год! Мама все время приставала к отцу, чтобы он нашел мне мужа, прежде чем я стану старой девой, - ответила Леатрис, покраснев.
   Поленья в костре трещали, одно раскололось. Нидорис пошевелила угли длинной палкой и подбросила дров.
   - Но ты не была у жрицы и тебе не рассказывали то, что должна знать девушка, - заметила она. - Или была?
   Нидорис негромко присвистнула.
   - Бедняжка! Ну, что ж! Как только вернемся, пойдешь к госпоже Бирке. Она тебя всему научит, так что следующее посещение сокольничьих тебя не испугает.
   Теперь Леатрис дрожала всем телом, словно от холода.
   - Посещение сокольничьих, - прохрипела она.
   - Так мы получаем дочерей. Но если не хочешь, можешь не ходить, успокаивающим тоном добавила Нидорис. - Хотя у нас все хотят детей, так что рано или поздно мы идем. Вот увидишь.
   - Осеберг не похож на сокольничего, - послышался с противоположной стороны костра голос Бритис.
   Девушка вытащила свой прут и попробовала мясо. - Ой! Горячо! Он хороший, как сестра-подруга, но думаю, что его тоже не учили, что делать.
   Леатрис в ужасе смотрела на подругу, которую считала такой хорошей. Она и Осеберг.., она.., она сделала.., они с Осебергом сделали... Леатрис чувствовала, как горит у нее лицо. Она пыталась вообразить, что они сделали. Пыталась представить себе мягкую, похожую на щенка Бритис в образе нахальной девки, которая предлагает себя мужчинам. Закрыла рот, а потом спросила:
   - Вы с Осебергом обручились?
   - Ты хочешь спросить, договорились ли мы дружить? - с веселым смехом переспросила Бритис. - Что-то вроде этого. Мы договорились быть лучшими подругами, но он не может проводить со мной ночи, потому что.., прости, Леатрис. Твоя мать... - Она замолчала.
   Леатрис представила себе, как Хуана разрешает Осебергу и его нареченной спать вместе под одной крышей, и не смогла себе этого представить. Попыталась представить, как Осеберг знакомит мать с Бритис как со своей невестой, и потрясение поняла, что ее мать тоже сталкивается здесь с трудностями.
   - Если у тебя хорошее приданое, - предположила дочь Хуаны, - мама не станет возражать. А твоя семья согласится на ваш брак?
   Бритис некоторое время молча ела мясо, поднялся ветер.
   - Не обижайся, Леатрис. Моей матери нравится Осеберг, а тетя Нориэль одна из ее лучших подруг.
   Но у нее сейчас неприятности в семье из-за другой женшины-пришелицы, и все считают.., ну, я хочу сказать, что никто не хочет ссориться с твоей матерью.
   Леатрис в отчаянии поняла, что у ее матери сложилась репутация самой большой склочницы, и кивнула.
   Как в балладе, которую она только что пела, жалобно подумала она, и ее мама в роли госпожи Капелы. Ну, ладно! Тогда она сама должна быть.., принцессой Лаурой! Она наклонилась, приблизив лицо к костру.
   - Послушай, Бритис, - негромко сказала она. - Мы что-нибудь придумаем. Ладно?
   - Конечно, сестра, - согласилась Бритис.
   Они пожали друг другу руки над огнем, спели еще одну песню, грубоватую, но не оскорбительную, и свернулись на своих постелях поближе друг к другу и к огню, потому что началась осень и стало холодно.
   ***
   Утро было прохладное. Арона перестала пропалывать огород и начала раскладывать овощи и фрукты для просушки на зиму. Листва на деревьях приобрела желтый и великолепный алый цвет. А госпожа Марис, все дни совещаясь со старейшими и обсуждая дела старейших, почти не появлялась в Доме Записей. Ароне пришлось одной записывать новости: смерть старой пришелицы Мельбригды, посвящение Нельги, дочери Олвит, своей ровесницы.
   Ей не с кем было поговорить. Мать и тетя Лорин, как и Марис, большую часть времени отсутствовали. Тетя Ната могла только жаловаться на сладкоречивую Элен, которая подлизывается к Бетиас и со всем соглашается.
   У ее ровесниц у всех были собственные заботы. Эгил, теперь помощник на конюшне у Дарран, хозяйки мулов, и порученец всех остальных, только и думал о том, как пришивать оторванные им пуговицы на блузке Ароны. - Я не верю, что ты сам не умеешь расстегиваться, - воскликнула она и предложила показать, как это делается. Эгил стоял неподвижно, явно довольный, пока она не дала ему в руки иглу. Он попятился так, словно игла его укусила, и посмотрел на нее, словно его ударили. Совершеннолетие Нельги немного оживило Арону.
   - Я пришла пригласить тебя, твою мать и сестер на девичник, - сказала она, видя, как он кисло смотрит на пуговицу. - Одна из моих подруг оставила за собой детство. Я принесла достаточно еды для всех: так требует вежливость по отношению к пришелицам. И не отворачивайся: я знаю, у тебя не было времени сшить себе красивое платье или купить у торговцев. Мы здесь даем одежду взаймы, и у меня есть двоюродная сестра твоего роста. Что скажешь?
   Эгил нахмурился.
   - Ты понимаешь: моя мать больше не хозяйка самой себе.
   Арона удивленно смотрела на него.
   - Эгил! Никто не подумает помешать ей прийти!
   Пошли! Давай узнаем.
   Эгил упрямо ответил:
   - Нет. - Арона пожала плечами и ушла, удивленная.
   Пришла Элтеа, хромая ткачиха, попросила на время мула.
   - Я иду на ферму госпожи Лойз. Там ведь живет твоя мать. Передать ей что-нибудь?
   Эгил нахмурился и посмотрел в землю.
   - Скажи ей, что скоро я ее освобожу.
   - Что? - воскликнула Элтеа и ушла, озадаченная.
   Она поразилась, увидев во дворе Лойз большой железный котел, наполненный землей, с посаженными в нем цветами. Котел стоял у двери. Это был радут, обычно его используют только для демонстрации богатства. Говорили, что дочери Лойз не работают, потому что они слишком богаты для этого. Элтеа с отвращением фыркнула. Радут.
   Старая ткачиха спешилась и села в полированное деревянное кресло-качалку. Она пила сидр, ела печенье и говорила о прекрасной вышивке. Чтобы переменить тему, сказала:
   - Эгил прислала сообщение матери.
   Глаза Лойз расширились.
   - Этой слабоумной? О, боже, стоит ли посылать за ее матерью? Бедняжка из-за всего впадает в истерику.
   Однако... - Она грациозно пожала плечами.
   Лойз вышла, а Элтеа смотрела на вышивку. Такую не могла сделать слабоумная.
   Как только Лойз вышла, в комнату скользнула Лиза в неуклюжем самодельном платье. На руках у нее был ребенок лет восьми.
   - Помоги Ловри, - попросила она с сильным акцентом. - Пожалуйста, помоги. - И она как будто в страхе оглянулась, хотя Лойз известна своей добротой. Слабоумная? Истеричка?
   Элтеа развернула тряпку, которой была замотана рука ребенка. Рука покраснела и распухла, она была горячей на ощупь. Элтеа нахмурилась.
   - Прости. Я плохо говорю на твоем.., языке. Гуззь? - Она сложила руку головкой и сделала вид, что кусает.
   - Гусь. Один гусь, два гуся.
   - Укусил Ловри. - Лиза повторила жест Элтеи. - Я просила хозяйку помочь. - Она в отчаянии прикусила губу. - Хозяйка сказала. - Она со сладкой улыбкой покачала головой и пропела:
   - Не сердись, Лиза. - Снова подняла голову. - Нужно... - Лиза искала слово.
   - Целительница. - Элтеа встала, взяла ребенка на руки и захромала к двери. - Отвезу. Оставайся здесь.
   Я вернусь. Со старейшими.
   - Хозяйка не позволяет мне ходить. Никуда, - сказала Лиза очень тихо, оглядываясь по сторонам. Она пошла за ткачихой к мулу.
   Во двор выбежала с широко распахнутыми глазами Лойз.
   - О, вот где ты, Лиза! Какая нехорошая! Она тебя беспокоила? Мне приходится за ней все время следить, - призналась фермерша, - иначе она куда-нибудь уходит.
   Послушай, Лиза, - пропела она.
   Элтеа устроила ребенка за собой на муле и фыркнула.
   - Вздор! У нее не меньше мозгов, чем у тебя, молодая женщина. Просто они говорят на другом языке, вот и все! - Она пощелкала мула. - Я вернусь.
   Ловри впилась голыми пятками в бока мула.
   - Хозяйка держит маму под замком и говорит с ней, как с ребенком, сказала она, скривив губы.
   - Слышала, - коротко ответила Элтеа. Лойз кричала, чтобы она вернулась. Элтеа проехала в центр деревни и спешилась у дома госпожи Флори. Дом Исцеления был пуст. В нем сейчас была только одна женщина из пришелиц со сломанной рукой и перевязанными ребрами. Она сидела на крыльце и одной рукой нанизывала овощи для просушки.
   - Где Флори? - спросила ткачиха.
   Женщина указала. Элтеа покачала головой.
   - Скажи мне. - Последовал поток незнакомых слов.
   Элтеа снова покачала головой и поехала к Дому Записей. Арона понимает этот лепет. Старуха въехала во двор и крикнула:
   - Арона, дочь Бетиас!
   Арона высунула голову в дверь.
   - Что случилось? - встревоженно спросила она.
   Элтеа фыркнула.
   - Пришелица не безмозглая. Может, стеснительная.
   Ее дочь больна. А эта дура Лойз не слушает, держит ее взаперти. Ты понимаешь их речь. Ну?
   Арона, покраснев, опустила голову.
   - Я думала, госпожа Лойз будет добра. Все так считают.
   - Где целительница? - спросила ткачиха.
   - Не.., не знаю, госпожа Элтеа, - ответила Арона, на глаза ей навернулись слезы. Она еще сильней покраснела и вытерла глаза рукавом.
   - Пошли, - приказала Элтеа. Арона схватила с порога сандалии и побежала за ней. У целительницы никого, в Священном Доме никого, никого и в зале для собраний. Старая хромая ткачиха на муле, держа на руках Ловри, мрачно ездила по деревне. Никого из старейших не видно. Ловри побледнела, хотя упрямо старалась сидеть на муле прямо. Она прижимала к себе больную руку. Облака снова закрыли солнце, и мул прижал уши. Кругами бегала собака, потом заползла под крыльцо.
   Элтеа остановилась и достала из кармана несколько гадательных палочек. Потрясла их и бросила, рассмотрела, что получилось, и покачала головой.
   - Дом волшебницы, - сказала она.
   Бревенчатый дом, к которому они подъехали, долго стоял покинутым, потому что его хозяйка умерла вместе со своими дочерями. Джомми, которому пришлось в спешке покинуть деревню, год спустя вернулся с одной из дочерей Гунноры и странной женщиной в тускло-сером платье. У женщины был необычный светящийся голубой камень. На него больно было смотреть. Незнакомая женщина не назвала своего имени, сказав, что это противоречит обычаям ее народа, но с мудрой печальной улыбкой добавила:
   - Можете называть меня Несогласной. - И так как никто раньше этого слова не слышал, объяснила:
   - Волшебницы Эсткарпа ненавидят сокольничьих, потому что сокольничьи отделились от своих женщин.
   - Или мы от них, - ответила тогда Ната, дочь Лорин.
   - Поэтому они не помогают и вам, женщинам сокольничьих.
   - Это бессмыслица! - выпалила в тот день Арона, Она была совсем молодой, у нее не хватало передних зубов, и мать поторопилась утихомирить ее, извиняясь перед гостьей. Но странная женщина печально покачала головой и засмеялась.
   - Устами ребенка... - сказала она, но больше ничего не добавила.
   Зачем она оказалась в их деревне и что здесь делает, никто не знал, кроме, может быть, старейших. Теперь Несогласная живет здесь уже несколько лет, иногда помогает целительнице Флори и жрице Бирке, а остальное время работает в огороде, как все остальные. Ей предлагали сильную девушку, чтобы помогать пропалывать сорняки и таскать воду. Несогласная вежливо поблагодарила, но отказалась.
   Конечно, палочки должны были указать на женщину, которая помогает целительнице, подумала Арона, но из вежливости не стала высказывать свою мысль вслух.
   Они спешились. Из камина поднимался дым, в доме кто-то есть. Элтеа со двора крикнула:
   - Эй, в доме! - Никто не ответил.
   Арона добавила своим громким высоким голосом.
   - Несогласная! Госпожа волшебница! У нас больной ребенок! Ты нам поможешь? - Снова никакого ответа, но Арона чувствовала, что в доме кто-то есть. И этот кто-то решил не отвечать. В ней закипел гнев. На старейших, которые исчезли, когда нужна их помощь. На госпожу Лойз, которая обращается с Лизой как со слабоумной. На себя за то, что поверила в доброту Лойз и послала Лизу и Ловри жить к госпоже Лойз. Даже на Эгила за его нахальство. Она смело взяла Ловри на руки, подошла к двери и постучала.
   - ., считаешь, что мы должны отложить праздник? - услышала она тревожный негромкий голос жрицы.
   - Нет, - ответила волшебница, - иначе все всполошатся. - Она встала. Арона, - сказала Несогласная холодным отчужденным голосом.
   Они все здесь, собрались у очага Несогласной, с печеньем, сидром и ручной работой, как на всяком собрании. Госпожа Флори, госпожа Марис, госпожа Бирка, бабушка Лорин, пять других и бархатно-серый кот с голубыми глазами. Все смотрели на девушку, которая немыслимо грубо ворвалась к ним без слова приветствия.
   У нее на руках приподнялась Ловри, дочь Лизы.
   - Она больна! - хрипло сказала Арона. - Мы не могли найти никого, кто смог бы помочь! Я... - С покрасневшим лицом она сунула Ловри на руки госпоже Флори, посмотрела на женщин, повернулась и убежала.
   Она пробежала бы и мимо Элтеи, но ткачиха уже развернула мула и остановила ее.
   - Ну? - спросила она.
   - Они все там, - ответила Арона. - Разговаривают.
   На крыльцо вышла госпожа Бирка и подозвала Элтею.
   - Ты должна была бы быть среди старейших, - строго сказала она. - Но отказалась. Прими это, как только наше дело. Арона, ты не скажешь никому ни слова, даже не намекнешь. Именем твоей матери?
   Арона отшатнулась и посмотрела в сторону.
   - Именем моей матери, - поклялась она. Ее до мозга костей охватил холод от того, что она почувствовала в доме. И вот, пряча лицо за Элтеей, она пошла назад, к Дому Записей.
   5. Злая дрожь
   Леатрис научилась вместе со своими новыми подругами бегать за овцами, ночами стоять на страже от волков и убивать копьем кроликов на ужин. День следовал за днем, и лицо ее все больше загорало под солнцем. Волосы спутались, и она убирала их под шляпу, как остальные.
   И вот в самом конце загона из-за холмов, очень близко, послышался крик волка-лисы. Леатрис была на страже. Она вздрогнула. Она еще так плохо умеет бросать веревку или копье. Что, если сейчас нападут на стадо?
   Позвать на помощь? Овцы тревожно блеяли за ней, собаки шевелились во сне. Одна подняла голову и шумно принюхалась.
   Закричал ягненок, высоким, резким и испуганным голосом. Леатрис побежала на звук и увидела, что глупое животное отошло от стада на несколько сотен человеческих ростов. Где вторая девушка-караульная? Почему молчат собаки? Леатрис концом копья подняла ближайшую собаку и побежала к ягненку. Над ним, устремив морду к горлу, нависла какая-то неясная тень.
   - Волк! - закричала Леатрис. За такой крик мать ее отшлепала бы. Волк!
   Зверь, не испугавшись, посмотрел на нее, оскалил окровавленные зубы и продолжал есть. Надеясь, что держит копье правильно, Леатрис взяла в другую руку нож и вогнала копье в глотку хищнику.