Страница:
Но не попала! Хищник прыгнул в сторону и скрылся в ночи. Леатрис склонилась к ягненку, чтобы посмотреть, можно ли ему помочь. Слишком поздно увидела она, как серый зверь прыгнул к ее горлу. Торопливо подняла руку, защищая лицо. Зубы волка сжали ее руку. Она закричала от боли, свободной рукой подняла нож и принялась наносить удары, надеясь, что причиняет хоть какой-то вред. Потом почувствовала руки у себя на плечах.
Разжимая челюсти мертвого волка, Нидорис присвистнула. Рукав разорван, из укусов течет кровь. Бритис и Нельга уложили Леатрис, Нидорис вытаскивала из ран все кусочки, какие могла рассмотреть при свете горящей ветки, которую держала Сарис, та самая сторожевая девушка, которой не оказалось вовремя. Потом Нидорис раскрыла мех, который никому не разрешалось трогать, и снова и снова принялась промывать раны. Леатрис старалась не кричать от боли, потому что эти девушки как парни, они презирают слезы и истерику. Но все равно не могла удержаться от стонов.
Нидорис потрепала ее по плечу.
- Где твоя чистая тряпка для крови? - спросила она.
Смущенно - о таких вещах не принято говорить вслух - Леатрис прошептала:
- Я ее использую.
- Поэтому он напал, - прошептала Бритис. - О, Леатрис, почему ты нам не сказала?
- Она не знает! - выпалила Нидорис. - Вот в чем дело! В ее проклятой деревне на это не обращают внимание. Есть у кого-нибудь чистая тряпка для крови? - Бритис протянула ей тряпку, и Нидорис перевязала руку. - Сарис! А ты где была, во имя Джонкары?
- Со мной то же, что с Леатрис, - просто ответила Сарис. - Началось внезапно. Знаешь, как это бывает.
Нидорис презрительно сказала:
- В следующий раз сначала кого-нибудь разбуди.
Ну, давай! - Она обняла дрожащую плачущую девушку, положив ее голову себе на руку. - Ты смело действовала. И ты получишь шкуру. Знаешь об этом? Гордись. - Она отвела Леатрис назад к костру, где теперь все девушки проснулись и смотрели на них. - Слушайте! Наша Леатрис одна убила Пса Джонкары!
Девушки радостно закричали. Леатрис, у которой от боли и пережитого страха кружилась голова, смутно поняла, что стала героиней. Она, которая никогда не могла угодить матери! Да и сейчас она сомневалась, чтобы Хуана хорошо отнеслась к ее подвигу. А завтра они возвращаются. Леатрис задрожала.
Нидорис дала ей особый мех, и Леатрис послушно глотнула. Это оказался крепкий неразведенный эль, сама душа эля.
- Вода жизни, - сказала Нидорис подавившейся Леатрис. - Госпожа Гондрин хорошо его готовит. Для целительниц. - Она с помощью еще двух девушек уложила Леатрис.
"Я героиня", - удивленно думала Леатрис. Потом она уснула.
***
Осеберг, сын Моргата, скривившись, смотрел, как Нориэль, кузнечиха, подносит к его волосам раскаленное железо для завивки. По его прежним стандартам, он зарос; она говорила, что он слишком коротко подстрижен. Его сестра Леатрис, завитая и одетая, гордо демонстрируя раненую руку на перевязи, удерживалась от смеха, пока Нориэль не достала платье, которое носила девушкой.
- Я не стану это носить! - сказал Осеберг, а Леатрис прикрыла рукой рот. Смешки пробивались из-за руки, как ручей из-за плотины, их сопровождало икание. Их мать, Хуана, скривилась еще сильнее Осеберга, хотя сама хорошо выглядела в платье, занятом у птицеподобной Эйны, дочери Наты. Гордость, решила Нориэль. Хуана бедна, а Осеберг слишком массивный, чтобы быть красавицей. Хуане придется смириться с тем и другим.
- Ну, вот, - довольно сказала Нориэль. Они критично посмотрела Осебергу в лицо. Подойдя ближе, прошептала:
- Нужно острое лезвие, чтобы убрать волосы с твоего лица. - Он попятился. Она негромко добавила:
- Я знаю, какими жестокими могут быть девушки. Они будут смеяться над тобой, говорить, что ты старая карга. Только у старух на лице бывают волосы, но даже они их сбривают.
Осеберг дернулся.
- Девушки будут смеяться надо мной? - негромко спросил он. Она кивнула. Он взял лезвие и отправился в соседнюю комнату.
- Хорошие дети, - сказала Нориэль, потрепав Хуану по плечу. - Осеберг подрастает очень хорошо, ты должна гордиться. А когда попробуют твои блюда, Хуана, твоя репутация будет создана. Представь себе, Бетиас так хвалит цыплят Элен! Осеберг, ты уверена, что тебе не нужна лента для волос?
- Совершенно уверен! - взревел он и едва не упал в непривычном платье, спускаясь со ступеней. Если Эгил увидит его одетым, как кукла, он этого не переживет, но тетя Нориэль заверила его, что здесь все так одеваются, а девушки решат, что он деревенщина, если придет на пирушку в старой одежде. А все из-за чего. Нельга какая-то достигла возраста замужества. Она такая же красивая, как Бритис?
Группа из кузницы встретилась с другой на тропе.
Семья с девушкой лет тринадцати.
- Здравствуй, госпожа Нориэль, - сказала Бритис.
Осеберг напрягся, ожидая услышать ее смех. - Осеберг!
Какие у тебя красивые волосы! И завиты непривычно!
Так у вас носят? - Она поднесла руку к его тщательно сделанным завиткам. Хуана поджала губы. Леатрис отступила, чтобы Бритис могла идти рядом с Осебергом. Осеберг неожиданно почувствовал себя лучше и улыбнулся.
- Здравствуй, Бритис, - сказал он.
Эгил тоже был в платье, которое дала ему одна из старейших, но он его перепоясал и подрезал примерно до длины мужского халата. Свои усы он тщательно расчесал начистил сапоги и предложил руку своей сестре Ханне, зайдя за ней в Дом Исцеления. Невозможно свернуть к Дому Записей, чтобы увидеть Арону. Эгид задерживался как можно дольше, но она не появилась.
- Ты сегодня хорошо выглядишь, - сказал он Ханне, провожая ее к дому матери Нельги. - Еще четыре года, и ты будешь королевой на собственной пирушке совершеннолетия. Как тебе работается у госпожи Флори?
- Очень хорошо! Я смотрела, как она зашивает руку Ловри, и сама срезала дикое мясо. Ловри все плакала, и госпожа Флори велела мне носить ее на руках и успокаивать.
Размышляя о странном ребенке, который радуется виду хирургической операции, Эгил едва не пропустил женщин на перекрестной тропе. Увидев их, он снял шляпу и поклонился, как ему казалось, очень величественно.
- Госпожа Арона, - сказал он.
- Здравствуй, Эгил. Как Ловри? - ответила девушка рассеянно. Куры сегодня все утро беспокоились, кудахтали и кричали, словно к ним пролезла лиса. Коза, госпожа Безрогая, отказалась давать молоко. Даже кошка, Рыжая Малышка, забилась под кровать и не выходила.
Может, это предвещает смерч, землетрясение? Или просто неприятности в доме?
Эгил стиснул зубы. Когда-нибудь она его заметит!
Неожиданно земля дрогнула, тропа задрожала. С холма Часовых послышался сигнал крайней опасности, его подхватили все в деревне. Эгил услышал крик:
- Бегите в пещеры!
- Бежим в пещеры! - повторила Арона, сигнал опасности слышался все снова и снова. Потом:
- Куры! Госпожа Безрогая! Кошка!
- Ради любви.., ты теперь беспокоишься о какой-то кошке? - закричал Эгил.
- О курах и козе! - ответила она и побежала назад, к Дому Записей.
Госпожа Безрогая беспокойно трясла головой и пыталась спрятаться. Арона взяла веревку с петлей, позвала козу и искусно набросила петлю ей на рога.
- Эгил! Лови! - крикнула она, направляясь к курятнику. Земля под ногами так дрожала, что трудно было устоять. Арона нашла клетку с курами и сунула в нее трех испуганных кричащих куриц. Но тут задрожал и курятник.
- Беги, Арона! - закричал Эгил, отталкивая ее рукой. Ударяя себя по ногам клеткой с курами, она побежала. Двор наклонился вперед, потом назад. Арона упала лицом вниз, Эгил упал на нее.
В грохотом рухнул курятник. Арона с любопытством огляделась, встала и побежала на север.
- Сюда! - позвала она Эгила. Приподняв юбку, она побежала через лес так быстро, что он не мог ее догнать.
Потеряв ее среди деревьев, Эгил кричал:
- Арона! Арона! - Сердце его колотилось все быстрее. Он представил себе, как она лежит, беспомощная, со сломанной ногой или прижатая деревом. А может, на нее напал дикий зверь.
На тропе показались еще бегущие. Рослая мускулистая женщина в праздничном платье схватила его за руку.
- Сюда! - крикнула она и потащила его за собой. - Быстрей!
Легкие его требовали воздуха, горло пересохло. Эгил вырвался и последовал за женщиной. Они прибежали к высокому утесу, к которому он не стал бы подходить во время землетрясении - из страха перед камнепадами. Женщина пошла прямо к утесу, и Эгил увидел вход в пещеру. И вошел в нее.
Тут земля задрожала по-настоящему, как "будто над головой рушится гора. Нет, решил Эгил, весь хребет. У входа в пещеру плясали голубые огоньки, снаружи в смертельном страхе завыли звери. Странные молнии сверкнули над Соколиным утесом и в горах. Подул холодный ветер. Наконец, истощенный, Эгил сел у стены пещеры, опустил голову на колени и уснул.
***
Арона сидела на помятой клетке с курами, прижимаясь спиной к холодной грубой каменной стене пещеры.
Куры, оказавшись в темноте, милосердно стихли. Стена за ее спиной дрожала, но держалась. У входа женщина-пришелица высоким голосом кричала:
- Глупо прятаться в пещере во время землетрясения! Нас всех здесь завалит заживо!
Это Хуана, живущая на кузнице. Та самая, что устроила бешеный припадок, когда ее дочь вернулась с загона раненой. Как тетя Нориэль ее выносит? Даже, кажется, гордится дурным характером своей постоялицы. Со страхом Арона поняла, что эта женщина права. Хорошо, что мало кто ее понимает: меньше всего сейчас в пещере нужна паника.
Она услышала в голове слова, словно сказанные вслух: "Здесь мы уцелеем. - Голос был холодным и совершенно спокойным. - Сиди тихо". - Арона узнала волшебницу, которую называют Несогласной.
Когда ее глаза привыкли к полутьме, она посмотрела в сторону входа. Слабое голубоватое свечение, которое она считала исходящим от Соколиного утеса, на самом деле испускали закутанные в капюшоны фигуры у входа. Они танцевали в этом свете, и свет танцевал вокруг них. Нельга, дочь Олвит, дрожащим голосом сказала:
- Ну и праздник совершеннолетия! Такого никто не забудет!
- Нет! - завывала Агта, дочь Леннис. - Это несправедливо! - Асту редко приглашают на праздники, и она их высоко ценит, подумала Арона.
Снова стало шумно. Грохот громче грома, словно рушатся целые горы. Голубой свет усилился, воздух заполнило негромкое монотонное пение. Ноздри Ароны ощутили резкий запах недалеко ударившей молнии. Протестующе залаяла собака. Арона почувствовала рядом с собой чье-то плечо и похлопала соседку по руке. Рука оказалась большой, с крепкими сильными пальцами, волосатая, но с гладкой кожей.
И тут Арона почувствовала, как соседка схватила ее за грудь. Все спокойствие исчезло. Арона резко потащила и согнула руку, а снаружи продолжала бушевать буря.
- Ой! - послышался знакомый голос.
Она вздохнула и отпустила руку.
- Осеберг, дочь Хуаны, - с отвращением сказала Арона. - Почему ты всегда так делаешь?
- Ну, некоторым девушкам нравится, - обиженно ответил Осеберг с легким акцентом.
- Сестре Бритис, - удивленно согласилась Арона.
Она вспомнила, что Бритис, дочь Наты, гладит всех животных и детей, старается дотронуться до любых предметов. Неожиданно она ощутила голод и поняла, что он вызван запахом пищи у какой-то семьи. Арона сложила шаль, подсунула себе под спину и постаралась снова усесться. Снаружи раздался резкий треск, как будто молния ударила в середине деревни. Послышался такой звук, будто разваливаются самые большие дома, и вся гора задрожала. Закричала коза, тонким голосом заплакал ребенок. Арона глубоко вдохнула и уловила запах испуганных людей и животных, жмущихся друг к другу, и снова запах пищи.
- Сколько мы здесь пробудем, кто-нибудь знает? - неожиданно спросила она.
Осеберг подтолкнул ее.
- У меня с собой миска с жарким, - прошептал он. - Оно готовилось для пирушки. Хочешь?
Арона окунула палец.
- Твоя мать готовила? Вкусно! Она и госпожа Элен должны продавать свои блюда, как госпожа Гондрин продает эль. У нас многие слишком устают к концу дня, чтобы готовить. Я знаю, так бывает у тети Нориэль.
Осеберг заговорил тише.
- Арона. Мама говорит, что госпожа Нориэль, наверно, любит женщин. Это правда?
Арона удивленно ответила:
- Я думаю, ты права. Несмотря на свою застенчивость, она любит людей. А тебе не кажется?
Осеберг молчал. Холодный ветер ворвался в пещеру, все задрожали, но затем последовал порыв горячего воздуха.
- Жаль, что ты не попал на праздник, - прошептала Арона. Они продолжали есть праздничное блюдо. - А твой праздник совершеннолетия был хороший? Или ты еще не достиг возраста?
- Если бы я достиг возраста, сражался бы в армии, - прошептал в ответ Осеберг. - Так поступают все.
У нас есть праздники именин, и на них мы приходим одетые как взрослые. Леатрис зачесывает волосы вверх - ей пятнадцать лет. Это значит, что она уже может выйти замуж. Но отец не торопился ее выдавать.
Ароне пришлось спросить, что такое армия и что значит выйти замуж и выдавать. Осеберг попытался объяснить, но все время спрашивал: "А что, у вас не выходят замуж?", а Арона тем временем пыталась освоиться с концепцией сражений большими группами. Она в очередной раз опустила пальцы в миску и ощутила горячую керамику. Вся гора снова задрожала, несколько женщин закричали. Потом заплакали дети. Все услышали голос Несогласной, строгий голос, каким госпожа Бирка разговаривает с непослушными девочками: "Тише, если дорожите жизнью!"
Дрожь продолжалась, казалось, целую вечность. Вся пещера заполнилась напряженным голубым сиянием, которое на этот раз исходило сзади. Резкий запах озона заполнил воздух. Ужасный шум оглушал, он продолжался часами. Потом наступила полная тишина. Снова заплакали дети.
"Спокойствие не продлится долго, - услышали все мысленный голос Несогласной. Она говорила материнским тоном. - Госпожа Марис, ты успеешь сделать перекличку" Арона услышала облегчение в голосе хранительницы записей. Та начала перекличку.
- Арона, дочь Бетиас!
- Здесь, - отозвалась Арона в тишине дрожащим голосом.
Все отвечали один за другим, отвечали семьями, вначале матери, потом дети, потом подмастерья, наконец пришелицы. Наконец, всех пересчитали.
- Эйна, дочь Парры.
- Я отвечаю за нее, - послышался спокойный глубокий голос бабушки Лорин.
Перекличка закончилась. Хранительница записей сказала:
- Я думаю, следует извиниться перед Нельгой, дочерью Олвит, чей праздничный девичник нарушила катастрофа. Сестры, давайте поделимся едой.
- Угу, - негромко сказали друг другу Арона и Осеберг.
- Если что-то еще осталось, - заметила госпожа Бирка, и Арона почувствовала, что ей хочется свернуться в клубок.
***
Эгил, сын пекаря, был прижат к стене между могучей кузнечихой госпожой Нориэль и матерью своего друга Осеберга Хуаной. Он по-прежнему держал в руке веревку госпожи Безрогой и застонал, когда испуганная коза украсила его сапоги в деревенском стиле. Когда делали перекличку, он услышал имя Ароны и затаил дыхание, дожидаясь ответа.
Смелая девушка! Голос ее не звучит истерично. Эгил хотел окликнуть ее, сказать, что он здесь, но не решался прервать перекличку. Эти женщины организованны, почти как в армии. Ну, что ж, ведь они женщины сокольничьих. Когда дошла очередь до его имени, он ответил громко и четко, чтобы Арона могла его услышать. И, конечно, мать, братья и сестры.
- Лиза, дочь Сигер!
- Элизабет, - поправила его мать. Глаза Этила расширились. Она всегда так ненавидела полную форму своего имени и никогда на его памяти им не пользовалась. Пользовалась бабушка, когда сердилась на невестку. Громко и четко:
- Элизабет, дочь Сигер, из ткацкой Элтеи!
- Ханна, дочь Лизы... - смешок... - Ханна, дочь Элизабет, из Дома Исцеления.
- Осеберг, дочь Хуаны, подмастерье кузнечихи.
- Осеберг, сын Моргата! - взревела Хуана, как раненый пес.
Арона вздохнула, думая о поправках, которые придется делать? Почему эти чужаки не могут запомнить свое имена и придерживаться их, как взрослые женщины?
- Сорен, дочь Элизабет, - продолжала перекличку госпожа Марис, без труда принимая поправку.
- Я отвечаю за него, - с достоинством ответила госпожа Лиза. Нет, она не безмозглая, как считают Леннис и Лойз. Застенчивая, решила Арона. Она покраснела от собственной ошибки.
Медленно, в молчании, началось снова негромкое гудение. Гора опять задрожала, у входа заплясали голубые огни. В блеске обычной молнии снаружи Арона увидела лицо ближайшей волшебницы. Та казалась осунувшейся и постаревшей. Ее простое платье промокло от пота, хотя ночь холодная.
Шум усиливался. Осеберг подтолкнул Арону.
- Арона, - сказал он тихо и серьезно. - Мама говорит, что тете Нориэль нечему учить меня о металле и мне нужно только продержаться, пока я не найду настоящего кузнеца в качестве хозяина.
- Ты не узнал от нее ничего нового? - спросила Арона. Мнения Хуаны начали ее утомлять.
- Ну, кое-что узнал, - признался Осеберг.
- Вы в своей деревне делаете одно, а мы другое, - сказала Арона. Твоей матери наши обычаи не нравятся, но если тебе они кажутся полезными, придерживайся их, пока у тебя не будет собственного горна. Ведь твоя мама все-таки не кузнечиха.
- Она говорит, что тетя Нориэль тоже не кузнец, но это не правда, признал Осеберг. Наверно, его тоже утомили мнения матери.
- Когда пройдешь посвящение, - сообщила ему Арона, - тебе не нужно будет отчитываться перед матерью, только перед твоей хозяйкой или нанимательницей. Ты должен будешь по-прежнему уважать мать, но слушаться не обязан. Как это тебе? Больше нравится?
Осеберг улыбнулся и крепко и влажно поцеловал ее в щеку. Потом сказал:
- О! Прости, Арона!
Она похлопала его по руке.
- Ты прощен. На этот раз.
Снова началась буря. Женщины бегали к навозной куче, доставали еду, искали своих родственников. Снова послышалось множество голосов. Хуана начала жаловаться на то, как называют ее детей, и Элен защебетала, что все будет хорошо. Лойз услышала голос госпожи Элизабет и фыркнула.
- Она меня обманула!
Хуана нашла Осеберга и схватила за ухо. В пещере словно началась семейная ссора, только многократно усиленная. Снова заплясали голубые огни, одна из волшебниц осела, сестры подхватили ее. Одна из них стала наливать упавшей воду в рот. Несогласная что-то настойчиво говорила госпоже Бирке, которая вздохнула и ответила.
- Сестры и дочери! - крикнула госпожа Бирка - голосом, которым обращалась на деревенских собраниях Ее объявление сопровождалось мысленным голосом Несогласной. Утомленные люди замолчали. - Не хотите ли послушать предания о храбрых женщинах прошлого, чтобы поддержать наш дух? Марис? Арона?
Офелис?
Офелис, дочь Кеми, престарелая сочинительница песен, покачала головой, хотя в темноте этого никто не увидел.
- Голос мой хрипит во время долгого рассказа, - хрипло сказала она. До этого она находилась среди старейших, разговаривавших с волшебницами. Марис тоже отказалась. Немного подумав, Арона начала предание древних дней, потом другое, потом еще одно.
6. Снова Лормт
Госпожа Нарет, ученая, отложила свиток и нахмурилась, глядя вдаль. Похоже, это не подлинная история, а фантастические легенды о земле за морем, которой правили женщины и у каждого клана был свой покровитель - животное. Однако местами рассказы совершенно покоряют.
Например, предание о Теоре... И оно подтверждает известные факты. Свиток очень древний, пергамент и чернила старые.
Если верно переведено, то записавшего это звали Варина, женщина-сокольничий. А "написано на брегах изгнания, когда все мужчины сошли с ума". На пергаменте какое-то засохшее пятно. Слеза? Или просто морская пена"? Аскетическая женщина-ученый снова прочла легенду, дошедшую через много столетий, и вздрогнула.
Царица Теора и ее некогда верный человек Лангвард стояли на утесе над берегом. Из своей последней осажденной крепости Салзатар царица гневными глазами, полными горячих слез, смотрела, как последние Дома уплываюг на кораблях пиратов-сулкаров. За ней стоял человек, которого она подняла из ничего и дала ему второе после себя положение в стране.
- Госпожа, будь разумна, - сказал Лангвард, не употребляя титула. Тебя никто не поддержит в этом твоем последнем сопротивлении. Ты из каприза хочешь сохранить свою власть.
- Из каприза? - Она подавилась, вспомнив, сколько напряженных размышлений и трудного балансирования между разными силами стоит за этим решением.
- Но если ты возьмешь себе лорда с долины, ты сохранишь титул царицы. Я знаю, ты ценишь и его, и честь.
Она смотрела на него, но он не решался встретиться с нею взглядом. Неужели он считает ее такой же глупой, как женщин при дворе завоевателей? Они вечно спорят о том, у кого положение и звания мужа выше. Ценятся не личные качества женщины, а только девственность или отсутствие ее, покорность и молчание. Стать такими, как они? Никогда!
- Как царица, я мать своего народа, я правительница, а не покорная рабыня завоевателей, - твердо сказала она. - Нет;
- Ты не будешь в таком положении, как остальные, - флегматично заметил Лангвард. - Он предложил тебя мне. В качестве милости. - И когда ее рука легла на кинжал, Хранителя Царицы, он напомнил ей:
- Когда-то ты мне делала такое предложение.
- И ты отказался, сказав, что не будешь моей комнатной собачкой. Ну а я не буду твоей. Значит, ты дал клятву верности этому человеку?
- Нет. - Ответ дан без колебаний.
Теора несколько секунд смотрела на него.
- Если присоединишься ко мне в этой последней попытке, тебя не ждет ни смерть, ни позор. У нас еще остались возможности - наше древнее волшебство.
Богиня по-прежнему хранит своих детей. Я знаю, она изгнана из этой земли и поклонение ей запрещено. Это самое гнусное. Неужели ты вытерпишь и это, Лангвард?
Лангвард посмотрел на нее и поднял руку. Из-за двери показался вооруженный житель равнины, у него было мрачное, но торжествующее выражение лица.
- Ты был прав, Лангвард. Я слышал достаточно.
Потрясение и гнев на мгновение лишили царицу разума и дара речи. Потом с криком:
- Лангвард, это измена! - она вонзила лезвие Хранителя Царицы в сердце предателя. Житель равнины извлек меч и приблизился к ней. Теперь на лице его отразилась радость, как будто у него на глазах не убили только что сообщника. Убийство для этого человека ничего не значит.
- А ты, женщина, - насмехался он, - подняла руку на человека на службе короля и потому виновна в измене Тебя повесят.
Окно слишком далеко, иначе она выпрыгнула бы в него, чтобы не дать удовольствия видеть царицу в кандалах и на виселице. Она хотела броситься на его меч: что-то в его позе говорило, что он к этому готов. В отчаянии, загнанная в угол, она воскликнула:
- Джонкара! Мстительница за женщин! Останови его руку и помоги мне отомстить, чтобы он понял, что мы матери, а не домашний скот.
Движения ее противника замедлились, потом совсем замерли. Тело Лангварда, которое медленно падало, тоже остановилось. Теора не могла ни шевельнуться, ни заговорить. Наконец застыли, как движения, и ее мысли.
Последней ее мыслью было воспоминание о старинной волшебной сказке о спящей принцессе, которая просыпается от поцелуя принца. Теора горько улыбнулась.
"Сойду за рыбачку или девку пиратов-сулкаров", - подумала она. И тут мысли ее замерли.
***
Прошло несколько дней, прежде чем госпожа Нарет снова пригласила к себе Арону. Она спросила только:
- Откуда это предание?
- Оно одно из самых древних, - сразу ответила Арона, - и приписывается Варине, женщине-сокольничей, подруге матери моего клана. Никто не может сказать, насколько оно правдиво, но у нас нет причин в нем сомневаться.
"Ответ истинного ученого". Удовлетворенная, госпожа Нарет отпустила девушку и долгое время спустя не приглашала Арону, продолжая читать.
Эти дни девушка из деревни сокольничьих свободно бродила повсюду. Она проведала своего мула и смотрела, как работают конюхи. Она исследовала древний полуразрушенный комплекс строений - и уцелевшие башни, и те, что обрушились. Смотрела на окрестности с их высоких вершин, разглядывала упавшие камни и гадала, что из них было построено. Постепенно она узнавала обычаи и пути Лормта.
Никто не тревожил ее в аскетической каменной келье, никто не помогал ей. В первое утро она носила полный ночной горшок целые мили по коридорам, прежде чем кто-то подсказал ей, где навозная куча. Она не умерла от голода только потому, что мальчишка-проводник, который сопровождал ее к госпоже Нарет, по пути показал столовую.
Здесь в любое время суток можно было поесть, и Арона гадала, что отдает Лормт поварихам в обмен на пищу. А может, это ученики и подмастерья, которые по очереди работают на кухне, как делали у нее дома? Но когда она спросила у одной поварихи, та только рассмеялась и сказала:
- Я, госпожа, готовлюсь в ученые? Ну, это не для меня.
Арона продолжала бродить, готовая в любую минуту уйти, если ее попросят. Никто не просил. Многие престарелые ученые просто отвлеченно смотрели на нее, хмыкали или произносили что-нибудь более вежливое.
Например: "Чем могу быть полезен?"
Она видела длинные стойки со свитками. Свитки запылились, многие начали гнить. Видела кошку, спящую на груде рукописей, в специальном ящике для них. (Кошка была маленькая, чистая, черно-белая, и со временем Арона с ней подружилась). Руки девушки сокольничьих чесались, ей хотелось положить каждый свиток на место; постепенно она вырабатывала систему их расположения.
Разжимая челюсти мертвого волка, Нидорис присвистнула. Рукав разорван, из укусов течет кровь. Бритис и Нельга уложили Леатрис, Нидорис вытаскивала из ран все кусочки, какие могла рассмотреть при свете горящей ветки, которую держала Сарис, та самая сторожевая девушка, которой не оказалось вовремя. Потом Нидорис раскрыла мех, который никому не разрешалось трогать, и снова и снова принялась промывать раны. Леатрис старалась не кричать от боли, потому что эти девушки как парни, они презирают слезы и истерику. Но все равно не могла удержаться от стонов.
Нидорис потрепала ее по плечу.
- Где твоя чистая тряпка для крови? - спросила она.
Смущенно - о таких вещах не принято говорить вслух - Леатрис прошептала:
- Я ее использую.
- Поэтому он напал, - прошептала Бритис. - О, Леатрис, почему ты нам не сказала?
- Она не знает! - выпалила Нидорис. - Вот в чем дело! В ее проклятой деревне на это не обращают внимание. Есть у кого-нибудь чистая тряпка для крови? - Бритис протянула ей тряпку, и Нидорис перевязала руку. - Сарис! А ты где была, во имя Джонкары?
- Со мной то же, что с Леатрис, - просто ответила Сарис. - Началось внезапно. Знаешь, как это бывает.
Нидорис презрительно сказала:
- В следующий раз сначала кого-нибудь разбуди.
Ну, давай! - Она обняла дрожащую плачущую девушку, положив ее голову себе на руку. - Ты смело действовала. И ты получишь шкуру. Знаешь об этом? Гордись. - Она отвела Леатрис назад к костру, где теперь все девушки проснулись и смотрели на них. - Слушайте! Наша Леатрис одна убила Пса Джонкары!
Девушки радостно закричали. Леатрис, у которой от боли и пережитого страха кружилась голова, смутно поняла, что стала героиней. Она, которая никогда не могла угодить матери! Да и сейчас она сомневалась, чтобы Хуана хорошо отнеслась к ее подвигу. А завтра они возвращаются. Леатрис задрожала.
Нидорис дала ей особый мех, и Леатрис послушно глотнула. Это оказался крепкий неразведенный эль, сама душа эля.
- Вода жизни, - сказала Нидорис подавившейся Леатрис. - Госпожа Гондрин хорошо его готовит. Для целительниц. - Она с помощью еще двух девушек уложила Леатрис.
"Я героиня", - удивленно думала Леатрис. Потом она уснула.
***
Осеберг, сын Моргата, скривившись, смотрел, как Нориэль, кузнечиха, подносит к его волосам раскаленное железо для завивки. По его прежним стандартам, он зарос; она говорила, что он слишком коротко подстрижен. Его сестра Леатрис, завитая и одетая, гордо демонстрируя раненую руку на перевязи, удерживалась от смеха, пока Нориэль не достала платье, которое носила девушкой.
- Я не стану это носить! - сказал Осеберг, а Леатрис прикрыла рукой рот. Смешки пробивались из-за руки, как ручей из-за плотины, их сопровождало икание. Их мать, Хуана, скривилась еще сильнее Осеберга, хотя сама хорошо выглядела в платье, занятом у птицеподобной Эйны, дочери Наты. Гордость, решила Нориэль. Хуана бедна, а Осеберг слишком массивный, чтобы быть красавицей. Хуане придется смириться с тем и другим.
- Ну, вот, - довольно сказала Нориэль. Они критично посмотрела Осебергу в лицо. Подойдя ближе, прошептала:
- Нужно острое лезвие, чтобы убрать волосы с твоего лица. - Он попятился. Она негромко добавила:
- Я знаю, какими жестокими могут быть девушки. Они будут смеяться над тобой, говорить, что ты старая карга. Только у старух на лице бывают волосы, но даже они их сбривают.
Осеберг дернулся.
- Девушки будут смеяться надо мной? - негромко спросил он. Она кивнула. Он взял лезвие и отправился в соседнюю комнату.
- Хорошие дети, - сказала Нориэль, потрепав Хуану по плечу. - Осеберг подрастает очень хорошо, ты должна гордиться. А когда попробуют твои блюда, Хуана, твоя репутация будет создана. Представь себе, Бетиас так хвалит цыплят Элен! Осеберг, ты уверена, что тебе не нужна лента для волос?
- Совершенно уверен! - взревел он и едва не упал в непривычном платье, спускаясь со ступеней. Если Эгил увидит его одетым, как кукла, он этого не переживет, но тетя Нориэль заверила его, что здесь все так одеваются, а девушки решат, что он деревенщина, если придет на пирушку в старой одежде. А все из-за чего. Нельга какая-то достигла возраста замужества. Она такая же красивая, как Бритис?
Группа из кузницы встретилась с другой на тропе.
Семья с девушкой лет тринадцати.
- Здравствуй, госпожа Нориэль, - сказала Бритис.
Осеберг напрягся, ожидая услышать ее смех. - Осеберг!
Какие у тебя красивые волосы! И завиты непривычно!
Так у вас носят? - Она поднесла руку к его тщательно сделанным завиткам. Хуана поджала губы. Леатрис отступила, чтобы Бритис могла идти рядом с Осебергом. Осеберг неожиданно почувствовал себя лучше и улыбнулся.
- Здравствуй, Бритис, - сказал он.
Эгил тоже был в платье, которое дала ему одна из старейших, но он его перепоясал и подрезал примерно до длины мужского халата. Свои усы он тщательно расчесал начистил сапоги и предложил руку своей сестре Ханне, зайдя за ней в Дом Исцеления. Невозможно свернуть к Дому Записей, чтобы увидеть Арону. Эгид задерживался как можно дольше, но она не появилась.
- Ты сегодня хорошо выглядишь, - сказал он Ханне, провожая ее к дому матери Нельги. - Еще четыре года, и ты будешь королевой на собственной пирушке совершеннолетия. Как тебе работается у госпожи Флори?
- Очень хорошо! Я смотрела, как она зашивает руку Ловри, и сама срезала дикое мясо. Ловри все плакала, и госпожа Флори велела мне носить ее на руках и успокаивать.
Размышляя о странном ребенке, который радуется виду хирургической операции, Эгил едва не пропустил женщин на перекрестной тропе. Увидев их, он снял шляпу и поклонился, как ему казалось, очень величественно.
- Госпожа Арона, - сказал он.
- Здравствуй, Эгил. Как Ловри? - ответила девушка рассеянно. Куры сегодня все утро беспокоились, кудахтали и кричали, словно к ним пролезла лиса. Коза, госпожа Безрогая, отказалась давать молоко. Даже кошка, Рыжая Малышка, забилась под кровать и не выходила.
Может, это предвещает смерч, землетрясение? Или просто неприятности в доме?
Эгил стиснул зубы. Когда-нибудь она его заметит!
Неожиданно земля дрогнула, тропа задрожала. С холма Часовых послышался сигнал крайней опасности, его подхватили все в деревне. Эгил услышал крик:
- Бегите в пещеры!
- Бежим в пещеры! - повторила Арона, сигнал опасности слышался все снова и снова. Потом:
- Куры! Госпожа Безрогая! Кошка!
- Ради любви.., ты теперь беспокоишься о какой-то кошке? - закричал Эгил.
- О курах и козе! - ответила она и побежала назад, к Дому Записей.
Госпожа Безрогая беспокойно трясла головой и пыталась спрятаться. Арона взяла веревку с петлей, позвала козу и искусно набросила петлю ей на рога.
- Эгил! Лови! - крикнула она, направляясь к курятнику. Земля под ногами так дрожала, что трудно было устоять. Арона нашла клетку с курами и сунула в нее трех испуганных кричащих куриц. Но тут задрожал и курятник.
- Беги, Арона! - закричал Эгил, отталкивая ее рукой. Ударяя себя по ногам клеткой с курами, она побежала. Двор наклонился вперед, потом назад. Арона упала лицом вниз, Эгил упал на нее.
В грохотом рухнул курятник. Арона с любопытством огляделась, встала и побежала на север.
- Сюда! - позвала она Эгила. Приподняв юбку, она побежала через лес так быстро, что он не мог ее догнать.
Потеряв ее среди деревьев, Эгил кричал:
- Арона! Арона! - Сердце его колотилось все быстрее. Он представил себе, как она лежит, беспомощная, со сломанной ногой или прижатая деревом. А может, на нее напал дикий зверь.
На тропе показались еще бегущие. Рослая мускулистая женщина в праздничном платье схватила его за руку.
- Сюда! - крикнула она и потащила его за собой. - Быстрей!
Легкие его требовали воздуха, горло пересохло. Эгил вырвался и последовал за женщиной. Они прибежали к высокому утесу, к которому он не стал бы подходить во время землетрясении - из страха перед камнепадами. Женщина пошла прямо к утесу, и Эгил увидел вход в пещеру. И вошел в нее.
Тут земля задрожала по-настоящему, как "будто над головой рушится гора. Нет, решил Эгил, весь хребет. У входа в пещеру плясали голубые огоньки, снаружи в смертельном страхе завыли звери. Странные молнии сверкнули над Соколиным утесом и в горах. Подул холодный ветер. Наконец, истощенный, Эгил сел у стены пещеры, опустил голову на колени и уснул.
***
Арона сидела на помятой клетке с курами, прижимаясь спиной к холодной грубой каменной стене пещеры.
Куры, оказавшись в темноте, милосердно стихли. Стена за ее спиной дрожала, но держалась. У входа женщина-пришелица высоким голосом кричала:
- Глупо прятаться в пещере во время землетрясения! Нас всех здесь завалит заживо!
Это Хуана, живущая на кузнице. Та самая, что устроила бешеный припадок, когда ее дочь вернулась с загона раненой. Как тетя Нориэль ее выносит? Даже, кажется, гордится дурным характером своей постоялицы. Со страхом Арона поняла, что эта женщина права. Хорошо, что мало кто ее понимает: меньше всего сейчас в пещере нужна паника.
Она услышала в голове слова, словно сказанные вслух: "Здесь мы уцелеем. - Голос был холодным и совершенно спокойным. - Сиди тихо". - Арона узнала волшебницу, которую называют Несогласной.
Когда ее глаза привыкли к полутьме, она посмотрела в сторону входа. Слабое голубоватое свечение, которое она считала исходящим от Соколиного утеса, на самом деле испускали закутанные в капюшоны фигуры у входа. Они танцевали в этом свете, и свет танцевал вокруг них. Нельга, дочь Олвит, дрожащим голосом сказала:
- Ну и праздник совершеннолетия! Такого никто не забудет!
- Нет! - завывала Агта, дочь Леннис. - Это несправедливо! - Асту редко приглашают на праздники, и она их высоко ценит, подумала Арона.
Снова стало шумно. Грохот громче грома, словно рушатся целые горы. Голубой свет усилился, воздух заполнило негромкое монотонное пение. Ноздри Ароны ощутили резкий запах недалеко ударившей молнии. Протестующе залаяла собака. Арона почувствовала рядом с собой чье-то плечо и похлопала соседку по руке. Рука оказалась большой, с крепкими сильными пальцами, волосатая, но с гладкой кожей.
И тут Арона почувствовала, как соседка схватила ее за грудь. Все спокойствие исчезло. Арона резко потащила и согнула руку, а снаружи продолжала бушевать буря.
- Ой! - послышался знакомый голос.
Она вздохнула и отпустила руку.
- Осеберг, дочь Хуаны, - с отвращением сказала Арона. - Почему ты всегда так делаешь?
- Ну, некоторым девушкам нравится, - обиженно ответил Осеберг с легким акцентом.
- Сестре Бритис, - удивленно согласилась Арона.
Она вспомнила, что Бритис, дочь Наты, гладит всех животных и детей, старается дотронуться до любых предметов. Неожиданно она ощутила голод и поняла, что он вызван запахом пищи у какой-то семьи. Арона сложила шаль, подсунула себе под спину и постаралась снова усесться. Снаружи раздался резкий треск, как будто молния ударила в середине деревни. Послышался такой звук, будто разваливаются самые большие дома, и вся гора задрожала. Закричала коза, тонким голосом заплакал ребенок. Арона глубоко вдохнула и уловила запах испуганных людей и животных, жмущихся друг к другу, и снова запах пищи.
- Сколько мы здесь пробудем, кто-нибудь знает? - неожиданно спросила она.
Осеберг подтолкнул ее.
- У меня с собой миска с жарким, - прошептал он. - Оно готовилось для пирушки. Хочешь?
Арона окунула палец.
- Твоя мать готовила? Вкусно! Она и госпожа Элен должны продавать свои блюда, как госпожа Гондрин продает эль. У нас многие слишком устают к концу дня, чтобы готовить. Я знаю, так бывает у тети Нориэль.
Осеберг заговорил тише.
- Арона. Мама говорит, что госпожа Нориэль, наверно, любит женщин. Это правда?
Арона удивленно ответила:
- Я думаю, ты права. Несмотря на свою застенчивость, она любит людей. А тебе не кажется?
Осеберг молчал. Холодный ветер ворвался в пещеру, все задрожали, но затем последовал порыв горячего воздуха.
- Жаль, что ты не попал на праздник, - прошептала Арона. Они продолжали есть праздничное блюдо. - А твой праздник совершеннолетия был хороший? Или ты еще не достиг возраста?
- Если бы я достиг возраста, сражался бы в армии, - прошептал в ответ Осеберг. - Так поступают все.
У нас есть праздники именин, и на них мы приходим одетые как взрослые. Леатрис зачесывает волосы вверх - ей пятнадцать лет. Это значит, что она уже может выйти замуж. Но отец не торопился ее выдавать.
Ароне пришлось спросить, что такое армия и что значит выйти замуж и выдавать. Осеберг попытался объяснить, но все время спрашивал: "А что, у вас не выходят замуж?", а Арона тем временем пыталась освоиться с концепцией сражений большими группами. Она в очередной раз опустила пальцы в миску и ощутила горячую керамику. Вся гора снова задрожала, несколько женщин закричали. Потом заплакали дети. Все услышали голос Несогласной, строгий голос, каким госпожа Бирка разговаривает с непослушными девочками: "Тише, если дорожите жизнью!"
Дрожь продолжалась, казалось, целую вечность. Вся пещера заполнилась напряженным голубым сиянием, которое на этот раз исходило сзади. Резкий запах озона заполнил воздух. Ужасный шум оглушал, он продолжался часами. Потом наступила полная тишина. Снова заплакали дети.
"Спокойствие не продлится долго, - услышали все мысленный голос Несогласной. Она говорила материнским тоном. - Госпожа Марис, ты успеешь сделать перекличку" Арона услышала облегчение в голосе хранительницы записей. Та начала перекличку.
- Арона, дочь Бетиас!
- Здесь, - отозвалась Арона в тишине дрожащим голосом.
Все отвечали один за другим, отвечали семьями, вначале матери, потом дети, потом подмастерья, наконец пришелицы. Наконец, всех пересчитали.
- Эйна, дочь Парры.
- Я отвечаю за нее, - послышался спокойный глубокий голос бабушки Лорин.
Перекличка закончилась. Хранительница записей сказала:
- Я думаю, следует извиниться перед Нельгой, дочерью Олвит, чей праздничный девичник нарушила катастрофа. Сестры, давайте поделимся едой.
- Угу, - негромко сказали друг другу Арона и Осеберг.
- Если что-то еще осталось, - заметила госпожа Бирка, и Арона почувствовала, что ей хочется свернуться в клубок.
***
Эгил, сын пекаря, был прижат к стене между могучей кузнечихой госпожой Нориэль и матерью своего друга Осеберга Хуаной. Он по-прежнему держал в руке веревку госпожи Безрогой и застонал, когда испуганная коза украсила его сапоги в деревенском стиле. Когда делали перекличку, он услышал имя Ароны и затаил дыхание, дожидаясь ответа.
Смелая девушка! Голос ее не звучит истерично. Эгил хотел окликнуть ее, сказать, что он здесь, но не решался прервать перекличку. Эти женщины организованны, почти как в армии. Ну, что ж, ведь они женщины сокольничьих. Когда дошла очередь до его имени, он ответил громко и четко, чтобы Арона могла его услышать. И, конечно, мать, братья и сестры.
- Лиза, дочь Сигер!
- Элизабет, - поправила его мать. Глаза Этила расширились. Она всегда так ненавидела полную форму своего имени и никогда на его памяти им не пользовалась. Пользовалась бабушка, когда сердилась на невестку. Громко и четко:
- Элизабет, дочь Сигер, из ткацкой Элтеи!
- Ханна, дочь Лизы... - смешок... - Ханна, дочь Элизабет, из Дома Исцеления.
- Осеберг, дочь Хуаны, подмастерье кузнечихи.
- Осеберг, сын Моргата! - взревела Хуана, как раненый пес.
Арона вздохнула, думая о поправках, которые придется делать? Почему эти чужаки не могут запомнить свое имена и придерживаться их, как взрослые женщины?
- Сорен, дочь Элизабет, - продолжала перекличку госпожа Марис, без труда принимая поправку.
- Я отвечаю за него, - с достоинством ответила госпожа Лиза. Нет, она не безмозглая, как считают Леннис и Лойз. Застенчивая, решила Арона. Она покраснела от собственной ошибки.
Медленно, в молчании, началось снова негромкое гудение. Гора опять задрожала, у входа заплясали голубые огни. В блеске обычной молнии снаружи Арона увидела лицо ближайшей волшебницы. Та казалась осунувшейся и постаревшей. Ее простое платье промокло от пота, хотя ночь холодная.
Шум усиливался. Осеберг подтолкнул Арону.
- Арона, - сказал он тихо и серьезно. - Мама говорит, что тете Нориэль нечему учить меня о металле и мне нужно только продержаться, пока я не найду настоящего кузнеца в качестве хозяина.
- Ты не узнал от нее ничего нового? - спросила Арона. Мнения Хуаны начали ее утомлять.
- Ну, кое-что узнал, - признался Осеберг.
- Вы в своей деревне делаете одно, а мы другое, - сказала Арона. Твоей матери наши обычаи не нравятся, но если тебе они кажутся полезными, придерживайся их, пока у тебя не будет собственного горна. Ведь твоя мама все-таки не кузнечиха.
- Она говорит, что тетя Нориэль тоже не кузнец, но это не правда, признал Осеберг. Наверно, его тоже утомили мнения матери.
- Когда пройдешь посвящение, - сообщила ему Арона, - тебе не нужно будет отчитываться перед матерью, только перед твоей хозяйкой или нанимательницей. Ты должен будешь по-прежнему уважать мать, но слушаться не обязан. Как это тебе? Больше нравится?
Осеберг улыбнулся и крепко и влажно поцеловал ее в щеку. Потом сказал:
- О! Прости, Арона!
Она похлопала его по руке.
- Ты прощен. На этот раз.
Снова началась буря. Женщины бегали к навозной куче, доставали еду, искали своих родственников. Снова послышалось множество голосов. Хуана начала жаловаться на то, как называют ее детей, и Элен защебетала, что все будет хорошо. Лойз услышала голос госпожи Элизабет и фыркнула.
- Она меня обманула!
Хуана нашла Осеберга и схватила за ухо. В пещере словно началась семейная ссора, только многократно усиленная. Снова заплясали голубые огни, одна из волшебниц осела, сестры подхватили ее. Одна из них стала наливать упавшей воду в рот. Несогласная что-то настойчиво говорила госпоже Бирке, которая вздохнула и ответила.
- Сестры и дочери! - крикнула госпожа Бирка - голосом, которым обращалась на деревенских собраниях Ее объявление сопровождалось мысленным голосом Несогласной. Утомленные люди замолчали. - Не хотите ли послушать предания о храбрых женщинах прошлого, чтобы поддержать наш дух? Марис? Арона?
Офелис?
Офелис, дочь Кеми, престарелая сочинительница песен, покачала головой, хотя в темноте этого никто не увидел.
- Голос мой хрипит во время долгого рассказа, - хрипло сказала она. До этого она находилась среди старейших, разговаривавших с волшебницами. Марис тоже отказалась. Немного подумав, Арона начала предание древних дней, потом другое, потом еще одно.
6. Снова Лормт
Госпожа Нарет, ученая, отложила свиток и нахмурилась, глядя вдаль. Похоже, это не подлинная история, а фантастические легенды о земле за морем, которой правили женщины и у каждого клана был свой покровитель - животное. Однако местами рассказы совершенно покоряют.
Например, предание о Теоре... И оно подтверждает известные факты. Свиток очень древний, пергамент и чернила старые.
Если верно переведено, то записавшего это звали Варина, женщина-сокольничий. А "написано на брегах изгнания, когда все мужчины сошли с ума". На пергаменте какое-то засохшее пятно. Слеза? Или просто морская пена"? Аскетическая женщина-ученый снова прочла легенду, дошедшую через много столетий, и вздрогнула.
Царица Теора и ее некогда верный человек Лангвард стояли на утесе над берегом. Из своей последней осажденной крепости Салзатар царица гневными глазами, полными горячих слез, смотрела, как последние Дома уплываюг на кораблях пиратов-сулкаров. За ней стоял человек, которого она подняла из ничего и дала ему второе после себя положение в стране.
- Госпожа, будь разумна, - сказал Лангвард, не употребляя титула. Тебя никто не поддержит в этом твоем последнем сопротивлении. Ты из каприза хочешь сохранить свою власть.
- Из каприза? - Она подавилась, вспомнив, сколько напряженных размышлений и трудного балансирования между разными силами стоит за этим решением.
- Но если ты возьмешь себе лорда с долины, ты сохранишь титул царицы. Я знаю, ты ценишь и его, и честь.
Она смотрела на него, но он не решался встретиться с нею взглядом. Неужели он считает ее такой же глупой, как женщин при дворе завоевателей? Они вечно спорят о том, у кого положение и звания мужа выше. Ценятся не личные качества женщины, а только девственность или отсутствие ее, покорность и молчание. Стать такими, как они? Никогда!
- Как царица, я мать своего народа, я правительница, а не покорная рабыня завоевателей, - твердо сказала она. - Нет;
- Ты не будешь в таком положении, как остальные, - флегматично заметил Лангвард. - Он предложил тебя мне. В качестве милости. - И когда ее рука легла на кинжал, Хранителя Царицы, он напомнил ей:
- Когда-то ты мне делала такое предложение.
- И ты отказался, сказав, что не будешь моей комнатной собачкой. Ну а я не буду твоей. Значит, ты дал клятву верности этому человеку?
- Нет. - Ответ дан без колебаний.
Теора несколько секунд смотрела на него.
- Если присоединишься ко мне в этой последней попытке, тебя не ждет ни смерть, ни позор. У нас еще остались возможности - наше древнее волшебство.
Богиня по-прежнему хранит своих детей. Я знаю, она изгнана из этой земли и поклонение ей запрещено. Это самое гнусное. Неужели ты вытерпишь и это, Лангвард?
Лангвард посмотрел на нее и поднял руку. Из-за двери показался вооруженный житель равнины, у него было мрачное, но торжествующее выражение лица.
- Ты был прав, Лангвард. Я слышал достаточно.
Потрясение и гнев на мгновение лишили царицу разума и дара речи. Потом с криком:
- Лангвард, это измена! - она вонзила лезвие Хранителя Царицы в сердце предателя. Житель равнины извлек меч и приблизился к ней. Теперь на лице его отразилась радость, как будто у него на глазах не убили только что сообщника. Убийство для этого человека ничего не значит.
- А ты, женщина, - насмехался он, - подняла руку на человека на службе короля и потому виновна в измене Тебя повесят.
Окно слишком далеко, иначе она выпрыгнула бы в него, чтобы не дать удовольствия видеть царицу в кандалах и на виселице. Она хотела броситься на его меч: что-то в его позе говорило, что он к этому готов. В отчаянии, загнанная в угол, она воскликнула:
- Джонкара! Мстительница за женщин! Останови его руку и помоги мне отомстить, чтобы он понял, что мы матери, а не домашний скот.
Движения ее противника замедлились, потом совсем замерли. Тело Лангварда, которое медленно падало, тоже остановилось. Теора не могла ни шевельнуться, ни заговорить. Наконец застыли, как движения, и ее мысли.
Последней ее мыслью было воспоминание о старинной волшебной сказке о спящей принцессе, которая просыпается от поцелуя принца. Теора горько улыбнулась.
"Сойду за рыбачку или девку пиратов-сулкаров", - подумала она. И тут мысли ее замерли.
***
Прошло несколько дней, прежде чем госпожа Нарет снова пригласила к себе Арону. Она спросила только:
- Откуда это предание?
- Оно одно из самых древних, - сразу ответила Арона, - и приписывается Варине, женщине-сокольничей, подруге матери моего клана. Никто не может сказать, насколько оно правдиво, но у нас нет причин в нем сомневаться.
"Ответ истинного ученого". Удовлетворенная, госпожа Нарет отпустила девушку и долгое время спустя не приглашала Арону, продолжая читать.
Эти дни девушка из деревни сокольничьих свободно бродила повсюду. Она проведала своего мула и смотрела, как работают конюхи. Она исследовала древний полуразрушенный комплекс строений - и уцелевшие башни, и те, что обрушились. Смотрела на окрестности с их высоких вершин, разглядывала упавшие камни и гадала, что из них было построено. Постепенно она узнавала обычаи и пути Лормта.
Никто не тревожил ее в аскетической каменной келье, никто не помогал ей. В первое утро она носила полный ночной горшок целые мили по коридорам, прежде чем кто-то подсказал ей, где навозная куча. Она не умерла от голода только потому, что мальчишка-проводник, который сопровождал ее к госпоже Нарет, по пути показал столовую.
Здесь в любое время суток можно было поесть, и Арона гадала, что отдает Лормт поварихам в обмен на пищу. А может, это ученики и подмастерья, которые по очереди работают на кухне, как делали у нее дома? Но когда она спросила у одной поварихи, та только рассмеялась и сказала:
- Я, госпожа, готовлюсь в ученые? Ну, это не для меня.
Арона продолжала бродить, готовая в любую минуту уйти, если ее попросят. Никто не просил. Многие престарелые ученые просто отвлеченно смотрели на нее, хмыкали или произносили что-нибудь более вежливое.
Например: "Чем могу быть полезен?"
Она видела длинные стойки со свитками. Свитки запылились, многие начали гнить. Видела кошку, спящую на груде рукописей, в специальном ящике для них. (Кошка была маленькая, чистая, черно-белая, и со временем Арона с ней подружилась). Руки девушки сокольничьих чесались, ей хотелось положить каждый свиток на место; постепенно она вырабатывала систему их расположения.