Рамсей неторопливо поставил ногу в углубление первой ступеньки. Хотя он не смотрел по сторонам – им владело ощущение, что он точно знает, как поступил бы в таком случае Каскар, император Улада, – Рамсей понял, что улицы Лома не пустынны. Вокруг собралась огромная толпа. Никто из прилетевших с ним из Видина не последовал за ним. Вероятно, только верховное могущество (какие у них неуклюжие титулы) имеет право взойти на пирамиду.
Снизу шум перешел в рев. Рамсей продолжал подниматься. Каждый шаг он делал аккуратно и неторопливо, не смотря ни направо, ни налево. Толпа внизу, может быть, готовится растерзать его. Капля пота выступила у него на лбу под линией черных волос, поползла по щеке. Он сохранял бесстрастное выражение и продолжал подниматься.
Вот он достиг вершины. Справа от него столб с желтым флагом, геометрически точно перечеркнутым ярко-зеленым крестом. Слева столб без знамени.
Так же неторопливо, как поднимался, Рамсей повернулся и посмотрел на город, которым собирается править Каскар. Голова его была обнажена, только на лбу блестит серебряное кольцо. Ни капюшон, ни маска больше не скрывают его лицо. Он стоял, слегка расставив ноги, положив руку на рукоять церемониального меча, и смотрел вниз и вдаль.
Он увидел множество лиц, обращенных в его сторону. Даже окна соседних зданий заполнены людьми, и все смотрят на него. Все эти взгляды произвели на него впечатление удара, однако он знал, что должен стоять бесстрастно и выдерживать их.
Теперь все кричали, и он различал в этом громе, отразившемся от стен зданий, свое заимствованное имя:
– Каскар! Каскар!
Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что в этом крике нет угрозы. Удивление – да. Если при дворе Каскара и не любили, город не разделял такого отношения. И когда он поднял руку, принимая приветствия, он подумал, что верные ему люди есть не только в Видине. Приветственный рев достиг даже стен отдаленного дворца.
Кто-то другой поднимался по изношенным ступеням. Рамсей видел человека в короткой очень яркой одежде, с изображением свирепой птицы Улада на груди. Этот человек нес на плече рог, такой большой, что ему приходилось идти осторожно, чтобы сохранить равновесие. За ним еще один, одетый так же, тоже с рогом вышел из рядов стражи, собираясь подниматься.
Когда эти двое достигли вершины пирамиды, Рамсей слегка отступил. Они поклонились ему, развернулись, уперлись раструбами своих инструментов в древний камень и поднесли концы ко рту.
Рев толпы перекрыли глубокие низкие звуки. Словно раскаты грома, только вот туч никаких не было; Рамсея ярко освещало солнце. Трижды повторились эти звуки. Крики стихли, наступила тишина. По-прежнему все лица были устремлены к Рамсею. Люди ждали, а он не знает – чего! Рука его дернулась в панике. Это все часть древней церемонии. Дворы пронизаны такими церемониями, частично церемонии обеспечивают безопасность правителей. Но он не знает, что ему сейчас сделать…
К его величайшему облегчению – в этот момент он даже забыл о своем недоверии к верховному советнику, – Очалл поднялся вслед за трубачами. Но не подошел к Рамсею на вершину пирамиды. Напротив, повернулся лицом к толпе – нелегкий маневр на старинных узких ступеньках – и заговорил:
– Слушайте меня, верные люди! На этом месте, на площади Героев, на Месте Флагов, которое находится в самом сердце Улада, я провозглашаю нашего господина верховным правителем – да будет под его правлением плодородна земля, да будет она орошена и озарена золотом солнца! По праву наследника Дома Джостерна носитель крови самого древнего Джостерна Каскар принимает правление – права его неоспоримы. Пиран миновал Последние Врата – да перенесут его плакальщицы и утешительницы. – Очалл склонил голову и смолк на мгновение, эту позу традиционного почтения повторили все в толпе. – Перенесут быстро к вечной жизни, к радости и благословению. При жизни он признал Каскара, принца Видина, своим подлинным наследником по крови и по духу. И поэтому Каскар стоит перед вами как верховный повелитель, хранитель Улада, страж и утешитель по эту сторону Врат для всех своих подданных. Император умер, да здравствует император!
Четырежды оглушительно прогремели трубачи. И снова послышались радостные приветственные крики.
Дрожь пробежала по спине Рамсея. До сих пор он смотрел на все происходящее как на опасную роль в какой-то пьесе. Но ведь это – реальность! Слишком все реально! Он не Каскар; ему захотелось убежать подальше от этих приветственных криков. В какой сети он запутался? Он с трудом глотнул. Крики стали тише… Должно быть, чего-то ждут от него.
Почти против его воли поднялась рука Рамсея. В ответ на этот почти невольный жест наступила тишина, как и перед словами Очалла.
Он должен что-то сказать… Но ничто в прошлом не подготовило его к такому моменту. Настоящего Каскара тщательно вышколили бы, постепенно подвели к этому часу, его колебания будут сразу замечены. Снова на него навалилась тяжесть маскарада. Верные люди – этот термин имеет определенный смысл в этом мире – это узы чести. Если он принимает их верность, он должен что-то дать им взамен, чтобы сохранить равновесие. Начинал он, думая только о себе, о своей безопасности, о своей личной схватке с теми, кто так воспользовался им. Но если он примет то, что сейчас ему предлагают, то будет связан. Он и так зашел слишком далеко, возврата нет, если он только не откажется от всего, что несет с собой его внешность. А этого он не может сделать.
– Верные люди вашего императора. – Рамсей пытался говорить уверенно, не подыскивать слова, словно речь эта у него заранее подготовлена. – Верные Уладу. Ни на чем большем не может клясться наследник Дома Джостерна. Первейший долг провозглашаемого – безопасность Улада и всех живущих в его границах.
Короткая речь и, может, довольно неуклюжая. Но в этот момент Рамсей говорил серьезно, как никогда в жизни. Наступила тишина. И Рамсей уже начал думать, что эта его короткая речь была ошибкой. Потом начались приветственные крики…
Но в толпе внизу возникло и какое-то смятение. Вперед пробивалась группа стражников, прокладывая в толпе дорогу. Мужчины и женщины расступались под этим напором. А внутри группы Рамсей видел роскошные наряды придворных. Наконец дворец отреагировал. Но Рамсей не верил, что на этом открытом общественном месте возможны какие-то тайные интриги.
У основания пирамиды люди из Видина сомкнули ряды. Однако Рамсей заметил, что они настроены не очень решительно. Все сильнее чувствовалось приближение целеустремленной группы. Толпа уже раздавалась сама, пропуская отряд. Дойдя до стражников из Видина, пришедшие тоже построились в ряд, словно готовясь к схватке. Рамсей сделал шаг вперед: любыми средствами он должен избежать столкновения. И тут же понял, что вмешательство – по крайней мере на уровне солдат – не потребуется.
Теперь вперед вышли штатские, которых сопровождали солдаты. Бертал – и Оситес. Принц в алом и золотом, яркие цвета сами по себе бросают вызов, шаман похож на тень злого предзнаменования в своей черно-белой одежде; рядом с ослепительным великолепием Бертала она кажется скорее черной, чем белой.
Старое лицо шамана, как всегда, бесстрастно, но у Бертала побагровело и стало почти одного цвета с его алым нарядом. Шаман положил принцу руку на плечо, как будто предостерегая от поспешных действий, но тот движением плеча сбросил его руку и побежал по ступеням, ведущим к Месту Флагов.
Шум толпы перешел в ропот. Очевидно, все ожидали исхода драмы и собирались быть свидетелями встречи соперников, претендующих на трон Улада.
Рамсей оставался на месте. Бертал мог служить воплощением гнева. Они могли бы даже сойтись в драке – поучительное зрелище для Лома. Рамсей был уверен, что справится с разгневанным принцем без всякой помощи со стороны стражи. Но ему не хотелось публично участвовать в такой недостойной схватке.
Бертал перепрыгивал через изношенные ступени. Оситес, несмотря на возраст и длинную стесняющую движения одежду, не отставал от принца. Бертал, со сверкающими от гнева глазами, с искаженным ненавистью ртом, едва достиг уровня Рамсея, как его догнал Оситес.
– Самозванец! – Бертал тяжело дышал, он хватал ртом воздух, и обвинение его прозвучало не так громко, как ему хотелось. – Существо из снов! Думаешь, ты сможешь здесь править? Нет, говорю я! И своими руками докажу это!
Он выхватил церемониальный меч. Рамсей не коснулся своего оружия. Сузившимся взглядом следил он за принцем, у которого в углах рта появилась пена. Если Бертал настолько обезумел, что бросится на него сейчас, придется ему принимать на себя все последствия.
Но острие не было направлено в грудь Рамсею. Бертал схватил не за рукоять, а за острие и бросил меч в воздух. Не в Рамсея, а на камни. Лезвие ударилось, скользнуло и концом вперед остановилось у ног Рамсея.
Глава пятнадцать
Теперь звук – не приветственные крики, а затаенное дыхание сотен человек. Это определенно какой-то формальный вызов, но Рамсей, снова захваченный сетью своего непонимания, не знает, что предпринять. Однако если он колебался, то шаман действовал.
В развевающейся мантии Оситес встал между ними и твердо поставил ногу на меч.
– Нет. – Одно слово воздвигло преграду. Бертал еще больше покраснел, если это было возможно; руки его дергались. Рамсею показалось, что принц совершенно утратил самообладание. Он готов был оттолкнуть Оситеса и вцепиться Рамсею в горло.
– Это мое право, – задыхаясь, сказал Бертал.
Оситес кивнул.
– Твое право, согласно кодексу, установленному Джостерном при основании вашего Дома. Но сейчас не время и не место. – Пальцы его сомкнулись на правом запястье принца, и хоть пальцы эти были худы, Рамсей видел, что Бертал не может вырваться.
Но смотрел шаман на Рамсея, как будто Бертал потерял всякое значение.
– Ты вернулся, – высказал Оситес очевидное. – Для чего, человек из снов?
Так прост этот вопрос, что Рамсей заподозрил в нем какой-то скрытый смысл. Но похоже шаман действительно ждет ответа.
– Может, потому, что я еще не готов стать мертвым Каскаром, как тебе хотелось бы, – ответил Рамсей. – В нас всех есть нечто, Просвещенный, что всегда сопротивляется смерти.
Легкая тень легла на лицо шамана. Он смотрел на Рамсея, тот отвечал ему твердым взглядом. Он чувствовал, что представляет проблему, озадачившую шамана. И в этом замешательстве нашел опору, которая позволила ему добавить:
– Ваш наследник бросил мне вызов. Почему бы не позволить нам решить вопрос – здесь и сейчас? Отрыто перед всем Ломлом? С меня хватит убийц в масках, готовых без предупреждения ударить в спину. И не думаю, чтобы моя смерть по любой причине сейчас помогла бы вам, после этого публичного утверждения моих прав…
– Твоих прав! – воскликнул Бертал. Голос его дрожал от ярости. – У тебя нет никаких прав, варвар из…
Должно быть, Оситес болезненно сжал ему запястье, потому что Бертал сморщился от боли. Бросил яростный взгляд на шамана, но замолчал.
Голос Оситеса по-прежнему звучал бесстрастно.
– Похоже, Каскар провозглашен императором, – без всякого выражения сказал он, хотя Рамсей не поверил в такую полную и неожиданную капитуляцию. – Теперь его верховному могуществу полагается предстать пред двором, после того как его приветствовал народ.
Войти во дворец? Этого тоже ожидают от него, и Рамсею казалось, что у него нет выбора. Он уже сделал предупреждение, и его приближенные из Видина поддержат его, а может, также и те, кто сейчас приветствует его в Ломе. Если он сейчас умрет по любой причине, будут задавать слишком много вопросов. Если он должен сразиться с Берталом, он сразится. Но он полагал, что обычай требует открытой схватки в присутствии множества официальных свидетелей.
– Его верховное могущество, – Рамсей с удовольствием воспользовался напыщенным титулом, – согласен.
Он взглянул на Очалла, который не принимал участия в этом столкновении претендентов на трон. В сущности, решил Рамсей, верховный советник придерживался позиции строгого нейтралитета. Но Рамсей не собирался развязывать руки Очаллу, чтобы тот мог свободно отдавать приказы.
– Его достоинство, наш достопочтенный советник будет сопровождать нас, – твердо сказал он.
И вот эта встреча, которая едва не началась как поединок, кончилась, к разочарованию многих зрителей, объединением групп. По сигналу и с большими усилиями стражников обеих партий снова расчистили место, флаер из Видина сел, и Рамсей в сопровождении Очалла и – на некотором удалении – Оситеса, который продолжал держать Бертала (у принца было мрачное и удивленное выражение лица) за руку, сел во флаер. Несколько мгновений спустя они опустились на крышу, и дворец Лома приветствовал их почетным караулом.
Рамсей принимал приветствия стражников, а Оситес покинул принца и присоединился к новопровозглашенному императору. На этот раз он обратился к нему без всяких почетных титулов:
– С тобой будет говорить ее царственное великолепие, – заявил шаман.
Рамсей улыбнулся.
– Это очень любезно с ее стороны, – ответил он. – Но еще большая любезность со стороны Каскара…
Впервые он увидел гнев в глазах шамана.
– Ты слишком распустил язык! – выпалил тот.
Рамсей кивком подтвердил его наблюдение.
– Тем не менее я жив. Ну, дважды одна и та же западня не сработает.
– Не понимаю, о чем ты говоришь… – сказал Оситес.
Рамсей откровенно рассмеялся.
– Конечно, Просвещенный. По тому, что я слышал, вы никогда не действуете открыто. Хочу только, чтобы ты понял: я твоим предсказаниям не подчиняюсь.
Он повернул голову и сказал Очаллу:
– Меня призывают к моей бабушке, верховный советник. Нельзя заставлять ждать ее царственное великолепие. Как ни важны дела, придется обсудить их позже.
Очалл поклонился. Бертал, должно быть, хотел что-то сказать: он открыл рот. Однако взгляд шамана заставил его промолчать. Все прошли в лифт и спустились во дворец, хранящий столько тайн.
Идя по длинному коридору, тому самому, что ведет к потайной двери в лабораторию, Рамсей гадал, где может находиться Мелколф. Снова за работой? Пытается поменять мешающего им Каскара на какую-нибудь новую жертву их третьего мира? Но сейчас у Рамсея нет никаких снов, которые вызывали бы подозрения. Однако он решил, что если только его приказы будут выполняться, он уничтожит машину, злобно затаившуюся внизу.
Ни Бертал, ни шаман после ухода с посадочной площадки не сказали ни слова. Возможно, они так же напряженно, как Рамсей, думали о мести, о защите, о необходимых действиях. Бертал – человек типа «нападать-несмотря-ни-на-что», поэтому его действия предвидеть легче. Однако Оситеса Рамсей опасался; он не знал, насколько велики силы обитателей Рощ. Они, по-видимому, умеют пользоваться мыслью, как вольное общество – оружием и боевым опытом. Поэтому их надо особенно опасаться.
При их приближении двери апартаментов императрицы распахнулись. Рамсей, призывая в качестве оружия гнев, смело прошел вперед. Императрица сидела в своем кресле под балдахином, закутанная в плащ, маленькая, коронованная – смертельно опасная. Рядом с ней, в другом кресле, без балдахина, – Текла.
Рамсей бросил на девушку быстрый взгляд. Он старался все эти дни после нападения на пристани не думать о ней. Она участвовала в плане, который должен был привести его к смерти и забвению.
Он полагал, что она, будучи обвиненной, сошлется на свой «долг». Что всякая жизнь, в том числе и ее собственная, принадлежит Олироуну, что этого ждут от нее. Странное чувство, которое он испытал, когда Лом признал его права, помогло ему отчасти понять ее. Она воспитана в вере, что истинный правитель – слуга своей земли, ее защитник до самой смерти. Она признает всякую жертву достойной блага Олироуна, и никто не признает при этом ее личных чувств и желаний. Да, он понимает ее, но это не та Текла, которая сохранилась в его глупых воспоминаниях.
Он низко поклонился высохшей старой женщине на троне, менее глубоко – герцогине. Текла была бледна, лицо напряженное. Рамсей бросил взгляд на ее руки, они не лежали спокойно на коленях, пальцы плотно сжаты, она как будто с трудом сохраняла самообладание.
– Ваше царственное великолепие, – обратился он к императрице.
Она не стала тратить времени.
– Мы с тобой договорились, незнакомец.
– Вы договорились, – поправил он ее. – Но предложенное мне оказалось вовсе не таким, как было обещано.
Текла развела руки.
– О чем ты говоришь? – спросила она.
Рамсей неторопливо повернул голову, посмотрел ей прямо в глаза. Удивительно, какое искреннее выражение недоумения! Он слышал, что королевские особы никогда не бывают сами собой, что их жизнь – постоянное представление, и потому они с рождения актеры, но все же ее вопрос его удивил.
– Пусть не будет между нами тайн, хотя бы относительно прошлого, – ответил Рамсей. – Миледи герцогиня, ты тщательно подготовила маскировку твоего родственника кровника. Потом вернула меня в Лом – должен признаться, что первоначальное спасение все же кажется мне несколько странным. Неужели ты действовала обдуманно? В Ломе я, конечно, обнаружил, что не могу вернуться назад, в свой мир.
– Тогда… – он снова повернулся к императрице, – мы видим очень своевременное вмешательство преподобного. – Рамсей кивком указал на Оситеса. – Как ни странно, учитывая ваши интересы, он не позволил Мелколфу уничтожить меня. Я все думаю, зачем было предпринимать другую, гораздо более сложную попытку. Должна быть для этого причина, но не думаю, чтобы кто-нибудь из вас оказал мне любезность и объяснил ее.
– Во всяком случае вы были очень откровенны со мной – относительно опасности, какую представляет мое лицо, – Рамсей коснулся своего подбородка, – в Ломе. Верховный советник может узнать, и это навлечет на голову невинного чужестранца, завлеченного во дворец, новые беды. Поэтому меня отправили на тщательно подготовленную встречу с человеком, который, как мне позже рассказали, является самым высокооплачиваемым и эффективным наемным убийцей в Уладе.
– К вашему несчастью, я тоже обладаю некоторым мастерством, не знакомым вашему миру, и потому спасся из этой аккуратной западни. Я выжил и потому стал неожиданным фактором…
– Ты веришь в это, на самом деле веришь? – Вопрос задала не императрица, а Текла. Она больше не сжимала руки, пальцы ее двигались по поверхности богатой ткани. Глядя на них, Рамсей на мгновение вспомнил другие пальцы, может, более тонкие, но не лучшей формы, они играли пятью картами с символами.
– Верю, – твердо ответил он.
Руки ее застыли, она непонимающе смотрела на него. Он обнаружил, что не может в ответ посмотреть на нее. Но ведь в конце концов в этом обществе она наименьший из его врагов. А самый главный – высохшая кукла на троне, если не Оситес.
Шаман издал звук, но императрица повелительно подняла руку.
– Оставь, преподобный. У нас нет времени на распутывание старой путаницы. Перед нами новая. Итак, ты отправился к Очаллу, и теперь ты император Лома – на словах… – Глаза ее яростно сверкали. – Ты считаешь себя лучшим для такого выбора?
Рамсей пожал плечами.
– Может, и нет, но я жив…
– Того, кто поддался Очаллу, нельзя считать живым, – нападала она.
– Разве я ему поддался? – возразил Рамсей.
Он видел, что эти трое – стоящий у стены мрачный Бертал не в счет – внимательно смотрят на него. Рамсей украдкой оглянулся. Разве они не понимают, что, когда пытаются манипулировать событиями в будущем, мало чем отличаются от верховного советника, пытающегося управлять одним человеком?
– Если ты пока еще не его орудие, – сказала наконец императрица, – тебе этого не избежать. – Но в голосе ее звучала тревога. Взгляд ее переместился с Рамсея на Оситеса, словно задавая какой-то немой вопрос.
– Мне сказали, – осторожно заметил Рамсей, пытаясь уловить реакцию троих, – что в этой игре я выступаю как рыцарь снов.
Звук втянутого воздуха… Текла прижала руки ко рту; глаза ее испуганно распахнулись. Но заговорил Оситес.
– И кто тебе сказал это?
– Некая Эдайс, – коротко ответил Рамсей и продолжил, видя, как подействовали на них его слова: – Страх и Судьба, Страх и Королева Надежды. Означает ли это что-то для тебя, Просвещенный?
Оситес медленно кивнул. Однако когда заговорил, то обратился к императрице, а не ответил на вопрос Рамсея.
– Ваше царственное великолепие, в этом ответ. В этом…
Она прервала его.
– Я не понимаю ваших тайн, преподобный. Я знаю только, что в этот час этот… этот Каскар, который не Каскар, правит Уладом. И у его правой руки стоит темный, который всех нас приведет к падению! Что ж, мы играли с судьбой, и вот наша награда. Но пока я жива… – теперь ее яростные слова были обращены к Рамсею… – я буду защищать то, что сделал мой супруг! И обещаю тебе: я не легкий противник!
С поднятым подбородком, с яростно сверкающими глазами, как у хищной птицы, она бросала ему вызов, гораздо более достойный и целеустремленный, чем картинный бросок меча Бертала.
– Вы не знаете Очалла. – Пусть она враг, подумал Рамсей, но нельзя оставлять ее в неведении о планах верховного советника. – Он уже договорился с торговцами с севера и вот что он при этом получил: слушайте и поверьте мне. – Он кратко описал битву на хребте, не упустив ни одной ужасной подробности, чтобы показать, что может ожидать Лом.
– В Яснаби! – воскликнула Текла. Теперь она закрыла руками лицо и задрожала, как будто своими глазами увидела сцену бойни. – В Олироуне!
– Чудовищно! – Плечи императрицы слегка обвисли. Казалось, за несколько мгновений она еще больше постарела. – И однако ты союзник этого человека! Почему ты тогда открыл нам его действия? Хочешь использовать страх как оружие, чтобы заставить нас побыстрее сдаться?
– Я рассказал только то, что видел… чувствовал… – Рамсей поднес руку к щеке, на которой обжигающее пламя оставило не рубец, а воспоминание. – Если бы моим намерением было вторгнуться в Лом, я бы дал Очаллу нужные ему пять дней…
– Чего ты хочешь от нас? – воскликнула Текла.
– Чего всегда хотел – вернуться к себе.
– Но мы… Мелколф не может дать тебе это! – Текла раскраснелась, спина ее выпрямилась, она смотрела на него как на угрозу, которую не должна признавать открыто.
– Да, – согласился Рамсей. – Поэтому – перед нами проблема. Я теперь Каскар и не могу вернуться. А кто такой Каскар?
– Ты играешь словами! – Императрица открыто проявила гнев. – Девушка права – чего ты хочешь от нас?
– Еще не знаю – пока, – ответил Рамсей. – Но предупреждаю: больше я в ваши игры не играю. И в игры Очалла тоже, – добавил он, поколебавшись секунду. – Он обладает непонятной мне властью, вам лучше в это поверить. Он намерен захватить власть в Уладе – любым путем, это вы тоже знаете…
– Ты явился сюда с ним… – начала императрица.
– Я взял его с собой, потому что так легче за ним следить. Оставь я его в Видине… Вы хотели бы, чтобы на вас обрушились туман и пламя?
Впервые в разговор вмешался Оситес.
– Рыцарь слов… – медленно сказал он. – И что тебе снилось?
– Ничего – пока.
– Эдайс… – Произнеся это имя, Текла помолчала и продолжила с большей уверенностью: – Она великий чтец…
– Не успокаивайся этим! – выпалила императрица. Она бросила на шамана враждебный взгляд. – Мне кажется, преподобный, что дело Улада не нашло в тебе истинного сторонника. Похоже, мы были слепы. Нами управляли, как Очалл управлял Каскаром, и привели к этой ситуации по какому-то решению Просвещенных, которое не принесет нам ничего хорошего! Слепы! Слепы! – Она рукой прикрыла глаза. – Я стара, слепа и бесполезна! И Улад погибнет, потому что я не справилась.
– Нет! – Текла схватила другую руку императрицы. – Не думай так! – Она посмотрела на Оситеса. – Преподобный, скажи, что это неправда. Вы… все вы… не можете быть такими жестокими!
– Улад не погибнет. – Шаман произнес эти три слова медленно, словно не утверждение, а обещание.
– Еще одно предсказание? – Бертал отошел от стены, губы его кривились в усмешке. – Прекрасно. Пусть этот… этот чужестранец ответит мне лезвием на лезвие, и тогда у нас будет уверенность! – Ненависть его была горяча, как и хвастовство.
– Предсказание… – Оситес говорил размеренно… – указывает только на вероятный исход, который может быть изменен выбором тех, кто с ним связан. Вы все это знаете. – Он помолчал, словно выбирал путь через какой-то мысленный лабиринт. – Но есть общий план – и он заходит далеко. Улад – необходимая часть этого чертежа, первое устойчивое правительство появилось в этой стране после Великой Катастрофы. Этот Улад служит фундаментом, на котором здание будет построено заново. Нет, Улад – благодаря нашим действиям и вопреки нашим действиям – не погибнет. Но наши индивидуальные судьбы это не решает…
Императрица смотрела на него, одну ее руку держала Текла, другая вяло лежала на коленях, как будто недавняя вспышка истощила запас ее сил и воли, казавшийся неисчерпаемым.
– Если Улад будет в безопасности, – негромко сказала она, – моя собственная судьба мне безразлична.