Мы проходили этаж за этажом, проплывая мимо черных отверстий в стенах колодца. Похоже на ось колеса, спицы которого расходятся во все стороны и размещены на равных расстояниях друг от друга. И хотя лестница подходила к некоторым из этих отверстий, она продолжала спускаться, как путеводная тропа в обширном лабиринте нор.
Я следил за отверстиями, к которым подходила лестница, но не видел никаких признаков жизни, а луч нашего прожектора не мог проникнуть слишком далеко. Все вниз и вниз – шесть уровней, восемь, десять, двенадцать, двадцать… Стены колодца не сужались. Но все труднее становилось удерживать машину в таком медленном спуске. И лестница все еще ведет вниз. Пятьдесят уровней…
– Скоро, уже скоро! – Мысли Иити были возбужденными, никогда раньше в них не было столько чувств. Я посмотрел на приборы. Мы в нескольких милях под поверхностью. Я еще уменьшил скорость и ждал. Легкий толчок, и мы сели. Теперь перед нами, чуть влево, открывался только один туннель. И он слишком узок для флиттера. Следовать дальше можно было только пешком, а у меня не было желания оставлять пусть хрупкую безопасность флиттера.
И мое благоразумие оказалось оправданным. У входа в туннель мы заметили движение, хотя я обратил внимание, что примитивная лестница кончилась четырьмя этажами выше нашего нынешнего положения. В луче нашего прожектора показалась машина, таких я никогда не видел. Но труба, лежащая на сгибе, достаточно напоминала оружие, чтобы понять: встреча с этой машиной ничего хорошего чужакам не сулит.
Но когда я протянул руку к кнопке подъема, одновременно заговорили Иити и Зильврич: мутант мысленно, закатанин вслух:
– Не нужно!
Не нужно? Они с ума сошли! Нужно уйти за пределы действия этой штуки, прежде чем она выстрелит!
– Смотри… – Это Зильврич. Иити смотрел на камень в чаше.
Я посмотрел, ожидая увидеть вылетающую из трубы зловещую смерть. Но не увидел ничего – вообще ничего!
– Где?..
– Экстрасенсорное впечатление, – ответил Зильврич. – Известно, что многое: деревья, вода, камни и другие объекты – может много лет сохранять зрительное впечатление и создавать его при соответствующем настрое сознания воспринимающего. Строители зданий знали этот принцип и использовали его. Или то, что мы увидели, могло быть отражением событий прошлого; эти события вызвали такие сильные чувства, что впечатление было активировано нами.
– Мы идем… туда… – Иити не стал ничего объяснять. Он выставил чашу вперед, используя ее как указатель пути. Путь вел вниз по темному проходу.
И нам пришлось подчиниться. Иначе они с закатанином пошли бы одни. К тому же гордость не позволяла мне оставаться. Мы были единым целым, противостоящим неведомым опасностям, и я отдал Ризку один из самострелов. Вооруженные таким образом, мы двинулись вперед, Иити ехал у меня на плече, и его тяжесть создавала проблему; Зильврич и Ризк шли за нами.
Я взял из снаряжения флиттера фонарик, но он нам вскоре оказался не нужен. Свет давала чаша. В этом освещении видна была ровная стена без каких-либо повреждений. Мы словно шли по большой трубе.
Расстояния в темных подземельях относительны. Мне казалось, что опасным станет недостаток воздуха. Но, видимо, вентиляционная система, подававшая воздух в эти глубины, продолжала действовать.
Наконец мы добрались до конца туннеля и вышли из него. Но не в шахту или новый туннель, как я ожидал, а в помещение, заполненное аппаратурой, оборудованием; частично все это было прикреплено к полу, другая часть стояла на столах или длинных стеллажах. В средине всего этого разнообразия горел яркий свет, и Иити сразу направился к нему.
На столе возвышался конический предмет примерно с меня высотой. Сквозь отверстия в нем видны были полочки внутри, а на полках-подносах – с десяток камней предтеч, светившихся все ярче, по мере того как мы подносили к их контейнеру свой камень и чашу.
Рядом с конусом на столе стояла еще одна полочка из подносов, а в ней с десяток камней, но на этот раз грубых и необработанных. Они были черны, как куски угля, но не казались истощенными и лишенными жизни, как те, что мы обнаружили в брошенном корабле при первом проявлении силы камня.
Иити с моего плеча спрыгнул на стол, поставил чашу и попытался через отверстия добраться до камней внутри. Но тут кое-что всплыло у меня в памяти.
Есть много способов обмана, известных опытным торговцам камнями. Камни можно заставить изменить цвет, даже скрыть недостатки. Высокая температура превратит аметист в золотой топаз. Искусно примененная комбинация температуры и химических веществ может из бледно-розового рована сделать несравненный алый стоун.
Я взял один из черных камней с подноса и достал свою ювелирную линзу. У меня не было способа проверить камень, который я держал, но во мне нарастало убеждение, что это и есть матрица – подлинный камень предтеч. Это не природные камни, они искусственно изготовлены, и это логично объясняет их способность усиливать энергию.
Предмет, который я держал, несомненно, необычен. Поверхность его бархатистая на взгляд, но не на ощупь. Он изготовлен в виде стручка…
Я перевел дыхание. Воспоминания проделывали со мной странные вещи. Это, должно быть, какой-то обман зрения…
Когда-то я нашел камни – или то, что походило на камни, – в ручье. На взгляд, но не на ощупь, у них была бархатистая, почти пушистая поверхность. Один из этих камней схватила корабельная кошка, стала его лизать, проглотила… и родила Иити! Эти камни не круглые, они продолговатые, похожи на стручки, но их поверхность…
Держа такой камень в руке, я посмотрел на Иити. Он нашел замок у одного из отверстий конуса, открыл его и вытаскивал поднос с уже готовыми камнями. Затем, к моему изумлению, когда поднос с камнями был снят со стола, конус ожил, на его внешней поверхности загорелись огни. Не раздумывая (и даже почти поневоле, вопреки гложущим меня подозрениям), я вставил второй поднос, оставив в руке только один камень. Отверстие захлопнулось само по себе, едва не защемив мои пальцы. И внутри загорелся ослепительный свет.
Я получил ответ.
– Эта штука делает камни.
Зильврич взял камень с первого подноса и сравнил с тем, что я держал в руке.
– Да, думаю, ты прав. Не думаю, чтобы это… – он указал на черный кусок… – природная руда или матрица. – Он повернул справа налево свою перевязанную голову, разглядывая помещение. Из конуса вырывался яркий свет. – Я уверен, это была лаборатория.
– Что означает, – заметил Ризк, – это последние камни, которые мы увидим. Если они не оставили записи, как…
Неожиданно послышался пронизывающий сознание ужасный резкий крик. Я бросил один взгляд на конус, схватил Иити, оттолкнул Зильврича и выкрикнул предупреждение. И тут из конуса фонтаном вырвалось пламя, устремилось вверх. Держа Иити, я упал на пол. Зильврич оказался подо мной.
Затем… огонь погас!
Наступила полная темнота. Я ощупью поискал фонарик на поясе, потому что снова не мог понять: то ли я ослеп, то ли здесь просто нет света. Но когда нажал кнопку, фонарик загорелся.
Я нацелил его луч на стол – вернее, на то место, где стоял стол. Теперь здесь ничего не было! Совсем ничего, только расходящееся от нас веерообразно пустое пространство, словно сила проделала для себя тропу, но не к нам, а от нас. И только одна вещь оставалась внешне нетронутой, как будто неподвластной времени и разрушению. Это была чаша с картой. Иити издал звук – что происходило с ним крайней редко. Он вырвался из моих рук и побежал к чаше. Но не добежал до нее, остановился, а я снова выкрикнул предупреждение, выкрикнул еще громче, потому что во мне страх смешивался с благоговением.
В свете фонарика тело Иити замерцало. Он встал на ноги, как животное, которое тащат за ошейник или поводок.
Его лапы-руки замелькали в воздухе, он болезненно крикнул, но не послал мысль – будто стал всего лишь животным.
С прямой спиной, вытянувшись на ногах, он задвигался – рывками, напряженно, в каком-то болезненном танце, двигался по кругу, центром которого была чаша. Пена выступила у него на губах, глаза дико выкатились, а тело сверкало все сильней, пока не превратилось в столб мерцающего тумана.
Этот столб становился все выше и больше. Атомы, составлявшие полукошачье тело Иити, как будто разлетались, и он буквально превращался в ничто. Туман, вместо того чтобы рассеиваться, начал снова конденсироваться. Но столб не уменьшался в размерах, он приобретал другую форму.
Ни я, ни Зильврич, ни Ризк не могли пошевелиться. Фонарик выпал у меня из руки, но случайно упал так, что его луч по-прежнему был направлен в сторону Иити, вернее, того, что раньше было Иити, и на чашу.
Темнее, плотнее, прочнее становилась колонна. Иити был размером чуть больше своей матери, корабельной кошки. Но это дергающееся существо, в которое превращался столб, с меня ростом. Вот оно перестало расти, лихорадочные круги вокруг чаши становились все медленней и наконец прекратились.
Я по-прежнему в изумлении не мог пошевелиться.
Я видел, как Иити приобретал три разных иллюзорных облика: он становился пукхой, змеей на Лайлстейне и волосатым человекоподобным, когда мы с ним были на Вейстаре. Но я был уверен, что эта последняя перемена произошла не по его воле.
Гуманоид и…
Стройное, но гибкое тело, с длинными красивыми ногами, тонкой талией, и над ней…
Он… нет, ОНА… она стояла неподвижно, глядя на свои вытянутые руки, с мягкой кожей золотистого цвета. Опустила голову, разглядывая свое тело, провела по нему вниз и вверх руками, может быть, заверяя себя, что теперь она именно такая.
Зильврич произнес одно-единственное слово:
– Луар!
Голова Иити повернулась, она большими глазами посмотрела на закатанина, глаза тоже золотые, но цвет более глубокий, чем у кожи; развела длинные волосы, словно плащом покрывающие все тело. Потом наклонилась и подняла чашу. Держа ее на ладони руки, пошла к нам в луче фонарика, словно стараясь произвести на нас впечатление своей измененной внешностью.
– Луар? – повторила она это слово. – Нет, талан!
Она помолчала, глядя не на нас, а куда-то в пространство, словно видела то, чего мы не можем увидеть.
– Да, луар мы знали, какое-то время жили здесь, достопочтенный, так что наши следы здесь остались. Но это не наша родина. Мы искатели, мы рождающиеся вновь. Талан, да. А до этого еще много-много других.
Она протянула чашу, повернув ее так, чтобы мы могли видеть карту. Камень предтеч на ней был мертв, а второй камень вообще исчез.
– Сокровище, которое мы искали здесь, теперь исчезло. Если только ваши мудрецы, достопочтенный, не смогут разгадать древние загадки.
– Из-за тебя, Джерн!
Я содрогнулся, неожиданный удар по руке отбросил меня к обломкам оборудования. Я вцепился в них, чтобы не упасть на пол. Иити гибким стремительным движением, характерным для него… для нее… в кошачьем облике, подхватила фонарик. Направила его на Ризка, который собирался еще раз выстрелить из самострела. И издала отчетливый свист.
Ризк задергался, как будто под лучом мощного лазера. Раскрыл рот, но крик получился беззвучным. И из его обессилевших рук выпало оружие.
– Довольно! – Зильврич, двигаясь с достоинством, характерным для его расы, поднял лук. Свист оборвался на середине, и Ризк стоял, поворачивая голову из стороны в сторону, словно сопротивлялся, пытался отбросить оцепенение.
Я осторожно пощупал себя – свет по-прежнему был направлен на Ризка, который качался и только усилием воли держался на ногах, – и не нашел никаких ран или порезов, хотя тело болело. Я решил, что Ризк промахнулся, стрела лишь чуть задела меня, вызвав ушиб.
– Довольно! – повторил закатанин. Он положил руку на плечо пилота и поддержал его, словно они товарищи по оружию. – Сокровище… самое ценное сокровище… по-прежнему здесь. Вернее… – он внимательно посмотрел на Иити… – теперь оно часть нас. Ты получила то, что давно искала, Пришедшая из глубины времени. Не лишай других меньшей награды.
Она повернула чашу в руке, и губы ее изогнулись в улыбке.
– Конечно, достопочтенный, в этот час я никому не желаю вреда. Как ты справедливо указал, я своей цели достигла. И знания поистине сокровище…
– Больше никаких камней, – произнес я вслух, сам не зная почему. – Никаких неприятностей. Без них нам будет лучше…
Ризк поднял голову, мигая на свету. Посмотрел туда, где, опираясь, стоял я, но, думаю, на самом деле он меня не видел.
– Действительно довольно! – резко сказала Иити. – Достопочтенный прав. Мы нашли мир, полный сокровищ, и он и его соплеменники лучше всего приспособлены для изучения этих сокровищ. Разве это не так?
– Так. – У меня не было никаких сомнений.
Голова Ризка снова шевельнулась, но не в отрицательном жесте. Он скорее хотел прояснить свои мысли.
– Камни… – хрипло произнес он.
– Это была наживка ко множеству ловушек, – ответил я. – Ты хочешь, чтобы Гильдия, Патруль, Вейстар вечно шли по твоим следам?
Он поднял руку, протер ею лицо. Потом посмотрел на Зильврича, старательно отводя взгляд от Иити. Как будто только закатанин мог сказать ему правду.
– Здесь по-прежнему есть сокровища? – Вопрос прозвучал как-то по-детски, как будто неожиданное нападение Иити избавило пилота от многих лет подозрений и осторожности.
– Больше, чем можно себе представить, – успокаивающе ответил Зильврич.
Но меня сокровища больше не интересовали. Я наблюдал за Иити. Мы были компаньонами, как мутант и торговец драгоценными камнями. Но что будет сейчас?
Не слова, а прикосновение мысли – быстрый ответ на мои хаотические размышления.
– Я говорила тебе однажды, Мердок Джерн, что в нас есть нечто такое, что заставляет полагаться друг на друга. Мне вначале нужно было тело, а тебе – те жалкие способности, которым это тело обладало. Мы и теперь зависим друг от друга, хоть я и обрела тело, лучше отвечающее моим целям. Я вспоминаю, что это тело хорошо служило моей расе тысячи лет назад. Но я из-за этого не объявляю наше партнерство оконченным. А ты?
Она двинулась вперед, отбросив чашу и фонарик, как будто они ей больше не нужны. И прикоснулась ко мне, легко, ласково, к больной руке.
Много раз я испытывал раздражение из-за превосходства Иити, пытался разорвать его… ее (нелегко привыкнуть к такой перемене) власть надо мной, разорвать ту сеть которую соткал… соткала между нами Иити после того, как родилась на моей койке на корабле вольных торговцев.
От ее прикосновения боль стихла. И я знал, что – к лучшему или к худшему, – но не могу отказаться от судьбы, которую она принесла мне. И когда принял это решение, все остальное встало на место.
– Хочешь выйти из игры?.. – ее мысль показалась мне еле слышным шепотом.
– Нет! – уверенно ответил я, искренне, всем своим существом.