Нортон Мэри. Мисс Прайс и волшебные каникулы

   — Ой, мисс Прайс! — воскликнула Кэри.
   — А как насчет будущего? — спросил Чарльз.
   Мисс Прайс посмотрела на него так, как посмотрел бы кондуктор в автобусе, если бы у него попросили билет до остановки, которой нет в маршруте. Чарльз покраснел и принялся ковырять гравий на дорожке носком ботинка.
   — И запомните, что я сказала, — продолжала мисс Прайс. — Развлекайтесь, соблюдайте правила и не упускайте из виду кровать.
   Она повернулась к молочнику, который терпеливо ждал рядом:
   — Пожалуйста, полпинты, мистер Бисселтуэйт, и мое масло.

ГАЛОПОМ НА КРОВАТИ

   — Учти, Пол, — заявила Кэри, когда тот чистил зубы перед сном, — если ты улетишь на кровати один и что-нибудь будет не так, никто тебя не спасет. Так что лежи тихо и жди, пока мы с Чарльзом пойдем спать, понял?
   Пол взглянул на нее, засунув за щеку зубную щетку. С того момента, как он, вернувшись от мисс Прайс, привинтил шишечку, Кэри и Чарльз не упускали его из виду ни на минуту. В конце концов, это была его кровать, не говоря уже о шишечке. Могли бы отпустить его в испытательный полет, скажем, до середины сада и обратно. Он не собирался отправляться далеко, просто ему хотелось посмотреть, полетит ли она вообще.
   — Ты только представь, Пол, — не унималась Кэри, — приходит Элизабет с твоим ужином, а кровать улетела. Что тогда? Это будет все равно что предательство, ведь мы же обещали мисс Прайс. Мы должны быть очень осторожными. Ты понял, Пол? Иди сюда, я расчешу тебе волосы, пока они влажные.
   Кэри и Чарльз проводили Пола в спальню. Втроем они сели на кровать и одновременно посмотрели на шишечку, как раз над правым ухом Пола; она была точь-в-точь такой же, как и три других.
   — Спорим, ничего не выйдет, — сказал Чарльз, — спорим на что угодно.
   — Ш-ш, — отозвалась Кэри, потому что вошла Элизабет с их ужином на подносе.
   — Смотрите, не пролейте на одеяло, — тяжело дыша, сказала она. — И пожалуйста, мисс Кэри, отнесите поднос вниз, сегодня у меня свободный вечер.
   — Свободный вечер? — повторила Кэри, и губы ее сами собой стали складываться в улыбку.
   — По-моему, в этом нет ничего смешного, — кисло заметила Элизабет. — Я это заслужила. И пожалуйста, без фокусов, ваша тетя легла спать.
   — Легла спать? — снова, как эхо, откликнулась Кэри. Ей вовре­мя удалось сдержать улыбку. Элизабет посмотрела на нее с подо­зрением.
   — Пожалуйста, без фокусов, — повторила она. — Этим детям все смешно.
   Ребята слышали ее вздох на лестничной площадке. Слышали, как Элизабет повернула за угол. А потом скинули тапки и пустились в пляс. На цыпочках, сдерживая дыхание, они вертелись, кружились и скакали и, наконец, запыхавшись, повалились на кровать Пола.
   — Куда поедем? — прошептала Кэри с сияющими глазами.
   — Давай на остров в Южном море, — предложил Чарльз.
   Пол, только что откусивший большой кусок хлеба, невозмутимо жевал.
   — Скалистые горы, — продолжала Кэри.
   — Южный полюс, — сказал Чарльз.
   — Пирамиды.
   — Тибет.
   — На Луну.
   — А ты куда хочешь, Пол? — неожиданно спросила Кэри. Счастье сделало ее великодушной.
   Пол проглотил остаток бутерброда.
   — Хочу в Лондон, в Музей естественной истории. — Он вспомнил, как Кэри и Чарльз ходили туда с дядей, без него, пока он, Пол, лежал в постели с простудой.
   — Ну, Пол! — сказала Кэри. — Придумай что-нибудь еще. Ты можешь загадать первым, раз это твоя кровать, но только что-нибудь хорошее.
   — Хочу в Лондон, — повторил Пол.
   — Ну ты же можешь туда поехать и так, почти в любое время, — напомнил ему Чарльз.
   — Все равно, я хочу в Лондон к моей маме.
   — Не говори «моя мама», она и наша мама тоже.
   — Я хочу к ней, — просто сказал Пол.
   — Ну да, мы тоже к ней хотим, — согласилась Кэри. — Только она немного удивится.
   — Я хочу к маме, — губы Пола задрожали, глаза наполнились слезами.
   Кэри забеспокоилась.
   — Пол, — попыталась она объяснить, — когда у тебя в руках Магия, нужно загадывать желания совсем необычные, а не что-нибудь вроде: повидать маму, сходить в музей... Понимаешь? Давай еще раз.
   По щекам Пола покатились слезы.
   — Я хочу к маме или в Музей естественной истории. — Он сжал губы, стараясь громко не всхлипывать, и грудь его ходила ходуном.
   — О господи! — безнадежно вздохнула Кэри и уставилась на свои ботинки.
   — Пусть загадает первым, — терпеливо сказал Чарльз. — Мы можем потом еще куда-нибудь слетать.
   — Ну как вы не понимаете... — начала Кэри. — А, ладно. Давайте. Забирайся на кровать, Чарльз.
   Ее охватило волнение.
   — Давайте держаться за спинки. Лучше подоткнуть этот конец одеяла. Теперь, Пол, берись за шишечку — только осторожно. По­дожди, я тебе вытру нос. Ну, ты готов?
   Пол встал на колени, лицом к изголовью и стене, и положил руку на шишечку.
   — Что я должен сказать?
   — Назови мамин адрес. Скажи: «Хочу попасть на Маркэм-сквер, 38» и поверни.
   Пол откашлялся.
   — Хочу попасть, — голос его был хриплым.
   — на Маркэм-сквер, — подсказала Кэри.
   — На Маркэм-сквер.
   — № 38.
   — № 38.
   Ничего не случилось. Они пережили ужасный миг тревожного ожидания, потом Кэри быстро прибавила:
   — Южный Уэльс, 3.
   — Южный Уэльс, 3, — повторил Пол.
   ...Это был кошмар. Стремительная гонка, превратившая мир вокруг в ускоренное кино. Путаница, в которой мелькали то поля, то деревья, то улицы, то дома, но ничего нельзя было толком разглядеть. Кровать качало. Ребята вцепились в прутья спинки. Одеяла и простыни завер­нулись вокруг Кэри и Чарльза, мешая видеть и дышать. Настоящая морская качка. Потом сильный удар... толчок... лязг... и кровать со скрежетом остановилась. Чарльз и Кэри кое-как выпутались из одеял. Они были совершенно потрясены и задыхались. Пол все еще стоял коленями на подушке. Лицо его побагровело, волосы поднялись дыбом.
   — Ну и ну, — проговорил Чарльз и огляделся. Они, действительно, были на Маркэм-сквер. Кровать аккуратно приземлилась на тротуар, слегка заехав на обочину. Это и в самом деле был дом № 38, с его черной парадной дверью, ступеньками, выложенными разноцветной плиткой, и подвальной решеткой. Чарльз оказался у всех на виду. Кровать была слишком кроватью, а улица — слишком улицей, а Пол шел по тротуару босиком, намереваясь позвонить в дверь. Пол, лохматый, в пижаме — перед маминой парадной дверью!
   Чарльз молил бога, чтобы дверь открылась быстро. Он был очень застенчив по натуре.
   В конце площади проехал красный автобус и на время она опустела.
   — Позвони еще! — с жаром закричал Чарльз.
   Пол позвонил еще раз.
   Звонок отозвался эхом в подвале — вежливый, извиняющийся, пустой звук. Темные окна смотрели на ребят безучастно.
   — Дома никого нет, — сказала Кэри, разминая ноги. — Мама, наверное ушла в гости. Ладно, будем ждать. Давайте пока приведем в порядок кровать.
   Пока они прибирали постель, расстилая одеяла, расправляя про­стыни, взбивая подушки, Чарльз поражался беззаботности Кэри и Пола. Как они не понимают, что неудобно застилать кровать на лондонской улице! Он с надеждой посмотрел на ступеньки в подвал.
   — Может, попробуем с черного хода? — предложил Чарльз. Все, что угодно, только бы подальше от кровати и ниже уровня тротуара.
   Ребята сползли по подвальным ступенькам. Но сколько они ни трясли и ни толкали дверь, ничего не вышло. Они заглянули в кухонное окно: на тщательно прибранной кухне стояла мертвая тишина. Окно на задвижке. Даже если его разбить, ничего хорошего не выйдет. Оно было забрано решеткой от воров.
   — Остается сидеть на кровати и ждать, — вздохнула Кэри.
   — Только не на кровати, — поспешно сказал Чарльз. — Давайте останемся тут. Тут нас никто не заметит.
   Они все вместе втиснулись на холодную нижнюю ступеньку. От мусорного ящика пахло заваркой.
   — Тоже мне, приключеньице, — заметил Чарльз.
   — Да уж, — согласилась Кэри. — Это все Пол.
   Темнело. Свет проникал к ним сверху, с улицы. В воздухе стоял туман.
   Они слышали шаги прохожих. Шаги внезапно затихали у дома № 38, и ребята, вслушиваясь, понимали, как одинаково думают взрослые. Почти все с глубоким удивлением говорили: «Как странно! Кровать» или «Кровать! Как странно». Только и слышалось: «Кро­вать... кровать...» и шаги. Один раз, когда шаги стихли, Чарльз громко сказал: «Как странно! Кровать». Было уже почти совсем темно, и на них падала тень от подвальной решетки.
   — Какие-то дети, — пробормотал чей-то голос, будто объясняя это другому человеку. Когда шаги стихли, Чарльз крикнул вслед:
   — И кровать!
   — Не надо, Чарльз, это же невежливо. Мы так только неприятности наживем.
   Окончательно стемнело. Темнота смешалась с туманом.
   — Туман с реки, — сказал Чарльз. — И если хотите знать мое мнение, мама уехала на все выходные.
   Пол уже почти заснул, привалившись к плечу Кэри. Неожиданно Кэри осенило.
   — Придумала! — воскликнула она. — Давайте заберемся в кро­вать! Уже темно. Если туман густой, нас никто не увидит.
   Ребята снова поднялись по ступенькам и пересекли тротуар. Ох, до чего хорошо было заползти под стеганое пуховое одеяло! Небо между крутыми черными крышами было сероватым. Звезды исчезли.
   — Нет, по-моему, приключения не получилось, — прошептал Чарльз.
   — Я знаю, — ответила Кэри. — Но ведь это в первый раз. Мы еще научимся.
   Между ними посапывал Пол, распространяя приятное тепло.
   Кэри, должно быть, успела заснуть, как вдруг кровать толкнули. Разбуженная, сначала она лежала тихо. Сырая тьма... На ногах тяжесть. Где она? Потом она вспомнила.
   — Пожалуйста! — страдальчески пискнула Кэри. Туман сгустился, и она ничего не видела.
   Рядом кто-то хрипло дышал.
   — Чтоб мне...
   — Пожалуйста, — снова попросила. Кэри, — встаньте с моей ноги.
   В глаза ребятам ударил свет, ослепительный, пугающий диск, как будто напротив зажгли прожектор.
   Хриплый голос сказал:
   — Чтоб мне провалиться — дети!
   Тяжесть сама по себе исчезла, и Кэри с облегчением подтянула ноги, моргая на яркий свет. Внезапно она поняла, что за этим диском света — полицейский, толстый и высокий полицейский, перепоясан­ный скрипучим ремнем.
   Он выключил фонарь.
   — Дети! — снова удивленно сказал он, но потом посуровел. — Не положено, — тяжело выдохнул он. — Не положено таким кроватям находиться на улице. Опасно для прохожих. Чуть ногу не сломал об эту вашу кровать. Улица не место для кроватей. Где ваша мама?
   — Не знаю, — тихо сказала Кэри.
   — Говори громче, — приказал полицейский. — Как тебя зовут?
   — Кэри Уилсон.
   Опять зажегся фонарь, и появился блокнот. Полицейский снова сел на кровать, но на этот раз ноги Кэри не пострадали.
   — Адрес?
   Заспанный Чарльз сел в кровати.
   — Что случилось?
   Перед Кэри неожиданно возникло лицо тетки Беатрисы, поджатые губы, блекло-голубые глаза с розовыми веками. Она подумала о том, как встревожится и огорчится мама. Письма... полиция... жалобы... штраф... тюрьма.
   — Знаете что, — сказала Кэри, — мне ужасно жаль, что вы из-за нас ушибли ногу. Если вы только чуть-чуть привстанете, мы уберем кровать и не будем вас больше беспокоить. Совсем уберем. Честно-честно.
   — Это же тяжелая железная кровать, — возразил полицейский. — Знаю я такие кровати.
   — Мы можем ее убрать, — настаивала Кэри. — Мы ее сюда принесли, и мы знаем, как ее убрать.
   — А я лично не вижу, как можно убрать эту кровать куда бы то ни было, в таком-то тумане...
   — Если вы встанете на минутку, — сказала Кэри, — мы вам покажем.
   — Не спешите, мисс. — Полицейский вспомнил о своих обязанно­стях. — В данный момент я вставать не собираюсь. Откуда вы притащили эту кровать?
   Кэри колебалась. Ну и в переделку они попали! Она снова подумала о тетке Беатрисе. И о мисс Прайс — ох, мисс Прайс, это было хуже всего: рассказать о ней — и конец всему, хотя и вранье никогда еще не приносило пользы.
   — Понимаете... — начала Кэри, стараясь думать побыстрее.
   — Мы принесли ее из моей комнаты, — неожиданно вмешался Пол.
   — Та-ак, — произнес полицейский ироническим тоном (чтобы скрыть свое замешательство). — И где же твоя комната?
   — За комнатой Кэри, — ответил Пол. — В конце коридора.
   Полицейский, который выключил было свой фонарь, включил его снова и посветил прямо в лицо Полу. Раньше Кэри и Чарльз как-то не задумывались о внешности Пола, но тут они вдруг поняли, что лицо у него совершенно ангельское. Пара крылышек за спиной и нимб, по которым обычно узнают ангелов на картинках, были словно для него придуманы.
   Полицейский выключил фонарь.
   — Бедный мальчонка, — пробормотал он, — таскают его по Лон­дону среди ночи.
   Этого Кэри не могла вынести.
   — Вот и нет, — возмутилась она. — Это он виноват. Это все его идея...
   — Ну-ну, — сказал полицейский. — Хватит. Что я хочу знать, так это, где вы взяли кровать? В какой части Лондона, если быть точным.
   — Она вообще не из Лондона, — сказал Чарльз.
   — Тогда откуда?! — взорвался полицейский.
   — Из Бедфордшира, — ответила Кэри.
   Полицейский вскочил. Кэри услышала, как он сердито отдувается в темноте.
   — Шуточки?
   — Вовсе нет, — сказала Кэри.
   — И вы хотите мне сказать, что протащили ее всю дорогу от самого Бедфордшира?
   Полицейский вздохнул. Кэри поняла, что он старается сдержаться.
   — На поезде привезли?
   — Нет, — сказала Кэри.
   — Тогда на чем, позвольте спросить?
   — Ну... — замялась Кэри. Она снова подумала о мисс Прайс. — Понимаете, мы не можем вам сказать.
   — Или вы мне рассказываете, как эта кровать попала сюда из Бедфордшира, или идете со мной в полицейский участок.
   — Хорошо, — сказала Кэри, чувствуя, что слезы жгут ей глаза. — Я скажу. По волшебству, если хотите знать!
   Наступило молчание. Угрожающее молчание. Кэри даже испуга­лась, что полицейский ударит ее своей дубинкой. Но, когда он заговорил, голос его был спокоен.
   — Ах, вот как? По волшебству. А теперь послушайте, что я вам скажу. Вы, конечно, знаете о том, что существует закон? Закон может быть добрым, но есть нечто, чем закон быть не может, — он сделал глубокий вдох, — закон не может быть посмешищем. А теперь, все трое, вылезайте из-под одеяла. Пойдете со мной в участок!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК

   Ребята не сразу поняли, что пришли. Кэри не замечала дороги, погрузившись в глубокое уныние — каждый шаг, отделяющий их от кровати, уменьшал шансы на спасение. Пол величественно восседал на руках у полицейского, безразличный ко всему происходящему. А Чарльз, оказавшийся в Лондоне босиком, считал каждый бугорок на мостовой.
   И вот — полиция. За длинной стойкой сидел седой полицейский без фуражки. Лампа под зеленым абажуром освещала его суровое, осунувшееся лицо, лицо солдата. Кэри задрожала.
   — Ну что там у вас, сержант? — устало спросил седой офицер. — Я думал, на сегодня все.
   — Да вот, сэр, дети. Мне показалось, что лучше привести их сюда. На улице были, с кроватью, сэр. Мешали движению, нарушали общественный порядок, ну и все такое.
   Инспектор потянулся к вешалке за своей фуражкой.
   — Ну, так запишите их имена, адреса, разыщите родителей. — Он замолчал и медленно обернулся. — На улице с чем?
   — С кроватью, сэр.
   — С кроватью?
   — Так точно, сэр, железная такая кровать, с шишечками.
   Инспектор с любопытством взглянул на Кэри. Неожиданно Кэри поняла, что ей нравится его лицо, нравится прищуренный взгляд его глаз и усталые складки у рта. Ей ужасно захотелось, чтобы он не смотрел на нее, как на преступницу. Он поглядел на всех троих еще немного, потом обратился к сержанту:
   — А где сейчас кровать?
   — Там, на улице, сэр. Маркэм-сквер.
   — Лучше послать за ней фургон. А детишек передайте миссис Воткинс, пока не найдете родителей. Я устал как собака, сержант. Судебное заседание в 9.30, не забудьте. Мне понадобитесь вы и сержант Коулз.
   — Слушаю, сэр. Спокойной ночи, сэр.
   По дороге к двери инспектор еще раз взглянул на ребят. «Он поговорил бы с нами, если бы не так устал», — подумала Кэри. Ох, если бы их ругали, она бы не так боялась. Кэри чувствовала, что оказалась во власти чего-то большего, чем какой-то полицейский, чего-то громадного, перед чем сами полицейские испытывали благо­говейный страх. Она догадывалась, что это и есть тот самый «закон» — закон, «который не может быть посмешищем».
   Сержант говорил по телефону:
   — Да, трое. Нет — только накануне вечером... Нет, он ушел. Устал, говорит, как собака... От чашечки горячего чайку я бы не отказался, если готово... Так точно.
   Потом он вытащил блокнот и записал их адрес.
   — Это что же получается, — сообразил он, проведя несколько минут в молчаливых и напряженных подсчетах, — вы были возле собственного дома?
   — Мамы нет, — поспешно ответила Кэри, надеясь удержать его от звонка.
   — Но вы же сказали, что кровать из Бедфордшира?
   — Да, — подтвердила Кэри. — Дом заперт.
   Полицейский что-то писал. «Прямо возле своего дома, — бубнил он себе под нос. — Это другое дело».
   — Ну что же, — сказал он, закрывая блокнот. — Пока что идемте со мной.
   Он повел ребят по коридору, через заднюю дверь, в совершенно темный внутренний двор.
   — Смотрите под ноги, — предупредил он.
   Пол взял Кэри за руку.
   — Мы идем в тюрьму? — прошептал он.
   — Не знаю, — шепотом ответила Кэри. — Думаю, что да.
   — Проходите, — сказал сержант. И ребята в темноте протиснулись мимо него в какую-то дверь. Сержант включил свет.
   — Миссис Воткинс! — позвал он.
   Миссис Воткинс, суетливая женщина в красной шерстяной кофте и белом переднике, имела мало общего с Тюремной Надзирательницей, которую ожидала увидеть Кэри. Гораздо больше она походила на гардеробщицу или нянечку в больнице. И комната, в которую она провела ребят, напоминала скорее больничную. Там стояли кровать, два кресла, стол и аспидистра ^[3]в горшке. Миссис Воткинс уложила Пола в кровать и укрыла одеялом. Потом повернулась к Чарльзу и Кэри.
   — Какао или чай? — спросила она их.
   — Что вам проще, — поколебавшись, вежливо ответила Кэри.
   — Сержант пьет чай.
   — Тогда чай, — робко согласилась девочка. — Большое спасибо, — прибавила она.
   С минуту миссис Воткинс смотрела на Кэри.
   — Потерялись, что ли? — полюбопытствовала она.
   Кэри, сидя на краешке кресла, смущенно улыбнулась.
   — Не совсем.
   — Напроказничали? — спросила миссис Воткинс.
   Кэри покраснела. Слезы навернулись ей на глаза.
   — Не совсем, — пробормотала она.
   — Ну ладно, — ласково сказала миссис Воткинс, — сидите тут тихонько, будьте хорошими детьми, и получите по чашке отличного чая.
   — Спасибо, — невнятно ответила Кэри.
   Когда дверь закрылась за миссис Воткинс и в замке повернулся ключ, Кэри разрыдалась. Чарльз смотрел на нее с несчастным видом, а Пол, усевшись в постели, с интересом спросил:
   — Ты чего плачешь, Кэри?
   — Это все ужасно, — всхлипывала Кэри. Она прижимала к глазам носовой платок, но слезы никак не хотели останавливаться.
   — Не думаю, — заметил Пол. — Мне нравится эта тюрьма.
   Чарльз кинул на него свирепый взгляд.
   — Конечно, дома бы тебе в это время чая не дали.
   — И совсем не потому, — неуверенно возразил Пол. — Мне нравятся тюрьмы такого типа.
   — Ну, это еще не тюрьма. Это полицейский участок.
   — А, — сказал Пол и оглядел комнату, но уже с меньшим энтузи­азмом.
   — Пол, — сказала Кэри через некоторое время, когда они выпили чаю и миссис Воткинс снова оставила их одних, — я тебе уже говорила, что это было глупое желание. Я тебя предупреждала. А теперь мы потеряли кровать. Полицейский позвонит маме. Мама будет ужасно переживать. Тетка Беатриса узнает. Нас заставят все объяс­нить. Мисс Прайс попадет в беду. Мы нарушим наше обещание. Волшебство кончится. И никто больше не захочет нам верить...
   Пол был серьезен.
   — Теперь ты видишь, Пол? — Голос Кэри звучал так, словно она опять собиралась расплакаться. — А попадет нам с Чарльзом. Скажут, что мы тебя втянули. Что мы уже достаточно большие и должны лучше во всем разбираться. Понимаешь?
   Пол заметно посветлел лицом.
   — Да, — сказал он.
   — Мы заперты. И ничего сделать не можем...
   Ребята услышали, как во двор въехала машина. Скрипнули тормо­за, раздались чьи-то голоса.
   — Еще кого-то привезли! — взволнованно воскликнул Пол.
   Чарльз подошел к окну, но не решился тронуть штору:
   — Нас заметят...
   — Я знаю, что надо делать! — сказала Кэри. — Выключай свет.
   Чарльз повернул выключатель у двери и только тогда, в темноте, отогнул угол шторы. Она неожиданно с грохотом поднялась. В комнату полился розоватый свет, слабый, но ясный.
   — Светает, — удивленно сказал Чарльз. — Утро. Туман исчез. Нас не было всю ночь.
   Он посмотрел вниз, во двор.
   — Слушай, Кэри...
   — Что?
   — Никого они не привезли. Это... Кэри, это же кровать!
   Кэри вскочила со своего кресла, а Пол отшвырнул одеяло. Они кинулись к окну. Двое полицейских выгружали из фургона кровать. Потом полицейские подтащили кровать к стене, постояли, глядя на нее и растирая руки, и засмеялись.
   — Я и сам бы вздремнул, — сказал один, когда они входили в здание.
   Двор затих.
   — Если бы мы могли до нее добраться, — вздохнул Чарльз.
   — Если бы... — сказала Кэри.
   Бледный свет мягко освещал их лица, с тоской смотревшие из-за решетки.

ЧУДЕСА В ПОЛИЦИИ

   На следующее утро, около 9 часов, сержант и инспектор смотрели друг на друга через инспекторский стол. Инспектор сидел. Сер­жант стоял. Лицо его было красным, фуражку он держал в руках.
   —... и это все, что я знаю, сэр, — говорил он.
   — Но каким образом они улизнули? — спросил инспектор. — Боюсь, я не совсем вас понимаю, сержант. Прежде всего, как они попали во двор?
   — Видите ли, сэр, миссис Воткинс повела их посмотреть на мой садик.
   — Посмотреть на ваш садик? — удивленно переспросил инспектор.
   — Да георгины, сэр, в горшках, в конце двора. Миссис Воткинс называет их моим садиком. У меня там еще душистый горошек — отлично всходит, горошек-то...
   — Я не знал, сержант, что вы садовод, — довольно холодно заметил инспектор. — Ну, а потом?
   — Миссис Воткинс, сэр... ей очень понравились эти ребятишки. Она подумала, что они еще захотят посмотреть на птичку, сэр.
   — На птичку?
   — Я держу канарейку, сэр. Там, внизу. Я как раз выносил клетку сегодня утром, на солнышко, так сказать.
   — У вас там еще что-нибудь есть, во дворе?
   Сержант переступил с ноги на ногу.
   — Нет, сэр, только шелкопряды.
   Инспектор взглянул в окно, сжав губы так, словно пытался силой удержать их вместе.
   — И вы оставили детей одних во дворе? — сурово спросил он.
   — Так ведь, сэр, ворота были заперты, сэр. Робертс дежурил снаружи. Я только заглянул в коридор хлебнуть чайку с миссис Воткинс, она там ждала...
   — Так, продолжайте. Сколько времени вы хлебали этот чаек?
   — Нисколько, сэр. Я только взял чашку у миссис Воткинс, положил сахарку, размешал и сразу вышел...
   — А потом?
   — Ну, а детей уже не было. Я сначала подумал, что они зашли за колонны.
   Сержант вытер лицо носовым платком.
   — Но нет, — прибавил он.
   — Исчезли?
   — Да, сэр, исчезли.
   — И кровать тоже.
   — Да, сэр, и кровать. Мы обыскали помещения. Ворота были еще на замке. Роберте сказал, что ничего не заметил.
   Инспектор разглядывал свои ногти.
   — Весьма странно. Миссис Воткинс подтверждает вашу историю?
   — Да, сэр.
   — Значит, говорите, миссис Воткинс они понравились?
   — Да, сэр. Они были славные ребятишки, сэр, воспитанные. Я тут рассердился на них прошлой ночью. Ушиб ногу об их кровать. А они совсем не обиделись.
   Инспектор откинулся в кресле.
   — Стало быть, они и вам пришлись по душе?
   — Прошлой ночью нет. Но сегодня утром — знаете, сэр, они так хвалили мою птичку...
   — И вы, наверное, пожалели, — медленно произнес инспектор, не спуская глаз с сержанта, — что вообще привели их сюда.
   Сержант посмотрел на инспектора округлившимися глазами и глотнул воздух.
   — Думаете, я пошел и выпустил их, да? — На его полном лице появилось суровое и величественное выражение. — Уверяю вас, сэр, мне и в голову не пришло ничего подобного. Я знаю свои обязанности, сэр.
   Он стоял с обиженным видом, уставившись в одну точку на стене, над головой инспектора.
   Инспектор улыбнулся.
   — Извините, сержант, если я был к вам несправедлив. Но вы же рассказали мне сущую небылицу, сами понимаете. Если передние ворота заперты, выйти со двора абсолютно невозможно.
   — Знаю, сэр.
   — Да еще эта ерунда с кроватью...
   — Да, сэр, — сказал сержант.
   — Этих детей никак нельзя считать правонарушителями. Они просто шалили, так ведь?
   — Да, сэр. — Неожиданно в глазах сержанта блеснул веселый огонек. Он повертел в руках фуражку и, покраснев, поглядел на инспектора так, будто с трудом решался выразить свою мысль словами.
   — Мне кое-что сейчас пришло в голову, сэр.
   — Ну?
   — Девчурка, когда я спросил, как она перенесла кровать из Бедфордшира...
   —Да?
   Сержант понизил голос.
   — Она сказала — по волшебству.
   На какой-то момент инспектор онемел, потом слабым голосом произнес:
   — Ну, знаете, сержант...
   Румянец на щеках сержанта стал гуще.