Мои опасения были напрасными. Мы молчали, просто сидели, обнявшись и всхлипывали. Через минуту к нам подошли люди, они что-то стали говорить родителям Игоря, а я воспользовался моментом и отошел в поисках Нели.
   Она стояла на кухне и курила в форточку. Я встал рядом и стал смотреть в окно. В доме напротив мужик в серой майке прямо с балкона хлопал пыльный половик. Этажом ниже на веревках сохли белоснежные простыни.
   – Как дела? – спросила Неля.
   – В вашей фирме все в порядке. Есть пара вопросов, но, это потом, когда придет подполковник.
   – Он теперь полковник.
   – О! То-то я его два дня найти не мог, видимо отмечал.
   – Там вообще интересная ситуация, – оживилась Неля. – Мне его жена звонила, плакалась. Мало того, что он очередное звание получил, он еще и из семьи ушел. Встретил старую зазнобу, собрал вещи, сказал: «Прости, дорогая», и ушел. Два дня скрывался от всех, видимо, что-то типа медового месяца, потом вышел на связь, но где живет, не говорит.
   – Что это он под старость лет?
   – Ему сорок два.
   – Серьезно?! – я поразился. – А я давал ему не меньше полтинника.
   – Да, выглядит он неважно. Водка, курево, работа.
   – Он еще молодой, – я помолчал. – А вообще-то следующий шаг – генерал.
   – Вот, вот! Постарайся найти с ним общий язык, он – перспективный товарищ.
   – Слушай, Нель, вы в январе – феврале никаких крупных покупок не делали?
   – Насколько крупных?
   – Ну, там, квартиру, может, гараж подземный, может, дачу? В пределах миллиона?
   – Нет. А что?
   – После нового года Игорь вытащил из оборота миллион, записал, как долг, но не вернул. Аркадий считает, что он эту сумму превратил в дивиденды.
   – Я ничего об этом не знаю. Спроси у Спарыкина, они все всегда решали вместе, я не особо вникала в денежные вопросы.
   Я заметил, что Неля встревожилась. Когда она наполовину докурила вторую сигарету и выбросила окурок в форточку, мы вместе прошли в комнату. Меня посадили на угол, около коридора. За столом было всего два пустых стула, один из которых, естественно, предназначался Спарыкину.
   – Подождем еще пять минут, – сказал Нелькин отец.
   Через минуту тягостного молчания появился Спарыкин. Он вошел в незапертую входную дверь, исчез на секунду в ванной, потом сел за стол и сразу же взял слово. Он говорил четко и ясно, как на митинге. Надо отдать ему должное, он говорил красиво. Я бы так не смог. Все выпили. Я пригубил компот. Когда встал Игорешкин тесть, в дверь позвонили. Видимо, Спарыкин по привычке повернул за собой замок. Открывать пришлось мне.
   Опоздавшим оказался Ефимов, увидев меня он впал в ступор и секунды две таращился на меня, не в силах вымолвить ни слова. Наверное, именно так выглядят люди, увидевшие привидение.
   – Что с тобой? – спросил я.
   – Сейчас пройдет, – он указал рукой на сердце. – Что-то прихватило.
   – Понятно. Не знал, что ты сердечник.
   – Иногда мотор пошаливает, – он быстро взял себя в руки.
   Мы сели. Я съел все без остатка, выпил три стакана компота, особенно налегал на блины и мед. Слова я не брал. После еды никто уходить не торопился. Я вышел на балкон, мне было жарко. Следом за мной вышел Ефимов. Лицо у него было скорбное.
   – Ну что, отошло? – спросил я.
   – Все в порядке. А как у тебя дела?
   – Ничего хорошего. Мало того, что неприятности в рознице, так еще и напарник в больницу угодил.
   – Что с ним?
   – Упал с моста, весь переломался.
   – Пьяный что ли, был?
   – Похоже на то, – я не стал вдаваться в подробности.
   – Сильно?
   – Чуть живой.
   Виктор понимающе поцокал языком.
   – Что-то я твоей машины не вижу, ты что, пешком? – спросил он.
   – Вон она, под дубом.
   – Где?
   – Да вот же! Белая «десятка».
   – У тебя вроде как «москвич»?
   – «Москвич» – это наша с Серегой служебная тачка, а «десятка» – моя личная.
   – Тогда все понятно.
   – Что понятно?
   – Это я так. Просто никогда не видел тебя на «десятке».
   На балконе было сыро. Тапочки, которые мне дала Нелька, промокли. Я украдкой посмотрел на ноги Ефимова. Он был в ботинках. Я вспомнил, что он не снял обувь, он даже и не подумал ее снимать. Под рубашку проникла весенняя прохлада, стало зябко.
   – Я очень тороплюсь. Как ты думаешь, – спросил Ефимов. – Если я уйду прямо сейчас, самый первый, это будет удобно?
   – Вполне, – сказал я. – Вслед за тобой разойдутся остальные. Просто первым никто не решается, – добавил я и зашел в комнату, боясь простыть.
   Ко мне подошел Пашка, он отвел меня в угол комнаты, усадил в кресло и по секрету, шепотом стал рассказывать, о том, что мама, бабушка и дедушка разрешили ему, наконец, купить собаку. Он никак не мог решить какую породу ему выбрать, добермана или пуделя. Потом он рассказал, как в комнату к дедуле залетела синица и обкакала его газеты. Потом он убежал, а я остался в кресле и стал ждать, пока Спарыкин закончит разговор с родителями Игоря. Спарыкин разговаривал из вежливости, он несколько раз бросал в мою сторону нетерпеливый взгляд и пожимал плечами. Наконец ему удалось вырваться от стариков, он пошел в сторону двери, кивнув мне головой, приглашая следовать за ним. Спарыкин курил у подъезда, он кашлял и свистел при выдохе.
   – Поздравляю, – сказал я при пожатии.
   Спарыкин внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, нет ли в моих словах подвоха.
   – Вы теперь полковник, – пояснил я.
   – Спасибо, – нехотя поблагодарил он. – Выкладывай, что там у тебя.
   – Я понемногу вникаю в суть дела, – осторожно начал я. – По ходу у меня возникло несколько вопросов.
   – Ну.
   – Во-первых, Игорь пользовался кредитами.
   – Какими кредитами?
   – Брал взаймы деньги в своем банке.
   – Этого не может быть.
   – Это – факт. Мало того, для него была открыта кредитная линия.
   Полковник погрустнел. С него как-то сразу сошел весь понт.
   – А ошибки быть не может? – с надеждой спросил он.
   – Есть документы. Какая может быть ошибка?
   – И сколько мы должны?
   – Мы, то есть вы, нисколько не должны. Все кредиты погашены, проценты выплачены еще в прошлом году. Ничего страшного в этом нет, я, например, обеими руками – за.
   – Это уже лучше, – облегченно вздохнул Спарыкин. – А я ведь ему полностью доверял.
   – Видимо, он не смог вас переубедить, – ехидно сказал я. – Вы себя в зеркале видели? С вами тяжело спорить. Практически невозможно. Срочно нужны были деньги. Пошел и взял, вложил, прокрутил, отдал!
   – А если бы пролетел?
   – Он брал небольшие деньги – от пятисот тысяч, до миллиона.
   – Ни хрена себе небольшие!
   – В пятнадцать раз меньше месячного оборота, и не более тридцати процентов товарного запаса на складе. Это вполне безопасно. Завтра у меня на руках будет вся кредитная история предприятия. Если хотите, я разложу ее для вас по полочкам.
   Полковник достал еще одну сигарету.
   – В принципе, я ведь – мент, а не коммерсант, – примирительно, уже оправдывая Игореху, сказал он. – Но, имей ввиду, ты – не Игорь, без моего разрешения ни-ни. Что еще?
   – Вы получали в этом году дивиденды?
   – Пока нет, но я очень надеюсь в ближайшее время выдернуть лимончик. Мне нужно купить квартиру.
   – Это вряд ли. Игорь в январе уже изъял из оборота один миллион.
   – Он без меня никогда ничего не вытаскивал.
   – Это вы так думаете.
   – Ты хочешь сказать, что он их украл?
   – Нет, он записал в журнале, что берет в долг, на месяц, но так и не вернул. Аркаша решил, что вы поделили их на дивиденды.
   – Ну и где же они? – раздраженно спросил полковник.
   – Не знаю. У Игорька теперь не спросишь.
   – Этого не может быть, – упрямо пробубнил Спарыкин.
   – Да что вы заладили, – рассердился я. – Не может быть! Не может быть! Я ведь факты привожу, а не гадаю. Я думаю, что он на самом деле взял их в долг, но не для себя, а кому-то.
   Полковник отмахнулся от меня как от назойливой мухи.
   – Он же не дурак, он всегда советовался со мной, без меня ничего не делал. Кто же, как не я, будет вытаскивать его из дерьма, если его кинут? Какой ему смысл скрывать?
   Смешной он все-таки парень, этот полковник. Я его как на ладошке разглядел, я его теперь насквозь видел. Как он растерялся! Естественно, тут не по его пошло. А когда не по его, думать надо, а думать тяжело. Тупарь!
   – А если он их под проценты дал на пару месяцев, а с вами делиться не захотел?! – спросил я. – Сейчас за нефиг делать под два, а то и под все три процента в месяц можно клиента найти, представляете, сорок штук за шестьдесят дней в кармашек лягут!
   – Вот козел! – взревел полковник.
   – Подождите вы его ругать, – попытался я его успокоить.
   – А я не его, а тебя. Он же твой друг, а ты так легко, да еще с ехидцей, про него такие вещи говоришь. Наверное, по себе людей судишь.
   Мне стало неловко.
   – Я ни чего не утверждаю, – стал оправдываться я. – Это просто один из вариантов.
   – Вряд ли он был на такое способен, – сказал полковник. – Мне не хочется так думать.
   «Мало ли, чего тебе не хочется, – подумал я. – Все возможно. Факты – вещь упрямая», – а вслух сказал:
   – Тогда есть другой вариант, он дал взаймы, не сказав вам, потому что заранее знал, что вы будете против. Например, ему нравился человек, а вам – нет.
   – На себя намекаешь?
   Я пропустил его реплику мимо ушей и спросил:
   – Может быть такое?
   – Пожалуй, да, – согласился полковник. – Сейчас в принципе гадать бессмысленно. Деньги пропали. Нужно искать. Ведь еще восемьсот штук сперли из сейфа. Как мы с такими потерями, выживем?
   – Выживем, – уверенно сказал я. – Но чтобы развиваться, нам придется занимать.
   – Я против, – сказал полковник, но в голосе его не чувствовалось непоколебимой уверенности.
   – Давайте с вами потом об этом поговорим, – не стал спорить я. – Я попробую все четко и ясно обосновать. Не будьте столь категоричны тем более, что вы сами недавно сказали, что вы не коммерсант, а – мент. Кстати, как продвигается расследование?
   – Продвигается, – туманно ответил Спарыкин. – На всякий случай взяли Клима с бригадой. Сидят смирно, но никто не колется.
   – Мне кажется, что этот лимон вполне может послужить поводом для убийства, – предположил я. – Человек взял деньги, отдать не смог, а, может быть, изначально не собирался и завалил Игорька, зная, что тот никому не сказал о деньгах.
   – Я уже подумал об этом. Миллион – очень хороший повод для убийства. Мы возьмем в разработку эту версию.
   – У меня для вас есть еще одна, – сказал я.
   – Валяй.
   Из подъезда вышла бабушка с палочкой в шали, синем пальто и прорезиненных валенках. Она села на скамейку в метре от нас и нам пришлось выйти из-под козырька, ближе к березе, с которой на нас стали падать мелкие капельки влаги непонятного происхождения.
   – Вы знали, что у Игоря была любовница? – осведомился я.
   Спарыкин сделал удивленное лицо. За все время нашего знакомства я успел заметить, что его мимика чрезвычайно скупа. Он был или сердит, или непроницаем, сейчас впервые в выражении его лица появились какие-то человеческие оттенки. По всей видимости, он действительно удивился, причем настолько, что не смог совладать со своими эмоциями.
   – Ты серьезно? – спросил он.
   – Вполне, – я не понимал, что тут удивительного, вон у Сереги, например, их – сотни.
   – Кто она?
   – Я не знаю. Она позвонила Игорю на сотовый, назвалась иволгой, я даже с ней встречался. Ей хотелось поговорить о его смерти поподробнее.
   – Ну и при чем здесь …?
   – Она обмолвилась, что ее муж – большая шишка, то ли чиновник, то ли бандюган, и она подозревает, что он заказал Игоря, после того, как узнал об их связи. Правда, потом добавила, что это – маловероятно.
   – Вероятно это или нет, мы решим сами. Где она живет?
   – Я не знаю.
   – Ты ведь ее отвез.
   – Она ушла сама.
   Полковник подозрительно посмотрел на меня.
   – С какого номера она тебе звонила?
   – Откуда мне знать?
   – У тебя же на трубке есть определитель.
   – Я не запомнил. Копался, да стер номера.
   – Когда она тебе звонила?
   – В пятницу утром два раза с небольшим перерывом, первый раз бросила трубку, решив, что неправильно набрала номер, и потом еще в обед.
   – Как она выглядит?
   – Да я больно-то не приглядывался. От двадцати пяти до тридцати, симпатичная, стройная, богато одетая, загорелая. Только что приехала с отдыха, по-видимому, из-за границы.
   – Будем пробивать, – сказал полковник.
   Запел Стинг.
   – У нас проблемы, – повизгивая сообщил Нырко.
   Я жестами пояснил полковнику, что звонок важный.
   – Что случилось?
   – Только что приехали люди из «Спецторга» и поменяли конкурсную документацию. Это по правилам. Они выставили цены ниже ваших.
   – Что это означает?
   – У вас на корабле крыса. Идет слив информации. Я очень боюсь, что и против меня собирается компромат.
   – Это плохо.
   – Безобразно. Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня все наши дела были известны только вам и Аркадию. Если подобное повторится, мы прекратим отношения.
   «А они и так известны только мне и Аркадию», – подумал я. Или нет?
   – А как быть с тендером?
   – Этот вопрос я закрыл. Я позвонил Аркадию и велел быстренько и секретно состряпать новый список с ценами на семь процентов меньше. Мы еще успеем его подменить. Но, я хочу, чтобы все это было в последний раз.
   От его писка звенело в ушах.
   Я пересказал содержание разговора Спарыкину. И добавил от себя историю о том, как представители «Спецторга» пытались свести с нами дружбу.
   – Найду предателя, разорву пасть от уха до уха! – вскипел полковник. – А этим спецторговцам скажи, чтобы больше не совались, а то я к ним спецназ пришлю! Мы надолго замолчали. Полковник достал еще одну сигарету.
   – Честно говоря, ты меня огорошил, известием о деньгах и кредитах, – миролюбиво сказал он. – Очень много неожиданной информации, есть над чем поразмыслить. Давай, пока.
   – Алексей Лукьянович, – я чуть было не забыл о своих проблемах. – У меня есть к вам личные дела.
   – Выкладывай, – нехотя сказал он.
   Я рассказал ему о том, как нас кинули с остановочным павильоном, о стрелке и о том, как Серега набил морду Симохе. Эпизод с дракой Спарыкин попросил повторить еще раз, во всех подробностях. Он доставил ему видимое удовольствие.
   – Молодец, – похвалил он Сергея. – Так их и надо, козлов, мордой об асфальт. Не хрен их бояться.
   – Так-то оно так, – возразил я. – Только Серега сейчас в больнице. Симохины дружки скинули его с моста, я боюсь, как бы они не сожгли наши точки.
   – Что ты говоришь! Это на Симоху не похоже. Я ему сейчас позвоню.
   – Вот так запросто?
   – Легко. Ваш Симоха у меня вот где, – он поднес к моему носу увесистый кулак. – Он – никто, мелкая шестерка. Можешь считать, что с сегодняшнего дня я – ваша крыша.
   – Раз вы наша крыша, то вам и карты в руки. Симоха не смог, так может быть, вы отобьете павильон у братьев Пивоваровых? Они ведь самые настоящие аферисты.
   – Это вы – самые настоящие идиоты. А там люди работают, и кто у них за спиной неизвестно, – он подошел к урне и выбросил окурок. – Ты завтра утром принеси мне копии договоров и напечатай на бумаге по пунктам всю ситуацию. Кто такие, где сидят, на чем ездят, все что вспомнишь. Попробуем что-нибудь сделать.
   – Мы весь разговор записали на диктофон. Кассету тоже принесу, только не утром. Есть дела по фирме.
   – Тогда в час, около УБОПа, позвонишь, я выйду. А кто вас надоумил сделать запись?
   – Сами.
   – Молодцы.
   Он секунду сомневался, потом все-таки пожал мне руку и ушел к машине, темно-синей, тонированной «Премьере».
   Наш разговор произвел на меня странное впечатление. Я стал относится к Спарыкину иначе. Не то чтобы он стал мне нравиться, нет. Он мне до сих пор не нравился, однозначно и без всяких сомнений, но уже не так категорически, как раньше. Что-то в нем появилось живое, какие-то оттенки, которые я принимал и понимал. Я думал о том, что он бросил семью, и не знал как к этому отнестись. Вроде бы ничего хорошего. Совсем не умно. Ведь можно же, как Серега…. А этот, поди, ж ты, одним махом все, что нажил, коту под хвост. Вот теперь квартиру покупать собрался.
   Я позвонил Аркашке и выяснил, что тендерные документы по скотчу свободно валялись у Вероники на столе, и их мог сфотографировать кто угодно, даже отксерить. Я понял, что с определением предателя будет нелегко.
   У меня разболелась голова, как будто на мне была тесная шапка или металлический обруч, и немудрено, последние несколько дней я находился в постоянном напряжении, нервы стали совсем ни к черту. Я решил съездить к реке. Вода успокаивает.
   Мне по душе старая часть города. Когда ходишь по серым камням, то кажется, что стоит внимательно присмотреться, и на мостовой, где-нибудь между брусчаткой можно найти монетку с царским профилем. А если кладешь руку на перила мраморных лестниц, то будто прикасаешься к вечности. Я вышел из машины и встал на берегу, лицом навстречу теплому ветру. Баржи еще не ходили, но метрах в двадцати от берега неслась моторка, прыгая по гребням и поднимая немыслимые волны, в ней сидели и что-то кричали два гордых и счастливых мужика. Мной охватила жажда странствий. Со мной так часто бывает. Иногда, приезжая на железнодорожный вокзал или в аэропорт в качестве встречающего или провожающего, я погружался в атмосферу дороги и ловил себя на мысли, что больше всего на свете мне хочется все бросить и уехать куда-нибудь в даль под стук колес и гудение локомотивов. Эти порывы были тем более странными, потому что жизнь у меня была, в принципе, не скучная и разнообразия в ней вполне хватало. Даже лишнего.
   До шести оставалось совсем немного времени. Я стал думать о том, стоит ли мне идти к Гале. Я уже немного жалел, что согласился сопровождать ее на незнакомую вечеринку. Я опять забыл ее лицо. Странно, обычно зрительная память у меня хорошая, я, конечно, могу попутать цвета, но, чтоб вот так, во второй раз не смог представить себе лицо человека, с которым виделся совсем недавно на трезвую голову, такого еще не было. Я стал размышлять на эту тему, и понял, что толком на нее и не смотрел. Так, пару раз обжегся об ее взгляд, скользнул по веснушкам, а все остальное время пялился под ноги или на дорогу. Это очень плохой признак. За свою жизнь я был влюблен раза четыре, может – пять, и каждый раз со мной происходила одна и та же история, меня кидало в жар, если мне приходилось смотреть в лицо предмету своего поклонения. Вот такой вот у меня комплекс.
   И еще мне не нравилось, что она хочет использовать меня в качестве ширмы, или, еще хуже, вызвать с моей помощью ревность у некоего субъекта. Это конечно, страшная глупость, сплошное детство и характеризует ее не с лучшей стороны, но с другого конца, может быть это просто повод, чтобы согласиться, мол, я иду с тобой не потому, что ты мне нравишься, и не потому, что мне не с кем идти, наоборот, поклонников хоть пруд пруди и от одного из таких назойливых ты и поможешь мне избавиться. Типа чтоб я не обольщался и она не такая. А еще женщины любят показывать своих ухажеров подружкам. И вообще, нет ничего странного в том, что она потащила меня в гости, в конце концов, она ведь не знает, кто я такой, может какой псих или маньяк, а на своей территории с друзьями безопаснее. Размышляя таким образом, я совсем запутался и, в конце концов, решил, что вряд ли она в состоянии выстроить такую сложную схему. Скорее всего, она просто брякнула, как дятел об дерево, первое, что ей в голову ветром надуло, и забыла уже давным-давно, а я тут мозги надрываю. Бабы – они такие.
   Я заехал домой, постоял под душем, и, пока сохли волосы, выбирал одежду. Вначале я решил надеть костюм, и уже было достал его, но потом подумал, что наверняка намечается студенческая вечеринка, я и так старше их лет на восемь – десять, а в костюме разрыв еще более увеличится. Чтобы удачно раствориться в их среде, нужно надеть что-нибудь более демократичное и молодежное. В конце концов, я остановился на джинсах и сером джемпере, джинсы, правда, были грязные, пришлось их долго чистить.
   Чтобы не идти с пустыми руками, я купил коробку конфет и бутылку шампанского. Без десяти шесть я был около Галиного подъезда. Двадцать минут я слушал музыку, но она не появилась. Еще через десять минут мне надоело сидеть, и я решил протереть фары и номерные знаки. Вот-вот стемнеет и лучше это сделать сейчас, чем оставлять на обратный путь и возиться в сумерках. Может мне придется кого-то подвезти, ни к чему суетиться при людях.
   Когда я закончил, в дверях появилась Галя. На ней был серый кожаный плащ, а в руках она держала большой пакет. Мы поздоровались, я положил пакет на заднее сидение и галантно помог ей сесть в машину.
   – А я смотрю в окно и жду «москвич», – сказала она, когда я завел двигатель. – Потом тебя увидела. Ты бы хоть предупредил. Сколько у тебя машин?
   – Та служебная, а эта – личная.
   Она промолчала, версия про почтальона ее больше не устраивала, а полюбопытствовать, кто же я есть на самом деле, ей мешала гордость. Я не стал ей помогать. Мы мило болтали. Оказывается, мы едем к школьной подруге, у нее день рождения. Живет подруга недалеко, пару кварталов. Гостей будет немного, человек десять, она хорошо знает только троих, так что мы будем почти в одинаковом положении. Я чувствовал, что она внимательно разглядывает меня, а сам все не решался повернуть голову. Наконец на светофоре я решился и впился в нее глазами. Она отвела взгляд, а меня бросило в жар. Нельзя сказать, что я смог что-нибудь толком разглядеть, но это и не важно, для меня главное было продержаться несколько секунд, потом будет легче.
   Вот кого я уже давно не слышал, так это Стинга. Хорошая музыка. В последнее время он не часто давал о себе знать, я особо никому не нужен, а все, кто мог искать Игоря, уже знали о его смерти.
   Это был конопатый менеджер из «Урожая». Он сказал, что переговорил с директором, и тот дал добро на два процента наценки при доставке. При этом рыжий особо напирал на то, что это именно он убедил директора скинуть цену, хотя я был на все сто процентов уверен, что основную роль здесь сыграло наше личное знакомство. Я поблагодарил парня за звонок и положил смартфон в карман.
   – Где ты в итоге работаешь? – не выдержала Галя.
   – Мелкий предприниматель, – расплывчато ответил я. – А смартфон не мой, он временно у меня, для связи.
   – И что же ты предпринимаешь? – не отступалась она.
   – Торгую продуктами. У нас с компаньоном три ларька в городе.
   Дом, в котором жила подружка, был старой сталинской постройки с проходным двором и мемориальными досками по всему фасаду. Простые люди в таких домах не жили. На скрипучем лифте с двойными стеклянными дверями мы поднялись на четвертый этаж. Перед тем, как позвонить я положил шампанское и конфеты в Галин пакет, в котором, как выяснилось, лежал подарок.
   Когда открылась дверь, я смотрел вниз, потому что топал ногами по коврику у порога, а когда поднял глаза, вздрогнул, потому что с той стороны на меня смотрела Жанна.
   Если она и удивилась, то по ней это было не заметно. Казалось, что она меня не замечала. Растянув улыбку до ушей, она бросилась на грудь к Гале и заворковала. Мне захотелось выполнить команду «кругом» и покинуть позицию. После бабских обнимашечек и поцелуйчиков Галя нас представила друг другу. Жанна с интересом посмотрела мне в глаза, в уголках губ спряталась усмешка.
   – Очень приятно.
   – Очень приятно.
   Не смотря на тональный крем, синяк под правым глазом был заметен.
   «Не совсем она дура», – с уважением подумал я. Другая могла бы заорать что-нибудь типа: «О, какие люди»! А эта тактично промолчала. Лишь бы тут не было Стасика.
   На счет студенческой вечеринки я очень сильно ошибся. Самая молодая в этой компании была Галя, возраст остальных пришельцев – от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Чувствовалось, что у именинницы широкий круг знакомств.
   Жанна провела нас в большой квадратный зал и представила гостям. Все вежливо поздоровались и тут же забыли о нашем существовании, лишь один бородатый тип посмотрел на меня с ненавистью.
   – Этот, что ли, твой ухажер? – спросил я у Гали, кивнув в его сторону, когда мы сели.
   – Угу. Зануда.
   – Бывший любовник?
   – Не хами, – обиделась она.
   – Прости, – сказал я примирительным тоном. – Я его хорошо понимаю, кому же понравится, когда его отвергнет такая девушка, как ты.
   Лесть подействовала. Она не стала продолжать ссору.
   Я повнимательней присмотрелся к гостям. Стасик к счастью не обнаружился. Мужчин и женщин было поровну, некоторые, судя по кольцам, были супругами. Нормальных мужиков не было – одни ботаники и музыканты, более или менее широкие плечи отличали Жанниного кавалера, но он был уже пьян. Да и Жанночка не больно жаловала его своим вниманием, она всеми силами старалась показать, что, несмотря на то, что рядом с ней мужчина, она – свободна. Уж не мне ли предназначались эти знаки?
   Минут через десять, после начала банкета, я поймал себя на мысли, что способен спокойно смотреть на Галю, столько, сколько мне вздумается. «Ну и как она?» – спросил я себя и, не задумываясь, ответил: «Класс».