Нашего "москвича" на месте еще не было, значит, Серега до сих пор развозит пиво. Я поднялся в будку, чтобы получить пропуск и заплатить за место, охранник уважительно поцокал языком по поводу сопровождавшей меня женщины. Когда мы шли через сквер, в сторону моего дома, я думал о том, как странно устроена жизнь. Вначале у меня ничего не было, но вот проходит неделя и мне достается богатое наследство. Работа моего друга, забота о его семье, его деньги, его бывшая любовница и целый ворох его проблем. Когда мы проходили по пустырю, ко мне подошел молодой парень и попросил сигаретку. Я уже было хотел ответить отказом, но узнал в нем одного из тех, которые били сегодня утром собаку, самого маленького и жестокого. В один миг все перевернулось. Глаза мои налились кровью, руки опять затряслись. Я внимательно оглядел сквер, убедившись, что он один, сказал:
- Секундочку, - передал пакет с продуктами Иволге и со всей силы ударил парню кулаком между глаз.
Не дав ему опомниться, я еще раз засадил ему слева и, поняв, что особого сопротивления не будет, принялся вовсю метелить его, получая при этом высочайшее наслаждение. Парень повел себя самым позорным образом, он начал причитать, плакать, приседать и укрывать лицо от ударов тонкими и длинными руками. Он совсем не походил на утреннего храбреца.
- Ой, ой, ой! За что? - кричал он.
- За то, что ты куришь в кинотеатрах и бьешь собак, - приговаривал я.
- Я не курю в кинотеатрах, - всхлипывал он.
- Куришь, сука, куришь.
Наконец он упал, и я остановился. Теперь я прекрасно понимал Серегу.
- Ты псих, - испуганно вытаращила на меня глаза иволга. - Он всего лишь спросил закурить.
- Понимаешь... - начал я.
- Я ничего не хочу понимать. Он всего лишь попросил закурить.
В это время парень вскочил и очень быстро убежал.
- Я никуда с тобой не пойду, - сказала Иволга, она поставила пакет на землю, попятилась, затем повернулась ко мне спиной и пошла в сторону шоссе.
Ну и скатертью дорога.
Только глупцы утверждают, что нет ничего прекрасней любви. Вот она, любовь, покидает меня, а я нисколько не жалею. Плевать мне на нее. Самое сладкое чувство - ненависть!
7.
Меня разбудила тревога. Было еще темно, фонарь почему-то не горел, и над крышей четырнадцатого дома, как прострелянная мишень, висел клочок чистого звездного неба. Думать о будущем не хотелось. Вспомнилось детство, когда мы с Мишкой Чуприным, накатавшись на коньках по бугристому катку, лежали на спине, положив под головы шубенки, побросав клюшки, замотанные медицинскими бинтами и эпоксидкой, и смотрели в пугающую и манящую бездну. Почему-то, глядя на звезды, нам хотелось скорее стать взрослыми. Мы мечтали вслух, но никто и предположить не мог, что один из нас станет конченым алкоголиком, а другой - держателем продуктовых ларьков.
Романтика и сентиментальность, лунный свет, чердачные окна и одиночество - все это раздражает как слезы в бразильских сериалах. Мало того, что я не выспался, с рассветом ко мне пришли головная боль и тоска.
Телефон зазвонил, когда я брился.
- Коль, с Сергеем беда, - хрипло сказала Ольга. - Он в реанимации.
- Что стряслось? - испугался я.
- Перебрал с охранниками на стоянке и упал с путепровода на обратном пути. Я с часу ночи сидела с ним в больнице, он ни разу не пришел в сознание.
- Почему ты не разбудила меня? - рассердился я. - Господи, этого нам еще не хватало! Откуда ты знаешь, что он пил с охранниками?
- Приехал он на стоянку, разумеется, трезвым. Он за рулем не пьет, это всем известно. Упал по дороге домой, видимо, тачку поймать не смог, вот и отправился пешком. Ну, а на счет, почему не разбудила, я решила, что, просидев ночь, день уже не выдержу, и лучше бы ты сменил меня. Мало ли, что может случиться? Нужно, чтобы кто-нибудь обо всем позаботился. Я приехала домой, чтобы вздремнуть и устроить Маришку, а ты мог бы поехать в больницу, подежурить.
- А врачи? Нужны хорошие врачи!
- Я уже всех подняла на ноги. Там все наши.
- В каком он состоянии?
- Сильное сотрясение, кровоизлияние внутренних органов, переломы обеих ног, открытый перелом руки и множественные ушибы. Они говорят, что состояние тяжелое, но стабильное, - Ольга никогда не скажет просто. Ставить диагнозы - ее любимое занятие.
- Что мне делать? Купить что-нибудь? Может кровь сдать?
- Пока нет. Он в больнице скорой помощи на улице Крупской, подойдешь к заведующему отделением реанимации, его зовут Никита Прокопьевич, представишься, скажешь, где будешь сидеть или оставишь номер сотового. Я часа три, четыре посплю, потом тоже приеду. Будет неправильно, если от меня потребуются действия, а я буду никакая.
- Ты звонила в Октябрьск его родителям?
- Если бы он был неживой, позвонила бы сразу. Но, если он выкарабкается, то потом будет меня упрекать за то, что я его инфарктников зря побеспокоила.
- Я буду сидеть в его палате, - сказал я, поразившись Ольгиной рассудительности и хладнокровию, почти жестокости.
- В реанимацию тебя не пустят, там замки и охрана. Пускают только близких родственников, в самых редких случаях. Подождать придется в приемном покое. Я хотела поспать прямо там, в больнице, но у них нет ни одной свободной койки, ни одного топчана.
- Посмотрим, - решительно сказал я. - Интересно, как это все могло случиться?
- Его нашла милиция. Думали - алкаш, хотели увезти в вытрезвитель, но так как была кровь и одет он хорошо, вызвали скорую и уголовный розыск. У него в кармане нашли права и записную книжку, в которой записан домашний телефон и адрес. Он еще находился в состоянии шока, что-то бормотал, утверждал, что его сбросили.
- Блядь! - выругался я, забыв, что говорю с дамой.
- Во-во.
- Дело возбудили?
- Я не знаю. Лишь бы живой остался.
- Раз состояние стабильное, значит угрозы для жизни нет.
- Ладно, ты давай езжай, я вырубаюсь, - сказала Оля. - Дай-ка мне твой сотовый, а то я в Сережкиной книжке что-то найти не могу.
Я продиктовал номер, потом минуту сидел и слушал короткие гудки. Что-то опять изменилось. Я смотрел на свою квартиру другими глазами. Она казалась чужой и неуютной. Опять захотелось домой, в поселок. Я почему-то совсем не боялся за Серегу, откуда-то появилась уверенность, что с ним все будет хорошо. Я неожиданно испугался за мать. А вдруг с ней что-нибудь случится? Если она вдруг умрет, то я останусь совсем один на всем белом свете. От этой мысли меня бросило в жар. Я представил себя в образе маленького мальчика в пустыне, в снегах, а потом в космосе. Ё - мое! Запершило в носу, а слезные железы набухли.
Предстояло целый день таскать ящики, поэтому я оделся в старье, как грузчик, но зато позавтракал бутербродами с маслом и красной икрой, которую купил вчера ради выпендрежа перед бабой, чай попил с шикарным шоколадом и с вожделением посмотрел на бутылку "мартини". Мне хотелось выпить. И не потому, что это был "мартини", не для того чтобы почувствовать его вкус, а просто, чтобы алкоголь теплом прокатился по жилам и ударил в голову. Мысль была неправильной, а желание пагубным. И то и другое я выбросил из головы и растоптал кроссовками, когда открыл дверь и вышел на лестничную площадку навстречу новому дню, который не сулил ничего хорошего.
На стоянке, в будке охранников сидел щербатый парень с желтой фиксой. Его звали то ли Витя, то ли Веня. После приветствия я спросил его, чья смена была сегодня ночью.
- Мы сменили Гришу и Лешу, они ушли минут пятнадцать назад, - сказал парень. - А что случилось?
- Кое-что забыл.
- Они ничего не передавали.
- Может и не здесь, - схитрил я. - Если у них есть телефоны, скажи, пожалуйста.
Парень покопался в столе, нашел какую-то тетрадь, открыл ее на последней странице и продиктовал номера обоих. Я записал в записную книжку.
Вначале я хотел забрать "восьмерку", но, поразмыслив, решил, что теперь мне придется работать за двоих, и в этом случае "пирожок" сподручнее.
Серега поставил "москвич" в десять часов вечера, по крайней мере, именно это время было указано в журнале. Я расписался, оставил пропуск и уехал. Солнце пекло невыносимо, если ехать в машине с закрытыми окнами. На самом деле снаружи довольно холодно, и стоит лишь чуть-чуть приоткрыть маленькую щелку, как тут же закладывает ухо и забивается нос. По пути я набрал решетку, единицу, молнию, надеясь услышать Спарыкина, но в который раз наткнулся на знакомый ласковый ответ. На светофоре я попробовал набрать номер одного из охранников. Мне пока еще не очень удавалось манипулировать трубкой одной рукой. Я создал пробку, неудачно тронувшись и заглушив двигатель, получил несколько возмущенных сигналов в спину и пару удивленных взглядов в лоб, водители встречных машин смотрели на меня, как на парадокс, ведь наличие сотового никак не соответствовало ни моему внешнему виду, ни марке моей видавшей виды машины. Тем не менее, дозвониться мне все-таки удалось и до Гриши и до Леши, но обоих все еще не было дома.
Вот уже вторая подряд суббота начинается с потрясения, если так пойдет и дальше, то мне придется менять выходной, хотя бы из простого суеверия. В прошлый раз я узнал запах камеры, а сегодня мне пришлось вспомнить ароматы больницы, в чем тоже мало радости. В регистратуре пахло лекарствами, хлоркой и свежими газетами. Я стоял в очереди в гардероб за двумя студентками, которые с жаром обсасывали тему геморроя. В огромное окно слева от меня был виден наш "москвич", которому не хватило места на стоянке. Пришлось поставить прямо у дверей в приемный покой. Я сдал куртку и остался в довольно позорном джемпере, потертых джинсах и не самых дорогих кроссовках. Руководитель, блин.
Реанимация находилась на четвертом этаже. Железная дверь была украшена кодовым замком, который, как ни странно, работал. На одном уровне с замком находилась кнопка звонка, которую я тут же нажал.
Дверь открыл младший сержант. Он подозрительно посмотрел на меня и спросил:
- Кого?
Я достал из кармана бумажку и прочитал.
- Мне нужен Никита Прокопьевич.
- Кто? - спросил милиционер.
- Где?
- Ты кто?
- Чебоксаров Николай. Мне бы к Тихонову.
Дверь захлопнулась.
В следующий раз ее открыл настоящий Айболит в мятом колпаке, роговой оправе с усами и бородой.
- Кто искал Прокопенко? - глядя мне в глаза, спросил он.
- Мне нужен Никита Прокопьевич.
- Одно и то же лицо. Это я.
- Я хотел узнать, как дела у Тихонова.
- Он пришел в себя. У него все болит, - доктор, наконец, вышел на свет, закрыв за собой дверь. Никакой он не Никита, и уж тем более, не Прокопьевич, больше всего он походил скорее на какого-нибудь Абрама Моисеевича. - Я думаю, что все будет нормально. Рефлексы конечностей правильные. Подозрение на трещину в позвоночнике, но окончательный диагноз поставят, после того как его переведут в травму.
- Куда? - не понял я.
- В палату, в травматологию.
- В чем он нуждается?
- Минеральная вода без газа, соки, фрукты. Но, больше всего ему нужен покой, - доктор взял меня за рукав. - Вы кем ему приходитесь?
- Я его компаньон и товарищ.
- Послушайте, товарищ. Меня сегодня подняли в четыре часа ночи. Кто-то попросил моих друзей, друзья попросили меня. Я не смог отказать своим друзьям. И вот я здесь, несмотря на то, что сегодня мой выходной. Я, конечно, понимаю, это такое несчастье. Но вы постарайтесь объяснить его жене, что у нас тут все врачи хорошие, и если я, старый пердун, буду крутиться у них под ногами, то толку от этого не будет никакого, а наоборот, скорее только вред.
- Я смогу к нему попасть? Задать пару вопросов.
- Нет, - ответил доктор, не задумываясь. - И еще, пусть она не пытается притащить сюда на консультацию врачей из правительственной спецбольницы. Если хотите знать, там хороших врачей уже не осталось. Одни блатные. А блатные, сами знаете, какие врачи. У нас очень сильная больница, к нам, между прочим, министры ложатся, например, в неврологию и пульмо. Если уж она нам так не доверяет, то пусть лучше обратится в военный госпиталь к Шестакову, у него огромный опыт по такого рода травмам.
- Доктор, вы на нее не сердитесь, - попробовал я успокоить его. - Она просто была в шоке. Может, вы пустите меня к нему, хотя бы на несколько секунд?
- Это исключено.
- А за деньги?
Он ответил не сразу, после паузы, показав таким образом, что к моему предложению отнесся серьезно.
- Нет.
- Даже в белом халате?
- Только в бессознательном состоянии, через приемный покой.
- Спасибо, доктор, - я понял, что просить его дальше бесполезно. Возьмите, пожалуйста, номер моего сотового, если что случится, я буду поблизости, - я протянул ему заранее написанную бумажку. - Я пока схожу в магазин за водой и фруктами.
- Как вам будет угодно. Позвоните в дверь, скажете для кого, передадут. Меня вызывать не обязательно, тем более, что я уже ухожу домой. Ваш номер я отдам дежурному врачу.
Он повернулся ко мне спиной, таким образом, чтобы я не видел цифры на кнопочках кодового замка, которые он нажимает.
Я спустился в вестибюль, сел на скамейку, чтобы подумать. В голову ничего не лезло, я рассматривал бетонные полы, выложенные гранитной мозаикой, напевал песню о друге, потом достал записную книжку и позвонил охраннику со стоянки, которого звали Гриша. Тот, наконец, оказался дома.
- Здравствуйте, - сказал я. - Моя фамилия Чебоксаров, я ставлю у вас на стоянке москвич-фургон и восьмерку.
- Ну, - сонным голосом сказал Гриша. Было ясно, что он меня не вспомнил.
- Я напарник Сереги Тихонова.
- А, ну, ну, ну.
- Слушай, вы много вчера выпили?
- А в чем дело?
- Серега вчера, когда от вас уходил, с моста свалился.
- Что с ним? - с сочувствием спросил Гриша.
- В больнице.
- Он был почти трезвый. Мы выпили литр на троих. Он пропускал. Потом еще заходил Максимка из универсама, ему налили грамм сто. Нет, Серега был почти трезвый. Он был просто очень уставшим. Он что, сломал что-нибудь?
- Да, кое-что.
- Вот непруха у него. То убили кого-то, то с киоском кинули, теперь вот с моста свалился. Нет, он точно не был пьяный. Все говорил, что охота напиться, а сил нет, да и завтра, в смысле сегодня, много работы.
- Он что, рассказывает вам о своих делах? - удивленно спросил я.
- Он душевный парень, - непонятно ответил Гриша.
Вот козел! Вот трепло! Алкаш! Я очень разозлился на Серегу. Что за херня! Он рассказывает наши секреты каким-то охранникам. Я прервал разговор и набрал номер второго сторожа по имени Леша. Леша мне повторил все то же самое, что сказал Гриша, слово в слово. Ситуацию это не прояснило. Если Серега не был пьян, то какого ляда он свалился с этого чертова моста? Это ж надо было перегнуться через перила. Может, блевал? А с чего блевать-то, если трезвый?
Я позвонил подполковнику. На этот раз в динамике раздались длинные гудки, но трубку все равно никто не взял. Я выждал минуту и прекратил вызов.
Вначале я хотел отправиться в магазин на машине, даже сел в "москвич", но потом решил, что не мешало бы прогуляться и проветрить мозги. В сквере, где не спеша гуляли больные в убогих серых бушлатах, вовсю трещали сороки да пара заблудившихся снегирей теребила сережки на березах. Самое время собирать березовый сок. Я уже опять было вознамерился предаться воспоминаниям о своем деревенском детстве, но решил, что это будет явный перебор, поругал себя за сентиментальность и плюнул в душу природе, кинув веткой в щебечущих птах.
В гастрономе за углом я купил две литровых упаковки сока, две пластиковых бутылки минералки для Сереги и пирожное "картошка" для себя. Пирожное я съел прямо у кассы, испачкав руки и рот, запил Серегиной водой, когда спускался по лестнице в промтоварный отдел. На выходе из магазина, около двери стоял не совсем трезвый грузчик.
- Слышь, - повинуясь внезапному наитию, хрипло сказал я. - В вашем магазине белые халаты есть?
- Дай закурить, - вместо ответа попросил пролетарий.
- Не курю.
Грузчик достал из кармана мятую "приму", блестящую китайскую зажигалку, закурил и уставился в небо.
- Ну, так как? - напомнил я о себе.
- Я думаю, - ответил он. И стал размышлять в слух. - Так, у продавцов, синие фартуки, у завскладом - синие, у Миши, мясника - белые. Где же, где же еще я видал белый? А! Вспомнил, - он гордо повернулся ко мне. - Есть, а что?
- Принеси, если чистый. На время. На бутылку получишь.
- Жди, - сказал он и умчался со скоростью бешеной собаки.
Через три минуты он принес довольно чистый белый халат с женским запахом, размера на четыре меньше моего.
- Давай залог, - сказал он. - Двадцать тысяч бутылка, и сто пятьдесят - халат. Итого - сто семьдесят.
- Где это ты видел халаты за сто пятьдесят тысяч? - удивился я. - Вот тебе, пятнашка на пузырь. Не граф, выпьешь "брынцаловки". И полтинник в залог халата, через час приду, деньги вернешь, халат заберешь.
- Ладно, - охотно согласился он.
Я положил халат в пакет и пошел бродить вокруг больницы, чутье мне подсказывало, что в реанимацию должен быть еще один вход, ведь больных туда доставляли, разумеется, не через ту дверь, у которой я разговаривал с Айболитом Моисеевичем, а через грузовые лифты, на носилках. И по правилам противопожарной безопасности запасной выход просто обязан где-то быть.
Вначале я встал лицом к главному входу и мысленно попытался представить, где находится реанимация. Определившись с ее местонахождением, я пошел влево по периметру в обход больницы.
С торца здания, под козырьком, я заметил ступеньки, ведущие в полуподвал, они были обильно посыпаны опилками и упирались в железную дверь. Я спустился, толкнул дверь и оказался в длинном темном коридоре, освещенном всего одной лампой, скрытой мутным плафоном с железной решеткой. Коридор привел меня в просторную подсобку, посредине которой стоял деревообрабатывающий станок, вдоль стен высились полки с инструментами и верстаки с тисками. На длинной скамье сидели четыре молодых мужика и курили.
- Здорово, мужики! - сказал я. - Я попаду отсюда в реанимацию?
- Если я дам тебе по черепу, то, пожалуй, попадешь, - сказал самый здоровый из них. - Но вряд ли она тебе поможет.
Они дружно заржали. Везет мне в последнее время на комиков-эксцентриков!
- Я серьезно, ребята, - улыбнувшись для приличия, сказал я. - У меня товарищ в реанимации, мне срочно надо его повидать, а врачи не пускают.
- По лестнице не попасть, - сказал рыжий, он смачно сплюнул и попал себе на ботинок. - На четвертом этаже дверь на лестницу постоянно закрыта изнутри.
- Можно попасть только на лифте, - подытожил третий, пока рыжий вытирал ботинок о штанину.
- А где лифт? - спросил я.
- А в лифт тебя, дорогой, все равно не пустят, - вставил свое веское слово четвертый. - Потому что там - лифтер. А он всех знает.
- Как же быть? - не теряя надежды, спросил я.
- Нужно бежать за пузырем, - задумчиво сказал самый здоровый. - Тогда что-нибудь придумаем.
- Давайте так, парни, - предложил я. - Вы меня проводите в реанимацию, а я вам даю денег на литр, но побежите сами. Идет?
Рыжий оживился. Он встал со скамьи и принялся ходить вдоль станка.
- Райке скажем, что ты за сантехника, - рассуждал он. - Пришел из поликлиники. Скажем, что в реанимации раковина течет.
- А если поймают? - засомневался третий, самый опухший и невзрачный.
- Если поймают, то дадут пинка под зад, - успокоил его здоровяк. Райке никто докладывать не будет.
- Да вы меня туда только проведите, а там я белый халат надену, объяснил я. - Никто и не спросит. Раз внутри, раз в белом халате, значит с чьего-то разрешения. Я долго не буду. Посмотрю на него, задам пару вопросов и уйду.
В это время предательски зазвонил сотовый. Слышимость была на удивление плохая, видимо, подвал гасил волны, но я узнал Нелин голос. Она начала спрашивать меня о работе, но я прокричал ей, что Серега попал в больницу, что перезвоню попозже и разорвал связь.
Хлопцы посмотрели на меня с уважением, а рыжий сказал, что нужно прибавить на закуску. Здоровый тоже открыл было рот, но не произнес ни звука, за моей спиной открылась дверь и все четверо уставились на нового гостя.
- Здравствуйте, - сказал тихий девичий голос. Говорившая закашлялась, наверняка, от волнения. - Я правильно пришла? Здесь находится слесарная мастерская?
- И слесарная, и столярная, в одном флаконе, - сказал рыжий и заржал.
В этот момент я обернулся и увидел вошедшую. Невысокая, светловолосая, в очках и в белом халате. Вроде бы ничего особенного, а я пропал. Банально, но мне показалось, что я раньше ее уже видел, скорее всего, в своих снах. Я стоял к ней ближе всех. Она окинула взглядом всех нас, решила, что я главный, и стала говорить, обращаясь ко мне, глядя в глаза и слегка щурясь:
- Вчера вы обещали Анне Павловне передвинуть сейф из кабинета старшей медсестры в процедурную. И не сделали. А сейчас Анне Павловне влетело от зав отделением.
- Подожди, - перебил ее здоровяк. - Ты, из какого отделения? И кто такая Анна Павловна?
- Я из неврологии. Анна Павловна - наша сестра-хозяйка. Она уехала в прачечную за бельем и попросила меня спуститься к вам.
- Хорошо, сейчас поднимемся, - сказал третий. - Ты иди.
- Нет, - сказала она, хотя эта твердость стоила ей немало усилий. - Я подожду вас, мы поднимемся вместе. Вы уже один раз обещали Анне Павловне и обманули, - она посмотрела на меня осуждающе.
- Да хватит вам про эту Анну, - вспылил рыжий. - Она вчера пришла под вечер. Я здесь был один. Я ничего ей не обещал. Не мог же я один этот сейф таскать. Мне еще жить охота. Вот сейчас все собрались, покурим и пойдем.
- Вы уже покурили, - упрямо сказала она.
- Ладно, мужики, пошли, - сказал я.
Девушка посмотрела на меня с благодарностью. Рыжий и длинный переглянулись. Мы все вышли в коридор. По пути, чуть отстав, я сунул в руку здоровяку пятьдесят тысяч. Он оглянулся на своих напарников и поднял вверх большой палец.
- Что это у вас в пакете? - поинтересовалась у меня девушка, пока мы ждали лифт.
- Инструменты, - соврал я.
Лифтершу звали тетя Рая. Девушка попросила отвезти нас всех на шестой этаж, но рыжий велел остановить на четвертом, дескать, мне нужно выйти там, чтобы устранить течь.
- Нет, нет, - возразил я. - Я вам помогу, а на четвертый пойду на обратном пути.
Девушка одобрительно погладила меня взглядом. Сейф оказался большим и тяжелым. Конечно, рыжий один ничего бы не смог, даже впятером нам пришлось два раза отдыхать, чтобы протащить его пятнадцать метров из одного кабинета в другой. Я старался больше всех.
- Не мешало бы еще наладить дверной замок в сестринской, - совсем осмелела наша начальница, когда мы закончили.
- Пошли, - с готовностью согласился здоровяк.
- А как вас зовут? - спросил я, понимая, что она сейчас уйдет.
- Галя, - она строго посмотрела из-под очков. - Но никому из вас это не пригодится, - бросила она, взяла здорового за рукав и увела.
Наша миссия на этом была закончена. Мои новые напарники, заморочив голову тете Рае, успешно высадили меня на четвертом этаже. Как только за моей спиной захлопнулась дверь лифта, я поспешно напялил белый халат, который оказался настолько мал и стар, что при попытке распрямить плечи, лопнул подмышками по швам. Закатав рукава, я выскочил в темный коридор и, воспользовавшись тем, что вокруг никого не было, стал заглядывать во все палаты подряд. За третьей дверью я увидел Серегу, и вначале не узнал, настолько боль изменила черты его лица. Он лежал в одноместной палате, на единственной кровати, которая представляла собой сложный механизм с различными приспособлениями, назначение которых было для меня непонятно.
Я поплотнее закрыл за собой дверь и подошел к своему товарищу. Его лицо представляло собой один сплошной коричневый синяк. Выпавшая из-под простыни рука была до самых кончиков пальцев одета в гипс, ногти были ярко-желтые. Я поставил пакет на пол и осторожно покашлял. Серега открыл глаза и посмотрел на меня.
- Привет, - он скорчил гримасу, отдаленно напоминающую улыбку. Хорошо, что ты пришел. А они мне сказали, что дня три ко мне никого пускать не будут.
- Я тут подпольно.
- Я знал, что ты придешь, дружище! - он попробовал слегка повернуться набок, в мою сторону, но задохнулся от боли. - Открой мне ноги.
Я скинул простыню. Правая нога полностью была закутана в гипс, левая до щиколотки. Он пошевелил пальцами левой ноги и спросил:
- Шевелятся?
- Да.
- Ты не врешь? - Серега подозрительно посмотрел на меня. - Поклянись своим здоровьем.
- Пошел нафиг, придурок, - успокоил я его. - Все, что надо, у тебя шевелится.
- Уф, - обрадовался он. - А я лежу тут, весь на измене, думаю, врачи врут, а я давно уже инвалид! Значит, позвоночник в порядке.
- Подозревают трещину, - сказал я.
- Херня! - он улыбнулся по-настоящему. - Самое главное, пальчики шевелятся. И руки двигаются.
- Я тебе тут соки привез и воду, - указал я на пакет. - Пока меня не выперли, давай, расскажи, как все было, и я побегу.
- А где Оля?
- Она всю ночь была с тобой, сейчас дома - спит.
- Дай я ей позвоню.
- Пусть спит. Она к тебе придет. Жену, наверное, пустят.
- Я шел домой, - начал Серега.
- Пьяный? - перебил я его.
- Слегка. На мосту ко мне сзади подбежал человек, схватил за ноги и перебросил через перила. Все было так неожиданно, я не сопротивлялся даже. Вел себя, как мешок с говном. Пока летел, выставил руки и цеплялся за все подряд. Это меня и спасло. Вначале за провод какой-то ухватился, притормозил маленько, потом, когда он оборвался - за какие-то ветки. Изменил траекторию падения, а то разбился бы в лепешку. Да еще скользнул по насыпи. Потом выполз на обочину и дождался, пока меня нашли.
- Секундочку, - передал пакет с продуктами Иволге и со всей силы ударил парню кулаком между глаз.
Не дав ему опомниться, я еще раз засадил ему слева и, поняв, что особого сопротивления не будет, принялся вовсю метелить его, получая при этом высочайшее наслаждение. Парень повел себя самым позорным образом, он начал причитать, плакать, приседать и укрывать лицо от ударов тонкими и длинными руками. Он совсем не походил на утреннего храбреца.
- Ой, ой, ой! За что? - кричал он.
- За то, что ты куришь в кинотеатрах и бьешь собак, - приговаривал я.
- Я не курю в кинотеатрах, - всхлипывал он.
- Куришь, сука, куришь.
Наконец он упал, и я остановился. Теперь я прекрасно понимал Серегу.
- Ты псих, - испуганно вытаращила на меня глаза иволга. - Он всего лишь спросил закурить.
- Понимаешь... - начал я.
- Я ничего не хочу понимать. Он всего лишь попросил закурить.
В это время парень вскочил и очень быстро убежал.
- Я никуда с тобой не пойду, - сказала Иволга, она поставила пакет на землю, попятилась, затем повернулась ко мне спиной и пошла в сторону шоссе.
Ну и скатертью дорога.
Только глупцы утверждают, что нет ничего прекрасней любви. Вот она, любовь, покидает меня, а я нисколько не жалею. Плевать мне на нее. Самое сладкое чувство - ненависть!
7.
Меня разбудила тревога. Было еще темно, фонарь почему-то не горел, и над крышей четырнадцатого дома, как прострелянная мишень, висел клочок чистого звездного неба. Думать о будущем не хотелось. Вспомнилось детство, когда мы с Мишкой Чуприным, накатавшись на коньках по бугристому катку, лежали на спине, положив под головы шубенки, побросав клюшки, замотанные медицинскими бинтами и эпоксидкой, и смотрели в пугающую и манящую бездну. Почему-то, глядя на звезды, нам хотелось скорее стать взрослыми. Мы мечтали вслух, но никто и предположить не мог, что один из нас станет конченым алкоголиком, а другой - держателем продуктовых ларьков.
Романтика и сентиментальность, лунный свет, чердачные окна и одиночество - все это раздражает как слезы в бразильских сериалах. Мало того, что я не выспался, с рассветом ко мне пришли головная боль и тоска.
Телефон зазвонил, когда я брился.
- Коль, с Сергеем беда, - хрипло сказала Ольга. - Он в реанимации.
- Что стряслось? - испугался я.
- Перебрал с охранниками на стоянке и упал с путепровода на обратном пути. Я с часу ночи сидела с ним в больнице, он ни разу не пришел в сознание.
- Почему ты не разбудила меня? - рассердился я. - Господи, этого нам еще не хватало! Откуда ты знаешь, что он пил с охранниками?
- Приехал он на стоянку, разумеется, трезвым. Он за рулем не пьет, это всем известно. Упал по дороге домой, видимо, тачку поймать не смог, вот и отправился пешком. Ну, а на счет, почему не разбудила, я решила, что, просидев ночь, день уже не выдержу, и лучше бы ты сменил меня. Мало ли, что может случиться? Нужно, чтобы кто-нибудь обо всем позаботился. Я приехала домой, чтобы вздремнуть и устроить Маришку, а ты мог бы поехать в больницу, подежурить.
- А врачи? Нужны хорошие врачи!
- Я уже всех подняла на ноги. Там все наши.
- В каком он состоянии?
- Сильное сотрясение, кровоизлияние внутренних органов, переломы обеих ног, открытый перелом руки и множественные ушибы. Они говорят, что состояние тяжелое, но стабильное, - Ольга никогда не скажет просто. Ставить диагнозы - ее любимое занятие.
- Что мне делать? Купить что-нибудь? Может кровь сдать?
- Пока нет. Он в больнице скорой помощи на улице Крупской, подойдешь к заведующему отделением реанимации, его зовут Никита Прокопьевич, представишься, скажешь, где будешь сидеть или оставишь номер сотового. Я часа три, четыре посплю, потом тоже приеду. Будет неправильно, если от меня потребуются действия, а я буду никакая.
- Ты звонила в Октябрьск его родителям?
- Если бы он был неживой, позвонила бы сразу. Но, если он выкарабкается, то потом будет меня упрекать за то, что я его инфарктников зря побеспокоила.
- Я буду сидеть в его палате, - сказал я, поразившись Ольгиной рассудительности и хладнокровию, почти жестокости.
- В реанимацию тебя не пустят, там замки и охрана. Пускают только близких родственников, в самых редких случаях. Подождать придется в приемном покое. Я хотела поспать прямо там, в больнице, но у них нет ни одной свободной койки, ни одного топчана.
- Посмотрим, - решительно сказал я. - Интересно, как это все могло случиться?
- Его нашла милиция. Думали - алкаш, хотели увезти в вытрезвитель, но так как была кровь и одет он хорошо, вызвали скорую и уголовный розыск. У него в кармане нашли права и записную книжку, в которой записан домашний телефон и адрес. Он еще находился в состоянии шока, что-то бормотал, утверждал, что его сбросили.
- Блядь! - выругался я, забыв, что говорю с дамой.
- Во-во.
- Дело возбудили?
- Я не знаю. Лишь бы живой остался.
- Раз состояние стабильное, значит угрозы для жизни нет.
- Ладно, ты давай езжай, я вырубаюсь, - сказала Оля. - Дай-ка мне твой сотовый, а то я в Сережкиной книжке что-то найти не могу.
Я продиктовал номер, потом минуту сидел и слушал короткие гудки. Что-то опять изменилось. Я смотрел на свою квартиру другими глазами. Она казалась чужой и неуютной. Опять захотелось домой, в поселок. Я почему-то совсем не боялся за Серегу, откуда-то появилась уверенность, что с ним все будет хорошо. Я неожиданно испугался за мать. А вдруг с ней что-нибудь случится? Если она вдруг умрет, то я останусь совсем один на всем белом свете. От этой мысли меня бросило в жар. Я представил себя в образе маленького мальчика в пустыне, в снегах, а потом в космосе. Ё - мое! Запершило в носу, а слезные железы набухли.
Предстояло целый день таскать ящики, поэтому я оделся в старье, как грузчик, но зато позавтракал бутербродами с маслом и красной икрой, которую купил вчера ради выпендрежа перед бабой, чай попил с шикарным шоколадом и с вожделением посмотрел на бутылку "мартини". Мне хотелось выпить. И не потому, что это был "мартини", не для того чтобы почувствовать его вкус, а просто, чтобы алкоголь теплом прокатился по жилам и ударил в голову. Мысль была неправильной, а желание пагубным. И то и другое я выбросил из головы и растоптал кроссовками, когда открыл дверь и вышел на лестничную площадку навстречу новому дню, который не сулил ничего хорошего.
На стоянке, в будке охранников сидел щербатый парень с желтой фиксой. Его звали то ли Витя, то ли Веня. После приветствия я спросил его, чья смена была сегодня ночью.
- Мы сменили Гришу и Лешу, они ушли минут пятнадцать назад, - сказал парень. - А что случилось?
- Кое-что забыл.
- Они ничего не передавали.
- Может и не здесь, - схитрил я. - Если у них есть телефоны, скажи, пожалуйста.
Парень покопался в столе, нашел какую-то тетрадь, открыл ее на последней странице и продиктовал номера обоих. Я записал в записную книжку.
Вначале я хотел забрать "восьмерку", но, поразмыслив, решил, что теперь мне придется работать за двоих, и в этом случае "пирожок" сподручнее.
Серега поставил "москвич" в десять часов вечера, по крайней мере, именно это время было указано в журнале. Я расписался, оставил пропуск и уехал. Солнце пекло невыносимо, если ехать в машине с закрытыми окнами. На самом деле снаружи довольно холодно, и стоит лишь чуть-чуть приоткрыть маленькую щелку, как тут же закладывает ухо и забивается нос. По пути я набрал решетку, единицу, молнию, надеясь услышать Спарыкина, но в который раз наткнулся на знакомый ласковый ответ. На светофоре я попробовал набрать номер одного из охранников. Мне пока еще не очень удавалось манипулировать трубкой одной рукой. Я создал пробку, неудачно тронувшись и заглушив двигатель, получил несколько возмущенных сигналов в спину и пару удивленных взглядов в лоб, водители встречных машин смотрели на меня, как на парадокс, ведь наличие сотового никак не соответствовало ни моему внешнему виду, ни марке моей видавшей виды машины. Тем не менее, дозвониться мне все-таки удалось и до Гриши и до Леши, но обоих все еще не было дома.
Вот уже вторая подряд суббота начинается с потрясения, если так пойдет и дальше, то мне придется менять выходной, хотя бы из простого суеверия. В прошлый раз я узнал запах камеры, а сегодня мне пришлось вспомнить ароматы больницы, в чем тоже мало радости. В регистратуре пахло лекарствами, хлоркой и свежими газетами. Я стоял в очереди в гардероб за двумя студентками, которые с жаром обсасывали тему геморроя. В огромное окно слева от меня был виден наш "москвич", которому не хватило места на стоянке. Пришлось поставить прямо у дверей в приемный покой. Я сдал куртку и остался в довольно позорном джемпере, потертых джинсах и не самых дорогих кроссовках. Руководитель, блин.
Реанимация находилась на четвертом этаже. Железная дверь была украшена кодовым замком, который, как ни странно, работал. На одном уровне с замком находилась кнопка звонка, которую я тут же нажал.
Дверь открыл младший сержант. Он подозрительно посмотрел на меня и спросил:
- Кого?
Я достал из кармана бумажку и прочитал.
- Мне нужен Никита Прокопьевич.
- Кто? - спросил милиционер.
- Где?
- Ты кто?
- Чебоксаров Николай. Мне бы к Тихонову.
Дверь захлопнулась.
В следующий раз ее открыл настоящий Айболит в мятом колпаке, роговой оправе с усами и бородой.
- Кто искал Прокопенко? - глядя мне в глаза, спросил он.
- Мне нужен Никита Прокопьевич.
- Одно и то же лицо. Это я.
- Я хотел узнать, как дела у Тихонова.
- Он пришел в себя. У него все болит, - доктор, наконец, вышел на свет, закрыв за собой дверь. Никакой он не Никита, и уж тем более, не Прокопьевич, больше всего он походил скорее на какого-нибудь Абрама Моисеевича. - Я думаю, что все будет нормально. Рефлексы конечностей правильные. Подозрение на трещину в позвоночнике, но окончательный диагноз поставят, после того как его переведут в травму.
- Куда? - не понял я.
- В палату, в травматологию.
- В чем он нуждается?
- Минеральная вода без газа, соки, фрукты. Но, больше всего ему нужен покой, - доктор взял меня за рукав. - Вы кем ему приходитесь?
- Я его компаньон и товарищ.
- Послушайте, товарищ. Меня сегодня подняли в четыре часа ночи. Кто-то попросил моих друзей, друзья попросили меня. Я не смог отказать своим друзьям. И вот я здесь, несмотря на то, что сегодня мой выходной. Я, конечно, понимаю, это такое несчастье. Но вы постарайтесь объяснить его жене, что у нас тут все врачи хорошие, и если я, старый пердун, буду крутиться у них под ногами, то толку от этого не будет никакого, а наоборот, скорее только вред.
- Я смогу к нему попасть? Задать пару вопросов.
- Нет, - ответил доктор, не задумываясь. - И еще, пусть она не пытается притащить сюда на консультацию врачей из правительственной спецбольницы. Если хотите знать, там хороших врачей уже не осталось. Одни блатные. А блатные, сами знаете, какие врачи. У нас очень сильная больница, к нам, между прочим, министры ложатся, например, в неврологию и пульмо. Если уж она нам так не доверяет, то пусть лучше обратится в военный госпиталь к Шестакову, у него огромный опыт по такого рода травмам.
- Доктор, вы на нее не сердитесь, - попробовал я успокоить его. - Она просто была в шоке. Может, вы пустите меня к нему, хотя бы на несколько секунд?
- Это исключено.
- А за деньги?
Он ответил не сразу, после паузы, показав таким образом, что к моему предложению отнесся серьезно.
- Нет.
- Даже в белом халате?
- Только в бессознательном состоянии, через приемный покой.
- Спасибо, доктор, - я понял, что просить его дальше бесполезно. Возьмите, пожалуйста, номер моего сотового, если что случится, я буду поблизости, - я протянул ему заранее написанную бумажку. - Я пока схожу в магазин за водой и фруктами.
- Как вам будет угодно. Позвоните в дверь, скажете для кого, передадут. Меня вызывать не обязательно, тем более, что я уже ухожу домой. Ваш номер я отдам дежурному врачу.
Он повернулся ко мне спиной, таким образом, чтобы я не видел цифры на кнопочках кодового замка, которые он нажимает.
Я спустился в вестибюль, сел на скамейку, чтобы подумать. В голову ничего не лезло, я рассматривал бетонные полы, выложенные гранитной мозаикой, напевал песню о друге, потом достал записную книжку и позвонил охраннику со стоянки, которого звали Гриша. Тот, наконец, оказался дома.
- Здравствуйте, - сказал я. - Моя фамилия Чебоксаров, я ставлю у вас на стоянке москвич-фургон и восьмерку.
- Ну, - сонным голосом сказал Гриша. Было ясно, что он меня не вспомнил.
- Я напарник Сереги Тихонова.
- А, ну, ну, ну.
- Слушай, вы много вчера выпили?
- А в чем дело?
- Серега вчера, когда от вас уходил, с моста свалился.
- Что с ним? - с сочувствием спросил Гриша.
- В больнице.
- Он был почти трезвый. Мы выпили литр на троих. Он пропускал. Потом еще заходил Максимка из универсама, ему налили грамм сто. Нет, Серега был почти трезвый. Он был просто очень уставшим. Он что, сломал что-нибудь?
- Да, кое-что.
- Вот непруха у него. То убили кого-то, то с киоском кинули, теперь вот с моста свалился. Нет, он точно не был пьяный. Все говорил, что охота напиться, а сил нет, да и завтра, в смысле сегодня, много работы.
- Он что, рассказывает вам о своих делах? - удивленно спросил я.
- Он душевный парень, - непонятно ответил Гриша.
Вот козел! Вот трепло! Алкаш! Я очень разозлился на Серегу. Что за херня! Он рассказывает наши секреты каким-то охранникам. Я прервал разговор и набрал номер второго сторожа по имени Леша. Леша мне повторил все то же самое, что сказал Гриша, слово в слово. Ситуацию это не прояснило. Если Серега не был пьян, то какого ляда он свалился с этого чертова моста? Это ж надо было перегнуться через перила. Может, блевал? А с чего блевать-то, если трезвый?
Я позвонил подполковнику. На этот раз в динамике раздались длинные гудки, но трубку все равно никто не взял. Я выждал минуту и прекратил вызов.
Вначале я хотел отправиться в магазин на машине, даже сел в "москвич", но потом решил, что не мешало бы прогуляться и проветрить мозги. В сквере, где не спеша гуляли больные в убогих серых бушлатах, вовсю трещали сороки да пара заблудившихся снегирей теребила сережки на березах. Самое время собирать березовый сок. Я уже опять было вознамерился предаться воспоминаниям о своем деревенском детстве, но решил, что это будет явный перебор, поругал себя за сентиментальность и плюнул в душу природе, кинув веткой в щебечущих птах.
В гастрономе за углом я купил две литровых упаковки сока, две пластиковых бутылки минералки для Сереги и пирожное "картошка" для себя. Пирожное я съел прямо у кассы, испачкав руки и рот, запил Серегиной водой, когда спускался по лестнице в промтоварный отдел. На выходе из магазина, около двери стоял не совсем трезвый грузчик.
- Слышь, - повинуясь внезапному наитию, хрипло сказал я. - В вашем магазине белые халаты есть?
- Дай закурить, - вместо ответа попросил пролетарий.
- Не курю.
Грузчик достал из кармана мятую "приму", блестящую китайскую зажигалку, закурил и уставился в небо.
- Ну, так как? - напомнил я о себе.
- Я думаю, - ответил он. И стал размышлять в слух. - Так, у продавцов, синие фартуки, у завскладом - синие, у Миши, мясника - белые. Где же, где же еще я видал белый? А! Вспомнил, - он гордо повернулся ко мне. - Есть, а что?
- Принеси, если чистый. На время. На бутылку получишь.
- Жди, - сказал он и умчался со скоростью бешеной собаки.
Через три минуты он принес довольно чистый белый халат с женским запахом, размера на четыре меньше моего.
- Давай залог, - сказал он. - Двадцать тысяч бутылка, и сто пятьдесят - халат. Итого - сто семьдесят.
- Где это ты видел халаты за сто пятьдесят тысяч? - удивился я. - Вот тебе, пятнашка на пузырь. Не граф, выпьешь "брынцаловки". И полтинник в залог халата, через час приду, деньги вернешь, халат заберешь.
- Ладно, - охотно согласился он.
Я положил халат в пакет и пошел бродить вокруг больницы, чутье мне подсказывало, что в реанимацию должен быть еще один вход, ведь больных туда доставляли, разумеется, не через ту дверь, у которой я разговаривал с Айболитом Моисеевичем, а через грузовые лифты, на носилках. И по правилам противопожарной безопасности запасной выход просто обязан где-то быть.
Вначале я встал лицом к главному входу и мысленно попытался представить, где находится реанимация. Определившись с ее местонахождением, я пошел влево по периметру в обход больницы.
С торца здания, под козырьком, я заметил ступеньки, ведущие в полуподвал, они были обильно посыпаны опилками и упирались в железную дверь. Я спустился, толкнул дверь и оказался в длинном темном коридоре, освещенном всего одной лампой, скрытой мутным плафоном с железной решеткой. Коридор привел меня в просторную подсобку, посредине которой стоял деревообрабатывающий станок, вдоль стен высились полки с инструментами и верстаки с тисками. На длинной скамье сидели четыре молодых мужика и курили.
- Здорово, мужики! - сказал я. - Я попаду отсюда в реанимацию?
- Если я дам тебе по черепу, то, пожалуй, попадешь, - сказал самый здоровый из них. - Но вряд ли она тебе поможет.
Они дружно заржали. Везет мне в последнее время на комиков-эксцентриков!
- Я серьезно, ребята, - улыбнувшись для приличия, сказал я. - У меня товарищ в реанимации, мне срочно надо его повидать, а врачи не пускают.
- По лестнице не попасть, - сказал рыжий, он смачно сплюнул и попал себе на ботинок. - На четвертом этаже дверь на лестницу постоянно закрыта изнутри.
- Можно попасть только на лифте, - подытожил третий, пока рыжий вытирал ботинок о штанину.
- А где лифт? - спросил я.
- А в лифт тебя, дорогой, все равно не пустят, - вставил свое веское слово четвертый. - Потому что там - лифтер. А он всех знает.
- Как же быть? - не теряя надежды, спросил я.
- Нужно бежать за пузырем, - задумчиво сказал самый здоровый. - Тогда что-нибудь придумаем.
- Давайте так, парни, - предложил я. - Вы меня проводите в реанимацию, а я вам даю денег на литр, но побежите сами. Идет?
Рыжий оживился. Он встал со скамьи и принялся ходить вдоль станка.
- Райке скажем, что ты за сантехника, - рассуждал он. - Пришел из поликлиники. Скажем, что в реанимации раковина течет.
- А если поймают? - засомневался третий, самый опухший и невзрачный.
- Если поймают, то дадут пинка под зад, - успокоил его здоровяк. Райке никто докладывать не будет.
- Да вы меня туда только проведите, а там я белый халат надену, объяснил я. - Никто и не спросит. Раз внутри, раз в белом халате, значит с чьего-то разрешения. Я долго не буду. Посмотрю на него, задам пару вопросов и уйду.
В это время предательски зазвонил сотовый. Слышимость была на удивление плохая, видимо, подвал гасил волны, но я узнал Нелин голос. Она начала спрашивать меня о работе, но я прокричал ей, что Серега попал в больницу, что перезвоню попозже и разорвал связь.
Хлопцы посмотрели на меня с уважением, а рыжий сказал, что нужно прибавить на закуску. Здоровый тоже открыл было рот, но не произнес ни звука, за моей спиной открылась дверь и все четверо уставились на нового гостя.
- Здравствуйте, - сказал тихий девичий голос. Говорившая закашлялась, наверняка, от волнения. - Я правильно пришла? Здесь находится слесарная мастерская?
- И слесарная, и столярная, в одном флаконе, - сказал рыжий и заржал.
В этот момент я обернулся и увидел вошедшую. Невысокая, светловолосая, в очках и в белом халате. Вроде бы ничего особенного, а я пропал. Банально, но мне показалось, что я раньше ее уже видел, скорее всего, в своих снах. Я стоял к ней ближе всех. Она окинула взглядом всех нас, решила, что я главный, и стала говорить, обращаясь ко мне, глядя в глаза и слегка щурясь:
- Вчера вы обещали Анне Павловне передвинуть сейф из кабинета старшей медсестры в процедурную. И не сделали. А сейчас Анне Павловне влетело от зав отделением.
- Подожди, - перебил ее здоровяк. - Ты, из какого отделения? И кто такая Анна Павловна?
- Я из неврологии. Анна Павловна - наша сестра-хозяйка. Она уехала в прачечную за бельем и попросила меня спуститься к вам.
- Хорошо, сейчас поднимемся, - сказал третий. - Ты иди.
- Нет, - сказала она, хотя эта твердость стоила ей немало усилий. - Я подожду вас, мы поднимемся вместе. Вы уже один раз обещали Анне Павловне и обманули, - она посмотрела на меня осуждающе.
- Да хватит вам про эту Анну, - вспылил рыжий. - Она вчера пришла под вечер. Я здесь был один. Я ничего ей не обещал. Не мог же я один этот сейф таскать. Мне еще жить охота. Вот сейчас все собрались, покурим и пойдем.
- Вы уже покурили, - упрямо сказала она.
- Ладно, мужики, пошли, - сказал я.
Девушка посмотрела на меня с благодарностью. Рыжий и длинный переглянулись. Мы все вышли в коридор. По пути, чуть отстав, я сунул в руку здоровяку пятьдесят тысяч. Он оглянулся на своих напарников и поднял вверх большой палец.
- Что это у вас в пакете? - поинтересовалась у меня девушка, пока мы ждали лифт.
- Инструменты, - соврал я.
Лифтершу звали тетя Рая. Девушка попросила отвезти нас всех на шестой этаж, но рыжий велел остановить на четвертом, дескать, мне нужно выйти там, чтобы устранить течь.
- Нет, нет, - возразил я. - Я вам помогу, а на четвертый пойду на обратном пути.
Девушка одобрительно погладила меня взглядом. Сейф оказался большим и тяжелым. Конечно, рыжий один ничего бы не смог, даже впятером нам пришлось два раза отдыхать, чтобы протащить его пятнадцать метров из одного кабинета в другой. Я старался больше всех.
- Не мешало бы еще наладить дверной замок в сестринской, - совсем осмелела наша начальница, когда мы закончили.
- Пошли, - с готовностью согласился здоровяк.
- А как вас зовут? - спросил я, понимая, что она сейчас уйдет.
- Галя, - она строго посмотрела из-под очков. - Но никому из вас это не пригодится, - бросила она, взяла здорового за рукав и увела.
Наша миссия на этом была закончена. Мои новые напарники, заморочив голову тете Рае, успешно высадили меня на четвертом этаже. Как только за моей спиной захлопнулась дверь лифта, я поспешно напялил белый халат, который оказался настолько мал и стар, что при попытке распрямить плечи, лопнул подмышками по швам. Закатав рукава, я выскочил в темный коридор и, воспользовавшись тем, что вокруг никого не было, стал заглядывать во все палаты подряд. За третьей дверью я увидел Серегу, и вначале не узнал, настолько боль изменила черты его лица. Он лежал в одноместной палате, на единственной кровати, которая представляла собой сложный механизм с различными приспособлениями, назначение которых было для меня непонятно.
Я поплотнее закрыл за собой дверь и подошел к своему товарищу. Его лицо представляло собой один сплошной коричневый синяк. Выпавшая из-под простыни рука была до самых кончиков пальцев одета в гипс, ногти были ярко-желтые. Я поставил пакет на пол и осторожно покашлял. Серега открыл глаза и посмотрел на меня.
- Привет, - он скорчил гримасу, отдаленно напоминающую улыбку. Хорошо, что ты пришел. А они мне сказали, что дня три ко мне никого пускать не будут.
- Я тут подпольно.
- Я знал, что ты придешь, дружище! - он попробовал слегка повернуться набок, в мою сторону, но задохнулся от боли. - Открой мне ноги.
Я скинул простыню. Правая нога полностью была закутана в гипс, левая до щиколотки. Он пошевелил пальцами левой ноги и спросил:
- Шевелятся?
- Да.
- Ты не врешь? - Серега подозрительно посмотрел на меня. - Поклянись своим здоровьем.
- Пошел нафиг, придурок, - успокоил я его. - Все, что надо, у тебя шевелится.
- Уф, - обрадовался он. - А я лежу тут, весь на измене, думаю, врачи врут, а я давно уже инвалид! Значит, позвоночник в порядке.
- Подозревают трещину, - сказал я.
- Херня! - он улыбнулся по-настоящему. - Самое главное, пальчики шевелятся. И руки двигаются.
- Я тебе тут соки привез и воду, - указал я на пакет. - Пока меня не выперли, давай, расскажи, как все было, и я побегу.
- А где Оля?
- Она всю ночь была с тобой, сейчас дома - спит.
- Дай я ей позвоню.
- Пусть спит. Она к тебе придет. Жену, наверное, пустят.
- Я шел домой, - начал Серега.
- Пьяный? - перебил я его.
- Слегка. На мосту ко мне сзади подбежал человек, схватил за ноги и перебросил через перила. Все было так неожиданно, я не сопротивлялся даже. Вел себя, как мешок с говном. Пока летел, выставил руки и цеплялся за все подряд. Это меня и спасло. Вначале за провод какой-то ухватился, притормозил маленько, потом, когда он оборвался - за какие-то ветки. Изменил траекторию падения, а то разбился бы в лепешку. Да еще скользнул по насыпи. Потом выполз на обочину и дождался, пока меня нашли.