Новоселов Дмитрий
Увидеть небо
Дмитрий Новоселов
Увидеть небо
Несколько слов об авторе
Дмитрий Новоселов - преуспевающий бизнесмен из Уфы,
директор и соучредитель компании, которая торгует
канцелярскими товарами.
Несколько слов о книге:
Убит директор крупной оптовой фирмы. Подозрение падает
на главного героя - мелкого торговца. Однако в итоге
милиция начинает ловить настоящего преступника на
"живца". Такова фабула произведения. У автора, впрочем,
свое видение главной темы книги. Книгу он писал два
года. Говорит, в основном сочинял на рыбалке. Когда
роман был готов, Дмитрий отправил рукопись на первый же
попавшийся, но вполне престижный литературный конкурс. В
результате за свое литературное хобби получил
поощрительную премию - диплом, 500 долларов и ручку
"Паркер". Такую же, как те, которые выставлены на
витринах его магазина. Автор говорит, что события,
описанные в романе, он выдумал, а вот детали - реальные.
Да и сам главный персонаж - Николай Чебоксаров - герой
нашего времени. Его прототип и однофамилец живет среди
нас.
"Увидеть небо". Читайте бытоописательный увлекательный и
правдивый роман о провинциальном мелком предпринимателе.
1.
Проезжая по мосту, я бросил взгляд на реку и впервые заметил, что начался ледоход. Зима свела счеты с жизнью, она вскрыла вены, осознав, наконец, неизбежность весны. По серой воде плыли желтоватые льдины, на берегу из-под снега проступала земля, у машин и предметов появились тени, а прохожие с удовольствием жмурили глаза от яркого солнца. Над городом взорвался огромный кусок сыра и его мельчайшие частицы, смешавшись с талой водой и грязью, разбившись на молекулы и атомы, заполнили желтизной дымящийся пейзаж, осев на ветвях деревьев, телефонных проводах и выцветших предвыборных плакатах.
Если солнце становится похожим на сыр, значит в битве с желудком голова опять проиграла, давным-давно пора набить его чем-нибудь подходящим, а мне все некогда.
Мой "москвич" - фургон до верху набит водкой. Двадцать пять ящиков или пятьсот бутылок, ровно на пять миллионов рублей, по ценам оптовика. Каждые два - три дня, чередуясь, мы, с моим напарником, Сергеем Тихоновым, совершаем рейс по одному и тому же маршруту, от Зареченских баз в город, с одним и тем же грузом. Сбоев в этом деле мы не допускаем потому, что водка - это святое; она составляет пятьдесят процентов от всего нашего оборота и приносит сорок процентов дохода, причем дохода стабильного, когда дневную выручку можно планировать с точностью до пятидесяти тысяч.
Как это часто бывает прибыль основана на чьем-то горе. За два года торговли наши продавцы стали узнавать в лицо всех местных алкашей. Четверо из них за это время умерли от перепоя. Что поделать... Мы относимся к этому по-философски и успокаиваем себя тем, что наша водка настоящая, а не какое-нибудь ядовитое палево.
Водка - груз нежный, особенно когда вся партия с длинным горлом расфасована в алюминиевые ящики из-под молочных бутылок. В таких случаях как сегодня, мало того, что звенишь на два квартала вперед, но и рискуешь не досчитаться трех - четырех бутылок, если будешь ехать со скоростью больше шестидесяти.
На углу Чернышевского и Революционной, уступив дорогу самоуверенной "Тойоте" преклонного возраста, я аккуратно въехал на пешеходную часть тротуара, развернулся около тополя и поставил машину перед нашим самым большим киоском, именуемым в журналах учета "первым" или "угловым".
Продавщицу зовут Валя, двадцать восемь лет, разведенка, сыну - шесть. Все как обычно, в нашем городе проблем с кадрами нет. У всех одна и та же история: муж - алкаш, на заводе денег не платят, попала под сокращение. Самый лучший контингент. Полгода без мяса, а тут живые деньги раз в неделю на руки. За такое счастье они все по началу готовы были нам с Серегой задницу целовать. Правда, чувство благодарности проходило почему-то на удивление быстро.
Когда я вышел из машины, Валька уже стояла на пороге, открыв мне дверь. Она была одета в серый вязаный свитер, джинсы и старые, в заплатках, сапоги " дутыши".
- Привет, - Она старалась держаться как ровня, но все - таки чуть-чуть заискивала. - Наконец-то. Я совсем пустая.
- Что, совсем ничего? - Я занес первый ящик и поставил его на заранее приготовленное место.
- Пара пузырей.
- Хорошо. Сколько тебе оставить?
Она подумала.
- Когда следующий завоз?
- В воскресенье вечером или в понедельник утром.
- Тогда девять.
- Хорошо.
Я составил восемь ящиков в углу у самого входа в два ряда, а девятый занес под кассу.
- Когда тару заберете? - спросила Валя, после того как я закрыл машину и вошел внутрь.
- Завтра.
- Ну, Коля, имейте совесть. Каждый раз завтра. Развернуться ведь негде. Сторожам ночью даже ноги вытянуть невозможно. Они выносят ящики на улицу. А если упрут? Кто будет виноват?
- Пусть спят на ящиках. Не графья. Я договорился с Углановым, он даст " Газель", одним махом увезем со всех трех киосков.
- Ну, не знаю...- сказала она недовольно.
Обычно пустые ящики забирали сразу. Раскидав водку, мы в обратном порядке собирали тару и увозили на склад, но иногда бывали сбои, когда после завоза водки приходилось срочно ехать за каким-то грузом, например, за шоколадом. Тогда тара зависала на точках, отравляя жизнь и нам, и нашим продавцам. Чаще всего в этом был виноват Серега.
В киоске, действительно, было очень тесно, повсюду расставлены ящики, свободного места на полу оставалось метра два. Несмотря на это, вокруг царила чистота, если не считать хлебных крошек около тарелки с остывшей лапшей быстрого приготовления. На единственной, свободной от полок, стене висел портрет обезьяны. Во рту у обезьяны торчал окурок, на лбу красным маркером было написано "Валя", слово "Валя" было перечеркнуто синей ручкой, а рядом этой же ручкой было написано "Артем". Позавчера обезьяны не было.
- Плакат принес Артем, - заметив мой взгляд, сказала Валя.
- А где график дежурств?
- Не знаю, наверное, под плакатом, - ответила она слишком поспешно. В ее голосе, да и во всем поведении чувствовалась какая-то нервозность. Руки были не на месте, да и глаза тоже.
Она сдала выручку. Я внимательно пересчитал ее, сравнил с показателями кассы, убрал в карман, затем перевел кассу на нули, оставив на контрольной ленте устраивающую нас сумму, погасил кассу и расписался в книге кассира. После этого Валя достала спрятанный под обшивкой наш внутренний, секретный журнал для черной бухгалтерии, в котором я расписался за полученные деньги и вписал привезенную водку. Кроме того, проверил расчеты с поставщиками за последние два дня, сверил суммы с имеющимися у меня дубликатами накладных и принял у нее заявку на бакалею. Все это время меня не покидало чувство, что я застал Валю врасплох, напугал чем-то.
Я подошел к полке с сигаретами, взял наугад несколько пачек, с деланным вниманием осмотрел их, достал записную книжку из внутреннего кармана и сделал вид, будто что-то в нее записал. То же самое я проделал с чипсами, потом посмотрел на Вальку. Она вытирала пыль с кассы. Крошек на столе уже не было, тарелки с лапшей тоже. Никакой реакции. Наверное, показалось.
- Какое сейчас время года? - спросил я ее перед уходом.
- Весна, - она удивленно посмотрела на меня.
- Молодец. Чем грозит нам весна?
Она задумалась.
- Не знаю.
- Запомни или запиши: весна, кроме любви, предвещает пробуждение от зимней спячки голодной санэпидемстанции. Самое рыбное время у санитарных врачей весной, когда из-под тающего снега появляется прошлогодняя грязь. Чем грозит нам визит санэпидемстанции?
- Наверное, штрафом.
- В лучше случае штрафом, в худшем - лишением лицензии и закрытием киоска. Средний вариант: весь год кормить голодных санитаров. Лично меня ни один из этих вариантов не устраивает. Поэтому, что мы будем делать?
- Поддерживать чистоту, - ответила Валя с энтузиазмом, радуясь, что хоть на один вопрос смогла найти достойный ответ.
- Не просто поддерживать чистоту, а на расстоянии пяти метров от киоска должен быть чистый асфальт, в том числе и за киоском. На эти мероприятия вам выделяется один литр водки в сутки, и дается пять дней сроку. Можете водку выпивать сами, а к работе привлекать инопланетян. Важен результат. За грязь будем карать беспощадно, бить по кошельку. Чистота должна быть идеальной в любое время. Передай это Артему и второй смене. Вопросы есть?
- Нет.
- Пока, - я уже было вышел, но потом, вспомнив, вернулся: - И не забудьте повесить график.
Я выехал на проспект Ленина и направился к нашему второму киоску, который находился в самом сердце города в ста метрах от мэрии. В фургоне стало свободнее и водка зазвенела с удвоенной силой. Похлопав себя по карману, я лишний раз убедился, что накладные на месте. В последнее время грузы со спиртным стали лакомой добычей гаишников и, хотя происхождение нашей водки было вполне законным, лишняя засветка нам ни к чему. Все должно быть на мази: и сертификаты, и накладные, и заводская справка, чтобы у ментов не возникло никаких подозрительных мыслей и желания записать наши номера себе в блокнот. Конечно, трудно поверить, что при нашей действительности правительство сможет наладить взаимосвязь между милицией и налоговой инспекцией, но все же нужно быть осторожным, ведь из десяти проданных ящиков официально по бухгалтерским отчетам проходит всего один, иначе всю прибыль будут съедать налоги.
На улице стемнело, заметно похолодало. Только что светило солнце, но какой-то сумасшедший художник заштриховал картинку, и получились сумерки. В этом черно-белом мире я чувствовал себя значительно увереннее. Это было мое время. Переходное состояние, полная неопределенность, когда прошлое уже кончилось, а будущее еще не наступило. Период ожидания всегда лучше свершившегося события. Если что-то уже произошло, то нужно делать выводы, а выводы - вещь неблагодарная, они всегда не в твою пользу.
Нашу торговую точку было видно издалека благодаря высокой куполообразной крыше. Когда-то это был обыкновенный киоск отечественного производства, обозначенный в приходной накладной артикулом К-2, но близость к мэрии ко многому обязывает, поэтому вначале нас заставили поменять деревянную раму на стеклопакет, затем настойчиво предложили обшить корпус пластиком. Последнее, что мы сделали - произвели замену съемных металлических ставней на бронированные жалюзи и возвели остроконечную крышу, покрыв ее еврочерепицей. По мнению торгового отдела в таком виде наш киоск полностью отвечал требованиям европейских стандартов и не только не портил окружающего пейзажа, но и служил украшением города. Проект этого высокохудожественного сооружения в целях экономии я разрабатывал сам, но в итоге нам все равно пришлось заплатить немереные деньги за печать архитектурного управления.
Я остановил машину у обочины, прямо на проезжей части, отсюда до киоска было метров пять. Подъехать ближе не было никакой возможности потому, что со всех сторон стояли запрещающие знаки, а въезд на тротуар грозил серьезными неприятностями. По два ящика за раз, в четыре захода, я перетаскал водку к дверям киоска, при этом усиленно звенел, пыхтел и вообще всячески давал понять обитателям торговой точки, что снаружи что-то происходит. Внутри горел свет, но никто не выглянул в окно, дверь оставалась закрытой. Когда я постучал, послышалась возня и, наконец, на крыльце нарисовалась Таня с книгой подмышкой и огрызком яблока в руке.
- Ой, привет, - сказала она густым грудным басом, который совсем не соответствовал ее миниатюрности, сверкнув на меня красными глазами из-под треснутых очков.
- Читать книги вредно. В наше время - это непозволительная роскошь. Лучше читай газеты, они не дают расслабиться, всегда будешь начеку и не пропустишь приезд шефа, - я слегка оттолкнул ее с прохода и начал заносить товар в помещение, при этом наступив Тане на ногу. Бесхозная дверь больно стукнула меня по спине. - Таня, держи дверь!
Она схватилась за дверь, при этом уронила книгу, но яблоко из рук не выпустила, потом наклонилась за книгой, отпустив дверь - та немедленно стукнула ее по голове. Наконец, она выбросила яблоко, одной рукой взялась за дверь, в другой зажала книгу и смущенно заморгала на меня глазами. На ней, от подбородка до колен, неряшливо болталась старческая кофта с деревянными пуговицами, из-под кофты виднелись потрескавшиеся черные сапоги, под всем этим нарядом нельзя было угадать и намека на фигуру. "Сопля на чистом кафеле жизни", - так называл ее Серега Тихонов.
Закончив перетаскивать груз, я взял из ее рук книгу и прочитал название: "Женщина в песках".
- С сегодняшнего дня твоя новая кликуха будет "женщина в песках". Будешь откликаться на нее неделю, потом посмотрим. Это - приказ, - я очень строго посмотрел на нее, хотя сам едва сдерживал смех. - Давай выручку.
Она улыбнулась, дав понять, что оценила шутку и достала деньги. С грехом пополам пересчитав выручку, мы разложили деньги покупюрно, произвели необходимые операции с кассой и составили список товара для закупа. Эта девочка ничего не могла делать самостоятельно. Ее попросила устроить на работу какая-то Сережина тетя. Поэтому просто так выкинуть на улицу мы ее не могли. Да и поводов особых не было: опозданий нет, недостач нет, прогулов - тоже. Так, слегка тормозит. Пустяки.
- Таня, ты где живешь? - спросил я ее, пытаясь заглянуть в глаза.
- На новостройках в Пахомово, - ответила она, опустив голову.
- Да нет, ты не поняла. Я спрашиваю: ты где живешь - на земле или в песках?
Она посмотрела на меня так, как будто я сделал ей непристойное предложение.
- Ну, ладно. За чистотой следите особо. Весна, - мне почему-то расхотелось подшучивать над ней. - Кто с тобой в паре?
- Андрей.
- Передай Андрею, чтобы вовремя выбрасывал мусор из урны. Два раза, утром и вечером. Во дворе пятьдесят первого дома установили еще один контейнер. Теперь дворники гонять его не будут, мы заключили с домоуправлением договор на вывоз, вот копия, - я протянул ей свернутый вчетверо листок. - Один литр в день вам выделяется для найма алкашей. Пусть они расчистят от снега мостовую и дорожку до остановки и каждый день подметают. Тару заберем завтра. Пока.
- До свидания, - сказала она без интонаций. Я был ей полностью безразличен, она меня даже не боялась.
Выйдя на улицу, я натолкнулся на Андрея, который явился на работу на полчаса раньше, принимать смену. Одного взгляда на этого парня было достаточно, чтобы понять, что это студент. Я всегда безошибочно определял студентов, независимо от того во что они были одеты и как причесаны. Просто по выражению глаз. У всех студентов в них читалось: " У меня все впереди". Я это точно знаю, я сам был таким. Это очень опасное выражение глаз, оно может остаться на всю жизнь, а вылечить его, как близорукость, практически невозможно. Я видел глубоких стариков, искалеченных этой печатью наивности. Ужасное зрелище.
Мы всегда старались принимать на работу в ночную смену именно студентов потому, что та зарплата, которую мы платили, для нормального мужика была слишком маленькой, а студенту, особенно приезжему, особой разницы где ночевать не было, да и к деньгам к этим все они относились не серьезно, а как к халяве, как к чему-то временному. Они практически не воровали и среди них еще не было алкоголиков. Правда, пивком баловались, но все мы не без греха.
Я повторил Андрею все, что сказал Тане, он понимающе кивнул, снисходительно посмотрел на меня и исчез в будке.
Холодный ветер играл на струнах троллейбусных линий, облизывая со стен домов остатки дневной влаги. Асфальт покрылся тонкой корочкой льда, но лужи по обочинам, сохранив накопленное за день тепло, уже не замерзнут, они останутся источником грязи и напоминанием того, что машину мыть не имеет смысла, пока не растает снег.
Я ехал с открытым окном, с наслаждением вдыхая сладкий запах будущего. Я думал об Андрее, о том, что он, по всей видимости, считает меня тупым барыгой, для которого затаривать продуктовые ларьки - вершина карьеры. Я вспоминал, как девять лет назад, окончив институт, я мечтал строить города, к тридцати годам стать начальником отдела в проектном институте или главным инженером строительного управления. Только добившись такой должности в этом возрасте, мужчина может себя уважать, считал я. С тех пор критерии самоуважения значительно изменились. Я вез водку в полу разбитом "москвиче" и был доволен собой. Фары, несмотря на то, что были забрызганы грязью, светили непривычно ярко и довольно нагло для скромного "москвича", мимо которого проносились хозяева жизни в авторитетных джипах и вальяжных Мерседесах. В моем маршруте осталась последняя торговая точка, киоск номер три на центральном рынке. Я всегда оставлял его напоследок потому, что там работала Света и он находился ближе всего к моему дому.
Этот киоск был самым маленьким по размеру, но зато самым прибыльным. В свое время мы дали очень приличную взятку за то, чтобы получить место для его установки и с тех пор ни разу об этом не пожалели.
Когда я подъехал к западным воротам, шлагбаум был, разумеется, закрыт, да и на самих воротах висела цепь с огромным амбарным замком. В будке охранника горел свет. Я остановился под тусклым фонарем и выключил фары, чтобы сторож мог увидеть номера.
На крыльцо вышел растрепанный мужик лет сорока пяти по имени Эрнст. Он был абсолютно трезв и поэтому полон энергии. Несмотря на звучное имя, Эрнст не был интеллигентом. Он сообщил мне о том, что я и мой долбаный друг вконец его затрахали, шляясь по ночам, что пускать нас в такое время он не имеет права и что в один прекрасный момент он скажет Николаю Михайловичу, директору рынка, и тот выгонит нас к чертям собачьим. Излагая эти угрозы, он поднял шлагбаум, открыл ворота и пропустил меня внутрь безо всяких условий. Его слова, гордо взметнувшись в небо, потеряли свою силу, многократно отразившись от низкого козырька рыночного покрытия, смешались с шумом мотора и упали на асфальт шелухой от семечек.
Эрнст был, несомненно, прав. Рынок закрывался в шесть часов, торгашам давали час на сборы, а потом менты с собаками обыскивали все вокруг и выгоняли запоздавших. Только одни мы имели право торговать всю ночь. Такое положение дел возникло случайно. Два года назад, при реконструкции рынка, когда с улицы убирали открытые прилавки и всем торгующим выделяли места во вновь отстроенном павильоне, свободную площадь на рыночной площади решили отвести под установку торговых киосков с обязательным применением кассовых аппаратов. Желающих, разумеется, было хоть отбавляй, но мы вовремя подсуетились и сумели выбить себе место. Правда, блат у нас был довольно хилый: всего лишь начальник пожарной охраны района и поэтому место нам досталось в самом углу, далеко от центрального входа и людских потоков. Наш киоск был единственным, который своей задней стенкой примыкал не к бетонной стене, а к железной решетке с колючей проволокой, на месте которой раньше был еще один въезд на рынок. С точки зрения торговли внутри рынка место, как мы вскоре поняли, было самое беспонтовое, но железная ограда, причинявшая нам столько неудобств в самом начале, выходила на довольно оживленную улицу, рассекающую надвое огромный жилой массив и мысль перевернуть киоск и работать витриной на улицу не давала нам с Серегой покоя. Мы терпеливо ждали, заводили новые знакомства, покупали телевизоры и газовые плиты многочисленным чиновникам и, наконец, после того, как сменился директор рынка, настал наш час. За одну ночь, имея на руках разрешение от милиции и лицензию на ночную торговлю спиртным, мы прорезали автогеном окно в заборе, перевернули киоск и стали самыми привилегированными торгашами на всем центральном рынке, поздороваться за руку с которыми считал за счастье даже старый еврей Давид Моисеевич, который всю свою жизнь торговал книгами, имел к тому времени тридцать две торговые точки по всему городу и подавал руку только тем людям, которых считал умнее себя. В первый же день выручка составила пять миллионов. Мы ходили обалдевшие от счастья.
Когда я начал разгружаться, казалось, что на город опустилась глубокая ночь. Света уже сдала смену и просто ждала моего приезда. Она подменила у окошка Ивана, нашего самого молодого продавца, а тот помог освободить машину от надоевшего груза. Мы управились довольно быстро, но что-то было не так. Я не сразу понял, что не хватает привычной тесноты. В киоске не было тары. При желании можно было даже станцевать, если не сильно размахивать руками.
- Где ящики? - спросил я Свету, когда она отошла от окошка.
- Я их продала, - сказала она безмятежно, - Достали. Уже сидеть негде было...
- Ты что, серьезно? - перебил я, вспыхнув, как бенгальский огонь, но все еще надеясь, что это шутка. Никто и ничего не имел права покупать или продавать без нашего с Серегой ведома.
- Успокойся, - сказала Света, улыбнувшись и взяв меня за руку.
Все нормально. Помнишь трех хачиков, которые два месяца назад предлагали нам палево? Они открыли пункт приема посуды на углу за хозтоварами. Скупают водочные бутылки по четыреста рублей. У них такой наплыв, что тары не хватает. Я им продала по двадцать тысяч за ящик, а у нас по накладным залоговая стоимость - пятнадцать. По пятерке с ящика вроде бы неплохо. Забрали все, даже дюраль, и готовы купить еще.
Бенгальский огонь погас, так и не разгоревшись. Сказать было не чего. Неплохая сделка. Можно было продать им всю тару, которая у нас зависла. Весь вопрос заключался в том, согласится ли на это Угланов, наш поставщик. Иногда у него самого не хватало ящиков и он наотрез отказывался брать деньгами.
- Да ладно, все еще можно вернуть, - как будто читая мои мысли, продолжила Света, - Я им дала как бы взаймы, если что, заберем обратно.
- Мы этот вопрос еще обсудим, - хмуро сказал я.
- Эй, взбодрись, - она игриво потрепала меня по щеке. - Лучше пересиль себя и скажи спасибо. Сейчас тебе станет еще веселее. Я самовольно истратила пол-литра на расчистку территории.
Света посмотрела на меня воинственно, ожидая моей негативной реакции.
- Можете тратить литр в сутки в течение пяти дней, пока все не просохнет, - сказал я примирительным тоном.
- Обойдутся, алкаши, - Света скривила рот.
Собрав длинные каштановые волосы под пушистую вязаную шапочку, она накинула зеленый кожаный плащ и самодовольно посмотрела на меня, давая тем самым понять, что свой долг выполнила и готова идти. В ее руках, неизвестно откуда, появились два огромных пакета, по всей видимости, с рыночной жратвой, которую она периодически таскала своей маме и четырехлетнему сынишке.
Мы попрощались с Ванькой и вышли.
Никто не будет спорить; Света эффектная женщина, к тому же лучший продавец в нашей с Сергеем конторе. Она всегда все делала правильно и своевременно, иногда решая сложные вопросы в наше отсутствие. Но все ее положительные профессиональные качества превратились в моих глазах в недостаток после того, как в начале зимы она поселилась в моей квартире на правах то ли жены, то ли любовницы. Я даже сам не понял, как это произошло, просто один раз она осталась и уже больше никогда надолго не уходила. Я даже привык к ее сыну, к которому она теперь ходила проведать или, наоборот, приводила в гости. Надо сказать, что нас обоих такое положение вещей вполне устраивало, если бы не мои вспышки непонятной злобы, вызванные ее старательностью и сообразительностью.
Когда мы подъехали к шлагбауму, запищал пейджер. Я ненавижу пейджер! Этот плод человеческого разума сократил мою жизнь на несколько лет. Его зловещий сигнал никогда не предвещал ничего хорошего, он означал, только одно, что в мою жизнь вторглась налоговая инспекция, пожарная охрана, санэпидемстанция, милиция или, что еще хуже, новоиспеченные братки. Особенно я терпеть не могу, когда в сообщении появляется слово "срочно": "Срочно приезжай", "Срочно позвони" и т.д. ... Приходится нестись с замиранием сердца через весь город под запрещающие сигналы светофора, по пути вынося, от неведения происходящего, приговор всей своей коммерческой деятельности, которую, по мнению отправителя сообщения, постигла непоправимая катастрофа. Никто никогда не сообщит на пейджер ничего приятного, никто не скажет: "Доброе утро". Кому это нафиг нужно?
Однако на этот раз нам ничего не угрожало, я только что объехал все свои точки и был абсолютно уверен, что ничего экстраординарного не случилось. В сообщении Сергей просил позвонить как можно скорее по указанному им номеру телефона, судя по которому, несмотря на позднее время, он находился вне дома.
Чтобы выполнить его просьбу, мне пришлось выслушать из уст Эрнста нудную тираду на тему общественной безопасности, смысл которой сводился к тому, что телефон охранника не предназначен для того, чтобы по нему разговаривали всякие придурки, что этот номер никогда не должен быть занят и что связь охранника центрального рынка по своей значимости приравнивается к правительственной, а ему, Эрнсту, может сильно влететь, если в данный момент кто-то таинственный позвонит с какого-то загадочного пульта и услышит вместо бодрого голоса сторожа короткие гудки. Впрочем, разглагольствуя на эту тему, он все же позволил мне войти вслед за ним в его ветхую сторожку и даже указал на видавший виды телефон, весь обмотанный изолентой и, на мой взгляд, никак не способный обеспечить мало-мальски качественную и устойчивую связь, не говоря уж о правительственной.
Увидеть небо
Несколько слов об авторе
Дмитрий Новоселов - преуспевающий бизнесмен из Уфы,
директор и соучредитель компании, которая торгует
канцелярскими товарами.
Несколько слов о книге:
Убит директор крупной оптовой фирмы. Подозрение падает
на главного героя - мелкого торговца. Однако в итоге
милиция начинает ловить настоящего преступника на
"живца". Такова фабула произведения. У автора, впрочем,
свое видение главной темы книги. Книгу он писал два
года. Говорит, в основном сочинял на рыбалке. Когда
роман был готов, Дмитрий отправил рукопись на первый же
попавшийся, но вполне престижный литературный конкурс. В
результате за свое литературное хобби получил
поощрительную премию - диплом, 500 долларов и ручку
"Паркер". Такую же, как те, которые выставлены на
витринах его магазина. Автор говорит, что события,
описанные в романе, он выдумал, а вот детали - реальные.
Да и сам главный персонаж - Николай Чебоксаров - герой
нашего времени. Его прототип и однофамилец живет среди
нас.
"Увидеть небо". Читайте бытоописательный увлекательный и
правдивый роман о провинциальном мелком предпринимателе.
1.
Проезжая по мосту, я бросил взгляд на реку и впервые заметил, что начался ледоход. Зима свела счеты с жизнью, она вскрыла вены, осознав, наконец, неизбежность весны. По серой воде плыли желтоватые льдины, на берегу из-под снега проступала земля, у машин и предметов появились тени, а прохожие с удовольствием жмурили глаза от яркого солнца. Над городом взорвался огромный кусок сыра и его мельчайшие частицы, смешавшись с талой водой и грязью, разбившись на молекулы и атомы, заполнили желтизной дымящийся пейзаж, осев на ветвях деревьев, телефонных проводах и выцветших предвыборных плакатах.
Если солнце становится похожим на сыр, значит в битве с желудком голова опять проиграла, давным-давно пора набить его чем-нибудь подходящим, а мне все некогда.
Мой "москвич" - фургон до верху набит водкой. Двадцать пять ящиков или пятьсот бутылок, ровно на пять миллионов рублей, по ценам оптовика. Каждые два - три дня, чередуясь, мы, с моим напарником, Сергеем Тихоновым, совершаем рейс по одному и тому же маршруту, от Зареченских баз в город, с одним и тем же грузом. Сбоев в этом деле мы не допускаем потому, что водка - это святое; она составляет пятьдесят процентов от всего нашего оборота и приносит сорок процентов дохода, причем дохода стабильного, когда дневную выручку можно планировать с точностью до пятидесяти тысяч.
Как это часто бывает прибыль основана на чьем-то горе. За два года торговли наши продавцы стали узнавать в лицо всех местных алкашей. Четверо из них за это время умерли от перепоя. Что поделать... Мы относимся к этому по-философски и успокаиваем себя тем, что наша водка настоящая, а не какое-нибудь ядовитое палево.
Водка - груз нежный, особенно когда вся партия с длинным горлом расфасована в алюминиевые ящики из-под молочных бутылок. В таких случаях как сегодня, мало того, что звенишь на два квартала вперед, но и рискуешь не досчитаться трех - четырех бутылок, если будешь ехать со скоростью больше шестидесяти.
На углу Чернышевского и Революционной, уступив дорогу самоуверенной "Тойоте" преклонного возраста, я аккуратно въехал на пешеходную часть тротуара, развернулся около тополя и поставил машину перед нашим самым большим киоском, именуемым в журналах учета "первым" или "угловым".
Продавщицу зовут Валя, двадцать восемь лет, разведенка, сыну - шесть. Все как обычно, в нашем городе проблем с кадрами нет. У всех одна и та же история: муж - алкаш, на заводе денег не платят, попала под сокращение. Самый лучший контингент. Полгода без мяса, а тут живые деньги раз в неделю на руки. За такое счастье они все по началу готовы были нам с Серегой задницу целовать. Правда, чувство благодарности проходило почему-то на удивление быстро.
Когда я вышел из машины, Валька уже стояла на пороге, открыв мне дверь. Она была одета в серый вязаный свитер, джинсы и старые, в заплатках, сапоги " дутыши".
- Привет, - Она старалась держаться как ровня, но все - таки чуть-чуть заискивала. - Наконец-то. Я совсем пустая.
- Что, совсем ничего? - Я занес первый ящик и поставил его на заранее приготовленное место.
- Пара пузырей.
- Хорошо. Сколько тебе оставить?
Она подумала.
- Когда следующий завоз?
- В воскресенье вечером или в понедельник утром.
- Тогда девять.
- Хорошо.
Я составил восемь ящиков в углу у самого входа в два ряда, а девятый занес под кассу.
- Когда тару заберете? - спросила Валя, после того как я закрыл машину и вошел внутрь.
- Завтра.
- Ну, Коля, имейте совесть. Каждый раз завтра. Развернуться ведь негде. Сторожам ночью даже ноги вытянуть невозможно. Они выносят ящики на улицу. А если упрут? Кто будет виноват?
- Пусть спят на ящиках. Не графья. Я договорился с Углановым, он даст " Газель", одним махом увезем со всех трех киосков.
- Ну, не знаю...- сказала она недовольно.
Обычно пустые ящики забирали сразу. Раскидав водку, мы в обратном порядке собирали тару и увозили на склад, но иногда бывали сбои, когда после завоза водки приходилось срочно ехать за каким-то грузом, например, за шоколадом. Тогда тара зависала на точках, отравляя жизнь и нам, и нашим продавцам. Чаще всего в этом был виноват Серега.
В киоске, действительно, было очень тесно, повсюду расставлены ящики, свободного места на полу оставалось метра два. Несмотря на это, вокруг царила чистота, если не считать хлебных крошек около тарелки с остывшей лапшей быстрого приготовления. На единственной, свободной от полок, стене висел портрет обезьяны. Во рту у обезьяны торчал окурок, на лбу красным маркером было написано "Валя", слово "Валя" было перечеркнуто синей ручкой, а рядом этой же ручкой было написано "Артем". Позавчера обезьяны не было.
- Плакат принес Артем, - заметив мой взгляд, сказала Валя.
- А где график дежурств?
- Не знаю, наверное, под плакатом, - ответила она слишком поспешно. В ее голосе, да и во всем поведении чувствовалась какая-то нервозность. Руки были не на месте, да и глаза тоже.
Она сдала выручку. Я внимательно пересчитал ее, сравнил с показателями кассы, убрал в карман, затем перевел кассу на нули, оставив на контрольной ленте устраивающую нас сумму, погасил кассу и расписался в книге кассира. После этого Валя достала спрятанный под обшивкой наш внутренний, секретный журнал для черной бухгалтерии, в котором я расписался за полученные деньги и вписал привезенную водку. Кроме того, проверил расчеты с поставщиками за последние два дня, сверил суммы с имеющимися у меня дубликатами накладных и принял у нее заявку на бакалею. Все это время меня не покидало чувство, что я застал Валю врасплох, напугал чем-то.
Я подошел к полке с сигаретами, взял наугад несколько пачек, с деланным вниманием осмотрел их, достал записную книжку из внутреннего кармана и сделал вид, будто что-то в нее записал. То же самое я проделал с чипсами, потом посмотрел на Вальку. Она вытирала пыль с кассы. Крошек на столе уже не было, тарелки с лапшей тоже. Никакой реакции. Наверное, показалось.
- Какое сейчас время года? - спросил я ее перед уходом.
- Весна, - она удивленно посмотрела на меня.
- Молодец. Чем грозит нам весна?
Она задумалась.
- Не знаю.
- Запомни или запиши: весна, кроме любви, предвещает пробуждение от зимней спячки голодной санэпидемстанции. Самое рыбное время у санитарных врачей весной, когда из-под тающего снега появляется прошлогодняя грязь. Чем грозит нам визит санэпидемстанции?
- Наверное, штрафом.
- В лучше случае штрафом, в худшем - лишением лицензии и закрытием киоска. Средний вариант: весь год кормить голодных санитаров. Лично меня ни один из этих вариантов не устраивает. Поэтому, что мы будем делать?
- Поддерживать чистоту, - ответила Валя с энтузиазмом, радуясь, что хоть на один вопрос смогла найти достойный ответ.
- Не просто поддерживать чистоту, а на расстоянии пяти метров от киоска должен быть чистый асфальт, в том числе и за киоском. На эти мероприятия вам выделяется один литр водки в сутки, и дается пять дней сроку. Можете водку выпивать сами, а к работе привлекать инопланетян. Важен результат. За грязь будем карать беспощадно, бить по кошельку. Чистота должна быть идеальной в любое время. Передай это Артему и второй смене. Вопросы есть?
- Нет.
- Пока, - я уже было вышел, но потом, вспомнив, вернулся: - И не забудьте повесить график.
Я выехал на проспект Ленина и направился к нашему второму киоску, который находился в самом сердце города в ста метрах от мэрии. В фургоне стало свободнее и водка зазвенела с удвоенной силой. Похлопав себя по карману, я лишний раз убедился, что накладные на месте. В последнее время грузы со спиртным стали лакомой добычей гаишников и, хотя происхождение нашей водки было вполне законным, лишняя засветка нам ни к чему. Все должно быть на мази: и сертификаты, и накладные, и заводская справка, чтобы у ментов не возникло никаких подозрительных мыслей и желания записать наши номера себе в блокнот. Конечно, трудно поверить, что при нашей действительности правительство сможет наладить взаимосвязь между милицией и налоговой инспекцией, но все же нужно быть осторожным, ведь из десяти проданных ящиков официально по бухгалтерским отчетам проходит всего один, иначе всю прибыль будут съедать налоги.
На улице стемнело, заметно похолодало. Только что светило солнце, но какой-то сумасшедший художник заштриховал картинку, и получились сумерки. В этом черно-белом мире я чувствовал себя значительно увереннее. Это было мое время. Переходное состояние, полная неопределенность, когда прошлое уже кончилось, а будущее еще не наступило. Период ожидания всегда лучше свершившегося события. Если что-то уже произошло, то нужно делать выводы, а выводы - вещь неблагодарная, они всегда не в твою пользу.
Нашу торговую точку было видно издалека благодаря высокой куполообразной крыше. Когда-то это был обыкновенный киоск отечественного производства, обозначенный в приходной накладной артикулом К-2, но близость к мэрии ко многому обязывает, поэтому вначале нас заставили поменять деревянную раму на стеклопакет, затем настойчиво предложили обшить корпус пластиком. Последнее, что мы сделали - произвели замену съемных металлических ставней на бронированные жалюзи и возвели остроконечную крышу, покрыв ее еврочерепицей. По мнению торгового отдела в таком виде наш киоск полностью отвечал требованиям европейских стандартов и не только не портил окружающего пейзажа, но и служил украшением города. Проект этого высокохудожественного сооружения в целях экономии я разрабатывал сам, но в итоге нам все равно пришлось заплатить немереные деньги за печать архитектурного управления.
Я остановил машину у обочины, прямо на проезжей части, отсюда до киоска было метров пять. Подъехать ближе не было никакой возможности потому, что со всех сторон стояли запрещающие знаки, а въезд на тротуар грозил серьезными неприятностями. По два ящика за раз, в четыре захода, я перетаскал водку к дверям киоска, при этом усиленно звенел, пыхтел и вообще всячески давал понять обитателям торговой точки, что снаружи что-то происходит. Внутри горел свет, но никто не выглянул в окно, дверь оставалась закрытой. Когда я постучал, послышалась возня и, наконец, на крыльце нарисовалась Таня с книгой подмышкой и огрызком яблока в руке.
- Ой, привет, - сказала она густым грудным басом, который совсем не соответствовал ее миниатюрности, сверкнув на меня красными глазами из-под треснутых очков.
- Читать книги вредно. В наше время - это непозволительная роскошь. Лучше читай газеты, они не дают расслабиться, всегда будешь начеку и не пропустишь приезд шефа, - я слегка оттолкнул ее с прохода и начал заносить товар в помещение, при этом наступив Тане на ногу. Бесхозная дверь больно стукнула меня по спине. - Таня, держи дверь!
Она схватилась за дверь, при этом уронила книгу, но яблоко из рук не выпустила, потом наклонилась за книгой, отпустив дверь - та немедленно стукнула ее по голове. Наконец, она выбросила яблоко, одной рукой взялась за дверь, в другой зажала книгу и смущенно заморгала на меня глазами. На ней, от подбородка до колен, неряшливо болталась старческая кофта с деревянными пуговицами, из-под кофты виднелись потрескавшиеся черные сапоги, под всем этим нарядом нельзя было угадать и намека на фигуру. "Сопля на чистом кафеле жизни", - так называл ее Серега Тихонов.
Закончив перетаскивать груз, я взял из ее рук книгу и прочитал название: "Женщина в песках".
- С сегодняшнего дня твоя новая кликуха будет "женщина в песках". Будешь откликаться на нее неделю, потом посмотрим. Это - приказ, - я очень строго посмотрел на нее, хотя сам едва сдерживал смех. - Давай выручку.
Она улыбнулась, дав понять, что оценила шутку и достала деньги. С грехом пополам пересчитав выручку, мы разложили деньги покупюрно, произвели необходимые операции с кассой и составили список товара для закупа. Эта девочка ничего не могла делать самостоятельно. Ее попросила устроить на работу какая-то Сережина тетя. Поэтому просто так выкинуть на улицу мы ее не могли. Да и поводов особых не было: опозданий нет, недостач нет, прогулов - тоже. Так, слегка тормозит. Пустяки.
- Таня, ты где живешь? - спросил я ее, пытаясь заглянуть в глаза.
- На новостройках в Пахомово, - ответила она, опустив голову.
- Да нет, ты не поняла. Я спрашиваю: ты где живешь - на земле или в песках?
Она посмотрела на меня так, как будто я сделал ей непристойное предложение.
- Ну, ладно. За чистотой следите особо. Весна, - мне почему-то расхотелось подшучивать над ней. - Кто с тобой в паре?
- Андрей.
- Передай Андрею, чтобы вовремя выбрасывал мусор из урны. Два раза, утром и вечером. Во дворе пятьдесят первого дома установили еще один контейнер. Теперь дворники гонять его не будут, мы заключили с домоуправлением договор на вывоз, вот копия, - я протянул ей свернутый вчетверо листок. - Один литр в день вам выделяется для найма алкашей. Пусть они расчистят от снега мостовую и дорожку до остановки и каждый день подметают. Тару заберем завтра. Пока.
- До свидания, - сказала она без интонаций. Я был ей полностью безразличен, она меня даже не боялась.
Выйдя на улицу, я натолкнулся на Андрея, который явился на работу на полчаса раньше, принимать смену. Одного взгляда на этого парня было достаточно, чтобы понять, что это студент. Я всегда безошибочно определял студентов, независимо от того во что они были одеты и как причесаны. Просто по выражению глаз. У всех студентов в них читалось: " У меня все впереди". Я это точно знаю, я сам был таким. Это очень опасное выражение глаз, оно может остаться на всю жизнь, а вылечить его, как близорукость, практически невозможно. Я видел глубоких стариков, искалеченных этой печатью наивности. Ужасное зрелище.
Мы всегда старались принимать на работу в ночную смену именно студентов потому, что та зарплата, которую мы платили, для нормального мужика была слишком маленькой, а студенту, особенно приезжему, особой разницы где ночевать не было, да и к деньгам к этим все они относились не серьезно, а как к халяве, как к чему-то временному. Они практически не воровали и среди них еще не было алкоголиков. Правда, пивком баловались, но все мы не без греха.
Я повторил Андрею все, что сказал Тане, он понимающе кивнул, снисходительно посмотрел на меня и исчез в будке.
Холодный ветер играл на струнах троллейбусных линий, облизывая со стен домов остатки дневной влаги. Асфальт покрылся тонкой корочкой льда, но лужи по обочинам, сохранив накопленное за день тепло, уже не замерзнут, они останутся источником грязи и напоминанием того, что машину мыть не имеет смысла, пока не растает снег.
Я ехал с открытым окном, с наслаждением вдыхая сладкий запах будущего. Я думал об Андрее, о том, что он, по всей видимости, считает меня тупым барыгой, для которого затаривать продуктовые ларьки - вершина карьеры. Я вспоминал, как девять лет назад, окончив институт, я мечтал строить города, к тридцати годам стать начальником отдела в проектном институте или главным инженером строительного управления. Только добившись такой должности в этом возрасте, мужчина может себя уважать, считал я. С тех пор критерии самоуважения значительно изменились. Я вез водку в полу разбитом "москвиче" и был доволен собой. Фары, несмотря на то, что были забрызганы грязью, светили непривычно ярко и довольно нагло для скромного "москвича", мимо которого проносились хозяева жизни в авторитетных джипах и вальяжных Мерседесах. В моем маршруте осталась последняя торговая точка, киоск номер три на центральном рынке. Я всегда оставлял его напоследок потому, что там работала Света и он находился ближе всего к моему дому.
Этот киоск был самым маленьким по размеру, но зато самым прибыльным. В свое время мы дали очень приличную взятку за то, чтобы получить место для его установки и с тех пор ни разу об этом не пожалели.
Когда я подъехал к западным воротам, шлагбаум был, разумеется, закрыт, да и на самих воротах висела цепь с огромным амбарным замком. В будке охранника горел свет. Я остановился под тусклым фонарем и выключил фары, чтобы сторож мог увидеть номера.
На крыльцо вышел растрепанный мужик лет сорока пяти по имени Эрнст. Он был абсолютно трезв и поэтому полон энергии. Несмотря на звучное имя, Эрнст не был интеллигентом. Он сообщил мне о том, что я и мой долбаный друг вконец его затрахали, шляясь по ночам, что пускать нас в такое время он не имеет права и что в один прекрасный момент он скажет Николаю Михайловичу, директору рынка, и тот выгонит нас к чертям собачьим. Излагая эти угрозы, он поднял шлагбаум, открыл ворота и пропустил меня внутрь безо всяких условий. Его слова, гордо взметнувшись в небо, потеряли свою силу, многократно отразившись от низкого козырька рыночного покрытия, смешались с шумом мотора и упали на асфальт шелухой от семечек.
Эрнст был, несомненно, прав. Рынок закрывался в шесть часов, торгашам давали час на сборы, а потом менты с собаками обыскивали все вокруг и выгоняли запоздавших. Только одни мы имели право торговать всю ночь. Такое положение дел возникло случайно. Два года назад, при реконструкции рынка, когда с улицы убирали открытые прилавки и всем торгующим выделяли места во вновь отстроенном павильоне, свободную площадь на рыночной площади решили отвести под установку торговых киосков с обязательным применением кассовых аппаратов. Желающих, разумеется, было хоть отбавляй, но мы вовремя подсуетились и сумели выбить себе место. Правда, блат у нас был довольно хилый: всего лишь начальник пожарной охраны района и поэтому место нам досталось в самом углу, далеко от центрального входа и людских потоков. Наш киоск был единственным, который своей задней стенкой примыкал не к бетонной стене, а к железной решетке с колючей проволокой, на месте которой раньше был еще один въезд на рынок. С точки зрения торговли внутри рынка место, как мы вскоре поняли, было самое беспонтовое, но железная ограда, причинявшая нам столько неудобств в самом начале, выходила на довольно оживленную улицу, рассекающую надвое огромный жилой массив и мысль перевернуть киоск и работать витриной на улицу не давала нам с Серегой покоя. Мы терпеливо ждали, заводили новые знакомства, покупали телевизоры и газовые плиты многочисленным чиновникам и, наконец, после того, как сменился директор рынка, настал наш час. За одну ночь, имея на руках разрешение от милиции и лицензию на ночную торговлю спиртным, мы прорезали автогеном окно в заборе, перевернули киоск и стали самыми привилегированными торгашами на всем центральном рынке, поздороваться за руку с которыми считал за счастье даже старый еврей Давид Моисеевич, который всю свою жизнь торговал книгами, имел к тому времени тридцать две торговые точки по всему городу и подавал руку только тем людям, которых считал умнее себя. В первый же день выручка составила пять миллионов. Мы ходили обалдевшие от счастья.
Когда я начал разгружаться, казалось, что на город опустилась глубокая ночь. Света уже сдала смену и просто ждала моего приезда. Она подменила у окошка Ивана, нашего самого молодого продавца, а тот помог освободить машину от надоевшего груза. Мы управились довольно быстро, но что-то было не так. Я не сразу понял, что не хватает привычной тесноты. В киоске не было тары. При желании можно было даже станцевать, если не сильно размахивать руками.
- Где ящики? - спросил я Свету, когда она отошла от окошка.
- Я их продала, - сказала она безмятежно, - Достали. Уже сидеть негде было...
- Ты что, серьезно? - перебил я, вспыхнув, как бенгальский огонь, но все еще надеясь, что это шутка. Никто и ничего не имел права покупать или продавать без нашего с Серегой ведома.
- Успокойся, - сказала Света, улыбнувшись и взяв меня за руку.
Все нормально. Помнишь трех хачиков, которые два месяца назад предлагали нам палево? Они открыли пункт приема посуды на углу за хозтоварами. Скупают водочные бутылки по четыреста рублей. У них такой наплыв, что тары не хватает. Я им продала по двадцать тысяч за ящик, а у нас по накладным залоговая стоимость - пятнадцать. По пятерке с ящика вроде бы неплохо. Забрали все, даже дюраль, и готовы купить еще.
Бенгальский огонь погас, так и не разгоревшись. Сказать было не чего. Неплохая сделка. Можно было продать им всю тару, которая у нас зависла. Весь вопрос заключался в том, согласится ли на это Угланов, наш поставщик. Иногда у него самого не хватало ящиков и он наотрез отказывался брать деньгами.
- Да ладно, все еще можно вернуть, - как будто читая мои мысли, продолжила Света, - Я им дала как бы взаймы, если что, заберем обратно.
- Мы этот вопрос еще обсудим, - хмуро сказал я.
- Эй, взбодрись, - она игриво потрепала меня по щеке. - Лучше пересиль себя и скажи спасибо. Сейчас тебе станет еще веселее. Я самовольно истратила пол-литра на расчистку территории.
Света посмотрела на меня воинственно, ожидая моей негативной реакции.
- Можете тратить литр в сутки в течение пяти дней, пока все не просохнет, - сказал я примирительным тоном.
- Обойдутся, алкаши, - Света скривила рот.
Собрав длинные каштановые волосы под пушистую вязаную шапочку, она накинула зеленый кожаный плащ и самодовольно посмотрела на меня, давая тем самым понять, что свой долг выполнила и готова идти. В ее руках, неизвестно откуда, появились два огромных пакета, по всей видимости, с рыночной жратвой, которую она периодически таскала своей маме и четырехлетнему сынишке.
Мы попрощались с Ванькой и вышли.
Никто не будет спорить; Света эффектная женщина, к тому же лучший продавец в нашей с Сергеем конторе. Она всегда все делала правильно и своевременно, иногда решая сложные вопросы в наше отсутствие. Но все ее положительные профессиональные качества превратились в моих глазах в недостаток после того, как в начале зимы она поселилась в моей квартире на правах то ли жены, то ли любовницы. Я даже сам не понял, как это произошло, просто один раз она осталась и уже больше никогда надолго не уходила. Я даже привык к ее сыну, к которому она теперь ходила проведать или, наоборот, приводила в гости. Надо сказать, что нас обоих такое положение вещей вполне устраивало, если бы не мои вспышки непонятной злобы, вызванные ее старательностью и сообразительностью.
Когда мы подъехали к шлагбауму, запищал пейджер. Я ненавижу пейджер! Этот плод человеческого разума сократил мою жизнь на несколько лет. Его зловещий сигнал никогда не предвещал ничего хорошего, он означал, только одно, что в мою жизнь вторглась налоговая инспекция, пожарная охрана, санэпидемстанция, милиция или, что еще хуже, новоиспеченные братки. Особенно я терпеть не могу, когда в сообщении появляется слово "срочно": "Срочно приезжай", "Срочно позвони" и т.д. ... Приходится нестись с замиранием сердца через весь город под запрещающие сигналы светофора, по пути вынося, от неведения происходящего, приговор всей своей коммерческой деятельности, которую, по мнению отправителя сообщения, постигла непоправимая катастрофа. Никто никогда не сообщит на пейджер ничего приятного, никто не скажет: "Доброе утро". Кому это нафиг нужно?
Однако на этот раз нам ничего не угрожало, я только что объехал все свои точки и был абсолютно уверен, что ничего экстраординарного не случилось. В сообщении Сергей просил позвонить как можно скорее по указанному им номеру телефона, судя по которому, несмотря на позднее время, он находился вне дома.
Чтобы выполнить его просьбу, мне пришлось выслушать из уст Эрнста нудную тираду на тему общественной безопасности, смысл которой сводился к тому, что телефон охранника не предназначен для того, чтобы по нему разговаривали всякие придурки, что этот номер никогда не должен быть занят и что связь охранника центрального рынка по своей значимости приравнивается к правительственной, а ему, Эрнсту, может сильно влететь, если в данный момент кто-то таинственный позвонит с какого-то загадочного пульта и услышит вместо бодрого голоса сторожа короткие гудки. Впрочем, разглагольствуя на эту тему, он все же позволил мне войти вслед за ним в его ветхую сторожку и даже указал на видавший виды телефон, весь обмотанный изолентой и, на мой взгляд, никак не способный обеспечить мало-мальски качественную и устойчивую связь, не говоря уж о правительственной.