Нурбей Гулиа. Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных

   Это вызывает у меня все бо.
   льшие подозрения - ведь Голос не сообщил, меня одного или всех нас вместе касается обозна ченная им дата! Одно дело - отбросить копыта одному, дело это привычное, а другое - сделать это всем миром! Второе - уже трагедия неслыханного масштаба. Поэт Дмитрий Веневи тинов, бедняга, проживший всего 22 года, уже смертельно боль ной, радовался тому, что с его смертью мир не прекратит своего существования. А мне как быть, к чему готовиться?
   У кого есть какиенибудь обоснованные соображения на этот счет, прошу откликнуться!
   ПОПЫТКИ СУИЦИДА
   В своей жизни почти каждый хоть разок, да подумывал о са моубийстве, или, понаучному, - суициде. Ктото пробовал, а комуто это даже удавалось. Плохое это дело во всех отноше ниях, уж поверьте мне - я пробовал аж три раза и, как видите, все "неудачно"! Расскажу вам о моих попытках и о роли Голо са при этом. Может быть, эти истории, или воспоминания, кого то и отвадят от подобных поступков.
   Попытка первая
   Первый раз я решился на этот греховный поступок в шест надцать лет. На мою еще детскую психику свалилось сразу мно го испытаний. И расстрел молодежной демонстрации в Тбили си, когда я был ранен, и ненависть любимой девушки по моей же вине, и грехопадение любившего меня младшего друга, ко торого я грубо оттолкнул от себя. Одним словом, все тридцать три несчастья сразу свалились на мою голову.
   И я принял решение уйти из жизни, а именно отравиться. Зашел на кухню, запер за собой двери, открыл потайной ящи чек, где у меня лежали яды - порошок опия, цианистый калий, кантаридин. Улыбнувшись про себя, я выбрал кантаридин - любовный напиток. Раз решился на смерть от любви, пей любов ный напиток - и подыхай! Тем более этот кантаридин я с такой любовью приготовлял сам из шпанских мушек...
   Налил полстакана воды, накапал туда десять капель настой ки. Вода стала мутной, как молоко. И я чуть не рассмеялся - вот педант - отмерил точно смертельную дозу, как будто больше - повредит! Какойто голос шепнул мне: "Лей все - быстрее от мучаешься!" Я опрокинул весь пузырек настойки в стакан и зал пом выпил его.
   Затем отпер двери кухни, вышел на веранду и стал безуча стно смотреть во двор. В окне второго этажа я сразу заметил золотые волосы моей "несчастной любви" - Фаины, которая смотрела в окна квартиры моего соперника - Томаса.
   Вдруг голова моя пошла кругом, резко заболел живот, и я упал на пол:
   - Мама, - тихо прошептали губы, - я умираю!
   На мое счастье мама услышала шум падающего тела и выш ла на веранду.
   - Ну и умирай! - услышал я слова наклонившейся надомной мамы. - Опять, небось, фокусы твои! Фаину увидел в окне, или что еще?
   Но тут страшная отрыжка выдавила у меня изо рта крова вую пену. Резь в животе была невыносимой. Мама испугалась, стала трясти меня за плечи, непрерывно спрашивая: "Что с то бой, что с тобой?"
   - Мама, я принял яд! - пытаясь изобразить улыбку, прого
   ворил я. Мама панически закричала, из комнаты выбежала бабушка.
   - Зови Нателлу, срочно зови Нателлу! - закричала онамаме, и обе стали кричать в открытое окно: "Нателла, Нателла!"
   Нателла - это мама Томаса, врач по образованию, правда, никогда еще по специальности не работавшая. Но она хоть что то могла посоветовать, к тому же у них был телефон. У нас сво его телефона не было, чтобы самим вызвать скорую помощь. Да приедет ли она - еще большой вопрос. Машина скорой помощи тогда была почти автобусом - огромная, неповорот ливая, с большим красным крестом. Приезд ее был настоящим событием.
   Нателла оказалась дома. Эта молодая красивая женщина проявила большое участие и смекалку. Переговоры с Нателлой велись с третьего этажа на первый, к ним присоединились все высыпавшие на свои веранды соседи. Узнав, что я принял яд, Нателла сразу же закричала:
   - Марго, узнай, что и сколько он принял!
   - Тинктура кантаридис ординариум, грамм двадцать, - в полуобморочном состоянии проговорил я. Мне пришлось не сколько раз повторить это название, и наконец мама прокрича ла его Нателле. Та побежала звонить своему знакомому профес сорутерапевту.
   Тем временем на крик и гомон соседей вышла из своей квар тиры управдом, или, как ее называла бабушка, "вахтер" - Тама ра Ивановна Цагарели, властная женщина под два метра ростом.
   - Марго, - закричала она снизу маме, - к Лине приехаллюбовник на машине (во дворе стоял "Москвич401"), сейчас я его позову, а ты быстро выводи мальчика во двор!
   Мама и бабушка подхватили меня под руки и стали спускать по лестнице под испуганными взглядами соседей. Я так хотел, чтобы на втором этаже нам встретилась Фаина, но она не выш ла на лестницу.
   - Дело плохо, - мрачно сказала Нателла маме уже во дворе, - профессор спросил: "И он еще жив?" Я ведь назвала ему яд и его количество!
 
   Растерянный любовник нашей соседки Лины уже стоял око ло машины, и Тамара Ивановна с деловым видом объясняла ему обстановку. Мама со мной села на заднее сиденье, Тамара Ива новна - рядом с водителем. Минут через десять мы были уже у ворот Больницы скорой помощи, находящейся поблизости от нашего дома.
   Тамара Ивановна была рождена распорядителем - она шла впереди и перед ней раскрывались все двери. Позади ковылял я, поддерживаемый мамой. Не прошло и получаса с момента приема яда, как я был уже у врача.
   Меня посадили на табурет, покрытый клеенкой, под ноги поставили таз. Врач, похожий на военного фельдшера, принес огромный чайник с теплой водой, налил в стакан и протянул мне: - Пей!
   У меня все болело внутри, и я замотал головой. Врач показал на толстый шланг, висящий на стене, и сказал:
   - Не будешь пить - сейчас засунем в горло шланг и будемналивать! Жить хочешь - выпьешь!
   Я пересилил себя и стал давиться водой. Не успевал я про глотить один стакан, врач наливал второй. Рвота не заставила себя ждать, таз понемногу наполнялся.
   Затем врач выпроводил в соседнюю комнату маму и Тамару Ивановну и снял со стены шланг. Оказывается, он предназна чался для той процедуры, которая в старые времена называлась "катаклизмой". Я уже перестал замечать боль, стыд и прочие мелочи; мне казалось, что через меня, как через засоренную трубу, пропустили целый водопад воды, и я не знал, остались ли еще при мне хоть какиенибудь внутренности.
   С меня сняли промокшую насквозь одежду, надели серобе жевый халат огромного размера и повели по больничному ко ридору. Врач отпер ключом какуюто комнату, завел меня туда и, указав на койку, приказал: "Ложись, отдыхай!" И тут вдруг сознание покинуло меня, я мягко провалился в небытие. Затем я будто снова очнулся, но стал видеть все сверху, как бы из верх него угла помещения. В комнату набежали люди в белых хала тах, они делали какието манипуляции над телом, лежавшим на койке. С удивлением я узнал в этом теле себя. Мне стало необычно и страшно.
   - Что, я умираю? - спросил я когото, сам не понимая кого.
   - Нет, ты выживешь! - ответил чейто спокойный голос,гулко и откудато отовсюду, как будто мы были в огромном пус том зале. - Не получится у тебя убить себя, ни первый раз, ни второй, ни третий. Тебе помешают это сделать, тебе подска жут, как. Ведь тебе же подсказали, чтобы ты выпил весь пузы рек! - насмешливо закончил голос.
   Я снова ощутил себя лежащим в койке, но слов Голоса не за был. Они успокоили меня, вселили какуюто уверенность, что кто то сильный заботится обо мне, спасает меня.
   В комнату, где я лежал, вдруг вошла высокая красивая жен щина в белом халате, помню даже ее фамилию - Горгадзе (как потом оказалось - главврач) и строго спросила погрузински:
   - Ак кантаридини вин далия? ("Кто здесь выпил кантаридин?").
   - Мэ! ("Я") - как мне показалось, радостно ответил я и привстал с койки.
   - Ты что, сумасшедший? - переходя на русский язык, продолжала Горгадзе. - Ты не знаешь, что от этого можно умереть? Откуда он у тебя?
   Я подробно рассказал технологию приготовления этого яда в домашних условиях.
   - Что, девочек хотел соблазнять? - допытывалась врачиха. - Так зачем сам выпил? Себя хотел возбудить, что ли? С по тенцией плохо или с головой? - И добавила: - Твое счастье, что так много выпил. Жидкость обожгла слизистую пищевода и желудка, начались сильные боли. Вот тебя и привезли сюда, промыли и прочистили. А выпил бы десять капель, болей не было бы и яд всосался бы в организм. Тогда - конец!
 
   Я с благодарностью вспомнил голос, шепнувший: "Лей все!"
   Мне сделали несколько уколов и перевели в общую палату.
   Полежал я в больнице еще дней пять - были сильные рези в животе, а когда они прошли, меня выпустили. Стыдно было возвращаться домой, когда все знали, что я принял яд. Соседи при встрече отводили глаза, очень немногие спрашивали, как здоровье. Фаина опять избегала встреч со мной.
   Но постепенно все "устаканилось" и началась обычная жизнь. Я твердо дал себе слово никогда больше не пытаться по кончить жизнь самоубийством. Но, как говорится, "заклялась свинья на помойку не ходить"...
   Попытка вторая
   После злоключений в Тбилиси я переехал жить и работать в город Тольятти в Тольяттинский политехнический институт, где меня выбрали по конкурсу доцентом. Поселили в студен ческом общежитии - двухэтажном бараке. Занятий у меня еще не было, я страшно скучал и попивал водку в одиночестве, поскольку никого еще не знал.
   В последний раз я поехал в Тольятти через Москву. Пару дней провел с любимой женщиной Таней, рассказал ей об измене ниях в моей жизни. Она, посмотрев, как я был одет, немедленно повела меня в комиссионный магазин и купила длинное черное кожаное пальто с меховой подстежкой, которую можно было снимать. Это пальто застегивалось на металлические пуговицы, а кроме них был еще широкий пояс с металлической же пряж кой. Купила она мне также черную меховую "ушанку" с кожа ным верхом и опускающимся "козырьком" и черные кожаные же перчатки.
   - На Волге бывают сильнейшие морозы с ветром - дыханиеСибири! - пояснила Таня, - мигом в ледышку превратишься!
   Конечно же, деньги я выслал Тане сразу, как только полу чил "подъемные". Когда я надевал всю эту "кожу", то стано вился похож на комиссара времен Гражданской войны. Паль то имело огромные внутренние холщевые карманы, в каждом из которых помещалось по три поллитры. Находка, а не паль то! Пропал бы я без него, первой же зимой холода зашкали вали за сорок три градуса и при этом еще дул сильный ветер. Но наступления зимы я, возможно, и не дождался бы, не будь этого пальто, купленного мне любящей и любимой душой.
   Заканчивался октябрь, в Тольятти уже несколько раз шел снежок, но таял. Дул ледяной пронизывающий ветер. Наконец выпал устойчивый снег. Из моего окна, выходящего на запад, открывался вид на шоссе и бескрайнее поле. Очередной день мой прошел в тех же мучениях сексуальной и трудовой недо статочности, что и раньше. Часам к четырем я выпил настолько сильно, что заснул. Проснулся на закате, чего не пожелаю даже злейшему врагу. Народная мудрость говорит, что сон на закате приводит к страшнейшей депрессии при пробуждении.
   Так случилось и со мной. Меня разбудил луч заходящего за снежный горизонт огромного красного солнца. Я понял, что наступил вечер, а перспектив - никаких. Пить водку не хоте лось, я был сыт ею по горло. Впереди - пустота, черная дыра, сплошная энтропия!
   Я привстал с постели, случайно потянув за собой простыню. Обнажился край грязносерого матраса с огромной иссиня черной печатью "ТФКПИ". Я догадался, что это "Тольяттинский филиал Куйбышевского политехнического института" - матрас был старый, еще тех времен, когда наш Политехнический был филиалом.
   "Ну и занесло же меня! - с ужасом подумал я и похолодел от этой мысли. - Москва, Тбилиси, теперь вот этот филиал... А дальше что? Дальше - ничего!"
   Я резко поднял голову и оглядел верх комнаты. Над окном с видом на уже зашедшее солнце проходила труба водяного отопления.
   "Вот на чем надо вешаться, - решил я, - но где взять проч ную веревку?"
   "Пояс, у тебя есть кожаный пояс от пальто, что купила тебе Таня!" - вдруг посоветовал мне вкрадчивый "голос ниоткуда".
   Я выдернул из пальто кожаный пояс, просунул его конец в пряжку, соорудив подобие петли, и забрался на подоконник. С этой высоты я увидел самый верхний краешек заходящего за снежный горизонт солнца.
   "Успеть, успеть!" - забеспокоился я и лихорадочно стал завязывать узлом конец пояса на горячей железной трубе. "Успеть, пока не зашло!" - бессвязно бормотал я, спешно про совывая голову в петлю. "Успеть!" - как в бреду проговорил я, прыгая с подоконника.
   Рывок за шею, затем - темнота в глазах, и вот я уже ощу щаю себя лежащим на полу с петлей на шее. Я взглянул на тру бу - на ней торчал завязанный узлом конец пояса. Порвался, порвался Танин пояс, не дал мне повисеть вволю! Я встал на ко лени и повернул петлю на шее оборванным концом вперед. Пояс лопнул по косому шву; было заметно, что он сшит из мелких кусочков кожи. Воспользуйся я брючным ремнем, вынули бы меня из петли еще не скоро...
   Резкий стук в дверь прервал мои мысли; я, пошатываясь, подо шел к двери и отпер ее ключом, торчащим из замка. В дверях стоял незнакомый молодой человек интеллигентной наружности.
   - Меня зовут Геной, фамилия - Абросимов, я живу в комнате под вами. У вас падало на пол чтонибудь тяжелое? - Гена взглянул на мой оригинальный галстук, на оборванный кусок пояса на трубе и все понял. Он вошел в комнату и затворил за со бой дверь. - Вы разрешите мне пригласить вас к нам на чай? Я живу с женой Леной и сейчас у нас в гостях еще одна дама. Уверен, что вам сейчас необходимо развеяться. Только, пожа луйста, снимите этот ваш ужасный галстук!
   Глупо улыбаясь, я снял "галстук", бросил его на койку и по шел за Геной. По дороге Гена сообщил мне, что он меня знает - я новый доцент с теоретической механики, и что дама, которая у них в гостях, тоже живет в нашем общежитии - она доцент с кафедры химии.
   Мы зашли в комнату Гены, где за столом пили чай две жен щины - одной лет двадцать, другой лет на десять больше. Я пред ставился дамам и сказал, что у меня со стены свалилась тяжелая полка с книгами и чуть было не зашибла меня.
   - Я - Лена, - сообщила молодая женщина, - работаюна Иностранных языках, а это - и она кивнула на женщину постарше: - Наташа Летунова, она работает вместе с моим му жем на Химии. - И предложила: - Выпейте чаю!
   - А как насчет водки, у меня есть бутылочка? - осторожно спросил я.
 
   Лена замотала головой, а Наташа заинтересованно посмот рела на меня огромными голубыми глазами и ответила неожи данной фразой:
   - С большим и толстым удовольствием!
   Голос у Наташи был низкий и хрипловатый. Мы встрети лись с ней взглядами, и я понял, что она - наш человек! Я сбе гал наверх за бутылкой и "мухой" спустился вниз. Лена достала из шкафа два яблока и нарезала их; поставила три рюмки - мне с Наташей и Гене, сама она не пила совсем.
   - Давайте выпьем, мой любимый тост - за жизнь! - предложил я. - Поеврейски это звучит так - "лыхайм!".
   Гена внимательно посмотрел на меня, хитро улыбнулся и при губил рюмку. Наташа выпила залпом; я медленно и с удоволь ствием отхлебывал водку - в голове у меня был ураган. Лена захлопала в ладоши и спросила, не еврей ли я (потом я узнал, что она сама - еврейка).
   - Учусь этому! - загадочно ответил я.
   ", а я, ее - "На.
   Гена весь вечер допивал свою рюмку, а остальное выпили мы с Наташей. По ее реакции на знакомство со мной я понял, что "встретились два одиночества". Она стала называть меня "Нури.той". Вскоре она захотела спать и попро сила проводить ее; я заметил, что Наташу сильно "вело".
   Провожать оказалось недалеко - она жила на первом эта же в конце коридора. Наташа отперла дверь и, отворив ее, быс тро протолкнула меня в комнату, видимо, чтобы не заметили студенты. Затем она заперла дверь уже изнутри, но свет зажи гать не стала. Достаточно света проникало через два окна, заве шанные газетами. Наташа без обиняков обняла меня за шею и поволокла к постели, которая уже была разобрана. Все это ка залось мне какойто фантастикой или сном, но я решил, что так, видимо, и должно быть - судьба!
   Уже в "койке" я интуитивно почувствовал, что скоро Ната ша собирается нарушить тишину, и прикрыл ей рот ладонью. Звуки получились сильно приглушенными.
   - Проклятые студенты! - успела только, задыхаясь, прошептать Наташа, так как ей пришлось "глушить" уже меня.
   И вот мы, как рыбы, вытащенные из воды, лежа на спинах, пытаемся дышать, беззвучно открывая рты. Студенты не дрем лют! Им интересно все, чем занимаются их доценты! В голове моей все постепенно "устаканивалось".
   "Да, висеть бы мне сейчас с вываленным набок языком, не порвись пояс! - не давала мне покоя эта однаединственная мысль. - А ведь это Голос подсказал, какой пояс брать! Ника ких суицидов больше, что бы ни случилось!" - поклялся я себе. Заклялась, как говорят, свинья...
   Попытка третья и, пожалуй, последняя...
   У меня только что произошло расставание с Тамарой Шес той в Курске, и я уже подал заявление в ЗАГС с моей юной не вестой Олей, которую я "отбил" у лучшего друга Мони. Перед подачей заявления я зашел в ИМАШ, где кроме Мони, который хотел пойти в ЗАГС вместе с нами, встретил Элика. Он только что купил "с рук" красивый синий костюм и добротный кожа ный пояс к нему. Но костюм не "шел" Элику - пиджак висел, а брюки почти не застегивались. Он уже не знал, что и делать - купленное "с рук" проще было снова продать, чем сдать обратно (не забывайте, что это было время сплошного дефицита, а про давца "с рук" называли страшным словом - "спекулянт"). Я при мерил пиджак - он сидел на мне, как влитой, однако в брюки могли залезть двое таких, как я! Но Элик вдел в брюки пояс, за тянул его на мне - и получилось ничего! Я купил костюм вмес те с поясом, оказавшимся необычайно длинным (запомните его - он еще сыграет роль в моей жизни!), и в этом костюме я подавал заявление в ЗАГС.
   В тот же день я должен был выехать во Львов в ГСКБ, с кото рым вел хоздоговорную тему, для подписания акта процентов ки. Затем я должен был вернуться с этой процентовкой в Курск, где я тогда еще работал. В Курск я решил возвращаться через Киев, так намного короче.
   Вечером я выехал с Киевского вокзала во Львов, меня про вожали Моня с Олей. Шел дождь, и хоть он не попадал под де баркадер вокзала, было прохладно. Моня обнимал Олю, надев на нее свой пиджак, и они выглядели очень счастливыми.
   "Сейчас придут домой и лягут вместе с радости, что меня захомутали!" - почемуто подумал я. У меня вызывал все боль ше подозрений готовящийся "странноватый" брак. Что же ждать от него? Пока только болезненного разрыва отношений с курской Тамарой. А что дальше, когда брак зарегистрируют? А где я буду жить, если легкомысленная Оля вдруг найдет себе еще когонибудь? А где работать? Ведь устроиться с места в ка рьер профессором - не так просто! Не пойду же я работать груз чиком или землекопом на кладбище, где всех подряд берут!
   Под эти неоднозначные мысли отошел поезд. Во Львове дождь шел не переставая, а у меня - ни плаща, ни зонта. Я был все в том же костюме, купленном у Элика. На такси добрался до ГСКБ, подписал процентовки, а до отхода поезда - прорва времени! И вдруг я вспомнил, что сегодня - шестое октября, мой день рожденья. Я всегда готовился к этой дате заранее, а тут - напрочь забыл! "Тридцать восемь исполнилось, как Пушкину", - почемуто провел параллель я.
   Я зашел в кафе, взял вина, выпил за свой день рождения. Первый раз я его встречаю один, и как на грех - ни одного товарища, ни одного знакомого. Не идти же обратно в ГСКБ и предлагать практически чужим людям выпить со мной!
   В кафе я попытался познакомиться с девушками, но был гру бо "отшит". Хорошо, решил я, здесь - ладно, а завтра в Киеве я встречусь с учеником - Осей Юдовским, с которым столько связано, которого я устроил в Киев на работу! Звоню Осе, он дома. "Ося, - говорю я, - сегодня выезжаю в Киев, завтра по звоню тебе, встретимся!" Но Ося, оказывается, сегодня же ве чером едет в Москву, билет уже взят и отложить поездку нельзя, так как он сдает экзамены в аспирантуру.
   - Вы же сами меня туда устроили, - напоминает Ося, - не срывать же поступление!
   До отхода поезда оставалось свыше трех часов. Посидев еще немного в кафе, я пошел гулять по магазинам. В одном из них взял бутылку вина, дешевого, но крепкого - "Биле мицне". В народе его называли биомицином.
   Магазин, где я брал вино, был с самообслуживанием. И вот одновременно со мной туда зашел мальчик, или, правильнее ска зать, парень лет восемнадцати, с признаками ненормальности. Таких детей обычно называют имбецилами или олигофренами. Учатся они в "спецшколах", работают по несложным специаль ностям. Парень схватил бутылку водки и спрятал ее за пазуху. Это не укрылось от меня, и я стал наблюдать, что же будет даль ше. Паренек долго ходил по магазину, надеясь запутать охрану. Но две здоровенные теткиохранницы, конечно же, заметили воровство и, пошептавшись друг с другом, стали ждать у выхода больного паренька. И когда он выходил, одна из теток, засунув руку ему за пазуху, достала бутылку, а вторая нанесла ему оглу шительный удар по затылку.
   Парень оказался слаб духом, он повалился на кафельный пол, покрытый жидкой грязью, и, катаясь по нему, завопил диким голосом. Тетки пинали его ногами, вымазывая в грязи, а парень, гримасничая от боли, истошно орал.
   - Уже который раз ворует, никак не можем отучить! - жаловалась охранница публике.
   И хоть я понимал, что она в чемто права, но от увиденной картины тошнота подступила к горлу. Невозможно было смот реть на этого парня, который и не думал подниматься с грязно го пола, а продолжал некрасиво, с ужимками, плакать и разма зывать грязь с кровью по лицу.
   Я с омерзением вышел из магазина и тут же на улице выпил "из горла." бутылку вина. Бросив "тару" в урну, я заспешил на вокзал, благо он был недалеко. И вдруг - Голос, знакомый, вкрадчивый. "Возьми еще бутылку - пригодится!" Уговаривать меня в этом было делом излишним. К тому же я смекнул, что эта бутылка поможет мне легче осуществить задуманное.
   Затем зашел на почту и отослал заказным письмом акты про центовок в бухгалтерию института в Курск. Пусть хоть люди деньги получат! Выбросив квитанцию и хитро улыбаясь, я по шел на перрон. До отхода моего поезда, который стоял на бли жайшем пути, оставалось минут сорок. Но решение уже было принято...
   Я прошел вдоль поезда туда, где перрона уже не было, но ре шетчатая ограда продолжалась. Около ограды росли мощные деревья, кажется, липы. Я поставил портфель на землю и рас поясался, придерживая огромные брюки рукой, потом вынул из ботинок шнурки и одним из них подвязал брюки, стянув пе тельки на талии. Затем с трудом забрался по решетке на ограду, держа ремень и второй шнурок в зубах. Я выбрал ветку покреп че и, опустив вниз ременную петлю с пряжкой, стал шнурком крепить конец ремня к ветке. Помогли мне достаточно крупные отверстия, шедшие почти до самого конца ремня, - в нихто я и продел шнурок для крепления.
   "Этот не подведет, как Танин ремешок!" - пришла в голову грустная мысль.
   Надежно закрепив ремень на ветке, я спустился и достал вто рую бутылку вина - не пропадать же добру, тем более Голос посоветовал! Сел на свой портфель и выпил эту вторую бутыл ку тоже "из горла.
   ". "И чем же эта бутылка может помешать мне совершить за думанное? - успел подумать я. - Что имел в виду Голос?" Поджидая, пока "дойдет", я решил, что пора лезть на ограду в последний раз.
   Но теперь это оказалось не так уж легко сделать - вторая бутылка сыграла свою роль, а кроме того, у меня исправилось настроение и я призадумался, вешаться ли вообще... Захотелось в Киев, в мой любимый Гидропарк. Вспомнилась Москва, Оля и Моня, которые могут лишиться мужа и друга. Представился теплый уютный поезд, мягкая постель...
   Вот оно спасительное "коварство" Голоса!
   Я быстро достал перочинный ножик и, подпрыгнув, ухватил ся за ременную петлю. Подтянув ее как можно ниже, полоснул ножом по ремню и отхватил его нижнюю часть. До отхода поез да оставалось около пяти минут. Спрятав ремень в портфель, я, качаясь, побежал к своему вагону. Проводница подозрительно оглядела бородатого и хмельного пассажира в заляпанном кос тюме, перекошенных брюках и ботинках без шнурков. Однако билет был в порядке и в вагон меня пустили. Я упал на свою нижнюю полку и мгновенно заснул. Проснулся я только тогда, когда в окнах поезда засияло яркое киевское солнце.
   В Киеве было тепло, сухо и солнечно. Я тут же сел на метро и через десять минут уже проезжал над великолепным Днеп ром, любуясь золотыми куполами Лавры. А еще через несколь ко минут я был в моем любимом Гидропарке и побрел к заку сочной "Колыба".
   Там мне выдали шампур с нанизанными на него кусочками сырого мяса, и я с удовольствием принялся сам готовить себе шашлык над длинным стационарным мангалом. Когда шаш лык был готов, я взял бутылку "Ркацители" и прекрасно по завтракал.
   А потом, раздевшись на пляже, выбил и вычистил свой кос тюм, вдел в брюки остаток ремня, который оказался как раз впо ру. Выйдя в город, купил шнурки и завязал, наконец, ботинки. После чего стал полностью готов к труду и обороне! И еще раз дал себе крепчайшее слово джигита - ни в коем случае больше не вешаться. А если травиться - то только алкоголем!
   На этой оптимистической ноте я заканчиваю свои истории о трех суицидах, которые не дал мне довести до конца Голос судьбы.
   Однако для меня все не так весело - если помните, надо мной довлеет дата расставания с этим миром, тоже предсказанная Голосом. Возможность Конца Света, ввиду его маловероятно сти, пока исключим. Что это - рок, или "конца" все же можно както избежать? Ведь известно, что многим людям заранее была предсказана дата их смерти, и эти предсказания сбывались. Например, Андрей Тарковский даже показал эту дату на листке календаря в своем фильме "Сталкер".