Страница:
- Ты же с бабушкой не поговорил.
- С какой еще бабушкой? Ах, да! С моей. Ничего, спокуха, бабушка у меня ого-го, вся в меня! Это мы мигом провернем.
У Задириной бабушки был маленький чистенький домик и огромный, весь в буйной растительности огород. От ворон и воробьев его охранял целый взвод живописных чучел. Возле калитки Задира застыл на секунду и вдруг ринулся во двор с пронзительным криком:
- Ты зачем взяла? Ты зачем взяла? Сколько надо говорить, чтобы не трогала!
Задирина бабушка, стоя посреди двора, смущенно прятала что-то в фартуке. Но когда внук подбежал, она послушно протянула ему рогатку.
- Не сердись, Вадюшенька, опять коршун-разбойник за нашими цыплятами гонялся. Еле отстрелялась!
- Ты же в бутылку с пяти шагов попасть не можешь, а туда же, по движущейся мишени... Только пращу портишь, оружие ведь к одной руке привыкает.
- А вот и не к одной! Посмотри-ка, - бабушка гордо указала на три маленьких пестрых перышка, валявшихся посреди двора. - Чей это хвост, а? То-то же! Боком улетел отсюда разбойник. Небось не захочется ему больше на наших пеструшек зариться!
Задира придирчиво исследовал перышки.
- А не из чучела надергала?
- Из чучела?! Ах, ты... Ну-ка, встань к сараю с консервной банкой на макушке. С трех раз не попаду - рупь на мороженое из пенсии выкладываю. Собью - три дня цыплят пасти будешь.
- Ладно, ладно, бабуля, - пошел на попятный Задира. - Нам сейчас в цирк играть некогда. В поход надо отправляться. Введи-ка ее, Леха, в ситуацию.
Я ввел.
- Как? Живое дитё в клетку сажать? Живое дитё за деньги представлять? Да мы такого нелюдя... Живо, Вадюша, увязывай боеприпас и продукты. А я тоже кое-чего соберу на дорогу. Мы его мигом в сознательность приведем.
- Погоди, погоди, бабуля, - замялся Задира. - Мы... это... пока... одни сходим... Без тебя... Да и сама посуди: женское ли это занятие - война?.. Ты уж покухарничай тут, пожалуйста, цыплят постереги, огурцы пополивай, а я мигом слетаю с Алексеем, поучу уму-разуму кого надо и обратно.
Сникла сразу бабушка - расстроилась.
- Мне же тоже хочется, - говорит. - И глаз у меня в стрельбе верный... А про войну... Защищать, когда маленьких обижают, - это самое женское дело и есть. Что огурцы посохнут - бог с ними; цыплят, правда, жалко. Поклюет их коршун.
- Вот видишь, бабуля, - обрадовался Задира. - Да ты не сомневайся, мы и без тебя управимся. Чья у меня выучка-то боевая? Бабулина. Только ты веди себя тут хорошо. Вернусь - соседей расспрошу, как ты тут и что.
- Да ладно уж, - обиделась старушка, - не до баловства мне в мои-то годы. Ишь чего надумал - бабушку учить. Бабушка сама кого хочешь чему хочешь обучит.
Приключения начинаются
Дорога весело петляла мимо рощиц, сел, полей, а мне было грустно. Последнюю ночь перед походом мама не спала, и глаза у нее при прощании были совсем измученные.
- Иди, - говорила мама. - Что ж, раз надо... Только, когда будешь рисковать, помни: если с тобой что случится, я умру. Ты знаешь, Олешек, я не обманываю... Я всегда мечтала, чтобы ты вырос рыцарем, мужчиной, но я не знала, что это так тяжело. И все-таки будь рыцарем, будь мужчиной - защищай слабых, только не стесняйся, пожалуйста, когда очень трудно, попросить помощи у других. И совета. Что справедливо, что несправедливо - иногда сразу и не поймешь. Ты давно мечтал о дедушкиной сабле - возьми ее. Это честная сабля, дедушка ни разу не вынимал ее из ножен ради неправого дела. Пусть будет защитой, но лучше если бы она тебе не понадобилась!..
Папа шутил что-то насчет юного Дон Кихота, но и у него глаза были печальные, даже растерянные.
Научный Мальчик вышагивал по дороге молча - наверное, обдумывал какую-нибудь теоретическую проблему. Карла внимательно озирал окрестности из моего рюкзака. Лишь Задира радовался и шумел за четверых. Он то бесшумно подкрадывался к кому-то, спрятавшемуся за бугром, то с боевым кличем устремлялся в гущу придорожных кустов, направо и налево нанося смертельные удары боевым томагавком (честно говоря, это был простой туристский топорик, но действительно хорошо наточенный).
- С кем это ты сражаешься? - без особого интереса спросил я.
- Учителя, - лаконично пояснил Задира. - За каждым кустом по учителю. Пятеро уже отправились отращивать себе новые скальпы. Остались самые опасные: математик, физрук и врачиха со шприцем. Но живым они меня не возьмут, будьте покойненьки.
- Видимо, на уроках математики у нас бывали отдельные неприятности? иронично улыбнулся Научный Мальчик.
Задира не обратил на него ни малейшего внимания.
Сражаться сразу с таким количеством учителей - занятие утомительное. Прошло не очень много времени, и Задира заскучал. Он перестал выискивать в кустах замаскировавшихся врагов и пошел спокойно - сначала впереди отряда, потом вместе с ним, потом начал потихоньку отставать.
- Устал? - спросил я
- Кто? Я?! Попрошу без оскорблений! Да будет тебе известно: когда мой отряд продирался сквозь непроходимые заросли Амазонки, я нес на одной руке раненую белокурую женщину, на другой - двух обессилевших детей младшего школьного возраста. Мы шли так две тысячи миль, беспрерывно отражая атаки людоедского племени мамбо-вамбо. И когда вышли наконец к чудесным пляжам Азорских островов, я, едва успев принять ванну и побриться, включился в соревнования по гольфу и забил решающий гол в ворота считавшейся до этого непобедимой футбольной команды "Черная львица".
- Прошу прощения, но ты, очевидно, перепутал некоторые детали, - засмеялся Научный Мальчик. - В то время в джунглях Азорских островов проходил чемпионат мира по домино, в ходе которого ты, видимо, обыграл Алехина, держа на одной руке умирающего от тропической свинки друга, а на другой - спасенную из турецкого рабства алеутскую княжну.
Надо же, и у рыцарей железной логики, оказывается, иногда появляется чувство юмора!
- Ну уж княжну-то я, как и Степан Разин, выбросил бы в Амазонку, - не согласился Задира. - А насчет моей якобы усталости... Хотите, я допрыгаю на одной ноге во-он до того поломанного дерева, поднимусь на одних руках до самой его макушки, а потом, возвращаясь обратно...
- Обратно не надо, - говорю, - а то второй раз до дерева нам придется нести тебя на носилках.
- Меня, кажется, снова оскорбляют? - холодно поинтересовался Задира. - В таком случае я ухожу один, навстречу своей нелегкой судьбе. Чао!
И победитель племени людоедов ушел далеко вперед. Однако вскоре мы увидели, что он сидит под развесистым дубом на травке, явно не расположенный присоединяться к нам.
- Отдавай пращу, - мрачно потребовал Задира.
- Что, снова обнаружил людоедов?
- Оставь свои детские шуточки. Я возвращаюсь домой.
- Домой?.. А как же принц? Как же мы?
- Как хотите. С такими занудами я никого спасать не намерен.
- Что случилось?
- Умоляя меня отправиться в эту бездарную пешеходную прогулку, ты уверял, что по пути у нас будет пропасть всевозможных приключений...
- Но ведь мы только вышли из дому!
- У настоящих странствующих рыцарей ни минуты не проходит попусту. Зачем мы тащимся по этой дороге? Чтобы пыль глотать или чтобы защищать обиженных и угнетенных? Кстати, я что-то не уверен, что ты посвящен в рыцари.
- Но мы же пока не встретили ни одного обиженного.
- Обиженные на дороге не валяются, а неожиданности надо уметь организовать. Если не согласен, отдавай пращу, я поищу себе другого рыцаря, которому свист пуль милее чириканья воробьев.
Понимая, что Задира просто устал и ищет повод отдохнуть, я предложил ему показать на примере, как же организуются неожиданности. Казалось, Задира только и дожидался такого предложения. Он вскочил на ноги, полный энергии и предприимчивости.
Глаза Задиры вспыхнули зеленым огнем, он явно заметил впереди что-то интересное.
- Пращу! Живо!..
Выхватив из кармана моего рюкзака рогатку и горсть камушков, Задира метнулся вперед.
Я остановился в растерянности. Навстречу нам по дороге, пыля огромными сапогами и распушив по ветру длинную седую бороду, мчался великан. В руке он сжимал широкополую шляпу, которой все время целился перед собой на дорогу. Приглядевшись внимательней, я увидел, что там, в пыли, зигзагами мечется какое-то маленькое пестрое существо. Наконец великан настиг беглеца и рухнул на землю, накрыв его шляпой. Но нет, добыча пискнула и, увернувшись, снова запрыгала по дороге. Великан с рычанием тяжело поднялся с земли и, размазывая по лицу грязь и пот, грузными прыжками устремился вслед.
И тут я узнал их. Это были всем известные доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас и Буратино. Неужели нам суждено было присутствовать при развязке затянувшейся героической войны крохотного деревянного малыша со свирепым кукольным тираном?! Вот Карабас снова нагнал Буратино, прицелился и... на этот раз не промахнулся. Прижатая к дорожной пыли шляпа беспомощно затрепыхалась.
- Ага, двести пятьдесят тысяч чертей! Попалась, паршивая деревяшка! Теперь-то уж я с тобой разделаюсь! - взревел торжествующе Карабас, сопя и отдуваясь. - Я тебя!..
Истязатель кукол замахнулся волосатым кулачищем с добрый арбуз величиной. Я зажмурился от ужаса. В этот миг раздался тонкий жалобный вопль. Затем другой, еще более: тонкий и отчаянный.
- Все! Прощай, малыш, прощай, Буратино! - подумал я горестно и открыл глаза.
Карабас Барабас сидел в дорожной пыли, зажав руками левый глаз. На лбу его буквально на глазах росла и наливалась синевой огромная шишка. Перед Карабасом, целясь в него из рогатки, стоял Задира, а возле шляпы покатывался от хохота живехонький Буратино. Только тут я сообразил броситься на помощь своему оруженосцу, схватив какой-то прут, валявшийся возле дороги.
Я думал, что главная драка впереди, но хозяин кукольного театра жалобно протянул мне навстречу волосатую лапищу: "Запретите ему! Пусть уберет рогатку!.. Это же чистый терроризм! Я буду жаловаться!"
Похоже, что Задира опешил не меньше, чем я. Даже камушек из рогатки выронил.
- Смотрите, что сделал со мной ваш бандит! - глотая слезы, продолжал жаловаться Барабас. Из-под руки его выглянул заплывший фиолетовым подтеком глаз. - Будете свидетелем... Я этого так не оставлю.
- А чего ты маленьких обижаешь? - растерянно ответил Задира. - Я же сам видел, как ты на него налетел...
- Старый дурак! Старый дурак! Так и надо, так и надо! - плясал у дороги, высовывая язык и корча рожи, деревянный мальчишка.
- Что? - взревел Карабас. - Да я тебя...
- Стой! Ни с места! - крикнул Задира, быстро закладывая в рогатку новый снаряд.
Карабас испуганно закрыл лицо руками.
- Вот! Слышите, как он разговаривает со старшими! Сколько же еще я должен все это сносить, скажите мне? Неужели как руководитель коллектива и наконец как педагог, я не могу вздуть этого бездельника? Ведь он буквально разваливает театр, на создание которого я угробил все свои средства и лучшие годы жизни? Неужели в этом мире совсем нет ни правды, ни справедливости?!
- Карабас Барабас взывает к справедливости, ха-ха, - неуверенно поиронизировал Задира.
- Понятно! - воскликнул Карабас. - Вы тоже начитались этой книги про золотой ключик! Были, не скрою, с моей стороны в свое время допущены ошибки, даже, может быть, злоупотребления, но столько воды с тех пор утекло! Как все изменилось! Однако про это уже никто не хочет даже слушать. С вами вот тоже, я вижу, бесполезно разговаривать. Не видя меня и разу, вы убеждены, что я злодей и людоед, а этот хулиган, для которого нет ничего святого, - герой: еще бы, он так остроумно приклеил к сосне бороду старого Карабаса! Ха-ха-ха! И никто, никто не хочет выслушать другую сторону, разобраться, а как же все было и есть на самом деле. Уже сколько лет, молодые люди, я тщетно взываю: если я действительно такой злодей, судите меня! По крайней мере это заставит вас выслушать старого, больного Карабаса. Но от меня все шарахаются, и только. Разве я виноват, что вам всем не нравится моя внешность?
- Разбойничья внешность! Людоедская внешность! - запищал вновь Буратино. И ты весь разбойник!.. Господин мальчик! Не слушайте этого коварного куклоеда, умоляю вас! Стреляйте быстрее в его последний глаз, не то вы будете свидетелями того, как меня превратят в пучок лучины. Честное-расчестное слово, он только что собирался со мной это сделать, и если бы не ваше безмерное благородство и безграничная отвага, то, наверное, привязывал бы уже к бедным беззащитным лучинкам кусты помидоров...
Буратино растирал своей бумажной шапочкой щеки. Слезы у него лились столь обильно, что шапочка тут же превратилась в кашицу и растеклась по щекам разноцветной грязью.
- Господа мальчики, - продолжал Буратино. - Если бы вы знали, какое преступление этот ужасный человек только что совершил на моих глазах, вы бы не стали мешкать с выстрелом. Вам, конечно, хорошо известно имя девочки с голубыми волосами, имя... - тут Буратино зарыдал в голос, - имя незабвенной нашей Мальвины... Так вот, ее уже больше нет в живых!.. Вся вина кроткого создания состояла в том, что оно простыло, бегая за пивом для этого ненасытного эксплуататора в харчевню "Трех пискарей". Мальвина потеряла голос и не смогла петь, чтобы зарабатывать ему деньги. И это чудовище... о!.. заткнуло невинной глубокоталантливой девочкой, которая - вы только подумайте! - каждый день мыла уши и шею, нору крысы Шушеры. Противная крыса и ее крысенята отъели Мальвине голову!.. Но и это не все, глубокоуважаемые мальчики. Когда Пьеро, этот хрупкий лирик, не в силах сдержать своего горя, мягко и тактично упрекнул нашего жестокосердного хозяина, Карабас с такой злостью ударил его пивной кружкой, что от любимого массами поэта осталась куча тряпок и опилок вперемешку с осколками стекла. Умоляю вас, господа мальчики, покарайте этого губителя юности и палача радости самым беспощадным образом, иначе всех нас постигнет столь же ужасная участь...
Даже бесстрастный Научный Мальчик был потрясен рассказом Буратино. Зажав в руке большой блестящий циркуль (и откуда он у него вдруг взялся?), Профессор решительно шагнул вперед и встал плечом к плечу с Задирой.
- Вот-вот, каждый раз одно и то же, - печально усмехнулся Карабас Барабас. - Ну что же, стреляйте! Чего там, сбросьте с высокой скалы, закопайте в землю старого Карабаса! Ему не привыкать! Я уже устал, я не в силах опровергать все, что успевает сочинить про меня этот неутомимый бездельник. Вот вам мой второй глаз, выбивайте его - мне просто противно смотреть на этот мир, в котором люди верят не собственным глазам, а тому, что им внушают всякие болтуны и обманщики.
Задира опустил рогатку, Научный Мальчик незаметно спрятал циркуль. Молчание длилось довольно долго.
- Послушайте, гражданин Карабас, - начал Задира. - Я готов верить своим глазам, но если вы и вправду скормили крысам Мальвину, а Пьеро обратили в кучу опилок, то... Учтите, я тоже читал книжку...
- Что ж, идемте, - тяжело вздохнул Карабас. - Вы будете семьдесят пятой комиссией по проверке жалоб на меня. Судя по всему, не последней. Идемте.
И, прикрывая рукой подбитый глаз, великан тяжело зашагал по дороге. Очень скоро мы уже стояли возле дверей красивого, но изрядно облезлого здания. "Королевско-императорский кукольный театр имени черепахи Тортилы" - крупно было написано на фронтоне.
Трепетно открыли мы двери, ожидая, что нас встретит могильная тишина и забрызганные кровью стены. Встретил нас на редкость веселый гам. По коридору вслед за огромным многоцветным мячом несся с лаем пудель, за ним с хохотом мчались несколько почти неодетых кукол. На нас, как и на хозяина театра, никто не обратил внимания.
- Видите, какова в театре дисциплина, - горько вздохнул Барабас. - А ведь сейчас репетиционные часы! Этот чертов пудель целыми днями готов гоняться за мячом, между тем из него мог бы получиться отличный трюковый артист прекрасная реакция, хорошо координирован, но когда не любят трудиться... С тех пор как Артемон одолел (вовсе не один, как обычно считают!) двух старых бульдогов, он стал совершенно несносен. Ест только пирожные, работать не хочет, лает в рабочем помещении; однако попробуйте объявить ему выговор такой вой поднимает, что сразу же сбегается чертова дюжина корреспондентов. Так вот и работаем.
В это время из-за дверей с табличкой "Костюмерная" до нас долетел девчоночий голосок, твердивший на одной пронзительной ноте: "Не буду!.. Не буду!.. Не буду!.."
- Вот, можете полюбоваться, - кивнул на дверь Карабас. - Очередное представление той, которую я скормил крысам.
Мы открыли дверь. Возле столика, уставленного разноцветными пузырьками и коробочками, перед огромным, хотя и несколько облезлым, зеркалом сидела в коротенькой нижней юбочке красивая девочка с голубыми волосами. Возле нее, просительно склонившись, стояли две пожилые женщины с какими-то кружевными и шелковыми тряпками в руках. Девочка, зажмурив глаза и заткнув пальцами уши, дробно топала каблучками красивых розовых туфелек и твердила капризным голосом: "Не буду!.. Не буду!.."
- Чем не угодили "принцессе" на этот раз? - спросил Карабас у старушек.
- Да костюм вот... - виновато ответила одна из них.- Мы уже в пятый раз перешиваем.
- Хоть десять перешивайте! - Девочка подняла длинные, слипшиеся от туши и слез ресницы. - Я чужих обносков носить не буду! Не буду!.. Не буду!.. Я вам не Эльвирка какая-нибудь! Обо мне вздыхают на всех языках мира, и я не позволю, чтобы меня превращали в огородное пугало! Не буду!..
- На что, хотел бы я узнать, мы купим новые костюмы, если из-за твоих капризов у нас только в этом квартале сорвано восемь спектаклей? Нам, между прочим, пришлось вернуть за них деньги публике. До последней копеечки.
- Если вы не отберете в новом спектакле роль у этой бездарной кривляки Эльвирки, вам придется возвращать деньги каждый день.
- Золотко! В спектакле этом две героини, не можешь же ты играть обе роли сразу!
- Ах, ах, ах, какая трогательная беспомощность! Я сейчас заплачу от жалости! Да скажите вы автору выбранной вами бездарной пьесы, чтобы он вторую героиню просто вымарал! Понимаете? Вы-ма-рал! Зрителей изжога мучает от кривляний этой интриганки.
- Видите, к чему приводит популярность, - развел руками Карабас. - И в таких вот условиях я должен создавать высокое искусство! Не крутись я от зари до зари, как загнанная лошадь, они все уже протянули бы ноги с голоду... Если бы нас в довершение всего не посадили на хозрасчет! Раньше хоть дотации спасали. А возьмите проблему репертуара. Кто пишет сейчас для кукольных театров? Подающие надежды и не оправдавшие надежд. Маститые все давно переключились на телевизионные сериалы... Нет, скорее бы уж на пенсию! Выхлопочу садовый участок - только вы Карабаса и видели. Буду играть в домино и пить чай с собственной малиной.
- Ну, а где Пьеро? - сберегая последние остатки подозрительности, спросил Задира.
- Ах да, где действительно эта любимая массами жертва? Извольте заглянуть сюда.
Комнатка, в которую мы вошли, была небольшой и неряшливой. На стенах висели какие-то малиновые и оранжевые марсианские пейзажи вперемешку с пыльными сетями паутины, а также двумя портретами: древнегреческого философа Платона и певца Валерия Леонтьева... На столе из груды исписанных бумаг пялился бездонными глазницами человеческий череп. Возле стола, закрыв глаза и бормоча что-то нараспев, вышагивал туда-сюда живой и невредимый Пьеро. Рукава его пестрой заношенной блузы волочились за ним по давно не подметавшемуся полу.
- Здравствуйте, - сказали мы и замялись, потому что спрашивать у Пьеро, не превратили ли его случайно в кучу тряпья и опилок, было вроде бы излишним.
- Что такое? Откуда делегация? - недовольно спросил Пьеро, останавливаясь и открывая глаза. - Я же тысячу раз просил не тревожить меня, когда я наедине с музами.
- Между прочим, - сухо заметил Карабас, - сейчас идет репетиция, "наедине" с которой вам тоже полагалось бы побыть хоть немного.
- Вам, видимо, мало, господин Барабас, того, что вы изо дня в день унижаете мое достоинство, заставляя выступать в ролях официантов и стражников, вы еще имеете жестокость ежеминутно напоминать мне об этом! Ах, какая ужасная мигрень! Какая невыносимая стенокардия! Не волнуйтесь, господин Барабас, скоро я избавлю вас от необходимости меня травить и преследовать, врачи уже однажды выдавали мне бюллетень, я вам его тогда показывал. Моцарта отравили, Пушкина застрелили, меня вы изведете мелкими придирками...
Пьеро достал из кармана пакетик, медленно высыпал в рот какой-то розовый порошок и жестом попросил подать ему со стола стакан с водой. Задира торопливо выполнил просьбу. Но на Карабаса Барабаса мигрень и стенокардия особого впечатления не произвели.
- Если бы вы не тратили столько времени на никому не нужное э-э сочинительство, а работали бы, как Образцов и Моисеев, вам, может быть, поручали бы роли принца Датского и Офелии, пока же вы и с ролями официантов справляетесь крайне посредственно. Да к тому же постоянно нарушаете трудовую дисциплину.
- Вот видите, - сказал Карабас, выходя с нами в коридор - Но говорить с ним бесполезно, а уволить нельзя: Мальвина разнесет весь театр. Еще бы, каждая строчка его стихов воспевает ее красоту и гениальность.
Восславь, моя грустная лира,
Красу неземную Мальвины
Не стоит кривляка Эльвира
Мизинца ее половины
Летит по бескрайнему миру
Крылатая слава Мальвины,
Про эту ж кривляку Эльвиру
Ни слуху нигде, ни помину...
В таком же духе и все остальные его стихи.
- Значит, - мрачно сказал Задира, - Буратино нам наврал. Ну хорошо же. Я не мажу и по мелким мишеням!
- Ой-ой, господин мальчик, не надо в меня не мазать! Я очень хрупкий, я уже весь рассохся, послушайте, как скрипят у меня колени, когда я пробую бежать...
И Буратино попытался юркнуть мимо нас в дверь, но там стоял с суровым лицом Научный Мальчик
- Ой-ой-ой! - запричитал врунишка - Я очень, очень виноват, я заслужил наказание, но папа Карло не переживет моей смерти, а ведь он-то ни в чем не виноват!
Мы молча смотрели на Буратино. Сделав паузу и удостоверившись, что разжалобить нас не удалось, он продолжал "Хорошо, убивайте меня как хотите хоть сожгите в нарисованном очаге, хоть закопайте живым в сено, хоть вышлите навсегда в ужасную Страну Дураков, только не бросайте меня в пруд, я плаваю хуже золотого ключика и ужасно боюсь сырости!
- Понятно - "только не бросайте меня в терновый куст" Знаем, читали, придумай что-нибудь поновее. - Задира был неумолим.
- Но я ведь не нарочно врал, я нечаянно. А правда, это я смешно придумал Мальвину засунули головой в крысиную нору, ха-ха-ха!
- Проси прощения у Карабаса Барабаса,- мрачно потребовал Задира - Из-за тебя я чуть не сделал его навсегда кривым.
- Конечно, разумеется, непременно... Карабасик Барабасик! - умильно заглянул в лицо своему хозяину деревянный человечек - Извините-простите меня, пожалуйста. Честное-пречестное слово, я больше не буду! Я стану целыми днями репетировать самые скучные роли. Я куплю букварь без картинок и начну ходить в вечернюю, нет, лучше в заочную школу, а когда вы состаритесь и уйдете на пенсию, я буду возить на тележке за вами вашу чудесную шелковистую бороду, чтобы она не мешала вам читать журналы "Здоровье" и "Огонек". Честное-распречестное слово!
И Карабас Барабас не выдержал, потрепал по голове маленького подлизу:
- Ладно уж, не впервой мне из-за вас получать синяки и шишки. Беги завтракать, а то желудок то у тебя хоть и деревянный, да не железный, со вчерашнего обеда из за своих художеств ничего не ел.
- Не могу сердиться на малышей, - принялся оправдываться Карабас перед нами - И лодыри, и врунишки, и безобразники, а, поди ж ты, и дня бы без них не прожил. Они, негодники, знают это, вот и пользуются...
До позднего вечера молча брели мы по дороге. Видимо, опасаясь насмешек, Задира ушел вперед и даже не оглядывался.
Да, нелегко, оказывается, восстанавливать справедливость, защищать обиженных! И потому, наверное, прежде всего, что не введено особой формы для обиженных и обидчиков. А ведь как было бы удобно и для странствующих рыцарей, и для странствующих оруженосцев, если бы обидчики ходили все, допустим, в черной одежде, а обиженные - в розовой или голубой. И голову ломать не требовалось бы. Видишь - идет навстречу старик в черной куртке, готовь рогатку. А если показалась девочка в розовом платьице - доставай конфету.
Научный Мальчик заверил меня, что со временем электронно-вычислительные машины по сумме мельчайших, внешних признаков научатся давать быстрый и безошибочный ответ на этот вопрос. Тогда наконец-то рыцарское дело будет поставлено на серьезную научную основу, а пока... Пока нас ждал новый день пути и новое, по-настоящему опасное приключение.
СХВАТКА У ГНИЛОГО ОЗЕРА
Село Страховка, куда мы добрались к вечеру, вполне соответствовало своему названию. По улицам туда-сюда шлепали мужики, вооруженные кто вилами, кто дубиной, кто топором, один бегал даже с ухватом. Бабы истошно голосили, ребятня хныкала на разные голоса, коровы мычали, собаки лаяли... Пожар? Но нигде не видно дыма. Наводнение? Но местная речонка - курице по колено - мирно журчала по камушкам.
- Что тут у вас стряслось? - спрашиваем.
- Проходите, проходите, - торопливо отвечает на бегу какой-то щуплый мужичок. Вы люди чужие, вам наша беда без интереса.
- С какой еще бабушкой? Ах, да! С моей. Ничего, спокуха, бабушка у меня ого-го, вся в меня! Это мы мигом провернем.
У Задириной бабушки был маленький чистенький домик и огромный, весь в буйной растительности огород. От ворон и воробьев его охранял целый взвод живописных чучел. Возле калитки Задира застыл на секунду и вдруг ринулся во двор с пронзительным криком:
- Ты зачем взяла? Ты зачем взяла? Сколько надо говорить, чтобы не трогала!
Задирина бабушка, стоя посреди двора, смущенно прятала что-то в фартуке. Но когда внук подбежал, она послушно протянула ему рогатку.
- Не сердись, Вадюшенька, опять коршун-разбойник за нашими цыплятами гонялся. Еле отстрелялась!
- Ты же в бутылку с пяти шагов попасть не можешь, а туда же, по движущейся мишени... Только пращу портишь, оружие ведь к одной руке привыкает.
- А вот и не к одной! Посмотри-ка, - бабушка гордо указала на три маленьких пестрых перышка, валявшихся посреди двора. - Чей это хвост, а? То-то же! Боком улетел отсюда разбойник. Небось не захочется ему больше на наших пеструшек зариться!
Задира придирчиво исследовал перышки.
- А не из чучела надергала?
- Из чучела?! Ах, ты... Ну-ка, встань к сараю с консервной банкой на макушке. С трех раз не попаду - рупь на мороженое из пенсии выкладываю. Собью - три дня цыплят пасти будешь.
- Ладно, ладно, бабуля, - пошел на попятный Задира. - Нам сейчас в цирк играть некогда. В поход надо отправляться. Введи-ка ее, Леха, в ситуацию.
Я ввел.
- Как? Живое дитё в клетку сажать? Живое дитё за деньги представлять? Да мы такого нелюдя... Живо, Вадюша, увязывай боеприпас и продукты. А я тоже кое-чего соберу на дорогу. Мы его мигом в сознательность приведем.
- Погоди, погоди, бабуля, - замялся Задира. - Мы... это... пока... одни сходим... Без тебя... Да и сама посуди: женское ли это занятие - война?.. Ты уж покухарничай тут, пожалуйста, цыплят постереги, огурцы пополивай, а я мигом слетаю с Алексеем, поучу уму-разуму кого надо и обратно.
Сникла сразу бабушка - расстроилась.
- Мне же тоже хочется, - говорит. - И глаз у меня в стрельбе верный... А про войну... Защищать, когда маленьких обижают, - это самое женское дело и есть. Что огурцы посохнут - бог с ними; цыплят, правда, жалко. Поклюет их коршун.
- Вот видишь, бабуля, - обрадовался Задира. - Да ты не сомневайся, мы и без тебя управимся. Чья у меня выучка-то боевая? Бабулина. Только ты веди себя тут хорошо. Вернусь - соседей расспрошу, как ты тут и что.
- Да ладно уж, - обиделась старушка, - не до баловства мне в мои-то годы. Ишь чего надумал - бабушку учить. Бабушка сама кого хочешь чему хочешь обучит.
Приключения начинаются
Дорога весело петляла мимо рощиц, сел, полей, а мне было грустно. Последнюю ночь перед походом мама не спала, и глаза у нее при прощании были совсем измученные.
- Иди, - говорила мама. - Что ж, раз надо... Только, когда будешь рисковать, помни: если с тобой что случится, я умру. Ты знаешь, Олешек, я не обманываю... Я всегда мечтала, чтобы ты вырос рыцарем, мужчиной, но я не знала, что это так тяжело. И все-таки будь рыцарем, будь мужчиной - защищай слабых, только не стесняйся, пожалуйста, когда очень трудно, попросить помощи у других. И совета. Что справедливо, что несправедливо - иногда сразу и не поймешь. Ты давно мечтал о дедушкиной сабле - возьми ее. Это честная сабля, дедушка ни разу не вынимал ее из ножен ради неправого дела. Пусть будет защитой, но лучше если бы она тебе не понадобилась!..
Папа шутил что-то насчет юного Дон Кихота, но и у него глаза были печальные, даже растерянные.
Научный Мальчик вышагивал по дороге молча - наверное, обдумывал какую-нибудь теоретическую проблему. Карла внимательно озирал окрестности из моего рюкзака. Лишь Задира радовался и шумел за четверых. Он то бесшумно подкрадывался к кому-то, спрятавшемуся за бугром, то с боевым кличем устремлялся в гущу придорожных кустов, направо и налево нанося смертельные удары боевым томагавком (честно говоря, это был простой туристский топорик, но действительно хорошо наточенный).
- С кем это ты сражаешься? - без особого интереса спросил я.
- Учителя, - лаконично пояснил Задира. - За каждым кустом по учителю. Пятеро уже отправились отращивать себе новые скальпы. Остались самые опасные: математик, физрук и врачиха со шприцем. Но живым они меня не возьмут, будьте покойненьки.
- Видимо, на уроках математики у нас бывали отдельные неприятности? иронично улыбнулся Научный Мальчик.
Задира не обратил на него ни малейшего внимания.
Сражаться сразу с таким количеством учителей - занятие утомительное. Прошло не очень много времени, и Задира заскучал. Он перестал выискивать в кустах замаскировавшихся врагов и пошел спокойно - сначала впереди отряда, потом вместе с ним, потом начал потихоньку отставать.
- Устал? - спросил я
- Кто? Я?! Попрошу без оскорблений! Да будет тебе известно: когда мой отряд продирался сквозь непроходимые заросли Амазонки, я нес на одной руке раненую белокурую женщину, на другой - двух обессилевших детей младшего школьного возраста. Мы шли так две тысячи миль, беспрерывно отражая атаки людоедского племени мамбо-вамбо. И когда вышли наконец к чудесным пляжам Азорских островов, я, едва успев принять ванну и побриться, включился в соревнования по гольфу и забил решающий гол в ворота считавшейся до этого непобедимой футбольной команды "Черная львица".
- Прошу прощения, но ты, очевидно, перепутал некоторые детали, - засмеялся Научный Мальчик. - В то время в джунглях Азорских островов проходил чемпионат мира по домино, в ходе которого ты, видимо, обыграл Алехина, держа на одной руке умирающего от тропической свинки друга, а на другой - спасенную из турецкого рабства алеутскую княжну.
Надо же, и у рыцарей железной логики, оказывается, иногда появляется чувство юмора!
- Ну уж княжну-то я, как и Степан Разин, выбросил бы в Амазонку, - не согласился Задира. - А насчет моей якобы усталости... Хотите, я допрыгаю на одной ноге во-он до того поломанного дерева, поднимусь на одних руках до самой его макушки, а потом, возвращаясь обратно...
- Обратно не надо, - говорю, - а то второй раз до дерева нам придется нести тебя на носилках.
- Меня, кажется, снова оскорбляют? - холодно поинтересовался Задира. - В таком случае я ухожу один, навстречу своей нелегкой судьбе. Чао!
И победитель племени людоедов ушел далеко вперед. Однако вскоре мы увидели, что он сидит под развесистым дубом на травке, явно не расположенный присоединяться к нам.
- Отдавай пращу, - мрачно потребовал Задира.
- Что, снова обнаружил людоедов?
- Оставь свои детские шуточки. Я возвращаюсь домой.
- Домой?.. А как же принц? Как же мы?
- Как хотите. С такими занудами я никого спасать не намерен.
- Что случилось?
- Умоляя меня отправиться в эту бездарную пешеходную прогулку, ты уверял, что по пути у нас будет пропасть всевозможных приключений...
- Но ведь мы только вышли из дому!
- У настоящих странствующих рыцарей ни минуты не проходит попусту. Зачем мы тащимся по этой дороге? Чтобы пыль глотать или чтобы защищать обиженных и угнетенных? Кстати, я что-то не уверен, что ты посвящен в рыцари.
- Но мы же пока не встретили ни одного обиженного.
- Обиженные на дороге не валяются, а неожиданности надо уметь организовать. Если не согласен, отдавай пращу, я поищу себе другого рыцаря, которому свист пуль милее чириканья воробьев.
Понимая, что Задира просто устал и ищет повод отдохнуть, я предложил ему показать на примере, как же организуются неожиданности. Казалось, Задира только и дожидался такого предложения. Он вскочил на ноги, полный энергии и предприимчивости.
Глаза Задиры вспыхнули зеленым огнем, он явно заметил впереди что-то интересное.
- Пращу! Живо!..
Выхватив из кармана моего рюкзака рогатку и горсть камушков, Задира метнулся вперед.
Я остановился в растерянности. Навстречу нам по дороге, пыля огромными сапогами и распушив по ветру длинную седую бороду, мчался великан. В руке он сжимал широкополую шляпу, которой все время целился перед собой на дорогу. Приглядевшись внимательней, я увидел, что там, в пыли, зигзагами мечется какое-то маленькое пестрое существо. Наконец великан настиг беглеца и рухнул на землю, накрыв его шляпой. Но нет, добыча пискнула и, увернувшись, снова запрыгала по дороге. Великан с рычанием тяжело поднялся с земли и, размазывая по лицу грязь и пот, грузными прыжками устремился вслед.
И тут я узнал их. Это были всем известные доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас и Буратино. Неужели нам суждено было присутствовать при развязке затянувшейся героической войны крохотного деревянного малыша со свирепым кукольным тираном?! Вот Карабас снова нагнал Буратино, прицелился и... на этот раз не промахнулся. Прижатая к дорожной пыли шляпа беспомощно затрепыхалась.
- Ага, двести пятьдесят тысяч чертей! Попалась, паршивая деревяшка! Теперь-то уж я с тобой разделаюсь! - взревел торжествующе Карабас, сопя и отдуваясь. - Я тебя!..
Истязатель кукол замахнулся волосатым кулачищем с добрый арбуз величиной. Я зажмурился от ужаса. В этот миг раздался тонкий жалобный вопль. Затем другой, еще более: тонкий и отчаянный.
- Все! Прощай, малыш, прощай, Буратино! - подумал я горестно и открыл глаза.
Карабас Барабас сидел в дорожной пыли, зажав руками левый глаз. На лбу его буквально на глазах росла и наливалась синевой огромная шишка. Перед Карабасом, целясь в него из рогатки, стоял Задира, а возле шляпы покатывался от хохота живехонький Буратино. Только тут я сообразил броситься на помощь своему оруженосцу, схватив какой-то прут, валявшийся возле дороги.
Я думал, что главная драка впереди, но хозяин кукольного театра жалобно протянул мне навстречу волосатую лапищу: "Запретите ему! Пусть уберет рогатку!.. Это же чистый терроризм! Я буду жаловаться!"
Похоже, что Задира опешил не меньше, чем я. Даже камушек из рогатки выронил.
- Смотрите, что сделал со мной ваш бандит! - глотая слезы, продолжал жаловаться Барабас. Из-под руки его выглянул заплывший фиолетовым подтеком глаз. - Будете свидетелем... Я этого так не оставлю.
- А чего ты маленьких обижаешь? - растерянно ответил Задира. - Я же сам видел, как ты на него налетел...
- Старый дурак! Старый дурак! Так и надо, так и надо! - плясал у дороги, высовывая язык и корча рожи, деревянный мальчишка.
- Что? - взревел Карабас. - Да я тебя...
- Стой! Ни с места! - крикнул Задира, быстро закладывая в рогатку новый снаряд.
Карабас испуганно закрыл лицо руками.
- Вот! Слышите, как он разговаривает со старшими! Сколько же еще я должен все это сносить, скажите мне? Неужели как руководитель коллектива и наконец как педагог, я не могу вздуть этого бездельника? Ведь он буквально разваливает театр, на создание которого я угробил все свои средства и лучшие годы жизни? Неужели в этом мире совсем нет ни правды, ни справедливости?!
- Карабас Барабас взывает к справедливости, ха-ха, - неуверенно поиронизировал Задира.
- Понятно! - воскликнул Карабас. - Вы тоже начитались этой книги про золотой ключик! Были, не скрою, с моей стороны в свое время допущены ошибки, даже, может быть, злоупотребления, но столько воды с тех пор утекло! Как все изменилось! Однако про это уже никто не хочет даже слушать. С вами вот тоже, я вижу, бесполезно разговаривать. Не видя меня и разу, вы убеждены, что я злодей и людоед, а этот хулиган, для которого нет ничего святого, - герой: еще бы, он так остроумно приклеил к сосне бороду старого Карабаса! Ха-ха-ха! И никто, никто не хочет выслушать другую сторону, разобраться, а как же все было и есть на самом деле. Уже сколько лет, молодые люди, я тщетно взываю: если я действительно такой злодей, судите меня! По крайней мере это заставит вас выслушать старого, больного Карабаса. Но от меня все шарахаются, и только. Разве я виноват, что вам всем не нравится моя внешность?
- Разбойничья внешность! Людоедская внешность! - запищал вновь Буратино. И ты весь разбойник!.. Господин мальчик! Не слушайте этого коварного куклоеда, умоляю вас! Стреляйте быстрее в его последний глаз, не то вы будете свидетелями того, как меня превратят в пучок лучины. Честное-расчестное слово, он только что собирался со мной это сделать, и если бы не ваше безмерное благородство и безграничная отвага, то, наверное, привязывал бы уже к бедным беззащитным лучинкам кусты помидоров...
Буратино растирал своей бумажной шапочкой щеки. Слезы у него лились столь обильно, что шапочка тут же превратилась в кашицу и растеклась по щекам разноцветной грязью.
- Господа мальчики, - продолжал Буратино. - Если бы вы знали, какое преступление этот ужасный человек только что совершил на моих глазах, вы бы не стали мешкать с выстрелом. Вам, конечно, хорошо известно имя девочки с голубыми волосами, имя... - тут Буратино зарыдал в голос, - имя незабвенной нашей Мальвины... Так вот, ее уже больше нет в живых!.. Вся вина кроткого создания состояла в том, что оно простыло, бегая за пивом для этого ненасытного эксплуататора в харчевню "Трех пискарей". Мальвина потеряла голос и не смогла петь, чтобы зарабатывать ему деньги. И это чудовище... о!.. заткнуло невинной глубокоталантливой девочкой, которая - вы только подумайте! - каждый день мыла уши и шею, нору крысы Шушеры. Противная крыса и ее крысенята отъели Мальвине голову!.. Но и это не все, глубокоуважаемые мальчики. Когда Пьеро, этот хрупкий лирик, не в силах сдержать своего горя, мягко и тактично упрекнул нашего жестокосердного хозяина, Карабас с такой злостью ударил его пивной кружкой, что от любимого массами поэта осталась куча тряпок и опилок вперемешку с осколками стекла. Умоляю вас, господа мальчики, покарайте этого губителя юности и палача радости самым беспощадным образом, иначе всех нас постигнет столь же ужасная участь...
Даже бесстрастный Научный Мальчик был потрясен рассказом Буратино. Зажав в руке большой блестящий циркуль (и откуда он у него вдруг взялся?), Профессор решительно шагнул вперед и встал плечом к плечу с Задирой.
- Вот-вот, каждый раз одно и то же, - печально усмехнулся Карабас Барабас. - Ну что же, стреляйте! Чего там, сбросьте с высокой скалы, закопайте в землю старого Карабаса! Ему не привыкать! Я уже устал, я не в силах опровергать все, что успевает сочинить про меня этот неутомимый бездельник. Вот вам мой второй глаз, выбивайте его - мне просто противно смотреть на этот мир, в котором люди верят не собственным глазам, а тому, что им внушают всякие болтуны и обманщики.
Задира опустил рогатку, Научный Мальчик незаметно спрятал циркуль. Молчание длилось довольно долго.
- Послушайте, гражданин Карабас, - начал Задира. - Я готов верить своим глазам, но если вы и вправду скормили крысам Мальвину, а Пьеро обратили в кучу опилок, то... Учтите, я тоже читал книжку...
- Что ж, идемте, - тяжело вздохнул Карабас. - Вы будете семьдесят пятой комиссией по проверке жалоб на меня. Судя по всему, не последней. Идемте.
И, прикрывая рукой подбитый глаз, великан тяжело зашагал по дороге. Очень скоро мы уже стояли возле дверей красивого, но изрядно облезлого здания. "Королевско-императорский кукольный театр имени черепахи Тортилы" - крупно было написано на фронтоне.
Трепетно открыли мы двери, ожидая, что нас встретит могильная тишина и забрызганные кровью стены. Встретил нас на редкость веселый гам. По коридору вслед за огромным многоцветным мячом несся с лаем пудель, за ним с хохотом мчались несколько почти неодетых кукол. На нас, как и на хозяина театра, никто не обратил внимания.
- Видите, какова в театре дисциплина, - горько вздохнул Барабас. - А ведь сейчас репетиционные часы! Этот чертов пудель целыми днями готов гоняться за мячом, между тем из него мог бы получиться отличный трюковый артист прекрасная реакция, хорошо координирован, но когда не любят трудиться... С тех пор как Артемон одолел (вовсе не один, как обычно считают!) двух старых бульдогов, он стал совершенно несносен. Ест только пирожные, работать не хочет, лает в рабочем помещении; однако попробуйте объявить ему выговор такой вой поднимает, что сразу же сбегается чертова дюжина корреспондентов. Так вот и работаем.
В это время из-за дверей с табличкой "Костюмерная" до нас долетел девчоночий голосок, твердивший на одной пронзительной ноте: "Не буду!.. Не буду!.. Не буду!.."
- Вот, можете полюбоваться, - кивнул на дверь Карабас. - Очередное представление той, которую я скормил крысам.
Мы открыли дверь. Возле столика, уставленного разноцветными пузырьками и коробочками, перед огромным, хотя и несколько облезлым, зеркалом сидела в коротенькой нижней юбочке красивая девочка с голубыми волосами. Возле нее, просительно склонившись, стояли две пожилые женщины с какими-то кружевными и шелковыми тряпками в руках. Девочка, зажмурив глаза и заткнув пальцами уши, дробно топала каблучками красивых розовых туфелек и твердила капризным голосом: "Не буду!.. Не буду!.."
- Чем не угодили "принцессе" на этот раз? - спросил Карабас у старушек.
- Да костюм вот... - виновато ответила одна из них.- Мы уже в пятый раз перешиваем.
- Хоть десять перешивайте! - Девочка подняла длинные, слипшиеся от туши и слез ресницы. - Я чужих обносков носить не буду! Не буду!.. Не буду!.. Я вам не Эльвирка какая-нибудь! Обо мне вздыхают на всех языках мира, и я не позволю, чтобы меня превращали в огородное пугало! Не буду!..
- На что, хотел бы я узнать, мы купим новые костюмы, если из-за твоих капризов у нас только в этом квартале сорвано восемь спектаклей? Нам, между прочим, пришлось вернуть за них деньги публике. До последней копеечки.
- Если вы не отберете в новом спектакле роль у этой бездарной кривляки Эльвирки, вам придется возвращать деньги каждый день.
- Золотко! В спектакле этом две героини, не можешь же ты играть обе роли сразу!
- Ах, ах, ах, какая трогательная беспомощность! Я сейчас заплачу от жалости! Да скажите вы автору выбранной вами бездарной пьесы, чтобы он вторую героиню просто вымарал! Понимаете? Вы-ма-рал! Зрителей изжога мучает от кривляний этой интриганки.
- Видите, к чему приводит популярность, - развел руками Карабас. - И в таких вот условиях я должен создавать высокое искусство! Не крутись я от зари до зари, как загнанная лошадь, они все уже протянули бы ноги с голоду... Если бы нас в довершение всего не посадили на хозрасчет! Раньше хоть дотации спасали. А возьмите проблему репертуара. Кто пишет сейчас для кукольных театров? Подающие надежды и не оправдавшие надежд. Маститые все давно переключились на телевизионные сериалы... Нет, скорее бы уж на пенсию! Выхлопочу садовый участок - только вы Карабаса и видели. Буду играть в домино и пить чай с собственной малиной.
- Ну, а где Пьеро? - сберегая последние остатки подозрительности, спросил Задира.
- Ах да, где действительно эта любимая массами жертва? Извольте заглянуть сюда.
Комнатка, в которую мы вошли, была небольшой и неряшливой. На стенах висели какие-то малиновые и оранжевые марсианские пейзажи вперемешку с пыльными сетями паутины, а также двумя портретами: древнегреческого философа Платона и певца Валерия Леонтьева... На столе из груды исписанных бумаг пялился бездонными глазницами человеческий череп. Возле стола, закрыв глаза и бормоча что-то нараспев, вышагивал туда-сюда живой и невредимый Пьеро. Рукава его пестрой заношенной блузы волочились за ним по давно не подметавшемуся полу.
- Здравствуйте, - сказали мы и замялись, потому что спрашивать у Пьеро, не превратили ли его случайно в кучу тряпья и опилок, было вроде бы излишним.
- Что такое? Откуда делегация? - недовольно спросил Пьеро, останавливаясь и открывая глаза. - Я же тысячу раз просил не тревожить меня, когда я наедине с музами.
- Между прочим, - сухо заметил Карабас, - сейчас идет репетиция, "наедине" с которой вам тоже полагалось бы побыть хоть немного.
- Вам, видимо, мало, господин Барабас, того, что вы изо дня в день унижаете мое достоинство, заставляя выступать в ролях официантов и стражников, вы еще имеете жестокость ежеминутно напоминать мне об этом! Ах, какая ужасная мигрень! Какая невыносимая стенокардия! Не волнуйтесь, господин Барабас, скоро я избавлю вас от необходимости меня травить и преследовать, врачи уже однажды выдавали мне бюллетень, я вам его тогда показывал. Моцарта отравили, Пушкина застрелили, меня вы изведете мелкими придирками...
Пьеро достал из кармана пакетик, медленно высыпал в рот какой-то розовый порошок и жестом попросил подать ему со стола стакан с водой. Задира торопливо выполнил просьбу. Но на Карабаса Барабаса мигрень и стенокардия особого впечатления не произвели.
- Если бы вы не тратили столько времени на никому не нужное э-э сочинительство, а работали бы, как Образцов и Моисеев, вам, может быть, поручали бы роли принца Датского и Офелии, пока же вы и с ролями официантов справляетесь крайне посредственно. Да к тому же постоянно нарушаете трудовую дисциплину.
- Вот видите, - сказал Карабас, выходя с нами в коридор - Но говорить с ним бесполезно, а уволить нельзя: Мальвина разнесет весь театр. Еще бы, каждая строчка его стихов воспевает ее красоту и гениальность.
Восславь, моя грустная лира,
Красу неземную Мальвины
Не стоит кривляка Эльвира
Мизинца ее половины
Летит по бескрайнему миру
Крылатая слава Мальвины,
Про эту ж кривляку Эльвиру
Ни слуху нигде, ни помину...
В таком же духе и все остальные его стихи.
- Значит, - мрачно сказал Задира, - Буратино нам наврал. Ну хорошо же. Я не мажу и по мелким мишеням!
- Ой-ой, господин мальчик, не надо в меня не мазать! Я очень хрупкий, я уже весь рассохся, послушайте, как скрипят у меня колени, когда я пробую бежать...
И Буратино попытался юркнуть мимо нас в дверь, но там стоял с суровым лицом Научный Мальчик
- Ой-ой-ой! - запричитал врунишка - Я очень, очень виноват, я заслужил наказание, но папа Карло не переживет моей смерти, а ведь он-то ни в чем не виноват!
Мы молча смотрели на Буратино. Сделав паузу и удостоверившись, что разжалобить нас не удалось, он продолжал "Хорошо, убивайте меня как хотите хоть сожгите в нарисованном очаге, хоть закопайте живым в сено, хоть вышлите навсегда в ужасную Страну Дураков, только не бросайте меня в пруд, я плаваю хуже золотого ключика и ужасно боюсь сырости!
- Понятно - "только не бросайте меня в терновый куст" Знаем, читали, придумай что-нибудь поновее. - Задира был неумолим.
- Но я ведь не нарочно врал, я нечаянно. А правда, это я смешно придумал Мальвину засунули головой в крысиную нору, ха-ха-ха!
- Проси прощения у Карабаса Барабаса,- мрачно потребовал Задира - Из-за тебя я чуть не сделал его навсегда кривым.
- Конечно, разумеется, непременно... Карабасик Барабасик! - умильно заглянул в лицо своему хозяину деревянный человечек - Извините-простите меня, пожалуйста. Честное-пречестное слово, я больше не буду! Я стану целыми днями репетировать самые скучные роли. Я куплю букварь без картинок и начну ходить в вечернюю, нет, лучше в заочную школу, а когда вы состаритесь и уйдете на пенсию, я буду возить на тележке за вами вашу чудесную шелковистую бороду, чтобы она не мешала вам читать журналы "Здоровье" и "Огонек". Честное-распречестное слово!
И Карабас Барабас не выдержал, потрепал по голове маленького подлизу:
- Ладно уж, не впервой мне из-за вас получать синяки и шишки. Беги завтракать, а то желудок то у тебя хоть и деревянный, да не железный, со вчерашнего обеда из за своих художеств ничего не ел.
- Не могу сердиться на малышей, - принялся оправдываться Карабас перед нами - И лодыри, и врунишки, и безобразники, а, поди ж ты, и дня бы без них не прожил. Они, негодники, знают это, вот и пользуются...
До позднего вечера молча брели мы по дороге. Видимо, опасаясь насмешек, Задира ушел вперед и даже не оглядывался.
Да, нелегко, оказывается, восстанавливать справедливость, защищать обиженных! И потому, наверное, прежде всего, что не введено особой формы для обиженных и обидчиков. А ведь как было бы удобно и для странствующих рыцарей, и для странствующих оруженосцев, если бы обидчики ходили все, допустим, в черной одежде, а обиженные - в розовой или голубой. И голову ломать не требовалось бы. Видишь - идет навстречу старик в черной куртке, готовь рогатку. А если показалась девочка в розовом платьице - доставай конфету.
Научный Мальчик заверил меня, что со временем электронно-вычислительные машины по сумме мельчайших, внешних признаков научатся давать быстрый и безошибочный ответ на этот вопрос. Тогда наконец-то рыцарское дело будет поставлено на серьезную научную основу, а пока... Пока нас ждал новый день пути и новое, по-настоящему опасное приключение.
СХВАТКА У ГНИЛОГО ОЗЕРА
Село Страховка, куда мы добрались к вечеру, вполне соответствовало своему названию. По улицам туда-сюда шлепали мужики, вооруженные кто вилами, кто дубиной, кто топором, один бегал даже с ухватом. Бабы истошно голосили, ребятня хныкала на разные голоса, коровы мычали, собаки лаяли... Пожар? Но нигде не видно дыма. Наводнение? Но местная речонка - курице по колено - мирно журчала по камушкам.
- Что тут у вас стряслось? - спрашиваем.
- Проходите, проходите, - торопливо отвечает на бегу какой-то щуплый мужичок. Вы люди чужие, вам наша беда без интереса.