Мировоззрение А. Кантемира складывалось в эпоху, когда “мудры указы Петровы” были ещё живой действительностью. Антиоху казалось, что они и после смерти Петра останутся незыблемым наследием, потому что русские “стали вдруг народ уже новый”. Обучение в Академии наук убеждало его в том, что это действительно так, ибо сама Академия явилась следствием петровских преобразований.
   Этика, преподаваемая в Академии, являлась теоретической установкой реформы. Именно в Академии Кантемир усвоил этику общественную, этику человека, первейший долг которого не просто добродетель и чистая совесть, а служба отечеству. Новое проникло во все сферы государственной и общественной жизни, А. Д. Кантемир горячо сочувствовал этому новому.
   Петровская “Табель о рангах” заставила всех дворян проходить службу, начиная с низших чинов, и постоянно учиться. В то же время “Табель” подтверждала, что способности человека и его место в обществе не зависят от его происхождения (идея природного равенства людей).
   Петровская экономическая политика тоже определялась государственными интересами. Петр I стремился несколько ограничить крепостное право, карал помещиков, разоряющих и продающих крестьян, ибо разорение крестьян есть разорение государства. Идеологический смысл этой политики также заключался в идее равенства людей и ценности человека в зависимости от его пользы для общества. Забота о крестьянстве воспринималась как забота о благе государства. А отсюда нетрудно было перейти к изучению крепостного крестьянства, желанию понять его нравы, заботы, мечты. Тот же государственный интерес определял и церковную политику Петра. Реакционное духовенство стало нападать на петровские указы, и Петр повёл с ним решительную борьбу. Он учредил Синод – высший церковный орган – как очередную коллегию, тем самым духовенство было поставлено в один ряд с другими государственными институтами. Феофан Прокопович обосновал эту реформу в “Духовном регламенте”[35].
   И, наконец, государственная политика определяла пропаганду и насаждение передовой науки от лица государственной власти. Всё это создавало благоприятные условия для формирования передовых взглядов Кантемира, для его смелых выступлений в защиту науки против её опаснейших врагов.
   Наблюдательный, чуткий к общественной жизни, Антиох Кантемир реагировал на все события русской действительности. Сближение Антиоха Кантемира с Феофаном Прокоповичем и историком Василием Никитичем Татищевым (1686–1750) привело к созданию “учёной дружины” – дружеского общества лиц, объединенных близостью политических и культурных взглядов и позиций. В “дружине” занимались не только научными и богословскими спорами, но и политическими делами, и молодой Кантемир не оставался в стороне от них.
   В “учёной дружине” завершилось формирование мировоззрения Кантемира. Он стал соратником Феофана Прокоповича в общественно-политической деятельности. Они вместе отстаивают завоевания Петра, борются против социальных пороков, против реакции. Вместе с Феофаном и другими членами “дружины” Кантемир принял участие в политических событиях 1730 года, когда родовитая знать (так называемые “верховники”) попыталась вернуть русское государство к допетровским временам и отменить все прогрессивные преобразования первых десятилетий XVIII в.
   Борьбе за сохранение и продолжение петровского дела Кантемир подчиняет и свое творчество. “Первый светский поэт на Руси” (Белинский), Кантемир от любовных песенок, которым отдал дань в юношеский период творчества, перешёл к социальной сатире.
   Г. В. Москвичёва в монографии “Русский классицизм” кратко рассматривает историю и теорию жанра сатиры [247. С. 80–96]. Жанр стихотворной сатиры известен с древнейших времен, классические образцы сатиры дала уже античная поэзия – Гораций и Ювенал. Сатира продолжает развиваться и в литературе предклассицизма и классицизма, жанр живет в литературе и сегодня.
   Стихотворная сатира имеет много общего с такими жанрами, как комедия и басня. Что с ними сближает сатиру? Общий предмет изображения – человеческие недостатки и пороки, а также оценка этого предмета – осмеяние.
   В сатире возможен диалог, но, в отличие от комедии, он не связан с действием, системой событий. В отличие от басни, сатира изображает жизненные явления не иносказательно, а прямо.
   Сатира не может быть строго отнесена ни к одному из трёх литературных родов, это смешанный жанр.
   Сатира свободно использовала композиционные формы эпоса, лирики и драмы, но подчиняла их своей цели – выражению отрицательной оценки изображаемого.
   В зависимости от того, какое родовое начало преобладает в сатире, она получает разную стилевую окраску. Так, сатиры Кантемира имели лиро-эпический характер, а сатиры Сумарокова – лирический.
   Одним из существенных признаков жанра сатиры является её прямая связь с современностью. Сатира живо откликается на злободневные вопросы своего времени, высмеивает конкретные недостатки эпохи.
   А. Д. Кантемир – первый по времени писатель русского классицизма. В его творчестве переплелись старые традиции и новаторские черты, идущие от нового литературного метода.
   Древнерусская литература оставила в наследство Кантемиру силлабический стих. От бытовых повестей конца XVII века поэт воспринял способ изображения персонажей, их жизненность. Правдоподобие его героев достигается тем, что он берёт типичных для своего времени персонажей, использует в их речи московское просторечие его времени. “Особенности послепетровской эпохи определили характер эстетических воззрений и творчества Кантемира”, – пишет Л. И. Кулакова [211. С. 14].
   Классицизм определил идейную направленность его произведений, новизну конфликта: столкновение прогрессивных просветительских идей начала века с враждебной стариной и невежеством. С одной стороны, человечность, свет знания, гражданственность (выраженные в образах автора или его alter ego[36], например, Филарет во второй сатире), а с другой – ретроградство, ханжество, невежество (например, Силван и Критон из первой сатиры).
   Жанр сатиры для своего творчества Кантемир избрал совершенно сознательно – как литературное средство общественно-политической борьбы. Белинский ставил в особую заслугу Кантемиру то, что он первый из русских писателей “свёл поэзию с жизнью”. В течение десяти лет, с 1729 по 1739 гг., Кантемир написал 9 сатир (пять в России, 1729–1731 гг.; четыре за границей, 1738–1739 гг.).
   Г. А. Гуковский отмечает, что построение сатир Кантемира единообразно [142. С. 49].
   Вступление – это чаще всего обращение автора: к уму своему, к Феофану, к музе и т. д. Сразу за вступлением идут живые примеры. Следуя один за другим, они составляют серию литературных портретов, связанных между собою почти без переходов. Отсюда типичное для Кантемира двойное заглавие сатир: первое определяет обращение, дающее рамку всей сатире; второе относится к признаку, по которому подобраны сатирические портреты.
   Первая сатира называется “К уму своему”. Д. Д. Благой подчёркивает, что ум для Кантемира является верховным критерием, судьёй и руководителем [100. С. 123]. Сразу за вступлением следует серия сатирических портретов. Первым в ряду “презирателей наук” стоит “Критон с чётками в руках” [14. С. 57], олицетворяющий реакционное духовенство.
   Выступая в первую очередь против духовенства, А. Д. Кантемир продолжает традиции антиклерикальной литературы XVIII века и линию Феофана Прокоповича. Кантемир разделяет многие мысли Прокоповича, выраженные в его “Духовном регламенте” [100. С. 125]. На него он часто ссылается при комментировании отдельных строчек сатиры в своем “изъяснении” к ней.
   По мнению невежественного Критона, просвещение приводит к “безбожию” всех, “кто над книгой тает”. Оно пробуждает ненужную, с его точки зрения, любознательность у молодого поколения, желание “всему… знать повод, причину”, а в результате падает авторитет служителей церкви, которые “в старину” одни имели право и привилегию читать Библию. Теперь же, жалуется Критон, все её “чтят” да еще и толкуют. Критон, как и другие сатирические персонажи Кантемира, жизненно правдоподобен. Правдоподобие достигается, в частности, с помощью прямой речи персонажа. Невежественный святоша, он говорит, перемежая “святые” слова с просторечными и даже бранными. Нравственная оценка Критону даётся автором с помощью иронии. Критон – “святая душа” – “ворчит и вздыхает”. А что, в конечном итоге, так его возмущает в распространении просвещения? То, что у духовенства отбирают поместья:
 
…тем, что мирской жизни уж отстали,
Поместья и вотчины весьма не пристали. [14. С. 58]
 
   Другой враг просвещения – Силван. Это помещик старого времени, занятый “домостроительством”. Его презрительное отношение к образованию идёт от чисто утилитарного взгляда на науку и ее место в жизни людей. Наука не учит его “множить доход и расходы малить”, поэтому она не имеет для него никакого практического смысла, можно вполне обойтись без нее: “Сколько копеек в рубле – без алгебры счислим” [14. С. 59]. В дальнейшем эту тему блестяще разовьёт Фонвизин в “Недоросле”, где Простакова заявит, что деньги они и без Пафнутьича сосчитают.
   Уже в 20-е годы XVIII века Кантемир начал решительную борьбу с невежеством помещиков, с их враждебным отношением к образованию. Силван, как позже Простакова, заявляет, что заниматься наукой – дело “подлых” (первоначально слово “подлый” значило “не дворянин”, человек низкого происхождения; дворянин – “благородный”).
   Следующий сатирический портрет изображает гуляку и весельчака Луку. Он восстаёт против науки по другой причине. По его мнению, она “содружество людей разрушает”. Смысл жизни он видит в веселье, в пирах. А занятия наукой заставляют уединяться, “крушиться над книгою и повреждать очи”, лишают человека весёлой “ватаги” приятелей. Лука насмешливо заявляет, что он займётся науками лишь тогда, когда реки потекут вспять, на земле звезды засияют, “возвратятся назад минувшие веки”, Когда в пост чернец одну есть станет вязигу,
 
Тогда, оставя стакан, возьмуся за книгу. [14. С. 59]
 
   Следовательно, этого никогда не будет. В образах Критона и Силвана Кантемир обличает противников просвещения и всего нового, ярых приверженцев старины. Но не все “новое” принимается сатириком безоговорочно.
   Следующий сатирический портрет рисует щеголя Медора. Этот образ показывает, насколько уродливым может быть и “новое”, если следовать только внешней его стороне.
   Медор, представляющий молодое поколение, затронутое просвещением, воспринял от современной культуры лишь внешнюю сторону: модный покрой платья, причёску, манеры. Во всём остальном он также невежественен: портной и сапожник для него важнее Сенеки и Цицерона. На распространяющееся просвещение он сетует потому, что
 
… чересчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть завитые кудри. [14. С. 59]
 
   Любопытно, что если первые три персонажа наделены в сатире Кантемира прямой речью, то у Медора прямой речи нет. Герой не способен внятно выразить свою мысль? Очевидно, таким приёмом автор хочет подчеркнуть, что поверхностное следование новым веяниям ещё хуже откровенного отстаивания старины.
   Но все эти враги просвещения не представлялись Кантемиру особенно опасными: по своему положению в обществе они не могли оказывать влияния на ход жизни. Главную опасность Кантемир видит в тех противниках, которые были облечены государственной властью. В первую очередь это “райских врат ключари святые” – высшие церковные чины. Им вверены судьбы людей. Они же “мало любят, чуть не все, истинну украсу” – образованность как истинное украшение человека.
   Это сатира не вообще на тот или иной общественный тип, а на конкретных лиц, стоящих у кормила власти. Так, в образе епископа выведен один из главных недругов Феофана Прокоповича – Георгий Дашков, стремившийся стать патриархом. Прототипа этой портретной зарисовки раскрывает сам Кантемир в позднейших примечаниях к сатире.
   Не менее опасны и те, кто находится на государственной службе, но ни во что не ставит “гражданские уставы, иль естественный закон, иль народны нравы”. По роду службы судейское чиновничество должно быть на страже честности, спра ведливости, за кона. Кантемир видел, что в действительности тяжбы решались в пользу богатого. Сатира заканчивается словами поэта о безотрадном положении науки в России:
 
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех почти домов с ругательством сбита… [14. С. 61]
 
   Наиболее характерный приём создания образа в этой сатире – самораскрытие героя с помощью его монолога. Каждый монолог, характеризуя персонаж, имеет свою эмоционально-психологическую окраску. Ворчливо, сердито говорит Критон; заносчиво, самоуверенно и презрительно – Силван. Эту особенность речи персонажей отметил уже Белинский в статье о Кантемире: “…ни один из них не повторяет другого” [89. Т.7. С. 289].
   Сатира “К уму своему” была без имени автора показана Феофану Прокоповичу и вызвала его восторженный отклик. Феофан постарался придать сатире известность, везде отзывался о ней с похвалами. Прокопович обратился к автору сатиры со стихотворным посланием. Он всячески ободряет автора. По некоторым намёкам ясно, что имя сочинителя ему известно. Он призывает его к безбоязненному продолжению сатирической деятельности, направленной против “нелюбящих учёной дружины”. Одобрение Феофана произвело на Кантемира весьма большое впечатление, послужило толчком к дальнейшему развитию его сатирического творчества.
   Через два месяца написана вторая сатира – “Филарет и Евгений. На зависть и гордость дворян злонравных”. Вторая сатира по композиции представляет диалог. Имена героев выбраны не случайно: Филарет – в переводе “любящий добродетель”, Евгений – “благородный”, то есть дворянин. По словам Кантемира, эта сатира имела целью “обличить тех дворян, которые лишены будучи всякого благонравия, одним благородием хвастают”.
   Содержание и мораль сатиры определены петровскими преобразованиями. Петровская “Табель о рангах” поставила личные заслуги перед государством выше наследственных титулов и родовитости. Чтобы получить определённое служебное место, нужно было сначала дослужиться до соответствующего ему чина, начиная службу с самого низшего чина. Продвижение по служебной лестнице определялось личными заслугами, знаниями.
   Тунеядцам преграждалась дорога сразу, без труда и службы, занимать высокие места (правда, довольно скоро дворянство приспособилось к этой очень неудобной поначалу “Табели” и научилось добывать чины без службы и особых заслуг перед отечеством).
   В образе Евгения Кантемир и выводит дворянина, которому явно не по душе эта “Табель”, ущемляющая его наследственные права и не считающаяся с его родовитостью. Осуждая в сатире родовитое невежественное дворянство, Кантемир не подвергал сомнению принцип общественного неравенства. Заслуга поэта была в том, что он выступил как защитник прогрессивной мысли о внесословной ценности человека.
   Утверждение идеи внесословной ценности человека является у Кантемира выражением его гуманистической и гражданской позиции. По сути, гражданская традиция в русской лирике начинается с этой сатиры Кантемира. По глубокому убеждению сатирика, истинное благородство не в дворянском происхождении, ибо “Адам дворян не родил”. Оно в личных качествах и достоинствах человека, в его стремлении быть полезным государству, людям. Имя само по себе “тщетно”, как бы знаменито оно ни было, – заключает сатирик, – “благородными явит одна добродетель”.
   Эта мысль художественно выражена Кантемиром с помощью приёма антитезы. Противопоставлены Филарет и Евгений; контрастны и словесные портреты “потомка” и “предка”, нарисованные Филаретом в беседе с Евгением.
   Евгений жалуется, что он обойдён чинами, хотя и принадлежит к знатному роду. Филарет, выражая в сатире авторский взгляд, напоминает ему, что предки его прославили себя делами в разных областях государственной службы:
 
Иной в войнах претерпел нужду, страх и раны,
Иным в море недруги и валы попраны,
Иной правду весил тих, бегая обиды, —
Всех были различные достоинства виды. [14. С. 71]
 
   Он же, Евгений, мечтая о наградах и чинах, ведет праздный образ жизни, озабочен лишь тем, чтобы “сшить кафтан по правилам щегольства и моды”; он не остановится перед затратами: “Деревню взденешь потом на себя ты целу”.
   Евгений с негодованием перечисляет тех “новых людей”, которые пришли на смену боярской знати и заняли видные места в государстве. Авторская ирония по отношению к Евгению обнаруживается в том, что этот родовитый дворянин, недоброжелательно относящийся к “новым людям”, получившим дворянство за ревностную службу отечеству, отрицает (сам того не замечая) и собственное право на дворянство: ведь и его предки когда-то были в дворянстве “новыми людьми”.
   Изображая “злонравных дворян”, Кантемир затронул ещё одну тему, ставшую актуальной уже в конце 20-х годов XVIII века. Вернувшиеся из поездок в чужие края дворянские недоросли, посланные Петром I “в науку”, далеко не все вынесли оттуда полезные знания. В числе их оказались и те, кто усвоил только моды, некоторые внешние проявления культурности и глубокое презрение ко всему национальному. Впервые в литературе Кантемир вывел таких щеголей, готовых для покупки нового наряда продать целую деревню. Филарет, выражая точку зрения автора, становится на сторону дельных, знающих людей.
   Мысли и чувства героя-повествователя, как и в оде, развиваются свободно, рождая неожиданные антитезы и параллели. Возникает особая лирическая интонация, богатая оттенками настроений и чувств. Большую роль в её создании играют синтаксические приемы: риторические вопросы, обращения, повторы и т. д.
   Обличение “злонравных дворян” станет одной из важных тем русской литературы XVIII века: оно найдёт свое отражение в творчестве Фонвизина, Новикова, Радищева и Крылова. “Персонифицированное изображение пороков, однолинейность персонажей, перенесение в Россию формы европейской сатиры… помогали становлению классицизма” [211. С.24].
   Между второй и третьей сатирами лежит 1730 год, когда “учёная дружина” способствовала восстановлению самодержавия Анны Иоанновны. Победа над “верховниками”[37] упрочила положение “учёной дружины”. Непосредственная опасность возврата старины была устранена. Это обусловило поворот в творчестве Кантемира к жанру сатирической басни.
   Басни А. К. Кантемира были немногочисленны и, подчеркивает И. З. Серман, не оказали, в отличие от его сатир, влияния на развитие басенного жанра в литературе XVIII века [306. С. 188]. Но они весьма показательны для характеристики идейной позиции Кантемира: резко разоблачают неудавшиеся замыслы “верховников”.
   В 1730 году Кантемир работает над поэмой “Петрида”, которая осталась незаконченной. Задуманная героическая поэма о Петре Первом имела не только художественную, но и политическую задачу: раскрыть плодотворность политических преобразований Петра I, показать его как мудрого государя – наглядный пример для новой царицы Анны Иоанновны, племянницы Петра I.
   Само обращение к теме Петра не было неожиданным для Кантемира как поэта. Его сатиры были продиктованы стремлением отстоять петровские завоевания. Пётр интересен Кантемиру как личность, с которой связана судьба России. Поэтому в центре произведения поставлено описание дел Петра, усиливших мощь государства. Рассказ о Петре ведётся от лица автора с использованием характерных для поэтики классицизма приёмов обращения (к музам, России), риторических вопросов и восклицаний. Но их немного. Общий эмоциональный тон “Петриды” отличается достоинством и сдержанностью.
   В идеализированном образе Петра Первого, возникающем в поэме Кантемира, ощутимо было влияние Феофана Прокоповича, его произведений о Петре. А. Н. Соколов, давая прекрасный анализ “Петриды”, подчеркивает, что это была первая в русской литературе эпическая поэма. Эпической традиции в русской литературе она не породила, поскольку, отмечает исследователь, стих и слог её связаны с силлабической системой, а для русской поэзии вскоре станет законом силлабо-тоническая система [312. С. 95]
   В 1730 году Кантемир заканчивает перевод книги французского просветителя Фонтенеля “Разговор о множестве миров” – популярное изложение гелиоцентрической системы Коперника. Перевод этого труда свидетельствует о стремлении Кантемира распространить в русском обществе научные знания, вызвать интерес к научным вопросам.
   Таким образом, этот перевод научной книги тесно связан с просветительской программой Кантемира. В своём “Авторовом предисловии” к переводу Кантемир пишет, что его задача – “вдруг и учить и забавлять” [15. Т.2. С. 394]. Откровением для русского читателя явилось то, что в роли Любопытного (типичный персонаж этого жанра) выступила женщина. При этом в авторском предисловии нарочито оговорено, что это сделано “для ободрения госпож чрез образец оной жены” [15. Т.2. С. 394]. Представлена в действии политика Петра I в области этикета: маркиза задает вопросы не просто ради любопытства, но “разумеет то, что ей говорится” [15. Т.2. С. 394].
   Стремление изобразить женщину по-новому, в духе времени нам знакомо по русской драматургии первой трети XVIII в., по анонимной повести, но там не было такого естественного, такого свободного “вхождения” образа в систему образов произведения.
   Композиционной основой “Разговоров о множестве миров” является, как и в классических античных и восточноевропейских образцах этого жанра, вопросно-ответная форма, но автором сделана успешная попытка создания иллюзии естественности беседы, её непринужденности; попытка “скрыться” за действующих лиц при сохранении политической актуальности поднятых проблем.
   Программу научного и литературного просветительства Кантемир разрабатывал вместе с Феофаном Прокоповичем. О согласованности их действий говорит посвящение третьей сатиры Феофану Прокоповичу, архиепископу новгородскому.
   Сатира называется “К архиепископу новгородскому. О различии страстей человеческих” (1730).
   Во вступлении содержится вопрос к Феофану, “которому всё то дано знати, здрава человека ум что может поняти”:
 
Скажи мне (можешь бо ты!): всем всякого рода
Людям, давши тело то ж и в нем дух, природа —
Она ли им разные наделила страсти,
Которые одолеть уже не в их власти,
Или другой ключ тому ручью искать надо? [14. С. 89]
 
   Это недоумение перед сложностью человеческих характеров типично для классициста. Далее в сатире следует ряд портретов, изображающих различные “страсти человеческие”. Очевидно, более-менее благоприятная политическая обстановка позволила Кантемиру заняться изучением нравов. Д. Д. Благой рассматривает Кантемира как первого русского бытописателя, создавшего в своих сатирах не только сатирические портреты современников, но и жанровые, бытовые картины [100. С. 135].
   Бытовые картины содержатся и в пятой сатире Кантемира. В третьей сатире сказалось чисто классицистическое деление всех людей на “дурных” и “хороших”, изображение человека и его поступков в статическом состоянии.
   Четвёртая сатира —”К музе своей. О опасности сатирических сочинений” (1731) – завершает определённый этап в творчестве А. Д. Кантемира. Сатира имеет ярко выраженный “итоговый” характер. В ней автор оглядывается на пройденный путь, анализирует его результаты и делает очередные творческие выводы. Написание четвёртой сатиры связано также с желанием Кантемира опубликовать весь свой сатирический цикл. В итоговой для этого цикла сатире нашли отражение эстетические, литературные взгляды Кантемира, его программные установки. Основная её идея сформулирована самим Кантемиром в его “Изъяснении” к сатире: “Нельзя… сатиру не писать, хотя бы знал, неведомо что претерпети”.
   И. З. Гершкович в своей статье “Об эстетической позиции и литературной тактике Кантемира указал, что в конкретных условиях послепетровской эпохи перед Кантемиром предстала проблема творческого самоопределения как необходимость выбора между сатирическим и панегирическим направлениями” [131. С. 179], Кантемир избрал “бодливый род” сатир. Не удавались ему панегирические стихи. Об этом он говорит и в четвертой сатире: