Страница:
Она прижалась к нему. Он погладил ее волосы:
– Знаешь, ты и вправду похожа на ангела. Мой ангел. Спустившийся на землю только ради меня. Чтобы взять с собой в Королевство Любви.
– Не говори так, не то я, черт возьми, разревусь.
Глаза у нее были закрыты. Дак вдохнул поглубже, набираясь храбрости, склонился к ней и коснулся губами ее губ. Они были холодными и нежными. Он весь горел. Она ответила на поцелуй поцелуем, потом вдруг резко отшатнулась от него:
– Но разуй же глаза, Утенок Дак, ты что, не видишь, что я – шлюха распоследняя? Не видишь, что я наркотой пропиталась по самые уши, без дозы уже и уснуть не могу, что я – жалкая дрянь? На что ты надеешься? Ничего у нас с тобой не получится, ничего!
Слезы застилали ей глаза, она вырвалась и бросилась бежать. Дак кинулся за ней. Спотыкаясь о камни, она беспрестанно ругалась. Он рванулся вперед, ухватил ее за майку, почувствовал, как треснула ткань. Френки взвыла, несколько раз стукнула его носком туфли и опять побежала – с голой грудью; ее белая кожа светилась в лунном сиянии, словно соляное озеро, словно она и озеро состояли из одного вещества, были едины, связаны узами родства с ночью и тьмой.
На белой коже спины выделялись три темных пятна, и, когда луна коснулась их, они засветились. Три звезды, выбитые на коже его любимой. На какой-то момент он замер в растерянности, глядя на зажатую в руке майку, затем опомнился, швырнул ее на землю и рванул со всех ног.
Слишком поздно. Рев мотора разнесся над пустыней, разрывая тишину. Ящерица испуганно метнулась ему под ноги. На мгновение его осветили фары – и двинулись в направлении шоссе. Ему оставалось лишь отправиться пешком. Он понюхал руки: они все еще хранили запах ее духов. Она считает себя недостаточно чистой, недостойной счастья. Он сумеет ей объяснить. Неважно, чем она там занималась. Прошлое не имеет значения. Прошлое умерло, и Дак Роджерс стоит в пылающих вратах будущего. И хочет шагнуть туда вместе с ней.
11
– Знаешь, ты и вправду похожа на ангела. Мой ангел. Спустившийся на землю только ради меня. Чтобы взять с собой в Королевство Любви.
– Не говори так, не то я, черт возьми, разревусь.
Глаза у нее были закрыты. Дак вдохнул поглубже, набираясь храбрости, склонился к ней и коснулся губами ее губ. Они были холодными и нежными. Он весь горел. Она ответила на поцелуй поцелуем, потом вдруг резко отшатнулась от него:
– Но разуй же глаза, Утенок Дак, ты что, не видишь, что я – шлюха распоследняя? Не видишь, что я наркотой пропиталась по самые уши, без дозы уже и уснуть не могу, что я – жалкая дрянь? На что ты надеешься? Ничего у нас с тобой не получится, ничего!
Слезы застилали ей глаза, она вырвалась и бросилась бежать. Дак кинулся за ней. Спотыкаясь о камни, она беспрестанно ругалась. Он рванулся вперед, ухватил ее за майку, почувствовал, как треснула ткань. Френки взвыла, несколько раз стукнула его носком туфли и опять побежала – с голой грудью; ее белая кожа светилась в лунном сиянии, словно соляное озеро, словно она и озеро состояли из одного вещества, были едины, связаны узами родства с ночью и тьмой.
На белой коже спины выделялись три темных пятна, и, когда луна коснулась их, они засветились. Три звезды, выбитые на коже его любимой. На какой-то момент он замер в растерянности, глядя на зажатую в руке майку, затем опомнился, швырнул ее на землю и рванул со всех ног.
Слишком поздно. Рев мотора разнесся над пустыней, разрывая тишину. Ящерица испуганно метнулась ему под ноги. На мгновение его осветили фары – и двинулись в направлении шоссе. Ему оставалось лишь отправиться пешком. Он понюхал руки: они все еще хранили запах ее духов. Она считает себя недостаточно чистой, недостойной счастья. Он сумеет ей объяснить. Неважно, чем она там занималась. Прошлое не имеет значения. Прошлое умерло, и Дак Роджерс стоит в пылающих вратах будущего. И хочет шагнуть туда вместе с ней.
11
Вторник, 4 июля. Занялся рассвет – радостный. Красный диск солнца, четко вырисовываясь на еще мерцающем всеми звездами небе, всплыл над горизонтом.
Саманта проснулась, открыла глаза. Перламутровое предрассветное небо перечеркивали черные прутья тюремной решетки. Первая ночь за решеткой! Она зевнула, села. Сейчас бы душ принять в каком-нибудь хорошем отеле. А потом – полдюжины тостов; с мармеладом; омлет и парочку блинчиков. Чтобы прийти в норму, нет ничего лучше хорошего завтрака. Она сглотнула слюну – во рту пересохло от жары и усталости – и спустила ноги на кафельный пол. Ладно, правило номер один гласит: не распускаться. Она открыла сумочку, достала щетку для волос, зеркальце и маленькую косметичку. Румяна оказались на самом дне – закатились под рукоятку пистолета. Она достала их, выудила из-под кровати с железной сеткой чемодан и решительно направилась к умывальнику в углу камеры.
У Хейса от усталости покраснели глаза. Он снял персикового цвета рубашку, пропахшую табаком, потом и кровью, и надел чистую – из тонкого желтого полотна. Прикосновение свежей, хорошо выглаженной ткани немного взбодрило. Саманта дежурила до двух, потом Биг Т. – до четырех, а Хейсу пришлось дежурить до шести. Уилкокс с Бойлзом всю ночь сменяли друг друга за рулем патрульной машины. Ничего не случилось. Оба только что вернулись и без сил рухнули на койки в свободных камерах. «Самый спартанский мотель страны, – с иронией подумал Хейс. – Вдали от расслабляющего городского комфорта вы сможете получить уникальный опыт, о чем длинными зимними вечерами будете потом рассказывать друзьям». Он тщательно осмотрел свои раны. Никаких подозрительных припухлостей. Легко зарубцуются, останутся только тонкие следы вроде кошачьих царапин. Он повернулся к кофеварке с таким чувством, словно вновь обрел доброго старого друга, и нажал кнопку.
Погода, кажется, будет хорошей. Он распахнул дверь и встал на пороге, наблюдая, как городишко просыпается. Жара пока была терпимой, воздух – прозрачным. Двое здоровенных парней в спецовках, оживленно обсуждая достоинства некоей Стеллы, заканчивали украшать улицу транспарантами и бумажными фонариками. Весело взвизгнула железная штора кофейни, и на пороге появился ее владелец, Сэмми Санчес, – заспанный, небритый, с сигарой в зубах. Искоса глянул на Хейса и, как ни в чем не бывало, сплюнул на землю. Хейс про себя улыбнулся: все в порядке, мы в Америке. На всей скорости промчался мальчишка на велосипеде, с потрясающей точностью бросая под каждую дверь свернутую в трубочку газету. Залаяла собака, за ней – другая. Все было спокойно. Так спокойно. У него возникло ощущение, будто вчерашние события он видел во сне. Неужели мы действительно вызвали солдат? Хорошо же мы будем выглядеть, когда они приедут.
Юный расклейщик афиш развешивал большие красно-белые щиты, на которых синими, усеянными белыми звездочками, буквами было написано: «БОЛЬШОЙ ПАРАД В 15 ЧАСОВ». День Независимости. Самый любимый праздник во всех пятидесяти двух штатах. Великий праздник белых, подумал Марвин. Отмену рабства никто не празднует. А если и празднует, то без особой помпы. Хейс помассировал себе затылок и, отгоняя праздные мысли, вернулся в контору. Саманта сидела перед телефоном – свежая, безупречно одетая: бежевая юбка, атласная блузка без рукавов. С сосредоточенным видом она что-то записывала. Появился Биг Т. Бюргер – весь в синяках, небритый. Нос его вдвое вырос в размерах. При виде его Хейс сразу спустился с небес на землю. Нет, это был не сон. Отнюдь не все спокойно в данном королевстве.
Доктор Льюис проснулся со страшной головной болью. Сощурил глаза – вокруг белые стены. Он не у себя в спальне, и это не предвещает ничего хорошего. Где же он, черт возьми? Льюис попытался подняться – в глазах потемнело; он снова лег. Через несколько минут опять приподнялся – теперь уже медленнее. В поле зрения попал письменный стол, заваленный бумагами, – его стол. Он в морге! От беспредельного ужаса схватило живот, да так, что он тупо уставился на него, ожидая увидеть рваную рану. Живот был цел. Заметил, что на нем белый халат, а сам он лежит на носилках. Его внимание привлекла записка – на самом виду, рядом с диктофоном. Он медленно поднялся и семенящей, старческой походкой направился к столу. Это он-то – а ведь в свое время выдавал неплохие результаты в соревнованиях по теннису! И ему нет даже пятидесяти! Серой рукой Льюис потянулся за запиской и прочел:
«Сегодня ночью опять кого-то привезли. Питера Мидли. По крайней мере так они сказали. Поскольку вид у вас был совсем больной, я решил, что это может подождать до утра, и не стал вас будить.
Стэн».
Льюис не помнил, как уснул в кабинете. Единственным, что он помнил, был тот сволочной стул, вымазанный чем-то коричневым… Он наклонился так резко, что едва не упал. Белый пластик сиденья был абсолютно чист.
С тоской подумал о том, что некоторые расстройства рассудка сопровождаются галлюцинациями. И обмороками. Он провел рукой по волосам и остолбенел. В пальцах остались целые пряди светлых волос. Какое-то мгновение доктору Льюису хотелось зверем завыть, но хорошее бостонское воспитание не позволило ему этого сделать; тяжелым шагом он направился в мертвецкую.
На привязанном к ящику № 5 ярлычке значилось: «Питер Мидли. 43 года. Кавказской национальности. Вероятная причина смерти: 12 выстрелов из боевой винтовки».
Льюис вздохнул. Пальцы у него окоченели, во рту стоял привкус тухлого яйца. Он выдвинул металлический ящик – там лежало тело. Снял запятнанную кровью простыню и тихонько присвистнул. Вот чертова работенка! Головы нет, в груди дыры размером с авианосец, ноги на уровне коленных чашечек наполовину оторваны… Вскрытие тут, пожалуй, и ни к чему. Он задвинул ящик на место и вернулся в кабинет. Нужно позвонить этому темниле Уилкоксу и спросить, что это еще за цирк. Пальцем в синих прожилках набрал номер.
Трубку тут же сняла какая-то женщина. Сначала он подумал, что ошибся номером, потом вспомнил об агентах ФБР.
– Да? – нетерпеливо повторила женщина.
Льюис кашлянул, прочищая горло, – на диск полетели куски зеленой слизи.
– Доктор Льюис беспокоит. Я бы хотел поговорить с шерифом Уилкоксом.
– Он спит. Здравствуйте, доктор. Я – агент Вестертон. Вы смогли осмотреть тело Питера Мидли?
– Послушайте, Вестертон, Мидли, судя по всему, пал жертвой какого-то охотника на слонов. Что же еще вы хотите от меня услышать по этому поводу?
– Вы видели его туфли?
– Простите?
– Как выглядят его туфли?
У Льюиса вдруг закружилась голова, он уцепился за край стола. Его собственные туфли были заляпаны чем-то коричневым.
– Доктор Льюис? Это очень важно.
– Да. Не вешайте трубку.
Что же с ними такое, с этими туфлями? Он потащился к ящику, где покоились останки Питера Мидли, и снова приподнял краешек простыни. И замер, разинув рот. Массивные ступни Мидли с квадратными пальцами были втиснуты в элегантные дамские лодочки. А если приглядеться, то оказывалось, что это уже не здоровенные ступни, а изящные бледные ножки. Резким движением Льюис сорвал простыню.
– Ку-ку, – сказала женщина, поднимаясь; ее черные волосы свисали по обеим сторонам мертвенно-бледного лица.
Он взвыл и упал навзничь. Женщина повернула к нему голову и улыбнулась. У него возникло ощущение, будто зубы у нее шевелятся, извиваясь, как толстые белые черви.
– Добро пожаловать, доктор Льюис, – произнесла она монотонным голосом.
Уцепившись за металлические ручки ящика, он попытался подняться. Женщина повернула голову, и он увидел ее изуродованный, продавленный профиль: скула и нижняя челюсть отсутствовали, кости черепа обнажены. Она подняла руку к искалеченной голове, аккуратно отломала кусочек черепной кости и принялась ковырять им в зубах.
Льюис семнадцать лет проработал судебно-медицинским экспертом. Поэтому его не вырвало – он лишь подумал о том, выдержит ли этакое зрелище его сердце. Женщина отбросила в сторону кусочек кости и спрыгнула на пол. Он съежился, почувствовал, как от ужаса у него аж яйца внутрь втянулись. Она прошла мимо, взялась за ручку двери, опять обернулась и, обнажив в улыбке свои копошащиеся зубы, молвила:
– Я не ем мертвого мяса, это вредно для здоровья.
И исчезла в сиянии июльского дня. А в ящике вновь оказался обезглавленный труп Мидли – он сидел, вытянув массивные волосатые ноги со втиснутыми в дамские лодочки ступнями.
В телефонной трубке кто-то кричал. Льюис попытался подняться, но ноги не слушались. Вены на руках жутко вздулись. Вглядевшись в идущую от запястья до большого пальца вену, он ясно увидел, как внутри нее пробежал какой-то маленький подрагивающий шарик, и почувствовал, как он щекочет. Льюис сжал руку в кулак – вена непомерно раздулась, кожа лопнула, и из трещины высунулись тонкие черные лапки. Он взвыл и опять потерял сознание, благодаря чему, на свое счастье, не увидел, как из его руки, шевеля лапками, вылезла некая тварь.
Было семь часов пятнадцать минут. В городе царило спокойствие.
Джем открыл глаза. Всю ночь он проспал, положив руку на футляр с ножом, и убрал ее лишь после того, как убедился, что в комнате все в порядке. Было слышно, как снаружи туда-сюда ходит Дед. Джем спрыгнул с кровати, натянул джинсы, совсем только чуть-чуть вымазанную персиковым соком белую майку и отправился навстречу судьбе.
Семь часов шестнадцать минут. Хейс бежал к моргу, рукой придерживая пистолет. Саманта все еще кричала в трубку:
– Доктор Льюис? Вы слышите меня?
Биг Т. – с холодным компрессом на распухшем носу – замер в полной боевой готовности.
Хейс подбежал к двери и повернул ручку. Дверь не открывалась.
– Заперто! – вслух возмутился он.
Обогнув здание, сунулся было в окно – на окнах решетки. В лицо ему ударил зловонный запах, он резко обернулся – точно безумный. Никого – лишь из щели в стене один за другим вылезают тараканы. Посланники тьмы. Глупости какие. Тараканы, и точка. Легкий ветерок всколыхнул ветви деревьев. Внезапно Хейс осознал, что вокруг царит полная тишина. Не слышно ни птиц, ни кузнечиков, ни ос, ни мух. Все будто вымерло. Повисло в пустоте. Запах развеялся. Хейс вернулся к двери и принялся ее трясти, стуча по ней кулаками.
– Льюис! Что случилось? Льюис!
Внезапно он почувствовал нечто странное – ноги у него как будто промокли – и глянул вниз. Его роскошные башмаки, купленные за две сотни долларов, омывал ручеек черной густой жидкости, вытекающей из-под двери. Он отпрыгнул назад. Это что еще за мерзость? От отвращения сморщив нос, он наклонился, стараясь разглядеть получше. Какая-то липкая жижа растекалась по коротко подстриженной траве, мгновенно впитываясь в жаждущую влаги землю. Воняет. Можно подумать, что… Хейс поднял голову. Только что за дверью раздался смех. Неужели я утопаю в дерьме? Ведь это пахнет как дерьмо. Он опять, еще сильнее, толкнул дверь. И тараканы тоже воняют, никогда не слышал, чтобы тараканы воняли, и…
Дверь открылась.
Хейс замер, глядя, как она отворяется. Потом, сжимая в руке пистолет, он очень осторожно шагнул вперед.
Льюис, улыбаясь, сидел за письменным столом. Черный поток, бегущий по комнате, начинался под его стулом.
Черт возьми, это и в самом деле дерьмо. Хейс удостоверился, что за дверью никто не прячется. Было слышно, как в телефонной трубке надрывается голос Сэм. Льюис поднес трубку к уху и хриплым голосом электронной игрушки произнес: «Ка-кой хо-ро-ший день!»
Дверь в покойницкую была распахнута, и Хейс увидел, что на металлическом ложе, безвольно свесив руки и повернув в его сторону безголовую шею, сидит труп Мидли. Сидит – почему вдруг сидит? Он убедился, что ни руки, ни ноги у Мидли не дергаются, и вновь взглянул на Льюиса.
Странным – каким-то прерывистым – движением Льюис положил трубку на аппарат – голос Сэм оборвался на полуслове – и поднял взгляд на Хейса с самым любезным выражением лица: рад-вас-видеть-как-поживаете? Хейс сглотнул и мягко спросил:
– Доктор, с вами все в порядке?
И сделал еще шаг вперед, спасаясь от затекавшей под ноги черной жижи. Из этого человека вот-вот все нутро вытечет!
– Доктор, вы меня слышите?
– Плооохо. У меняааа чтооо-то в ууухе, – продолжая улыбаться, все с тем же учтивым видом ответил Льюис.
Хейсу показалось, что по щеке доктора, под кожей, пробежал какой-то шарик. Он подумал о том, как бы извлечь его оттуда, не сделав Льюису больно. Раздался телефонный звонок – судебно-медицинский эксперт никак на него не отреагировал.
Хейс – по-прежнему сжимая в руке пистолет – проскользнул к столу и снял трубку, будучи уверен в том, что звонит Сэм. Однако услышал совсем другой голос – холодно-вежливый:
– Льюис?
– Нет. Кто его спрашивает?
– Доктор Джон Вонг. По срочному делу.
Стараясь не касаться Льюиса, Хейс протянул ему трубку:
– Это вас, доктор Вонг.
Льюис ничего не ответил – все так же, с застывшей на лице широченной улыбкой он смотрел на Хейса, руки его покоились где-то под столом. Под серой кожей металось уже множество шариков, похожих на целую серию распухших лимфатических узелочков. При этом Льюис с невинным видом издал целую серию совершенно неприличных и громких кишечных звуков. Коричневая рука Хейса вцепилась в телефонную трубку с такой силой, словно это была полицейская дубинка. Он тихо сказал:
– Доктор Льюис не может поговорить с вами.
– Простите, а не подскажете ли вы мне номер телефона вашего полицейского участка?
– С вами говорит агент ФБР Марвин Хейс. Слушаю вас.
– Очень хорошо, я… это касается непосредственно Льюиса. Он слышит наш разговор?
– Не знаю. Я, честно говоря, думаю, что он утратил рассудок, – молвил Хейс, глядя на расплывшегося в младенческой улыбке Льюиса.
– Инспектор, – послышалось в трубке, – я вообще-то китайского происхождения, а китайцы – большие прагматики. У меня собственный консультационный кабинет в Альбукерке, мне тридцать восемь лет, я играю в поло, у меня жена и трое детей, и никогда в жизни я не нарушал закона…
– У меня мало времени, доктор Вонг.
– Все это было сказано для того, чтобы вы поверили, что я – человек серьезный. Понимаете?
– Вполне.
– Ну так вот, как на ваш взгляд, доктор Льюис – нормальный человек? Я имею в виду – физически?
– Нет.
– У него серая кожа, так?
Хейс решил, что имеет дело еще с одним сумасшедшим. Вонг продолжал:
– Серая, с красными прожилками.
– Доктор Вонг, сейчас доктор Льюис сидит напротив и с улыбкой на меня смотрит; он весь в каких-то узлах, а из-под стула, на котором он сидит, течет нечто черное, поэтому очень вас прошу: ближе к делу.
Льюис одобрительно закивал, словно был согласен с тем, что говорил Хейс. На другом конце линии послышался вздох:
– Хорошо. Доктор Льюис мертв, инспектор.
– Что вы такое говорите?
– Четверть часа назад я просмотрел результаты его анализов. Доктор Льюис мертв.
– Мертв?
– Мертв, МЕРТВ, скончался; доктор Льюис – труп…
Голос Вонга сорвался на крик. Хейс сглотнул, он чувствовал себя как во сне. Да так, наверное, оно и есть: он спит, сейчас зазвонит будильник, заворчит Вильма, переворачиваясь на другой бок, и ее дивная попка прижмется к его животу…
– Он мертв, мертвее некуда, его вообще не должно быть! Вы понимаете, о чем я говорю? – кричал в трубке Вонг.
– Вы понимаете, о чем я говорю? – с любезным видом повторил за ним Льюис, и тут его начало рвать: по улыбавшимся губам, по подбородку полилось дерьмо.
Хейс бросил трубку и выбежал вон.
На пороге наткнулся на Бига Т. – тот шел в морг.
– Что происходит?
– Не ходите туда, закройте эту проклятую дверь! – приказным тоном рявкнул Хейс.
Биг Т. толкнул дверь, и она захлопнулась. И увидел на земле поток черной жижи.
– Что это?
– Содержимое доктора Льюиса.
– Не понял.
– Доктор Льюис сейчас напрочь смертельно истекает, но это уже не важно, потому что он давно мертв, о'кей?
Биг Т. окинул его холодным взглядом:
– Это что – черный юмор?
– Черт возьми, Биг Т. , не будь вы старой развалиной… Что-нибудь известно о солдатах, которых мы ждем?
– Ничего. Вестертон пытается связаться с вашим начальником, но телефон, похоже, совсем вышел из строя.
– Тем не менее сюда только что звонили…
Биг Т. пожал плечами. Он-то чем тут может помочь? Его снедало любопытство: хотелось посмотреть, что там творится внутри этого проклятого морга, будь он неладен. Ожившие трупы, что ли, трахаются? Или доктор Льюис в разобранном на кусочки виде покоится на том самом столе, где некогда кромсал мертвецов? Глаза у Хейса вылезли из орбит, лицо налилось кровью, но он уже взял себя в руки.
– Доктор Льюис сейчас… пребывает в весьма специфическом состоянии. Никто не должен сюда входить. Идемте, я все вам объясню.
Они вошли в контору; Саманта вскочила с места:
– Я пыталась перезвонить, но все время было занято…
– Где Уилкокс?
– Все еще спит. Поскольку все было спокойно, я не стала будить их с Бойлзом.
– Их надо позвать.
Биг Т. – он был уже возле камер – во всю глотку заорал:
– Шеф, есть новости!
Послышалась возня, раздалось ворчание. Затем, держась за поясницу, появился Уилкокс в распахнутой рубахе, из которой виднелась мощная, заросшая серебристой шерстью грудь. «Потрясающе смахивает на бизона», – подумала Саманта. Но тотчас одернула себя: не время сейчас размышлять о том, нравится ей Уилкокс совсем немножко или всерьез. Следом за шерифом шел Бойлз – с опухшим со сна лицом, на ходу нацепляя свои неизменные черные очки. Саманта с беспокойством посмотрела на Хейса. Таким Марвина она еще не видела, даже в самые худшие моменты их совместной работы. Безусловно случилось нечто ужасное.
Уилкокс налил себе кофе, хлебнул горькой горячей жидкости и спросил:
– Ну?
– Сядьте, – кивнув, сказал Хейс.
– Да меня вроде пока еще ноги держат. Валяйте.
Хейс хрустнул суставами пальцев и откашлялся.
– По поводу доктора Льюиса.
– Он мертв?
– В некотором роде.
Саманту передернуло. Ну вот. Теперь мы в центре циклона. На улице какой-то мальчишка тренькал звонком велосипеда. Люди обсуждали меню на предстоящий праздник. Донесся взволнованный женский голос:
– Тогда я ему говорю: зачем ты опять купил этот крокет, Ральф терпеть его не может. Ведь прекрасно знает, что Ральф вообще не ест продуктов для животных, он очень прихотливая киса…
Голоса удалились. Хейс взял в руки канцелярскую скрепку, старательно согнул ее, потом разогнул и только после этого вновь заговорил:
– Четверть часа назад Саманта позвонила Льюису и попросила его проверить, действительно ли на ногах у Мидли женские туфли. Он пошел в мертвецкую, но к телефону так и не вернулся. Я отправился узнать, что же там случилось. Льюис как ни в чем не бывало сидел за столом, а из-под него текла какая-то черная жижа – вытекала из него и расползалась по полу.
Бойлз, сластивший в этот момент кофе, выронил в стакан кусок сахара, забрызгав себе рубашку.
– Льюис посмотрел на меня и повесил трубку. Я подошел ближе. Тут зазвонил телефон. Звонил некий доктор Вонг. Я объяснил, что Льюис не в состоянии с ним разговаривать.
– Почему?
– Потому что он сидел как истукан и, улыбаясь, смотрел на меня. В полной отключке. Тогда Вонг спросил у меня номер телефона здешнего полицейского участка. Я представился, и он сказал…
– Что?
Уилкокс машинально запустил руку в свою пышную шевелюру.
– Что доктор Льюис мертв.
Уилкокс так и замер с рукой в волосах.
– Мертв?
Раздался голос Саманты, в нем сквозило откровенное недоверие:
– Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с подставным лицом?
– Я хочу сказать, что он мертв. Вонг заставил его сделать все анализы. Доктор Льюис – бродячий труп.
– Нужно проверить в центральной картотеке.
– Проверить что?
Саманта уже набирала номер:
– Смотрите-ка, похоже, заработал. Проверить, действительно ли Льюис – это Льюис.
– Сэм, речь идет вовсе не об этом, – возразил Хейс, но она жестом просила его подождать: на другом конце провода уже сняли трубку.
Хейс раздраженно вздохнул. Сэм задавала вопросы – сухо и четко. Уилкокс молча и неспешно пил кофе. Бойлз машинально перелистывал странички своего отчета по делу о стычке между семействами Нельсонов и Райзов, происшедшей из-за изгороди, разделявшей их владения, – то было в иной вселенной, вселенной мирных газонокосилок и чистеньких Томов Коллинзов. Саманта повесила трубку.
– Обещали перезвонить. Болдуин сейчас на совещании. Френк ему все передаст.
– Сэм! Дело не в том, Льюис он или нет, а в том, что, кем бы он ни был, он – труп, и этот труп способен ходить и разговаривать!
Повисла тишина. Уилкокс допил кофе, выбросил пластиковый стаканчик в предназначенную специально для этой цели корзину, застегнул рубашку и, склонившись к Хейсу, проговорил, тщательно произнося каждое слово:
– Если я вас правильно понял, доктор Льюис – живой труп? Вы это имели в виду?
– Доктор Льюис – живой труп, и сейчас он разлагается, сидя за своим письменным столом, – именно это я и имел в виду.
– Просто с возрастом я стал хуже слышать, – заметил Уилкокс, поднимаясь с места.
Он надел свою старую ковбойскую шляпу и продолжил:
– Думаю, пора мне пойти перекусить. Кто-нибудь из вас чего-нибудь хочет?
Возмущенный Хейс замотал было головой, уверенный в том, что ему кусок в горло не полезет, но тут же осознал, что в животе уже урчит от голода, и попросил принести сандвич – пастрами[7] с помидорами. Саманта – хотя в столь тяжелой ситуации кому-то это и могло бы показаться неприличным – тоже призналась, что умирает с голоду, и, как и Бойлз, попросила сандвич с ветчиной и цыпленком. По крайней мере, пока речь шла о сандвичах, можно было не говорить о Льюисе. И обо всем остальном.
— Я зайду домой, мне там нужно взять кое-что, – заявил Биг Т. и тоже вышел.
Бойлз, сославшись на необходимость подышать свежим воздухом, последовал за ним.
По поводу рассказанного Марвином никто не сказал ни слова.
Саманта посмотрела Хейсу прямо в глаза:
– Твое мнение?
– Мы имеем дело с чем-то, что выше нашего разумения, Сэм. Ты прекрасно знаешь, что я отнюдь не помешан на потустороннем мире, но…
– Марвин! Только не говори мне о том, будто ты веришь, что тут во всех Дьявол вселился, или что-нибудь вроде того! Должно же быть какое-то РАЗУМНОЕ объяснение.
– Сэм, то, что случилось с Льюисом, я видел собственными глазами, и…
Зазвонил телефон.
– Агент Вестертон, кодовый номер 2. 1. 3/25. Да, спасибо. Давай, записываю. Ты смог переговорить с Болдуином? Хорошо, спасибо.
Она долго что-то записывала, потом повесила трубку.
– Ну вот: Льюис Майкл Теодор, родился тринадцатого марта тысяча девятьсот сорок девятого года в Бостоне, умер четвертого апреля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года вместе с женой Сандрой. Автокатастрофа. Потеряли управление и рухнули с отвесной скалы в море. Возвращались с вечеринки, где порядком подвыпили. Обгоревшее тело жены обнаружено в машине. Его тела так и не нашли. Решили, что унесло в океан. Стало быть, никаких материальных доказательств его гибели нет. Нужно перезвонить этому Вонгу.
– Сэм, я видел, как этого типа дерьмом рвало, а он смеялся. Видел, как из него вся кровь вытекла. А ты видела, как Мидли отвинтил себе голову. И как старина Уэйтс летал по небу. Не надо мне говорить, что тут мы имеем дело с каким-то наркотическим газом или радиоактивными осадками!
Саманта проснулась, открыла глаза. Перламутровое предрассветное небо перечеркивали черные прутья тюремной решетки. Первая ночь за решеткой! Она зевнула, села. Сейчас бы душ принять в каком-нибудь хорошем отеле. А потом – полдюжины тостов; с мармеладом; омлет и парочку блинчиков. Чтобы прийти в норму, нет ничего лучше хорошего завтрака. Она сглотнула слюну – во рту пересохло от жары и усталости – и спустила ноги на кафельный пол. Ладно, правило номер один гласит: не распускаться. Она открыла сумочку, достала щетку для волос, зеркальце и маленькую косметичку. Румяна оказались на самом дне – закатились под рукоятку пистолета. Она достала их, выудила из-под кровати с железной сеткой чемодан и решительно направилась к умывальнику в углу камеры.
У Хейса от усталости покраснели глаза. Он снял персикового цвета рубашку, пропахшую табаком, потом и кровью, и надел чистую – из тонкого желтого полотна. Прикосновение свежей, хорошо выглаженной ткани немного взбодрило. Саманта дежурила до двух, потом Биг Т. – до четырех, а Хейсу пришлось дежурить до шести. Уилкокс с Бойлзом всю ночь сменяли друг друга за рулем патрульной машины. Ничего не случилось. Оба только что вернулись и без сил рухнули на койки в свободных камерах. «Самый спартанский мотель страны, – с иронией подумал Хейс. – Вдали от расслабляющего городского комфорта вы сможете получить уникальный опыт, о чем длинными зимними вечерами будете потом рассказывать друзьям». Он тщательно осмотрел свои раны. Никаких подозрительных припухлостей. Легко зарубцуются, останутся только тонкие следы вроде кошачьих царапин. Он повернулся к кофеварке с таким чувством, словно вновь обрел доброго старого друга, и нажал кнопку.
Погода, кажется, будет хорошей. Он распахнул дверь и встал на пороге, наблюдая, как городишко просыпается. Жара пока была терпимой, воздух – прозрачным. Двое здоровенных парней в спецовках, оживленно обсуждая достоинства некоей Стеллы, заканчивали украшать улицу транспарантами и бумажными фонариками. Весело взвизгнула железная штора кофейни, и на пороге появился ее владелец, Сэмми Санчес, – заспанный, небритый, с сигарой в зубах. Искоса глянул на Хейса и, как ни в чем не бывало, сплюнул на землю. Хейс про себя улыбнулся: все в порядке, мы в Америке. На всей скорости промчался мальчишка на велосипеде, с потрясающей точностью бросая под каждую дверь свернутую в трубочку газету. Залаяла собака, за ней – другая. Все было спокойно. Так спокойно. У него возникло ощущение, будто вчерашние события он видел во сне. Неужели мы действительно вызвали солдат? Хорошо же мы будем выглядеть, когда они приедут.
Юный расклейщик афиш развешивал большие красно-белые щиты, на которых синими, усеянными белыми звездочками, буквами было написано: «БОЛЬШОЙ ПАРАД В 15 ЧАСОВ». День Независимости. Самый любимый праздник во всех пятидесяти двух штатах. Великий праздник белых, подумал Марвин. Отмену рабства никто не празднует. А если и празднует, то без особой помпы. Хейс помассировал себе затылок и, отгоняя праздные мысли, вернулся в контору. Саманта сидела перед телефоном – свежая, безупречно одетая: бежевая юбка, атласная блузка без рукавов. С сосредоточенным видом она что-то записывала. Появился Биг Т. Бюргер – весь в синяках, небритый. Нос его вдвое вырос в размерах. При виде его Хейс сразу спустился с небес на землю. Нет, это был не сон. Отнюдь не все спокойно в данном королевстве.
Доктор Льюис проснулся со страшной головной болью. Сощурил глаза – вокруг белые стены. Он не у себя в спальне, и это не предвещает ничего хорошего. Где же он, черт возьми? Льюис попытался подняться – в глазах потемнело; он снова лег. Через несколько минут опять приподнялся – теперь уже медленнее. В поле зрения попал письменный стол, заваленный бумагами, – его стол. Он в морге! От беспредельного ужаса схватило живот, да так, что он тупо уставился на него, ожидая увидеть рваную рану. Живот был цел. Заметил, что на нем белый халат, а сам он лежит на носилках. Его внимание привлекла записка – на самом виду, рядом с диктофоном. Он медленно поднялся и семенящей, старческой походкой направился к столу. Это он-то – а ведь в свое время выдавал неплохие результаты в соревнованиях по теннису! И ему нет даже пятидесяти! Серой рукой Льюис потянулся за запиской и прочел:
«Сегодня ночью опять кого-то привезли. Питера Мидли. По крайней мере так они сказали. Поскольку вид у вас был совсем больной, я решил, что это может подождать до утра, и не стал вас будить.
Стэн».
Льюис не помнил, как уснул в кабинете. Единственным, что он помнил, был тот сволочной стул, вымазанный чем-то коричневым… Он наклонился так резко, что едва не упал. Белый пластик сиденья был абсолютно чист.
С тоской подумал о том, что некоторые расстройства рассудка сопровождаются галлюцинациями. И обмороками. Он провел рукой по волосам и остолбенел. В пальцах остались целые пряди светлых волос. Какое-то мгновение доктору Льюису хотелось зверем завыть, но хорошее бостонское воспитание не позволило ему этого сделать; тяжелым шагом он направился в мертвецкую.
На привязанном к ящику № 5 ярлычке значилось: «Питер Мидли. 43 года. Кавказской национальности. Вероятная причина смерти: 12 выстрелов из боевой винтовки».
Льюис вздохнул. Пальцы у него окоченели, во рту стоял привкус тухлого яйца. Он выдвинул металлический ящик – там лежало тело. Снял запятнанную кровью простыню и тихонько присвистнул. Вот чертова работенка! Головы нет, в груди дыры размером с авианосец, ноги на уровне коленных чашечек наполовину оторваны… Вскрытие тут, пожалуй, и ни к чему. Он задвинул ящик на место и вернулся в кабинет. Нужно позвонить этому темниле Уилкоксу и спросить, что это еще за цирк. Пальцем в синих прожилках набрал номер.
Трубку тут же сняла какая-то женщина. Сначала он подумал, что ошибся номером, потом вспомнил об агентах ФБР.
– Да? – нетерпеливо повторила женщина.
Льюис кашлянул, прочищая горло, – на диск полетели куски зеленой слизи.
– Доктор Льюис беспокоит. Я бы хотел поговорить с шерифом Уилкоксом.
– Он спит. Здравствуйте, доктор. Я – агент Вестертон. Вы смогли осмотреть тело Питера Мидли?
– Послушайте, Вестертон, Мидли, судя по всему, пал жертвой какого-то охотника на слонов. Что же еще вы хотите от меня услышать по этому поводу?
– Вы видели его туфли?
– Простите?
– Как выглядят его туфли?
У Льюиса вдруг закружилась голова, он уцепился за край стола. Его собственные туфли были заляпаны чем-то коричневым.
– Доктор Льюис? Это очень важно.
– Да. Не вешайте трубку.
Что же с ними такое, с этими туфлями? Он потащился к ящику, где покоились останки Питера Мидли, и снова приподнял краешек простыни. И замер, разинув рот. Массивные ступни Мидли с квадратными пальцами были втиснуты в элегантные дамские лодочки. А если приглядеться, то оказывалось, что это уже не здоровенные ступни, а изящные бледные ножки. Резким движением Льюис сорвал простыню.
– Ку-ку, – сказала женщина, поднимаясь; ее черные волосы свисали по обеим сторонам мертвенно-бледного лица.
Он взвыл и упал навзничь. Женщина повернула к нему голову и улыбнулась. У него возникло ощущение, будто зубы у нее шевелятся, извиваясь, как толстые белые черви.
– Добро пожаловать, доктор Льюис, – произнесла она монотонным голосом.
Уцепившись за металлические ручки ящика, он попытался подняться. Женщина повернула голову, и он увидел ее изуродованный, продавленный профиль: скула и нижняя челюсть отсутствовали, кости черепа обнажены. Она подняла руку к искалеченной голове, аккуратно отломала кусочек черепной кости и принялась ковырять им в зубах.
Льюис семнадцать лет проработал судебно-медицинским экспертом. Поэтому его не вырвало – он лишь подумал о том, выдержит ли этакое зрелище его сердце. Женщина отбросила в сторону кусочек кости и спрыгнула на пол. Он съежился, почувствовал, как от ужаса у него аж яйца внутрь втянулись. Она прошла мимо, взялась за ручку двери, опять обернулась и, обнажив в улыбке свои копошащиеся зубы, молвила:
– Я не ем мертвого мяса, это вредно для здоровья.
И исчезла в сиянии июльского дня. А в ящике вновь оказался обезглавленный труп Мидли – он сидел, вытянув массивные волосатые ноги со втиснутыми в дамские лодочки ступнями.
В телефонной трубке кто-то кричал. Льюис попытался подняться, но ноги не слушались. Вены на руках жутко вздулись. Вглядевшись в идущую от запястья до большого пальца вену, он ясно увидел, как внутри нее пробежал какой-то маленький подрагивающий шарик, и почувствовал, как он щекочет. Льюис сжал руку в кулак – вена непомерно раздулась, кожа лопнула, и из трещины высунулись тонкие черные лапки. Он взвыл и опять потерял сознание, благодаря чему, на свое счастье, не увидел, как из его руки, шевеля лапками, вылезла некая тварь.
Было семь часов пятнадцать минут. В городе царило спокойствие.
Джем открыл глаза. Всю ночь он проспал, положив руку на футляр с ножом, и убрал ее лишь после того, как убедился, что в комнате все в порядке. Было слышно, как снаружи туда-сюда ходит Дед. Джем спрыгнул с кровати, натянул джинсы, совсем только чуть-чуть вымазанную персиковым соком белую майку и отправился навстречу судьбе.
Семь часов шестнадцать минут. Хейс бежал к моргу, рукой придерживая пистолет. Саманта все еще кричала в трубку:
– Доктор Льюис? Вы слышите меня?
Биг Т. – с холодным компрессом на распухшем носу – замер в полной боевой готовности.
Хейс подбежал к двери и повернул ручку. Дверь не открывалась.
– Заперто! – вслух возмутился он.
Обогнув здание, сунулся было в окно – на окнах решетки. В лицо ему ударил зловонный запах, он резко обернулся – точно безумный. Никого – лишь из щели в стене один за другим вылезают тараканы. Посланники тьмы. Глупости какие. Тараканы, и точка. Легкий ветерок всколыхнул ветви деревьев. Внезапно Хейс осознал, что вокруг царит полная тишина. Не слышно ни птиц, ни кузнечиков, ни ос, ни мух. Все будто вымерло. Повисло в пустоте. Запах развеялся. Хейс вернулся к двери и принялся ее трясти, стуча по ней кулаками.
– Льюис! Что случилось? Льюис!
Внезапно он почувствовал нечто странное – ноги у него как будто промокли – и глянул вниз. Его роскошные башмаки, купленные за две сотни долларов, омывал ручеек черной густой жидкости, вытекающей из-под двери. Он отпрыгнул назад. Это что еще за мерзость? От отвращения сморщив нос, он наклонился, стараясь разглядеть получше. Какая-то липкая жижа растекалась по коротко подстриженной траве, мгновенно впитываясь в жаждущую влаги землю. Воняет. Можно подумать, что… Хейс поднял голову. Только что за дверью раздался смех. Неужели я утопаю в дерьме? Ведь это пахнет как дерьмо. Он опять, еще сильнее, толкнул дверь. И тараканы тоже воняют, никогда не слышал, чтобы тараканы воняли, и…
Дверь открылась.
Хейс замер, глядя, как она отворяется. Потом, сжимая в руке пистолет, он очень осторожно шагнул вперед.
Льюис, улыбаясь, сидел за письменным столом. Черный поток, бегущий по комнате, начинался под его стулом.
Черт возьми, это и в самом деле дерьмо. Хейс удостоверился, что за дверью никто не прячется. Было слышно, как в телефонной трубке надрывается голос Сэм. Льюис поднес трубку к уху и хриплым голосом электронной игрушки произнес: «Ка-кой хо-ро-ший день!»
Дверь в покойницкую была распахнута, и Хейс увидел, что на металлическом ложе, безвольно свесив руки и повернув в его сторону безголовую шею, сидит труп Мидли. Сидит – почему вдруг сидит? Он убедился, что ни руки, ни ноги у Мидли не дергаются, и вновь взглянул на Льюиса.
Странным – каким-то прерывистым – движением Льюис положил трубку на аппарат – голос Сэм оборвался на полуслове – и поднял взгляд на Хейса с самым любезным выражением лица: рад-вас-видеть-как-поживаете? Хейс сглотнул и мягко спросил:
– Доктор, с вами все в порядке?
И сделал еще шаг вперед, спасаясь от затекавшей под ноги черной жижи. Из этого человека вот-вот все нутро вытечет!
– Доктор, вы меня слышите?
– Плооохо. У меняааа чтооо-то в ууухе, – продолжая улыбаться, все с тем же учтивым видом ответил Льюис.
Хейсу показалось, что по щеке доктора, под кожей, пробежал какой-то шарик. Он подумал о том, как бы извлечь его оттуда, не сделав Льюису больно. Раздался телефонный звонок – судебно-медицинский эксперт никак на него не отреагировал.
Хейс – по-прежнему сжимая в руке пистолет – проскользнул к столу и снял трубку, будучи уверен в том, что звонит Сэм. Однако услышал совсем другой голос – холодно-вежливый:
– Льюис?
– Нет. Кто его спрашивает?
– Доктор Джон Вонг. По срочному делу.
Стараясь не касаться Льюиса, Хейс протянул ему трубку:
– Это вас, доктор Вонг.
Льюис ничего не ответил – все так же, с застывшей на лице широченной улыбкой он смотрел на Хейса, руки его покоились где-то под столом. Под серой кожей металось уже множество шариков, похожих на целую серию распухших лимфатических узелочков. При этом Льюис с невинным видом издал целую серию совершенно неприличных и громких кишечных звуков. Коричневая рука Хейса вцепилась в телефонную трубку с такой силой, словно это была полицейская дубинка. Он тихо сказал:
– Доктор Льюис не может поговорить с вами.
– Простите, а не подскажете ли вы мне номер телефона вашего полицейского участка?
– С вами говорит агент ФБР Марвин Хейс. Слушаю вас.
– Очень хорошо, я… это касается непосредственно Льюиса. Он слышит наш разговор?
– Не знаю. Я, честно говоря, думаю, что он утратил рассудок, – молвил Хейс, глядя на расплывшегося в младенческой улыбке Льюиса.
– Инспектор, – послышалось в трубке, – я вообще-то китайского происхождения, а китайцы – большие прагматики. У меня собственный консультационный кабинет в Альбукерке, мне тридцать восемь лет, я играю в поло, у меня жена и трое детей, и никогда в жизни я не нарушал закона…
– У меня мало времени, доктор Вонг.
– Все это было сказано для того, чтобы вы поверили, что я – человек серьезный. Понимаете?
– Вполне.
– Ну так вот, как на ваш взгляд, доктор Льюис – нормальный человек? Я имею в виду – физически?
– Нет.
– У него серая кожа, так?
Хейс решил, что имеет дело еще с одним сумасшедшим. Вонг продолжал:
– Серая, с красными прожилками.
– Доктор Вонг, сейчас доктор Льюис сидит напротив и с улыбкой на меня смотрит; он весь в каких-то узлах, а из-под стула, на котором он сидит, течет нечто черное, поэтому очень вас прошу: ближе к делу.
Льюис одобрительно закивал, словно был согласен с тем, что говорил Хейс. На другом конце линии послышался вздох:
– Хорошо. Доктор Льюис мертв, инспектор.
– Что вы такое говорите?
– Четверть часа назад я просмотрел результаты его анализов. Доктор Льюис мертв.
– Мертв?
– Мертв, МЕРТВ, скончался; доктор Льюис – труп…
Голос Вонга сорвался на крик. Хейс сглотнул, он чувствовал себя как во сне. Да так, наверное, оно и есть: он спит, сейчас зазвонит будильник, заворчит Вильма, переворачиваясь на другой бок, и ее дивная попка прижмется к его животу…
– Он мертв, мертвее некуда, его вообще не должно быть! Вы понимаете, о чем я говорю? – кричал в трубке Вонг.
– Вы понимаете, о чем я говорю? – с любезным видом повторил за ним Льюис, и тут его начало рвать: по улыбавшимся губам, по подбородку полилось дерьмо.
Хейс бросил трубку и выбежал вон.
На пороге наткнулся на Бига Т. – тот шел в морг.
– Что происходит?
– Не ходите туда, закройте эту проклятую дверь! – приказным тоном рявкнул Хейс.
Биг Т. толкнул дверь, и она захлопнулась. И увидел на земле поток черной жижи.
– Что это?
– Содержимое доктора Льюиса.
– Не понял.
– Доктор Льюис сейчас напрочь смертельно истекает, но это уже не важно, потому что он давно мертв, о'кей?
Биг Т. окинул его холодным взглядом:
– Это что – черный юмор?
– Черт возьми, Биг Т. , не будь вы старой развалиной… Что-нибудь известно о солдатах, которых мы ждем?
– Ничего. Вестертон пытается связаться с вашим начальником, но телефон, похоже, совсем вышел из строя.
– Тем не менее сюда только что звонили…
Биг Т. пожал плечами. Он-то чем тут может помочь? Его снедало любопытство: хотелось посмотреть, что там творится внутри этого проклятого морга, будь он неладен. Ожившие трупы, что ли, трахаются? Или доктор Льюис в разобранном на кусочки виде покоится на том самом столе, где некогда кромсал мертвецов? Глаза у Хейса вылезли из орбит, лицо налилось кровью, но он уже взял себя в руки.
– Доктор Льюис сейчас… пребывает в весьма специфическом состоянии. Никто не должен сюда входить. Идемте, я все вам объясню.
Они вошли в контору; Саманта вскочила с места:
– Я пыталась перезвонить, но все время было занято…
– Где Уилкокс?
– Все еще спит. Поскольку все было спокойно, я не стала будить их с Бойлзом.
– Их надо позвать.
Биг Т. – он был уже возле камер – во всю глотку заорал:
– Шеф, есть новости!
Послышалась возня, раздалось ворчание. Затем, держась за поясницу, появился Уилкокс в распахнутой рубахе, из которой виднелась мощная, заросшая серебристой шерстью грудь. «Потрясающе смахивает на бизона», – подумала Саманта. Но тотчас одернула себя: не время сейчас размышлять о том, нравится ей Уилкокс совсем немножко или всерьез. Следом за шерифом шел Бойлз – с опухшим со сна лицом, на ходу нацепляя свои неизменные черные очки. Саманта с беспокойством посмотрела на Хейса. Таким Марвина она еще не видела, даже в самые худшие моменты их совместной работы. Безусловно случилось нечто ужасное.
Уилкокс налил себе кофе, хлебнул горькой горячей жидкости и спросил:
– Ну?
– Сядьте, – кивнув, сказал Хейс.
– Да меня вроде пока еще ноги держат. Валяйте.
Хейс хрустнул суставами пальцев и откашлялся.
– По поводу доктора Льюиса.
– Он мертв?
– В некотором роде.
Саманту передернуло. Ну вот. Теперь мы в центре циклона. На улице какой-то мальчишка тренькал звонком велосипеда. Люди обсуждали меню на предстоящий праздник. Донесся взволнованный женский голос:
– Тогда я ему говорю: зачем ты опять купил этот крокет, Ральф терпеть его не может. Ведь прекрасно знает, что Ральф вообще не ест продуктов для животных, он очень прихотливая киса…
Голоса удалились. Хейс взял в руки канцелярскую скрепку, старательно согнул ее, потом разогнул и только после этого вновь заговорил:
– Четверть часа назад Саманта позвонила Льюису и попросила его проверить, действительно ли на ногах у Мидли женские туфли. Он пошел в мертвецкую, но к телефону так и не вернулся. Я отправился узнать, что же там случилось. Льюис как ни в чем не бывало сидел за столом, а из-под него текла какая-то черная жижа – вытекала из него и расползалась по полу.
Бойлз, сластивший в этот момент кофе, выронил в стакан кусок сахара, забрызгав себе рубашку.
– Льюис посмотрел на меня и повесил трубку. Я подошел ближе. Тут зазвонил телефон. Звонил некий доктор Вонг. Я объяснил, что Льюис не в состоянии с ним разговаривать.
– Почему?
– Потому что он сидел как истукан и, улыбаясь, смотрел на меня. В полной отключке. Тогда Вонг спросил у меня номер телефона здешнего полицейского участка. Я представился, и он сказал…
– Что?
Уилкокс машинально запустил руку в свою пышную шевелюру.
– Что доктор Льюис мертв.
Уилкокс так и замер с рукой в волосах.
– Мертв?
Раздался голос Саманты, в нем сквозило откровенное недоверие:
– Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с подставным лицом?
– Я хочу сказать, что он мертв. Вонг заставил его сделать все анализы. Доктор Льюис – бродячий труп.
– Нужно проверить в центральной картотеке.
– Проверить что?
Саманта уже набирала номер:
– Смотрите-ка, похоже, заработал. Проверить, действительно ли Льюис – это Льюис.
– Сэм, речь идет вовсе не об этом, – возразил Хейс, но она жестом просила его подождать: на другом конце провода уже сняли трубку.
Хейс раздраженно вздохнул. Сэм задавала вопросы – сухо и четко. Уилкокс молча и неспешно пил кофе. Бойлз машинально перелистывал странички своего отчета по делу о стычке между семействами Нельсонов и Райзов, происшедшей из-за изгороди, разделявшей их владения, – то было в иной вселенной, вселенной мирных газонокосилок и чистеньких Томов Коллинзов. Саманта повесила трубку.
– Обещали перезвонить. Болдуин сейчас на совещании. Френк ему все передаст.
– Сэм! Дело не в том, Льюис он или нет, а в том, что, кем бы он ни был, он – труп, и этот труп способен ходить и разговаривать!
Повисла тишина. Уилкокс допил кофе, выбросил пластиковый стаканчик в предназначенную специально для этой цели корзину, застегнул рубашку и, склонившись к Хейсу, проговорил, тщательно произнося каждое слово:
– Если я вас правильно понял, доктор Льюис – живой труп? Вы это имели в виду?
– Доктор Льюис – живой труп, и сейчас он разлагается, сидя за своим письменным столом, – именно это я и имел в виду.
– Просто с возрастом я стал хуже слышать, – заметил Уилкокс, поднимаясь с места.
Он надел свою старую ковбойскую шляпу и продолжил:
– Думаю, пора мне пойти перекусить. Кто-нибудь из вас чего-нибудь хочет?
Возмущенный Хейс замотал было головой, уверенный в том, что ему кусок в горло не полезет, но тут же осознал, что в животе уже урчит от голода, и попросил принести сандвич – пастрами[7] с помидорами. Саманта – хотя в столь тяжелой ситуации кому-то это и могло бы показаться неприличным – тоже призналась, что умирает с голоду, и, как и Бойлз, попросила сандвич с ветчиной и цыпленком. По крайней мере, пока речь шла о сандвичах, можно было не говорить о Льюисе. И обо всем остальном.
— Я зайду домой, мне там нужно взять кое-что, – заявил Биг Т. и тоже вышел.
Бойлз, сославшись на необходимость подышать свежим воздухом, последовал за ним.
По поводу рассказанного Марвином никто не сказал ни слова.
Саманта посмотрела Хейсу прямо в глаза:
– Твое мнение?
– Мы имеем дело с чем-то, что выше нашего разумения, Сэм. Ты прекрасно знаешь, что я отнюдь не помешан на потустороннем мире, но…
– Марвин! Только не говори мне о том, будто ты веришь, что тут во всех Дьявол вселился, или что-нибудь вроде того! Должно же быть какое-то РАЗУМНОЕ объяснение.
– Сэм, то, что случилось с Льюисом, я видел собственными глазами, и…
Зазвонил телефон.
– Агент Вестертон, кодовый номер 2. 1. 3/25. Да, спасибо. Давай, записываю. Ты смог переговорить с Болдуином? Хорошо, спасибо.
Она долго что-то записывала, потом повесила трубку.
– Ну вот: Льюис Майкл Теодор, родился тринадцатого марта тысяча девятьсот сорок девятого года в Бостоне, умер четвертого апреля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года вместе с женой Сандрой. Автокатастрофа. Потеряли управление и рухнули с отвесной скалы в море. Возвращались с вечеринки, где порядком подвыпили. Обгоревшее тело жены обнаружено в машине. Его тела так и не нашли. Решили, что унесло в океан. Стало быть, никаких материальных доказательств его гибели нет. Нужно перезвонить этому Вонгу.
– Сэм, я видел, как этого типа дерьмом рвало, а он смеялся. Видел, как из него вся кровь вытекла. А ты видела, как Мидли отвинтил себе голову. И как старина Уэйтс летал по небу. Не надо мне говорить, что тут мы имеем дело с каким-то наркотическим газом или радиоактивными осадками!