Страница:
Длинный спуск с перевала приводит тракт в последний раз к берегу р. Катуни, где он опять идет по нижней террасе из наносов; и здесь есть перевоз через реку (Корт-чеку), которая уходит прямо на север в тесной долине почти без террас. Тракт уходит влево по широкой долине Большого Улегема, идет по ней около 10 верст, поднимается по левому склону на перевал, спускается в долину Малого Улегема и пролегает по ней до ее впадения в долину р. Урусул и вверх по последней до ст. Онгудай. Местность сохраняет все тот же характер с довольно широкими долинами, содержащими луга, перелески, кое-где пашни, редкие поселки; вообще на всем пути по р. Чуе и по Катуни приходилось отмечать редкость русских сел и небольшое количество пашен по сравнению с Западным Алтаем.
В с. Онгудай я получил впервые после выезда из Томска пачку газет и узнал о начале войны с Германией. Это вызывало необходимость скорее возвращаться в Москву, хотя было только 30 июля (по старому стилю) и можно было бы попутешествовать еще целый месяц.
Посещение Восточного Алтая, конечно, отпадало. На карте привлекал к себе внимание хребет Холзун — единственный из хребтов Западного Алтая, еще не пересеченный мною и вообще мало описанный. Повернуть на юго-запад, выйти к Иртышу с пересечением этого хребта и сплыть в Омск казалось более целесообразным и быстрым, чем возвращаться в Томск через Бийск. Проводники согласились вести нас из Онгудая в с. Абай на р. Коксу, откуда им было удобно ехать к себе в Котанду, а нам нанимать лошадей для проезда через Холзун в Зыряновск и на Иртыш.
Путь из Онгудая в Абай в путеводителе В. В. Сапожникова по Алтаю не описан; он должен где-то пересечь Коргонские белки и выйти в бассейн р. Коксу по безлюдной местности. Первые два дня мы ехали еще по Чуйскому тракту вверх по широкой степной долине р. Урусул через большие села Туехта и Теньга. С севера выбегали длинные скалистые отроги Семинских белков, которые разбивают долину на отдельные отрезки различной длины. От с. Теньга тракт ушел прямо на север, но мы продолжали ехать вверх по долине Урусула, а затем по долине его притока Иоло, также степной, тогда как горы ее правого склона, обращенные на север, лесистые. За станцией Иоло местность становится более расчлененной и лесистой, дорога поднимается по речке Таргитты на перевал через сильно пониженное продолжение Коргонских белков, не поднимающихся здесь выше границы леса, спускается по речке Монаджик и затем по долине р. Сугаш выходит в долину р. Абай, уже знакомую нам. Ехали большею частью по лесу, местами по болотам и полянам, поэтому интересной работы было мало, а красивых видов совсем не было.. Из с. Абай наши проводники уехали домой в с. Котанду, а нам в течение двух дней удалось найти новых лошадей и проводников, в этот раз алтайцев, но по более высокой цене. Собранные коллекции сдали на почту; поиски подходящих ящиков в лавках и укладка заняли у меня все время, но сын успел сделать экскурсию по окрестностям. На 10-верстной карте Омского штаба села Абай еще не было, вместо него была странная надпись: Юрт. Димичи-меркаши, Калмыково жилище.
На третий день мы выступили; маленькое происшествие испортило мне настроение. Недалеко от села, в низовьях долины тропа, по которой мы ехали, пересекала болотистый луг. Лошадь, которую мне дали алтайцы, споткнулась и упала, я также слетел на землю и при этом так сильно ушиб большой палец правой руки, что не мог двигать им свободно, т. е. работать молотком, компасом и пером. Пришлось поручить все наблюдения и записи сыну, а самому ехать только созерцателем по интересной местности.
Перейдя вброд р. Коксу выше устья р. Абай, мы долго поднимались вверх по лесистому склону хребта Холзун в промежутке между долинами речек Хаир-кум (Банная) справа и Чашмен слева от нас. Первая местами видна была глубоко внизу и пенилась на каменистых перекатах. Я вспомнил, что на броду через эту речку погиб в 1909 г. геолог Пец, член геологической партии царского кабинета, изучавшей Алтай. Ночевали на этом длинном подъеме по склону долины р. Коксу. Выше кедр сменил лиственницу, лес поредел, остались отдельные деревья, наклоненные и вытянутые всеми ветвями на юго-восток — по ветру; они говорили нам о том, как здесь на высоте свирепствует зимой пурга. Россыпи щебня, гряды скал, лужайки альпийских трав, кустики полярной березы и ползучей пихты покрывали неровный водораздел, по которому мы переваливали; справа в большой впадине осталось маленькое каровое озерко в устье большого кара с крутыми склонами и полосами снега. Это была правая вершина р. Хаир-кум, а немного дальше к западу у границы леса расстилалось плато со слабоврезанными долинами, круто падающее к этой реке. С юга это плато было ограничено главным водоразделом, поднимающимся вторым уступом с вершинами-белками. На его склоне к Хаир-куму — несколько цирков с обширными снежными пятнами и небольшими моренами в устьях. Снег спускался по долинам и на нижнее плато, даже ниже границы леса — среди леса видны были его пятна. Засохшие кедры на границе леса говорили об ухудшении климата. Дальше на западе в истоках р. Коксу над общим уровнем лесистых грив поднималась еще одна группа плоских белков одинаковой высоты. На северо-востоке вдали был виден Теректинский хребет — совершенно плоская возвышенность с немногочисленными седловинами и плоскими вершинами.
Огибая правый исток р. Хаир-кум с двумя моренными озерками, тропа, частью по снегу, перевалила на южный склон водораздела. Открылась впереди глубокая, сплошь лесистая впадина, обращенная на восток, ограниченная на юге более низким плоским водоразделом, за которым вдали поднимались более высокие острые горы с обильными снегами, вероятно Табын-богдо на монгольской границе. На юго-западе более низкий и плоский водораздел к Бухтарме, за ним ряд параллельных ровных гребней и на горизонте длинная плоская возвышенность Калбинского хребта.
Длинный спуск привел не на южный склон хребта, а только в верховья речки Красноярки, впадающей в ту же р. Коксу ниже устья Абая, а вершиной забравшейся очень далеко. И меня поразило то, что здесь, в сущности еще на северном склоне хребта Холзун, светлый лиственничный лес, характерный для Западного Алтая, был сменен мрачным пихтово-еловым — чернью, характеризующей Восточный и Южный Алтай и сопровождаемой большетравием, т. е. высоким ростом луговых растений. Уже на спуске с перевала мы шли по тропе словно по коридору между стеблями всяких трав в рост человека и выше.
У места слияния четырех вершин р. Красноярки мы ночевали, с трудом вытоптали в зарослях трав место для палатки. Хотя было только 5 августа (по старому стилю), но вид вокруг был вполне осенний, большетравие совершенно увяло и пожелтело. С ночлега тропа пошла вверх по южной из вершин Красноярки, по болотистой долине среди кедрово-пихтовой черни на ее склонах и зарослей трав вдоль русла. Плоская котловина истоков речки ограничена с юга двумя небольшими цирками с маленькими моренами. Восточный цирк скалистый и в нем редкие кедры, у подножия — пятнами снег.
Перевал привел к истокам р. Черневой, впадающей справа в р. Бухтарму; тропа огибает ее истоки с севера и запада. Перевал выше границы леса, но отдельные кедры под защитой скал поднимаются до него. Открывается обширный вид: на востоке острые далекие горы, замеченные с первого перевала; с юго-запада и юга они ограничены не совсем ясным уступом. На юго-западе и юго-востоке сильно расчлененные, покрытые чернью отроги в бассейнах Черневой и Хаир-кумына; между ними, немного южнее, более высокая группа с горами Острой и Столбоухой. Линия белков Холзуна обрывается на юг круто, она тянется в общем на северо-запад. За истоками Хаир-кумына (южного) белок представляет совершенно голую острую группу серо-розоватого цвета с небольшими пятнами снега. Склон этого белка спускается глубоко к Хаир-кумыну. Переход от гольцов к горам, покрытым чернью, очень постепенный.
Дорога с перевала спускается круто к более глубокой седловине водораздела и затем уже по березово-пихтовой черни в долину речки Луговушки, широкую, с большетравием и крутыми лесистыми склонами, потом поднимается на водораздел к соседней речке Кулгу с котлообразным верховьем, спускается в ее долину и, наконец, выходит по ней в долину р. Хаир-кумына. По этой долине дорога поворачивает на юг и пролегает по правому берегу все время по тайге; правый склон поднимается выше леса и представляет довольно крутые и иногда голые вершины. На левом склоне сравнительно низкие горы, покрытые чернью. Переходим вброд несколько правых притоков, из них Большая Громотуха довольно значительная; начинаются пасеки и заимки, лес порублен хищнически. Горы постепенно понижаются. Дорога по неглубокому и тихому броду переходит на левый берег, где значительное расширение долины, занятое рощами березы и высокой травой, теряющей характер описанного большетравия, ограничено с юга плоской и низкой, но круто поднимающейся грядой вдоль длинной долины речки Столбоухи. Эта гряда с горой того же имени тянется на ЗСЗ и, по видимому, ограничена с юга большим сбросом.
За речкой Столбоухой дорога уже колесная; проезжаем деревушку Козлушку, начинаются пашни и покосы. С юга это расширение долины ограничено еще одной высокой грядой с двумя острыми вершинами (одна и называется г. Острая). Еще раз переезжаем через Хаир-кумын, здесь уже многоводный, и останавливаемся в д. Паутинцевой, где можно было нанять телеги и лошадей, отпустить алтайцев и быстро проехать (верст двенадцать) с перевозом через Бухтарму и далее по холмистой степи на Зыряновский рудник.
Окрестности последнего мало привлекательны — плоские степные горы. Самый рудник, конечно, было бы интересно посетить, но я торопился в Москву. Узнав, что на Иртыше у пристани Вороньей уже грузится пароход, я нанял лошадей, быстро доставивших нас на следующий день на пристань Воронью, до которой из Зыряновска более 40 верст. Дорога идет все время по плоским степным горам и таким же долинам; рельеф этой степи выражен на 40-верстной карте совершенно неверно — такой же отмывкой, как и высокогорная часть Алтая. На пристани мы узнали, что пароход отойдет только под вечер, и имели возможность осмотреть обнажения на берегу по соседству. Более интересную часть долины Иртыша пароход, к сожалению, прошел ночью.
Хотя моя поездка по Алтаю из-за начала войны кончилась раньше намеченного срока, и я не посетил восточной части горной страны к востоку от р. Катуни и к северу от р. Чуй, но главная задача, которую я себе поставил, была достигнута. Наблюдения относительно тектоники и рельефа целого ряда горных хребтов показали, что современный рельеф Алтая создан не складками, а сбросами по разломам. Алтай в качестве складчатой горной страны был создан движениями земной коры в конце палеозойской эры, в течение герцинского (или варисского) цикла горообразования (геотектоники). Но затем эта горная страна была размыта, понижена, сглажена процессами эрозии и денудации, превращена, вероятно, почти в равнину. Позднейшие же движения земной коры в этом, уже сильно складчатом, окрепшем, пронизанном многочисленными вторжениями массивных изверженных пород, участке могли выразиться только разломами, разбившими его на отдельные клинья или глыбы, которые смещались один относительно другого в виде сбросов, взбросов и надвигов, образовали простые и ступенчатые горсты — столовые горы, разделенные грабенами и затем уже разрезанные, расчлененные процессами эрозии и денудации, которые и создали современный сложный рельеф.
Глыбы или клинья, поднятые особенно высоко, выше линии постоянного снега, были превращены в наиболее мелко изрезанные вечноснеговые цепи Катунских, Северно- и Южно-Чуйских альп. Это объясняется тем, что выше снеговой линии особенно энергично работают агенты выветривания — мороз и жар, вода, замерзающая в трещинах и разбивающая скалы на щебень, и ветер, дующий с особенной силой. Более низкие и широкие клинья были расчленены значительно меньше, как показывают формы горных цепей, называемых белками — с куполообразными, редко конусообразными плоскими вершинами. Еще меньше пострадали от размыва более широкие и менее высокие глыбы, образующие высокие плато с очень мягкими формами, столь часто встречаемые на Алтае и покрытые альпийскими лугами.
Наблюдения над формами современного рельефа и их распределением подтверждались определениями простирания пластов осадочных горных пород в обнажениях, которое очень часто не совпадало с простиранием современных горных цепей, а пересекало его наискось. В горных цепях, созданных складчатостью, простирание пластов в общем должно совпадать с направлением цепи. Таким образом посещение Алтая показало, что предположение, возникшее при изучении Калбинского хребта, что Алтай, вопреки общему мнению,— не древняя складчатая, а молодая сбросовая: горная страна, было правильно. Свои наблюдения и выводы относительно тектоники Алтая я изложил в отдельной статье, напечатанной в журнале «Землеведение» под заглавием «Алтайские этюды». Я предпослал им изложение взглядов прежних исследователей Алтая на его тектонику, поясняемое несколькими карточками.
Интересно отметить, что к тому же выводу относительно тектоники Алтая пришел финляндский ученый Г. Гранэ, который начал изучение его в 1913 г. и продолжал его в 1914г. Его первый отчет появился в печати в конце 1914 г., т. е. не мог быть известен мне во время путешествия, а мой очерк в «Землеведении» вышел из печати в 1915 г. и ему, конечно, не был известен. Это совпадение выводов двух исследователей, работавших одновременно, но совершенно независимо друг от друга, говорит в пользу правильности этих выводов. Но Г. Гранэ полагал, что движения, создавшие современный рельеф Алтая, происходили в конце третичного и в начале четвертичного периода, тогда как я считал их более древними, начавшимися в конце пермского периода или в начале мезозойской эры, впрочем с оговоркой, поставленной в скобки,— «а может быть и значительно позже». Но с тех пор дальнейшее изучение тектоники Сибири заставило меня признать эти движения именно более молодыми — третичными и четвертичными, что принимают и другие исследователи.
Хотя моя поездка на Алтай имела главной задачей изучение его тектоники и отношения ее к современному рельефу, но попутно меня, конечно, не могли не занимать и вопросы древнего оледенения этой страны, так как с 1890 г., со времени работы на Ленских приисках, я считал, что Сибирь, подобно Европе, испытала четвертичное оледенение — вопреки мнению геолога Черского и климатолога Воейкова и согласно наблюдениям Кропоткина, сделанным еще в 1863 г., Алтай, на котором до сих пор сохранились ледники, конечно не мог не представлять гораздо большее оледенение в ледниковые эпохи. Признаки его находили уже другие путешественники новейшего времени, особенно томский профессор В. В. Сапожников, по специальности ботаник, но также и географ, который при своих поездках по Алтаю много внимания уделил современному и прежнему оледенению и описал их. Я на своих маршрутах, конечно, отмечал признаки оледенения, заметил даже такие, которые ускользнули от других путешественников, например на р. Аргуте в устье р. Иедыгем и выше Узун-бома, на р. Чуе, ниже ст. Боротала (как упомянуто в своем месте). Эти наблюдения я изложил в другой статье тех же «Алтайских этюдов» в журнале «Землеведение». В этом отношении еще больше данных собрал профессор Г. Гранэ, который до сих пор продолжает обрабатывать их и печатать описания рельефа Алтая.
XXIII. Вторая поездка на Алтай в 1926 г. Курорт Манжерок. Чуйский тракт. Долина р. Катуни
По возвращении с Алтая в 1914 г. мне уже долго не пришлось бывать в Сибири, хотя ее геологией я занимался почти все время, только после составления «Алтайских этюдов» Октябрьская революция и работа на юге и в Крыму, где я возобновил педагогическую деятельность в Таврическом университете, оторвали меня временно от сибирской геологии. Но по возвращении в Москву в 1921 г. в качестве профессора Горной академии я снова занялся Сибирью. В 1922 г. в статье о юных движениях на древнем темени Азии, написанной по поводу 75-летия моего учителя А. П. Карпинского, я рассмотрел значение молодых движений земной коры по разломам, обнаруженным в Калбинском хребте и на Алтае, также для области Сибирской платформы. Затем подготовил краткую сводку геологии всей Сибири в одном томе, обнимающую наши достижения за 30 лет после начала постройки железной дороги через Сибирь. Закончил и сдал в печать два выпуска с описанием геологии низовий р. Бодайбо по исследованиям 1901 г., остававшиеся еще не изданными. Это возрождение интереса к геологии Ленских приисков совпало с приглашением меня организовать на них разведочные работы, которые, впрочем, не осуществились из-за сдачи этих приисков в концессию. Но геологией золотоносных районов я затем занялся как консультант сначала по Алданскому тресту, а затем по Всесоюзному, и организовал новые исследования к востоку и к югу от Ленских приисков.
Избрание в Академию Наук СССР и переселение в связи с этим в Ленинград в 1929 г. прекратили как преподавание, так и эти работы по золотому делу. Я наконец получил возможность полностью заняться выполнением затянувшейся обработки материалов по геологии Внутренней Азии и сводными работами по Сибири. Я начал с материалов по Пограничной Джунгарии, а по Сибири приступил к изданию истории ее геологического исследования и организовал изучение береговой полосы озера Байкал сотрудниками Академии. В сборнике в честь шестидесятилетия академика В. И. Вернадского я поместил статью о молодости рельефа Сибири, в которой распространил свои представления о роли молодых тектонических движений на всю территорию этой страны.
В 1934 г. Академия Наук организовала конференцию по производительным силам «Большого Алтая», под которым подразумевались, кроме собственно Алтая, также Калбинский хребет и другие горы на левом берегу р. Иртыша и Кулундинская степь. Поэтому в конференции были заинтересованы Казахская ССР, в пределы которой входят также Рудный и частью Южный Алтай, Ойротская автономная область, обнимающая большую часть Горного Алтая, и Новосибирская область. После конференции были организованы экспедиции по сельскому хозяйству, животноводству, лесоводству и геологии Большого Алтая, в которых, кроме институтов Академии Наук, приняли участие Западно-Сибирское геологическое управление и другие ведомства. В 1936 г. мне предложили посетить Алтай для ознакомления с достижениями экспедиции и для организации отчетного совещания в Ойрот-туре, столице автономной области, правительство которой пригласило меня пожить в курорте Манжерок и сделать экскурсию по Алтаю для ознакомления с результатами работ. Я охотно согласился, Алтай продолжал меня интересовать, и посетить его, а также по пути туда часть Сибири, после 22-летнего промежутка и в новых условиях социалистического хозяйства, было, конечно, заманчиво.
Я с женой Евой Самойловной выехали в конце июня из Москвы, провели два дня в Новосибирске, где осмотрели маленький недавно организованный музей и походили по городу, который в сущности возник вместе с железной дорогой и все еще находился в стадии достройки. Под вечер сели в поезд, идущий в Бийск и, к сожалению, проходящий большую часть местности ночью. Утром мы были уже на вокзале в Бийске, куда вскоре приехал за нами председатель Исполнительного комитета Ойротской автономной области в большой легковой машине. Мы поместились в ней со всем багажом и поехали. Бийск еще не производил впечатления, растущего города, новостью был только пловучий мост через р. Бию вместо перевоза. За мостом дорога пошла на восток по открытой местности между низовьями рек Катуни и Бии, сплошь распаханной на протяжении около 35 км; только вдали на юге манили к себе первые высоты Алтая. Вместе о поворотом р. Катуни на юг повернула туда и дорога и приблизилась к реке, спустившись с плоских высот к устью речки Березовки и следуя далее уже вдоль правого берега Катуни, здесь скользящей спокойно между откосами высоких террас и окаймленной лугами и кустами. Холмы правого берега постепенно повышались, но езда на машине не давала возможности сосредоточить свое внимание на чем-нибудь, впечатления слишком быстро сменяли одно другое. Я очень скоро убедился, что геологу езда на автомобиле приносит мало пользы, хорошая работа совместима только с более медленным передвижением.
Быстро придвигались к нам первые высоты Алтая, уже покрытые лесом, а плоские степные холмы остались позади. У с. Майма мы не свернули с тракта влево, в глубь первых плоских гор, где в большой котловине расположено село Улала, переименованное в г. Ойрот-тура, столицу автономной области. Предисполкома заявил, что он доставит нас прямо на курорт Манжерок, еще 25 км дальше, где мы отдохнем с дороги, осмотримся и обсудим, куда ехать. Тракт был в прекрасном состоянии. Большую излучину Катуни выше с. Айского тракт спрямляет, отдаляясь от реки; Манжерок на берегу последней остается в стороне, и к нему спускаемся от тракта. Здесь уже поднимаются горы на 500—700 м над Катунью, на них щетинится редкий лес; река бьется на нескольких порогах, и ночью ясно слышен ее шум.
Фиг. 75. Улово на р, Катуни у верхней части курорта Манжерок. Вид вверх по реке
Здания небольшого курорта расположены в стороне от самого села на берегу Катуни и на окраине леса. Нам отвели комнату в отдельном маленьком домике, полускрытом в сосняке; в другой комнате помещался секретарь академической экспедиции М. К. Расцветаев. Другие отдыхающие жили в двухэтажном главном доме; это были молодые алтайцы, мужчины и женщины, человек пятнадцать. Нас обставили очень уютно, чай, обед и ужин приносили нам в домик, где общая комната являлась столовой. На открытой веранде можно было сидеть на свежем воздухе, а с крыши дома любоваться видом на окрестные горы и всю котловину Манжерока. Я начал обходить их для ознакомления с геологией. Курорт стоял на высокой террасе из древних наносов Катуни; выше него был порог и рядом обширный спокойный залив, или улово. окаймленный крутыми склонами горы, ограничивавшей котловину с юга (фиг. 75). Тракт огибал котловину и эту гору по второй, более высокой террасе.
Фиг. 76. Большой порог на р. Катуни ниже курорта Манжерок. Вид вверх по реке от начала порога
Сидя па берегу Катуни у залива, можно было видеть, как лес, сплавляемы и по реке в виде отдельных бревен (из-за порогов), накапливается в этом заливе, откуда партии лесосплавщиков, продвигающиеся вниз по Катуни, вслед за лесом, выгоняли бревна назад в реку. Ниже курорта на излучине реки были опасные пороги, в которых русло реки было стиснуто скалами обоих берегов, а среди него возвышались еще скалистые острова и рифы, полузаливаемые рекой, которая буквально кипела в этой теснине (фиг. 76). Я не раз ходил к нижним порогам и подолгу сидел на берегу, любуясь видом неустанной борьбы воды и камня. Этот порог, называемый Манжерокские ворота, напоминал мне продолжающуюся до сих пор упорную борьбу молодой развивающейся жизни, передовых идей человечества с окаменелыми традициями старины, устоями религий, тисками власти денег и установленных обычаев и предрассудков. Эти тиски кажутся такими прочными, непоколебимыми, как камни этих порогов, которые все-таки размываются, поддаются и, наконец, уничтожаются неустанным напором такого мягкого, казалось бы непрочного, неустойчивого вещества, как текучая вода, но движимая могучим напором по уклону долины.
Погода во время нашего пребывания в доме отдыха была переменная. В жаркие дни небо часто было безоблачное, чистое, темносинее и воздух наполнен благоуханием цветов и сосен, окружавших наш домик. С запада иногда надвигались грозы, и раскаты грома многократно повторялись отражением от горных склонов. Но дожди были преходящие и только два или три дня нельзя было ходить на прогулку, с которой мы возвращались с букетами красивых и разнообразных алтайских цветов, украшавших нашу столовую.