Мои путешествия по Сибири
Автор:Обручев В. А.
Содержание
Часть первая. 1883—1892 гг. Прибайкалье. Река Лена. Олекминско-Витимские прииски;
I. Первое знакомство с Сибирью;
П. В поисках месторождений каменного угля;
III. Поездка на остров Ольхон;
IV. Осмотр копей слюды и ляпис-лазури;
V. Поездка в Нилову пустынь;
VI. Экскурсия в Прибайкальские горы. Происхождение озера Байкал;
VII. По рекам Лене и Витиму на Ленские прииски;
VIII. Как образуются золотоносные россыпи и как из них добывают золото;
IX. На Ленских приисках ближней и дальней тайги;
X. Второе лето на Ленских приисках;
XI. Как образовались богатые россыпи Ленского района;
XII. Предложение экспедиции в Центральную Азию и подготовка к ней. Путь в Кяхту и на Ямаровский минеральный источник;
Часть вторая. 1895—1898 гг. Изучение Западного Забайкалья, или Селенгинской Даурии;
XIII. Вдоль трассы будущей железной дороги;
XIV. Второе лето в Селенгинской Даурии;
XV. Последние два года в Селенгинской Даурии;
Часть третья. 1901—1911 гг. Ленские прииски. Киргизская степь. Столбы на р. Енисее. Богомдарованный рудник. Калбинскил хребет и его золотые рудники;
XVI. Изучение бассейна р. Бодайбо;
XVII. Окрестности г. Томска. Наблюдения по р. Иртышу от Омска до Семипалатинска и в Киргизской степи от Семипалатинска до границы Джунгарии;
XVIII. От Зайсанска до Барнаула через Калбинский хребет и по предгорьям Алтая. Изучение окрестностей г. Красноярска и района Столбов;
XIX. Экспертиза Богомдарованного рудника в Кузнецком Алатау;
XX. Изучение Калбинского хребта и его золотых рудников;
Часть четвертая. 1912, 1914, 1936гг. Изучение золотых рудников Берикульского, Евграфовского и Илинского. Осмотр железного рудника на р. Тельбес. Экспедиция на Алтай для изучения его тектоники. Вторая поездка на Алтай. Некоторые итоги путешествий по Азии;
XXI. Изучение золотых рудников Берикульского, Евграфовского и Илинского;
XXII. Посещение железного рудника на р. Тельбес и экспедиция на Алтай в 1914 г.;
XXIII. Вторая поездка на Алтай в 1926 г. Курорт Манжерок. Чуйский тракт. Долина р. Катуни;
XXIV. Некоторые итоги моих путешествий и исследований
Предисловие
В этой книжке изложены в популярной форме мои научные путешествия по разным местностям Западной и Восточной Сибири, выполненные в течение ряда лет — с 1888 по 1914 гг. (с перерывами) и законченные еще в 1936 г. последней поездкой на Алтай.
Первую часть составляют наблюдения, выполненные на протяжении 1889—1892 гг., когда я, по окончании исследований в Средней Азии, был назначен штатным геологом Иркутского горного управления и впервые познакомился с природой Сибири. В первый год я посетил месторождения разных полезных ископаемых в нескольких местах Прибайкалья и юга Иркутской губернии, а затем в течение двух летних поездок изучал золотые прииски Олекминско-Витимского (ныне Ленского) района и по дороге туда познакомился со строением берегов р. Лены от ст. Качуг до устья р. Витима. В последний год, перед отъездом из Сибири в экспедицию по Центральной Азии, я совершил еще поездку на Ямаровский минеральный источник в долине р. Чикоя в Западном Забайкалье. Нужно заметить, что иллюстрация этой части книжки более скудная, чем остальных, потому что в 1889 г. еще не было походных фотоаппаратов и сухих фотопластинок; хотя в 1890 г. Иркутское горное управление приобрело фотоаппарат, но тяжелый и большой, который нельзя было применять быстро, так сказать на ходу, что в значительной степени ограничивало возможность пользования им.
Во второй части описаны наблюдения, сделанные в 1895—1898 гг., когда я, по возвращении из Центральной Азии, выполнял геологическое исследование Селенгинской Даурии, т. е. южной половины Западного Забайкалья, в качестве начальника горной партии, организованной в связи с постройкой железной дороги через Сибирь. В этой сравнительно ограниченной по площади части Сибири можно было выполнить довольно густую сеть маршрутов и посетить некоторые местности даже два раза, так что был собран достаточный материал для подробного описания. Во время этих исследований я имел уже хороший походный фотоаппарат и делал много снимков, но довольно однообразный в общем рельеф страны позволил ограничиться не слишком обильной иллюстрацией.
В третьей части изложены наблюдения самого продолжительного периода моего пребывания в Сибири — с 1901 по 1912 гг. Заняв место профессора во вновь учрежденном Технологическом институте в Томске, я уже не мог посвящать все свое время полевым геологическим исследованиям и обработке их результатов и занимался полевой работой только в летнее каникулярное время, и то не ежегодно. В этот период были посещены разнообразные местности Сибири — сначала Ленские прииски, где я выполнял детальное изучение бассейна р. Бодайбо; затем, по пути в Пограничную Джунгарию, исследование которой заняло три лета, я познакомился с частью Киргизской степи по маршруту из Семипалатинска до китайской границы. Руководство студенческой геологической практикой позволило посетить и изучить берега р. Енисея выше г. Красноярска. Наконец, несколько приглашений принять участие в экспертизе золотых рудников дало возможность побывать в горах Кузнецкого Алатау и в Калбинском хребте Киргизской степи. Естественно, что эта часть книжки полнее иллюстрирована.
В четвертой части я описал наблюдения, сделанные уже во время кратковременных выездов в Сибирь из Москвы, где я поселился по уходе из профессуры в Томске. Они получены при участии в экспертизах на золотых рудниках в Кузнецком Алатау и Восточном Забайкалье осенью 1912 г., при экспедиции на Алтай летом 1914 г. с целью изучения его тектоники с попутным посещением железного рудника в Кузнецком Алатау, и, наконец, при вторичной поездке на Алтай в 1936 г.
В заключение я даю читателю понятие о содержании своих главных научных и литературных трудов, материал для которых был собран при полевых исследованиях в пределах Азии и при обработке их результатов или в связи с педагогической деятельностью.
Часть первая. 1883—1892 гг. Прибайкалье. Река Лена. Олекминско-Витимские прииски I. Первое знакомство с Сибирью
Летом 1888 г. я жил с женой и маленьким сыном на даче в г. Сестрорецке и составлял отчет о весенней работе в Туркмении, описанной в недавно изданной книге «По горам и пустыням Средней Азии». Этой работой заканчивалась моя служба в качестве аспиранта при постройке Закаспийской железной дороги и приходилось думать о новой службе по избранной специальности. Мне хотелось продолжать исследования в Туркестане, природа которого мне нравилась; это соответствовало и моей юношеской мечте, навеянной чтением книги Рихтгофена «Китай»,— сделаться исследователем Центральной Азии.
Но первые геологические исследования Туркестана, выполненные моими учителями, профессорами Горного института И. В. Мушкетовым и Г. Д. Романовским, были закончены. Геологический комитет, основанный в 1882 г., был занят в первую очередь работами в Европейской России, а в Средней Азии никаких исследований не предвиделось. Но в Сибири летом 1888 г. впервые была учреждена штатная должность геолога при Иркутском горном управлении, и профессор И. В. Мушкетов предложил мне занять это место и начать изучение геологии Сибири, еще менее известной, чем геология Средней Азии. Я согласился в надежде на то, что после нескольких лет службы в Сибири представится возможность вернуться к изучению Средней Аэии. И. В. Мушкетов провел в Горном департаменте мое назначение в Иркутск, и нужно было спешно готовиться к переезду с семьей в далекую Сибирь.
В Сибири железных дорог еще не было, и проезд в Иркутск занимал несколько недель. 1 сентября по старому стилю мы с женой Елизаветой Исаакиевной и сыном Володей выехали из Петербурга до Нижнего-Новогорода (ныне г. Горький) по железной дороге, затем до Перми (ныне г. Молотов) на пароходе по Волге и Каме, от Перми до Тюмени через Урал опять по железной дороге. Отсюда начинались сибирские условия. Тюмень поразила нас глубокой черной грязью на немощенных улицах, сибирским хлебом в виде кольцеобразных калачей из серой пшеничной муки и дешевыми пушистыми коврами грубой работы; один ковер для путешествия на лошадях мы приобрели. В Тюмени пришлось сесть на небольшой пароход, который вез нас два дня по извилистой реке Таре и потом по р. Тоболу до г. Тобольска на Иртыше, где мы пересели на большой пароход. Последний рейсировал вниз по р. Иртышу до устья вверх по р. Оби до устья р. Томи и вверх по последней до Томска и тащил на буксире большую баржу — пловучую тюрьму с пересылаемыми в Сибирь политическими и уголовными ссыльными. Это плаванье продолжалось дней десять и представляло мало интереса: невысокие берега рек, увенчанные редким лесом, их песчаные или глинистые откосы, однообразные на огромном протяжении, редкие селения на них при постоянно пасмурном осеннем небе наводили уныние.
25 сентября мы прибыли в Томск и остановились в гостинице; нужно было подготовиться к проезду на колесах 1500 с лишним верст1 до Иркутска и снарядиться соответственным образом. Прежде всего нужно было купить тарантас; не имея его, пришлось бы ехать «на перекладных», т. е. на каждой станции почтового тракта менять не только лошадей и ямщика, но и экипаж и перекладывать весь свой багаж днем и ночью из одной повозки в другую. Имея свой тарантас, проезжий менял только лошадей и ямшика. Новый тарантас на длинных дрогах, до известной степени заменяющих рессоры, с опускающимся верхом и большими фартуками для пассажиров и для ямщика на козлах, стоил недорого, 150 или 200 рублей, насколько помню. К нему нужно было приспособить и багаж, заменяющий сидение. Мы привезли большую часть багажа в корзине, совершенно неудобной в качестве сидения. Пришлось купить большой плоский чемодан и матрац, из которых и составилось сидение, или вернее лежанка, так как удобнее ехать в почти лежачем положении. Для семимесячного ребенка нужно было найти теплую одежду, так как было уже холодно. Жена сшила из заячьего меха мешок, в который вкладывался второй из клеенки, а в последний опускался младенец в пеленках, и мешок завязывался у его шеи; на голову надевался теплый пуховый чепчик. В мешке ребенку было тепло, а ногами и руками он мог действовать довольно свободно, лежа между нами в тарантасе. На каждой станции во время перемены лошадей, что продолжалось не менее получаса, его вынимали из мешка.
Так мы ехали 17 дней до Иркутска, делая около 100 верст, три-четыре станции в среднем, с утра до позднего вечера; ночевали на станциях — жена с ребенком в комнате, а я в тарантасе. Большую корзину, освобожденную от вещей, нам было жаль оставить в Томске; в хозяйстве, которое предстояло организовать, она очень могла пригодиться, и мы привязали ее к дрогам позади тарантаса. Но перед Ачинском, на длинном подъеме уже в темное время, ее срезали любители чужого добра, конечно надеявшиеся, судя по объему корзины, на хорошую поживу. Срезание вещей позади экипажей на сибирском тракте вообще случалось нередко, и опытные путешественники поэтому привязывали вещи цепочками или толстой проволокой, которые невозможно было быстро перерезать. Но у нас не было ни опыта в этом отношении, ни проволоки, а сама корзина не представляла большой ценности.
На станциях можно было получать самовар, хлеб, молоко, а днем также какой-нибудь обед — щи с мясом, яичницу, пирог. В Красноярске мы провели день или два у местного врачебного инспектора доктора П. Рачковского. Это дало жене возможность немного отдохнуть после первых пяти дней езды, наиболее трудных с непривычки. Перед тем в Кемчугских горах выпал глубокий снег и ехать на колесах было трудно. Пришлось пересесть с частью багажа в кошеву — большие сани с рогожными боками и спинкой, а тарантас везти почти пустым и платить прогоны за две тройки. Это продолжалось на двух или трех перегонах, пока держался снег. Эти пять дней дорога была также худшего качества, чем в следующие десять от Красноярска до Иркутска; местность была неровная, с частыми подъемами и спусками, и дорога очень грязная от постоянных осенних дождей.
За Красноярском неровные участки чередовались с более ровными и грунт был суше. На всем протяжении мы чаще ехали лесом, чем пашнями и лугами: последние обычно ограничивались ближайшими окрестностями деревень, в которых и были почтовые станции. Характерную особенность, не виданную нами за Уралом, составляли так называемые поскотины, именно ограда по обе стороны каждого селения, ограничивающая площадь, отводимую для выпаса домашнего скота крестьян, чтобы он не травил начинающиеся за поскотиной пашни. У ворот в поскотине был всегда шалаш, в котором летом жил сторож, открывавший проезжим ворота и закрывавший их, получая что-нибудь «на чай». Но осенью, когда мы ехали, ворота были открыты, так как поля были уже убраны и скот мог пастись везде.
Через большие реки на всем пути мостов не было, и проезжие переправлялись на паромах, передвигавшихся по канату, протянутому поперек реки, или на плашкоутах — более целесообразном устройстве, не мешающем судоходству по реке, как поперечный канат. Плашкоут — это платформа на большой плоскодонной лодке (или на двух), от которой вверх по течению тянется длинный канат, поддерживаемый несколькими небольшими лодками, верхняя из которых укреплена на якоре. Плашкоут в конце этого каната, проложенного вдоль середины реки, перемещается силой течения как маятник от одного берега к другому, управляемый рулем, тогда как паром передвигается силой рук рабочих по канату. Через р. Бирюсу по случаю ледохода плашкоут уже был снят, и нас переправляли на карбасе — большой плоскодонной лодке, на которой помещался тарантас с лошадьми; по реке уже плыла «шуга» — мелкие круглые льдины. На последних станциях перед Иркутском дорога была уже совершенно ровная и сухая, стало теплее. Сосновые леса на песчаных холмах чередовались с полями; на юге темнели мягкие формы предгорий Восточного Саяна, сплошь покрытые тайгой хвойных лесов, судя по темнозеленому цвету еще в конце октября. За ними на горизонте поднимался целый ряд пирамидальных вершин, покрытых свежим снегом. Я думал, что это высшая цепь Восточного Саяна; в действительности это были пики Тункинских и Китайских альп, которые выдвигаются всего дальше на восток, приближаясь к почтовому тракту. Наконец, мы переправились на плашкоуте через большую реку Ангару и прибыли на новое место жительства в столице Восточной Сибири.
На пути из Тюмени в Иркутск мы уже познакомились немного с характерной чертой Сибири как страны ссылки и каторги. Большая баржа, которую тащил на буксире наш пароход от Тобольска до Томска, была пловучей тюрьмой — в ней везли несколько сот осужденных на поселение и на каторжные работы. На остановках у редких селений часть арестантов выводили под конвоем для закупки провизии у крестьян и торговок на берегу. Маленькие окошки в корпусе баржи были сплошь заняты лицами невольных пассажров. На пути в Иркутск мы в одном месте обогнали партию арестантов на походе. Мужчины в серых халатах с бубновым тузом на спине, гремя кандалами, месили глубокую грязь дороги; по обочинам шли конвойные солдаты, а позади на нескольких телегах везли вещи и нескольких женщин с детьми. На многих почтовых станциях на окраине села бросались в глаза «этапы» — в виде длинного дома казарменного облика, окруженного частоколом; здесь партии ссыльных ночевали после дневного перехода в 20—30 верст.
В Иркутске мы остановились в Сибирской гостинице, занимавшей двухэтажный дом на Большой улице — главной в центре города, но еще мало застроенной каменными домами, которых в юроде вообще было немного; преобладали деревянные одно-, реже двухэтажные. Я отправился в Горное управление, которое занимало половину нижнего этажа каменного дома на набережной р. Ангары; остальную часть его составляла канцелярия генерал-губернатора Восточной Сибири. Начальником Горного управления был горный инженер Л. А. Карпинский, которому я и представился. Все управление, кроме него и меня, состояло из шести или семи чиновников — юрисконсульта, бухгалтера, маркшейдера и их помощников. Это показывает, как мало была развита еще горная промышленность на громадной территории, которой ведало это управление, состоявшей из Иркутской и Енисейской губерний, Якутской и Забайкальской областей, т. е. в общем не менее трети всей Сибири. Кроме золотых приисков в разных местах, горная промышленность состояла из двух небольших железоделательных заводов — Николаевского на р. Ангаре и Абаканского в Минусинском крае, нескольких медных рудников, частью заброшенных, на юге Енисейской губернии и четырех солеваренных заводов — Усольского н a р. Ангаре, Устькутского на р. Лене, Туманшетского в бассейне р. Бирюсы и Троицкого на р. Усолке. Учреждение должности геолога при этом управлении было первым робким шагом для выяснения строения и ископаемых богатств этого обширного края. Не трудно было бы подсчитать, сколько десятилетий этому геологу нужно поработать, чтобы выяснить строение этой территории хотя бы в самых общих чертах
Начальник предоставил мне две недели на поиски квартиры и устройство своего хозяйства. Мы очень скоро нашли квартиру в небольшом домике на Троицкой улице, очень близко от набережной р. Ангары и недалеко от местонахождения Горного управления и золотосплавочной лаборатории на этой набережной. Быстро приобрели необходимую мебель и уютно обставили четыре небольшие комнаты. Рядом, в большом доме того же хозяина, жила вдова Новицкая с дочерью и сыном. Ее покойный муж открыл богатые золотые прииски Компании промышленности на реках Накатами и Бодайбо в Олекминско-Витимском горном округе, и его семья получала от Компании так называемые «попудные», т. е. определенную сумму за каждый пуд2 добываемого россыпного золота. Они жили богато, ничего не делая. Таким образом, я сразу же по приезде в Сибирь очутился в сфере влияния главного горного промысла этой страны, которым приходилось интересоваться.
С начала ноября я начал ходить в управление. Полевые работы были уже невозможны, и я занялся приведением в порядок геологической коллекции, имевшейся в управлении и состоявшей частью из образцов, выписанных из-за границы и не имевших никакого отношения к геологии Сибири, и частью из случайных сборов, доставленных некоторыми окружными горными инженерами с приисков своего округа. Эта работа занимала немного часов в день, и я использовал свободное время для составления полного отчета о своих исследованиях в Туркмении, чтобы представить его проф. И. В. Мушкетову, а также для ознакомления с геологической литературой по Сибири, чтобы подготовиться к полевой работе будущего лета. При Горном управлении никакой библиотеки по горному делу и геологии не было и нужно было начать ее организацию, а пока обратиться за литературой в библиотеку Восточно-Сибирского отдела Географического общества, которая оказалась довольно большой и занимала несколько шкафов в здании музея этого отдела. В качестве действительного члена Географического общества я получил доступ в отдел, где и познакомился с исследователем Монголии и Китая Г. Н. Потаниным, вернувшимся в 1886 г. из экспедиции на восточную окраину Тибета и занимавшим должность правителя дел отдела. Он привлек меня к работе в отделе и по определению коллекций в музее. В разговоре со мной он высказал сожаление о том, что в его экспедициях не принимали участия геологи, и хотя он сам делал некоторые наблюдения по геологии и даже собирал образцы встречаемых горных пород, но этого было слишком мало.
Знакомясь с геологической литературой о Сибири, я вскоре убедился, что она довольно велика по числу работ, но чрезвычайно неравномерно рассеяна по обширной территории и по источникам — разным журналам и другим изданиям, охватывающим около 150 лет. Я подумал, что было бы очень полезно составить хорошую библиографию с указанием существенного содержания и даже оценкой каждого труда, чтобы облегчить интересующимся геологией Сибири знакомство с ней и всякие справки. Между делом я занялся составлением аннотаций к прочитанным трудам на отдельных четвертушках бумаги для возможности позднейшей их сортировки и распределения по содержанию. Эту работу я продолжал в течение четырех лет этого первого периода исследований в Сибири, но, конечно, не успел кончить; в последующие годы не имел времени для ее продолжения, которое выполнил частично 28 лет спустя, а полностью только на старости лет, после избрания в действительные члены Академии Наук, в виде «Истории геологического исследования Сибири» в пяти томах. Но основа этого труда была положена в Иркутске работой по литературным источникам библиотеки Восточно-Сибирского отдела Географического общества.
В начале мая отчет об исследованиях в Туркмении был закончен в виде труда «Закаспийская низменность» и отправлен профессору И. В. Мушкетову как организатору и руководителю этих работ, а издан Географическим обществом в виде одного из выпусков «Записок по общей географии».
II. В поисках месторождений каменного угля
В начале мая 1889 г. Л. А. Карпинский предложил мне прежде всего заняться изучением месторождений ископаемого угля в южной части Иркутской губернии в виду намеченной в ближайшие годы постройки железной дороги через Сибирь, для которой понадобится минеральное топливо. Из литературы я знал, что 20—-30 лет назад уже производились разведки угля в окрестностях солеваренного завода в с. Усолье на р. Ангаре вблизи почтового тракта, чтобы обеспечить топливом этот завод. Горный инженер А. И. Лушников, начальник золотосплавочной лаборатории при Горном управлении, сообщил мне, что в селении Черемхово, станции почтового тракта немного далее на запад, крестьянин при копании колодца в своем дворе также обнаружил пласт угля, а еще далее по тракту, на р. Оке выше станции Зиминской, он сам видел толстые пласты угля в береговых обрывах.
Последний пункт и был выбран Л. А. Карпинским для постановки предварительной разведки, тогда как разведка в пределах Черемхово, большого села, вызвала бы разные осложнения с крестьянами, а добыча угля потребовала бы переселения их на новое место. Замечу, что несколько лет спустя вблизи с. Черемхово было все-таки открыто и разведано крупное месторождение угля, и село сделалось центром первого в Восточной Сибири каменноугольного рудника, расположенного у самой железной дороги и до сих пор снабжающего ее и город Иркутск минеральным топливом. Это открытие могло бы быть сделано еще в 1889 г., если бы Л. А. Карпинский не побоялся всяких осложнений административного характера.
Я отправился сначала на лодке вниз по р. Ангаре от Иркутска, чтобы познакомиться с юрскими отложениями, слагающими берега реки и являющимися угленосными. Ко мне присоединился маркшейдер Горного управления, который мешал внимательному осмотру береговых обнажений, так как торопился по делам в Усолье. Впрочем, на этом протяжении в берегах выступали только однообразные песчаники, залегавшие толстыми пластами почти горизонтально. Мы ночевали на берегу у костра и ужинали гусем, которого я подстрелил на лету из пролетавшей стаи. Но у нас не было с собой никакого походного снаряжения, и мы сварили его в котле нашего гребца и ели без соли.
В Усолье я осмотрел солеваренный завод, самый крупный в то время в Сибири, и буровую скважину на острове р. Ангары, которой выкачивали рассол из толщи кембрийских известняков, подстилающих юрскую свиту. Объезд окрестностей завода для осмотра места разведок на уголь, выполненных около 20—30 лет назад, не дал ничего существенного для суждения об угленосности свиты, так как шурфы, конечно, уже завалились и даже заросли лесом или были заполнены водой. Солеваренный завод истреблял массу дров для выварки соли и открытие угля по соседству было бы очень желательно. Горному управлению следовало поручить мне поставить разведку в первую очередь в окрестностях завода, которая была бы успешной, так как позже на берегу Ангары, немного ниже Усолья, пласт угля был открыт и доставка его на завод по реке была вполне удобна.
Затем я проехал по почтовому тракту дальше до ст. Зиминской на р. Оке. Указание А. И. Лушникова о выходах угленосной свиты в берегах этой реки подтвердилось. Верстах в двенадцати выше станции, вблизи заимки (выселка) Кулгунай, в береговых обрывах выступали пласты угля. Этот выселок стоял на окраине тайги и состоял из нескольких изб, в которых можно было поселиться. Сговорившись с крестьянами о помещении, я вернулся в Зиминское для найма рабочих.
В то время главную рабочую силу в Сибири составляли ссыльно-поселенцы, так как крестьяне были заняты хлебопашеством, а в зимнее время извозом. Ссыльно-поселенцы представляли собою людей, сосланных из Европейской России в Сибирь за разные менее тяжкие преступления, а также отбывших срок каторжных работ и оставленных в ссылке. Они жили в селах у крестьян и существовали заработками разного рода, главным образом на золотых приисках. В каждом селе их можно было найти хоть несколько человек. Я обратился в сельское управление и в течение двух дней нанял человек двенадцать, знающих земляные и горные работы; закупил лопаты, кайлы, ломы, топоры, веревки, ведра, пилу и пр. и вернулся в Кулгунай вместе с рабочими. Последние поселились у крестьян — одни в сарае, другие на сеновале, третьи в избе. Я нанял себе небольшую комнату в доме одного крестьянина, но так как хозяин предупредил меня, что в ней много клопов, я пользовался ею только днем, а спал в сарае того же крестьянина, где стояли сани, телеги, плуги и другое имущество. Сарай не запирался изнутри; мои рабочие, конечно, знали, что у меня с собой деньги, так как я каждую субботу выдавал им заработанное, но не было даже попытки обокрасть меня ночью со стороны моей команды, состоявшей из уголовных элементов.