Страница:
— Капитан Свинцов внемлет вам!
— Привет. Ты у себя сейчас?
— Я-то у себя. А вот вас с утра уже шеф спрашивал, велел зайти, как объявитесь. Шибко он мрачный сегодня. И дважды звонил этот самый полковник. — Свинцов непроизвольно понизил голос. — Оставил свои телефоны, просил, чтобы ты ему позвонил.
— Там «труба» есть? — Олег прошёл к письменному столу в гостиную, часть которой служила ему кабинетом.
— Есть. Пишешь?
— Давай.
— Девятьсот тридцать четыре…
— Хорошо. Я подъеду через час, и ты мне сразу будешь нужен. До того, как я пойду к бате, учти!
— О чём речь, секундомер включён, гражданин начальник!
— Трепло, — беззлобно бросил Олег напоследок и отсоединился.
С полминуты затем он молча размышлял о чём-то, глядя на листок с записанным номером, и наконец всё же отщёлкал его на своём мобильнике…
— Хочу немного пройтись. Тормози! — бросил Белый водителю лимузина.
Тот послушно остановил машину.
Светловидов вышел из авто и, зажмурившись, сладко потянулся:
— Где мои шашнадцать лет!..
— Что вы сказали? — не расслышал водитель.
— Ехай уже дальше! И передай, чтобы кофе сварили!
Автомобиль вновь зашуршал шинами по центральной аллее, ведущей к огромному «барскому дому». Сам же «барин» не спеша направился следом, полной грудью вдыхая пьянящий утренний аромат окружающего соснового леса.
— Ну и на какой мы стадии? — почти ласково поинтересовался он несколько минут спустя у вышедшего навстречу Барона.
— Молчат, падлы. Правда, их пока особо не обижали, как ты велел. Вот их коры фээсбэшные…[36]
— Я тебя про кофе спрашиваю, — Белый лукаво взглянул на «наперсника», — а ты мне всякую гадость в руки суёшь! — Он явно пребывал в приподнятом настроении. — Ладно, идём, в кабинете потолкуем. Кофе пусть туда принесут[37].
По широкой дубовой лестнице они поднялись на второй этаж и через просторную библиотеку, выдержанную в английском стиле — с резной мебелью, массивным деревянным потолком и мраморным камином, — прошли в изысканно обставленный кабинет.
Здесь Пётр Ильич уронил себя в кресло у кофейного столика. Затем выждал, пока впорхнувшая следом русалка с подносом — в накрахмаленном мини-передничке «до самого ничего» — поставит кофе и грациозно удалится, скромно демонстрируя весь арсенал своих скрытых возможностей. После чего наконец отхлебнул из изящной чашки и всё так же жизнерадостно поднял глаза на Барона:
— Повествуй, друг мой Санчо.
— Взяли их без пыли, — начал тот и, присев напротив, положил «коры» с краю на столик. — С Лосем на их же аппарате привезли сюда. Закрыли раздельно и пока не прессовали. Я только попробовал потолковать с каждым. Один лается, второй — малость поспокойнее.
— Лает, говоришь? — Белый почти брезгливо раскрыл и пробежал одно из удостоверений. — Нехорошо. Но перевоспитанием их заниматься не будем.
— Да вколем дурь — расколем!
— Не будем, Барон, мы ни вкалывать, ни колоть. Это тебе не менты-долдоны — пусть живут здоровыми. Проявим человеколюбие и отпустим. Попозже… — Светловидов небрежно швырнул удостоверение обратно на стол и, не обращая внимания на удивлённо-вопросительное выражение лица соратника, сменил тему: — Какие новости о нашем любимом крёстном?
Он налил себе вторую чашку и закурил.
— Есть новости. — Барон достал из кармана, аккуратно развернул и протянул через стол лист бумаги. — Арнольд привёз новую маляву. Монах требует, чтобы со сходняком не тянули.
Белый взял письмо, внимательно его прочитал, потягивая кофе. Затем ещё с минуту молча подымил сигаретой и наконец вымолвил:
— Торопится старик, — он загасил окурок, — боится не успеть…
— Во-во! Арнольд ещё сказал, что пахан вроде ищет кого-то, чтобы завалить раньше, чем его самого закопают. Толком он ничего не знает, но говорит, что какой-то мудлон, похоже, сильно ему дорогу перешёл. А вчера будто к нему сам… ну, папашка давешнего змеёныша наведывался, и они часа три толковали. Совсем уже старик берега теряет, — усмехнулся Барон и осёкся: слишком хорошо был знаком ему этот холодный прищур вновь взметнувшихся на него глаз.
— Заруби оскал, бубен! — тихо произнёс Белый. — Большой вор на краю могилы встречается с главным ментом, а ты мне полчаса мудафонией уши причёсываешь? Почему Арнольд ничего толком не знает? Я за что плачу этому шнифту?![38]
Он порывисто встал, подошёл к письменному столу и, плюхнувшись в кожаное кресло, несколько раз крутанулся в нём.
Барон, вскочивший почти одновременно, ошарашено молчал. Его всегда поражала эта свойственная Белому склонность к молниеносной смене настроения. Вот и сейчас былая весёлость и снисходительное благодушие испарились влёт.
— Давай, договаривай, чем ещё нас этот аналитик хренов порадовал!
— Да, в общем, ничего особенного. — Голос Барона звучал почти заискивающе. — Сообщил только, что старик определённо тронулся: нашли ему какую-то не то гадалку, не то колдунью. Арнольд его к ней завтра везёт…
— Ничего особенного… — негромко повторил Белый, медленно поднимаясь из-за стола. Не спуская с Барона немигающих глаз (тот невольно втянул голову в плечи), он подошёл к нему вплотную и «нежно» процедил:
— Значит, бабай[39] умом тронулся, берега теряет, а ты у нас — убеждённый материалист. Эмпирик. Сказок не любишь и в бабок-ёжек не веришь? Молодец. Ну а адрес той бабушки, к которой он должен везти нашего незабвенного дедушку, я очень надеюсь, этот мудлон грёбаный тебе оставил?
Барон виновато молчал.
Белый всё так же медленно вернулся за стол.
— Ладно, иди пока. — Откинувшись на спинку кресла и чуть покручиваясь из стороны в сторону, он прикрыл глаза. — Мне надо подумать…
Барон молча кивнул и поспешил выйти.
Пётр Ильич проводил его презрительным взглядом из-под опущенных век. А как только остался один, достал свою золотую «VERTU» и, слегка прикусив губу, набрал номер…
Глава 38
Глава 39
— Привет. Ты у себя сейчас?
— Я-то у себя. А вот вас с утра уже шеф спрашивал, велел зайти, как объявитесь. Шибко он мрачный сегодня. И дважды звонил этот самый полковник. — Свинцов непроизвольно понизил голос. — Оставил свои телефоны, просил, чтобы ты ему позвонил.
— Там «труба» есть? — Олег прошёл к письменному столу в гостиную, часть которой служила ему кабинетом.
— Есть. Пишешь?
— Давай.
— Девятьсот тридцать четыре…
— Хорошо. Я подъеду через час, и ты мне сразу будешь нужен. До того, как я пойду к бате, учти!
— О чём речь, секундомер включён, гражданин начальник!
— Трепло, — беззлобно бросил Олег напоследок и отсоединился.
С полминуты затем он молча размышлял о чём-то, глядя на листок с записанным номером, и наконец всё же отщёлкал его на своём мобильнике…
* * *
Огромный «БМВ», шурша колёсами по гравию, миновал кирпичные будки охраны и медленно въехал в открывшиеся ворота. Следовавший за ним «лэндровер» свернул направо, на боковую дорожку, и, проехав метров двадцать, остановился у небольшого деревянного домика.— Хочу немного пройтись. Тормози! — бросил Белый водителю лимузина.
Тот послушно остановил машину.
Светловидов вышел из авто и, зажмурившись, сладко потянулся:
— Где мои шашнадцать лет!..
— Что вы сказали? — не расслышал водитель.
— Ехай уже дальше! И передай, чтобы кофе сварили!
Автомобиль вновь зашуршал шинами по центральной аллее, ведущей к огромному «барскому дому». Сам же «барин» не спеша направился следом, полной грудью вдыхая пьянящий утренний аромат окружающего соснового леса.
— Ну и на какой мы стадии? — почти ласково поинтересовался он несколько минут спустя у вышедшего навстречу Барона.
— Молчат, падлы. Правда, их пока особо не обижали, как ты велел. Вот их коры фээсбэшные…[36]
— Я тебя про кофе спрашиваю, — Белый лукаво взглянул на «наперсника», — а ты мне всякую гадость в руки суёшь! — Он явно пребывал в приподнятом настроении. — Ладно, идём, в кабинете потолкуем. Кофе пусть туда принесут[37].
По широкой дубовой лестнице они поднялись на второй этаж и через просторную библиотеку, выдержанную в английском стиле — с резной мебелью, массивным деревянным потолком и мраморным камином, — прошли в изысканно обставленный кабинет.
Здесь Пётр Ильич уронил себя в кресло у кофейного столика. Затем выждал, пока впорхнувшая следом русалка с подносом — в накрахмаленном мини-передничке «до самого ничего» — поставит кофе и грациозно удалится, скромно демонстрируя весь арсенал своих скрытых возможностей. После чего наконец отхлебнул из изящной чашки и всё так же жизнерадостно поднял глаза на Барона:
— Повествуй, друг мой Санчо.
— Взяли их без пыли, — начал тот и, присев напротив, положил «коры» с краю на столик. — С Лосем на их же аппарате привезли сюда. Закрыли раздельно и пока не прессовали. Я только попробовал потолковать с каждым. Один лается, второй — малость поспокойнее.
— Лает, говоришь? — Белый почти брезгливо раскрыл и пробежал одно из удостоверений. — Нехорошо. Но перевоспитанием их заниматься не будем.
— Да вколем дурь — расколем!
— Не будем, Барон, мы ни вкалывать, ни колоть. Это тебе не менты-долдоны — пусть живут здоровыми. Проявим человеколюбие и отпустим. Попозже… — Светловидов небрежно швырнул удостоверение обратно на стол и, не обращая внимания на удивлённо-вопросительное выражение лица соратника, сменил тему: — Какие новости о нашем любимом крёстном?
Он налил себе вторую чашку и закурил.
— Есть новости. — Барон достал из кармана, аккуратно развернул и протянул через стол лист бумаги. — Арнольд привёз новую маляву. Монах требует, чтобы со сходняком не тянули.
Белый взял письмо, внимательно его прочитал, потягивая кофе. Затем ещё с минуту молча подымил сигаретой и наконец вымолвил:
— Торопится старик, — он загасил окурок, — боится не успеть…
— Во-во! Арнольд ещё сказал, что пахан вроде ищет кого-то, чтобы завалить раньше, чем его самого закопают. Толком он ничего не знает, но говорит, что какой-то мудлон, похоже, сильно ему дорогу перешёл. А вчера будто к нему сам… ну, папашка давешнего змеёныша наведывался, и они часа три толковали. Совсем уже старик берега теряет, — усмехнулся Барон и осёкся: слишком хорошо был знаком ему этот холодный прищур вновь взметнувшихся на него глаз.
— Заруби оскал, бубен! — тихо произнёс Белый. — Большой вор на краю могилы встречается с главным ментом, а ты мне полчаса мудафонией уши причёсываешь? Почему Арнольд ничего толком не знает? Я за что плачу этому шнифту?![38]
Он порывисто встал, подошёл к письменному столу и, плюхнувшись в кожаное кресло, несколько раз крутанулся в нём.
Барон, вскочивший почти одновременно, ошарашено молчал. Его всегда поражала эта свойственная Белому склонность к молниеносной смене настроения. Вот и сейчас былая весёлость и снисходительное благодушие испарились влёт.
— Давай, договаривай, чем ещё нас этот аналитик хренов порадовал!
— Да, в общем, ничего особенного. — Голос Барона звучал почти заискивающе. — Сообщил только, что старик определённо тронулся: нашли ему какую-то не то гадалку, не то колдунью. Арнольд его к ней завтра везёт…
— Ничего особенного… — негромко повторил Белый, медленно поднимаясь из-за стола. Не спуская с Барона немигающих глаз (тот невольно втянул голову в плечи), он подошёл к нему вплотную и «нежно» процедил:
— Значит, бабай[39] умом тронулся, берега теряет, а ты у нас — убеждённый материалист. Эмпирик. Сказок не любишь и в бабок-ёжек не веришь? Молодец. Ну а адрес той бабушки, к которой он должен везти нашего незабвенного дедушку, я очень надеюсь, этот мудлон грёбаный тебе оставил?
Барон виновато молчал.
Белый всё так же медленно вернулся за стол.
— Ладно, иди пока. — Откинувшись на спинку кресла и чуть покручиваясь из стороны в сторону, он прикрыл глаза. — Мне надо подумать…
Барон молча кивнул и поспешил выйти.
Пётр Ильич проводил его презрительным взглядом из-под опущенных век. А как только остался один, достал свою золотую «VERTU» и, слегка прикусив губу, набрал номер…
Глава 38
Закулисье…
Агата, бегло взглянув на часы, усмехнулась — наконец-то! — и сняла трубку настойчиво трезвонившего телефона:
— Ну что, дойчляндец, ты ещё на этом свете?
— Длинно здороваешься, Агаша.
— Ты летишь — не короче. Или нынче пешком шёл? Хорошо вообще явился — не запылился!
То был их всегдашний ритуал, сопровождавший каждый его приезд в Питер: начинать первый разговор с чего-то эдакого, беззлобно-прикольного. Хотя они и так частенько общались, регулярно выходя на связь (у них это называлось «навесить звоночек»).
— А у меня для тебя гостинец припасён, — шутливо-заискивающе проворковал он, понимая, что на сей раз у Агаты есть все основания для претензий.
— Засунь его себе… знаешь, куда?
— Фи, ты меня избалуешь — это уж чересчур ласково.
— Зато — справедливо! Сообщил, что вылетает, и исчез на столько времени! — ворчливо ответила она. — Так что за гостинец?
— Тебе его сегодня-завтра один молодец завезёт…
— Во, негодяй! — перебила Агата. — Скажи ещё, что с ним поработать треба!
— Треба, догадливая моя, треба. Он — из милиции и занимается сейчас одним очень вонючим делом. Короче, — уже другим тоном закончил он, — я тебя очень прошу: качни его сразу на яйцо.
— Да?! И всего-то? — посерьёзнела Агата. — А если он перекинется?
— Не перекинется. Просто мы очень ограничены во времени.
— Кто это «мы»?
— Долго объяснять, Агаш. Как-нибудь при встрече.
— «Как-нибудь»! Ах ты, наглец! Тоже, нашёл ассенизаторшу. Почему ж ты сам с ним поработать не можешь?
— Значит, не могу, раз тебя прошу, — глухо ответил Саныч после небольшой паузы.
— Хоро-о-о-шие дела! — протянула Агата. — Говоришь, в милиции хлопец работает?
— Пусть тебя это не смущает…
Она опять не дала ему закончить, перебив с неожиданной яростью:
— Не смущает, мать твою?! Спасибо, утешил!
Саныч не спешил нарушать возникшую паузу и спрашивать о причине столь бурной реакции. Хорошо зная характер и повадки Агаты, он ясно представил себе, как она сидит, прикрыв глаза и потрясая трубкой. Поэтому, устало развалившись и чуть покачиваясь в кресле, он счёл за лучшее подождать, когда подруга и наставница успокоится и сама всё объяснит.
Действительно, тяжело вздохнув, точнее, выдохнув в трубку, так чтобы он, мерзавец, это услышал, Агата наконец проговорила — тихо и в общем-то спокойно:
— Ко мне тут вчера наведывались другие ребятки. «Монастырские».
Саныча в качалке словно подбросило.
— Что, подскочил или присел? — не без ехидства спросила Агата, знавшая и видевшая его не хуже, чем он её.
— Это уже интересно.
— Ага. Я почему-то так и подумала, что ты заинтересуешься.
Она мстительно замолчала.
— Ну и..? — «поддался» он.
— Что «ну и»?
— Приглашали с ними в больницу прокатиться?
— Приглашали, приглашали. Только после того, как я им объяснила, что это вариант исключённый, уехали, явно расстроенные. А вечером уже сам позвонил, и мы с ним, как они говорят, «стрелку забили». Так что жду его завтра с визитом, в четыре часа. Хотя, ему, видать, уже действительно на том свете пироги пекут.
Сделав секундную паузу, Агата тихо добавила:
— Качественно сработано, мать твою!
— Нам нужно повидаться. Сегодня же!
— Да неужели?..
Которые сутки уже не имеет он возможности не то что выспаться, а просто поспать, хотя бы несколько часов кряду. Между тем сейчас, как никогда, требовались ясность и трезвость мысли, чёткость и верность расчётов. Он должен довести дело до конца, а значит, не имеет права не только на ошибку, но и на элементарную небрежность или оплошность.
Он подошёл к письменному столу и, усевшись в кресло и вооружившись острым карандашом, достал лист бумаги.
— Так…
Неожиданную новость, сообщённую Агатой, можно сразу отнести в позитив. Тот факт, что агонизирующий Монах вышел именно на неё, а он узнал об этом заранее, означал лишь одно: Монах окончательно вне игры…
Схема была почти готова, когда заморзил телефон. Он недовольно скосил глаза на свой «навороченный» беспроводной «Panasonic» в ожидании мелодии, которая позволила бы определить, кто звонит. Телефон издал самую обычную трель. Он хмуро выгнул бровь и, помедлив мгновение, взял трубку:
— Да! Олег?.. Слушаю тебя… Когда?.. А где?.. Хорошо, я понял… Не беспокойся, думаю, это уже не имеет значения… Конечно, заезжай. Только… Может, это и излишняя просьба, поскольку ты уже звонишь из автомата… Тем не менее будь предельно внимателен, пожалуйста… Договорились. До вечера!
Он перевёл взгляд на лежащий перед ним лист с нарисованной схемой: «Извини, старичок, но придётся ограничиться головой. Схемки и рисуночки оставим детективщикам-романистам.» И, взяв лист, медленно его порвал.
«Судя по этому звонку, — он прошёл в свою ванно-туалетную комнату, спустил в унитаз обрывки и вернулся обратно за стол, — судя по этому звонку, Олег убедился в том, что они с чекистом играют в разных командах. Когда он уезжал отсюда несколько часов назад, этой уверенности у него не было. Сомнения, подозрения, внушённые мною, но не уверенность… Видимо, комитетчик в чём-то оплошал. Значит, предварительные выкладки были правильными, а следовательно, дружок, мы его сможем переиграть, потому что он вычисляем. Вычисляем… Что ж, попробуем „просчитать“ его до конца. Это для нас сегодня — вопрос номер ноль! Так что прокрутим кино заново, по принципу: вопрос-ответ…
Итак! Полковник ФСБ приходит к милицейскому генералу. Вопрос: с какой целью? Олег сказал, что его вызвали с материалами конкретного дела этого самого (он презрительно скривился) Профессора, сиганувшего накануне в окно. Уголовником он был, конечно, авторитетным, однако… Ну-ка, ну-ка… Значит… Эх, генерал, генерал… Это — ответ! Раз! Хорошо, пошли дальше. А дальше Олег своим откровением льёт воду на мельницу эфэсбэшника, чем тот не преминул воспользоваться, рассказав свою байку-страшилку, на которую они оба повелись. Вопрос: зачем ему это понадобилось? Ответ: он получил доступ к полной информации по Монаху и… Стоп! Вот оно: два и три сразу!!!»
Его аж бросило в жар — это выглядело слишком неправдоподобно! Однако, другого объяснения быть не могло.
Он порывисто встал, снова прошёл в ванную и, напустив в раковину холодной воды, погрузил туда лицо. Затем с полотенцем вернулся в комнату.
«С тебя, Круглов, причитается! Впрочем, с меня тоже. Ведь если я не ошибся — а я прав наверняка — значит… Бинго! Четыре! Кретин! Тратить время на идиотские схемки, вместо того, чтобы тихо пошевелить мозгами! Самое смешное, что всё это сам же озвучил уже сегодня ночью. Только правильных выводов мы сразу не сделали. А теперь всё встало на свои места. Хотя, может быть, в этом причина и твоей нынешней уверенности, друг мой ситный? Да, в ФСБ, похоже, одним полковником станет меньше. Зато, глядишь, с моей и Божьей помощью в РУБОПе на одного прибавится! — Он ухмыльнулся и взглянул на часы. — Пожалуй, ещё минуток сто двадцать на сон можно выделить. „Небрежности во внешности“ не допустим. Агата — девушка серьёзная, и разговор нам предстоит непростой…».
Внутренний диалог его вновь прервал телефон.
«Фу ты, сглазил! — Он не спешил брать трубку. — Это называется „тебе завтра приснится, как ты сегодня выспался“!»
Сигнальная морзянка плавно перешла в «Танец маленьких лебедей».
«Кой чёрт — Антиподы?! Сиамские близнецы! Впрочем, на сей раз этот звонок — как нельзя кстати!»
Он поднял трубку:
— Кого из нас двоих ты решил доконать бессонницей?
— Времени нет на трёп, Миша, — перебил Круглов. — Меня ждёт батя, а тебя — задание. Сядь.
— Что случилось? — Сев напротив, Свинцов уже серьёзно посмотрел на начальника.
— По Лобанову нужно провести дополнительную экспертизу. Точнее, не столько по самому покойнику, сколько по его бывшему жилищу. А потом — исходя из результатов — не исключено, что потребуется провести аналогичные действия и в отношении остального «валежника».
— Что за экспертиза?
— В том-то и дело… Нужно было бы знать, что искать. Но мы этого не знаем, конкретно, во всяком случае. Поэтому придётся всё выяснять по ходу, методом «тыка». Короче, бери сейчас эксперта — Кирюхин обещал выделить потолковее, я ему уже звонил — и езжай опять туда. Надо, во-первых, взять пробы грунта, грязи, пыли непосредственно перед входом в лобановский подъезд…
— Так там асфальт, точнее — плитка…
— Не перебивай, пожалуйста! Асфальт! Речь идёт о микрочастицах, а не о самосвале земли! Итак, вход в подъезд, вход в квартиру — имеется в виду порог. Соскобы надо взять и на лестнице, перед порогом двери, и внутри квартиры, опять-таки у порога, а если дверь двойная, то и между. Далее — чердак и подвал, непосредственно над и под квартирой. Пока эксперт будет там всем этим заниматься, тебе нужно — во-вторых — осмотреться вокруг: у подъезда и во дворе. Нас могут интересовать участки земли… как это сказать… С аномалиями, что ли: где трава ненормально густая или, наоборот, где ничего не растёт. Может, сухое дерево или…
— Куст! — воскликнул Свинцов. — Уж извини, что опять перебиваю, но там прямо у подъезда — засохший куст сирени! Да он же грохнулся чуть не на него! Я ещё спросил этого так называемого председателя их так называемого жилтоварищества, почему они не выкорчёвывают эдакий символ бренности бытия. А он ответил, что сирень эту посадил как раз-таки Лоб, самолично, и что он, мол, надеялся, может, оживёт кустик. Теперь же, конечно, уберут, посадят что-нибудь новое.
— Прекрасно, вот с куста и начните. Из-под корней надо взять пробы земли в нескольких местах. И ещё — в-третьих — персонально тебе задание. Продумай, как это лучше сделать. Раньше бы просто — сходил в районную поликлинику и всё выяснил, а теперь придётся покрутиться. В общем, нужно узнать, причём без лишнего шума, как обстоят дела со здоровьем других жильцов этого дома, не ухудшилось ли оно за последние полгода, не стали ли они чаще болеть и так далее. В деле, кстати, есть список добрых соседей, населяющих этот домик-пряник?
— Есть. В основном, это наша публика. Дом ведь реконструировался фирмой «Ленремзастрой», принадлежавшей, по сути, Лобанову. Вначале планировалось все квартиры — а их там одиннадцать — распределить среди «своих», но потом оказалось, что они многим вроде как и ни к чему. Тогда их выставили на продажу и, несмотря на крутую стоимость, реализовали довольно быстро…
— Так, Миша, — перебил Олег, — ты не забыл, что мы в цейтноте? Если вопросов нет, можешь брать эксперта и ехать.
— Вопрос только один, — ответил Свинцов, вставая. — Надеюсь, мы не радиацию ищем? Если да, то я предварительно должен надеть соответствующие случаю и собственной фамилии порты!
— Ну что, дойчляндец, ты ещё на этом свете?
— Длинно здороваешься, Агаша.
— Ты летишь — не короче. Или нынче пешком шёл? Хорошо вообще явился — не запылился!
То был их всегдашний ритуал, сопровождавший каждый его приезд в Питер: начинать первый разговор с чего-то эдакого, беззлобно-прикольного. Хотя они и так частенько общались, регулярно выходя на связь (у них это называлось «навесить звоночек»).
— А у меня для тебя гостинец припасён, — шутливо-заискивающе проворковал он, понимая, что на сей раз у Агаты есть все основания для претензий.
— Засунь его себе… знаешь, куда?
— Фи, ты меня избалуешь — это уж чересчур ласково.
— Зато — справедливо! Сообщил, что вылетает, и исчез на столько времени! — ворчливо ответила она. — Так что за гостинец?
— Тебе его сегодня-завтра один молодец завезёт…
— Во, негодяй! — перебила Агата. — Скажи ещё, что с ним поработать треба!
— Треба, догадливая моя, треба. Он — из милиции и занимается сейчас одним очень вонючим делом. Короче, — уже другим тоном закончил он, — я тебя очень прошу: качни его сразу на яйцо.
— Да?! И всего-то? — посерьёзнела Агата. — А если он перекинется?
— Не перекинется. Просто мы очень ограничены во времени.
— Кто это «мы»?
— Долго объяснять, Агаш. Как-нибудь при встрече.
— «Как-нибудь»! Ах ты, наглец! Тоже, нашёл ассенизаторшу. Почему ж ты сам с ним поработать не можешь?
— Значит, не могу, раз тебя прошу, — глухо ответил Саныч после небольшой паузы.
— Хоро-о-о-шие дела! — протянула Агата. — Говоришь, в милиции хлопец работает?
— Пусть тебя это не смущает…
Она опять не дала ему закончить, перебив с неожиданной яростью:
— Не смущает, мать твою?! Спасибо, утешил!
Саныч не спешил нарушать возникшую паузу и спрашивать о причине столь бурной реакции. Хорошо зная характер и повадки Агаты, он ясно представил себе, как она сидит, прикрыв глаза и потрясая трубкой. Поэтому, устало развалившись и чуть покачиваясь в кресле, он счёл за лучшее подождать, когда подруга и наставница успокоится и сама всё объяснит.
Действительно, тяжело вздохнув, точнее, выдохнув в трубку, так чтобы он, мерзавец, это услышал, Агата наконец проговорила — тихо и в общем-то спокойно:
— Ко мне тут вчера наведывались другие ребятки. «Монастырские».
Саныча в качалке словно подбросило.
— Что, подскочил или присел? — не без ехидства спросила Агата, знавшая и видевшая его не хуже, чем он её.
— Это уже интересно.
— Ага. Я почему-то так и подумала, что ты заинтересуешься.
Она мстительно замолчала.
— Ну и..? — «поддался» он.
— Что «ну и»?
— Приглашали с ними в больницу прокатиться?
— Приглашали, приглашали. Только после того, как я им объяснила, что это вариант исключённый, уехали, явно расстроенные. А вечером уже сам позвонил, и мы с ним, как они говорят, «стрелку забили». Так что жду его завтра с визитом, в четыре часа. Хотя, ему, видать, уже действительно на том свете пироги пекут.
Сделав секундную паузу, Агата тихо добавила:
— Качественно сработано, мать твою!
— Нам нужно повидаться. Сегодня же!
— Да неужели?..
* * *
Он положил трубку и в задумчивости прошёлся по комнате.Которые сутки уже не имеет он возможности не то что выспаться, а просто поспать, хотя бы несколько часов кряду. Между тем сейчас, как никогда, требовались ясность и трезвость мысли, чёткость и верность расчётов. Он должен довести дело до конца, а значит, не имеет права не только на ошибку, но и на элементарную небрежность или оплошность.
Он подошёл к письменному столу и, усевшись в кресло и вооружившись острым карандашом, достал лист бумаги.
— Так…
Неожиданную новость, сообщённую Агатой, можно сразу отнести в позитив. Тот факт, что агонизирующий Монах вышел именно на неё, а он узнал об этом заранее, означал лишь одно: Монах окончательно вне игры…
Схема была почти готова, когда заморзил телефон. Он недовольно скосил глаза на свой «навороченный» беспроводной «Panasonic» в ожидании мелодии, которая позволила бы определить, кто звонит. Телефон издал самую обычную трель. Он хмуро выгнул бровь и, помедлив мгновение, взял трубку:
— Да! Олег?.. Слушаю тебя… Когда?.. А где?.. Хорошо, я понял… Не беспокойся, думаю, это уже не имеет значения… Конечно, заезжай. Только… Может, это и излишняя просьба, поскольку ты уже звонишь из автомата… Тем не менее будь предельно внимателен, пожалуйста… Договорились. До вечера!
Он перевёл взгляд на лежащий перед ним лист с нарисованной схемой: «Извини, старичок, но придётся ограничиться головой. Схемки и рисуночки оставим детективщикам-романистам.» И, взяв лист, медленно его порвал.
«Судя по этому звонку, — он прошёл в свою ванно-туалетную комнату, спустил в унитаз обрывки и вернулся обратно за стол, — судя по этому звонку, Олег убедился в том, что они с чекистом играют в разных командах. Когда он уезжал отсюда несколько часов назад, этой уверенности у него не было. Сомнения, подозрения, внушённые мною, но не уверенность… Видимо, комитетчик в чём-то оплошал. Значит, предварительные выкладки были правильными, а следовательно, дружок, мы его сможем переиграть, потому что он вычисляем. Вычисляем… Что ж, попробуем „просчитать“ его до конца. Это для нас сегодня — вопрос номер ноль! Так что прокрутим кино заново, по принципу: вопрос-ответ…
Итак! Полковник ФСБ приходит к милицейскому генералу. Вопрос: с какой целью? Олег сказал, что его вызвали с материалами конкретного дела этого самого (он презрительно скривился) Профессора, сиганувшего накануне в окно. Уголовником он был, конечно, авторитетным, однако… Ну-ка, ну-ка… Значит… Эх, генерал, генерал… Это — ответ! Раз! Хорошо, пошли дальше. А дальше Олег своим откровением льёт воду на мельницу эфэсбэшника, чем тот не преминул воспользоваться, рассказав свою байку-страшилку, на которую они оба повелись. Вопрос: зачем ему это понадобилось? Ответ: он получил доступ к полной информации по Монаху и… Стоп! Вот оно: два и три сразу!!!»
Его аж бросило в жар — это выглядело слишком неправдоподобно! Однако, другого объяснения быть не могло.
Он порывисто встал, снова прошёл в ванную и, напустив в раковину холодной воды, погрузил туда лицо. Затем с полотенцем вернулся в комнату.
«С тебя, Круглов, причитается! Впрочем, с меня тоже. Ведь если я не ошибся — а я прав наверняка — значит… Бинго! Четыре! Кретин! Тратить время на идиотские схемки, вместо того, чтобы тихо пошевелить мозгами! Самое смешное, что всё это сам же озвучил уже сегодня ночью. Только правильных выводов мы сразу не сделали. А теперь всё встало на свои места. Хотя, может быть, в этом причина и твоей нынешней уверенности, друг мой ситный? Да, в ФСБ, похоже, одним полковником станет меньше. Зато, глядишь, с моей и Божьей помощью в РУБОПе на одного прибавится! — Он ухмыльнулся и взглянул на часы. — Пожалуй, ещё минуток сто двадцать на сон можно выделить. „Небрежности во внешности“ не допустим. Агата — девушка серьёзная, и разговор нам предстоит непростой…».
Внутренний диалог его вновь прервал телефон.
«Фу ты, сглазил! — Он не спешил брать трубку. — Это называется „тебе завтра приснится, как ты сегодня выспался“!»
Сигнальная морзянка плавно перешла в «Танец маленьких лебедей».
«Кой чёрт — Антиподы?! Сиамские близнецы! Впрочем, на сей раз этот звонок — как нельзя кстати!»
Он поднял трубку:
— Кого из нас двоих ты решил доконать бессонницей?
* * *
— Здравия желаю, гражданин начальник! — Свинцов закрыл дверь и приблизился к Олегу, сидящему за столом, не сводя с него подчёркнуто пристального, изучающего и где-то даже сочувственного взгляда. — Я вспоминаю, как мы собирались с моими университетскими пару месяцев назад. Так мне тоже на следующее утро жить не хотелось. А некоторые, — он изменил тональность и выразительно сощурился, — погнали меня «с полной выкладкой» на заведомый глухарь!— Времени нет на трёп, Миша, — перебил Круглов. — Меня ждёт батя, а тебя — задание. Сядь.
— Что случилось? — Сев напротив, Свинцов уже серьёзно посмотрел на начальника.
— По Лобанову нужно провести дополнительную экспертизу. Точнее, не столько по самому покойнику, сколько по его бывшему жилищу. А потом — исходя из результатов — не исключено, что потребуется провести аналогичные действия и в отношении остального «валежника».
— Что за экспертиза?
— В том-то и дело… Нужно было бы знать, что искать. Но мы этого не знаем, конкретно, во всяком случае. Поэтому придётся всё выяснять по ходу, методом «тыка». Короче, бери сейчас эксперта — Кирюхин обещал выделить потолковее, я ему уже звонил — и езжай опять туда. Надо, во-первых, взять пробы грунта, грязи, пыли непосредственно перед входом в лобановский подъезд…
— Так там асфальт, точнее — плитка…
— Не перебивай, пожалуйста! Асфальт! Речь идёт о микрочастицах, а не о самосвале земли! Итак, вход в подъезд, вход в квартиру — имеется в виду порог. Соскобы надо взять и на лестнице, перед порогом двери, и внутри квартиры, опять-таки у порога, а если дверь двойная, то и между. Далее — чердак и подвал, непосредственно над и под квартирой. Пока эксперт будет там всем этим заниматься, тебе нужно — во-вторых — осмотреться вокруг: у подъезда и во дворе. Нас могут интересовать участки земли… как это сказать… С аномалиями, что ли: где трава ненормально густая или, наоборот, где ничего не растёт. Может, сухое дерево или…
— Куст! — воскликнул Свинцов. — Уж извини, что опять перебиваю, но там прямо у подъезда — засохший куст сирени! Да он же грохнулся чуть не на него! Я ещё спросил этого так называемого председателя их так называемого жилтоварищества, почему они не выкорчёвывают эдакий символ бренности бытия. А он ответил, что сирень эту посадил как раз-таки Лоб, самолично, и что он, мол, надеялся, может, оживёт кустик. Теперь же, конечно, уберут, посадят что-нибудь новое.
— Прекрасно, вот с куста и начните. Из-под корней надо взять пробы земли в нескольких местах. И ещё — в-третьих — персонально тебе задание. Продумай, как это лучше сделать. Раньше бы просто — сходил в районную поликлинику и всё выяснил, а теперь придётся покрутиться. В общем, нужно узнать, причём без лишнего шума, как обстоят дела со здоровьем других жильцов этого дома, не ухудшилось ли оно за последние полгода, не стали ли они чаще болеть и так далее. В деле, кстати, есть список добрых соседей, населяющих этот домик-пряник?
— Есть. В основном, это наша публика. Дом ведь реконструировался фирмой «Ленремзастрой», принадлежавшей, по сути, Лобанову. Вначале планировалось все квартиры — а их там одиннадцать — распределить среди «своих», но потом оказалось, что они многим вроде как и ни к чему. Тогда их выставили на продажу и, несмотря на крутую стоимость, реализовали довольно быстро…
— Так, Миша, — перебил Олег, — ты не забыл, что мы в цейтноте? Если вопросов нет, можешь брать эксперта и ехать.
— Вопрос только один, — ответил Свинцов, вставая. — Надеюсь, мы не радиацию ищем? Если да, то я предварительно должен надеть соответствующие случаю и собственной фамилии порты!
Глава 39
И настало утро… (Окончание)
Выйдя от Белого, Барон спустился вниз и хотел было прямиком направиться к себе, но передумал и завернул на кухню — раскумиться[40]. Этот кофе стоял у него поперёк горла. Что Белый находит в подобной отраве, поглощая её в таких количествах, и, главное, как может обходиться без чифиря — было выше его понимания. Всё-таки оттянул своё! По молодости, правда, и недолго, три года всего чалился. Но когда откинулся, был уже в авторитете. А это — не кот чихнул. Как же он мог после зоны — без чифиря? После зоны без чифиря никак уже нельзя. Смешно даже…
Приготовив заварку, Барон присел у стола, в предвкушении этого обыденного и такого значимого для него удовольствия. Он любил наблюдать, как чай набирает крепость, меняет цвет и, постепенно теряя прозрачность, на глазах превращается в чёрный, тягучий, вяжущий и терпкий концентрат.
— Барона не видели? — раздался где-то неподалёку голос Лося, и тут же послышались его приближающиеся шаги.
— Вот ты где! — пробасил он, входя на кухню. — Тебя Белый зовёт.
Надо же, чтобы он снова понадобился Белому именно сейчас!
— О, чифирёк! — обрадовался Лось. — Я угощусь?
— И думать не моги! — ответил Барон, вставая.
Лось проводил его щурым взглядом холодных голубых глаз и, сверкнув золотой фиксой, криво ухмыльнулся.
«Сам не пьёт, и другим подкумарить не даёт! — ворчал Барон про себя, снова поднимаясь наверх. — И похоже, сегодня дрыхнуть не собирается — на кофее-то грёбаном! — Он зевнул во весь рот. — И впрямь, двужильный…»
Белый по-прежнему сидел за столом, однако настроение у него явно улучшилось. Он с улыбкой взглянул на вошедшего Барона.
— Что такой суровый, друг мой Санчо? Или обидел кто?
— Кто меня обидит — дня не проживёт, — ответил тот, усаживаясь. И, спохватившись, поспешил добавить: — Хотя Лось вот на мой чифирь покушается.
— Да? Ладно, объявим ему строгий выговор, с предупреждением. Когда вернёмся… — Белый сделал паузу и уже серьёзно спросил:
— Что у нас со змеёнышем?
— Полный ажур! — Барон подавил очередной зевок. — Поработали с ним в ударном темпе. Как врач прописал. В первый день начали со «льда», вкатили правильную дозу. Я пару раз заглядывал к нему. Заглючил сразу так…
— Подробности меня не интересуют. Я спрашиваю тебя конкретно, можем ли мы его отпускать?
— Думаю, можем. Он гарантировано в «системе», будто всю жизнь зависал. Без геры его так кумарит! Четыре дозы в день — его минимум. Не, не соскочит!
— Смотри. За ошибку придётся отвечать.
— Не придётся. Хотя, если честно, я не понял, зачем все эти заморочки. Наделали бы ему дырок на венах, потом задвинули передозировку и нарисовали «смерть за рулём». Заодно и папу…
— Тебе не нужно ничего понимать, — опять перебил Белый. — Запомни лишь одну аксиому. — Его взгляд словно остекленел. — Смерть не страшна, страшно её ожидание!
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Белый чуть подался вперёд и тихо сказал:
— Теперь слушай сюда…
Уже через минуту Барон забыл и про сон, и про свой остывающий на кухне чифирь, и про давешнюю обиду. После того, что он услышал, у него отныне по гроб больше не было права делать Белому никаких предъяв. Даже самых малюсеньких. Даже мысленно!
— Ты всё понял?
— Вроде да.
— Значит, сейчас пьёшь свой «нектар» и едешь прямо туда. Я выеду через час с Лосем и буду ждать тебя на хате. Привезёшь этого вилялу в перьях, проводишь ко мне, сам вернёшься в машину.[41]
— А Лось?
Белый достал сигарету, закурил и только потом ответил:
— Лось отвезёт меня и — назад. Там он нам, само собой, не нужен. Ещё вопросы есть?
— Нет, вроде.
— Тогда — действуй! — Он небрежно взял со стола и перекинул Барону конверт. — Только смотри, артист, слова выучи!
Барон забрал конверт, поднялся и направился к двери. Однако Белый снова окликнул его:
— Скажи этой, — кивнул он на кофейный столик, — пусть зайдёт и унесёт всё.
Уже через минуту, постучав, в кабинет впорхнула всё та же русалка.
— Звали, Пётр Ильич?
— Не исключено, — довольно мрачно ответил он, вставая. — Убери это.
Девушка едва заметно улыбнулась и, наклонившись, стала составлять кофейник и чашки на поднос.
Белый неспешно приблизился к ней сзади и, задрав юбку, грубо разорвал тонкий шнурок кокетливых трусиков.
Пожалуй, ни разу ещё не доводилось ему видеть Кривошеина таким напряжённо-озабоченным и устало-удручённым. Люди выглядят так, когда им сообщают о тяжёлой болезни кого-то из родных, или на них самих обрушивается нежданный недуг, или когда они узнают о предательстве близкого человека.
При этом натуры сильные и цельные — такие, как батя — превозмогают эту боль, с молчаливым достоинством переплавляя её в крови собственного сердца. Или просто умирают — если боль оказывается сильнее…
— Что-нибудь случилось, товарищ генерал?
Кривошеин лишь хмыкнул и, не отрывая глаз от окна, кивнул головой:
— Сейчас каждый день что-нибудь случается…
Немного помолчав, он обернулся к Круглову:
— Ты тоже выглядишь неважнецки, сынок. Есть новости?
— Новостей нет пока, но есть соображения.
— Излагай. Я — на очереди.
— Во-первых, что касается конкретного подтверждения выводов по… — он запнулся, — всей этой «чертовщине». Я направил капитана Свинцова с экспертом-криминалистом на квартиру Лобанова.
— Да? И что они там будут искать?
Олег ответил не сразу. Несколько мгновений он колебался, говорить ли бате о Саныче…
— Трудно пока сказать, товарищ генерал. Я покопался в литературе, побеседовал со знающими людьми, — выкрутился он. — Если то, что удалось выяснить, подтвердится результатами экспертизы — оформлю всё документально.
— Ну-ну, — неожиданно просто согласился Кривошеин и, тяжело вздохнув, вновь посмотрел на Круглова. — А во-вторых?..
— Во-вторых, — твёрдо ответил тот, — мне не нравится полковник Белов.
Бросив прощальный взгляд на улицу, залитую солнцем, генерал зашторил окно, медленно подошёл к Олегу и, подняв на него чуть прищуренные глаза, негромко произнёс:
— Вот, сынок! Мне тоже. На эту тему давай и порассуждаем, прежде чем вновь принимать его с распростёртыми объятиями, как вчера. — Он направился к холодильнику и достал бутылку нарзана. — Будешь?
Круглов кивнул.
Иван Фёдорович налил минералку в стаканы, один из которых протянул ему, и продолжил:
— Кстати, он тебя уже разыскивал с утра пораньше.
— Да, мы с ним встречаемся через два часа. На свежем воздухе.
— Чем-то ты его сильно заинтересовал, если он не может дождаться шести часов.
— Настолько сильно, что у него в наличии оказались номера всех моих телефонов, включая домашний и мобильный.
Круглов решил пока умолчать о вчерашней слежке.
— Даже так! Значит, он пришёл во всеоружии. Так… Давай — с начала и по порядку. Он мне позвонил накануне, отрекомендовался и сказал, что интересуется делом Лобанова, который якобы находился в разработке у них совместно с чекистами из Управления экономической контрразведки…
— И это была ложь! Не более чем предлог, товарищ генерал, — не удержался Круглов, перебив своего начальника. — Будь в том нужда, они бы обратились к нам раньше за дополнительными сведениями. Да и что это за оперативная разработка, когда о смерти главного фигуранта узнают чуть ли не из средств массовой информации, а к нам и вовсе являются едва не накануне похорон?! И для чего? Выяснить подробности последнего полёта и падения несчастного самоубийцы, выкинувшегося из окна? Чушь какая-то!
Приготовив заварку, Барон присел у стола, в предвкушении этого обыденного и такого значимого для него удовольствия. Он любил наблюдать, как чай набирает крепость, меняет цвет и, постепенно теряя прозрачность, на глазах превращается в чёрный, тягучий, вяжущий и терпкий концентрат.
— Барона не видели? — раздался где-то неподалёку голос Лося, и тут же послышались его приближающиеся шаги.
— Вот ты где! — пробасил он, входя на кухню. — Тебя Белый зовёт.
Надо же, чтобы он снова понадобился Белому именно сейчас!
— О, чифирёк! — обрадовался Лось. — Я угощусь?
— И думать не моги! — ответил Барон, вставая.
Лось проводил его щурым взглядом холодных голубых глаз и, сверкнув золотой фиксой, криво ухмыльнулся.
«Сам не пьёт, и другим подкумарить не даёт! — ворчал Барон про себя, снова поднимаясь наверх. — И похоже, сегодня дрыхнуть не собирается — на кофее-то грёбаном! — Он зевнул во весь рот. — И впрямь, двужильный…»
Белый по-прежнему сидел за столом, однако настроение у него явно улучшилось. Он с улыбкой взглянул на вошедшего Барона.
— Что такой суровый, друг мой Санчо? Или обидел кто?
— Кто меня обидит — дня не проживёт, — ответил тот, усаживаясь. И, спохватившись, поспешил добавить: — Хотя Лось вот на мой чифирь покушается.
— Да? Ладно, объявим ему строгий выговор, с предупреждением. Когда вернёмся… — Белый сделал паузу и уже серьёзно спросил:
— Что у нас со змеёнышем?
— Полный ажур! — Барон подавил очередной зевок. — Поработали с ним в ударном темпе. Как врач прописал. В первый день начали со «льда», вкатили правильную дозу. Я пару раз заглядывал к нему. Заглючил сразу так…
— Подробности меня не интересуют. Я спрашиваю тебя конкретно, можем ли мы его отпускать?
— Думаю, можем. Он гарантировано в «системе», будто всю жизнь зависал. Без геры его так кумарит! Четыре дозы в день — его минимум. Не, не соскочит!
— Смотри. За ошибку придётся отвечать.
— Не придётся. Хотя, если честно, я не понял, зачем все эти заморочки. Наделали бы ему дырок на венах, потом задвинули передозировку и нарисовали «смерть за рулём». Заодно и папу…
— Тебе не нужно ничего понимать, — опять перебил Белый. — Запомни лишь одну аксиому. — Его взгляд словно остекленел. — Смерть не страшна, страшно её ожидание!
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Белый чуть подался вперёд и тихо сказал:
— Теперь слушай сюда…
Уже через минуту Барон забыл и про сон, и про свой остывающий на кухне чифирь, и про давешнюю обиду. После того, что он услышал, у него отныне по гроб больше не было права делать Белому никаких предъяв. Даже самых малюсеньких. Даже мысленно!
— Ты всё понял?
— Вроде да.
— Значит, сейчас пьёшь свой «нектар» и едешь прямо туда. Я выеду через час с Лосем и буду ждать тебя на хате. Привезёшь этого вилялу в перьях, проводишь ко мне, сам вернёшься в машину.[41]
— А Лось?
Белый достал сигарету, закурил и только потом ответил:
— Лось отвезёт меня и — назад. Там он нам, само собой, не нужен. Ещё вопросы есть?
— Нет, вроде.
— Тогда — действуй! — Он небрежно взял со стола и перекинул Барону конверт. — Только смотри, артист, слова выучи!
Барон забрал конверт, поднялся и направился к двери. Однако Белый снова окликнул его:
— Скажи этой, — кивнул он на кофейный столик, — пусть зайдёт и унесёт всё.
Уже через минуту, постучав, в кабинет впорхнула всё та же русалка.
— Звали, Пётр Ильич?
— Не исключено, — довольно мрачно ответил он, вставая. — Убери это.
Девушка едва заметно улыбнулась и, наклонившись, стала составлять кофейник и чашки на поднос.
Белый неспешно приблизился к ней сзади и, задрав юбку, грубо разорвал тонкий шнурок кокетливых трусиков.
* * *
Круглов с заметной обеспокоенностью погдядывал на своего начальника, остановившегося у окна вполоборота к нему.Пожалуй, ни разу ещё не доводилось ему видеть Кривошеина таким напряжённо-озабоченным и устало-удручённым. Люди выглядят так, когда им сообщают о тяжёлой болезни кого-то из родных, или на них самих обрушивается нежданный недуг, или когда они узнают о предательстве близкого человека.
При этом натуры сильные и цельные — такие, как батя — превозмогают эту боль, с молчаливым достоинством переплавляя её в крови собственного сердца. Или просто умирают — если боль оказывается сильнее…
— Что-нибудь случилось, товарищ генерал?
Кривошеин лишь хмыкнул и, не отрывая глаз от окна, кивнул головой:
— Сейчас каждый день что-нибудь случается…
Немного помолчав, он обернулся к Круглову:
— Ты тоже выглядишь неважнецки, сынок. Есть новости?
— Новостей нет пока, но есть соображения.
— Излагай. Я — на очереди.
— Во-первых, что касается конкретного подтверждения выводов по… — он запнулся, — всей этой «чертовщине». Я направил капитана Свинцова с экспертом-криминалистом на квартиру Лобанова.
— Да? И что они там будут искать?
Олег ответил не сразу. Несколько мгновений он колебался, говорить ли бате о Саныче…
— Трудно пока сказать, товарищ генерал. Я покопался в литературе, побеседовал со знающими людьми, — выкрутился он. — Если то, что удалось выяснить, подтвердится результатами экспертизы — оформлю всё документально.
— Ну-ну, — неожиданно просто согласился Кривошеин и, тяжело вздохнув, вновь посмотрел на Круглова. — А во-вторых?..
— Во-вторых, — твёрдо ответил тот, — мне не нравится полковник Белов.
Бросив прощальный взгляд на улицу, залитую солнцем, генерал зашторил окно, медленно подошёл к Олегу и, подняв на него чуть прищуренные глаза, негромко произнёс:
— Вот, сынок! Мне тоже. На эту тему давай и порассуждаем, прежде чем вновь принимать его с распростёртыми объятиями, как вчера. — Он направился к холодильнику и достал бутылку нарзана. — Будешь?
Круглов кивнул.
Иван Фёдорович налил минералку в стаканы, один из которых протянул ему, и продолжил:
— Кстати, он тебя уже разыскивал с утра пораньше.
— Да, мы с ним встречаемся через два часа. На свежем воздухе.
— Чем-то ты его сильно заинтересовал, если он не может дождаться шести часов.
— Настолько сильно, что у него в наличии оказались номера всех моих телефонов, включая домашний и мобильный.
Круглов решил пока умолчать о вчерашней слежке.
— Даже так! Значит, он пришёл во всеоружии. Так… Давай — с начала и по порядку. Он мне позвонил накануне, отрекомендовался и сказал, что интересуется делом Лобанова, который якобы находился в разработке у них совместно с чекистами из Управления экономической контрразведки…
— И это была ложь! Не более чем предлог, товарищ генерал, — не удержался Круглов, перебив своего начальника. — Будь в том нужда, они бы обратились к нам раньше за дополнительными сведениями. Да и что это за оперативная разработка, когда о смерти главного фигуранта узнают чуть ли не из средств массовой информации, а к нам и вовсе являются едва не накануне похорон?! И для чего? Выяснить подробности последнего полёта и падения несчастного самоубийцы, выкинувшегося из окна? Чушь какая-то!