Страница:
— Во-первых, напоминаю, что не выношу лести. Во-вторых, обращаю внимание на спорность данного комплимента: взгляни на себя в зеркало. А в-третьих, возвращаюсь к нашим баранам: «фото на память», скорее всего, сделали по светловидовскому заказу. Вопрос только — с какой целью?
— Кстати! — Олег достал из дипломата несколько фотографий. — Вот они — Белов с Бароном.
Саныч без особого энтузиазма взял в руки фото, однако, уже через несколько мгновений лицо его приняло сосредоточенное выражение. Он вдруг напрягся и не просмотрел даже, а изучил все фотографии, после чего выбрал лишь две и снова внимательно всмотрелся в каждую из них.
Наконец подняв заметно потемневшие глаза на Круглова, который, в свою очередь, не отрывал от него настороженно ждущего взгляда, подозрительно спокойно уточнил:
— Говоришь, это снималось сегодня днём?
Олег мельком глянул на часы.
— Теперь уже вчера. А в чём дело?
— Этот, в «Адидасе», надо полагать, Барон?
— Так точно. Но что такое?
— Ничего. Просто костюмчик, думаю, на нём уже другой. — Саныч собрал фотографии, протянул их Олегу и так же бесстрастно закончил: — Потому как на данный момент он мёртв.
— Хорошо вяжут, суки в ботах, — выдохнул один после очередной попытки если не развязать, то хоть немного ослабить верёвки. — Слушай, а что мы сидим, как два крота? Глаза-то, по крайней мере, можно «открыть»? Ну-ка наклонись…
Сорвав зубами друг с друга повязки, они осмотрелись.
— Прям как в сказке: привезли в сыр-бор — дремучий лес и бросили под ёлочкой. Машина — наша, между прочим. И ключи — в зажигании!
— По-моему, о нас забыли! Что тебе шепчет твой внутренний голос?
— Что неплохо было бы отлить.
— Это у тебя на нервной почве. Cкажи лучше, ты хоть что-нибудь понимаешь во всей этой хренотени?
— Ага. Всё, кроме одного: почему мы до сих пор живы и здоровы.
— Ты слышал?
— Да, кто-то стрелял, похоже…
— Тихо!.. Машина отъехала.
— Смотри — там, в ельнике!
Действительно, из-за елей неподалёку осторожно выглянул человек, и, крадучись от дерева к дереву в полумраке ночного леса, направился к их машине. В руке у него определённо был пистолет.
Приблизившись на достаточное расстояние и убедившись, что в машине никого, кроме них двоих, нет, человек этот открыл дверцу и откинул сиденье.
— Выходите!
— Товарищ полковник! Но у нас и ноги связаны!
— Давайте сюда! — В руках Белова сверкнуло лезвие ножа. — Приподнимите…
Наконец, оба пленника вылезли из машины и смогли размять затекшие руки и ноги.
— За мной, быстро!
— А машина, товарищ полковник?!
— За мной, старлей!
Уже через минуту они остановились у распростёртого на траве тела.
— Обыщите, я не успел, — приказал Белов, осматриваясь по сторонам и по-прежнему не опуская оружия. — Вон там его ждала машина…
— Наши удостоверения! — радостно воскликнул один из бывших пленников, выворачивая карманы убитого. — Пистолет… старый «ТТ»… Шприц… Похоже, он был наркоманом! Во! Это же тот тип, что меня допросить пытался.
— Точно! И со мною он хотел «побеседовать»…
— Так, больше ничего интересного? — прервал их «освободитель». — Тогда давайте обратно в машину и езжайте за мной!
Они сидели за столиком небольшого придорожного кафе на Приморском шоссе, и Белов с полуулыбкой-полуусмешкой наблюдал, как освобождённые им агенты расправляются со вторым шашлыком.
— Судя по вашему аппетиту, покойник был не очень гостеприимен.
— Поголодать иногда тоже невредно, — откликнулся один из молодых людей. — А есть там мы так и так не стали бы — кто их знает, что подмешают?!
— Здесь вы не совсем правы, лейтенант. — Белов отпил несколько глотков вина из своего бокала. — Если б они захотели, то вкололи бы вам всё, что угодно, без особых фокусов. А организм вообще и мозг, в частности, нужно питать. Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Сейчас вы отправитесь отдыхать и отсыпаться, а завтра, точнее, уже сегодня, в одиннадцать ноль-ноль жду вас у себя. К тому времени, думаю, убитого мною наркомана идентифицируют. Но не это главное…— Он сделал паузу и — в который раз! — перевёл глаза с одного на другого. — Основная задача — подробно задокументировать все детали и обстоятельства происходившего после того, как объект был взят вами под наблюдение: куда ездил, что делал, с кем встречался… Вы же понимаете, что нападение на вас не могло быть случайным? Совсем замечательно было бы, если б удалось опознать кого-то из бандитов, участвовавших в вашем похищении. Я надеюсь, не нужно объяснять, насколько это всё серьёзно и важно?..
Круглов явно не ожидал подобной реакции.
— Извини, Саныч! Не предполагал, что моя просьба рассердит тебя.
— Я и не думаю сердиться. И дело не в просьбе: чем могу — помогу, как говорится. Только я пытался уже тебе объяснить, что изначально не согласен с твоим подходом в принципе. Ты же — как тетерев на току.
— Что именно тебя не устраивает?
— Приоритеты, Олег. Я ещё вчера тебе советовал определиться с тем, кто на самом деле враг. Сейчас вроде окончательно понятно, что это твой эфэсбэшник. А ты опять просишь помочь в поиске теперь какого-то прибалта! Почему прибалта, а не австралийца, например? И главное — для чего? Ну не может быть такого, чтобы противник твоего врага являлся одновременно и твоим недругом! Не говоря уже о том, что этот ресторанный выпендрёжник — совсем не обязательно тот самый «дядя Икс». Предупредить Монаха о грозящей опасности и затем самому же его угробить — спорная логика. Информацией он, безусловно, владел. Однако, это единственное, что можно утверждать наверняка.
— Плюс внешность, рост, примерный возраст, акцент…
— Ага. Имя не забудь! Очень существенные приметы, — перебил Саныч с лёгким акцентом. — И прицепить их можно — к кому угодно. У меня, например, рост — 193. Ты — ненамного ниже. И по возрасту оба — в самый раз. — Тон его оставался таким же спокойным, лишь во взгляде — в который раз! — что-то неуловимо изменилось. — Но я, повторяю, сильно сомневаюсь как в том, что он, а не какая-нибудь старушка, является пресловутым «иксом», так и в том, что их вообще нужно искать.
— Как ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь, — снова не дал Олегу договорить Саныч. — Предположим, начнёшь ты сейчас рыскать по всем родильным домам, абортариям и моргам — о кладбищах молчу, не заикаюсь — и выяснять, когда и кто именно взял там необходимый «материал». Идея сама по себе абсурдная. Уверяю тебя, подавляющее большинство медсестёр и санитарок попросту никогда не сознаются, что подрабатывают таким образом. Но даже если допустить, что на них нападёт эпидемия правдивости и раскаяния, тебе и двадцати лет не хватит, чтобы разыскать-опросить хотя бы небольшую часть тех старушек и «тётенек с дяденьками», которые промышляют ныне подобными делами. Наконец, совсем уже из области фантастики. Предположим, установил ты этого или эту «икс». Я тебя вчера ещё спрашивал: что дальше? Полнейшая бессмыслица! О нашей договорённости по поводу посещения Агаты тоже молчу застенчиво — ты об этом, судя по всему, вообще забыл.
— Не то, что забыл. Просто у меня и в церковь-то заехать не было времени…
— Это не оправдание, майн фройнд. Ты беспардонно нарушил самый первый — чтоб не сказать предварительный и главный — пункт нашего соглашения. А теперь — так, между прочим — просишь поворожить, да ещё после полуночи!
— Саныч, я же не знаю всех ваших «тонкостей»!
— Вот именно, — неожиданно улыбнулся тот. — Потому-то и должо н бы точно выполнять все «предписания». Ты никогда не задумывался, почему врачей в средние века считали слугами дьявола и, как колдунов, сжигали на кострах? Ты ж следователь, неужели не улавливаешь аналогии? Вся разница в том, что врачу нужно почти семь лет учиться, а потом полжизни овладевать полученными знаниями. Здесь же знания — или веда — передаются, переходят по роду, как правило, ещё в детстве. Поэтому и результаты — не в пользу банальной, традиционной медицины. У любой старушки, как бы её ни называли: знахаркой, колдуньей или ведьмой — есть целая аптека из различных трав, настоек и порошков.
— У тебя тоже?
Круглов шутливо осмотрелся по сторонам.
— У меня? — Саныч вздёрнул бровь и, помолчав пару мгновений, продолжил с олимпийским спокойствием: — Кровь или кладбищенская земля, завязки от покойника или соответствующим образом обработанная фотография — составляющие того же «аптечного» ряда. И медицина, даже самая современная, бессильна предпринять что-либо против.
— Всё это безумно интересно, — мотнул головой Олег. — С меня даже усталость — как рукой сняло.
— Тем не менее сварю ещё кофе, пожалуй, — сказал Саныч, вставая и потягиваясь. — Я ведь тебе всё это рассказываю не для удовлетворения твоего интереса, а для того, чтобы ты уразумел, наконец: твоё маниакальное стремление найти пресловутого «икса», утопичное само по себе, не просто бесперспективно и бессмысленно, но теперь уже и не очень морально.
— То есть? Ты о чём?
— О чувстве и мере ответственности, друг мой, как ни банально сие звучит. Знаешь, мне в этот раз удивительно «везёт» на «попадания». Не успел выйти из самолёта около шести вечера, как был задержан одним старлеем, начальником пограничной смены в Пулково. Этот, как потом выяснилось, генеральский сынок «обиделся», когда я посмел сделать замечание, прождав паспортного контроля битых полтора часа! Он поманил меня пальчиком и потребовал документы. Я, не трогаясь с места, ответил, что готов предъявить ему паспорт, но здесь же, при свидетелях, в присутствии других пассажиров. Так этот хмырёнок заявил, что я отказался подчиниться требованию офицера пограничной стражи и вызвал наряд милиции. Спасибо менты в разуме оказались: если бы, говорят, от него — от меня, то есть — хотя бы пахло (я их потом пивком угостил — пусть сами «благоухают»)… Короче, забирать не стали. Тогда сей паскудник с глазами садиста продержал меня у себя в кабинете до полуночи! Грозился составить протокол чуть не о нарушении государственной границы. Понимаешь? Проводил «воспитательную работу» со мной — годящимся ему в отцы по возрасту и имеющим за плечами двадцатилетний педагогический стаж! Я терпел до последнего, но в конце концов не выдержал… Нет, вслух ничего не сказал. Даже, кажется, извинился и пообещал никогда больше границу не нарушать. Однако, про себя пожелал ему много и от души. А душа у меня, ты же знаешь, широкая, как Невский проспект. Так что теперь он устанет по венерологам и сексопатологам бегать.
— Прости, но я опять не совсем понял, к чему ты об этом? Какая связь?
— Самая непосредственная. На чужом примере просто более наглядно. Ты можешь сказать, кто в данном случае виноват в большей степени? Этот юный мерзавец-старлей, за здорово живёшь измывавшийся надо мной в течение нескольких часов, или я, в тайном гневе своём сделавший его на всю жизнь «несостоятельно-стоятельным» в сексуальном плане?
Круглов лишь молча улыбнулся и покачал головой.
— Не можешь ответить? — продолжил Саныч, наливая кофе. — Тогда вернёмся к твоей ситуации. Я предупредил тебя накануне о степени возможной опасности в случае этой «погони за призраком». Сказал не только о желательности, но и об обязательности предварительной защиты, о том, что ты автоматически можешь подвергнуть не меньшему риску и своих родных. Настоятельно рекомендовал, если не отказаться от этой затеи, то хотя бы подождать, подготовиться. Дал адрес Агаты, продиктовал список необходимых действий и вещей, которые потребуются. И что в результате?
— Клятвенно обещаю завтра же… — начал было Олег, подняв руку.
Однако Саныч вновь перебил его, на сей раз не приняв весёлого тона:
— А теперь положи на одну чашу весов выполненный кем-то «заказ», вследствие чего стало несколькими бандитами меньше, а на другую — собственный поступок. Ведь ты заведомо знал, на что обрекаешь не самых худших своих сотрудников! И тем не менее послал их, образно говоря, «добывать стронций голыми руками». Так чьи же действия более моральны, по-твоему?..
Глава 50
Глава 51
— Кстати! — Олег достал из дипломата несколько фотографий. — Вот они — Белов с Бароном.
Саныч без особого энтузиазма взял в руки фото, однако, уже через несколько мгновений лицо его приняло сосредоточенное выражение. Он вдруг напрягся и не просмотрел даже, а изучил все фотографии, после чего выбрал лишь две и снова внимательно всмотрелся в каждую из них.
Наконец подняв заметно потемневшие глаза на Круглова, который, в свою очередь, не отрывал от него настороженно ждущего взгляда, подозрительно спокойно уточнил:
— Говоришь, это снималось сегодня днём?
Олег мельком глянул на часы.
— Теперь уже вчера. А в чём дело?
— Этот, в «Адидасе», надо полагать, Барон?
— Так точно. Но что такое?
— Ничего. Просто костюмчик, думаю, на нём уже другой. — Саныч собрал фотографии, протянул их Олегу и так же бесстрастно закончил: — Потому как на данный момент он мёртв.
* * *
Прошло с четверть часа, как их, с завязанными глазами и связанных, привезли сюда и оставили в машине. Тот факт, что сутки спустя они снова оказались вместе, не мог не радовать.— Хорошо вяжут, суки в ботах, — выдохнул один после очередной попытки если не развязать, то хоть немного ослабить верёвки. — Слушай, а что мы сидим, как два крота? Глаза-то, по крайней мере, можно «открыть»? Ну-ка наклонись…
Сорвав зубами друг с друга повязки, они осмотрелись.
— Прям как в сказке: привезли в сыр-бор — дремучий лес и бросили под ёлочкой. Машина — наша, между прочим. И ключи — в зажигании!
— По-моему, о нас забыли! Что тебе шепчет твой внутренний голос?
— Что неплохо было бы отлить.
— Это у тебя на нервной почве. Cкажи лучше, ты хоть что-нибудь понимаешь во всей этой хренотени?
— Ага. Всё, кроме одного: почему мы до сих пор живы и здоровы.
— Ты слышал?
— Да, кто-то стрелял, похоже…
— Тихо!.. Машина отъехала.
— Смотри — там, в ельнике!
Действительно, из-за елей неподалёку осторожно выглянул человек, и, крадучись от дерева к дереву в полумраке ночного леса, направился к их машине. В руке у него определённо был пистолет.
Приблизившись на достаточное расстояние и убедившись, что в машине никого, кроме них двоих, нет, человек этот открыл дверцу и откинул сиденье.
— Выходите!
— Товарищ полковник! Но у нас и ноги связаны!
— Давайте сюда! — В руках Белова сверкнуло лезвие ножа. — Приподнимите…
Наконец, оба пленника вылезли из машины и смогли размять затекшие руки и ноги.
— За мной, быстро!
— А машина, товарищ полковник?!
— За мной, старлей!
Уже через минуту они остановились у распростёртого на траве тела.
— Обыщите, я не успел, — приказал Белов, осматриваясь по сторонам и по-прежнему не опуская оружия. — Вон там его ждала машина…
— Наши удостоверения! — радостно воскликнул один из бывших пленников, выворачивая карманы убитого. — Пистолет… старый «ТТ»… Шприц… Похоже, он был наркоманом! Во! Это же тот тип, что меня допросить пытался.
— Точно! И со мною он хотел «побеседовать»…
— Так, больше ничего интересного? — прервал их «освободитель». — Тогда давайте обратно в машину и езжайте за мной!
Они сидели за столиком небольшого придорожного кафе на Приморском шоссе, и Белов с полуулыбкой-полуусмешкой наблюдал, как освобождённые им агенты расправляются со вторым шашлыком.
— Судя по вашему аппетиту, покойник был не очень гостеприимен.
— Поголодать иногда тоже невредно, — откликнулся один из молодых людей. — А есть там мы так и так не стали бы — кто их знает, что подмешают?!
— Здесь вы не совсем правы, лейтенант. — Белов отпил несколько глотков вина из своего бокала. — Если б они захотели, то вкололи бы вам всё, что угодно, без особых фокусов. А организм вообще и мозг, в частности, нужно питать. Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Сейчас вы отправитесь отдыхать и отсыпаться, а завтра, точнее, уже сегодня, в одиннадцать ноль-ноль жду вас у себя. К тому времени, думаю, убитого мною наркомана идентифицируют. Но не это главное…— Он сделал паузу и — в который раз! — перевёл глаза с одного на другого. — Основная задача — подробно задокументировать все детали и обстоятельства происходившего после того, как объект был взят вами под наблюдение: куда ездил, что делал, с кем встречался… Вы же понимаете, что нападение на вас не могло быть случайным? Совсем замечательно было бы, если б удалось опознать кого-то из бандитов, участвовавших в вашем похищении. Я надеюсь, не нужно объяснять, насколько это всё серьёзно и важно?..
* * *
— Олег, ты не перестаёшь меня удивлять, — со вздохом произнёс Саныч. — Если у тебя нет других проблем, кроме как заниматься расследованием смертей всех этих бандюганов, которые никогда не устанут мочить друг друга, то я готов, пожалуй, ответить, почему некоторые из твоих одноклассников предпочли обратиться за помощью к Светловидову, а не к тебе.Круглов явно не ожидал подобной реакции.
— Извини, Саныч! Не предполагал, что моя просьба рассердит тебя.
— Я и не думаю сердиться. И дело не в просьбе: чем могу — помогу, как говорится. Только я пытался уже тебе объяснить, что изначально не согласен с твоим подходом в принципе. Ты же — как тетерев на току.
— Что именно тебя не устраивает?
— Приоритеты, Олег. Я ещё вчера тебе советовал определиться с тем, кто на самом деле враг. Сейчас вроде окончательно понятно, что это твой эфэсбэшник. А ты опять просишь помочь в поиске теперь какого-то прибалта! Почему прибалта, а не австралийца, например? И главное — для чего? Ну не может быть такого, чтобы противник твоего врага являлся одновременно и твоим недругом! Не говоря уже о том, что этот ресторанный выпендрёжник — совсем не обязательно тот самый «дядя Икс». Предупредить Монаха о грозящей опасности и затем самому же его угробить — спорная логика. Информацией он, безусловно, владел. Однако, это единственное, что можно утверждать наверняка.
— Плюс внешность, рост, примерный возраст, акцент…
— Ага. Имя не забудь! Очень существенные приметы, — перебил Саныч с лёгким акцентом. — И прицепить их можно — к кому угодно. У меня, например, рост — 193. Ты — ненамного ниже. И по возрасту оба — в самый раз. — Тон его оставался таким же спокойным, лишь во взгляде — в который раз! — что-то неуловимо изменилось. — Но я, повторяю, сильно сомневаюсь как в том, что он, а не какая-нибудь старушка, является пресловутым «иксом», так и в том, что их вообще нужно искать.
— Как ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь, — снова не дал Олегу договорить Саныч. — Предположим, начнёшь ты сейчас рыскать по всем родильным домам, абортариям и моргам — о кладбищах молчу, не заикаюсь — и выяснять, когда и кто именно взял там необходимый «материал». Идея сама по себе абсурдная. Уверяю тебя, подавляющее большинство медсестёр и санитарок попросту никогда не сознаются, что подрабатывают таким образом. Но даже если допустить, что на них нападёт эпидемия правдивости и раскаяния, тебе и двадцати лет не хватит, чтобы разыскать-опросить хотя бы небольшую часть тех старушек и «тётенек с дяденьками», которые промышляют ныне подобными делами. Наконец, совсем уже из области фантастики. Предположим, установил ты этого или эту «икс». Я тебя вчера ещё спрашивал: что дальше? Полнейшая бессмыслица! О нашей договорённости по поводу посещения Агаты тоже молчу застенчиво — ты об этом, судя по всему, вообще забыл.
— Не то, что забыл. Просто у меня и в церковь-то заехать не было времени…
— Это не оправдание, майн фройнд. Ты беспардонно нарушил самый первый — чтоб не сказать предварительный и главный — пункт нашего соглашения. А теперь — так, между прочим — просишь поворожить, да ещё после полуночи!
— Саныч, я же не знаю всех ваших «тонкостей»!
— Вот именно, — неожиданно улыбнулся тот. — Потому-то и должо н бы точно выполнять все «предписания». Ты никогда не задумывался, почему врачей в средние века считали слугами дьявола и, как колдунов, сжигали на кострах? Ты ж следователь, неужели не улавливаешь аналогии? Вся разница в том, что врачу нужно почти семь лет учиться, а потом полжизни овладевать полученными знаниями. Здесь же знания — или веда — передаются, переходят по роду, как правило, ещё в детстве. Поэтому и результаты — не в пользу банальной, традиционной медицины. У любой старушки, как бы её ни называли: знахаркой, колдуньей или ведьмой — есть целая аптека из различных трав, настоек и порошков.
— У тебя тоже?
Круглов шутливо осмотрелся по сторонам.
— У меня? — Саныч вздёрнул бровь и, помолчав пару мгновений, продолжил с олимпийским спокойствием: — Кровь или кладбищенская земля, завязки от покойника или соответствующим образом обработанная фотография — составляющие того же «аптечного» ряда. И медицина, даже самая современная, бессильна предпринять что-либо против.
— Всё это безумно интересно, — мотнул головой Олег. — С меня даже усталость — как рукой сняло.
— Тем не менее сварю ещё кофе, пожалуй, — сказал Саныч, вставая и потягиваясь. — Я ведь тебе всё это рассказываю не для удовлетворения твоего интереса, а для того, чтобы ты уразумел, наконец: твоё маниакальное стремление найти пресловутого «икса», утопичное само по себе, не просто бесперспективно и бессмысленно, но теперь уже и не очень морально.
— То есть? Ты о чём?
— О чувстве и мере ответственности, друг мой, как ни банально сие звучит. Знаешь, мне в этот раз удивительно «везёт» на «попадания». Не успел выйти из самолёта около шести вечера, как был задержан одним старлеем, начальником пограничной смены в Пулково. Этот, как потом выяснилось, генеральский сынок «обиделся», когда я посмел сделать замечание, прождав паспортного контроля битых полтора часа! Он поманил меня пальчиком и потребовал документы. Я, не трогаясь с места, ответил, что готов предъявить ему паспорт, но здесь же, при свидетелях, в присутствии других пассажиров. Так этот хмырёнок заявил, что я отказался подчиниться требованию офицера пограничной стражи и вызвал наряд милиции. Спасибо менты в разуме оказались: если бы, говорят, от него — от меня, то есть — хотя бы пахло (я их потом пивком угостил — пусть сами «благоухают»)… Короче, забирать не стали. Тогда сей паскудник с глазами садиста продержал меня у себя в кабинете до полуночи! Грозился составить протокол чуть не о нарушении государственной границы. Понимаешь? Проводил «воспитательную работу» со мной — годящимся ему в отцы по возрасту и имеющим за плечами двадцатилетний педагогический стаж! Я терпел до последнего, но в конце концов не выдержал… Нет, вслух ничего не сказал. Даже, кажется, извинился и пообещал никогда больше границу не нарушать. Однако, про себя пожелал ему много и от души. А душа у меня, ты же знаешь, широкая, как Невский проспект. Так что теперь он устанет по венерологам и сексопатологам бегать.
— Прости, но я опять не совсем понял, к чему ты об этом? Какая связь?
— Самая непосредственная. На чужом примере просто более наглядно. Ты можешь сказать, кто в данном случае виноват в большей степени? Этот юный мерзавец-старлей, за здорово живёшь измывавшийся надо мной в течение нескольких часов, или я, в тайном гневе своём сделавший его на всю жизнь «несостоятельно-стоятельным» в сексуальном плане?
Круглов лишь молча улыбнулся и покачал головой.
— Не можешь ответить? — продолжил Саныч, наливая кофе. — Тогда вернёмся к твоей ситуации. Я предупредил тебя накануне о степени возможной опасности в случае этой «погони за призраком». Сказал не только о желательности, но и об обязательности предварительной защиты, о том, что ты автоматически можешь подвергнуть не меньшему риску и своих родных. Настоятельно рекомендовал, если не отказаться от этой затеи, то хотя бы подождать, подготовиться. Дал адрес Агаты, продиктовал список необходимых действий и вещей, которые потребуются. И что в результате?
— Клятвенно обещаю завтра же… — начал было Олег, подняв руку.
Однако Саныч вновь перебил его, на сей раз не приняв весёлого тона:
— А теперь положи на одну чашу весов выполненный кем-то «заказ», вследствие чего стало несколькими бандитами меньше, а на другую — собственный поступок. Ведь ты заведомо знал, на что обрекаешь не самых худших своих сотрудников! И тем не менее послал их, образно говоря, «добывать стронций голыми руками». Так чьи же действия более моральны, по-твоему?..
Глава 50
И снова была ночь… (Окончание)
— Я тебе задал этот вопрос совсем не для того, чтобы обидеть или расстроить. Просто в жизни всё относительно. А мораль — более, чем что-либо. Делать грязную работу (согласись, твою работу чистой не назовёшь, про меня вообще говорить не приходится) и не запачкаться — невозможно в принципе. Эта теорема так давно и настолько подробно доказана, что уже перешла в разряд аксиом. Ты помог мне, безвинному правдолюбцу, выбраться из лап милицейских подонков. Однако для этого, строго говоря, использовал служебное положение. Я, помнится, уже спрашивал: смог бы ты меня выручить, не работай в милиции? — Саныч сделал пару глотков кофе, не сводя с Олега глаз. — А сколько бандитов в милицейских погонах по всей стране продолжают обирать людей, фальсифицировать дела и сажать невиновных только потому, что у тех нет ни денег откупиться, ни учеников, способных придти на помощь?
Он не спеша допил кофе, поставил чашку и почти заговорщицки наклонился вперёд:
— Заметь, я не говорю — учеников-милиционеров. Поскольку, не будь тебя, я бы ни секунды не задумался обратиться к другому ученику. И он бы «вытащил» меня не менее успешно. Хотя, может, и не с такими плачевными последствиями для тех же негодяев. Впрочем, ты это всё отлично знаешь и сам.
— Я надеюсь, ты не хочешь сказать, — нахмурился Круглов, — что пособил бы и Белому, попроси он тебя?
— Я надеюсь, Чёрный, ты не хочешь сказать, — в тон ему отозвался учитель, — что, окажись на моём месте в ментовском «заборнике» кто-то другой, такой же безвинный, ты бы ему не помог? — Саныч слегка усмехнулся и взглянул на часы. — По-моему, наш разговор обретает признаки «сказки про белого бычка».
Лось явился около трёх часов ночи.
Не забыв про закладку, Белый аккуратно закрыл книгу и положил на стол.
— Ну что? — поднял он глаза на своего нового «адъютанта».
— Аллес-гемалес, — блеснул тот фиксой. — Всё в лучшем виде! Вкололи дозу, гаишников проехали без приключений, довезли до самого дома. Во двор въезжать не стали, оставили его машину на улице — чтоб не светиться лишний раз, а то там видеокамеры. С собой дали дури — на неделю вперёд. Ты б слышал, как он благодарил, к Паше целоваться полез на радостях!
— Хорошо, — голос Светловидова звучал абсолютно спокойно. — А какими новостями, напоследок, побаловал Барон?
— Особо толкового ничего. Нёс что-то про ФСБ, которая теперь прикроет нас от ментов, и всё время твердил, что это большая тайна… Похоже, ты оказался прав, как всегда: затея с этими двумя янычарами[48] — лажа, отвлекающий манёвр. На самом деле купили они Барона. Я только не понял, зачем было переть его туда, рисковать…
— Ещё один непонятливый! — перебил Белый, сверкнув глазами. — Объясняю… Но учти: в первый и последний раз! Потому что понимать должен только я, а все, кто со мной, включая тебя, должны выполнять — по-тихому и быстро! — Он чувствовал себя явно в ударе: за последние двое суток импровизации удавались, как никогда. — Итак, тебе неясно, зачем надо было подкладывать Барона довеском к эфэсбэшникам, которых мы в целости и сохранности вернули обратно? Чтобы эти новые друзья сами его урыли! На кой он им, расколотый, сдался? Они себе в зачёт очередного грохнутого авторитета запишут, а на нас позора не будет за друга ссученного. Мне только предъявы на сходе не хватало!
Белый сделал паузу, устремив на Лося многозначительный взгляд:
— Доверить такое я мог только надёжному кенту, вроде тебя. Который, даже чего-то не понимая, умеет молчать. Просто из чувства самосохранения.
Он слегка улыбнулся — одними губами — и, как ни в чём не бывало, продолжил:
— Так значит, всё прошло чисто? Братки тебя не видели с твоей «ношей»?
— Будь спокоен. Я же их предупредил, что ждать долго не смогу. Дык, они, как только тех двоих на место доставили, сами припустили так, что я их потом и на тачке еле догнал.
— Ладно, иди отдыхай. И обмозгуй всё, что я сказал — на будущее.
Однако сейчас не было ни сил, ни желания рыться в памяти. В замутнённом сознании уже пульсировал ставший таким знакомым и привычным, пока едва-едва, но всё-таки различимый сигнал «SOS!!!». Тот самый сигнал, который он когда-то — так образно и красиво — назвал в одном из своих фильмов «зовом бездны»!
Намотав цепочку на большой палец ноги, он не без труда вытащил наконец пробку. Затем той же ногой открыл кран с горячей водой и заткнул сливное отверстие пяткой. Вода стала уходить медленнее и заметно потеплела.
Он устал мёрзнуть. В последние дни ему постоянно было холодно. Лишь после задвижки, когда он «улетал», холод отступал. Ненадолго. До следующего «приземления». И очередного кумара, который снова превращал его в кусок льда. В замороженного покойника. Мертвеца, не чувствующего ничего. Кроме страха. Страха и боли…
Только они — болезненный страх и страшная боль — выводили из оцепенения, прострации, небытия. А потом — вопли… Его вопли… И нытьё… И унизительные мольбы… И ломка…
Кошмар бессонных ночей… Строгий взгляд Алёны — с белой стены напротив… Пляшущие на другой стене тёмной подвальной камеры «экшн»-кадры собственного «суперреалистического кино»: перекошенные страданием лица насилуемых, извивающиеся обнажённые тела, литые, блестящие бицепсы монстров-садистов, полные муки глаза онемевших от ужаса девочек…
И наконец — спасительная доза! И радость очередного «улёта» — блаженного отрыва, великой иллюзии забвения бытия…
— Так, я, вроде, уже подумал.
Круглов проводил взглядом своего бывшего учителя, который, взяв чашки, поставил их в мойку.
— «Вроде Володи, похоже на Фому», — усмехнулся Саныч. — А Медичи нужна конкретика. И не зацикливайся на своём «иксе», к нему мы вернёмся позже — отдельно посмотрим.
— Медичи? Что-то знакомое… — Олег наморщил лоб. — Кажется, фильм был такой: «Ларец Марии Медичи».
— Есть такой фильм. Только я имел в виду не детективную сказку Еремея Парнова, а вполне серьёзный карточный расклад. Он о многом может поведать — при том, что почти никогда не сходится. Как утверждает легенда, у самой Медичи её пасьянс сложился лишь дважды: накануне коронации и в ночь перед казнью…
Саныч зачем-то полностью открыл форточку, после чего зажёг свечу и погасил свет.
Молочный сумрак тут же заполнил почти всё пространство кухни. И только квадрат стола, освещённый ровным, но живым пламенем, успешно противостоял этому неожиданному натиску белой июньской ночи.
Олег вдруг ощутил некое странное и абсолютно новое, неведомое доселе чувство, которое вряд ли сумел бы описать словами. А Саныч… Саныч молча взял у него колоду и, ещё раз перетасовав, сосредоточенно-спокойно начал поочереди выкладывать карты в одну сплошную линию, в каком-то определённом, только ему известном порядке. Закончив, он зачем-то пересчитал звенья образовавшейся карточной цепочки, удовлетворённо хмыкнул и поднял на Олега блестящие глаза:
— Могу сразу сказать, что скучать в ближайшее время тебе не придётся. Будь готов к большому количеству сюрпризов и неожиданностей, причём не только однозначно приятных.
Он принялся вновь рассматривать карты и через минуту продолжил:
— Хотя в итоге, так или иначе, ты окажешься в выигрыше — и выигрыш этот будет весьма солидным — потери также неизбежны. Однако от тебя лично здесь пока мало что зависит…
Он не спеша допил кофе, поставил чашку и почти заговорщицки наклонился вперёд:
— Заметь, я не говорю — учеников-милиционеров. Поскольку, не будь тебя, я бы ни секунды не задумался обратиться к другому ученику. И он бы «вытащил» меня не менее успешно. Хотя, может, и не с такими плачевными последствиями для тех же негодяев. Впрочем, ты это всё отлично знаешь и сам.
— Я надеюсь, ты не хочешь сказать, — нахмурился Круглов, — что пособил бы и Белому, попроси он тебя?
— Я надеюсь, Чёрный, ты не хочешь сказать, — в тон ему отозвался учитель, — что, окажись на моём месте в ментовском «заборнике» кто-то другой, такой же безвинный, ты бы ему не помог? — Саныч слегка усмехнулся и взглянул на часы. — По-моему, наш разговор обретает признаки «сказки про белого бычка».
* * *
Пётр Ильич Светловидов почти целый вечер проспал, а теперь, поплавав в бассейне, сидел у себя в библиотеке: пил зелёный тайваньский чай с хрустящими печенюшками и читал свой любимый детектив «Круг Матерезе» Роберта Ладлэма. Он ждал.Лось явился около трёх часов ночи.
Не забыв про закладку, Белый аккуратно закрыл книгу и положил на стол.
— Ну что? — поднял он глаза на своего нового «адъютанта».
— Аллес-гемалес, — блеснул тот фиксой. — Всё в лучшем виде! Вкололи дозу, гаишников проехали без приключений, довезли до самого дома. Во двор въезжать не стали, оставили его машину на улице — чтоб не светиться лишний раз, а то там видеокамеры. С собой дали дури — на неделю вперёд. Ты б слышал, как он благодарил, к Паше целоваться полез на радостях!
— Хорошо, — голос Светловидова звучал абсолютно спокойно. — А какими новостями, напоследок, побаловал Барон?
— Особо толкового ничего. Нёс что-то про ФСБ, которая теперь прикроет нас от ментов, и всё время твердил, что это большая тайна… Похоже, ты оказался прав, как всегда: затея с этими двумя янычарами[48] — лажа, отвлекающий манёвр. На самом деле купили они Барона. Я только не понял, зачем было переть его туда, рисковать…
— Ещё один непонятливый! — перебил Белый, сверкнув глазами. — Объясняю… Но учти: в первый и последний раз! Потому что понимать должен только я, а все, кто со мной, включая тебя, должны выполнять — по-тихому и быстро! — Он чувствовал себя явно в ударе: за последние двое суток импровизации удавались, как никогда. — Итак, тебе неясно, зачем надо было подкладывать Барона довеском к эфэсбэшникам, которых мы в целости и сохранности вернули обратно? Чтобы эти новые друзья сами его урыли! На кой он им, расколотый, сдался? Они себе в зачёт очередного грохнутого авторитета запишут, а на нас позора не будет за друга ссученного. Мне только предъявы на сходе не хватало!
Белый сделал паузу, устремив на Лося многозначительный взгляд:
— Доверить такое я мог только надёжному кенту, вроде тебя. Который, даже чего-то не понимая, умеет молчать. Просто из чувства самосохранения.
Он слегка улыбнулся — одними губами — и, как ни в чём не бывало, продолжил:
— Так значит, всё прошло чисто? Братки тебя не видели с твоей «ношей»?
— Будь спокоен. Я же их предупредил, что ждать долго не смогу. Дык, они, как только тех двоих на место доставили, сами припустили так, что я их потом и на тачке еле догнал.
— Ладно, иди отдыхай. И обмозгуй всё, что я сказал — на будущее.
* * *
Он очнулся от холода и не сразу понял, в чём дело. Его знобило. Он лежал в своей ванне, в уже совсем остывшей воде, но… был дома! У себя дома! Как и когда смог он здесь очутиться?Однако сейчас не было ни сил, ни желания рыться в памяти. В замутнённом сознании уже пульсировал ставший таким знакомым и привычным, пока едва-едва, но всё-таки различимый сигнал «SOS!!!». Тот самый сигнал, который он когда-то — так образно и красиво — назвал в одном из своих фильмов «зовом бездны»!
Намотав цепочку на большой палец ноги, он не без труда вытащил наконец пробку. Затем той же ногой открыл кран с горячей водой и заткнул сливное отверстие пяткой. Вода стала уходить медленнее и заметно потеплела.
Он устал мёрзнуть. В последние дни ему постоянно было холодно. Лишь после задвижки, когда он «улетал», холод отступал. Ненадолго. До следующего «приземления». И очередного кумара, который снова превращал его в кусок льда. В замороженного покойника. Мертвеца, не чувствующего ничего. Кроме страха. Страха и боли…
Только они — болезненный страх и страшная боль — выводили из оцепенения, прострации, небытия. А потом — вопли… Его вопли… И нытьё… И унизительные мольбы… И ломка…
Кошмар бессонных ночей… Строгий взгляд Алёны — с белой стены напротив… Пляшущие на другой стене тёмной подвальной камеры «экшн»-кадры собственного «суперреалистического кино»: перекошенные страданием лица насилуемых, извивающиеся обнажённые тела, литые, блестящие бицепсы монстров-садистов, полные муки глаза онемевших от ужаса девочек…
И наконец — спасительная доза! И радость очередного «улёта» — блаженного отрыва, великой иллюзии забвения бытия…
* * *
— Держи. — Саныч собрал карты и протянул Олегу. — Подумай хорошенько над своими вопросами. И убери кошелёк со стола, — добавил он, вновь поднимаясь.— Так, я, вроде, уже подумал.
Круглов проводил взглядом своего бывшего учителя, который, взяв чашки, поставил их в мойку.
— «Вроде Володи, похоже на Фому», — усмехнулся Саныч. — А Медичи нужна конкретика. И не зацикливайся на своём «иксе», к нему мы вернёмся позже — отдельно посмотрим.
— Медичи? Что-то знакомое… — Олег наморщил лоб. — Кажется, фильм был такой: «Ларец Марии Медичи».
— Есть такой фильм. Только я имел в виду не детективную сказку Еремея Парнова, а вполне серьёзный карточный расклад. Он о многом может поведать — при том, что почти никогда не сходится. Как утверждает легенда, у самой Медичи её пасьянс сложился лишь дважды: накануне коронации и в ночь перед казнью…
Саныч зачем-то полностью открыл форточку, после чего зажёг свечу и погасил свет.
Молочный сумрак тут же заполнил почти всё пространство кухни. И только квадрат стола, освещённый ровным, но живым пламенем, успешно противостоял этому неожиданному натиску белой июньской ночи.
Олег вдруг ощутил некое странное и абсолютно новое, неведомое доселе чувство, которое вряд ли сумел бы описать словами. А Саныч… Саныч молча взял у него колоду и, ещё раз перетасовав, сосредоточенно-спокойно начал поочереди выкладывать карты в одну сплошную линию, в каком-то определённом, только ему известном порядке. Закончив, он зачем-то пересчитал звенья образовавшейся карточной цепочки, удовлетворённо хмыкнул и поднял на Олега блестящие глаза:
— Могу сразу сказать, что скучать в ближайшее время тебе не придётся. Будь готов к большому количеству сюрпризов и неожиданностей, причём не только однозначно приятных.
Он принялся вновь рассматривать карты и через минуту продолжил:
— Хотя в итоге, так или иначе, ты окажешься в выигрыше — и выигрыш этот будет весьма солидным — потери также неизбежны. Однако от тебя лично здесь пока мало что зависит…
Глава 51
Смерть не всем улыбается одинаково …
— Что случилось? Куда-то намылился? — «приветствовал» Олег вошедшего Свинцова.
— Вы прозорливы, как всегда, товарищ подполковник. А по мне, куда б ни намылиться, главное — не на кладбище.
— Так! Вот с юмором у меня сегодня опять неважно!
— Если бы только сегодня! — Свинцов подошёл и без приглашения уселся напротив. — А у меня как раз нынче никакого желания шутить.
Лишь сейчас Круглов заметил на лице своего сотрудника не бледность даже, а некую измождённость: усталый взгляд, ввалившиеся глаза, странно маленькие, почти точечные зрачки…
— Что случилось, Миша?
— Пока, очень надеюсь, ничего интересного, — попытался улыбнуться тот. — Нет, кроме шуток, я уже готов поверить во всю эту фигню в «нехорошем доме» Лба. Представляешь, сегодня всю ночь «разбега’лся», не спал ни минуты. То ли бред, то ли явь, но — полный абзац! Знаешь, как будто рассыпаешься на тысячи маленьких тараканчиков и бежишь! Причём — в разные стороны!..
— Может, ты просто заболел?
— Ага, а чем — установят при вскрытии!..
Пожалуй, только теперь, слушая рассказ и видя определённо нездоровое состояние Свинцова, Олег впервые понял, нет — осознал, сколь велика опасность, от которой предостерегал его Саныч.
Как следователь, он сумел найти, разглядеть и объяснить явление. Однако как нормальный человек и где-то материалист, успевший ещё во времена СССР сдать пару экзаменов по марксистско-ленинской философии, он не мог окончательно ни принять, ни поверить собственным объяснениям. Даже получив результаты экспертизы, явившиеся фактическим подтверждением его правоты, он — ещё вчера вечером! — относился к этому как-то отстранённо, почти гипотетически. Скорее всего, именно здесь и коренилось его страстное желание разыскать непосредственного, реально существующего, живого виновника всей этой чертовщины.
И вот теперь один из лучших его сотрудников и верных друзей являл собою зримое доказательство пресловутой опасности. И вины. Его, Круглова, персональной вины — за «стронций — голыми руками».
— …Если тот же Лоб гулял через подобные глюки, — Михаил облокотился на стол, подпёр рукой подбородок и прикрыл глаза, — я, пожалуй, понимаю его «выход в пространство». Он хоть жил один. А у меня Лилька знаешь как перепугалась, когда проснулась? Хорошо, если всё на этом закончится. А ну как проявится лёгкий побочный эффект, — он томно вздохнул, — и мои потенциальные детишки так и останутся нерождёнными?
— Не волнуйся, — ответил Олег. — Сегодня вечером поедем к доктору.
— К Степанову-Скворцову?[49] — приоткрыл один глаз Свинцов.
— Нет, горбатого лишь могила исправит!
— Да уж, — жалостливо вздохнул «горбатый», — чего другого, а чувства такта начальству не занимать…
— Всё, Миша! — Тон «начальника» не оставлял больше места для шуток. — Сейчас отправишься домой отсыпаться до вечера. А часов в семь я за тобой заеду.
— Благодетель, — прошептал Свинцов почти неслышно.
— Только вначале сходи, пожалуйста, в дежурную часть и поройся там в «ближнем» архиве. Меня интересуют сводки за последние десять суток!
— Что ищем на сей раз?
— Одинокую старушку, обнаруженную умершей в этот период.
— Не иначе, опять на шабаш летал, — вновь вздохнул Свинцов, вставая и выходя из кабинета.
Едва за ним закрылась дверь, Олег снял «служебную» трубку и набрал номер.
— Научно-технический отдел. Майор Сивак.
— Здравствуйте, Круглов беспокоит. А полковника Кирюхина, что — нет?
— Нет, товарищ подполковник. Он на срочном выезде.
Главный судмедэксперт, начальник отдела — на срочном выезде?! Олег даже растерялся.
— А что вы хотели, товарищ подполковник? Может, я могу?..
— Да, — не дал ему договорить Круглов. — Я хотел бы побеседовать с экспертом, который вчера выезжал с капитаном Свинцовым и делал анализы проб.
— Вы не могли бы назвать фамилию?
— Минуту, — Олег открыл одну из папок и перелистал бумаги. — Вот. Вы слушаете? Шалагинова М.А.
— К сожалению, Марины Анатольевны сегодня тоже нет…
— А когда она появится?
— Думаю, в ближайшие дни её не будет.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Просто у неё неожиданно заболел ребёнок, и она взяла больничный по уходу.
— Понятно. Спасибо.
«Ничего особенного…» — Круглов нахмурился и медленно повесил трубку, забыв убрать с неё руку.
— Вы прозорливы, как всегда, товарищ подполковник. А по мне, куда б ни намылиться, главное — не на кладбище.
— Так! Вот с юмором у меня сегодня опять неважно!
— Если бы только сегодня! — Свинцов подошёл и без приглашения уселся напротив. — А у меня как раз нынче никакого желания шутить.
Лишь сейчас Круглов заметил на лице своего сотрудника не бледность даже, а некую измождённость: усталый взгляд, ввалившиеся глаза, странно маленькие, почти точечные зрачки…
— Что случилось, Миша?
— Пока, очень надеюсь, ничего интересного, — попытался улыбнуться тот. — Нет, кроме шуток, я уже готов поверить во всю эту фигню в «нехорошем доме» Лба. Представляешь, сегодня всю ночь «разбега’лся», не спал ни минуты. То ли бред, то ли явь, но — полный абзац! Знаешь, как будто рассыпаешься на тысячи маленьких тараканчиков и бежишь! Причём — в разные стороны!..
— Может, ты просто заболел?
— Ага, а чем — установят при вскрытии!..
Пожалуй, только теперь, слушая рассказ и видя определённо нездоровое состояние Свинцова, Олег впервые понял, нет — осознал, сколь велика опасность, от которой предостерегал его Саныч.
Как следователь, он сумел найти, разглядеть и объяснить явление. Однако как нормальный человек и где-то материалист, успевший ещё во времена СССР сдать пару экзаменов по марксистско-ленинской философии, он не мог окончательно ни принять, ни поверить собственным объяснениям. Даже получив результаты экспертизы, явившиеся фактическим подтверждением его правоты, он — ещё вчера вечером! — относился к этому как-то отстранённо, почти гипотетически. Скорее всего, именно здесь и коренилось его страстное желание разыскать непосредственного, реально существующего, живого виновника всей этой чертовщины.
И вот теперь один из лучших его сотрудников и верных друзей являл собою зримое доказательство пресловутой опасности. И вины. Его, Круглова, персональной вины — за «стронций — голыми руками».
— …Если тот же Лоб гулял через подобные глюки, — Михаил облокотился на стол, подпёр рукой подбородок и прикрыл глаза, — я, пожалуй, понимаю его «выход в пространство». Он хоть жил один. А у меня Лилька знаешь как перепугалась, когда проснулась? Хорошо, если всё на этом закончится. А ну как проявится лёгкий побочный эффект, — он томно вздохнул, — и мои потенциальные детишки так и останутся нерождёнными?
— Не волнуйся, — ответил Олег. — Сегодня вечером поедем к доктору.
— К Степанову-Скворцову?[49] — приоткрыл один глаз Свинцов.
— Нет, горбатого лишь могила исправит!
— Да уж, — жалостливо вздохнул «горбатый», — чего другого, а чувства такта начальству не занимать…
— Всё, Миша! — Тон «начальника» не оставлял больше места для шуток. — Сейчас отправишься домой отсыпаться до вечера. А часов в семь я за тобой заеду.
— Благодетель, — прошептал Свинцов почти неслышно.
— Только вначале сходи, пожалуйста, в дежурную часть и поройся там в «ближнем» архиве. Меня интересуют сводки за последние десять суток!
— Что ищем на сей раз?
— Одинокую старушку, обнаруженную умершей в этот период.
— Не иначе, опять на шабаш летал, — вновь вздохнул Свинцов, вставая и выходя из кабинета.
Едва за ним закрылась дверь, Олег снял «служебную» трубку и набрал номер.
— Научно-технический отдел. Майор Сивак.
— Здравствуйте, Круглов беспокоит. А полковника Кирюхина, что — нет?
— Нет, товарищ подполковник. Он на срочном выезде.
Главный судмедэксперт, начальник отдела — на срочном выезде?! Олег даже растерялся.
— А что вы хотели, товарищ подполковник? Может, я могу?..
— Да, — не дал ему договорить Круглов. — Я хотел бы побеседовать с экспертом, который вчера выезжал с капитаном Свинцовым и делал анализы проб.
— Вы не могли бы назвать фамилию?
— Минуту, — Олег открыл одну из папок и перелистал бумаги. — Вот. Вы слушаете? Шалагинова М.А.
— К сожалению, Марины Анатольевны сегодня тоже нет…
— А когда она появится?
— Думаю, в ближайшие дни её не будет.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Просто у неё неожиданно заболел ребёнок, и она взяла больничный по уходу.
— Понятно. Спасибо.
«Ничего особенного…» — Круглов нахмурился и медленно повесил трубку, забыв убрать с неё руку.