Полковника поразила непроглядная темень, а сам город напоминал ему какой-то фантастический мир, из которого нет выхода. Он связался с Костиковым и тот вкратце обрисовал московскому чину обстановку. Подробности — на месте.
   Газики подъехали к застывшему темной глыбой фургону, где временно функционировал штаб операции. Костикова на месте не было, он с группой бойцов медленно, с оглядкой продвигался по лесополосе, в глубине которой находилась бывшая автобаза. Однако Платонов, которого встретил адъютант Костикова, приказал тому отвести его в расположение штурмовой группы. Вчетвером — Платонов, адъютант и два офицера, которые прибыли с полковником из Москвы, — направились в березовую рощицу. Платонов слышал, как по рации адъютант тихо переговаривался с Костиковым, назвал тому азимут направления и, видимо, делал это для того, чтобы обе группы не перестреляли в темноте друг друга.
   Покрытые росой ветки берез больно хлестали по лицам, под ногами предательски хлюпала вода — после недавно выпавших больших дождей она еще не успела уйти в землю. Мысли Платонова в это время были сфокусированы на одном: сделать так, чтобы ни один из бандитов не ушел. И не взлетел ни один параплан.
   Их негромко окликнули, однако в голосе окликавшего чувствовалась настороженность и жесткость. Адъютант ответил паролем и метров через пятнадцать они соединились с группой Костикова.
   Они были давними друзьями-однокашниками, вместе заканчивали академию КГБ, и после ее окончания часто по служебным делам виделись в Москве. Однако встреча в лесополосе не располагала к излияниям дружеских чувств. В темноте они пожали друг другу руки и уединились под плащ-палаткой, которой их накрыл адъютант Костикова. Как во время войны на передовой, они расстелили карту на сдвинутых коленях и с помощью карманного фонарика стали мороковать, какой путь избрать — лобового штурма или тихим сапом просочиться на территорию базы и там устроить резню?
   — Мы не знаем точного времени, — сказал Костиков, — и если будем медлить, они могут начать акцию. Поэтому предлагаю продвигаться тремя группами, в быстром темпе, до первого выстрела.
   — Вертолетчики готовы нас поддержать? — спросил Платонов. — Я имею в виду тот вариант, если не дай Бог первыми выпорхнут их птички.
   — Конечно, все согласовано. Можно было бы ПТУРСами уничтожить их прямо там, на базе, но этим мы обрубили бы все концы, а нам надо кого-то из них взять живым. Желательно самого Саида Ахмадова, ближайшего соратника Барса. Это позволит нам выйти на других и разведать об их дальнейших планах… Хотя будь на то моя воля, я бы их, гадов, сейчас бы стер с лица земли, как будто их никогда здесь и не было, — Костиков до боли сжал кулак, на щеках заерзали желваки.
   — Ну что ж, Игорь, с Богом, — Платонов поднялся и погасил фонарик.
   — Нет, ты, Вадим, возвращайся к фургону, — они стояли в полной тишине, в которой шепот казался оглушительным криком. — Нас не поймут наши коллеги, если узнают, что в штурме участвовал сам глава антитеррористического Центра…
   — Это их дело. Пойдем, Игорь, боюсь, время не с нами, — и Платонов перетянул автомат из-за спины, где он находился во время совещания под плащ-палаткой, себе на грудь.
   Самое гиблое дело воевать в темноте. Где враг, где свой — знает только предательская ночь. Где-то хрустнула ветка и туда же сразу же направляются стволы, где-то шерохнулась потревоженная птаха и тогда надо мгновенно решать — нажимать на спусковой крючок или не пороть горячки и еще мгновение-другое выждать… А если промедлишь, упустишь мгновение и оно станет последним в твоей жизни? В темноте не подашь напарнику знак рукой, глазами, головой, то есть не подскажешь «немым языком» , которому обучены разведчики и диверсанты. А с помощью этого языка можно ох как много сказать: и остановить у смертельной черты, и показать куда сделать следующий шаг, и предупредить о том, кто притаился за деревом или приготовился к прыжку из-за ближайшей кочки…

20. Воронеж. Штурм автобазы.

   Саид с нетерпением ждал сигнала от Резо. Он беспрестанно курил, пытался разговаривать с Вахтангом, но тут же бросал взгляд на часы, прерывал разговор, начиная внимательно к чему-то прислушиваться. И немного отлегло от сердца, когда прогремел взрыв, и находящийся на крыше Хаджиев радостно объявил, что «свет потух». Правда не прошло и пяти минут, как со стороны Нововоронежа послышался еще один взрыв, но как показалось Саиду, его сила не соответствовала тому количеству тротила, который был уложен в багажник «форда». «Это что-то другое», — подумал Ахмадов и начал с помощью «моторолы» связываться с Резо. Но тот молчал, хотя по договоренности с ним, после диверсии он сам должен был связаться с Ахмадовым и подтвердить, что операция прошла успешно.
   Он подошел к Вахтангу, который в это время раскладывал пасьянс с помощью лежащих на газете малоформатных игральных карт, и сказал ему, что Резо не отвечает.
   — Подождем еще, — проговорил грузин, не поднимая от карт лица, — может, у них нет времени на разговоры.
   — Ты слышал второй взрыв?
   — Слышал. Все в порядке…
   — Нет, не все, — Саид присел на корточки возле керосинового фонаря «летучая мышь». — Это не тот взрыв, который нам нужен. Это все равно, что стрелять через глушитель…
   — Надо учитывать расстояние, водозабор находится значительно дальше подстанции.
   Саид с сомнением покачал головой. Своим хищным нутром он ощутил змеей подкрадывающуюся тревогу.
   — Если у Резо сорвалось, нам надо менять план, — сказал Ахмадов. — Нужно начинать раньше, не ждать поздней ночи.
   — Я не против, — Вахтанг одним движением смел с газеты карты и поднялся во весь свой гигантский рост. — У нас в принципе все готово, но если мы выступим раньше сорвется эффект возмездия…
   — Что ты имеешь в виду?
   — Я имею в виду Волгоград, где твой племянник в три ночи должен поднять в воздух ГЭС… Ты же знаешь, какое значение Барс придает таким мелочам…
   — Здесь командую я, — отрезал Саид и отправился проверять посты.
   Еще днем он развел часовых по их местам — в пятидесяти метрах от базы. Одновременно с этим его люди ставили в лесополосе растяжки, минные ловушки, а на дороге, хотя и заросшей травой и давно неиспользованной, заложили четыре парных фугаса. А когда над базой пролетел вертолет, Саид забеспокоился, и хотя вертушка прошла не над самой базой, а чуть в стороне, ему показалось это далеко не случайным. И чтобы не искушать судьбу, Саид, посовещавшись с Вахтангом, снарядил двоих бойцов ручными противоздушными ракетами «Стрела» , выдвинув их в том направлении, откуда появился вертолет.
   Сначала он поднялся на крышу, где бодрствовал дагестанец Хаджиев. С ним Саид уже давно знаком, много вместе воевали и знает его ненасытную натуру убийцы. Он по-русски спросил у него — не холодно ли на крыше и Хаджиев бойко отрапортовал, что, мол, все в порядке… На шее у него висел прибор ночного видения, в руках — автомат «узи» с оптическим прицелом. Ахмадов спросил у Хаджиева — не видел ли он с крыши зарево от второго взрыва? Нет, тот заметил только первый взрыв и указал направление. И повторил, что видел, как «свет потух «.
   И хотя ночь немного скрадывалась звездным безоблачным небом, Саиду потребовалось немалого труда разыскать первый пост. На его тихий вызов «Беркут» из кустов так же тихо ответил еще мальчишеский голос «Ласточка». Это был молодой пацан, осетин, смуглый и белозубый, но уже прошедший боевое крещение и познавший первые смерти… Он, как и Хаджиев, был вооружен автоматом и прибором ночного виденья.
   На втором посту стоял Николеску. То ли от холода, то ли от страха у него дробно стучали зубы и Саиду это не понравилось. Однако по опыту он знал, что есть люди, которые перед боем расслабляются вплоть до поноса, а когда начинается дело, показывают мужество и железную стойкость.
   Саид протянул Николеску только что зажженную сигарету с порцией анаши..
   — Затянись, согреешься… Ты хорошо знаешь Алика… Воропаева? — резко сменил тему Саид. И в наступившей тишине было слышно, как Николеску делает жадные частые затяжки.
   — А то ты сам его не знаешь… Ничего плохого сказать не могу, — молдаванин обильно сплюнул.
   — С ними нет связи, — Саид взял у Николеску сигарету и сам несколько раз глубоко затянулся вонючим дымком. — Как думаешь, он может нас сдать?
   Николеску уже не стучал зубами, анаша теплыми струйками побежала по его нервным окончаниям.
   — Не может, — сказал молдаванин. — Никогда этого не сделает. И нет смысла… Нет, не думаю.
   Возможно, Саид прошел бы по всему периметру и проверил все пять постов, но именно в тот момент, когда он, застегнув на куртке пуговицу, собрался отойти от Николеску, справа, в метрах тридцати-сорока, раздался взрыв. Сквозь ветки берез и жасмина полыхнуло желто-красное пламя и Николеску, зажмурив глаза, упал как подкошенный. У него снова зубы принялись отбивать дробь. Присевший от неожиданности Саид передернул затвор автомата. Он прекрасно понимал, что произошло: кто-то чужой нарвался на растяжку. И в подтверждение этого от того места послышались стоны и приглушенные голоса. Саид разобрал русскую речь: «Осторожно, черт подери, тут кругом сюрпризы…» И где-то со стороны третьего поста резанула автоматная очередь. Не длинная, экономная, но дающая понять, что кто бы ни шел, должен остановиться. И вторая очередь, но уже со стороны лесополосы, раздалась в ответ. А через секунду, все ожило автоматными выстрелами, на автобазу обрушился рой трассирующих пуль. Саид увидел, как над вершинами деревьев взвилась красная ракета и он понял, что это сигнал к штурму.
   — Сколько у тебя запасных магазинов? — спросил он у Николеску и, вытащив из подсумка пару магазинов, кинул их к ногам лежащего молдаванина. — Задержи их здесь, — и Саид развернулся и бегом направился в сторону базы.
   Когда он вбежал во двор, увидел как люди Вахтанга втаскивали на крышу гранатомет, двое боевиков несли коробки с зарядами. Он остановил Вахтанга и крикнул ему: «Нас, кажется, геноцвали, берут в клещи… Расставь людей по всему кругу и пусть подпустят их ближе…»
   Стены казармы, выложенные из бетонных блоков и кирпичей, могли выдержать долгую осаду и Саид понимал это. Вбежав в гараж, где возле пробитых амбразур занимали места боевики, он остановил одного незнакомого парня и приказал тому с кем-нибудь из людей быстрее вытаскивать из схрона боезапас. Там же находились десятки противопехотных и противотанковых гранатометов и два полковых миномета.
   Один из них поставили во дворе, другой тоже втащили на крышу казармы. Но когда выстрелы нападавших послышались с противоположной стороны, один миномет повернули на 180 градусов и начали обрабатывать близлежащие пространства лесополосы, подступающей к гаражу. А между тем, у гранатомета пристроился Хаджиев и с упоением начал посылать гранату за гранатой туда, откуда выползали разноцветные трассеры. Он стрелял не по квадратам, а по линиям, мысленно проведенным им по темному контуру леса. Это были как бы параллели, которые он методически заряд за зарядом чертил на карте этого крошечного плацдарма…

21. Гибель Платонова.

   …Когда разведка напоролось на растяжку, Костиков с Платоновым и сопровождавшими их двумя офицерами находились почти рядом. Всех их обдало землей и срубленными взрывом ветками и они, присев возле березы, притаились. Но когда кто-то начал стрелять и лесополоса наполнилась тугим перестуком автоматов, Костиков вытащил из ранца ракетницу, взвел ее и, подняв руку, выстрелил. Красная точка ушла в небо.
   — Теперь уже не скроешься, надо их шерстить, — Костиков поднялся во весь рост. — Как думаешь, Вадим, успеем мы с тобой получить очередные звания или… — Он не договорил, справа раздался взрыв, еще один и Платонов, схватив Костикова за руку, дернул ее вниз.
   — Ложись, это, кажется, начал долбежку АГС…
   — Неплохо, мерзавцы, вооружены, — голос упавшего рядом с Платоновым Костикова изменился до неузнаваемости. И у него самого было ощущение, что под язык ему насыпали горсть песка.
   Он снял с петли трубку и стал вызывать Титова. А у того голос был спокойный, ровный.
   — Эти сволочи, нас уложили, нельзя поднять носа… Придется окапываться.
   — А где твои гранатометчики? — спросил Костиков.
   — Им мешают деревья, тут нужен миномет и не один.
   Платонов слышал разговор и потому сказал: «Надо отходить… или вызывать вертолеты…»
   И как вещее предсказание, со стороны базы с усердием начал работу противотанковый миномет, который в отличие от гранатомета вел поистине квадратно-гнездовую обработку позиций федералов. И Костиков и Платонов поняли, что штурм смят, операция провалена и что будет дальше, один Бог знает…
   — Игорь, прикажи Титову, чтобы отходил. Зря положим людей…
   — Да им сейчас нельзя отходить, попадут в самое пекло.
   — Уже попали… Неряшливо подготовленная операция, — голос полковника налился раздражением.
   — Потому что все происходит в дикой спешке, основные силы на АЭС и государственных учреждениях… — Костиков, прикрыв трубку рукой, прокричал в микрофон: «Третий, третий, ты меня слышишь? Это я, второй, отвечай…» — Но Титов, с которым пытался связаться Костиков, молчал…
   Платонов, приловчив автомат, и бросив «пошли» , шагнул в заросли. И словно что-то этим словом переломил: вдруг буханье миномета и частое постукивание гранатомета прекратилось. И лишь в метрах тридцати от них раздавались короткие автоматные очереди. Темнота и кусты мешали продвигаться, но шаг за шагом они приближались к кромке леса, сокращая дистанцию между собой и базой.
   — Экономят боезапас, — не останавливаясь, сказал Платонов. — Значит, ретироваться пока отсюда не намерены.
   Слева, откуда стрелял автомат, тоже вдруг все стихло. Как бы на полуслове, раздалось два одиночных выстрела и — тишина.
   — Тсс, — Платонов замер, ибо с той стороны, откуда стрелял автомат, послышались невнятные голоса и такие суматошные движения, как будто с места сорвалась свора собак. К ним явно кто-то приближался.
   Платонов встал за березу, Костиков же, присев за кустом бузины, стал ждать развязки. Сопровождавшие их офицеры тоже насторожились. Вскоре послышались приглушенные голоса и Костиков узнал по-прежнему спокойный и даже с оттенком насмешливости голос Титова: «Что, шкура, ноженьки не идут…»
   — Титов, мы здесь, — Костиков окликнул командира группы и поднялся в рост.
   К ним подошли трое: Титов, еще один спецназовец и кто-то третий, которого они держали за руки и которого бросили на землю. Костиков нагнулся и посветил фонариком тому в лицо.
   — Стрелял гад из автомата, — и Титов присел на корточки и тоже высветил фонариком лицо пленника.
   — Славянин, — не то спросил не то утвердил Костиков.
   — Продажная шкура, — Титов поднялся. — Его надо как следует допросить…
   — Доложите обстановку, — вступил в разговор Платонов.
   — Есть доложить обстановку. В основном вся моя группа вошла в мертвую зону и окопалась… если, конечно, в этих условиях можно как следует окопаться. Но бандиты заняли круговую оборону, из окон и проемов зданий бьют крупнокалиберные пулеметы. Их там не меньше тридцати человек…
   — Что предлагаете?
   — Попытаемся, пользуясь темнотой, просочиться к стенам базы и забросать огневые точки гранатами.
   — Сейчас важно обработать внутренний двор, где у них сосредоточены парапланы, — сказал Костиков. И к лежащему пленному: — Эй, гусь лапчатый, сколько вас всего там?
   Пленный трясся в нервном ознобе. Это был Николеску. Ему опять стало страшно и он без колебаний стал отвечать на вопросы… Рассказал об Саиде Ахмадове, о прибывшем на базу с группой моджахедов Вахтанге, о мотопарапланах, которые должны вот-вот взлететь в сторону АЭС и уже наверняка взлетели бы, если бы не помешал этому спецназ.
   — Кто такой Олег Воропаев? — спросил Костиков.
   Николеску стал держать паузу, понимая, насколько важен будет ответ для спрашивающих. Но его носком ботинка подогнал Титов: «Говори, духарь, когда тебя спрашивают старшие…»
   Однако Николеску не мог произнести ни слова, от волнения и страха у него заплелся язык, нёбо превратилось в терку.
   Титов, отстегнул от пояса флягу, нагнулся над пленным.
   — Товарищ майор, посветите, — попросил он Костикова и когда свет упал на лицо Николеску, Титов взяв его за челюсть и приставил ко рту горлышко фляжки. — Пей, паскуда, может, разговорчивее будешь…
   Где-то за стеной деревьев пророкотал пулемет, за ним раздалась автоматная стрельба.
   — Пошли! — обращаясь к спецназовцу, сказал Титов и шагнул в кусты.
   — Стоп! — крикнул ему вслед Платонов. — Подождите, мы идем с вами…
   — А этого мудака куда? — спросил Костиков и тоже поднялся с корточек.
   — Отдайте на попечение сопровождавших нас людей. Пусть отведут к фургону и допросят.
   — Боюсь, его придется нести… — откликнулся сидящий на корточках капитан Недостаев. — Он, кажется, от страха обделался…
   Но, видимо, спирт сделал свое дело, ибо Николеску, вдруг отчетливо сказав «я сам пойду» , стал подниматься с земли.
   Хрустнули ветки, шелохнулись росистые кусты и группки людей разошлись в разные стороны.
   Однако план, о котором говорил Титов, не был реализован. Оснащенные приборами ночного виденья боевики не пропустили к стенам ни одного спецназовца. Засевшие снайперы били без промаха и Титов потерял пятерых бойцов. А тут, как назло, небо стал светлеть и уже просматривались отдельные деревья, тем более хорошо были видны передвигающиеся силуэты людей.
   Титов по отрытой траншее дополз до Костикова, вместе с которым был и Платонов, и они начали обсуждать сложившуюся ситуацию. И в это же время, в створ, между гаражом и казармой, боевики обрушили бешенный огонь из всех видом имеющегося у них оружия. Это был настоящий огненный шквал, и деревья с кустарником, росшие на его пути, в одно мгновение, словно ножницами, были подстрижены под нулевку. И первым этот маневр разгадал Костиков: боевики явно готовили взлетную полосу для парапланов. И действительно, когда основной огонь стих, они услышали характерные звуки работающих движков. «А в момент взлета парапланов, — сказал Титов, — они начнут квасить все вокруг… Не дадут нам сделать ни одного выстрела…»
   — Игорь, вызывай вертолеты… Это приказ, — Платонов сидел в окопчике, прислонившись спиной к выступавшему из земли корневищу. Он только что отстрелял магазин и потому раскаленный ствол автомата держал на отлёте.
   — Я, конечно, вызову их, но мы слишком близко находимся от объекта. Наши же нас накроют вместе с боевиками.
   — Когда они прилетят, мы попытаемся отойти…
   — Тогда будет поздно, — Костиков стал вызывать авиагруппу и когда на связи оказался командир вертолетчиков Николай Сябров, Костиков очень спокойным и вместе с тем безапелляционным тоном проговорил: «Коля, пора поработать твоим орлам… Слышишь, какая тут у нас катавасия? — Он отставил от уха трубку, — теперь слышишь? Они хотят вылетать, но ты обруби им крылышки по самое не могу и, ради Бога, старик, не мешкай…»
   Платонов, охлаждая автомат, прислонил ствол к холодной, сырой земле, потом заменил магазин и поднялся с места.
   — Титов, прикажите своим людям, — сказал он, — открыть огонь по окнам казармы, чтобы они сукины дети не могли высунуть носа…
   Титов отдал команду командирам отделений.
   Платонов легко ( поймав себя на мысли «что я делаю?» ) вскочил на бруствер неглубокого окопчика и по пластунски пополз в сторону казармы. Секунду раздумывал Костиков и тоже выбрался наверх, за ним устремился Титов.
   Они были в метрах двадцати от стены казармы, когда резанули очереди со стороны федералов и трое офицеров оказались прижатыми к земле разноцветными, как лоскутное одеяло, трассерами. Однако огненные цепочки шли поверху, ибо нижние окна казармы находились в полутора-двух метрах от земли и это не помешало Платонову, приблизиться к зданию, и вдоль него подать вправо. Костиков понял замысел полковника: тот пытался взять под контроль коридор, по которому вероятнее всего будут взлетать парапланы. Платонов завернул за угол, где стояла на ребре прислоненная к стене железобетонная конструкция, которую с помощью трактора боевики вытащили с территории базы. Между плитой и стеной дома образовался лаз, достаточный для того, чтобы в него пролез человек.
   Полковник прополз по этому лазу до конца плиты и оказался в нескольких метрах от двора. Он видел темный силуэт первого параплана. Он был расчехлен, мотор работал на малых оборотах.
   Костиков с Титовым отползли метров на пятнадцать от казармы и заняли уязвимую позицию, укрывшись за поросшей древосилом кучей старого мусора. Титов вставил в подствольный гранатомет гранату и прицелился в просвет, который уже отвоевывал у ночи пространство между гаражом и казармой.
   Где-то с севера послышалось рокотание — приближались вертолеты Сяброва. И, видимо, их приближение заставило боевиков торопиться. Платонов услышал речь с кавказским акцентом: «Эй, Саид, ты слышишь, кто к нам летит в гости? Давай, поднимай свои велосипеды в воздух, чего ждешь?» И в ответ, тоже с акцентом: «Куда поднимать, к Аллаху в гости? Сам видишь, какая тут стрельба…» «Поднимай или я тебе прострелю башку» , — говоривший пытался зычным, истерическим голосом перекрыть звуки автоматных очередей, и потому фраза получилась обрывочная, из отдельных слогов…
   Звук вертолетов стал ближе, но как ни вглядывался Костиков с Титовым в светлеющее небо, ничего там они не увидели. Зато услышали, как в той же стороне, откуда исходил рокот вертушек, прозвучал взрыв, за которым последовал еще один, но более мощный. Над лесом взошло зарево и они осознали, что больше не слышат близких звуков вертолета.
   Костиков стал связываться с авиагруппой, но ему долго не отвечали. То же самое делал Платонов и они с разницей в минуту узнали, что вертолет-лидер был сбит на подлете к базе. И тут же они услышали радостный, скатившийся на высокие ноты, голос с акцентом: «Вахтанг, а что я говорил… Мои люди подцепили вертушку… Ты, это хорошо слышал, геноцвали?»
   И первый параплан, словно воодушевленный победой того чеченца, который российской «Стрелой» поразил в самое сердце российский же Ми-8, завибрировал своим хрупким тельцем, дернулся и снова застыл, прислушиваясь, как моторчик набирает обороты. А когда он побежал по дорожке и выскочил за пределы территории базы, все, кто следил за его подъемом, были удивлены его прыткости. Это было так неожиданно и почти неуловимо, ибо параплан взлетал на фоне леса и слился с ним, и потому граната из подствольного гранатомета, которую Костиков направил в него, не сумела достичь цели. И Платонов, видя, что параплан начинает разбежку, начал по нему стрелять, но железобетонная конструкция мешала, не позволила выбрать нужный угол обстрела. От досады он стукнул кулаком по автомату и чуть не заплакал. Он тоже слышал взрыв и тоже понимал, что это значило. Но вместе с тем в этом была отсрочка: начни сейчас вертолет долбежку базы, вряд ли бы у Платонова был хотя бы один шанс выйти отсюда живым.
   А между тем, федералы продолжали с двух сторон поливать огнем бывшую воинскую автобазу и с таким же остервенением автобаза отвечала окопавшимся федералам.
   В ход опять пошли минометы и хотя боевики сильно рисковали, они били по противнику по очень крутой дуге. Мины ложились рядом с базой, осколки от них теребили бетонные стены, изредка залетая в окна-амбразуры.
   Костиков связался с Платоновым, но ничего нового они сообщить друг другу не могли. Единственное, о чем спросил полковник — почему был только один вертолет? Однако об этом он так никогда и не узнает.
   Он увидел, как темное аляповатое пятно начинает движение, как мотор еще одного параплана набирает обороты и Платонов, сглотнув сухость, выполз из укрытия и прислонился к каменному, пахнущему сыростью углу казармы. Одна рука его нашаривала на поясе гранаты, другая, придерживая автомат, не позволяла отвести ствол от движущейся тени. Зубами он выдернул чеку и накатом швырнул гранату под шасси этой сумасшедшей карикатуры на самолет. Полковник выдернул кольцо у другой гранаты, но в это время его отмахнуло взрывной волной и он упал на землю. Однако гранату не выпустил и из последних сил, размахнувшись, бросил ее во все еще движущуюся цель. Но это уже было лишнее: движение параплана было смято. Его субтильные крылья, как крылья бабочки на зубах кошки, скукожились, хаотично смялись и из того, что минуту назад могло обрести прелесть свободного полета, теперь лежало никчемным утилем. Мало того, Костиков, тоже выйдя из-за укрытия, почти в упор разрядил в параплан гранатомет, после чего в него же всадил почти весь магазин.
   Платонов лежал возле железобетонной плиты, не пытаясь за ней укрыться. Осколок попал ему в живот, как раз туда, где кончался бронежилет. От боли он стиснул зубы, прижав к ране холодный приклад автомата. Он слышал крики, по-русски и по-чеченски, слышал как в стороне нарастало урчание вертолета — это Ми-24, выпуская тепловые ракетки, отвлекающие ракеты земля-воздух, подлетал к базе с южной стороны. С той самой стороны, куда только что улетел параплан.
   Платонов лежал на спине и потому видел первые залпы, которые вертолет произвел по базе. Несколько ПТУР обрушились сначала на гараж, четыре других — в проем… Платонов слышал, как прозвучали первые разрывы и ничего не слышал после — его оглушило, сдернуло с места и изрешеченного осколками поволокло в сторону кустов девясила.