Марк Олден
Женщины для развлечений
Глава 1
Смехотун, фальшивомонетчик, прилетел домой в Сеул холодным декабрьским утром. Он привёз из Гонконга щенка породы шар-пей и десять миллионов долларов наличными.
Щенок из древней породы, выведенной в Китае во втором веке, при династии Хань, предназначался его любовнице, четырнадцатилетней австрийке Элане, которую он приобрёл в Лондоне восемь месяцев назад в обмен на серебряные часы Фаберже стоимостью пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.
Десять миллионов предназначались главе корейского ЦРУ полковнику Ча Ёнсаму, мрачноликому человеку пятидесяти лет. Ёнсам, прозванный «Бритвой», был известен как человек безжалостный и очень любящий деньги. Смехотун задолжал ему тридцать миллионов долларов, и у него было три недели, чтобы расплатиться — иначе смерть.
Время ещё никогда не казалось ему столь ценным. Через неделю он опять уедет, начнёт десятидневное путешествие в Европу и Америку, где клиенты передадут ему двадцать три миллиона долларов за поддельные облигации, ликвидные ценные бумаги и американскую валюту. Если всё пойдёт как надо, он расплатится с Ёнсамом и получит три миллиона долларов прибыли.
Но ведь всегда может произойти неожиданное. Как поток воды, будущее человека ненадёжно. Всё происходит по воле небес, и спрятать мир к себе в карман никому не дано, однако же Смехотун надеялся отдать долг Ёнсаму и вернуться к счастливой жизни.
Настоящее имя Смехотуна было Пак Сон — кореец лет под сорок, с острым подбородком, блестящими чёрными волосами, маленькими глазками и белозубой улыбкой. Кличку такую он получил потому, что часто хихикал, и обычно без видимых причин. И не каждый мог разглядеть за смеющимся фасадом Сона ловкий, хитрый и жестокий ум.
Он подделывал дорожные чеки, иностранные облигации, ценные бумаги и паспорта. Главным же продуктом у него была американская стодолларовая банкнота. В это произведение искусства он вкладывал все свои надежды и мечты. У него прекрасно получались петли, перекрестья и завитки, которые делают американские бумажные деньги такими трудными для подделки. В чём бы Сон ни халтурил, а уж с долларами он старался…
Прибыли — а получались они большие — Сон вкладывал в гонконгскую недвижимость, тайваньские блошиные рынки, виноградник в Бордо и торговый центр в Маниле. А ещё он позволил себе потратиться на двенадцатинедельные курсы в парижском ресторане «Кордон Блё», где его учили тонкостям французской классической кухни. Деньги приносили ему свободу и роскошь. И даже позволяли покупать любовь.
Шёл снег, когда он вышел из таможенного пункта в аэропорту Кимпо — багаж у него не досматривали — и сел в ожидавший его лимузин. Телохранитель, Давид Митла, бородатый тридцатипятилетний израильтянин, бывший парашютист, устроил дорожную коробку со щенком на переднем сиденье.
Шофёр кореец, серебряный медалист по дзюдо на Олимпийских играх 1984 года, тоже в прошлом работавший телохранителем, уложил чемоданы в багажник. Митла ему не помогал. Израильтянин встал спиной к машине, рука на автомате под пальто, оглядывая людей, входивших и выходивших из аэровокзала.
От Кимпо лимузин направился к востоку, в деловую часть города. Сон налил себе коньяку из бара и пил понемногу, скользя взглядом по ивам и гингко, их голые ветви выбелил снег.
Вчера в Гонконге он продал четыре миллиона долларов фальшивыми американскими сотнями гному из ирландской экстремистской организации. Этот гном с крысиными усами утверждал, что именно он подложил бомбу, которая убила лорда Маунтбэттена и его внука. Смехотун нисколько не восхитился, услышав это признание. Любой дурак знает, что хвастовство и ложь — одно и то же.
Сотни ушли по тридцать два цента за доллар, хорошая цена, хотя общей суммы не хватало, чтобы оставить Сону жизнь. Время поджимало так, что он был вынужден продать отборные гонконгские владения по дешёвке: плавучий ресторан у Абердина, место на гонконгской бирже, двенадцатиэтажный шале на полуострове Чи Ма Ван и три мотеля в Кулоне, где останавливались обычно проститутки. Его когда-то надёжное финансовое будущее исчезло, и он стал подавленным и раздражительным.
Это дело с Ёнсамом начало поглощать Сона. Тревожило неожиданное открытие — ум вовсе не гарантирует от неудач. Его достояние уменьшалось и это было ужасно, но всё же не столь ужасно как быстрое приближение установленного ему срока. Собственность всегда можно купить новую, а жизнь другую не купишь.
До недавнего времени он пользовался протекцией Бритвы. Ёнсам прикрыл его от ареста, не позволил выдать на Запад, обеспечил паспортом от КЦРУ, находил покупателей для его фальшивых денег. Кроме того, он покрывал сексуальные преступления Сона — тот был садистом в высшей степени.
В свою очередь, Сон для Ёнсама подделывал документы, собирал информацию, отмывал деньги, убивал. Две недели назад что-то пошло не так с отмыванием денег, Ёнсаму это обошлось в миллионы, а Сону грозило уничтожением. Может ли кто-либо уцелеть, если речь идёт о деньгах Бритвы? Да уж скорее рыба влезет на дерево.
— Чтобы убедить меня в своих добрых намерениях, ты выплатишь аванс в счёт своего долга, — заявил Ёнсам. — Причём немедленно.
У Сона резко заболела поясница, потом боль передвинулась в пах.
— Немедленно? Вы дали мне три недели, чтобы собрать нужную сумму.
— Я настаиваю на подтверждении твоих добрых намерений. Ты передашь мне десять миллионов долларов немедленно.
— Я не понимаю.
— Это покажет, что ты всерьёз собираешься вернуть долг. Если же ты этот аванс не выплатишь, то каждый день будешь терять по пальцу — пока не сделаешь, что от тебя требуется.
Покалывание в кистях и стопах Сона начало распространяться по конечностям к его торсу. Когда он заговорил, слова едва можно было разобрать.
— Немедленно, сказали вы.
— Не будем преувеличивать. У тебя есть два дня, прежде чем ты начнёшь терять пальцы. Что же до остальной суммы, то остаются в силе три недели, предоставленные тебе для полного расчёта.
Сон сжал кулаки, чтобы не дрожали так сильно руки, а ещё у него сжалось горло. Бежать от новых осложнений в жизни было некуда. Уедет из Кореи — рано или поздно его выдадут Америке или Италии за совершённые там преступления, где бы он ни находился. Здесь же его защищает человек, который только что стал и его палачом.
Но если собрать тридцать миллионов долларов за три недели трудно, то найти десять миллионов за сорок восемь часов почти невозможно.
До этого второго ультиматума, угрозы пальцам, Сон вполне мог сохранять уверенность в себе. Он был прекрасным фальшивомонетчиком, делами своими управлял весьма эффективно. Но эпизод с Ёнсамом резко вырывался из общей картины: теперь не Сон, а Сона бросали волкам.
Его осложнения с главой КЦРУ зародились тогда, когда Сон возжелал иметь банк, и это желание стало у него навязчивой идеей, не поддающейся контролю. В прошлом не получалось потому, что не хватало денег или он не мог найти подходящее место и подставное лицо. Но три месяца назад всё как будто совпало, и Сон резво побежал к цели. Осуществлялась мечта его жизни, наконец-то он завладеет радугой.
В сентябре он открыл банк на Каймановых островах. Его партнёром стал Жерар Петрус, пухленький пятидесятидвухлетний француз, тоже владелец виноградника в Бордо, для которого он уже два раза подделывал американские облигации. Банкир, накопивший опыт работы с секретными счетами, Петрус очень хорошо знал, как важно хранить банковскую информацию в тайне.
Сон увидел в Петрусе расчётливость и целеустремлённость. Оба планировали свои ходы загодя, скрывали свои истинные чувства и ловко использовали людей. Петрус постоянно что-то придумывал, не давая отдыха своему мозгу, однако высказывался с чрезвычайной осторожностью. Сону это нравилось, однако он и сам порою с трудом предвидел его следующий ход.
Эти двое знали людей, которым была необходима финансовая секретность. Кокаиновые ковбои, бизнесмены, уклоняющиеся от налогов, торговцы оружием, агенты разведывательных служб, бизнесмены, скрывающиеся от кредиторов, мужья, скрывающиеся от жён, политики из стран третьего мира, ожидающие ранней отставки. Потребность в финансовой секретности ещё никогда не была такой большой.
Оба считали, что острова Кайман — идеальное место для «горячих» денег. Расположены они в четырёхстах семидесяти пяти милях к югу от Майами, в Карибском море, а законы там даже удобнее, чем в Швейцарии. Банковские служащие, которые посмели бы признать существование секретного счёта, могли получить два года тюрьмы. Доступ к информации о счетах или депозитах запрещался без разрешения суда, а такие решения принимались редко.
Хотя у Петруса было больше банковского опыта, Сон знал кое-что о секретных ценностях, взятках, уклонении от налогов и всяческих хитростях, связанных с оффшорным банковским делом. В мире тайных денег он быстро мог стать очень богатым человеком. Сону и Петрусу оставалось только открыть заведение, хранить чужие тайны и богатеть.
Они образовали компанию, «ТрансОушн-Кариббеан», и договорились, что роль фасада будет выполнять Петрус. У француза был более приемлемый деловой профиль, так почему бы не предоставить банковскую рутину ему. А Сон, прячась за компаниями, зарегистрированными в Панаме и Люксембурге, будет молчаливым партнёром. Оба станут находить вкладчиков.
На третьей неделе работы банка Петрус телексом сообщил Сону о клиентах, которых нашёл, один из них сделал вклад в полмиллиона долларов и пообещал, что будет ещё. Сон и сам добыл пару впечатляющих клиентов. Один возглавлял филиппинскую компанию слезоточивого газа, которая сделала миллионы на волне яростного протеста против правительства Коразон Акиньо.
А другим был Ча Ёнсам, нуждавшийся в хранилище для взяток, полученных от торговцев наркотиками и армейских подрядчиков. Ёнсам хотел также скрыть деньги, которые путём махинаций получил от своей богатой и очень доверчивой жены.
Если Сон намеревался сохранить Бритву как своего благодетеля, то имело большой смысл помочь ему в затруднительную минуту. Кроме того, когда помогаешь могущественному человеку, то и себя чувствуешь важным. Вот Сон и решил, что если благодаря ему Ёнсам сможет надёжно хранить свои капиталы, это навсегда укрепит их отношения.
Потом, две недели назад, Ёнсам позвонил ему домой и спросил, знает ли Сон, что Петрус вкладывает деньги «ТрансОушн-Кариббеан» в свои личные предприятия. У некоторых вкладчиков, Ёнсама в том числе, эти предприятия вызывают ряд сомнений. Поэтому глава КЦРУ желает сейчас же получить свои деньги обратно.
Сон совершенно ничего не знал о каком-то самостоятельном бизнесе Петруса. Новости захватили его врасплох, от страха разболелся живот: он предвидел реакцию Ёнсама, если деньги не вернутся.
Как и все скупые люди, глава КЦРУ взирал на род человеческий с недоверием, он доходил до паранойи в своих опасениях и подозрениях. Вполне в его духе было обвинить Сона и Петруса в том, что они сговорились его ограбить. Он велел тотчас вернуть его деньги, тридцать миллионов долларов, и пригрозил убить обоих, если они этого не сделают.
Сона закалила военная служба в Южном Вьетнаме и Корее. Будучи совершенно беспринципным, он в интригах, жестокости и коррупции армейской жизни чувствовал себя как гусь в воде. К тому же, он обладал солидной подготовкой в таэквандо, корейском карате, и кюпсо чириги, искусстве воздействия на жизненно важные точки тела.
Год назад, когда агент американской секретной службы, работавший под прикрытием, пытался проникнуть в его организацию, Сон убил американца ударом ноги в горло. Чуть позже один жизнерадостный итальянец из Интерпола попробовал сделать то же самое, и Сон его задушил, а потом вцементировал в пол гонконгского склада.
Но каким бы он ни был дикарём, сравниться с Ёнсамом Сон не мог. Глава КЦРУ был самым могущественным человеком в Корее после президента, и это позволяло ему безнаказанно совершать любые преступления.
Как и следовало ожидать, деловые предприятия Петруса оказались в плохом состоянии, банк — тоже. Француз, в Карибском море, был за пределами досягаемости Ёнсама. Ну а Сону не повезло, он-то жил в Сеуле и его можно было прижать, как только захочется. И Сон хорошо понимал, что будущее его стоит сейчас очень немного.
Крах банка явился воплощением его самых страшных кошмаров. Все телексы и телефонные звонки Петрусу оставались без ответа. А Ёнсам ещё устроил за ним слежку и, вероятно, прослушивал его телефоны. Сон уже собирался нанять самолёт до Каймановых островов, чтобы отловить Петруса и вышибить из него дерьмо, когда узнал, что француз летит на Гаити в реактивной «Сессне», гружённой золотом.
В тот же день банк «Транс-Оушин-Кариббеан» закрыл свои двери навсегда.
И ещё плохие новости от Ёнсама, чьи шпионы работали неустанно: власти Каймановых островов требуют немедленной выдачи Сона, а Петрус при каждом удобном случае выставляет Сона злодеем. Француз разгласил всю криминальную историю Сона, да ещё и приукрасил, заявив, что Сон намеренно устроил из банковского предприятия аферу. Петрус добавил, что его партнёр-мошенник, как он теперь называл Сона, присвоил почти все капиталы банка.
Будучи прирожденным и убеждённым лжецом, Сон редко говорил правду. Однако Ёнсаму он вполне честно сказал, что из банка не взял ни цента. Но увы, главу КЦРУ гораздо меньше интересовала честность, чем его пропавшие деньги.
После одного особенно зловещего звонка Бритвы перепуганный Сон схватил одеяло, убежал в ближайшую спальню и заперся там. Упав на пол и разрывая одеяло зубами, он поклялся убить Петруса при первой возможности.
Обманщик Смехотун сам оказался обманутым. Никогда ещё жизнь не казалась ему такой дурацкой и предательской игрой без выигрыша.
Он узнал, что Петрус всплыл в Париже, встречается там с адвокатами и влиятельными друзьями в правительстве, которых он просил заступиться за него перед властями Каймановых островов. Через Ёнсама он узнал также, что Петрус и те, кто его поддерживает, заключили нечто вроде сделки с упомянутыми властями: получалось, что Петрус отделается лёгким испугом. Петрус добровольно вернётся на острова и предстанет перед судом, а получит не больше четырёх месяцев в местной тюрьме — говорили, что сидеть там не столь уж тяжело.
Хуже всего, Петрусу не придётся что-то возмещать. Посредники француза успешно пользовались тем аргументом, что Сон утащил почти все деньги, пусть он и возмещает вкладчикам. Когда Сон услышал об этом, его вырвало и он потерял аппетит на несколько дней.
Поскольку власти на Каймановых островах берегли свои банки от дурной славы, Петрусу позволили сохранить ту незначительную сумму, присвоение которой он признавал. Что же до Смехотуна, то кому он мог пожаловаться? Все знали, что он негодяй — какой смысл кричать о своей невиновности?
С точки зрения француза, всё кончилось хорошо. А Сон ярился: его обвиняли в том, чего он не делал. От стресса он не мог спать по ночам, не выпив несколько рюмок коньяку.
В полдень два дня назад ему позвонили по телефону и велели немедленно явиться в здание КЦРУ. Дрожащий и потеющий, он повиновался — надеясь при этом, что мышцы сфинктера не подведут его в кабинете Ёнсама. Но, вместо того чтобы оборвать дни Сона на земле, Ёнсам дал ему прочитать телекс.
Вчера утром, согласно телексу, смотрители нашли два чемодана в лесу на юго-восточной окраине Парижа. Рядом были пятна крови, поэтому они сразу вызвали полицию. В чемоданах лежали останки белого мужчины средних лет, чьё тело было разрезано на куски и уложено в пластиковые мешки для мусора.
Череп у него был проломлен, в прямую кишку вбито горлышко бутылки. Все пальцы отрезаны.
В останках опознали Жерара Петруса, который исчез 24 часа назад, покинув контору своего поверенного на набережной Тюильри. Видели трёх азиатов, которые вынимали два больших чемодана из голубой «Тойоты» — машина и сейчас стояла у въезда в лесок. Обыскав машину, полицейские нашли окровавленный обрезок трубы, которым был убит Петрус. Нашли также и пальцы — завёрнутые в фольгу, они лежали в отделении для перчаток.
Сон почувствовал, что холодный пот течёт у него по спине. Сердцебиение стало неровным, заболело в животе. Быстрый взгляд на Ёнсама, который с невозмутимым видом сидел за столом, и Сон молча вернулся к телексу. Через несколько секунд он остановился — никак не мог сосредоточиться на тексте.
Заговорил Ёнсам.
— Петрус наказан хорошо. Он имел наглость думать, что всё это ему просто так сойдёт. Вообще-то он предложил вернуть деньги, но я ему уже не доверял. Поэтому он стал для меня бесполезен.
— Он удивился, как много мы о нём знаем, — продолжал Ёнсам. — Мы знали, например, что он заплатил крупные суммы некоторым французским чиновникам, чтобы те помогли ему с островной полицией. Он также вернул некоторые давние долги и был очень щедр со своими адвокатами. Большая часть украденных денег уже не находилась в его владении, а остальное, как я узнал, рассеяно по номерным счетам в четырёх странах. Найти эти деньги будет трудно или даже невозможно.
Глаза Ёнсама, ненормально глубоко посаженные, впились в Сона.
— Я хочу получить свои деньги обратно, — сказал он, — и это единственная причина, по которой ты ещё жив. А теперь поговорим об авансе, который ты должен выплатить.
Пятнадцатью минутами позже Сон покинул кабинет Ёнсама, отмахнулся от своего шофёра и пешком пошёл по улицам Сеула. Перед глазами у него стояла дымка, в груди теснило. Несмотря на декабрьский холод, он сильно потел. Обхватив лицо обеими руками, Сон почувствовал, что кожа горячая и влажная.
Он снял шляпу и пальто, сбросил их на тротуар и ринулся в густую толпу — было время ленча. При этом он сбил с ног слепого старика. Старик вскрикнул, ударившись крестцом. Сон не обернулся.
Как же он найдёт для Ёнсама десять миллионов долларов всего за сорок восемь часов?
Через сорок минут усталый Сон оказался в Чонмё, лесистом парке в центре Сеула, там расположено несколько старинных храмов. Остановившись у одного из них, он наклонился, упираясь руками в колени, и стал глубоко дышать. Потом начал массировать правым кулаком область сердца. Через несколько минут дыхание и сердцебиение пришли в норму.
Он приблизился к храму, на дверях и балках были вырезаны символы, отгоняющие зло: дракон, тигр и феникс. Когда храм бывал закрыт — а открывался он лишь по особым церемониальным дням — приношения в виде вина, свиных ножек и бычьих голов оставляли на передних ступеньках. Ноздри Сона раздулись от запаха ещё тёплых рисовых лепёшек.
С закрытыми глазами он стоял один перед храмом, вытянув руки и растопырив пальцы — пальцы, которые Ёнсам только что пригрозил отрезать. Он покачивался из стороны в сторону. И вдруг открыл глаза. Он знал, как найти деньги на аванс. Просто продать кое-что из его гонконгской собственности.
И ещё одна мысль пришла ему у храма, а именно — как устроить пакость Ёнсаму.
Он захихикал.
Щенок из древней породы, выведенной в Китае во втором веке, при династии Хань, предназначался его любовнице, четырнадцатилетней австрийке Элане, которую он приобрёл в Лондоне восемь месяцев назад в обмен на серебряные часы Фаберже стоимостью пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.
Десять миллионов предназначались главе корейского ЦРУ полковнику Ча Ёнсаму, мрачноликому человеку пятидесяти лет. Ёнсам, прозванный «Бритвой», был известен как человек безжалостный и очень любящий деньги. Смехотун задолжал ему тридцать миллионов долларов, и у него было три недели, чтобы расплатиться — иначе смерть.
Время ещё никогда не казалось ему столь ценным. Через неделю он опять уедет, начнёт десятидневное путешествие в Европу и Америку, где клиенты передадут ему двадцать три миллиона долларов за поддельные облигации, ликвидные ценные бумаги и американскую валюту. Если всё пойдёт как надо, он расплатится с Ёнсамом и получит три миллиона долларов прибыли.
Но ведь всегда может произойти неожиданное. Как поток воды, будущее человека ненадёжно. Всё происходит по воле небес, и спрятать мир к себе в карман никому не дано, однако же Смехотун надеялся отдать долг Ёнсаму и вернуться к счастливой жизни.
Настоящее имя Смехотуна было Пак Сон — кореец лет под сорок, с острым подбородком, блестящими чёрными волосами, маленькими глазками и белозубой улыбкой. Кличку такую он получил потому, что часто хихикал, и обычно без видимых причин. И не каждый мог разглядеть за смеющимся фасадом Сона ловкий, хитрый и жестокий ум.
Он подделывал дорожные чеки, иностранные облигации, ценные бумаги и паспорта. Главным же продуктом у него была американская стодолларовая банкнота. В это произведение искусства он вкладывал все свои надежды и мечты. У него прекрасно получались петли, перекрестья и завитки, которые делают американские бумажные деньги такими трудными для подделки. В чём бы Сон ни халтурил, а уж с долларами он старался…
Прибыли — а получались они большие — Сон вкладывал в гонконгскую недвижимость, тайваньские блошиные рынки, виноградник в Бордо и торговый центр в Маниле. А ещё он позволил себе потратиться на двенадцатинедельные курсы в парижском ресторане «Кордон Блё», где его учили тонкостям французской классической кухни. Деньги приносили ему свободу и роскошь. И даже позволяли покупать любовь.
Шёл снег, когда он вышел из таможенного пункта в аэропорту Кимпо — багаж у него не досматривали — и сел в ожидавший его лимузин. Телохранитель, Давид Митла, бородатый тридцатипятилетний израильтянин, бывший парашютист, устроил дорожную коробку со щенком на переднем сиденье.
Шофёр кореец, серебряный медалист по дзюдо на Олимпийских играх 1984 года, тоже в прошлом работавший телохранителем, уложил чемоданы в багажник. Митла ему не помогал. Израильтянин встал спиной к машине, рука на автомате под пальто, оглядывая людей, входивших и выходивших из аэровокзала.
От Кимпо лимузин направился к востоку, в деловую часть города. Сон налил себе коньяку из бара и пил понемногу, скользя взглядом по ивам и гингко, их голые ветви выбелил снег.
Вчера в Гонконге он продал четыре миллиона долларов фальшивыми американскими сотнями гному из ирландской экстремистской организации. Этот гном с крысиными усами утверждал, что именно он подложил бомбу, которая убила лорда Маунтбэттена и его внука. Смехотун нисколько не восхитился, услышав это признание. Любой дурак знает, что хвастовство и ложь — одно и то же.
Сотни ушли по тридцать два цента за доллар, хорошая цена, хотя общей суммы не хватало, чтобы оставить Сону жизнь. Время поджимало так, что он был вынужден продать отборные гонконгские владения по дешёвке: плавучий ресторан у Абердина, место на гонконгской бирже, двенадцатиэтажный шале на полуострове Чи Ма Ван и три мотеля в Кулоне, где останавливались обычно проститутки. Его когда-то надёжное финансовое будущее исчезло, и он стал подавленным и раздражительным.
Это дело с Ёнсамом начало поглощать Сона. Тревожило неожиданное открытие — ум вовсе не гарантирует от неудач. Его достояние уменьшалось и это было ужасно, но всё же не столь ужасно как быстрое приближение установленного ему срока. Собственность всегда можно купить новую, а жизнь другую не купишь.
До недавнего времени он пользовался протекцией Бритвы. Ёнсам прикрыл его от ареста, не позволил выдать на Запад, обеспечил паспортом от КЦРУ, находил покупателей для его фальшивых денег. Кроме того, он покрывал сексуальные преступления Сона — тот был садистом в высшей степени.
В свою очередь, Сон для Ёнсама подделывал документы, собирал информацию, отмывал деньги, убивал. Две недели назад что-то пошло не так с отмыванием денег, Ёнсаму это обошлось в миллионы, а Сону грозило уничтожением. Может ли кто-либо уцелеть, если речь идёт о деньгах Бритвы? Да уж скорее рыба влезет на дерево.
— Чтобы убедить меня в своих добрых намерениях, ты выплатишь аванс в счёт своего долга, — заявил Ёнсам. — Причём немедленно.
У Сона резко заболела поясница, потом боль передвинулась в пах.
— Немедленно? Вы дали мне три недели, чтобы собрать нужную сумму.
— Я настаиваю на подтверждении твоих добрых намерений. Ты передашь мне десять миллионов долларов немедленно.
— Я не понимаю.
— Это покажет, что ты всерьёз собираешься вернуть долг. Если же ты этот аванс не выплатишь, то каждый день будешь терять по пальцу — пока не сделаешь, что от тебя требуется.
Покалывание в кистях и стопах Сона начало распространяться по конечностям к его торсу. Когда он заговорил, слова едва можно было разобрать.
— Немедленно, сказали вы.
— Не будем преувеличивать. У тебя есть два дня, прежде чем ты начнёшь терять пальцы. Что же до остальной суммы, то остаются в силе три недели, предоставленные тебе для полного расчёта.
Сон сжал кулаки, чтобы не дрожали так сильно руки, а ещё у него сжалось горло. Бежать от новых осложнений в жизни было некуда. Уедет из Кореи — рано или поздно его выдадут Америке или Италии за совершённые там преступления, где бы он ни находился. Здесь же его защищает человек, который только что стал и его палачом.
Но если собрать тридцать миллионов долларов за три недели трудно, то найти десять миллионов за сорок восемь часов почти невозможно.
До этого второго ультиматума, угрозы пальцам, Сон вполне мог сохранять уверенность в себе. Он был прекрасным фальшивомонетчиком, делами своими управлял весьма эффективно. Но эпизод с Ёнсамом резко вырывался из общей картины: теперь не Сон, а Сона бросали волкам.
Его осложнения с главой КЦРУ зародились тогда, когда Сон возжелал иметь банк, и это желание стало у него навязчивой идеей, не поддающейся контролю. В прошлом не получалось потому, что не хватало денег или он не мог найти подходящее место и подставное лицо. Но три месяца назад всё как будто совпало, и Сон резво побежал к цели. Осуществлялась мечта его жизни, наконец-то он завладеет радугой.
В сентябре он открыл банк на Каймановых островах. Его партнёром стал Жерар Петрус, пухленький пятидесятидвухлетний француз, тоже владелец виноградника в Бордо, для которого он уже два раза подделывал американские облигации. Банкир, накопивший опыт работы с секретными счетами, Петрус очень хорошо знал, как важно хранить банковскую информацию в тайне.
Сон увидел в Петрусе расчётливость и целеустремлённость. Оба планировали свои ходы загодя, скрывали свои истинные чувства и ловко использовали людей. Петрус постоянно что-то придумывал, не давая отдыха своему мозгу, однако высказывался с чрезвычайной осторожностью. Сону это нравилось, однако он и сам порою с трудом предвидел его следующий ход.
Эти двое знали людей, которым была необходима финансовая секретность. Кокаиновые ковбои, бизнесмены, уклоняющиеся от налогов, торговцы оружием, агенты разведывательных служб, бизнесмены, скрывающиеся от кредиторов, мужья, скрывающиеся от жён, политики из стран третьего мира, ожидающие ранней отставки. Потребность в финансовой секретности ещё никогда не была такой большой.
Оба считали, что острова Кайман — идеальное место для «горячих» денег. Расположены они в четырёхстах семидесяти пяти милях к югу от Майами, в Карибском море, а законы там даже удобнее, чем в Швейцарии. Банковские служащие, которые посмели бы признать существование секретного счёта, могли получить два года тюрьмы. Доступ к информации о счетах или депозитах запрещался без разрешения суда, а такие решения принимались редко.
Хотя у Петруса было больше банковского опыта, Сон знал кое-что о секретных ценностях, взятках, уклонении от налогов и всяческих хитростях, связанных с оффшорным банковским делом. В мире тайных денег он быстро мог стать очень богатым человеком. Сону и Петрусу оставалось только открыть заведение, хранить чужие тайны и богатеть.
Они образовали компанию, «ТрансОушн-Кариббеан», и договорились, что роль фасада будет выполнять Петрус. У француза был более приемлемый деловой профиль, так почему бы не предоставить банковскую рутину ему. А Сон, прячась за компаниями, зарегистрированными в Панаме и Люксембурге, будет молчаливым партнёром. Оба станут находить вкладчиков.
На третьей неделе работы банка Петрус телексом сообщил Сону о клиентах, которых нашёл, один из них сделал вклад в полмиллиона долларов и пообещал, что будет ещё. Сон и сам добыл пару впечатляющих клиентов. Один возглавлял филиппинскую компанию слезоточивого газа, которая сделала миллионы на волне яростного протеста против правительства Коразон Акиньо.
А другим был Ча Ёнсам, нуждавшийся в хранилище для взяток, полученных от торговцев наркотиками и армейских подрядчиков. Ёнсам хотел также скрыть деньги, которые путём махинаций получил от своей богатой и очень доверчивой жены.
Если Сон намеревался сохранить Бритву как своего благодетеля, то имело большой смысл помочь ему в затруднительную минуту. Кроме того, когда помогаешь могущественному человеку, то и себя чувствуешь важным. Вот Сон и решил, что если благодаря ему Ёнсам сможет надёжно хранить свои капиталы, это навсегда укрепит их отношения.
Потом, две недели назад, Ёнсам позвонил ему домой и спросил, знает ли Сон, что Петрус вкладывает деньги «ТрансОушн-Кариббеан» в свои личные предприятия. У некоторых вкладчиков, Ёнсама в том числе, эти предприятия вызывают ряд сомнений. Поэтому глава КЦРУ желает сейчас же получить свои деньги обратно.
Сон совершенно ничего не знал о каком-то самостоятельном бизнесе Петруса. Новости захватили его врасплох, от страха разболелся живот: он предвидел реакцию Ёнсама, если деньги не вернутся.
Как и все скупые люди, глава КЦРУ взирал на род человеческий с недоверием, он доходил до паранойи в своих опасениях и подозрениях. Вполне в его духе было обвинить Сона и Петруса в том, что они сговорились его ограбить. Он велел тотчас вернуть его деньги, тридцать миллионов долларов, и пригрозил убить обоих, если они этого не сделают.
Сона закалила военная служба в Южном Вьетнаме и Корее. Будучи совершенно беспринципным, он в интригах, жестокости и коррупции армейской жизни чувствовал себя как гусь в воде. К тому же, он обладал солидной подготовкой в таэквандо, корейском карате, и кюпсо чириги, искусстве воздействия на жизненно важные точки тела.
Год назад, когда агент американской секретной службы, работавший под прикрытием, пытался проникнуть в его организацию, Сон убил американца ударом ноги в горло. Чуть позже один жизнерадостный итальянец из Интерпола попробовал сделать то же самое, и Сон его задушил, а потом вцементировал в пол гонконгского склада.
Но каким бы он ни был дикарём, сравниться с Ёнсамом Сон не мог. Глава КЦРУ был самым могущественным человеком в Корее после президента, и это позволяло ему безнаказанно совершать любые преступления.
Как и следовало ожидать, деловые предприятия Петруса оказались в плохом состоянии, банк — тоже. Француз, в Карибском море, был за пределами досягаемости Ёнсама. Ну а Сону не повезло, он-то жил в Сеуле и его можно было прижать, как только захочется. И Сон хорошо понимал, что будущее его стоит сейчас очень немного.
Крах банка явился воплощением его самых страшных кошмаров. Все телексы и телефонные звонки Петрусу оставались без ответа. А Ёнсам ещё устроил за ним слежку и, вероятно, прослушивал его телефоны. Сон уже собирался нанять самолёт до Каймановых островов, чтобы отловить Петруса и вышибить из него дерьмо, когда узнал, что француз летит на Гаити в реактивной «Сессне», гружённой золотом.
В тот же день банк «Транс-Оушин-Кариббеан» закрыл свои двери навсегда.
И ещё плохие новости от Ёнсама, чьи шпионы работали неустанно: власти Каймановых островов требуют немедленной выдачи Сона, а Петрус при каждом удобном случае выставляет Сона злодеем. Француз разгласил всю криминальную историю Сона, да ещё и приукрасил, заявив, что Сон намеренно устроил из банковского предприятия аферу. Петрус добавил, что его партнёр-мошенник, как он теперь называл Сона, присвоил почти все капиталы банка.
Будучи прирожденным и убеждённым лжецом, Сон редко говорил правду. Однако Ёнсаму он вполне честно сказал, что из банка не взял ни цента. Но увы, главу КЦРУ гораздо меньше интересовала честность, чем его пропавшие деньги.
После одного особенно зловещего звонка Бритвы перепуганный Сон схватил одеяло, убежал в ближайшую спальню и заперся там. Упав на пол и разрывая одеяло зубами, он поклялся убить Петруса при первой возможности.
Обманщик Смехотун сам оказался обманутым. Никогда ещё жизнь не казалась ему такой дурацкой и предательской игрой без выигрыша.
Он узнал, что Петрус всплыл в Париже, встречается там с адвокатами и влиятельными друзьями в правительстве, которых он просил заступиться за него перед властями Каймановых островов. Через Ёнсама он узнал также, что Петрус и те, кто его поддерживает, заключили нечто вроде сделки с упомянутыми властями: получалось, что Петрус отделается лёгким испугом. Петрус добровольно вернётся на острова и предстанет перед судом, а получит не больше четырёх месяцев в местной тюрьме — говорили, что сидеть там не столь уж тяжело.
Хуже всего, Петрусу не придётся что-то возмещать. Посредники француза успешно пользовались тем аргументом, что Сон утащил почти все деньги, пусть он и возмещает вкладчикам. Когда Сон услышал об этом, его вырвало и он потерял аппетит на несколько дней.
Поскольку власти на Каймановых островах берегли свои банки от дурной славы, Петрусу позволили сохранить ту незначительную сумму, присвоение которой он признавал. Что же до Смехотуна, то кому он мог пожаловаться? Все знали, что он негодяй — какой смысл кричать о своей невиновности?
С точки зрения француза, всё кончилось хорошо. А Сон ярился: его обвиняли в том, чего он не делал. От стресса он не мог спать по ночам, не выпив несколько рюмок коньяку.
В полдень два дня назад ему позвонили по телефону и велели немедленно явиться в здание КЦРУ. Дрожащий и потеющий, он повиновался — надеясь при этом, что мышцы сфинктера не подведут его в кабинете Ёнсама. Но, вместо того чтобы оборвать дни Сона на земле, Ёнсам дал ему прочитать телекс.
Вчера утром, согласно телексу, смотрители нашли два чемодана в лесу на юго-восточной окраине Парижа. Рядом были пятна крови, поэтому они сразу вызвали полицию. В чемоданах лежали останки белого мужчины средних лет, чьё тело было разрезано на куски и уложено в пластиковые мешки для мусора.
Череп у него был проломлен, в прямую кишку вбито горлышко бутылки. Все пальцы отрезаны.
В останках опознали Жерара Петруса, который исчез 24 часа назад, покинув контору своего поверенного на набережной Тюильри. Видели трёх азиатов, которые вынимали два больших чемодана из голубой «Тойоты» — машина и сейчас стояла у въезда в лесок. Обыскав машину, полицейские нашли окровавленный обрезок трубы, которым был убит Петрус. Нашли также и пальцы — завёрнутые в фольгу, они лежали в отделении для перчаток.
Сон почувствовал, что холодный пот течёт у него по спине. Сердцебиение стало неровным, заболело в животе. Быстрый взгляд на Ёнсама, который с невозмутимым видом сидел за столом, и Сон молча вернулся к телексу. Через несколько секунд он остановился — никак не мог сосредоточиться на тексте.
Заговорил Ёнсам.
— Петрус наказан хорошо. Он имел наглость думать, что всё это ему просто так сойдёт. Вообще-то он предложил вернуть деньги, но я ему уже не доверял. Поэтому он стал для меня бесполезен.
— Он удивился, как много мы о нём знаем, — продолжал Ёнсам. — Мы знали, например, что он заплатил крупные суммы некоторым французским чиновникам, чтобы те помогли ему с островной полицией. Он также вернул некоторые давние долги и был очень щедр со своими адвокатами. Большая часть украденных денег уже не находилась в его владении, а остальное, как я узнал, рассеяно по номерным счетам в четырёх странах. Найти эти деньги будет трудно или даже невозможно.
Глаза Ёнсама, ненормально глубоко посаженные, впились в Сона.
— Я хочу получить свои деньги обратно, — сказал он, — и это единственная причина, по которой ты ещё жив. А теперь поговорим об авансе, который ты должен выплатить.
Пятнадцатью минутами позже Сон покинул кабинет Ёнсама, отмахнулся от своего шофёра и пешком пошёл по улицам Сеула. Перед глазами у него стояла дымка, в груди теснило. Несмотря на декабрьский холод, он сильно потел. Обхватив лицо обеими руками, Сон почувствовал, что кожа горячая и влажная.
Он снял шляпу и пальто, сбросил их на тротуар и ринулся в густую толпу — было время ленча. При этом он сбил с ног слепого старика. Старик вскрикнул, ударившись крестцом. Сон не обернулся.
Как же он найдёт для Ёнсама десять миллионов долларов всего за сорок восемь часов?
Через сорок минут усталый Сон оказался в Чонмё, лесистом парке в центре Сеула, там расположено несколько старинных храмов. Остановившись у одного из них, он наклонился, упираясь руками в колени, и стал глубоко дышать. Потом начал массировать правым кулаком область сердца. Через несколько минут дыхание и сердцебиение пришли в норму.
Он приблизился к храму, на дверях и балках были вырезаны символы, отгоняющие зло: дракон, тигр и феникс. Когда храм бывал закрыт — а открывался он лишь по особым церемониальным дням — приношения в виде вина, свиных ножек и бычьих голов оставляли на передних ступеньках. Ноздри Сона раздулись от запаха ещё тёплых рисовых лепёшек.
С закрытыми глазами он стоял один перед храмом, вытянув руки и растопырив пальцы — пальцы, которые Ёнсам только что пригрозил отрезать. Он покачивался из стороны в сторону. И вдруг открыл глаза. Он знал, как найти деньги на аванс. Просто продать кое-что из его гонконгской собственности.
И ещё одна мысль пришла ему у храма, а именно — как устроить пакость Ёнсаму.
Он захихикал.
Глава 2
Пак Сон жил в утончённом павильоне вблизи сеульского дворца Кёнбок, где в 1895 году японские убийцы расправились с королевой Кореи Минь — сначала закололи её, потом сожгли, облив керосином. Сон любил возиться в саду, он посадил множество кустов сирени, гигантских розовых лотосов и миниатюрных клёнов между арабесочными стенами и окружённым ими низким одноэтажным зданием.
Недавно он пристроил крыло с контролируемой температурой, в котором хранил голливудские сувениры, среди них костюмы, которые носили лилипуты из «Волшебника страны Оз», и камешки с калифорнийской Маунт Ли, где стоит легендарный щит ГОЛЛИВУД высотой пятьдесят футов. А безграничное восхищение Фредом Астэйром определило его хобби: чечётка.
В любовном подражании Джоан Кроуфорд он выстелил кухню белыми коврами, а стены в спальне все покрыл венскими коврами. И завтракал он так же, как эта актриса на протяжении многих лет — содовые крекеры с горчицей и сваренное на медленном огне яйцо, ни соли, ни масла.
Через два часа после того, как он вернулся домой с деньгами Ёнсама, Сон ступил в большую утопленную ванну, бронзовую, точно такую же как в особняке Тома Микса на Беверли-Хилз. Положив Т-образную опасную бритву на край ванны, он по шею опустился в пахнущую жасмином воду и испустил вздох удовольствия. Горячая ванна была тем редким невинным удовольствием, которое никогда ему не наскучивало.
Он только что закончил последний из разговоров по телефону, этот с клиентом в Нью-Йорке: Сон пообещал, что 1,5 миллиона долларов поддельными облигациями бразильского казначейства будут доставлены вовремя. В других разговорах Сон подгонял людей в Сеуле и за границей. Бумага, необходимая для изготовления валюты, не прибыла из Америки, и Сон ясно дал понять, что извинения и объяснения его не интересуют. Он пообещал поставщикам бумаги убить их, если товар не появится в Сеуле завтра утром. Его печатники ждали, сидели без дела.
Ничего страшного, ответили ему в том небрежном американском стиле, который он терпеть не мог. Сон такого большого заказа никогда раньше не делал, столько бумаги сразу не обеспечить, вы меня понимаете? Сон не смягчился; если прощаешь людям, они садятся тебе на шею. Бумага должна быть в Сеуле не позже завтрашнего утра, иначе…
Он не объяснил, зачем ему нужно это чудовищное количество бумаги сию секунду. Но секреты трудно хранить, и правда, конечно, скоро станет известна. Самое лучшее — это как можно быстрее расплатиться с Ёнсамом и закрыть столь неудачную главу в своей жизни. Любая отсрочка только увеличит страдания Сона.
Многие знали, что Ёнсам давит на Сона, но никто не решался шутить по этому поводу. Фальшивомонетчик требовал уважения от всех — и получал его. Исключением был только Ёнсам: если не можешь укусить руку, надо её целовать.
Стремясь сохранить свои пальцы в целости, Сон позвонил Ёнсаму из Гонконга, подтверждая, что аванс будет внесён своевременно. Позже этим же вечером Ёнсам должен был прислать своих людей за десятью миллионами, а доставить их следовало к нему в дом его любовницы, бывшей королевы красоты, чью карьеру в кино он обеспечивал немалыми суммами.
Глава КЦРУ занимался также медными акциями, по-крупному занимался, так как считал, что распространение СПИДА в Замбии и Заире вызовет резкое сокращение людских ресурсов и глобальную нехватку меди. Когда речь шла о получении прибыли, Ёнсам двигался быстрее чем ошпаренный пёс.
В ванне Сон провёл по лицу большой влажной губкой. Он только что оставил в соседней спальне радостно возбуждённую Элану, она вела односторонний разговор с шар-пеем. Бежевая длинномордая собака была раздражительна и переменчива в настроении, Элана считала это признаком чувствительности. Но Сон понимал, что щенок просто своенравен, как любая чистокровка.
Женщин постарше он считал столь же эгоистичными, поэтому предпочитал девочек-подростков, которых мог хотя бы чему-то научить. Он давал каждой образование в страсти чувств, манерах и обхождении кисен, а кисен — это лучшая любовница, которую только может пожелать себе мужчина. Привязанности Сона длительными не бывали. Потом он выбирал другую девочку и начинал её обучать. Главным была сексуальная покорность.
Сон почитал древние традиции Кореи, особенно традицию кисен [Женщина для развлечений (кор.)], которую считал самой изысканной. Началась она почти тысячу лет назад, когда при дворе королевства Корё стали отбирать девочек за их красоту, очарование и таланты и делать из них певиц, художниц, музыкантш, танцовщиц и рассказчиц. Получались в результате самые образованные женщины в стране, они становились подругами королей, дворян, артистов.
Кисен, женщины для развлечений.
А ещё их звали «идеальными женщинами».
Иностранные бизнесмены и туристы в Корее и сейчас могут увидеть кисен в лучших ресторанах — они изящно ухаживают за гостями, поют, танцуют, играют на традиционных музыкальных инструментах, каллиграфически пишут кистью и тушью.
Однако Сон прекрасно знал, что кисен — лишь часть сексуальной индустрии, рассчитанной на туристов из Америки, Японии, Европы и Австралии. А что ещё можно сказать о женщинах, которые прошли государственный подготовительный курс, где основной упор делался на приверженность антикоммунизму и изучение сексуальных поз, предпочитаемых японскими мужчинами…
Нисколько не обманывали его попытка правительства выдать этих женщин за продолжательниц традиций прошлых веков. Теперешняя кисен была шлюхой, нанятой для развлечения усталых бизнесменов, каждый из которых платил за то, чтобы его обманывали. Услуги этих фальшивых кисен обходились недёшево.
«Идеальных женщин» Сон знал хорошо. Он собирал редкие книги и старые записи на эту тему, включая древние свитки, описывающие известную в шестом веке группу вонхва — девушки-цветы. Эта группа, появившаяся ещё до кисен, состояла из прекрасных молодых женщин, выбранных как образец для всей страны. Группу распустили, однако, когда одна из двух самых выдающихся девушек убила другую в приступе ревности.
Во многом Сону удалось возродить истинную традицию кисен в Элане, она была умна, податлива, стремилась доставить удовольствие. Наставники, а наняты были лучшие, учили её поэзии, учили рассказывать истории, учили корейской музыке. Музыка у неё получалась не очень хорошо, потому что она не была основана на темперированной школе западной тональной системы.
Недавно он пристроил крыло с контролируемой температурой, в котором хранил голливудские сувениры, среди них костюмы, которые носили лилипуты из «Волшебника страны Оз», и камешки с калифорнийской Маунт Ли, где стоит легендарный щит ГОЛЛИВУД высотой пятьдесят футов. А безграничное восхищение Фредом Астэйром определило его хобби: чечётка.
В любовном подражании Джоан Кроуфорд он выстелил кухню белыми коврами, а стены в спальне все покрыл венскими коврами. И завтракал он так же, как эта актриса на протяжении многих лет — содовые крекеры с горчицей и сваренное на медленном огне яйцо, ни соли, ни масла.
Через два часа после того, как он вернулся домой с деньгами Ёнсама, Сон ступил в большую утопленную ванну, бронзовую, точно такую же как в особняке Тома Микса на Беверли-Хилз. Положив Т-образную опасную бритву на край ванны, он по шею опустился в пахнущую жасмином воду и испустил вздох удовольствия. Горячая ванна была тем редким невинным удовольствием, которое никогда ему не наскучивало.
Он только что закончил последний из разговоров по телефону, этот с клиентом в Нью-Йорке: Сон пообещал, что 1,5 миллиона долларов поддельными облигациями бразильского казначейства будут доставлены вовремя. В других разговорах Сон подгонял людей в Сеуле и за границей. Бумага, необходимая для изготовления валюты, не прибыла из Америки, и Сон ясно дал понять, что извинения и объяснения его не интересуют. Он пообещал поставщикам бумаги убить их, если товар не появится в Сеуле завтра утром. Его печатники ждали, сидели без дела.
Ничего страшного, ответили ему в том небрежном американском стиле, который он терпеть не мог. Сон такого большого заказа никогда раньше не делал, столько бумаги сразу не обеспечить, вы меня понимаете? Сон не смягчился; если прощаешь людям, они садятся тебе на шею. Бумага должна быть в Сеуле не позже завтрашнего утра, иначе…
Он не объяснил, зачем ему нужно это чудовищное количество бумаги сию секунду. Но секреты трудно хранить, и правда, конечно, скоро станет известна. Самое лучшее — это как можно быстрее расплатиться с Ёнсамом и закрыть столь неудачную главу в своей жизни. Любая отсрочка только увеличит страдания Сона.
Многие знали, что Ёнсам давит на Сона, но никто не решался шутить по этому поводу. Фальшивомонетчик требовал уважения от всех — и получал его. Исключением был только Ёнсам: если не можешь укусить руку, надо её целовать.
Стремясь сохранить свои пальцы в целости, Сон позвонил Ёнсаму из Гонконга, подтверждая, что аванс будет внесён своевременно. Позже этим же вечером Ёнсам должен был прислать своих людей за десятью миллионами, а доставить их следовало к нему в дом его любовницы, бывшей королевы красоты, чью карьеру в кино он обеспечивал немалыми суммами.
Глава КЦРУ занимался также медными акциями, по-крупному занимался, так как считал, что распространение СПИДА в Замбии и Заире вызовет резкое сокращение людских ресурсов и глобальную нехватку меди. Когда речь шла о получении прибыли, Ёнсам двигался быстрее чем ошпаренный пёс.
В ванне Сон провёл по лицу большой влажной губкой. Он только что оставил в соседней спальне радостно возбуждённую Элану, она вела односторонний разговор с шар-пеем. Бежевая длинномордая собака была раздражительна и переменчива в настроении, Элана считала это признаком чувствительности. Но Сон понимал, что щенок просто своенравен, как любая чистокровка.
Женщин постарше он считал столь же эгоистичными, поэтому предпочитал девочек-подростков, которых мог хотя бы чему-то научить. Он давал каждой образование в страсти чувств, манерах и обхождении кисен, а кисен — это лучшая любовница, которую только может пожелать себе мужчина. Привязанности Сона длительными не бывали. Потом он выбирал другую девочку и начинал её обучать. Главным была сексуальная покорность.
Сон почитал древние традиции Кореи, особенно традицию кисен [Женщина для развлечений (кор.)], которую считал самой изысканной. Началась она почти тысячу лет назад, когда при дворе королевства Корё стали отбирать девочек за их красоту, очарование и таланты и делать из них певиц, художниц, музыкантш, танцовщиц и рассказчиц. Получались в результате самые образованные женщины в стране, они становились подругами королей, дворян, артистов.
Кисен, женщины для развлечений.
А ещё их звали «идеальными женщинами».
Иностранные бизнесмены и туристы в Корее и сейчас могут увидеть кисен в лучших ресторанах — они изящно ухаживают за гостями, поют, танцуют, играют на традиционных музыкальных инструментах, каллиграфически пишут кистью и тушью.
Однако Сон прекрасно знал, что кисен — лишь часть сексуальной индустрии, рассчитанной на туристов из Америки, Японии, Европы и Австралии. А что ещё можно сказать о женщинах, которые прошли государственный подготовительный курс, где основной упор делался на приверженность антикоммунизму и изучение сексуальных поз, предпочитаемых японскими мужчинами…
Нисколько не обманывали его попытка правительства выдать этих женщин за продолжательниц традиций прошлых веков. Теперешняя кисен была шлюхой, нанятой для развлечения усталых бизнесменов, каждый из которых платил за то, чтобы его обманывали. Услуги этих фальшивых кисен обходились недёшево.
«Идеальных женщин» Сон знал хорошо. Он собирал редкие книги и старые записи на эту тему, включая древние свитки, описывающие известную в шестом веке группу вонхва — девушки-цветы. Эта группа, появившаяся ещё до кисен, состояла из прекрасных молодых женщин, выбранных как образец для всей страны. Группу распустили, однако, когда одна из двух самых выдающихся девушек убила другую в приступе ревности.
Во многом Сону удалось возродить истинную традицию кисен в Элане, она была умна, податлива, стремилась доставить удовольствие. Наставники, а наняты были лучшие, учили её поэзии, учили рассказывать истории, учили корейской музыке. Музыка у неё получалась не очень хорошо, потому что она не была основана на темперированной школе западной тональной системы.