- Олег Авраамович! Я вас ударила. Извините! И вообще, извините!
   Он качает головой - на сей раз утвердительно.
   - Да, конечно. Вы, наверное, решили, что наша банда собралась шантажировать работника прокуратуры? Это я, дурак, виноват: хотел вас, так сказать, озадачить. Знаете что? Лучше вы меня извините. А сейчас... Можно, я пойду домой? Холодно!
   Еще бы! Февраль, мороз, а он в спортивных штанах и майке. И в одной тапочке.
   Правом.
   Взгляд исподтишка.
   Никогда бы не смогла нарисовать его лицо. Не личность - словесный портрет, забывающий бриться: нос прямой, чуть с горбинкой, брови тонкие, щеки слегка впалые - и вечно в щетине (фи!). Особая примета - без всяких особых примет. Тридцатилетний недоросль, любящий пялиться на женские ноги. И чего в нем нашла гражданка Бах-Целевская, не пойму?
   А еще у него странный голос - какой-то водянистый, бессильный.
   Или это я все от злости?
   Таков ли он на самом деле, господин литератор?..
   - Конечно, Олег Авраамович! Только... Если некоторые люди узнают о моей дочери... Об Эми... Плохо будет не одной мне, плохо будет ей. Ей шестнадцать лет, отца убили, когда девочке и шести не было...
   - Не надо! - Алик морщится, гладит рукой бок. - За кого вы меня принимаете? За сентиментального агента 007?.. Ну и бьете же вы, Эра Гигантовна! Вас бы с Фимкой познакомить...
   Пожалуй, надо улыбнуться, но я не могу.
   Нет сил.
   * * *
   Мне казалось, прошла целая вечность, но взгляд на циферблат убедил в ином. Одиннадцать минут, на минуту больше, чем обещала. Игорь! Кенты! Как он там?!
   Кентавры никуда не делись. Теперь их не двое - пятеро, и вся пятерка сгрудилась у подъезда. Маг по имени Истр стоит прямо перед ними - ровно, широко расправив плечи. Ни он, ни кенты не двигаются, но мне почему-то чудится, будто сероглазый фольклорист не просто стоит на заснеженном асфальте. На миг вспыхивает: между ними стена - радужная, полупрозрачная, мерцает синеватыми огоньками.
   Я помотала головой. Померещилось! Просто стоят.
   Наверное, Игорю интересно с непривычки.
   - От-тдали д-дискету?
   Он улыбается, а я никак не могу сообразить, что за дискета, пока не догадываюсь: никакой дискеты нет, зато есть "мотивация внезапной остановки".
   Завралась, дура! .
   - Отдала. Сажали пить чаи, но я героически отбивалась. Очень скучали? Улыбка. Какая у него улыбка!
   - Без вас - очень! А вообще-то интересно, любовался к-китоврасами...
   Он вновь берет меня под руку; на миг я вся обмякаю, прижимаюсь к его крепкому плечу. Но сразу прихожу в себя. Нельзя - ничего нельзя. Нельзя заплакать, завыть, нельзя даже показать ему фотографию. У меня гость. Мы с ним гуляем, потом попрощаемся, я пожелаю сероглазому Магу спокойной ночи.
   Выдержу?
   Не сдохну?
   Кто знает?
   2
   "Срочное. Вне очереди!
   Прошу сообщить, какие объекты на территории города и области связаны с фамилией "Голицын" или сходными с нею.
   Стрела. Экстренный № 258".
   Я нажала "enter" и полюбовалась делом рук своих. Хорошо, если сегодня дежурит Пятый! "Экстренный" в полседьмого утра - удачная закуска к кофе. Забегает, извилиной своей фуражечной зашевелит, Голицыных взыскуя; это ему за "Воздух"!
   Итак, запрос уже в "паутине", чайник закипел, значит, можно брести на кухню и мыть посуду. Вчера на это сил не хватило. Удалось лишь снять - бросить на пол - пальто и добраться до комнаты, после чего я (как была, в платье) рухнула на кровать.
   Мертвая.
   Ожила я полчаса назад, с удивлением обнаружив, что каким-то чудом умудрилась отдохнуть.
   Во всяком случае, в голове обнаруживались разумные мысли, а не только шум прибоя и крики чаек. Тогда и села за компьютер, решив совместить приятное с полезным - и начальство потревожить, и дел? Капустняка вперед двинуть. Хотя с уверенностью утверждать, что доктора наук Крайцмана похитили "железнодорожники", еще рано.
   Пока рано.
   Кофе обжигал, и я с сожалением - в очередной раз - подумала, что Господь ведает, как наказать грешную рабу Свою. Хоть в крупном, хоть по мелочам. Вчерашний вечер, например. Изображать любезную хозяйку было настоящей пыткой. Интересно, заметил ли Игорь? Кажется, я слишком много смеялась. И слишком часто - как дурочка-лимитчица, первый раз попавшая в ресторан. Обидно, я ничего не помню из того, что он пел. Даже странно, разговор помню (учили запоминать, учили!), а вот песни - нет. Обидно! Не до песен было. Приходилось думать над каждым словом, каждым жестом, иначе бы не выдержала - сорвалась, завыла, а то и вовсе кинулась бы к нему, глупая старая баба, наговорила бы с три короба...
   Ладно! Этот вечерок я еще припомню господину Залесскому! Пошаманить решил, духов из бездны повызывать! Проклятый городишко, скорей бы отсюда!..
   На распечатку даже смотреть не стала. Потом! Эмма жива, здорова, остальное - потом. Лучше всего выволочь сюда самого господина бумагомарателя, сунуть ему под нос листочки - и пусть все объяснит. Сам! И про "научный опыт", и про все хорошее.
   Оставалась пленка - проклятая пленка, которую без промедлений нужно переправить в неведомую даль. Еще ночью, перед тем как рухнуть на кровать, я решила стереть все, начиная с крика чаек. Моим шефам требуется разговор, а не голоса духов. Но сейчас, покрутив в руках диктофон, так и не решилась. Стереть - значит соврать, а за подобные вещи полагается визит "чистильщика". Никакие псы Егория не защитят: шлепнет "чистильщик" рабу Божью Стрелу - и мигом на вертолет, подальше.
   Рутина, стандартная процедура.
   Ладно, отправлю, как есть. Пусть Пятый сам разбирается!
   Голова слегка гудела, и я не стала пить вторую чашку кофе. Уцелевшую булочку спалила пред ликом Анны Кашинской, которая в это утро выглядела особенно кисло. Точь-в-точь мое отображение в зеркале.
   "...Вы, гражданин начальник, меня на пушку не берите! Видели меня там, не видели, а все одно - "мокруху" не пришьете! Я на мокрое в жизнь не пойду. Западло это! Мы тут, в городе, даже "стволы" не носим, разве не знаете, начальник? А почему не носим? А петому как работа наша горячая, не сдержишься и вот уже Первач-суки за загривком..."
   Магнитофон крутился, дуб дымил сигаретой (первый раз его с сигаретой увидела!), а на столе остывал чай. Не вечно же коньяк с ликером на работе хлестать!
   Пленку добыл лично господин Изюмский, за что я сразу воздала ему хвалу. Мысленно, понятно, чтоб не зазнавался. А приплыла пленочка прямиком из городской уголовки, где не первый месяц благополучно, "висят" два "мокрых" дела. Очень похожие на наши: продырявленный пулями труп - и никаких "Первач-сук". Месяц назад кто-то из стукачков вывел оперативников на одного из "железнодорожников". Того видели в ночь убийства совсем рядом с местом происшествия. Крутые парни из угро как следует тряхнули субчика - и вот результат. Запел.
   "...Так что не гоните чернуху, начальник! Не там роете! Вы среди "ганфайтеров" пошустрите! Слыхали? Хлопцы Капустняка... Бывшие, понятно, Капустняк-то - аминь, вечная память! Вот его хлопцы как раз со "стволами" ходили. Почему? А потому, что им боженька разрешил, ясно?.."
   Я нажала на "stop", чтобы записать самое важное в протокол. Итак, "хлопцы Капустняка". Видимо, личная охрана или спецгруппа, вроде внутренней полиции. У "братвы" такое встречается.
   - -Вот, блин, словечко выдумали! - недовольно скривился дуб. "Ганфайтеры", мать их!
   - Язык оторву! - вздохнула я. - Не им - вам, господин Изюмский. За "мать", чтоб неповадно было.
   - Да ну, блин!.. - смутился племянничек, но я была неумолима.
   - И без "блин"! А "ганфайтер" - это по-английски. Точнее, по-американски, так на Диком Западе стрелков Называли. Вестерны смотрели?
   По виду дуба стало ясно, что слово "вестерн" тоже нуждается в переводе.
   -Ладно, слушаем...
   "... Только боженька у них живой. Понятливый бог. Он им и разрешает. Как чего? "Мокруху", бля, разрешает, со "стволами" ходить разрешает. А вот как, это уж вы сами, гражданин начальник, выясняйте. Может, жертвы особые, а может, просто боженька в законе. Да не знаю, какие жертвы! Не знаю! Кровь, говорят, нужна. Кровью этой их бог Первач-псам глаза вроде как замазывает. А не знаю кто; говорят, и все. И чья кровь, не знаю! Все, гражданин начальник, чего ведал, все как на духу! А мочить - западло, так что не я это, и кошка не моя!.. И вообще, по сторонам хранители мои, избавители от всяких властей и их мудростей, от всяких чинов и их подчинов, от всех мундиров и их командиров..."
   - Дальше неинтересно. Эра Игнатьевна, - не став слушать заговор на "ментовские козни", известный всякому блатному, дуб выключил магнитофон. Отхлебнул чай, вновь скривился. - И как вы такое пьете, блин!..
   - Зажигалку! - потребовала я и, получив требуемое, щелкнула кремнем. - А теперь - язык. Вытягивайте, вытягивайте!
   Господин Изюмский покосился на лиловый огонек и на всякий случай отодвинулся подальше. Я встала, взяла охломона за ухо:
   - Еще раз услышу - точно язык спалю. Или отрежу - по вашему выбору. Если не воспринимаете меня как женщину, воспринимайте как старшего по должности.
   Ухо дрогнуло, и я еле удержалась от продолжения экзекуции.
   - Уже и сказать нельзя! - пробурчал Изюмский. - Женщину... А вы меня, б... То есть вы меня разве как мужчину воспринимаете?
   От такой наглости я настолько оторопела, что даже не стала отвечать. Мужчина Изюмский!
   Я пододвинула к себе магнитофон, но дуб покачал головой:
   - Говорю ведь, нет там больше ни... ничего! Там дальше про собак каких-то. Не Святого Георгия, обычных...
   Собак! "Кровь, говорят, нужна. Кровью этой их бог Первач-псам глаза вроде как замазывает... И чья кровь, не знаю!"
   Не знает?!
   "...Ну, подтверждаю. Так точно, двенадцать собак. И двор мой, и клетки мои, и собаки. Да только вы мне, гражданин начальник, ничего не пришьете! Собаки бродячие, так что отловил я их даже с пользой. А то бегают, народ зазря кусают! А на кой они мне, это, извините, мой личный интерес! Одну продам, другую подарю..."
   То-то в городе собаку не встретишь! Один дюжину поймал, другой - две. Собаки... А люди? Бомжи с вокзала?
   - Володя, где сейчас этот тип?
   - Этот? - Дуб потер ухо, обиженно вздохнул. - Как по делу, так сразу "Володя"! Помер он. В камере на помочах повесился. Я так, Эра Игнатьевна, смекаю: ребята из угро его прижали, вот он и решил на Капустняка свалить. Капустняка ведь мертвым считали! А не вышло!
   Не вышло. Услышали - и помогли приспособить помочи. То ли сам Панченко, то ли кто-то из его "ганфайтеров".
   - Я, Эра Игнатьевна, эту, ну, версию придумал.
   Я чуть было не переспросила по поводу глагола, но сдержалась. А вдруг и вправду придумал? Великое чудо Маниту - мыслящее древо. Quercus sapiens.
   - Панченко, который Капустняк, он все эти годы не светился особо. Мы-то знали, но доказать ни черта не могли. А месяцев восемь назад... вот...
   Дуб порылся в папке и вынул ксерокопию статьи. Бог мой, на английском!
   - Его это... ФБР засекло. Один пи... то есть тип согласился дать показания. Короче, в Штаты ему путь заказали, и в Израиль тоже, и во Францию. А потом и у нас на него материал появился. Говорят, "Тамбовцы" подкинули.
   - ...И Панченко решил инсценировать собственную гибель, - кивнула я. Логично, если бы не два "но". Его смерть подтвердил Интерпол, ас этой конторой даже "железнодорожникам" не сладить. И второе: почему он здесь, а не где-нибудь в Белизе?
   Дуб задумался - крепко, до скрипа извилины.
   - А дела у него тут! Деньги, гад, припрятал или чего еще. А Трищенко, бармен который, болтать стал или пуганулся, к нам решил прийти. Вот Капустняк Очковую и натравил!
   Версия вполне годилась. В нее вписывались даже сгинувшие собаки и таинственный "боженька". Кто знает, чего могли эти штукари выдумать?
   - Гражданин Крайцман - биохимик, - проговорила я вслух. - Биохимик, собачки, кровь, новая работа...
   Дуб удивленно моргнул. Пришлось пояснять с самого начала; естественно, без упоминаний остальных участников молитвинской эпопеи. Господин Изюмский долго чесал затылок, затем вновь скрипнул извилиной:
   - Вот, блин!.. То есть надо же! Крайцман! Так ведь я ейной... в смысле, евойной мамаше зачет сдавал! Она на этой, как его, кафедре! Начальник!
   - Какой зачет? - поразилась я, почему-то сразу подумав о военной подготовке. "Побатальонно! В колонну по три!.. Противогазы надеть!"
   - По "скобарю" зачет! - дуб вздохнул. - В академии. Ну, крута! Заочников только что не убивает! С пятого раза сдал, потом две недели хромать пришлось.
   Вспомнился лязгающий, словно танковые гусеницы, голос в телефонной трубке, и я невольно пожалела племянничка. Само собой представилось: стальная рука берет "Вована" за шкирку, кидает на татами (или на что там сейчас кидают?), стальная нога бьет в промежность...
   - Значит, теперь закрепляете навыки на подследственных?
   Дуб вновь вздохнул и зачем-то оглянулся - не иначе грозный призрак мадам Крайцман встал за спиной.
   - И сынка ейного... евойного видел. С виду пуздрыч носатый, я его в шутку позвал побуцкаться - а у него черный пояс оказался... если б еще понять, на чем он меня прихватил!..
   Ай да семейка! Видать, архарам тараканьего полковника пришлось туго!
   - Так, выходит, Эра Игнатьевна, у них где-то кубло есть? Не в городе? Эх, знать бы, где искать, враз бы накрыли!
   Я-то знала. Объект "Психи Голицыны". Эй, психи, ау!
   4
   А еще есть такая беда - совещание называется. И наш Никанор Семенович великий дока по части убивания времени, толчения воды в ступе и всего, этому социально близкого. Вот и сегодня... Суббота же, блин, как выразился бы господин Изюмский. И действительно - "блин"! Два часа отсидели, глазами прохлопали - и что узнали? Что двух кентов мертвых нашли? Так это я с самого утра слыхала. Упились самогонкой с дихлофосом - и коньки отбросили, а нам отдуваться, потому как меж кентавров по просторам Дальней Срани слушок прошел, вудто товарищей их жорики забили до смерти, а экспертиза "липу" подмахнула. Похоже, Никанору Семеновичу крупно за этих кентов в мэрии влетело, вот он за нас и взялся. И что теперь делать? Беседы проводить о культурном потреблении дихлофоса?
   Впрочем, кенты были, так сказать, на первое. А вот на второе нам подали такое, что я мигом забыла и о дихлофосе, и о привычных наших дрязгах. Никанор Семенович вызвал дядьку в зеленом ватнике - дежурного Тех-ника, - тот поколдовал около дверей и возле окна, щедро посыпая паркет мукой, после чего включил мигающий разноцветными лампочками ящичек. Система была знакомая: последняя новинка против подслушивания. Никанор Семенович подождал, пока за Тех-ником закроется дверь, а затем вздохнул и достал из красной папки несколько листков бумаги с привычным грифом "Совершенно секретно. Экземпляр №...".
   Документ прислали прямиком из Генеральной прокуратуры. Такие мы уже получали, и речь там, как правило, шла о старых знакомцах-"железнодорожниках", совершивших очередной подвиг. Но на этот раз речь зашла не о пропавшей нефти, не о сгинувшей неведомым образом электроэнергии и даже не об украденном ноу-хау.
   Вначале я ушам своим не поверила, настолько все услышанное походило на дурной боевик. Три дня назад некто, говоривший с узнаваемым славянским акцентом, позвонил прямиком в Пентагон, предложив за сходную цену приобрести несколько файлов, извлеченных непосредственно из главного компьютера командования ракетных войск стратегического назначения.
   Не американских РВСН - наших.
   Такого еще не было. "Железнодорожники" и прочая "братва", как черт ладана, избегали политики. Но сразу вспомнился рассказ излишне откровенного парня, поспешившего поверить в смерть Панченко-Капустняка. Если боженька "в законе", то почему бы не "расколоть" компьютер РВСН?
   Но неведомый штукарь, к скорби его великой, просчитался. В Пентагоне не обрадовались - там пришли в ужас. Если уж начали пробивать такую защиту!..
   Через час об этом знали у нас в столице. Министр обороны бегом побежал к президенту. Пресса еще не успела пронюхать, но в любой момент история может всплыть, и тогда!..
   Что будет тогда, Никанор Семенович не стал уточнять. Хватило и того, что пухлые щечки сменили цвет, превратившись из розовых в салатные.
   Стало ясно - будет лажа. Этого городу не простят. Даже если компьютер "хакнули" не "железнодорожники", а какие-то другие умельцы. Слишком велика наша слава. Велика - и вполне однозначна.
   В кабинет я вернулась злая, мечтая лишь об одном - убежать, да побыстрее. Но не тут-то было. Прямо в моем кресле обнаружился некий чернявый субъект в куцей курточке и совершенно наглого вида. Мерзкий такой субъект. Стрикулист.
   - Эра Игнатьевна? - на прыщавом лице блуждала улыбочка, левый глаз странно дергался - словно вот-вот собирался подмигнуть. - Заждался я вас, заждался...
   Первая мысль, вслух не высказанная, была проста: "Пшел вон!" Вторая, тоже про себя: в мой кабинет просто так не пускают. Значит?
   - Удостоверение предъявите! - как можно спокойнее предложила я, уже догадываясь, что увижу.
   Этого делать стрикулисту явно не хотелось. Он помялся, подвигал ножкой:
   - Ну зачем так сразу - удостоверение! Я же, можно сказать, неофициально. Просто так зашел.
   Я ждала - молча, не говоря ни слова. Стрикулист вздохнул, полез куда-то во внутренний карман.
   Бордовая книжечка, щит с перуном. Так и знала! Фамилию прочитать не дали развернули только на миг.
   - Я, знаете, на минутку. Сказать. Точнее, посоветовать. Закрывайте вы это дело, Эра Игнатьевна! И убийца у вас есть, и оружие. Чего еще вам нужно?
   "Это дело". Даже переспрашивать не надо - и так ясно.
   - А мы вас не забудем! Организация у нас уважаемая, солидная, наша помощь всегда пригодится.
   Если б не его наглая улыбочка, я скорее всего вступила бы в переговоры. Всегда полезно узнать что-то новое. Но уж больно нагл, стрикулист! Привык "корочками" козырять, сволочь! Как их Саша ненавидел!
   - Закрывать дело не считаю возможным. Все?
   Усмешка стала шире, желтые зубы - клыки! - оскалились.
   - Не считаете, значит?
   Отвечать я не стала. Уверена, со слухом у него все в порядке.
   - Видите ли, Эра Игнатьевна, я привык добиваться своего. А методы бывают различные!
   Улыбка растянулась до ушей, затем исчезла:
   - Мы ведь о вас все знаем! Бытовое пьянство, сувенирчики от подследственных... Я ведь вас, Эра Игнатьевна, можно сказать, пожалел. Сунул бы сейчас вам в стол конверт с долларами - и все. Времена нынче сложные, сами знаете. В колониях таких, как вы, не любят! Хорошо, если одних вертухаев обслуживать придется!..
   Говорят, самый страшный гнев - гнев бессилия. Саша, когда говорил о таких, бледнел, терял голос...
   - Убирайтесь!
   Прыщавая рожа скривилась. Стрикулист вздохнул:
   - Скоро сами все поймете, Эра Игнатьевна, да только поздно будет. Я ведь с вами неофициально, по душам, так сказать...
   - Неофициально? Просто взяли и зашли?
   Мысль мне понравилась. Старший следователь прокуратуры входит в свой кабинет и обнаруживает...
   От первого удара он присел. Второй бросил его на пол.
   - Сука! Пожалеешь!
   Я достала из его кармана удостоверение со щитом и перуном, открыла форточку - и бордовые "корочки" сизым голубем упорхнули прямиком с четвертого этажа.
   - А это тебе за "суку"! Ползи, пока кенты не подобрали!
   Выйти из кабинета стрикулисту оказалось затруднительно, но я помогла.
   В три пинка.
   5
   Руки дрожали - даже дома, даже после рюмки коньяка. Ненавижу! Эти - хуже всех, хуже жориков, хуже прокуратуры, будь она трижды!.. Наглые, уверенные в себе, в своей скотской безнаказанности. Сашу забирали трижды, целый год держали в "психушке". Страны рушатся, Армагеддон в разгаре - а этим хоть бы хны! Случись Потоп, к Ною, когда он пристанет к горам Араратским, тут же подойдет такой, с "корочками", и . начнет душевный разговор.
   Хорошо, что я работаю не на них. По крайней мере, это знаю точно. А в целом - плохо. Плохо, сотрудник Стрела! Сорвалась, причем не в первый раз. Но сегодня - случай особый. С этими срываться нельзя - вцепятся, не отцепить! Прав Девятый, пора лечиться!
   Да, плохо. Считай, испортила себе субботний вечер. Неделю назад тоже работала допоздна, пришлось заниматься алкашом Молитвиным, свидетелей опрашивать; и вот снова субботний вечер, настроение -самое паскудное...
   Я включила компьютер, но почты не было. С Голицыными явно вышла неувязка. Я представила себе, как Пятый рычит на перепуганных клерков, как лично берет энциклопедию на букву "Г", и почувствовала себя немного легче. Совсем немного.
   Впрочем, рецепт хорошего настроения я знала: горячая ванна, две рюмки коньяка - и пластом на кровать. Закрыть глаза, руки вдоль тела. Полчаса - и все пройдет. То есть проходит.
   Иногда.
   Я расстегнула мундир, вспомнила об обязательной свечке Николе Мокрому (дабы вода была теплее), с тоской поглядела на уже привычные разводы на потолке...
   Звонок - громкий, протяжный.
   В дверь.
   Первая мысль, естественно, самая скверная. Стрикулист и его начальники оказались чересчур обидчивыми, доллары уже лежат в почтовом ящике, Никанор Семенович подмахнул ордер...
   Стоп!
   Я застегнула мундир. Прошла в комнату, открыла ящик стола, где притаился браунинг. Взять? Нет, сначала спросим.
   К двери пришлось подходить так же, как днем раньше к жилищу алкаша Залесского - по стеночке. Вдруг эти идиоты решили разыграть "сопротивление при аресте"? Кто знает, может, у них свой "боженька" имеется - который Первач-псов отводит?
   -Кто?
   Если "телеграмма" или "газовый надзор" - тогда по схеме. Тоже стандартная процедура, но на свой лад. Пятерых положу - не меньше.
   - Это я, Ирина! В-волков. Если вы заняты...
   О Господи!
   Почему-то в первый миг я испугалась. Даже больше, чем если бы стали ломиться в дверь. Но затем испуг сгинул, и я поняла: низких лекарств от плохого настроения уже не требуется. Игорь! Как хорошо!
   - Я не занята! Сейчас!
   В руке Маг по имени Истр держал букет лиловых хризантем, в другой большой пакет, за спиной - гитара в знакомом зеленом чехле.
   - В-вам!
   Не выдержала - ткнулась лицом в цветы. Боже. мой, как хорошо!
   - Спасибо, Игорь! Но Так нельзя, вы меня совсем избаловали... Проходите, проходите!
   И только тогда, когда он переступил порог, я сообразила. То есть я ничего не сообразила, просто поймала его взгляд.
   Форма!
   Ты же в форме, дура! В синей, прокурорской форме, с погонами, с Фемидой в петлицах. Еще бы браунинг взяла! В зубы.
   Прокол. Провал. Все!
   - Вас форма удивляет?
   Удивляет? "Сэр, а не странно ли вам, что этот джентльмен зачем-то встал на табурет и намыливает петлю? Ничуть, сэр, я тоже чистоплотен!"
   - П-почему удивляет? - Игорь вновь улыбается, и у меня отпускает сердце. Где вы работаете, я, т-так сказать, в курсе... а форма вам, между прочим, очень идет. Как сказал бы один отрицательный исторический п-персонаж, "чегтовски"! Или даже "архичегтовски"!
   Заступница-Троеручица, ну конечно! Не полные же идиоты те, кто его готовил! Пятый, конечно, идиот, но есть еще Девятый...
   - Я вам, Ирина, с-слегка завидую. Быть п-прокурором в этакой фольклорно-мифологической реальности! За г-год, уверен, можно набрать материала на д-докторскую, минимум.
   Остается согласиться, улыбнуться и направиться за вазой. Хризантемы, Господи! Никогда в жизни мне не дарили хризантем!
   Между тем Игорь нерешительно топчется в передней, явно не зная, куда девать пакет. Наконец осторожно ставит его в угол.
   - Пицца, - сообщает он, уловив мой удивленный взгляд. - Вчера вы угощали м-меня анчоусной, а я купил с осетриной. Н-надеюсь, не помялась. Хризантемы это, так сказать, обряд, а вот п-пицца - основа делового ужина, поскольку я потревожил вас исключительно по делу.
   Спорить не стала. По делу так по делу. С осетриной так с осетриной.
   Впрочем, о деле за ужином Игорь не сказал ни слова, и я мысленно поблагодарила его за подобную чуткость. Мой кивок в сторону коньячной бутылки был проигнорирован, и я (опять мысленно!) устыдилась. Того и гляди, решит, что я пытаюсь его споить!
   Наконец на столе появился кофе (спасибо Сурожанину, и на этот раз не оплошал!), Маг откинулся на спинку кресла, осторожно отхлебнул черный дымящийся напиток.
   - От-тменно! - констатировал он, и я возгордилась. - Кофе у вас, Ирина, б-божественный, и это не просто похвала, а тонкий намек на то, о чем я хотел с в-вами поговорить.
   - О Боге? - удивилась я.
   Почему-то вспомнилось: "...боженька у них живой. Понятливый бог..."
   - Скорее, о богах.
   В его руках появились четки - темные круглые бусины на прочном шнуре. Пальцы привычно заработали: бусинка, еще бусинка, еще...
   - Знаете, п-побродил по городу и немного очумел. Ну, к-колоды с иконками, инструкции, так сказать, к к-камланию, "наклейки качества" - эт-то я и раньше видел, у нас их уже целая коллекция. Но вот к-канализационные, извиняюсь, люки...
   - Как? - поразилась я.
   - Обычные, чугунные. Т-то есть это у вокзала они обычные и на окраинах. А в центре что н-ни люк, то со значком. И н-непростым значком! Прямо к-карты Таро! То есть, конечно, это не Т-таро, знаки другие, но хотел бы я взглянуть на п-план города и прикинуть к-комбинации!
   У Мага оказался острый глаз. Столько лет ходила по этим люкам! А хорошо бы с планом города поработать, жаль, времени мало!
   - А церкви сосчитали? - улыбнулась я. - Говорят, их у нас больше, чем в Риме.
   Игорь кивнул - серьезно, без улыбки.
   - М-много... Знаете, в XII веке халиф М-мансур как-то обмолвился, что обилие мечетей - это свидетельство б-близости Судного Дня. Так вот, об этом самом Судном Д-дне. Вчера вы д-дали мне журнал. П-признаться, не спал полночи, штудировал. В немецком не силен, пришлось звать д-демона, то есть искать словарь в Интернете...
   В этот миг я ощутила себя господином Изюмским - мои извилины дружно издали жалобный скрип. Журнал? Словарь? Но тут, видать, сам пророк Наум снизошел и наставил - на ум. "Шпигель"! Я подарила ему "Шпигель" с письмом гражданина Егорова!