— Не похоже, чтоб он был тяжело ранен, — сказал Стоун.
— Он совсем не ранен. Он просто упал.
Стоун промолчал. Он снова отвязал грота-шкот и распустил парус по ветру.
— В какой стороне Литтос? — спросил Нис грека.
— У самого Кавро Мелисса.
Это был мыс милях в двадцати пяти от Сулии. Если держаться все время того берега, вдоль которого они сейчас шли, то рано или поздно они должны были попасть туда.
Нис больше ничего не сказал, но почувствовал облегчение.
— Все лодки увели? — спросил грек.
— Не знаю. Железноголовые выслали бензина в погоню за ними.
— Нам надо в Энтос, — сказал грек, вспомнив вдруг, что его спрашивали о Литтосе.
— В Литтос, — поправил его Нис.
— Литтос дальше Энтоса, — сказал сирносец.
— Свезешь нас туда, а потом можешь вернуться, — сказал Нис. Он сказал это, не повышая голоса.
— Моя жена и все мои ждут меня в Энтосе.
— Что ж, разве из Литтоса туда пути нет?
— Пока я буду ездить взад и вперед, бензина меня нагонит.
— Послушай, — сказал ему Нис, — нас двоих и еще одного австралос обещали доставить в Литтос к человеку по имени Хаджи Михали, который связан с англичанами. Мы пробираемся в Египет.
— А мне нужно отвезти своих подальше на восток, — сказал сирносец.
— Поедешь за ними из Литтоса, — сказал Нис.
— К тому времени подоспеет погоня. Мне надо поскорей выбираться отсюда вместе со своими.
— Это ты прав. — Нис был верен себе.
— Чтобы выбраться с острова, мне пришлось взять чужую лодку. Из-за этого железноголовые уничтожили целую деревню, а того, кто дал мне лодку, повесили вместе с женой. Теперь мне нужно попасть в Литтос. Куда-бы я ни двинулся, из-за меня страдают вот такие, как этот, который должен кочевать со своей семьей, потому что по нашей вине у него сожгли дом и отняли лодку.
— Придется нам идти в Литтос пешком по берегу, — сказал он Стоуну по-английски.
— А почему не на лодке?
— Ему надо за семьей в деревню, которая ближе Литтоса.
— Что ж, он не может сперва довезти нас?
Нис отрицательно покачал головой, но, впрочем, этого Стоун не мог видеть. Нис сидел, привалившись всем телом к румпелю. Усталость одолевала его так, что он с усилием размыкал слипавшиеся веки. Уже почти рассвело, и он даже рад был наступлению дня. Ему не хотелось сейчас думать о том, как они попадут в Литтос. Или о Берке. Или о том, удастся ли достать в Литтосе лодку, чтобы добраться до Египта, до англичан. Слишком дорого это должно было стоить. Он знал из собственного опыта, что лодка — это все. Никто так легко не расстанется с лодкой. Три года в каменном мешке в Лариссе, в безделье, полном, мучительном безделье, и не с кем даже перекинуться словом. Он успел позабыть, что значит лодка для человека. Но теперь он испытывал те же чувства, что и этот сирносец. Он помнил его слова: «Без лодки — значит с пустым желудком». Он понимал, отчего упрямый грек лежит на дне своей лодки и его не тянет взяться за руль или за конец грота-шкота, ему хочется только отдохнуть. А еще больше хочется стать снова хозяином своей лодки.
— Может быть, Берк уже там, — сказал Стоун.
— Как только мы попадем туда, опять начнутся трудности.
— Мне не очень нравится, что мы идем в большую деревню.
— Не в том дело, — сказал Нис. — Но ведь, чтоб ехать в Египет, нужна опять лодка.
— Кто этот грек, про которого они говорили?
— Хаджи Михали. Должно быть, энергичный человек, который продолжает борьбу.
— А лодка откуда возьмется?
— Может быть, он держит связь с англичанами. На это вся надежда.
— Никому не охота отправлять свою лодку в Египет.
— Вполне понятно.
— Остается, значит, одно — украсть лодку.
— Этого мы не сделаем, — сказал Нис.
— Пожалуй, что нет. Но тогда, рано или поздно, нас тут поймают.
— Посмотрим, что скажет этот Хаджи Михали.
— Посмотрим. Если у него действительно есть связь с англичанами. — По тону, которым были сказаны эти слова, ясно было, что Стоун не очень верит в это.
— Вы думаете, это невозможно?
— Сомнительно, — сказал Стоун.
— Неужели англичане совсем отказались от Крита?
— Очень похоже, — устало сказал Стоун.
— Это было бы глупо. На острове все против железноголовых. Как раньше были против Метаксаса.
— А что же, по-вашему, могут сделать англичане?
— Борьба все равно будет идти. Критяне ненавидят железноголовых.
— Допустим. Но что тут могут сделать англичане?
Нужно было менять галс и отойти от берега, который вдруг оказался рядом. Когда лодка выровнялась и пошла дальше, они продолжали разговор.
— Могут посылать на Крит оружие. Могут помочь населению организоваться, — сказал Нис.
Стоун демонстративно засмеялся.
— Не верите? — спросил Нис.
— Нет.
— Не понимаю, почему.
— Я сам иногда не понимаю, — сказал Стоун, чтоб кончить разговор.
— С такой политикой они проиграют войну, — внушительно сказал Нис Стоуну.
— Меня вы не уговаривайте, — сказал Стоун.
— Не думаю, чтобы англичане были так глупы. Чтобы они не понимали собственной выгоды.
— Поживем — увидим, — сказал Стоун и опять недоверчиво засмеялся.
Нис больше ничего не сказал. Лодка кренилась на правый борт. Ветер крепчал и хорошо надувал парус, похожий на крыло чайки, Стоун уже успел овладеть несложным искусством натягивания шкотов.
Этого было достаточно.
— Мы идем в Литтос. Наверно, Хаджи Михали держит связь с англичанами. Англичане не так глупы, чтобы оставить Крит на произвол судьбы.
— Дай, я буду править, — вдруг сказал сирносец.
Он спал, и неожиданный крен лодки разбудил его.
— Далеко еще до твоего Энтоса? — спросил его Нис.
Сирносец вгляделся в очертания гористого берега, темневшего сквозь утреннюю мглу.
— Еще час, — сказал он.
Он взял румпель из рук Ниса. Нис перешел на нос и там лег на мокрое дно, упершись ногами, чтобы не перекатываться при качке.
И так он уснул.
Через час сирносец разбудил его. Нис сразу почувствовал, что лодка лежит в дрейфе.
— Высаживаться будете в Энтосе? — спрашивал сирносец.
— Там есть железноголовые? — спросил Нис, приподнимаясь.
— Не знаю, — сказал сирносец. — На этом берегу еще много деревень, до которых железноголовые не добрались.
— А ты не можешь спустить нас на берег, не доезжая Энтоса?
— Могу.
— Так будет лучше, — сказал Нис.
Уже совсем рассвело. Нис посмотрел на Стоуна, который огромным калачом свернулся под банкой и крепко спал, не чувствуя даже, что ноги у него в воде.
— Я рад бы довезти вас до Литтоса, но это невозможно.
— Я понимаю, — сказал Нис. — Дороги тут, в Энтосе, есть?
— Нет.
— А в Литтосе?
— Тоже нет. Тут только морем ездят. В Литтосе плетут сети и делают вино.
— Значит, должны быть какие-то пути.
— Нет. Только морем.
Они снова развернули лодку на курс. Лодка накренилась под ветром и заскользила к узкому заливчику, одному из тех, что лежали между морем и крутыми холмами берегов.
Стоун проснулся и сел.
— Приехали? — спросил он.
— Да, — сказал ему Нис. — Мы высадимся, не доезжая деревни.
Они шли левым галсом, покуда не очутились у входа в изогнутый полумесяцем залив. Тут сирносец переменил галс и с попутным береговым ветром вошел в залив, на ходу убрав киль. Нис направил лодку к отлогому месту берега, развернулся по ветру, и корма врезалась в песчаную отмель.
— Здесь есть еще деревни на пути к Литтосу? — спросил он сирносца, стараясь перекричать хлопанье парусов.
— Есть. Все рыбачьи деревни.
Стоун уже соскочил с кормы на мокрый песок и отошел подальше, чтобы не попасть под косые взбрызги набегающей волны.
— Адио, — сказал Нис сирносцу.
— Адио. Прими мою преданность за то, что помог выручить лодку.
— Я благодарю тебя и понимаю, — вежливо сказал Нис.
— Объясни этому младшему инглезос, что я не бегу от железноголовых. Объясни, что мне и моим надо податься на восток. Но я не бегу. По мне железноголовые и метаксисты — одно и то же. Я и там могу бороться против тех и других. Но чтобы бороться, мне нужна лодка.
— Я все скажу, — нетерпеливо отозвался Нис.
— Скажи ему, что лодка — это хлеб для рыбака и для его семьи тоже. Вот почему плохо иметь дело с семейными людьми. В борьбе с железноголовыми и метаксистами крепче всех тот, у кого нет семьи, нет нашего и моего. И нет лодки, о которой надо беспокоиться. Он поймет, как ты думаешь?
— Поймет, поймет, — сказал Нис.
Он столкнул лодку обратно в воду. Сирносец отвязал грота-фал и спустил гафель. Он готовился идти только под кливерами, потому что с гротом и с кливерами не справиться одному.
— Адио, — сказал Нис еще раз.
— Объясни ему хорошенько, и сам тоже постарайся понять.
— Хорошо.
— Адио, — сказал сирносец. Он потянул за кливер-шкоты, и кливера надулись ветром. Он вышел в море, лавируя короткими галсами.
Нис и Стоун, одни на пустынном берегу, некоторое время смотрели ему вслед. Потом Стоун сказал:
— Пулемет остался в лодке.
— Ничего, он там нужнее, — сказал Нис.
— Жаль, что этот грек не захотел идти в Египет.
— Нет, не жаль, — сказал Нис.
И они стали взбираться вверх, чтобы идти на восток, к Литтосу, где, может быть, ждал их Берк.
16
17
— Он совсем не ранен. Он просто упал.
Стоун промолчал. Он снова отвязал грота-шкот и распустил парус по ветру.
— В какой стороне Литтос? — спросил Нис грека.
— У самого Кавро Мелисса.
Это был мыс милях в двадцати пяти от Сулии. Если держаться все время того берега, вдоль которого они сейчас шли, то рано или поздно они должны были попасть туда.
Нис больше ничего не сказал, но почувствовал облегчение.
— Все лодки увели? — спросил грек.
— Не знаю. Железноголовые выслали бензина в погоню за ними.
— Нам надо в Энтос, — сказал грек, вспомнив вдруг, что его спрашивали о Литтосе.
— В Литтос, — поправил его Нис.
— Литтос дальше Энтоса, — сказал сирносец.
— Свезешь нас туда, а потом можешь вернуться, — сказал Нис. Он сказал это, не повышая голоса.
— Моя жена и все мои ждут меня в Энтосе.
— Что ж, разве из Литтоса туда пути нет?
— Пока я буду ездить взад и вперед, бензина меня нагонит.
— Послушай, — сказал ему Нис, — нас двоих и еще одного австралос обещали доставить в Литтос к человеку по имени Хаджи Михали, который связан с англичанами. Мы пробираемся в Египет.
— А мне нужно отвезти своих подальше на восток, — сказал сирносец.
— Поедешь за ними из Литтоса, — сказал Нис.
— К тому времени подоспеет погоня. Мне надо поскорей выбираться отсюда вместе со своими.
— Это ты прав. — Нис был верен себе.
— Чтобы выбраться с острова, мне пришлось взять чужую лодку. Из-за этого железноголовые уничтожили целую деревню, а того, кто дал мне лодку, повесили вместе с женой. Теперь мне нужно попасть в Литтос. Куда-бы я ни двинулся, из-за меня страдают вот такие, как этот, который должен кочевать со своей семьей, потому что по нашей вине у него сожгли дом и отняли лодку.
— Придется нам идти в Литтос пешком по берегу, — сказал он Стоуну по-английски.
— А почему не на лодке?
— Ему надо за семьей в деревню, которая ближе Литтоса.
— Что ж, он не может сперва довезти нас?
Нис отрицательно покачал головой, но, впрочем, этого Стоун не мог видеть. Нис сидел, привалившись всем телом к румпелю. Усталость одолевала его так, что он с усилием размыкал слипавшиеся веки. Уже почти рассвело, и он даже рад был наступлению дня. Ему не хотелось сейчас думать о том, как они попадут в Литтос. Или о Берке. Или о том, удастся ли достать в Литтосе лодку, чтобы добраться до Египта, до англичан. Слишком дорого это должно было стоить. Он знал из собственного опыта, что лодка — это все. Никто так легко не расстанется с лодкой. Три года в каменном мешке в Лариссе, в безделье, полном, мучительном безделье, и не с кем даже перекинуться словом. Он успел позабыть, что значит лодка для человека. Но теперь он испытывал те же чувства, что и этот сирносец. Он помнил его слова: «Без лодки — значит с пустым желудком». Он понимал, отчего упрямый грек лежит на дне своей лодки и его не тянет взяться за руль или за конец грота-шкота, ему хочется только отдохнуть. А еще больше хочется стать снова хозяином своей лодки.
— Может быть, Берк уже там, — сказал Стоун.
— Как только мы попадем туда, опять начнутся трудности.
— Мне не очень нравится, что мы идем в большую деревню.
— Не в том дело, — сказал Нис. — Но ведь, чтоб ехать в Египет, нужна опять лодка.
— Кто этот грек, про которого они говорили?
— Хаджи Михали. Должно быть, энергичный человек, который продолжает борьбу.
— А лодка откуда возьмется?
— Может быть, он держит связь с англичанами. На это вся надежда.
— Никому не охота отправлять свою лодку в Египет.
— Вполне понятно.
— Остается, значит, одно — украсть лодку.
— Этого мы не сделаем, — сказал Нис.
— Пожалуй, что нет. Но тогда, рано или поздно, нас тут поймают.
— Посмотрим, что скажет этот Хаджи Михали.
— Посмотрим. Если у него действительно есть связь с англичанами. — По тону, которым были сказаны эти слова, ясно было, что Стоун не очень верит в это.
— Вы думаете, это невозможно?
— Сомнительно, — сказал Стоун.
— Неужели англичане совсем отказались от Крита?
— Очень похоже, — устало сказал Стоун.
— Это было бы глупо. На острове все против железноголовых. Как раньше были против Метаксаса.
— А что же, по-вашему, могут сделать англичане?
— Борьба все равно будет идти. Критяне ненавидят железноголовых.
— Допустим. Но что тут могут сделать англичане?
Нужно было менять галс и отойти от берега, который вдруг оказался рядом. Когда лодка выровнялась и пошла дальше, они продолжали разговор.
— Могут посылать на Крит оружие. Могут помочь населению организоваться, — сказал Нис.
Стоун демонстративно засмеялся.
— Не верите? — спросил Нис.
— Нет.
— Не понимаю, почему.
— Я сам иногда не понимаю, — сказал Стоун, чтоб кончить разговор.
— С такой политикой они проиграют войну, — внушительно сказал Нис Стоуну.
— Меня вы не уговаривайте, — сказал Стоун.
— Не думаю, чтобы англичане были так глупы. Чтобы они не понимали собственной выгоды.
— Поживем — увидим, — сказал Стоун и опять недоверчиво засмеялся.
Нис больше ничего не сказал. Лодка кренилась на правый борт. Ветер крепчал и хорошо надувал парус, похожий на крыло чайки, Стоун уже успел овладеть несложным искусством натягивания шкотов.
Этого было достаточно.
— Мы идем в Литтос. Наверно, Хаджи Михали держит связь с англичанами. Англичане не так глупы, чтобы оставить Крит на произвол судьбы.
— Дай, я буду править, — вдруг сказал сирносец.
Он спал, и неожиданный крен лодки разбудил его.
— Далеко еще до твоего Энтоса? — спросил его Нис.
Сирносец вгляделся в очертания гористого берега, темневшего сквозь утреннюю мглу.
— Еще час, — сказал он.
Он взял румпель из рук Ниса. Нис перешел на нос и там лег на мокрое дно, упершись ногами, чтобы не перекатываться при качке.
И так он уснул.
Через час сирносец разбудил его. Нис сразу почувствовал, что лодка лежит в дрейфе.
— Высаживаться будете в Энтосе? — спрашивал сирносец.
— Там есть железноголовые? — спросил Нис, приподнимаясь.
— Не знаю, — сказал сирносец. — На этом берегу еще много деревень, до которых железноголовые не добрались.
— А ты не можешь спустить нас на берег, не доезжая Энтоса?
— Могу.
— Так будет лучше, — сказал Нис.
Уже совсем рассвело. Нис посмотрел на Стоуна, который огромным калачом свернулся под банкой и крепко спал, не чувствуя даже, что ноги у него в воде.
— Я рад бы довезти вас до Литтоса, но это невозможно.
— Я понимаю, — сказал Нис. — Дороги тут, в Энтосе, есть?
— Нет.
— А в Литтосе?
— Тоже нет. Тут только морем ездят. В Литтосе плетут сети и делают вино.
— Значит, должны быть какие-то пути.
— Нет. Только морем.
Они снова развернули лодку на курс. Лодка накренилась под ветром и заскользила к узкому заливчику, одному из тех, что лежали между морем и крутыми холмами берегов.
Стоун проснулся и сел.
— Приехали? — спросил он.
— Да, — сказал ему Нис. — Мы высадимся, не доезжая деревни.
Они шли левым галсом, покуда не очутились у входа в изогнутый полумесяцем залив. Тут сирносец переменил галс и с попутным береговым ветром вошел в залив, на ходу убрав киль. Нис направил лодку к отлогому месту берега, развернулся по ветру, и корма врезалась в песчаную отмель.
— Здесь есть еще деревни на пути к Литтосу? — спросил он сирносца, стараясь перекричать хлопанье парусов.
— Есть. Все рыбачьи деревни.
Стоун уже соскочил с кормы на мокрый песок и отошел подальше, чтобы не попасть под косые взбрызги набегающей волны.
— Адио, — сказал Нис сирносцу.
— Адио. Прими мою преданность за то, что помог выручить лодку.
— Я благодарю тебя и понимаю, — вежливо сказал Нис.
— Объясни этому младшему инглезос, что я не бегу от железноголовых. Объясни, что мне и моим надо податься на восток. Но я не бегу. По мне железноголовые и метаксисты — одно и то же. Я и там могу бороться против тех и других. Но чтобы бороться, мне нужна лодка.
— Я все скажу, — нетерпеливо отозвался Нис.
— Скажи ему, что лодка — это хлеб для рыбака и для его семьи тоже. Вот почему плохо иметь дело с семейными людьми. В борьбе с железноголовыми и метаксистами крепче всех тот, у кого нет семьи, нет нашего и моего. И нет лодки, о которой надо беспокоиться. Он поймет, как ты думаешь?
— Поймет, поймет, — сказал Нис.
Он столкнул лодку обратно в воду. Сирносец отвязал грота-фал и спустил гафель. Он готовился идти только под кливерами, потому что с гротом и с кливерами не справиться одному.
— Адио, — сказал Нис еще раз.
— Объясни ему хорошенько, и сам тоже постарайся понять.
— Хорошо.
— Адио, — сказал сирносец. Он потянул за кливер-шкоты, и кливера надулись ветром. Он вышел в море, лавируя короткими галсами.
Нис и Стоун, одни на пустынном берегу, некоторое время смотрели ему вслед. Потом Стоун сказал:
— Пулемет остался в лодке.
— Ничего, он там нужнее, — сказал Нис.
— Жаль, что этот грек не захотел идти в Египет.
— Нет, не жаль, — сказал Нис.
И они стали взбираться вверх, чтобы идти на восток, к Литтосу, где, может быть, ждал их Берк.
16
Только через три дня они добрались до Литтоса. Они прошли дальше, чем было нужно, и это отняло у них целый лишний день. Выяснилось это на второй день к вечеру. Нис зашел в пастушью хижину купить немного хлеба и чеснока, и пастух сказал ему. На много миль кругом Литтос был единственным местом, где были виноградники, оливковые рощи и фруктовые сады.
Нис сразу же вспомнил, что они проходили над таким местом. Они повернули назад, шли всю ночь и утро и легко нашли его опять. Спустившись в долину, они миновали несколько одиноких домиков и, наконец, очутились в деревне, расположенной там, где долина, изгибаясь, выходила к морю. Она была не так уж обширна, как расписывал пастух. Небольшая котловина, окруженная с трех сторон горами и с четвертой замкнутая морем. Единственным населенным пунктом в ней и была деревня Литтос.
Литтос тянулся вдоль ломаной линии побережья и частью вдавался в глубину плодородной маленькой долины. Наподобие буквы Т. Это было селение, сочетавшее в себе черты рыбачьего поселка и винодельческой деревни. Сады и рощи были разбросаны в беспорядке. Но всюду чувствовалось изобилие. Маслины, абрикосы, виноград и хурма росли вперемежку.
Почва здесь была такая же, как и в Мессаре, — триасовые известняки. Дома в деревне были из камня, глинобитных хижин вовсе не попадалось. Многие дома были выбелены, что на Крите редкость.
Нис и Стоун вышли к деревне узкой тропою, со стороны гор. Дорогой они видели группы крестьян, работавших в долине: они подрезали лозы, другие снимали созревшие абрикосы. Попадались навстречу мулы с корзинами, полными винограда.
Нис и Стоун не заговаривали ни с кем, пока не вошли в деревню.
Правильных улиц в Литтосе не было. Каменистые тропки вились между домами в самых неожиданных и неопределенных направлениях. Нис и Стоун, не останавливаясь, прошли эту часть деревни и вышли к побережью. Здесь все было такое, как в Сирносе, только больше, и без голубой дороги. Полоса белого камня тянулась вдоль длинного ряда домиков, обращенных на восток, отделяя их от взморья. Но к деревне не вело никаких дорог.
Вдоль всей прибрежной полосы были вбиты колья для просушки сетей. Кое-где возились рыбаки, чинившие сети; дальше на воде покачивались ряды одинаковых маленьких лодок. Нис вгляделся, но лодки Талоса не было видно. Когда они шли по взморью, все с любопытством оглядывались на них, но вежливо молчали. Он подошел к одному рыбаку и остановился.
Рыбак, с которым Нис собирался заговорить, наматывал на колышек веревку для сети, пропуская ее между большим и вторым пальцами правой ноги. Его коричневую от загара голову прикрывал вязаный колпак.
— Калимера, — вежливо сказал Нис.
— Калимера, — ответил рыбак, чинивший сеть.
Нис решил, что лучше всего приступить прямо к делу.
— Я ищу мальчика по имени Талос, из Сирноса, и с ним должен быть еще один человек.
— Эта деревня называется Литтос, — сказал рыбак.
— Знаю. Он приплыл в Литтос на своей лодке.
Рыбак ничего не ответил.
— А больше здесь никого нет из Сирноса? — спросил его Нис.
— Не слыхал что-то.
— Тогда скажи мне, где найти человека по имени Хаджи Михали.
Рыбак перестал наматывать веревку, но ничего не сказал. Подошли еще двое и остановились рядом.
— Ты кто такой? — спросил один.
Нис знал, что эти люди настороженно приглядываются к ним. Знал и то, что должен говорить о себе начистоту.
— Я Нис Галланос. Я попал сюда из Сирноса, который разрушили дотла.
— А этот? — про Стоуна.
— Он франк. — Нис употребил слово, которым обычно называют всякого иностранца.
Рыбак, чинивший сеть, пристально посмотрел на Стоуна, но тот встретил его взгляд не мигая. Его большие голубые глаза смотрели открыто и доверчиво.
— Идите за мной, — сказал рыбак.
Он обтер потные ладони о парусиновые штаны, сунул ноги в сандалии на деревянной подошве и пошел вдоль каменистой улицы.
— Узнали что-нибудь? — спросил Стоун Ниса.
— Пока ничего. Нам не доверяют.
— Лодки, на которой ехал Берк, я здесь не заметил, — сказал Стоун.
— Да, ее, по-видимому, нет здесь.
Они замолчали, потому что рыбак, шедший впереди, оглянулся и покачал головой в знак того, что разговаривать не следует. Женщины оглядывались на них, голые ребятишки бежали вслед, потом отставали. Был полдень, и, проходя по дороге, они поднимали облачко горячей пыли.
Рыбак вел их извилистыми проходами мимо белых каменных домиков. Они шли к другому концу деревни, где дома были побольше. Земля здесь вся была занесена тонким слоем мелкого белого песка. Камни были гладко отполированы этим песком.
Рыбак остановился у длинной низкой хижины и постучал в дверь, состоявшую из двух створок, верхней и нижней. Потом ударил в нее ногой.
— Сарандаки, — крикнул он. Слово это по-гречески означает «сорок», но он, видимо, употреблял его как собственное имя.
— Говори, кто, — послышалось из-за двери.
Рыбак назвал себя.
— Политис, — сказал он.
Верхняя створка двери отворилась, и в просвете показался человек еще крупнее Стоуна. По лицу сразу можно было угадать в нем грека, но кожа у него была черная, как у египтянина или сирийца, настоящий джинн. Большой, темно-коричневый череп был совсем голый, глаза прятались в мелких морщинках, выражение было настороженное.
— Калимера, старый филин, — сказал он.
— И тебе калимера, — сказал рыбак.
— Это кто еще? — Он смотрел на Ниса и Стоуна.
— Отвори дверь.
— Погоди, не торопись. — Великан, которого звали Сарандаки, видно, был с хитрецой.
— Отворяй дверь, — повторил рыбак.
— А зачем? — спросил тот и широко, во весь рот ухмыльнулся.
И снова Нис подумал, что надо говорить все начистоту.
— Я Нис Галланос. Мне нужно повидать людей из Сирноса или же Хаджи Михали.
— Они только тебя и ждут, — насмешливо сказал Сарандаки и захохотал, точно из кузнечных мехов воздух вырвался.
— Мне надо их видеть, — твердо сказал Нис.
— Послушай, молодой филин. Приходишь ты сюда, да еще не один, а с каким-то франком, и говоришь: подайте мне Хаджи Михали. А с чего ты взял, что я его знаю?
— Знаешь, — сказал Нис, глядя ему прямо в глаза. — Скажи, где молодой сирносец?
— А зачем тебе?
— Затем, что мне нужен Хаджи Михали. Где мне его найти?
— Да ты, видно, сам все знаешь. — Сарандаки весело смеялся.
— Нет, я не знаю, — сказал Нис. — Скажи, где.
— Ну-ну, поспокойнее, — сказал Сарандаки медленно и со вкусом. Ему все это явно нравилось. — Я про такого и не слыхал никогда.
— А Талоса знаешь? Брата Экса.
— Нет.
Нис терпеливо стал рассказывать все с самого начала; про то, как они угнали лодку из Сулии, как Талос и еще один австралос, по имени Берк, отправились в Литтос.
Сарандаки с минуту глядел на него испытующе.
— Может быть, и найдется тут кое-кто из Сирноса, — сказал он и снова засмеялся.
Он вышел на улицу и повел их к другой, такой же длинной и низкой хижине, стоявшей у самого моря. Он распахнул цельную, плетенную из раффии дверь.
— Вот, поищите тут своих сирносцев, — сказал Сарандаки, указывая внутрь хижины.
Нис вошел первым, Стоун за ним. Пол в хижине был каменный. В углу лежала большая куча белых губок. В другом углу, в темноте, шевелились люди.
— Талос, — окликнул Нис. Ничего нельзя было разглядеть. — Талос, — повторил он наугад. Он еще не был уверен, здесь ли Талос.
После паузы:
— Да? Кто это, Георгий?
— Нет. Это Нис Галланос.
Талос вступил в освещенную полосу у двери. Его лицо Пана светилось невинным лукавством.
— Хо! — закричал он. — А мы думали, вас поймали.
Он крепко жал руку Нису, а Берк в это время подошел и просто стал рядом. Это было очень похоже на Берка. Всем своим видом он как бы старался показать, что ничего не случилось. Они неожиданно появились здесь, и он их встречает. Ничего больше. Но встречает тепло. А Стоуну он даже попросту рад. Нис чувствовал скрытую теплоту в отношениях между этими двумя людьми и ценил ее.
— Здорово, Стоун, — первым сказал Энгес Берк.
Его слова послужили сигналом. Все трое пожали друг другу руки. Вышло это торопливо и немного неловко, особенно у Энгеса Берка с Нисом.
— Когда вы попали сюда? — спросил Стоун.
— На второй день. А вы куда девались?
— Шли пешком, — сказал Нис.
— Они потопили вашу лодку? — спросил Ниса Берк.
— Нет, — сказал Нис. — Мы шли пешком только от Энтоса.
— Мы чуть-чуть не угодили им в лапы, — сказал Берк.
— Слышно было, как они гнались за вами, — сказал Стоун.
— Этот сорвиголова сразу же стал править в открытое море. А они, видно, искали нас у берега.
Нис между тем спешил поговорить с Талосом обо всем. Об Энтосе. Нет, сначала о бензина. Потом о Хаджи Михали и о том, что Экса, брат Талоса, еще не вернулся из Египта.
— Пока его нет, я живу тут, в хижине у ловцов губок, вместе с твоим австралос, — сказал Талос Нису.
— Разве литтосийцы занимаются ловлей губок?
— Нет. Но ловцы приходят сюда на лето.
— Этот вулкан Сарандаки тоже из них, судя по цвету его кожи?
— О, это знаменитый Сарандаки. — Когда мальчик рассказывал о чем-нибудь, лицо его всегда принимало лукаво-довольное выражение. — Знаешь, откуда у него такая кличка? Он и его два брата умели нырять на сорок морских саженей. Целых сорок. Чем глубже, тем губки лучше.
— Братья тоже здесь?
— Нет. Теперь только Сарандаки и остался. Один брат раз как ушел под воду, так и не выплыл больше. А другого где-то метаксисты прикончили.
Нису смутно вспомнились ловцы губок из Фамагусты, такие же черные от солнца и ветра и с могучей грудной клеткой, развитой затяжным дыханием.
— Где же твой Хаджи Михали? — спросил Нис.
— Здесь.
— Наладил он связь с англичанами?
— Не совсем еще, — сказал Талос. Опять у него появилось это выражение сосредоточенного лукавства. — Я сейчас пойду поговорю с ним о вас. — Потом: — Мы с австралос только что завтракали. Садитесь и вы. Что есть — все ваше.
Ответа он не стал дожидаться, толкнул дверь и вышел.
— Куда он пошел? — спросил Берк.
— К этому Хаджи Михали, — сказал Нис.
— Вы знаете, — сказал ему Берк, — ваш Хаджи Михали тут заправляет всем.
Они прошли в дальний угол комнаты, и Берк открыл ставни, которые он захлопнул, когда услышал их шаги. Стало светло, и Нис увидел на земле чашку с тертым чесноком и круглый крестьянский пшеничный хлеб. Они сели и с голодной жадностью принялись за еду.
— Я ничего о нем не знаю, — сказал Нис.
— Счастье будет, если нам удастся отсюда выбраться, — сказал Берк.
— Вы уже пробовали заводить разговор? — спросил его Стоун.
— Тут еще есть пятеро, кроме нас, — сказал Берк. — Наверху, в горной хижине, засели два английских офицера и трое томми. Я завтра собирался сходить к ним туда. Пошел бы раньше, да все вас ждал.
— Англичане? — спросил Стоун.
— Он обещал отправить их? — спросил Нис.
— Нет. Этот Хаджи Михали ни одной лодки не хочет выпустить отсюда.
— Почему?
— Не то ждет англичан, не то собирается кого-то выкуривать с какого-то острова.
— Откуда это известно?
— Среди англичан есть один майор. Он говорит по-гречески. Он на этого Хаджи Михали зол, как собака, за то, что тот не хочет дать ему лодку. А Михали не дает, пока не приедет кто-то из Египта. Он, видно, сам что-то затевает с лодками. Мы тут просидим до будущего года.
— Вот черт, — сказал Стоун. — Никто не хочет давать лодку.
— А вы как думали? — быстро спросил Нис.
Стоун даже растерялся. Потом добродушно усмехнулся и покачал головой.
— Никак, — сказал он.
— Вот вы все увидите сами, — сказал Берк. — Там, на горе, уже грызутся между собой. Этот Михали не дает им лодки. А они со дня на день ждут сюда железноголовых. — Он нарочно употребил это слово.
Некоторое время они ели молча.
Потом возвратился Талос. Он пришел за Нисом, чтобы вести его к Хаджи Михали. И Нису теперь особенно хотелось поскорей увидать этого человека с железной хваткой, который так полновластно распоряжается всем, и спорит с англичанами, и ни одной лодки не отпускает в Египет.
Он встал и вместе с Талосом пошел к Хаджи Михали.
Нис сразу же вспомнил, что они проходили над таким местом. Они повернули назад, шли всю ночь и утро и легко нашли его опять. Спустившись в долину, они миновали несколько одиноких домиков и, наконец, очутились в деревне, расположенной там, где долина, изгибаясь, выходила к морю. Она была не так уж обширна, как расписывал пастух. Небольшая котловина, окруженная с трех сторон горами и с четвертой замкнутая морем. Единственным населенным пунктом в ней и была деревня Литтос.
Литтос тянулся вдоль ломаной линии побережья и частью вдавался в глубину плодородной маленькой долины. Наподобие буквы Т. Это было селение, сочетавшее в себе черты рыбачьего поселка и винодельческой деревни. Сады и рощи были разбросаны в беспорядке. Но всюду чувствовалось изобилие. Маслины, абрикосы, виноград и хурма росли вперемежку.
Почва здесь была такая же, как и в Мессаре, — триасовые известняки. Дома в деревне были из камня, глинобитных хижин вовсе не попадалось. Многие дома были выбелены, что на Крите редкость.
Нис и Стоун вышли к деревне узкой тропою, со стороны гор. Дорогой они видели группы крестьян, работавших в долине: они подрезали лозы, другие снимали созревшие абрикосы. Попадались навстречу мулы с корзинами, полными винограда.
Нис и Стоун не заговаривали ни с кем, пока не вошли в деревню.
Правильных улиц в Литтосе не было. Каменистые тропки вились между домами в самых неожиданных и неопределенных направлениях. Нис и Стоун, не останавливаясь, прошли эту часть деревни и вышли к побережью. Здесь все было такое, как в Сирносе, только больше, и без голубой дороги. Полоса белого камня тянулась вдоль длинного ряда домиков, обращенных на восток, отделяя их от взморья. Но к деревне не вело никаких дорог.
Вдоль всей прибрежной полосы были вбиты колья для просушки сетей. Кое-где возились рыбаки, чинившие сети; дальше на воде покачивались ряды одинаковых маленьких лодок. Нис вгляделся, но лодки Талоса не было видно. Когда они шли по взморью, все с любопытством оглядывались на них, но вежливо молчали. Он подошел к одному рыбаку и остановился.
Рыбак, с которым Нис собирался заговорить, наматывал на колышек веревку для сети, пропуская ее между большим и вторым пальцами правой ноги. Его коричневую от загара голову прикрывал вязаный колпак.
— Калимера, — вежливо сказал Нис.
— Калимера, — ответил рыбак, чинивший сеть.
Нис решил, что лучше всего приступить прямо к делу.
— Я ищу мальчика по имени Талос, из Сирноса, и с ним должен быть еще один человек.
— Эта деревня называется Литтос, — сказал рыбак.
— Знаю. Он приплыл в Литтос на своей лодке.
Рыбак ничего не ответил.
— А больше здесь никого нет из Сирноса? — спросил его Нис.
— Не слыхал что-то.
— Тогда скажи мне, где найти человека по имени Хаджи Михали.
Рыбак перестал наматывать веревку, но ничего не сказал. Подошли еще двое и остановились рядом.
— Ты кто такой? — спросил один.
Нис знал, что эти люди настороженно приглядываются к ним. Знал и то, что должен говорить о себе начистоту.
— Я Нис Галланос. Я попал сюда из Сирноса, который разрушили дотла.
— А этот? — про Стоуна.
— Он франк. — Нис употребил слово, которым обычно называют всякого иностранца.
Рыбак, чинивший сеть, пристально посмотрел на Стоуна, но тот встретил его взгляд не мигая. Его большие голубые глаза смотрели открыто и доверчиво.
— Идите за мной, — сказал рыбак.
Он обтер потные ладони о парусиновые штаны, сунул ноги в сандалии на деревянной подошве и пошел вдоль каменистой улицы.
— Узнали что-нибудь? — спросил Стоун Ниса.
— Пока ничего. Нам не доверяют.
— Лодки, на которой ехал Берк, я здесь не заметил, — сказал Стоун.
— Да, ее, по-видимому, нет здесь.
Они замолчали, потому что рыбак, шедший впереди, оглянулся и покачал головой в знак того, что разговаривать не следует. Женщины оглядывались на них, голые ребятишки бежали вслед, потом отставали. Был полдень, и, проходя по дороге, они поднимали облачко горячей пыли.
Рыбак вел их извилистыми проходами мимо белых каменных домиков. Они шли к другому концу деревни, где дома были побольше. Земля здесь вся была занесена тонким слоем мелкого белого песка. Камни были гладко отполированы этим песком.
Рыбак остановился у длинной низкой хижины и постучал в дверь, состоявшую из двух створок, верхней и нижней. Потом ударил в нее ногой.
— Сарандаки, — крикнул он. Слово это по-гречески означает «сорок», но он, видимо, употреблял его как собственное имя.
— Говори, кто, — послышалось из-за двери.
Рыбак назвал себя.
— Политис, — сказал он.
Верхняя створка двери отворилась, и в просвете показался человек еще крупнее Стоуна. По лицу сразу можно было угадать в нем грека, но кожа у него была черная, как у египтянина или сирийца, настоящий джинн. Большой, темно-коричневый череп был совсем голый, глаза прятались в мелких морщинках, выражение было настороженное.
— Калимера, старый филин, — сказал он.
— И тебе калимера, — сказал рыбак.
— Это кто еще? — Он смотрел на Ниса и Стоуна.
— Отвори дверь.
— Погоди, не торопись. — Великан, которого звали Сарандаки, видно, был с хитрецой.
— Отворяй дверь, — повторил рыбак.
— А зачем? — спросил тот и широко, во весь рот ухмыльнулся.
И снова Нис подумал, что надо говорить все начистоту.
— Я Нис Галланос. Мне нужно повидать людей из Сирноса или же Хаджи Михали.
— Они только тебя и ждут, — насмешливо сказал Сарандаки и захохотал, точно из кузнечных мехов воздух вырвался.
— Мне надо их видеть, — твердо сказал Нис.
— Послушай, молодой филин. Приходишь ты сюда, да еще не один, а с каким-то франком, и говоришь: подайте мне Хаджи Михали. А с чего ты взял, что я его знаю?
— Знаешь, — сказал Нис, глядя ему прямо в глаза. — Скажи, где молодой сирносец?
— А зачем тебе?
— Затем, что мне нужен Хаджи Михали. Где мне его найти?
— Да ты, видно, сам все знаешь. — Сарандаки весело смеялся.
— Нет, я не знаю, — сказал Нис. — Скажи, где.
— Ну-ну, поспокойнее, — сказал Сарандаки медленно и со вкусом. Ему все это явно нравилось. — Я про такого и не слыхал никогда.
— А Талоса знаешь? Брата Экса.
— Нет.
Нис терпеливо стал рассказывать все с самого начала; про то, как они угнали лодку из Сулии, как Талос и еще один австралос, по имени Берк, отправились в Литтос.
Сарандаки с минуту глядел на него испытующе.
— Может быть, и найдется тут кое-кто из Сирноса, — сказал он и снова засмеялся.
Он вышел на улицу и повел их к другой, такой же длинной и низкой хижине, стоявшей у самого моря. Он распахнул цельную, плетенную из раффии дверь.
— Вот, поищите тут своих сирносцев, — сказал Сарандаки, указывая внутрь хижины.
Нис вошел первым, Стоун за ним. Пол в хижине был каменный. В углу лежала большая куча белых губок. В другом углу, в темноте, шевелились люди.
— Талос, — окликнул Нис. Ничего нельзя было разглядеть. — Талос, — повторил он наугад. Он еще не был уверен, здесь ли Талос.
После паузы:
— Да? Кто это, Георгий?
— Нет. Это Нис Галланос.
Талос вступил в освещенную полосу у двери. Его лицо Пана светилось невинным лукавством.
— Хо! — закричал он. — А мы думали, вас поймали.
Он крепко жал руку Нису, а Берк в это время подошел и просто стал рядом. Это было очень похоже на Берка. Всем своим видом он как бы старался показать, что ничего не случилось. Они неожиданно появились здесь, и он их встречает. Ничего больше. Но встречает тепло. А Стоуну он даже попросту рад. Нис чувствовал скрытую теплоту в отношениях между этими двумя людьми и ценил ее.
— Здорово, Стоун, — первым сказал Энгес Берк.
Его слова послужили сигналом. Все трое пожали друг другу руки. Вышло это торопливо и немного неловко, особенно у Энгеса Берка с Нисом.
— Когда вы попали сюда? — спросил Стоун.
— На второй день. А вы куда девались?
— Шли пешком, — сказал Нис.
— Они потопили вашу лодку? — спросил Ниса Берк.
— Нет, — сказал Нис. — Мы шли пешком только от Энтоса.
— Мы чуть-чуть не угодили им в лапы, — сказал Берк.
— Слышно было, как они гнались за вами, — сказал Стоун.
— Этот сорвиголова сразу же стал править в открытое море. А они, видно, искали нас у берега.
Нис между тем спешил поговорить с Талосом обо всем. Об Энтосе. Нет, сначала о бензина. Потом о Хаджи Михали и о том, что Экса, брат Талоса, еще не вернулся из Египта.
— Пока его нет, я живу тут, в хижине у ловцов губок, вместе с твоим австралос, — сказал Талос Нису.
— Разве литтосийцы занимаются ловлей губок?
— Нет. Но ловцы приходят сюда на лето.
— Этот вулкан Сарандаки тоже из них, судя по цвету его кожи?
— О, это знаменитый Сарандаки. — Когда мальчик рассказывал о чем-нибудь, лицо его всегда принимало лукаво-довольное выражение. — Знаешь, откуда у него такая кличка? Он и его два брата умели нырять на сорок морских саженей. Целых сорок. Чем глубже, тем губки лучше.
— Братья тоже здесь?
— Нет. Теперь только Сарандаки и остался. Один брат раз как ушел под воду, так и не выплыл больше. А другого где-то метаксисты прикончили.
Нису смутно вспомнились ловцы губок из Фамагусты, такие же черные от солнца и ветра и с могучей грудной клеткой, развитой затяжным дыханием.
— Где же твой Хаджи Михали? — спросил Нис.
— Здесь.
— Наладил он связь с англичанами?
— Не совсем еще, — сказал Талос. Опять у него появилось это выражение сосредоточенного лукавства. — Я сейчас пойду поговорю с ним о вас. — Потом: — Мы с австралос только что завтракали. Садитесь и вы. Что есть — все ваше.
Ответа он не стал дожидаться, толкнул дверь и вышел.
— Куда он пошел? — спросил Берк.
— К этому Хаджи Михали, — сказал Нис.
— Вы знаете, — сказал ему Берк, — ваш Хаджи Михали тут заправляет всем.
Они прошли в дальний угол комнаты, и Берк открыл ставни, которые он захлопнул, когда услышал их шаги. Стало светло, и Нис увидел на земле чашку с тертым чесноком и круглый крестьянский пшеничный хлеб. Они сели и с голодной жадностью принялись за еду.
— Я ничего о нем не знаю, — сказал Нис.
— Счастье будет, если нам удастся отсюда выбраться, — сказал Берк.
— Вы уже пробовали заводить разговор? — спросил его Стоун.
— Тут еще есть пятеро, кроме нас, — сказал Берк. — Наверху, в горной хижине, засели два английских офицера и трое томми. Я завтра собирался сходить к ним туда. Пошел бы раньше, да все вас ждал.
— Англичане? — спросил Стоун.
— Он обещал отправить их? — спросил Нис.
— Нет. Этот Хаджи Михали ни одной лодки не хочет выпустить отсюда.
— Почему?
— Не то ждет англичан, не то собирается кого-то выкуривать с какого-то острова.
— Откуда это известно?
— Среди англичан есть один майор. Он говорит по-гречески. Он на этого Хаджи Михали зол, как собака, за то, что тот не хочет дать ему лодку. А Михали не дает, пока не приедет кто-то из Египта. Он, видно, сам что-то затевает с лодками. Мы тут просидим до будущего года.
— Вот черт, — сказал Стоун. — Никто не хочет давать лодку.
— А вы как думали? — быстро спросил Нис.
Стоун даже растерялся. Потом добродушно усмехнулся и покачал головой.
— Никак, — сказал он.
— Вот вы все увидите сами, — сказал Берк. — Там, на горе, уже грызутся между собой. Этот Михали не дает им лодки. А они со дня на день ждут сюда железноголовых. — Он нарочно употребил это слово.
Некоторое время они ели молча.
Потом возвратился Талос. Он пришел за Нисом, чтобы вести его к Хаджи Михали. И Нису теперь особенно хотелось поскорей увидать этого человека с железной хваткой, который так полновластно распоряжается всем, и спорит с англичанами, и ни одной лодки не отпускает в Египет.
Он встал и вместе с Талосом пошел к Хаджи Михали.
17
У него были совсем белые волосы, густая грива, такая же пышная, как у Ниса, только белая, не черная. Он был невысокого роста, еще меньше Ниса. Но загорелый, почти такой же смуглый, как Сарандаки, ловец губок. Глаза были черные, и в углах глаз много мелких морщинок, стягивавшихся, когда что-нибудь веселило его, а это бывало часто. Но взгляд открытый, прямой, и глаза смотрели не мигая. Ему было лет сорок, а может быть, пятьдесят или шестьдесят. Во всяком случае, человек этот прожил немало, но был подтянутый и крепкий, и в нем чувствовалась не тяжесть лет, но зрелая сила.
— Так тебе не терпится удрать отсюда? — были его первые слова.
— Удирать я не собираюсь, — ответил Нис.
— Молодой Талос говорил, что ты направляешься в Египет.
— Разве это значит удирать? — спросил Нис.
— Как смотреть, — сказал Хаджи Михали.
Они стояли друг против друга, и у обоих был одинаковый взгляд, испытующий и в то же время настороженный. Они находились в кухне просторного каменного дома. Стены были голые, с потолка свешивались гирлянды чеснока. На решетке очага лежал вертел и стояла медная посуда. Один медный кофейник грелся на небольшом огне. Хаджи Михали, видимо, только что кончил завтракать. Талос стоял у притолоки и, явно наслаждаясь происходящим, теребил свои светлые волосы.
— Разве там войны нет? — не повышая голоса, сказал Нис.
— Есть, — сказал Хаджи Михали. — Но и здесь война.
— Дело будет решаться там. Где-нибудь. Только не здесь.
— Здесь тоже. То, что здесь, очень важно. — Хаджи Михали движением головы подчеркнул свои слова.
— Нет.
Они стояли друг против друга, как два борца, выжидательно застывших посреди ринга.
— Чтобы раздавить железноголовых, нужно взяться всем. И нам тут тоже. Это забота не одних только англичан.
— Верно, — сказал Нис. — Но сейчас большая часть этой заботы лежит на них.
— И потому ты пробираешься к англичанам?
— Да, потому. Хоть я не так уж верю в них, — сказал Нис.
И тут на Хаджи Михали вдруг нашло веселье, словно он получил подарок, о котором и не помышлял перед тем. В черных глазах заплясали искорки, а по углам стянулись благодушные морщинки.
— Принимаю тебя, молодой орел, — сказал он улыбаясь.
Нис не знал, что ответить. Эта неожиданная перемена была слишком уж скоропалительна.
— Откуда ты родом? — спросил его Хаджи Михали.
— Из Патраса. Я Галланос.
— Каичник?
— Да. Ходил на каиках с отцом.
— Мятежник Галланос — отец твой?
— Да.
— Я знал его, — довольным тоном сказал Хаджи Михали. — Да его все знали. У меня тут до сих пор есть кое-какое оружие из Кувейта.
— Нас поймали, когда мы везли его, — сказал Нис.
— Знаю это. А что же стало с отцом?
Нис покачал головой:
— Не знаю.
— А тебя отпустили?
— Я сидел в крепости в Лариссе до самого начала войны. Потом меня взяли в армию и привезли сюда, на Крит, вместе с англичанами и македонцами.
— Но почему же все-таки ты хочешь в Египет?
— Здесь нечего делать, — упрямо сказал Нис. — Чтобы довести все до конца, нужна большая сила, а такая сила есть только у англичан.
— Здесь тоже дело найдется. — Хаджи Михали энергично тряхнул головой, и белая грива распушилась.
— С железноголовыми надо покончить раз и навсегда, а здесь это невозможно.
— Послушай меня, — настойчиво продолжал Хаджи Михали. — Все то, что мы готовили метаксистам, теперь обращено против железноголовых. А это не так мало.
— Что же, вы думаете напасть на них?
— Именно так. Забавно, что на долю старшего брата должно прийтись то, что мы готовили для младшего. Если б не война, мы бы уж покончили с метаксистами.
— Все равно это мелочь, — сказал Нис.
— Знаю. Но ведь сейчас речь идет о железноголовых, а это уже серьезно. То есть это то же самое, но только больше. Нужно действовать. И действовать вместе с англичанами, вместе со всеми, кто ведет борьбу против железноголовых. Особняком — не годится.
— Так тебе не терпится удрать отсюда? — были его первые слова.
— Удирать я не собираюсь, — ответил Нис.
— Молодой Талос говорил, что ты направляешься в Египет.
— Разве это значит удирать? — спросил Нис.
— Как смотреть, — сказал Хаджи Михали.
Они стояли друг против друга, и у обоих был одинаковый взгляд, испытующий и в то же время настороженный. Они находились в кухне просторного каменного дома. Стены были голые, с потолка свешивались гирлянды чеснока. На решетке очага лежал вертел и стояла медная посуда. Один медный кофейник грелся на небольшом огне. Хаджи Михали, видимо, только что кончил завтракать. Талос стоял у притолоки и, явно наслаждаясь происходящим, теребил свои светлые волосы.
— Разве там войны нет? — не повышая голоса, сказал Нис.
— Есть, — сказал Хаджи Михали. — Но и здесь война.
— Дело будет решаться там. Где-нибудь. Только не здесь.
— Здесь тоже. То, что здесь, очень важно. — Хаджи Михали движением головы подчеркнул свои слова.
— Нет.
Они стояли друг против друга, как два борца, выжидательно застывших посреди ринга.
— Чтобы раздавить железноголовых, нужно взяться всем. И нам тут тоже. Это забота не одних только англичан.
— Верно, — сказал Нис. — Но сейчас большая часть этой заботы лежит на них.
— И потому ты пробираешься к англичанам?
— Да, потому. Хоть я не так уж верю в них, — сказал Нис.
И тут на Хаджи Михали вдруг нашло веселье, словно он получил подарок, о котором и не помышлял перед тем. В черных глазах заплясали искорки, а по углам стянулись благодушные морщинки.
— Принимаю тебя, молодой орел, — сказал он улыбаясь.
Нис не знал, что ответить. Эта неожиданная перемена была слишком уж скоропалительна.
— Откуда ты родом? — спросил его Хаджи Михали.
— Из Патраса. Я Галланос.
— Каичник?
— Да. Ходил на каиках с отцом.
— Мятежник Галланос — отец твой?
— Да.
— Я знал его, — довольным тоном сказал Хаджи Михали. — Да его все знали. У меня тут до сих пор есть кое-какое оружие из Кувейта.
— Нас поймали, когда мы везли его, — сказал Нис.
— Знаю это. А что же стало с отцом?
Нис покачал головой:
— Не знаю.
— А тебя отпустили?
— Я сидел в крепости в Лариссе до самого начала войны. Потом меня взяли в армию и привезли сюда, на Крит, вместе с англичанами и македонцами.
— Но почему же все-таки ты хочешь в Египет?
— Здесь нечего делать, — упрямо сказал Нис. — Чтобы довести все до конца, нужна большая сила, а такая сила есть только у англичан.
— Здесь тоже дело найдется. — Хаджи Михали энергично тряхнул головой, и белая грива распушилась.
— С железноголовыми надо покончить раз и навсегда, а здесь это невозможно.
— Послушай меня, — настойчиво продолжал Хаджи Михали. — Все то, что мы готовили метаксистам, теперь обращено против железноголовых. А это не так мало.
— Что же, вы думаете напасть на них?
— Именно так. Забавно, что на долю старшего брата должно прийтись то, что мы готовили для младшего. Если б не война, мы бы уж покончили с метаксистами.
— Все равно это мелочь, — сказал Нис.
— Знаю. Но ведь сейчас речь идет о железноголовых, а это уже серьезно. То есть это то же самое, но только больше. Нужно действовать. И действовать вместе с англичанами, вместе со всеми, кто ведет борьбу против железноголовых. Особняком — не годится.