Страница:
— В Стегатуме мнения разделились. Хотя ты и не воспользовался своей возможностью избавить нас от Бринслевоса, по крайней мере, ты привел к смерти Ронтлесеса, а это радует почти всех, кроме него самого.
— Что ж, — сказал Руиз, — в каждой бочке меда есть ложка дегтя. Со своей стороны я предпочел бы не сопровождать Ронтлесеса.
— Несомненно, — сказала женщина, чей голос слабел по мере того, как она отдалялась. — Сегодня представят Искупление Ронтлесеса, а завтра вечером — твое, так что можешь радоваться, что тебе осталось жить еще по крайней мере день. Кто знает, может, он заговорит при допросе, убедит Лорда, что ты не виноват. Скорее всего, нет. Ронтлесес — жестокий человек. Он будет рад твоему обществу в Аду, даже если ты и невиновен.
Больше Руиз ничего не слышал. Он упал на пол, сжав больную голову руками.
Вилам Денклар стоял в комнате, которую раньше занимал Вухийя, продавец змеиного масла. Он смотрел из окна, выходившего на Площадь Искусного Страдания, ломая руки. Ему силой навязывали принять неприятное решение, но он не видел выхода. Агент в железной клетке был Сверхфактором. Вне сомнения, он нес на себе смертную сеть. Если Денклар проигнорирует его, не поможет ему в его несчастье, позволит этому агенту умереть за свою глупость (а Денклар именно так и поступил бы, будь этот идиот менее высокого ранга), известие о его преступном бездействии немедленно достигнет Лиги. Вскоре после этого неумолимые люди явятся с визитом.
— Денклар, — скажут они, — скажи нам, почему ты ничего не сделал, чтобы спасти Сверхфактора.
А что он ответит? Они посчитают его в лучшем случае профессионально непригодным. В худшем случае — предателем.
Он был настолько погружен в свои мысли, что не расслышал легкий шаг Анстевика за спиной, пока рука не упала ему на плечо. Он резко обернулся и увидел Анстевика, который выглядел пыльным, усталым, глаза его покраснели, словно он провел в пустыне целую ночь. Денклар было открыл рот, чтобы выругать Анстевика за то, что тот так напугал его, но убийца стиснул глотку Денклара, перекрыв ему дыхание. В другой руке Анстевика блеснул кинжал, тонкий, как проволока. Этот кинжал он втолкнул в открытый рот Денклара так, что конец уперся в небо. Денклар пытался отпрянуть, однако безрезультатно. Он попытался закрыть рот, но лезвие, хоть и тонкое, было прочным, как металлический прут, и жестоко держало его рот открытым.
— У тебя, как вижу, есть вопросы, — сказал тихо Анстевик. — Они должны подождать, может быть, навсегда. Сперва я задам свои вопросы, и, я надеюсь, ты дашь мне верные ответы.
Денклар кивнул, сделав крохотное осторожное движение, и Анстевик улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. Он убрал кинжал изо рта Денклара. — А теперь тихо расскажи мне, что случилось.
Хватка Анстевика немного разжалась, и Денклар втянул воздух, судорожно разевая рот.
— Сегодня утром из Владения Бринслевоса пришел человек… с Ронтлесесом и продавцом змеиного масла. Он называет себя Вухияй.
С ужасающей скоростью Анстевик схватил Денклара за грудки и швырнул его на каменную стену, о которую тот ударился с глухим стуком. Анстевик рывком поднял оглушенного трактирщика на ноги и заговорил жестким голосом.
— Не раскисай, расскажи мне, кто в действительности этот продавец масла.
— Хорошо, хорошо. Он агент Лиги. Сверхфактор. Я не хотел сделать ничего плохого — он велел мне никому не говорить — но вспомни, я про него упоминал раньше. Я верный друг, Анстевик.
Анстевик ободряюще улыбнулся.
— Говори дальше.
— Я на самом деле не знаю, что случилось. После того, как они посадили заключенных в клетки, они вошли в трактир и заказали завтрак. Они сказали, что продавец змеиного масла попытался отравить Лорда, а это не имеет смысла. Он Сверхфактор, в конце концов, если бы он действительно этого хотел, он сумел бы довести дело до конца, это ясно. Ронтлесес умрет, сказали они, потому что он дежурил в прошлую ночь, глядя из укрытия, чтобы не произошло никакого предательства, когда Лорд и Вухийя курили вместе. Я совсем ничего не понимаю.
Анстевик что-то пробормотал вполголоса.
— Невезение, — сказал он неопределенно.
— Да… невезение, — Денклар начал видеть и положительный аспект в неожиданном присутствии Анстевика. — Но я рад, что ты здесь. Ты можешь вызволить его из клетки и из Стегатума гораздо легче и быстрее, чем я — это больше по твоей части работа, правда же? Я трактирщик, а не герой.
— М-м-м… — сказал Анстевик. — Ты с ним связывался? Смог он передать тебе какие-нибудь сведения?
— Нет-нет… Я просто раздумывал, что лучше сделать.
— Хорошо, очень хорошо. Жаль, кстати сказать, что Лорд выжил. А? Тогда бы они покончили с ним во Владении, и нам бы ничего не пришлось делать… Но Лорд убежден в необходимости публичных наказаний, поэтому, я полагаю, нам надо действовать.
Анстевик хохотнул, видимо, снова в хорошем настроении.
Денклар стал расслабляться. Дело забрали из его рук в более компетентные руки — это было огромное облегчение.
Нож-проволока прошел в мягкую плоть под его подбородком, сквозь небо и в мозг. Анстевик ловко повернул лезвие.
Денклар почувствовал мгновение холодного колючего изумления, а потом сразу же умер.
Крови было совсем немножечко. Анстевик закатил труп под кровать и уселся ждать с трубкой в руках.
Утро проходило, и к Руизу постепенно вернулось душевное равновесие. Он исследовал свою клетку, но не нашел никаких утешительных для себя особенностей. Клетка была сработана прочно, с тяжелыми коваными петлями и солидной дверью, закрывалась она на массивный засов. К счастью, петля засова была обращена к решетке, выпиленной в двери. Будь у него кусок проволоки, он бы потихоньку расшевелил засов и открыл бы его, но он был голый, а пол клетки тщательно выметен. Клетка становилась все жарче, невзирая на воду, но невыносимой жары не было. Руиз уселся, скрестив ноги, в центре клетки и сосредоточился на своем положении. По мере того, как затихала пульсирующая боль в голове, он все больше и больше думал над тем, какие события привели его на Площадь Искусного Страдания.
Лорда отравили, хотя это был не Руиз. Лорда в Стегатуме не очень-то любили, равно как и в округе. Вне сомнений, у Лорда было множество врагов, один из которых ухватился за возможность убрать Лорда с этого света таким образом, чтобы вина пала на Руиза. Не было никакого смысла думать, кто это сделал и почему. Важно было одно-единственное: Руиз все еще был жив. Вероятно, Денклар поможет, и Руиз сможет убежать под покровом темноты. А потом Руиз будет уже на пути к своей цели. Если, конечно, думал он, Денклар не является частью того заговора, который проявил себя на орбитальной платформе. Это была тревожная мысль, и она привела к дальнейшей цепи неприятных рассуждений. А вдруг Лорда отравили не его враги, а враги Руиза? В таком случае, Денклар может как раз постараться ничего не делать, только посмеяться, когда Руиза из его клетки поволокут на смерть. Нет-нет, это было маловероятно, ведь Руиз открыл Денклару, что он Сверхфактор, поэтому Денклар должен был предположить, что у Руиза есть смертная сеть. Даже если Денклар и принадлежал к заговорщикам, он будет последним идиотом, если посмеет рисковать, так как им займутся следователи Лиги, которые будут знать все про обстоятельства смерти Руиза, как только она произойдет.
Если же произошло бы так, что Бринслевос умер, а Руиза немедленно казнили, такой план был бы очень хорош. Неужели это и был их план?
Руиз потряс головой. Такие рассуждения сейчас были бесплодны. Пока что он должен собраться с мыслями и терпеливо ждать, когда Денклар ему поможет, что наверняка не сможет произойти до темноты. Когда он освободится, он тщательно допросит трактирщика. Эта мысль была приятна и успокаивала.
Остальная часть дня прошла в жаре и тишине, и Руиз удивился, что ему даже стало скучно. То, что грозящая ему неминуемая смерть не смогла отвлечь его от скуки на несколько коротких часов, показалось ему пугающим и зловещим фактом, пусть даже только абстрактно. Он постучал кулаками по голове. «Бдительность, Бдительность, Руиз», — сказал он сам себе.
Когда солнце опустилось на уровень окружающих холмов, горожане Стегатума стали появляться, гуляя по Площади Искусного Страдания парами и маленькими группками, словно это был мирный парк. Дети сновали взад-вперед, останавливаясь только затем, чтобы бросить камень в железные клетки, которые издавали громкий звон. Вскоре Ронтлесес стал рычать страшные ругательства. Руиз не говорил ничего, заткнув собственные уши пальцами, вследствие чего дети истратили все свои снаряды на клетку Ронтлесеса. Их родители смотрели на них с серьезным одобрением. Никто не пытался заговорить с Руизом Авом.
Когда солнце опустилось и закат догорал, горожане ушли ужинать, а бригада грузчиков привезла на площадь небольшую сцену на колесиках, установила ее поровнее, а потом водрузила на нее самые разные, но неприятные предметы. Там была высокая железная рама, хорошо и обильно снабженная ремнями и цепями, ящик-гроб, длинный стол с темными пятнами, засохшими по краям.
Руиз почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине, и ему тут же перестало быть скучно.
Когда тьма совершенно окутала город и воздух стал холоднее, ряд факелов зажегся за сценой. Выглядывая в щелочку своей клетки, Руиз увидел, как горожане Стегатума собираются на вечернее развлечение. Площадь заполнялась. Возможно, крестьяне из отдаленных районов прослышали про казнь, потому что на площади, казалось, столпилось больше людей, чем жили в городе. Зрители толпились близко от клетки Руиза, а множество подростков-мальчишек взобрались на саму клетку, где их подбитые гвоздями ботинки производили невообразимый грохот. Видимо, пока на него решили не обращать внимания.
Когда площадь почти заполнилась, появилась паровая карета, чуть больше и диковиннее, чем та, что привезла Руиза во Владение. Толпа притихла. Карета остановилась перед сценой, и ее средние двери откинулись так, что стал виден Лорд Бринслевос, который лежал на роскошной кушетке, накрытый меховым покрывалом, подтянутым до подбородка. Лорд был очень бледен и напряжен. Он поднял руку и сделал повелительный жест.
— Начинайте, — сказал он слабым голосом.
Он бросил взгляд на клетку Руиза, и Руиз подумал, что он увидел столько же удивления, сколько злобы в глазах Лорда.
Фокусник Лорда, который был одет в плащ чернильного цвета, появился на платформе, и факелы засияли ярче.
— Горожане Стегатума, — сказал он хорошо поставленным голосом. — Добро пожаловать на это Искупление и Назидание.
Он роскошным жестом поклонился.
— Привести сюда обвиняемого!
Два солдата в черных мундирах открыли клетку Ронтлесеса и вытащили его. Ему меньше повезло, чем Руизу, во время дневной жары, и сперва его ноги отказывались поддерживать его, глаза слепо смотрели вдаль, без понимания того, что видят. Когда один из солдат предложил ему какой-то напиток в кожаной чашке, он схватил ее и осушил в два глотка.
Как раз возле своей клетки Руиз услышал удовлетворенное хихиканье от человека, которого он не мог видеть. Этот человек прошептал:
— Он слишком спятил от жажды, чтобы отказаться от настоя, который сделает его совершенно покорным и одновременно обострит его нервное восприятие, так что он будет чувствовать каждое страдание сильнее. Ха-ха, ей-богу, он этого просто-таки заслуживает.
Руиз передвинулся к другой щели, и теперь он мог видеть в профиль приятные черты Релии, местной проститутки из «Приюта Денклара». Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и сказала:
— Ты здесь, в этой клетке, Вухийя? Мне кажется, я вижу блеск твоих глаз.
— Да, — ответил он, — я здесь.
Она печально покачала головой.
— Мне так жаль видеть тебя здесь. Ты мне казался приличным парнем для продавца-то змеиного масла. Какая муха тебя укусила дать Лорду плохое масло?
— Не знаю…
Прошло короткое молчание, за это время солдаты наполовину втащили Ронтлесеса на сцену. Они привязали его голое тело к железной раме, и к нему, казалось, вернулось сознание, он злобно смотрел пылавшими глазами на Лорда и толпу.
Релия вздохнула.
— Попозже я постараюсь принести тебе тростинку с водой, так что ты сможешь отказаться от настоя, когда завтра придет твоя очередь.
— Спасибо тебе, — сказал он, но она отодвинулась подальше от клетки. Сострадательная женщина проститутка Релия, подумал он. Но он надеялся, что уйдет, прежде чем она принесет ему воду.
Началось представление, и Руиз смотрел с болезненным интересом.
Сперва фокусник подогрел толпу серией небольших трюков, унизительных и болезненных, но пока не членовредительских. Он притворился, что сдавливает голову приговоренного надзирателя, и из его ушей показался коричневый дым. Он притворился, что отыскивает на теле у жертвы множество ядовитых огромных насекомых, тут и там, которых он брезгливо убирал щипцами, однако не прежде, чем они болезненно укусят Ронтлесеса, так что жертва визжала и извивалась с удивительной энергичностью. Потом из распяленного рта Ронтлесеса он начал вытаскивать блестящее розовое яйцо, которое оказалось слишком большим, чтобы его можно было вынуть. Фокусник возился над задачей извлечения этого яйца, торчащего изо рта жертвы. Сперва Ронтлесес побагровел, а потом посинел, когда фокусник сжал вместе его ноздри, как бы для того, чтобы лучше ухватиться за его лицо. В конце концов палач похлопал по яйцу своим жезлом, и из него проклюнулись жирные сонмы белых сегментчатых червей — некоторые из них упали на пол, некоторые, казалось, заползли в рот и глотку Ронтлесеса. Ронтлесес выкашлял червей и судорожно втянул воздух. Лицо его уже переменилось каким-то существенным образом, поэтому он казался совершенно иным человеком.
Руиза тошнило до печенок, но он не мог отвернуться.
Начался первый крупный акт Искупления Ронтлесеса. Фокусник набросил тонкий белый шелк на бывшего надзирателя, который обвис в раме, вероятно, истощенный вступительными пытками. Складки шелка сомкнулись над жертвой, как туман, и благодаря какому-то трюку, казалось, прикрывали какое-то нечеловеческое тело, скорее, что-то чудовищное, что-то, чреватое безобразием. Факелы на секунду погасли, по шелку пробежало движение — и потом фокусник сорвал его прочь.
Ронтлесес подвергся ужасному преображению и теперь напоминал огромного паука с получеловеческим лицом. Каким-то образом связки его ног были растянуты или разрезаны, чтобы можно было завернуть его ноги за голову и через плечо. Пальцы ног смотрели вниз совершенно неестественным образом. Они слабо подрагивали, а руки его бешено размахивали где-то за ягодицами. К его животу прикрепили четыре искусственные лапы, они размахивали куда энергичнее, чем его естественные члены, и мгновением позже Руиз увидел, что они представляли собой змей, которые были заключены в прозрачные трубки. Рептилии без разбора кусали и друг друга, и плоть Ронтлесеса, с большим энтузиазмом.
Ронтлесес не мог кричать, видимо, потому, что паучья маска, которая теперь была на нем надета и закрывала нижнюю половину лица, одновременно была и кляпом. Но глаза его были безумными от боли, и он бешено мотал головой в разные стороны, добавляя к впечатлению от его нового тела весьма драматический штрих.
Фокусник низко поклонился Лорду Бринслевосу.
— Таким образом, мы видим Искупающего вину в его подлинной форме, как насекомое, которое кусает руку своего господина.
Искупление продолжалось.
Фокусник рассыпал на тело Ронтлесеса сотни насекомых, которые зарылись в кожу жертвы и исчезли, пока фокусник не хлопнул в ладоши и не прокричал заклинание, после чего насекомые вылезли и улетели. Выходные отверстия после них составили ярко-красную надпись угловатыми фараонскими буквами. Казалось, это было извинение, но прочесть его можно было только секунду, прежде чем кровь побежала по торсу Ронтлесеса и замазала буквы.
Последовал антракт, пока фокусник приводил свою жертву в себя от шока и унимал кровь.
Когда Искупление возобновилось, бывший надзиратель едва казался человеком, если не считать его глаз, которые смотрели на мир с равной долей изумления и боли. Он свисал с рамы и принимал дальнейшие издевательства, причиняемые ему, с большей покорностью, чем палач считал пристойной. Пошли в ход огонь, ножи, многочисленные разъедающие яды, и снова Ронтлесес извивался настолько активно, насколько позволяло его перебитое тело. Над ним были проделаны варварские ухищрения и самые изощренные пытки в течение примерно еще получаса.
В конце концов Руиз больше не мог выносить этого зрелища, поэтому он пропустил смерть Ронтлесеса, которую отметило молчание толпы. Молчание показалось таким зловещим, что он встал, и, выглянув из своей клетки, увидел финал.
Труп Ронтлесеса сел в своем гробу и указал бледным пальцем на клетку Руиза.
Рот его открылся и начал двигаться в правдоподобной имитации живой речи.
— Во всем виноват Вухийя, продавец змеиного масла, — прокричал труп металлическим звенящим голосом, который абсолютно не подходил говорящему. — Вухийя убил меня, но больше он зла не совершит.
Мертвые губы раздвинулись над разбитыми зубами в мрачной пародии на улыбку.
— Ха-ха-ха-ха ха!
Руиз подивился, что за аппарат оживлял труп и чей голос исходил из его рта. Глаза были мутными и смотрели немного в разные стороны. Это, по мнению Руиза, было самой слабой частью иллюзии.
— Вухийя пытался убить моего Лорда, из зависти и безумия, он замутил мне мозг своими ядами, поэтому я не смог выполнить свой долг и заслуживаю не менее того, что я получил. Но я получил и прощение моего Лорда, и теперь я в Земле Вознаграждения без сожалений о прошлом.
Труп опустил свой трепещущий палец, почтительно наклонил голову в сторону Лорда Бринслевоса, потом упал обратно в гроб.
Спектакль окончился. Шепот разочарования пробежал по толпе, и кто-то рядом заговорил:
— Лорд слишком мягко обошелся с Ронтлесесом. А жаль! Он заслуживал гораздо худшего, а теперь вместо него будет страшно страдать продавец змеиного масла.
Руиза передернуло. Если он только что был свидетелем снисхождения, то в чем же состояла жестокость? Информационные погружения уклончиво говорили о некоторых деталях уголовной юстиции Фараона. Поэтому некоторые подробности остались за кадром. Руиз почувствовал, как смертная сеть тянет сжаться вокруг его мозга, несколько сильнее, чем раньше, и на секунду он почти соблазнился поддаться ей и избавить себя даже от возможности, даже мыслей о подобной муке, подобном унижении. Но он встряхнулся и крепче взял себя в руки, зажав в кулак свои непокорные чувства.
Скоро здесь будет Денклар, сказал он себе и заставил себя поверить в это.
12
— Что ж, — сказал Руиз, — в каждой бочке меда есть ложка дегтя. Со своей стороны я предпочел бы не сопровождать Ронтлесеса.
— Несомненно, — сказала женщина, чей голос слабел по мере того, как она отдалялась. — Сегодня представят Искупление Ронтлесеса, а завтра вечером — твое, так что можешь радоваться, что тебе осталось жить еще по крайней мере день. Кто знает, может, он заговорит при допросе, убедит Лорда, что ты не виноват. Скорее всего, нет. Ронтлесес — жестокий человек. Он будет рад твоему обществу в Аду, даже если ты и невиновен.
Больше Руиз ничего не слышал. Он упал на пол, сжав больную голову руками.
Вилам Денклар стоял в комнате, которую раньше занимал Вухийя, продавец змеиного масла. Он смотрел из окна, выходившего на Площадь Искусного Страдания, ломая руки. Ему силой навязывали принять неприятное решение, но он не видел выхода. Агент в железной клетке был Сверхфактором. Вне сомнения, он нес на себе смертную сеть. Если Денклар проигнорирует его, не поможет ему в его несчастье, позволит этому агенту умереть за свою глупость (а Денклар именно так и поступил бы, будь этот идиот менее высокого ранга), известие о его преступном бездействии немедленно достигнет Лиги. Вскоре после этого неумолимые люди явятся с визитом.
— Денклар, — скажут они, — скажи нам, почему ты ничего не сделал, чтобы спасти Сверхфактора.
А что он ответит? Они посчитают его в лучшем случае профессионально непригодным. В худшем случае — предателем.
Он был настолько погружен в свои мысли, что не расслышал легкий шаг Анстевика за спиной, пока рука не упала ему на плечо. Он резко обернулся и увидел Анстевика, который выглядел пыльным, усталым, глаза его покраснели, словно он провел в пустыне целую ночь. Денклар было открыл рот, чтобы выругать Анстевика за то, что тот так напугал его, но убийца стиснул глотку Денклара, перекрыв ему дыхание. В другой руке Анстевика блеснул кинжал, тонкий, как проволока. Этот кинжал он втолкнул в открытый рот Денклара так, что конец уперся в небо. Денклар пытался отпрянуть, однако безрезультатно. Он попытался закрыть рот, но лезвие, хоть и тонкое, было прочным, как металлический прут, и жестоко держало его рот открытым.
— У тебя, как вижу, есть вопросы, — сказал тихо Анстевик. — Они должны подождать, может быть, навсегда. Сперва я задам свои вопросы, и, я надеюсь, ты дашь мне верные ответы.
Денклар кивнул, сделав крохотное осторожное движение, и Анстевик улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. Он убрал кинжал изо рта Денклара. — А теперь тихо расскажи мне, что случилось.
Хватка Анстевика немного разжалась, и Денклар втянул воздух, судорожно разевая рот.
— Сегодня утром из Владения Бринслевоса пришел человек… с Ронтлесесом и продавцом змеиного масла. Он называет себя Вухияй.
С ужасающей скоростью Анстевик схватил Денклара за грудки и швырнул его на каменную стену, о которую тот ударился с глухим стуком. Анстевик рывком поднял оглушенного трактирщика на ноги и заговорил жестким голосом.
— Не раскисай, расскажи мне, кто в действительности этот продавец масла.
— Хорошо, хорошо. Он агент Лиги. Сверхфактор. Я не хотел сделать ничего плохого — он велел мне никому не говорить — но вспомни, я про него упоминал раньше. Я верный друг, Анстевик.
Анстевик ободряюще улыбнулся.
— Говори дальше.
— Я на самом деле не знаю, что случилось. После того, как они посадили заключенных в клетки, они вошли в трактир и заказали завтрак. Они сказали, что продавец змеиного масла попытался отравить Лорда, а это не имеет смысла. Он Сверхфактор, в конце концов, если бы он действительно этого хотел, он сумел бы довести дело до конца, это ясно. Ронтлесес умрет, сказали они, потому что он дежурил в прошлую ночь, глядя из укрытия, чтобы не произошло никакого предательства, когда Лорд и Вухийя курили вместе. Я совсем ничего не понимаю.
Анстевик что-то пробормотал вполголоса.
— Невезение, — сказал он неопределенно.
— Да… невезение, — Денклар начал видеть и положительный аспект в неожиданном присутствии Анстевика. — Но я рад, что ты здесь. Ты можешь вызволить его из клетки и из Стегатума гораздо легче и быстрее, чем я — это больше по твоей части работа, правда же? Я трактирщик, а не герой.
— М-м-м… — сказал Анстевик. — Ты с ним связывался? Смог он передать тебе какие-нибудь сведения?
— Нет-нет… Я просто раздумывал, что лучше сделать.
— Хорошо, очень хорошо. Жаль, кстати сказать, что Лорд выжил. А? Тогда бы они покончили с ним во Владении, и нам бы ничего не пришлось делать… Но Лорд убежден в необходимости публичных наказаний, поэтому, я полагаю, нам надо действовать.
Анстевик хохотнул, видимо, снова в хорошем настроении.
Денклар стал расслабляться. Дело забрали из его рук в более компетентные руки — это было огромное облегчение.
Нож-проволока прошел в мягкую плоть под его подбородком, сквозь небо и в мозг. Анстевик ловко повернул лезвие.
Денклар почувствовал мгновение холодного колючего изумления, а потом сразу же умер.
Крови было совсем немножечко. Анстевик закатил труп под кровать и уселся ждать с трубкой в руках.
Утро проходило, и к Руизу постепенно вернулось душевное равновесие. Он исследовал свою клетку, но не нашел никаких утешительных для себя особенностей. Клетка была сработана прочно, с тяжелыми коваными петлями и солидной дверью, закрывалась она на массивный засов. К счастью, петля засова была обращена к решетке, выпиленной в двери. Будь у него кусок проволоки, он бы потихоньку расшевелил засов и открыл бы его, но он был голый, а пол клетки тщательно выметен. Клетка становилась все жарче, невзирая на воду, но невыносимой жары не было. Руиз уселся, скрестив ноги, в центре клетки и сосредоточился на своем положении. По мере того, как затихала пульсирующая боль в голове, он все больше и больше думал над тем, какие события привели его на Площадь Искусного Страдания.
Лорда отравили, хотя это был не Руиз. Лорда в Стегатуме не очень-то любили, равно как и в округе. Вне сомнений, у Лорда было множество врагов, один из которых ухватился за возможность убрать Лорда с этого света таким образом, чтобы вина пала на Руиза. Не было никакого смысла думать, кто это сделал и почему. Важно было одно-единственное: Руиз все еще был жив. Вероятно, Денклар поможет, и Руиз сможет убежать под покровом темноты. А потом Руиз будет уже на пути к своей цели. Если, конечно, думал он, Денклар не является частью того заговора, который проявил себя на орбитальной платформе. Это была тревожная мысль, и она привела к дальнейшей цепи неприятных рассуждений. А вдруг Лорда отравили не его враги, а враги Руиза? В таком случае, Денклар может как раз постараться ничего не делать, только посмеяться, когда Руиза из его клетки поволокут на смерть. Нет-нет, это было маловероятно, ведь Руиз открыл Денклару, что он Сверхфактор, поэтому Денклар должен был предположить, что у Руиза есть смертная сеть. Даже если Денклар и принадлежал к заговорщикам, он будет последним идиотом, если посмеет рисковать, так как им займутся следователи Лиги, которые будут знать все про обстоятельства смерти Руиза, как только она произойдет.
Если же произошло бы так, что Бринслевос умер, а Руиза немедленно казнили, такой план был бы очень хорош. Неужели это и был их план?
Руиз потряс головой. Такие рассуждения сейчас были бесплодны. Пока что он должен собраться с мыслями и терпеливо ждать, когда Денклар ему поможет, что наверняка не сможет произойти до темноты. Когда он освободится, он тщательно допросит трактирщика. Эта мысль была приятна и успокаивала.
Остальная часть дня прошла в жаре и тишине, и Руиз удивился, что ему даже стало скучно. То, что грозящая ему неминуемая смерть не смогла отвлечь его от скуки на несколько коротких часов, показалось ему пугающим и зловещим фактом, пусть даже только абстрактно. Он постучал кулаками по голове. «Бдительность, Бдительность, Руиз», — сказал он сам себе.
Когда солнце опустилось на уровень окружающих холмов, горожане Стегатума стали появляться, гуляя по Площади Искусного Страдания парами и маленькими группками, словно это был мирный парк. Дети сновали взад-вперед, останавливаясь только затем, чтобы бросить камень в железные клетки, которые издавали громкий звон. Вскоре Ронтлесес стал рычать страшные ругательства. Руиз не говорил ничего, заткнув собственные уши пальцами, вследствие чего дети истратили все свои снаряды на клетку Ронтлесеса. Их родители смотрели на них с серьезным одобрением. Никто не пытался заговорить с Руизом Авом.
Когда солнце опустилось и закат догорал, горожане ушли ужинать, а бригада грузчиков привезла на площадь небольшую сцену на колесиках, установила ее поровнее, а потом водрузила на нее самые разные, но неприятные предметы. Там была высокая железная рама, хорошо и обильно снабженная ремнями и цепями, ящик-гроб, длинный стол с темными пятнами, засохшими по краям.
Руиз почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине, и ему тут же перестало быть скучно.
Когда тьма совершенно окутала город и воздух стал холоднее, ряд факелов зажегся за сценой. Выглядывая в щелочку своей клетки, Руиз увидел, как горожане Стегатума собираются на вечернее развлечение. Площадь заполнялась. Возможно, крестьяне из отдаленных районов прослышали про казнь, потому что на площади, казалось, столпилось больше людей, чем жили в городе. Зрители толпились близко от клетки Руиза, а множество подростков-мальчишек взобрались на саму клетку, где их подбитые гвоздями ботинки производили невообразимый грохот. Видимо, пока на него решили не обращать внимания.
Когда площадь почти заполнилась, появилась паровая карета, чуть больше и диковиннее, чем та, что привезла Руиза во Владение. Толпа притихла. Карета остановилась перед сценой, и ее средние двери откинулись так, что стал виден Лорд Бринслевос, который лежал на роскошной кушетке, накрытый меховым покрывалом, подтянутым до подбородка. Лорд был очень бледен и напряжен. Он поднял руку и сделал повелительный жест.
— Начинайте, — сказал он слабым голосом.
Он бросил взгляд на клетку Руиза, и Руиз подумал, что он увидел столько же удивления, сколько злобы в глазах Лорда.
Фокусник Лорда, который был одет в плащ чернильного цвета, появился на платформе, и факелы засияли ярче.
— Горожане Стегатума, — сказал он хорошо поставленным голосом. — Добро пожаловать на это Искупление и Назидание.
Он роскошным жестом поклонился.
— Привести сюда обвиняемого!
Два солдата в черных мундирах открыли клетку Ронтлесеса и вытащили его. Ему меньше повезло, чем Руизу, во время дневной жары, и сперва его ноги отказывались поддерживать его, глаза слепо смотрели вдаль, без понимания того, что видят. Когда один из солдат предложил ему какой-то напиток в кожаной чашке, он схватил ее и осушил в два глотка.
Как раз возле своей клетки Руиз услышал удовлетворенное хихиканье от человека, которого он не мог видеть. Этот человек прошептал:
— Он слишком спятил от жажды, чтобы отказаться от настоя, который сделает его совершенно покорным и одновременно обострит его нервное восприятие, так что он будет чувствовать каждое страдание сильнее. Ха-ха, ей-богу, он этого просто-таки заслуживает.
Руиз передвинулся к другой щели, и теперь он мог видеть в профиль приятные черты Релии, местной проститутки из «Приюта Денклара». Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и сказала:
— Ты здесь, в этой клетке, Вухийя? Мне кажется, я вижу блеск твоих глаз.
— Да, — ответил он, — я здесь.
Она печально покачала головой.
— Мне так жаль видеть тебя здесь. Ты мне казался приличным парнем для продавца-то змеиного масла. Какая муха тебя укусила дать Лорду плохое масло?
— Не знаю…
Прошло короткое молчание, за это время солдаты наполовину втащили Ронтлесеса на сцену. Они привязали его голое тело к железной раме, и к нему, казалось, вернулось сознание, он злобно смотрел пылавшими глазами на Лорда и толпу.
Релия вздохнула.
— Попозже я постараюсь принести тебе тростинку с водой, так что ты сможешь отказаться от настоя, когда завтра придет твоя очередь.
— Спасибо тебе, — сказал он, но она отодвинулась подальше от клетки. Сострадательная женщина проститутка Релия, подумал он. Но он надеялся, что уйдет, прежде чем она принесет ему воду.
Началось представление, и Руиз смотрел с болезненным интересом.
Сперва фокусник подогрел толпу серией небольших трюков, унизительных и болезненных, но пока не членовредительских. Он притворился, что сдавливает голову приговоренного надзирателя, и из его ушей показался коричневый дым. Он притворился, что отыскивает на теле у жертвы множество ядовитых огромных насекомых, тут и там, которых он брезгливо убирал щипцами, однако не прежде, чем они болезненно укусят Ронтлесеса, так что жертва визжала и извивалась с удивительной энергичностью. Потом из распяленного рта Ронтлесеса он начал вытаскивать блестящее розовое яйцо, которое оказалось слишком большим, чтобы его можно было вынуть. Фокусник возился над задачей извлечения этого яйца, торчащего изо рта жертвы. Сперва Ронтлесес побагровел, а потом посинел, когда фокусник сжал вместе его ноздри, как бы для того, чтобы лучше ухватиться за его лицо. В конце концов палач похлопал по яйцу своим жезлом, и из него проклюнулись жирные сонмы белых сегментчатых червей — некоторые из них упали на пол, некоторые, казалось, заползли в рот и глотку Ронтлесеса. Ронтлесес выкашлял червей и судорожно втянул воздух. Лицо его уже переменилось каким-то существенным образом, поэтому он казался совершенно иным человеком.
Руиза тошнило до печенок, но он не мог отвернуться.
Начался первый крупный акт Искупления Ронтлесеса. Фокусник набросил тонкий белый шелк на бывшего надзирателя, который обвис в раме, вероятно, истощенный вступительными пытками. Складки шелка сомкнулись над жертвой, как туман, и благодаря какому-то трюку, казалось, прикрывали какое-то нечеловеческое тело, скорее, что-то чудовищное, что-то, чреватое безобразием. Факелы на секунду погасли, по шелку пробежало движение — и потом фокусник сорвал его прочь.
Ронтлесес подвергся ужасному преображению и теперь напоминал огромного паука с получеловеческим лицом. Каким-то образом связки его ног были растянуты или разрезаны, чтобы можно было завернуть его ноги за голову и через плечо. Пальцы ног смотрели вниз совершенно неестественным образом. Они слабо подрагивали, а руки его бешено размахивали где-то за ягодицами. К его животу прикрепили четыре искусственные лапы, они размахивали куда энергичнее, чем его естественные члены, и мгновением позже Руиз увидел, что они представляли собой змей, которые были заключены в прозрачные трубки. Рептилии без разбора кусали и друг друга, и плоть Ронтлесеса, с большим энтузиазмом.
Ронтлесес не мог кричать, видимо, потому, что паучья маска, которая теперь была на нем надета и закрывала нижнюю половину лица, одновременно была и кляпом. Но глаза его были безумными от боли, и он бешено мотал головой в разные стороны, добавляя к впечатлению от его нового тела весьма драматический штрих.
Фокусник низко поклонился Лорду Бринслевосу.
— Таким образом, мы видим Искупающего вину в его подлинной форме, как насекомое, которое кусает руку своего господина.
Искупление продолжалось.
Фокусник рассыпал на тело Ронтлесеса сотни насекомых, которые зарылись в кожу жертвы и исчезли, пока фокусник не хлопнул в ладоши и не прокричал заклинание, после чего насекомые вылезли и улетели. Выходные отверстия после них составили ярко-красную надпись угловатыми фараонскими буквами. Казалось, это было извинение, но прочесть его можно было только секунду, прежде чем кровь побежала по торсу Ронтлесеса и замазала буквы.
Последовал антракт, пока фокусник приводил свою жертву в себя от шока и унимал кровь.
Когда Искупление возобновилось, бывший надзиратель едва казался человеком, если не считать его глаз, которые смотрели на мир с равной долей изумления и боли. Он свисал с рамы и принимал дальнейшие издевательства, причиняемые ему, с большей покорностью, чем палач считал пристойной. Пошли в ход огонь, ножи, многочисленные разъедающие яды, и снова Ронтлесес извивался настолько активно, насколько позволяло его перебитое тело. Над ним были проделаны варварские ухищрения и самые изощренные пытки в течение примерно еще получаса.
В конце концов Руиз больше не мог выносить этого зрелища, поэтому он пропустил смерть Ронтлесеса, которую отметило молчание толпы. Молчание показалось таким зловещим, что он встал, и, выглянув из своей клетки, увидел финал.
Труп Ронтлесеса сел в своем гробу и указал бледным пальцем на клетку Руиза.
Рот его открылся и начал двигаться в правдоподобной имитации живой речи.
— Во всем виноват Вухийя, продавец змеиного масла, — прокричал труп металлическим звенящим голосом, который абсолютно не подходил говорящему. — Вухийя убил меня, но больше он зла не совершит.
Мертвые губы раздвинулись над разбитыми зубами в мрачной пародии на улыбку.
— Ха-ха-ха-ха ха!
Руиз подивился, что за аппарат оживлял труп и чей голос исходил из его рта. Глаза были мутными и смотрели немного в разные стороны. Это, по мнению Руиза, было самой слабой частью иллюзии.
— Вухийя пытался убить моего Лорда, из зависти и безумия, он замутил мне мозг своими ядами, поэтому я не смог выполнить свой долг и заслуживаю не менее того, что я получил. Но я получил и прощение моего Лорда, и теперь я в Земле Вознаграждения без сожалений о прошлом.
Труп опустил свой трепещущий палец, почтительно наклонил голову в сторону Лорда Бринслевоса, потом упал обратно в гроб.
Спектакль окончился. Шепот разочарования пробежал по толпе, и кто-то рядом заговорил:
— Лорд слишком мягко обошелся с Ронтлесесом. А жаль! Он заслуживал гораздо худшего, а теперь вместо него будет страшно страдать продавец змеиного масла.
Руиза передернуло. Если он только что был свидетелем снисхождения, то в чем же состояла жестокость? Информационные погружения уклончиво говорили о некоторых деталях уголовной юстиции Фараона. Поэтому некоторые подробности остались за кадром. Руиз почувствовал, как смертная сеть тянет сжаться вокруг его мозга, несколько сильнее, чем раньше, и на секунду он почти соблазнился поддаться ей и избавить себя даже от возможности, даже мыслей о подобной муке, подобном унижении. Но он встряхнулся и крепче взял себя в руки, зажав в кулак свои непокорные чувства.
Скоро здесь будет Денклар, сказал он себе и заставил себя поверить в это.
12
Но Денклар не пришел. Грузчики унесли прочь гроб с телом Ронтлесеса и площадь опустела. Температура упала, пока Руизу не пришлось стоять в центре клетки, поскольку он не в состоянии был чувствовать прикосновение металла, ледяного в это время ночи, к своему обнаженному телу. Он обернул себя руками и прыгал с ноги на ногу, сводя до минимума то время, которое каждая нога оставалась в соприкосновении с железом. Кроме этого, такое упражнение давало возможность вызвать его внутреннее тепло.
Проходили часы, огни Стегатума погасли, пока город не лег, темный и тихий, под звездным блеском, а Денклар все еще не приходил. Руиз начал стучать зубами, а настроение его падало.
Много позже полуночи он услышал шорох осторожных ног перед своей клеткой и подавил взрыв истерического смеха. Но шаги казались легче, чем могли быть шаги Денклара, и голос слишком нежный и мелодичный для трактирщика заговорил с ним из темноты.
— Вухийя? Я принесла тростинку с водой. Вот она.
Тоненькая трубочка скользнула сквозь щель в клетке, и Руиз благодарно ее принял.
— Спасибо тебе. Ты такая добрая.
— Это так мало, — сказала потаскушка Релия. — Я бы сделала больше, если бы могла, но чем я могу помочь? Вот еще одна тростинка. Сбереги ее до самой крайней нужды.
Она просунула еще одну тростинку через щель.
Руиз отломил конец тростинки и дал кисловатой от сока воде стечь в рот, пересохший, как пепел, как из-за лишений этого дня, так и от пережитого ужаса. Жидкость показалась ему замечательной на вкус, и на какой-то миг он был всем доволен. Это чувство ушло почти так же быстро, как и пришло.
— Релия, — сказал он, прислоняясь к холодному железу и выглядывая наружу, — скажи мне, ты сегодня вечером видела Денклара? Как он выглядел?
Релия шмыгнула косом.
— Он мне всегда кажется одним и тем же, но сегодня? Не могу сказать. Он пропал. Никто не знает, где он. Повара страшно растерялись, потому что такой наплыв людей, деревенщина пришла посмотреть на казнь и все такое. Очень странно, Денклар всегда на месте, когда можно подзаработать серебра.
Настроение Руиза снова упало. Где трактирщик? Неужели он сбежал по какой-то причине, которой Руиз не знал? Или что-то еще было не так, что-то, что еще не пришло ему в голову? В нем росло убеждение, что второе объяснение каким-то образом более верное, но день, проведенный в клетке и Искупление надзирателя, которое ему пришлось наблюдать, в сочетании замедлили его мышление, и оно уже не было таким тонким. Он стал стучать себя кулаком по лбу. Думай, Руиз Ав, заставлял он себя. Но никакие мысли не появлялись.
— Ну что ж, — сказала Релия тоном мягкого сожаления, — мне теперь надо идти, ночь холодная, а я не одета.
— Подожди! — Руиз бросился действовать. Релия была для него единственным выходом. — Ты сказала мне, что помогла бы, если бы только могла.
— Да. Но что я могу сделать?
— Ты можешь принести мне кое-что еще?
— Возможно. За клетками ночью не следят. Никто не додумается, как их открыть, снаружи или изнутри.
— Хорошо. Хорошо. В моей комнате, в той, в которой я спал раньше, до того, как отправился во Владение… я оставил пакет религиозных предметов, они спрятаны в одной из ножек кровати. Ты могла бы его мне принести?
Релия беспокойно зашевелилась, и Руиз почувствовал ее сомнения.
— Я бы плюнула Лорду в глаза, если бы я могла это сделать и не пострадать за это, — сказала она, — я его ненавижу, как и любой, в ком есть сердце. Но мне не хотелось бы искупать здесь мои грехи.
Руиз прижал голову к железу, стараясь говорить тоном спокойного убеждения.
— Нет. И мне тоже не хочется.
— Надо думать! Мне не хотелось бы видеть, как твое красивое высокое тело раздерут на сцене. Это будет такая потеря.
Релия гортанно хохотнула, звук этот при подобных обстоятельствах показался Руизу гротескным и неподобающим.
— Ты правильно говоришь, — сказал он горячо. — Можешь ты принести его, этот пакет? Он небольшой, он пройдет сквозь щель, хотя тебе, возможно, придется подавать по одному предмету. Он завернут в коричневую промасленную ткань, и в нем несколько металлических амулетов. Они столько для меня значат! Не играй с ними, — предостерег Руиз. — Они священные.
Предметы в пакете, если их неосторожно включить, могли бы легко убить Релию, прежде чем она донесла бы их до Руиза.
— Попробую, — сказала она.
Она пошла прочь.
— Погоди! Нет ли у тебя кусочка проволоки? Может, шпилька?
Она задумалась.
— Это не поможет, Вухийя.
— Это мне хоть время займет. Мне слишком холодно, чтобы спать.
— Ладно. Вот тебе ржавая шпилька, про которую никто не сможет сказать, что она моя, если ее у тебя найдут. Все же, если я не смогу принести тебе твой пакет с фетишами… обещай мне, что ты вытолкнешь шпильку в щель, прежде чем станет светло. Или, если ты решишь вскрыть себе вены, то вытри кровь со шпильки, прежде чем выбросишь ее, тогда они подумают, что ты сделал это зубами.
Дрожащими пальцами он взял у нее шпильку, длинную, тонкую, пружинистую, такую прекрасную для его целей.
— Обещаю.
Руиз сражался с замком целый час, пока его распухшие пальцы не онемели от холода и напряжения. Но замок казался упрямым. Его внешняя примитивность скрывала бездну необыкновенных хитростей. В конце концов он прекратил эту работу и признал себя побежденным. Ничего удивительного, подумал он, что в мире, полном магов, замки должны быть хорошими. Он впал в краткий период дремы, но потом он вспомнил, что Релия должна скоро принести его инструменты. Скоро. И сон, и отчаяние слетели с него.
Он продолжал надеяться, пока на небе Фараона не начало светлеть.
Стегатум просыпался рано, и торговцы грохотали на площади, проезжая туда и сюда, пробуждая Руиза от его апатии. Он обнаружил, что ждет дневной жары после ледяной ночи. Таков был близорукий инстинкт тела.
Он смотрел, как свет усиливается над городом, понимая, что никогда больше не увидит такого прекрасного рассвета, когда повелительный стук по его клетке не заставил его перейти в затененную часть. Он выглянул и никого не увидел, потом подумал, что надо приложить глаз к щелке пониже. Тогда он увидел самого маленького мальчика из тех, которые встретились ему, когда он входил в Стегатум.
— Привет, — сказал он.
Мальчик серьезно смотрел на него с минуту.
— Нам очень жалко, что ты умрешь.
— Мне тоже.
— Это нехороший способ умереть… хотя они говорят, что ты принесешь хороший ливень.
— Да неужели?
— Ага. Они говорят, что твое Искупление… Искупление, да?.. отложат до завтрашней ночи, так что лордов гад-палач сможет придумать новые трюки. За то, что надзиратель помер, ни одна капля с неба не упала… старье все это, мы это все сто мильонов раз видали.
Проходили часы, огни Стегатума погасли, пока город не лег, темный и тихий, под звездным блеском, а Денклар все еще не приходил. Руиз начал стучать зубами, а настроение его падало.
Много позже полуночи он услышал шорох осторожных ног перед своей клеткой и подавил взрыв истерического смеха. Но шаги казались легче, чем могли быть шаги Денклара, и голос слишком нежный и мелодичный для трактирщика заговорил с ним из темноты.
— Вухийя? Я принесла тростинку с водой. Вот она.
Тоненькая трубочка скользнула сквозь щель в клетке, и Руиз благодарно ее принял.
— Спасибо тебе. Ты такая добрая.
— Это так мало, — сказала потаскушка Релия. — Я бы сделала больше, если бы могла, но чем я могу помочь? Вот еще одна тростинка. Сбереги ее до самой крайней нужды.
Она просунула еще одну тростинку через щель.
Руиз отломил конец тростинки и дал кисловатой от сока воде стечь в рот, пересохший, как пепел, как из-за лишений этого дня, так и от пережитого ужаса. Жидкость показалась ему замечательной на вкус, и на какой-то миг он был всем доволен. Это чувство ушло почти так же быстро, как и пришло.
— Релия, — сказал он, прислоняясь к холодному железу и выглядывая наружу, — скажи мне, ты сегодня вечером видела Денклара? Как он выглядел?
Релия шмыгнула косом.
— Он мне всегда кажется одним и тем же, но сегодня? Не могу сказать. Он пропал. Никто не знает, где он. Повара страшно растерялись, потому что такой наплыв людей, деревенщина пришла посмотреть на казнь и все такое. Очень странно, Денклар всегда на месте, когда можно подзаработать серебра.
Настроение Руиза снова упало. Где трактирщик? Неужели он сбежал по какой-то причине, которой Руиз не знал? Или что-то еще было не так, что-то, что еще не пришло ему в голову? В нем росло убеждение, что второе объяснение каким-то образом более верное, но день, проведенный в клетке и Искупление надзирателя, которое ему пришлось наблюдать, в сочетании замедлили его мышление, и оно уже не было таким тонким. Он стал стучать себя кулаком по лбу. Думай, Руиз Ав, заставлял он себя. Но никакие мысли не появлялись.
— Ну что ж, — сказала Релия тоном мягкого сожаления, — мне теперь надо идти, ночь холодная, а я не одета.
— Подожди! — Руиз бросился действовать. Релия была для него единственным выходом. — Ты сказала мне, что помогла бы, если бы только могла.
— Да. Но что я могу сделать?
— Ты можешь принести мне кое-что еще?
— Возможно. За клетками ночью не следят. Никто не додумается, как их открыть, снаружи или изнутри.
— Хорошо. Хорошо. В моей комнате, в той, в которой я спал раньше, до того, как отправился во Владение… я оставил пакет религиозных предметов, они спрятаны в одной из ножек кровати. Ты могла бы его мне принести?
Релия беспокойно зашевелилась, и Руиз почувствовал ее сомнения.
— Я бы плюнула Лорду в глаза, если бы я могла это сделать и не пострадать за это, — сказала она, — я его ненавижу, как и любой, в ком есть сердце. Но мне не хотелось бы искупать здесь мои грехи.
Руиз прижал голову к железу, стараясь говорить тоном спокойного убеждения.
— Нет. И мне тоже не хочется.
— Надо думать! Мне не хотелось бы видеть, как твое красивое высокое тело раздерут на сцене. Это будет такая потеря.
Релия гортанно хохотнула, звук этот при подобных обстоятельствах показался Руизу гротескным и неподобающим.
— Ты правильно говоришь, — сказал он горячо. — Можешь ты принести его, этот пакет? Он небольшой, он пройдет сквозь щель, хотя тебе, возможно, придется подавать по одному предмету. Он завернут в коричневую промасленную ткань, и в нем несколько металлических амулетов. Они столько для меня значат! Не играй с ними, — предостерег Руиз. — Они священные.
Предметы в пакете, если их неосторожно включить, могли бы легко убить Релию, прежде чем она донесла бы их до Руиза.
— Попробую, — сказала она.
Она пошла прочь.
— Погоди! Нет ли у тебя кусочка проволоки? Может, шпилька?
Она задумалась.
— Это не поможет, Вухийя.
— Это мне хоть время займет. Мне слишком холодно, чтобы спать.
— Ладно. Вот тебе ржавая шпилька, про которую никто не сможет сказать, что она моя, если ее у тебя найдут. Все же, если я не смогу принести тебе твой пакет с фетишами… обещай мне, что ты вытолкнешь шпильку в щель, прежде чем станет светло. Или, если ты решишь вскрыть себе вены, то вытри кровь со шпильки, прежде чем выбросишь ее, тогда они подумают, что ты сделал это зубами.
Дрожащими пальцами он взял у нее шпильку, длинную, тонкую, пружинистую, такую прекрасную для его целей.
— Обещаю.
Руиз сражался с замком целый час, пока его распухшие пальцы не онемели от холода и напряжения. Но замок казался упрямым. Его внешняя примитивность скрывала бездну необыкновенных хитростей. В конце концов он прекратил эту работу и признал себя побежденным. Ничего удивительного, подумал он, что в мире, полном магов, замки должны быть хорошими. Он впал в краткий период дремы, но потом он вспомнил, что Релия должна скоро принести его инструменты. Скоро. И сон, и отчаяние слетели с него.
Он продолжал надеяться, пока на небе Фараона не начало светлеть.
Стегатум просыпался рано, и торговцы грохотали на площади, проезжая туда и сюда, пробуждая Руиза от его апатии. Он обнаружил, что ждет дневной жары после ледяной ночи. Таков был близорукий инстинкт тела.
Он смотрел, как свет усиливается над городом, понимая, что никогда больше не увидит такого прекрасного рассвета, когда повелительный стук по его клетке не заставил его перейти в затененную часть. Он выглянул и никого не увидел, потом подумал, что надо приложить глаз к щелке пониже. Тогда он увидел самого маленького мальчика из тех, которые встретились ему, когда он входил в Стегатум.
— Привет, — сказал он.
Мальчик серьезно смотрел на него с минуту.
— Нам очень жалко, что ты умрешь.
— Мне тоже.
— Это нехороший способ умереть… хотя они говорят, что ты принесешь хороший ливень.
— Да неужели?
— Ага. Они говорят, что твое Искупление… Искупление, да?.. отложат до завтрашней ночи, так что лордов гад-палач сможет придумать новые трюки. За то, что надзиратель помер, ни одна капля с неба не упала… старье все это, мы это все сто мильонов раз видали.