Страница:
– Мне уже плохо. Будет ещё хуже?
– Обязательно, – с новой порцией ехидства донеслось из трубы.
– Седой, это ты? – с внезапной надеждой спросила Матрёна.
Ответа не было, но ей показалось, что на той стороне усмехнулись. Расслышать что-либо ещё помешала заскрипевшая дверь.
– Матюня, ты чего разлеглась? Не заболела? – В комнату заглянула мать.
– У меня голова болит, – отговорилась Матрёна, надеясь, что её оставят в покое.
– Тебе таблетку дать? – Отделаться так просто не получалось, мать уже окончательно проникла в помещение и по-хозяйски оглядывала его. – А какой бардак ты тут развела! Мотя! Тебе на столе не прибраться?
– Мама, у меня голова болит! – возмутилась Матрёна. – Не кричи, мне и так плохо.
– Ну и болит, ничего страшного, анальгин выпей. А порядок в доме надо держать. Какая из тебя хозяйка растёт?
– Я уже выросла. – Матрёна поняла, что ситуация безнадёжна, придётся вести длинный бессмысленный диалог.
– Только ума не нажила. Тебе ко скольки на учёбу?
– Мама! Я третий раз повторяю, у меня болит голова! Я не пойду в институт!
– Так голова не попа. – Мать неуклюже попыталась шутить. – Завяжи и лежи.
– Вот я и лежу! Здесь! Сама! И не надо мне мешать!
– Ты как с матерью разговариваешь?! Ты ещё палец о палец не ударила, копейки не заработала, а на мать орёшь! А кто за твою учёбу платил? Кто тебе есть-пить готовенькое выдаёт? Антон твой? Только голову глупой девке дурит, мужик взрослый. А ты и рада за ним бегать. Да никому ты, кроме матери, не нужна!
– Не смей про Антона! – Жаркая волна ударила Матрёне в голову, перехватило дыхание, сердце споткнулось и застучало в два раза быстрей. – Антона не трогай! Никого не трогай! Ты ничего не понимаешь!
– Да, мать дура, мать не понимает! Мать тебе только всего хорошего хочет, работает на тебя всю жизнь!
– Мне срать на деньги! Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Все оставьте! – Матрёна сделала попытку вскочить с дивана, колени подогнулись, и она упала на четвереньки. Её трясло, зубы стучали так, что она удивлялась, неужели мать этого не слышит? Ей хотелось одного – оказаться подальше от этих людей и этой квартиры, нужно было бежать, спрятаться. Матрёша поползла к двери.
– Ты чего? Что с тобой? – растерялась мать. Теперь она по-настоящему испугалась. – Матюшенька!
Мать протянула руку, чтобы погладить Матрёшу по голове. Матрёна не поняла, что и как произошло, но её голова сама собой резко дернулась навстречу, и зубы ляскнули рядом с маминой рукой. Потом она упала и разрыдалась.
– Психичка! Успокоительное тебе надо пить! На людей бросаешься! – Мать теперь трясло не хуже Матрёши. Она побледнела, выпрямилась, почти минуту простояла, остолбенев, потом опустилась на пол рядом с Матрёной и заплакала вместе с ней. Матрёна подползла, уткнулась, как бывало в детстве, в мамкины колени, мать привычно её обняла, и они дружно ревели вместе, пока не закончился запас слёз.
– Доченька, что случилось? – Матрёна уже отстранилась, мать вытирала последние текущие по её лицу слёзы и поправляла волосы. – Я же тебе только помочь хочу.
– Мама, ты не можешь мне помочь, поверь мне. У меня проблемы.
– В институте? Так то не беда, не страшно. Вот на работе проблемы бывают. А у тебя они ещё детские.
– Нет, не в институте.
– А где?
– Мама, я не могу рассказать. Это бесполезно. Ты просто не поймёшь, мне самой нужно справиться.
– Да как это, родная мать не поймёт?
– Я не сумею объяснить, мама. Поверь. Ты можешь только мне не мешать. Пожалуйста, я очень об этом прошу. Позволь мне разрулить всё самой, не вмешивайся. И не дергай меня из-за мелочей. Мне и так плохо.
– Ну полежи сегодня, отдохни. Может, тебе морсика сделать, вон затемпературила вроде? А?
– Мама, можно я просто так полежу? Чтобы тихо было и никого не было? Так мне будет лучше всего.
– Как хочешь. – Мать, оскорблённая в лучших чувствах, поджала губы. – Поменьше в компьютер смотреть надо, голова не будет болеть.
Наконец она поднялась и покинула помещение. Матрёна вернулась на свой диван. Её продолжала трясти мелкая дрожь, то ли от нервного взрыва, то ли от на самом деле поднимающейся температуры. Время от времени ей становилось трудно дышать, и в сознании поднимались волны знакомого уже страха. Сил не было совсем, она погрузилась в ровное тупое отчаяние и полную безысходность.
– Что я могу рассказать тебе, мама? Что я пытаюсь вспомнить, что мне говорил человек, который умер три века назад? Да? Мне нужно, нужно, нужно вспомнить. А я не могу. Я убью себя, если не вспомню.
Впрочем, сил на осуществление этого намерения у неё всё равно не было. Матрёна ещё немного тихонько поплакала и погрузилась в сон.
– Я не знаю, что это было со мной в этот раз, но этот был самым сильным, – вечером рассказывала Матрёша Чёрному.
– А ты представь, каково наркоманам, у них бывает ещё сильнее. Иногда такое случается от психоделиков.
Такое бывает, ничего страшного не случилось, ей совершенно не нужно бояться – вот что Антон очень хотел до неё донести.
– Да, я уже думала, что это может быть просто ломка. Но я же не употребляла ничего никогда! Твои наркоманы сами это всё вызывают.
– Это тот же самый эффект. Веришь?
– Я верю. Чёрт.
Хорошо, что верит, тогда получится.
– Они так тоже проходят через переоценку. Свою.
– Я всегда была против наркотиков, а теперь мне эта радость, как им?
– Нет, тебе не так, тебе без веществ, наяву.
– Зашибись!
– Ну что, полегчало?
Антон с надеждой дожидался ответа. Матрёна писала что-то длинное.
– Да-а. Знаешь, есть такое состояние, «пофигизм» называется, когда всё до звезды. Я на всё могу забить, кроме одного. Я никогда, никогда не смогу спокойно реагировать, когда оскорбляют дорогих для меня людей! Я никогда не позволю им обвинять тебя. Наши проблемы можем решить только мы, изнутри, здесь и сейчас. А когда они начинают говорить, что из-за тебя у них со мной портятся отношения, я не могу сдержаться. Я готова с собой что-нибудь сделать.
– Вот этого не нужно.
– Да нет, не бойся. Сейчас как после тёплой ванны – расслабуха полная, всё пофиг. Смотри как экономно – на наркоту денег тратить не надо, эффект и так уже есть.
– Слушай, – задумчиво произнёс Чёрный, когда они опять шли в «Жирафика». – Смущает меня этот твой голос. Может быть, там не один источник информации, их несколько. Постарайся каждый раз отличать, когда тебе помогают, а когда идёт наезд.
– Хорошо тебе говорить. А как? Что ты от меня хочешь?
– Нужно, чтобы ты вспомнила то, чего от меня не слышала.
– Я поняла. Ты хочешь сказать, что я это всё придумала? – Матрёша даже остановилась от возмущения.
– Нет, не ты, конечно.
Чёрный не улыбался. Теперь он на самом деле был уверен в том, что у Матрёны происходит настоящий контакт.
– А тогда кто?
– Иные.
– Скажи прямо, ты думаешь, что со мной играют? – Она приступила к нему вплотную и смотрела в глаза.
– Матрёша, я тебе говорил, что насмотрелся контактов за свою жизнь? – со вздохом произнёс Чёрный.
– Говорил.
– Например, Властелины Времени читали наши мысли.
– То есть ты допускаешь возможность, что голосу не всегда следует доверять?
– Если бы у меня не было сомнений, то не много загадок я бы смог разгадать.
– Это да.
Она старательно закивала, соглашаясь. Потом медленно двинулась дальше, пока Антон развивал свою мысль.
– Нет плохого или хорошего, есть варианты развития. Сейчас, как я понимаю, мы в полной попе и идёт жёсткая коррекция будущего для меня настоящего.
– Будущего вообще или твоего только?
– Моего.
– Но это же для чего-то нужно?
– Может быть, чтобы избежать смерти.
– Или для чего другого.
– Или для другого, – согласился Антон. – Попробуй вспомнить про Властелинов что-либо, чего ты до сих пор не знала.
– Я попробую, только не сегодня, ладно? Сегодня мне сразу плохеет, как только я пытаюсь настроиться. Мысли разбегаются и летят. Со скоростью света. У тебя так было?
– Нет, никогда.
– Может, не со скоростью, я не меряю. Но очень быстро. Интересные ощущения. Как перезагрузка идёт. Но уж очень тяжко. – Матрёна опустила глаза. – Завтра опять в универ не пойду, не могу. Может, хоть во сне полегчает.
– Тренировки должны помогать, – обнадёжил Антон.
– Вот сейчас и проверим.
Они подошли к фитнес-клубу. Матрёна первая взялась за тяжёлую дверь. Физическая нагрузка действительно помогала, выравнивала и как бы отводила нервное напряжение. Иногда девушке казалось, что только тонкая нить тренировок держит её на грани разумности и безумия, не позволяет потерять контроль над перегруженным мозгом.
– Привет, как моё пузечко?
Антон выходил из очередной клиники, когда его застал телефонный звонок.
– Да так, средне. Как у тебя?
– Никак. Всё болит, всё раздражает. Антош, давай где-нибудь погуляем, что ли? Раз я не учусь. Не могу больше в этой квартире!
– Погода как-то… – Чёрный поднял воротник пальто. – Не радует. На дворе тоже полная попа. Знаешь что, приезжай ко мне! В Татьянином баре что-то согревающее ещё точно есть.
– Хорошо, я приеду.
– Мне тут подруга рассказала сегодня… – Через два часа Матрёша удобно устроилась на тёплом ковре и трещала не переставая. – Раньше тоже говорила, но я ей не верила. Она в психушке лежала. Представляешь, она тоже слышала голоса и людей видела, а никто больше не видел. И её положили. Это два года назад было.
– Бывает, – кивнул Антон. – Поэтому осторожность очень нужна. Про такие вещи непонимающим людям никогда не следует говорить.
– Так вот, она такого порассказала. Это такой ужас! Я чуть не разревелась там же. Она говорит: «Мотя, так ты мне веришь?» – а я: «Верю!», а у самой уже слёзы текут. Мне страшно стало, что со мной тоже так будет. Я поняла, что нужно срочно куда-то вырваться, обстановку сменить.
– Ну вот и сменила! – Антон прислушался. Нет, не показалось – в кухне звякнул сигнал на умной плите, сообщая, что поспел вкусный горячий сбитень.
– Да! – Матрёна сходила за кружками и за кувшином. – Скажи, а фраза: «Ты что, сдурела?» – тоже в репертуаре Седого?
– Это когда было?
– Когда я лежала и думала обо всём. О голосах, о том, как я устала. Мне было сказано: «Ты что, сдурела? Мы только начали работать. Терпи, я сказал». Я спрашиваю: «До какой стадии я могу дойти?» – а в ответ: «Ты будешь на грани, но только так мы его вылечим, твоими силами. Так что терпи».
– Может быть, это был и Седой.
– Ещё фраза была: «Пока ты нюни распускаешь, мы творим дела вселенского масштаба. Я не должен тебя успокаивать».
– Я обещаю, я помогу тебе, всё, что в моих силах. – Антон старался говорить убедительно. Он очень хотел хоть как-нибудь ей помочь, вот только сил у него пока что никаких не было.
– Да не поможешь ты мне, блин! – неожиданно взорвалась Матрёша. – Как ты не понимаешь? Как ты мне можешь помочь, если меня даже во сне страх держит?! Веришь, нет? Я реву каждый день.
Кажется, она могла это немедленно подтвердить. Антон не любил женских слёз, потому что не очень представлял, что с ними следует делать. Каждый раз оказывалось по-разному. Сейчас он подумал, что надо дать Матрёше возможность выговориться. Её понесло:
– Я в истеричку превратилась уже! И винить некого! Пойми, я всегда раньше винила парней, Петя, Вася, Коля – все козлы! А я белая и пушистая! А тут кто? Никто! Никто не виноват, «так исторически сложилось», точка!
– Да, Матрёша, да.
– А мне-то хреново! А меня ещё и ругают! Меня всё достало, как меня оно всё достало! Квартира эта, родители, их вечные проблемы, универ. Время у них линейно! Вот сейчас как дура сижу и реву.
– Ещё нет. – Антон легонько обнял девушку и, успокаивая, погладил по голове. – И не надо. Не плачьте, мадемуазель Нюша!
– Я всегда боялась сойти с ума. – Матрёша всхлипнула, но вроде бы продолжать не собиралась. – А сегодня ко всему наслушалась про психушку. А ещё мне поплакать-то и негде. На улице от меня и так шарахаются. Дома мать решит, что ты меня обижаешь или что в институте проблемы. Опять приставать начнёт.
– Ну ладно, – разрешил Чёрный. – Раз уж совсем негде, можешь поплакать тут. Только недолго.
– Я не могу при мужчинах плакать, – гордо заявила Матрёна и добавила: – Главное, в «Жирафике» не разреветься. Знаешь, я сейчас не стала плакать, зато теперь состояние, как будто оно всё вовнутрь ушло.
– Мы же всё знаем и понимаем, да? Мы будем держаться вместе, и всё будет хорошо!
– Конечно. Правда, правда? Только проблема в том, что мы ничего не знаем и не понимаем до конца.
– Значит, нам остаётся только расслабиться и получать удовольствие.
– Тоже верно. И пусть всё сложится исторически. – Матрёна подняла кружку со сбитнем, потом сделала изрядный глоток. – Вкусно!
– Конечно, вкусно, – самодовольно подтвердил Чёрный. Ему льстила слава специалиста по приготовлению оригинальных напитков.
– Антош, я тебя спросить хотела, это только у меня столько энергии много, что на двоих хватает, или это у всех так?
– У тебя её правда много.
– Теперь уже мало. А может из-за того, что часть переходит к тебе, быть синхрон? Ещё я знаешь что заметила? У меня вообще хорошая память, я запоминаю отлично и даты, и какие-то мелочи, а в последнее время некоторые моменты просто исчезают из памяти.
– Может, это потому, что линия событий меняется? Если изменять будущее, прошлое должно подстроиться под него, чтобы слилось в линию. Вот оно и меняется, и память уходит.
Матрёша помолчала, взвешивая новую мысль. Потом кивнула:
– Возможно. Ещё я подумала, что болезнь – это как кнопка, которой тобой манипулируют. Надо – включили психический негатив, надо – физический.
– Но мы пытаемся с этим бороться.
– Да. Ещё, знаешь, мне голос сказал: «Если вы думаете об операции: делать или нет, то можете её делать. Это ускорит время и облегчит нам задачу. Мы занимаемся глобальными процессами, связанными с вами. Разбираться с физической болью не наша функция. Операция облегчит нам задачу, мы спасаем вас от другой, более глобальной проблемы. В любом случае операция будет под нашим контролем». Вот так. Это был Седой, да?
– Я не знаю, Матрёш, он ведь тебе не представился?
– Нет.
– Откуда же я тогда могу знать? – Антон очень картинно развёл руками, и Матрёша слабо улыбнулась. – Операцию придётся делать, да.
– Антош, мне тут об одной клинике рассказали, – оживилась Матрёна. – Там спортсмены лечатся. Но нужно ещё всё точно узнать. Я узнаю?
– Конечно, узнай. Пожалуйста.
Матрёна продолжала старательно менять обстановку. Она теперь почти не посещала институт, вместо этого либо добиралась до Чёрного, и они шли куда-нибудь обедать, либо бегала по городу по его делам. Антон без крайней необходимости не уходил далеко от дома, до выздоровления ему было пока далеко. Матрёна чувствовала себя постоянно усталой и разбитой, но у неё хотя бы прошла спина. Сработал принцип «клин клином» – болезнь как появилась на нервной почве, так при ещё большем напряжении отступила, девушка перешла на существование в форс-мажорном режиме, стало не до неё.
– Прикинь, я начала чувствовать забор энергии! – поделилась Матрёша, когда они оккупировали уже любимый столик в дворовом кафе. – Ощущения странные.
– Да? И как это выглядит? – тут же заинтересовался Антон.
– Как будто кто-то нежно так проводит мне по руке, от самых пальчиков. И где провёл, я там потом почти ничего не чувствую. Ни боли, ни касаний. Я проверяла. Это недолго, потом проходит.
– Это хорошо, что у тебя чувствительность повышается.
О том, что причина этого повышения была не самой лучшей, Антон умолчал.
– Ага. Вот сейчас я чувствую, что сегодня ещё инфа будет. – Матрёша задрала нос.
– Как чувствуешь?
– Попой! Не могу объяснить. Во! Интуиция – это способность головы чуять попой!
Они дружно хихикнули.
– Антош, – Матрёша снова стала серьёзной, – можно тебя об одной вещи спросить?
– Разумеется, можно, что вдруг за реверансы?
– Да я как-то у Анфисы спросила, реально ли перемещаться во времени, а она мне: «О-о! Это больная тема Чёрного. Он над ней бьётся, и лучше его об этом не спрашивать».
– Так это ей лучше не спрашивать, – ухмыльнулся Антон. – Тебе можно.
– Скажи, а ты, когда засыпаешь, можешь находиться на грани реальности и сна? Не в осознанном сновидении, просто в будущем?
– Не понял, – качнул головой Антон.
– Вот смотри: ты как будто спишь, но ты переместился в будущее?
– А что, у тебя такое бывает?
– Ага. Сегодня ночью было.
– Рассказывай.
– Я проснулась, точнее, почти проснулась и чувствовала, что нахожусь на грани реала и сна.
– А при чём тут будущее?
– Оно не было ни в настоящем, ни в прошлом, но оно было так реально, что тогда я осознавала, что это реальность.
– Что значит «оно»?
– Это отчасти связано с тем, что говорил Брюс. Как раз с последним, о котором я не могу с тобой говорить. Всё ещё не могу. – Матрёна смотрела на Чёрного снизу вверх преданным, честным взором. Она действительно не могла. – Просто я в один момент поняла, что это не сон.
– И давно у тебя эти «выходы»? – не стал наступать на грабли Антон.
– Сегодня впервые. Были бы раньше, я бы раньше спросила.
– И что там было, ты рассказать не можешь?
– Да. – Матрёна кивнула. – Этот сон – будущее. Обещаю, как только станет можно, я тебе сразу всё-всё расскажу. Прямо немедленно!
– Понятно. У меня так иногда бывает.
– То же самое?
– Ты, главное, запиши сейчас всё, в подробностях, пока ещё помнишь.
– Уже. Зато я теперь знаю, как определить, что полная попа кончилась! Я подскажу. Вот когда увидишь, что я на грани, так она тут и кончится.
– А совмести-ка этот сон и предсказание Брюса. – В голове Чёрного уже заработал компьютер, закрутился перебор комбинаций. – Попробуй почувствовать – когда? Что у тебя выходит?
– По предсказанию? – удивилась Матрёша. – А почему ты решил, что это будет сразу после полной попы?
– Потому что в это время и будет происходить переоценка.
– Не думаю. – Матрёна покрутила прядь волос. – Мне так не кажется. Но это моё мнение, а если по сну – то всё скоро.
– Во сне уже не было попы?
– Там был такой момент, который её сворачивал. Мы тогда станем сильными, и нам эта попа станет безразлична, не страшна. Совсем это не попа окажется, а ерунда, мелкие неприятности. Ибо! – Девушка с многозначительным видом указала пальцем на потолок. – Был ключевой момент.
– Так, хорошо! – решил не вдаваться в подробности Чёрный. – А время событий?
– Ближайшее. Но здесь я совсем не уверена. По обстановке это никак не поймёшь, это ж не офис. Там, может быть, вообще ничего не меняется.
– Ближайшие десять лет?
– Не-эт! Скорее уж ближайшие один-два года.
– Ты не по обстановке суди, а по ощущениям! – рявкнул Антон. Ему показалось, что Матрёна не слишком серьёзно отнеслась к столь важному вопросу.
– По ощущениям? – Она ненадолго задумалась, припоминая. – Если по сну, то ощущение, что это совсем рядом.
– Завтра?!
– Ну если это стряхнётся завтра, то я больше никогда ничему не удивлюсь! Даже если наяву ко мне заявится Нечто. – Матрёша покрутила вздёрнутым к потолку носом и наконец заговорила серьёзно: – Если честно, для меня это настолько же нереально, как то, что сон исполнится завтра.
– Матрёш, предсказания по определённым законам проходят. Чаще всего промежуток месяц – неделя. Может быть десять лет, пять – пророческие сны.
– Опа! Надеюсь, что не пять лет!
– Стоп. Смотри: неделя – месяц – шесть месяцев – год – три года – пять лет – десять – двадцать.
– А, это как ты говорил, что я тебе приснилась летом, а встретились мы только зимой? Поняла.
– Нет, неправильно. Я про периоды циклов говорю. Этот процесс цикличен.
– Тогда, если полагаться на здравый смысл, ставлю на шесть месяцев! – И Матрёша опять расплылась в довольной улыбке. Сегодня её почему-то тянуло шалить и дурачиться, настроение шло вразнос.
Дома она только включила компьютер, как зазвонил телефон.
– Алло. – Мать подошла к аппарату. И тут же: – Матюня, тебя!
– Мам, спроси кто, – отозвалась Матрёна.
Мать не ответила.
– Кто звонил-то? – поинтересовалась Матрёша через полчаса, когда отстучала все письма и вышла в гостиную передохнуть.
– А бес её знает. – Мать пожала плечами. – Трубку бросили. Вроде как Зина была. Подружки у тебя все очень вежливые!
Матрёна пропустила иронию мимо ушей. Неожиданно оторвался от «Футбольного обозрения» отец:
– Да она сама не лучше. Денис вон пожаловался, заскочил сегодня к ним в институт, так пробежала мимо и нос воротит, как незнакомая. Ни здрасте, ни до свиданья.
Матрёна поперхнулась и, пока откашливалась, успела придумать ответ:
– Я, наверно, на пару спешила и не заметила. Я же не ожидала, что дядя может в универе быть.
– Внимательней надо быть, чтобы за тебя стыдно не было, – назидательно изрек отец и снова вернулся к газете.
Матрёша перевела дух. Не могла же она сказать родителям, что сегодня опять не была в институте.
Интересно, что собиралась сказать Зина? Это могло быть серьёзным, раз она даже не решилась назвать по телефону своё имя. Матрёша познакомилась и подружилась с ней через Сеть, в которой была модератором. Сначала она сама, узнав о девушке-сновидящей, отправила ей стандартное пригласительное письмо – вдруг откликнется, весьма полезный для «Немана» человек. Зина откликнулась. И полностью оправдала ожидания. Первое же её письмо было очень далеко от обычных вежливых, но малоинформативных откликов смущающихся новичков.
«Здравствуйте, Матрёна! Благодарю за приглашение в группу! Простите, что ничего не рассказываю о себе, а сразу перехожу к делу. Если у вас есть какая-то связь с Калиной и если то, что я напишу, ещё актуально, то, пожалуйста, передайте ему небольшое уточнение – 2010-й год 10-й месяц. Мне всегда можно писать в ЛС. Надеюсь – буду полезна».
Конечно же Матрёна передала Калине эти слова. Он поблагодарил без объяснений, но можно было понять, что сообщение пришлось к месту и оказалось важным. Потом они с Зинаидой обменялись ещё несколькими сообщениями, вполне житейскими, а вскоре встретились лицом к лицу и подружились. Поэтому уже через минуту Матрёна названивала из своей комнаты:
– Зина! Привет. Ты чего хотела-то?
– Когда хотела?
– Ну чё ты звонила мне?
– Тебе? Я? Я тебе не звонила.
– Точно?!
– Как на духу! Зачем бы я стала врать?
– Ну извини, наверно, матушка обозналась, – попрощалась Матрёна и в полном недоумении закончила разговор. Кажется, мир вокруг тоже медленно, но верно сходил с ума.
– Ребята, дело есть.
Фрост предложил Шаману и Гунне поговорить на свежем воздухе. Сейчас они стояли на почти пустой набережной Верхнего озера – холодная погода не радовала горожан. Обычно здесь всегда бывало много гуляющих.
– Излагай. – Татьяна не любила долгих вступлений.
– Я говорил с профессором из моего мира. В ОСе, конечно. Они задумали провести один эксперимент, и им нужна наша помощь.
– Чем мы-то можем помочь? – удивилась Гунна. – Не думаю, что у нас вот так по заказу получится совместный ОС.
– Нет, ОС не надо. Им нужна помощь техническая. Они собрались испытывать очередной вариант портала. Им нужен ориентир, который можно было бы обнаружить приборами.
– Очередной, – хмыкнул Шаман. – Они опять хотят на Землю? Прямо как я в Париж. Не скажу, чтобы уже был, но уже хотелось.
– Они делают, что могут, – огрызнулся Фрост. – Если у тебя есть идея лучше, то предлагай.
– Нет у меня для них идей, я не физик. Не понимаю, как может железка наводиться на «запах» места.
– Не может. Потому им и нужен маяк. Короче, нас просили его поставить.
– Где? – сразу же уточнила Гунна.
– В зоне, конечно. Не в городе же!
– Где именно в зоне?
– А вот это тоже нужно найти. Место, которое наиболее нестабильно, чтобы там можно было сформировать «выход». И рядом – маяк для точного наведения.
Шаман и Гунна переглянулись. Предложение выглядело заманчивым. Если товарищи Фроста по сновидениям действительно сумеют проложить технический путь до Земли, ничто не помешает им сделать то же самое для любого другого места. Либо расширить возможности аппаратуры и собрать стабилизатор уже имеющихся переходов. В конце концов, сделка есть сделка, мы – им, они – нам.
– Хорошо, – согласился Шаман. – Они объяснили, какой им маяк нужен?
– Да. Они схему нам перешлют. Профессор сказал, что наш технический уровень позволяет такое сделать.
– Он представляет, что среди нас электронщиков вообще-то нет?
– Конечно. – Фрост усмехнулся. – Он нас всех хорошо представляет.
«Разумеется, – подумал он про себя. – После того как профессор вмешался в их проект «Синхроскан», было бы наивностью полагать, что там не изучили очень внимательно все особенности и способности членов группы».
– Ну это нормально. – Шаман потёр ладони. – Тогда сделаем.
– Гросвальд? – Гунна скорее уточняла, чем спрашивала.
– Без вариантов.
Пару недель спустя внедорожник Гунны терпеливо месил глубокую осеннюю грязь. Шаман сидел за штурмана, Фрост оберегал от резких толчков коробку с чудом совместного производства самоделкиных разных миров – устройством, генерирующим специально заданную «мелодию» из высокочастотных колебаний. Устройство получало энергию от солнечных батарей, хрупкие пластинки которых тоже нужно было доставить в целости и сохранности. Кто из приятелей Шамана это сваял, он предпочёл не рассказывать.
– Обязательно, – с новой порцией ехидства донеслось из трубы.
– Седой, это ты? – с внезапной надеждой спросила Матрёна.
Ответа не было, но ей показалось, что на той стороне усмехнулись. Расслышать что-либо ещё помешала заскрипевшая дверь.
– Матюня, ты чего разлеглась? Не заболела? – В комнату заглянула мать.
– У меня голова болит, – отговорилась Матрёна, надеясь, что её оставят в покое.
– Тебе таблетку дать? – Отделаться так просто не получалось, мать уже окончательно проникла в помещение и по-хозяйски оглядывала его. – А какой бардак ты тут развела! Мотя! Тебе на столе не прибраться?
– Мама, у меня голова болит! – возмутилась Матрёна. – Не кричи, мне и так плохо.
– Ну и болит, ничего страшного, анальгин выпей. А порядок в доме надо держать. Какая из тебя хозяйка растёт?
– Я уже выросла. – Матрёна поняла, что ситуация безнадёжна, придётся вести длинный бессмысленный диалог.
– Только ума не нажила. Тебе ко скольки на учёбу?
– Мама! Я третий раз повторяю, у меня болит голова! Я не пойду в институт!
– Так голова не попа. – Мать неуклюже попыталась шутить. – Завяжи и лежи.
– Вот я и лежу! Здесь! Сама! И не надо мне мешать!
– Ты как с матерью разговариваешь?! Ты ещё палец о палец не ударила, копейки не заработала, а на мать орёшь! А кто за твою учёбу платил? Кто тебе есть-пить готовенькое выдаёт? Антон твой? Только голову глупой девке дурит, мужик взрослый. А ты и рада за ним бегать. Да никому ты, кроме матери, не нужна!
– Не смей про Антона! – Жаркая волна ударила Матрёне в голову, перехватило дыхание, сердце споткнулось и застучало в два раза быстрей. – Антона не трогай! Никого не трогай! Ты ничего не понимаешь!
– Да, мать дура, мать не понимает! Мать тебе только всего хорошего хочет, работает на тебя всю жизнь!
– Мне срать на деньги! Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Все оставьте! – Матрёна сделала попытку вскочить с дивана, колени подогнулись, и она упала на четвереньки. Её трясло, зубы стучали так, что она удивлялась, неужели мать этого не слышит? Ей хотелось одного – оказаться подальше от этих людей и этой квартиры, нужно было бежать, спрятаться. Матрёша поползла к двери.
– Ты чего? Что с тобой? – растерялась мать. Теперь она по-настоящему испугалась. – Матюшенька!
Мать протянула руку, чтобы погладить Матрёшу по голове. Матрёна не поняла, что и как произошло, но её голова сама собой резко дернулась навстречу, и зубы ляскнули рядом с маминой рукой. Потом она упала и разрыдалась.
– Психичка! Успокоительное тебе надо пить! На людей бросаешься! – Мать теперь трясло не хуже Матрёши. Она побледнела, выпрямилась, почти минуту простояла, остолбенев, потом опустилась на пол рядом с Матрёной и заплакала вместе с ней. Матрёна подползла, уткнулась, как бывало в детстве, в мамкины колени, мать привычно её обняла, и они дружно ревели вместе, пока не закончился запас слёз.
– Доченька, что случилось? – Матрёна уже отстранилась, мать вытирала последние текущие по её лицу слёзы и поправляла волосы. – Я же тебе только помочь хочу.
– Мама, ты не можешь мне помочь, поверь мне. У меня проблемы.
– В институте? Так то не беда, не страшно. Вот на работе проблемы бывают. А у тебя они ещё детские.
– Нет, не в институте.
– А где?
– Мама, я не могу рассказать. Это бесполезно. Ты просто не поймёшь, мне самой нужно справиться.
– Да как это, родная мать не поймёт?
– Я не сумею объяснить, мама. Поверь. Ты можешь только мне не мешать. Пожалуйста, я очень об этом прошу. Позволь мне разрулить всё самой, не вмешивайся. И не дергай меня из-за мелочей. Мне и так плохо.
– Ну полежи сегодня, отдохни. Может, тебе морсика сделать, вон затемпературила вроде? А?
– Мама, можно я просто так полежу? Чтобы тихо было и никого не было? Так мне будет лучше всего.
– Как хочешь. – Мать, оскорблённая в лучших чувствах, поджала губы. – Поменьше в компьютер смотреть надо, голова не будет болеть.
Наконец она поднялась и покинула помещение. Матрёна вернулась на свой диван. Её продолжала трясти мелкая дрожь, то ли от нервного взрыва, то ли от на самом деле поднимающейся температуры. Время от времени ей становилось трудно дышать, и в сознании поднимались волны знакомого уже страха. Сил не было совсем, она погрузилась в ровное тупое отчаяние и полную безысходность.
– Что я могу рассказать тебе, мама? Что я пытаюсь вспомнить, что мне говорил человек, который умер три века назад? Да? Мне нужно, нужно, нужно вспомнить. А я не могу. Я убью себя, если не вспомню.
Впрочем, сил на осуществление этого намерения у неё всё равно не было. Матрёна ещё немного тихонько поплакала и погрузилась в сон.
– Я не знаю, что это было со мной в этот раз, но этот был самым сильным, – вечером рассказывала Матрёша Чёрному.
– А ты представь, каково наркоманам, у них бывает ещё сильнее. Иногда такое случается от психоделиков.
Такое бывает, ничего страшного не случилось, ей совершенно не нужно бояться – вот что Антон очень хотел до неё донести.
– Да, я уже думала, что это может быть просто ломка. Но я же не употребляла ничего никогда! Твои наркоманы сами это всё вызывают.
– Это тот же самый эффект. Веришь?
– Я верю. Чёрт.
Хорошо, что верит, тогда получится.
– Они так тоже проходят через переоценку. Свою.
– Я всегда была против наркотиков, а теперь мне эта радость, как им?
– Нет, тебе не так, тебе без веществ, наяву.
– Зашибись!
– Ну что, полегчало?
Антон с надеждой дожидался ответа. Матрёна писала что-то длинное.
– Да-а. Знаешь, есть такое состояние, «пофигизм» называется, когда всё до звезды. Я на всё могу забить, кроме одного. Я никогда, никогда не смогу спокойно реагировать, когда оскорбляют дорогих для меня людей! Я никогда не позволю им обвинять тебя. Наши проблемы можем решить только мы, изнутри, здесь и сейчас. А когда они начинают говорить, что из-за тебя у них со мной портятся отношения, я не могу сдержаться. Я готова с собой что-нибудь сделать.
– Вот этого не нужно.
– Да нет, не бойся. Сейчас как после тёплой ванны – расслабуха полная, всё пофиг. Смотри как экономно – на наркоту денег тратить не надо, эффект и так уже есть.
– Слушай, – задумчиво произнёс Чёрный, когда они опять шли в «Жирафика». – Смущает меня этот твой голос. Может быть, там не один источник информации, их несколько. Постарайся каждый раз отличать, когда тебе помогают, а когда идёт наезд.
– Хорошо тебе говорить. А как? Что ты от меня хочешь?
– Нужно, чтобы ты вспомнила то, чего от меня не слышала.
– Я поняла. Ты хочешь сказать, что я это всё придумала? – Матрёша даже остановилась от возмущения.
– Нет, не ты, конечно.
Чёрный не улыбался. Теперь он на самом деле был уверен в том, что у Матрёны происходит настоящий контакт.
– А тогда кто?
– Иные.
– Скажи прямо, ты думаешь, что со мной играют? – Она приступила к нему вплотную и смотрела в глаза.
– Матрёша, я тебе говорил, что насмотрелся контактов за свою жизнь? – со вздохом произнёс Чёрный.
– Говорил.
– Например, Властелины Времени читали наши мысли.
– То есть ты допускаешь возможность, что голосу не всегда следует доверять?
– Если бы у меня не было сомнений, то не много загадок я бы смог разгадать.
– Это да.
Она старательно закивала, соглашаясь. Потом медленно двинулась дальше, пока Антон развивал свою мысль.
– Нет плохого или хорошего, есть варианты развития. Сейчас, как я понимаю, мы в полной попе и идёт жёсткая коррекция будущего для меня настоящего.
– Будущего вообще или твоего только?
– Моего.
– Но это же для чего-то нужно?
– Может быть, чтобы избежать смерти.
– Или для чего другого.
– Или для другого, – согласился Антон. – Попробуй вспомнить про Властелинов что-либо, чего ты до сих пор не знала.
– Я попробую, только не сегодня, ладно? Сегодня мне сразу плохеет, как только я пытаюсь настроиться. Мысли разбегаются и летят. Со скоростью света. У тебя так было?
– Нет, никогда.
– Может, не со скоростью, я не меряю. Но очень быстро. Интересные ощущения. Как перезагрузка идёт. Но уж очень тяжко. – Матрёна опустила глаза. – Завтра опять в универ не пойду, не могу. Может, хоть во сне полегчает.
– Тренировки должны помогать, – обнадёжил Антон.
– Вот сейчас и проверим.
Они подошли к фитнес-клубу. Матрёна первая взялась за тяжёлую дверь. Физическая нагрузка действительно помогала, выравнивала и как бы отводила нервное напряжение. Иногда девушке казалось, что только тонкая нить тренировок держит её на грани разумности и безумия, не позволяет потерять контроль над перегруженным мозгом.
– Привет, как моё пузечко?
Антон выходил из очередной клиники, когда его застал телефонный звонок.
– Да так, средне. Как у тебя?
– Никак. Всё болит, всё раздражает. Антош, давай где-нибудь погуляем, что ли? Раз я не учусь. Не могу больше в этой квартире!
– Погода как-то… – Чёрный поднял воротник пальто. – Не радует. На дворе тоже полная попа. Знаешь что, приезжай ко мне! В Татьянином баре что-то согревающее ещё точно есть.
– Хорошо, я приеду.
– Мне тут подруга рассказала сегодня… – Через два часа Матрёша удобно устроилась на тёплом ковре и трещала не переставая. – Раньше тоже говорила, но я ей не верила. Она в психушке лежала. Представляешь, она тоже слышала голоса и людей видела, а никто больше не видел. И её положили. Это два года назад было.
– Бывает, – кивнул Антон. – Поэтому осторожность очень нужна. Про такие вещи непонимающим людям никогда не следует говорить.
– Так вот, она такого порассказала. Это такой ужас! Я чуть не разревелась там же. Она говорит: «Мотя, так ты мне веришь?» – а я: «Верю!», а у самой уже слёзы текут. Мне страшно стало, что со мной тоже так будет. Я поняла, что нужно срочно куда-то вырваться, обстановку сменить.
– Ну вот и сменила! – Антон прислушался. Нет, не показалось – в кухне звякнул сигнал на умной плите, сообщая, что поспел вкусный горячий сбитень.
– Да! – Матрёна сходила за кружками и за кувшином. – Скажи, а фраза: «Ты что, сдурела?» – тоже в репертуаре Седого?
– Это когда было?
– Когда я лежала и думала обо всём. О голосах, о том, как я устала. Мне было сказано: «Ты что, сдурела? Мы только начали работать. Терпи, я сказал». Я спрашиваю: «До какой стадии я могу дойти?» – а в ответ: «Ты будешь на грани, но только так мы его вылечим, твоими силами. Так что терпи».
– Может быть, это был и Седой.
– Ещё фраза была: «Пока ты нюни распускаешь, мы творим дела вселенского масштаба. Я не должен тебя успокаивать».
– Я обещаю, я помогу тебе, всё, что в моих силах. – Антон старался говорить убедительно. Он очень хотел хоть как-нибудь ей помочь, вот только сил у него пока что никаких не было.
– Да не поможешь ты мне, блин! – неожиданно взорвалась Матрёша. – Как ты не понимаешь? Как ты мне можешь помочь, если меня даже во сне страх держит?! Веришь, нет? Я реву каждый день.
Кажется, она могла это немедленно подтвердить. Антон не любил женских слёз, потому что не очень представлял, что с ними следует делать. Каждый раз оказывалось по-разному. Сейчас он подумал, что надо дать Матрёше возможность выговориться. Её понесло:
– Я в истеричку превратилась уже! И винить некого! Пойми, я всегда раньше винила парней, Петя, Вася, Коля – все козлы! А я белая и пушистая! А тут кто? Никто! Никто не виноват, «так исторически сложилось», точка!
– Да, Матрёша, да.
– А мне-то хреново! А меня ещё и ругают! Меня всё достало, как меня оно всё достало! Квартира эта, родители, их вечные проблемы, универ. Время у них линейно! Вот сейчас как дура сижу и реву.
– Ещё нет. – Антон легонько обнял девушку и, успокаивая, погладил по голове. – И не надо. Не плачьте, мадемуазель Нюша!
– Я всегда боялась сойти с ума. – Матрёша всхлипнула, но вроде бы продолжать не собиралась. – А сегодня ко всему наслушалась про психушку. А ещё мне поплакать-то и негде. На улице от меня и так шарахаются. Дома мать решит, что ты меня обижаешь или что в институте проблемы. Опять приставать начнёт.
– Ну ладно, – разрешил Чёрный. – Раз уж совсем негде, можешь поплакать тут. Только недолго.
– Я не могу при мужчинах плакать, – гордо заявила Матрёна и добавила: – Главное, в «Жирафике» не разреветься. Знаешь, я сейчас не стала плакать, зато теперь состояние, как будто оно всё вовнутрь ушло.
– Мы же всё знаем и понимаем, да? Мы будем держаться вместе, и всё будет хорошо!
– Конечно. Правда, правда? Только проблема в том, что мы ничего не знаем и не понимаем до конца.
– Значит, нам остаётся только расслабиться и получать удовольствие.
– Тоже верно. И пусть всё сложится исторически. – Матрёна подняла кружку со сбитнем, потом сделала изрядный глоток. – Вкусно!
– Конечно, вкусно, – самодовольно подтвердил Чёрный. Ему льстила слава специалиста по приготовлению оригинальных напитков.
– Антош, я тебя спросить хотела, это только у меня столько энергии много, что на двоих хватает, или это у всех так?
– У тебя её правда много.
– Теперь уже мало. А может из-за того, что часть переходит к тебе, быть синхрон? Ещё я знаешь что заметила? У меня вообще хорошая память, я запоминаю отлично и даты, и какие-то мелочи, а в последнее время некоторые моменты просто исчезают из памяти.
– Может, это потому, что линия событий меняется? Если изменять будущее, прошлое должно подстроиться под него, чтобы слилось в линию. Вот оно и меняется, и память уходит.
Матрёша помолчала, взвешивая новую мысль. Потом кивнула:
– Возможно. Ещё я подумала, что болезнь – это как кнопка, которой тобой манипулируют. Надо – включили психический негатив, надо – физический.
– Но мы пытаемся с этим бороться.
– Да. Ещё, знаешь, мне голос сказал: «Если вы думаете об операции: делать или нет, то можете её делать. Это ускорит время и облегчит нам задачу. Мы занимаемся глобальными процессами, связанными с вами. Разбираться с физической болью не наша функция. Операция облегчит нам задачу, мы спасаем вас от другой, более глобальной проблемы. В любом случае операция будет под нашим контролем». Вот так. Это был Седой, да?
– Я не знаю, Матрёш, он ведь тебе не представился?
– Нет.
– Откуда же я тогда могу знать? – Антон очень картинно развёл руками, и Матрёша слабо улыбнулась. – Операцию придётся делать, да.
– Антош, мне тут об одной клинике рассказали, – оживилась Матрёна. – Там спортсмены лечатся. Но нужно ещё всё точно узнать. Я узнаю?
– Конечно, узнай. Пожалуйста.
Матрёна продолжала старательно менять обстановку. Она теперь почти не посещала институт, вместо этого либо добиралась до Чёрного, и они шли куда-нибудь обедать, либо бегала по городу по его делам. Антон без крайней необходимости не уходил далеко от дома, до выздоровления ему было пока далеко. Матрёна чувствовала себя постоянно усталой и разбитой, но у неё хотя бы прошла спина. Сработал принцип «клин клином» – болезнь как появилась на нервной почве, так при ещё большем напряжении отступила, девушка перешла на существование в форс-мажорном режиме, стало не до неё.
– Прикинь, я начала чувствовать забор энергии! – поделилась Матрёша, когда они оккупировали уже любимый столик в дворовом кафе. – Ощущения странные.
– Да? И как это выглядит? – тут же заинтересовался Антон.
– Как будто кто-то нежно так проводит мне по руке, от самых пальчиков. И где провёл, я там потом почти ничего не чувствую. Ни боли, ни касаний. Я проверяла. Это недолго, потом проходит.
– Это хорошо, что у тебя чувствительность повышается.
О том, что причина этого повышения была не самой лучшей, Антон умолчал.
– Ага. Вот сейчас я чувствую, что сегодня ещё инфа будет. – Матрёша задрала нос.
– Как чувствуешь?
– Попой! Не могу объяснить. Во! Интуиция – это способность головы чуять попой!
Они дружно хихикнули.
– Антош, – Матрёша снова стала серьёзной, – можно тебя об одной вещи спросить?
– Разумеется, можно, что вдруг за реверансы?
– Да я как-то у Анфисы спросила, реально ли перемещаться во времени, а она мне: «О-о! Это больная тема Чёрного. Он над ней бьётся, и лучше его об этом не спрашивать».
– Так это ей лучше не спрашивать, – ухмыльнулся Антон. – Тебе можно.
– Скажи, а ты, когда засыпаешь, можешь находиться на грани реальности и сна? Не в осознанном сновидении, просто в будущем?
– Не понял, – качнул головой Антон.
– Вот смотри: ты как будто спишь, но ты переместился в будущее?
– А что, у тебя такое бывает?
– Ага. Сегодня ночью было.
– Рассказывай.
– Я проснулась, точнее, почти проснулась и чувствовала, что нахожусь на грани реала и сна.
– А при чём тут будущее?
– Оно не было ни в настоящем, ни в прошлом, но оно было так реально, что тогда я осознавала, что это реальность.
– Что значит «оно»?
– Это отчасти связано с тем, что говорил Брюс. Как раз с последним, о котором я не могу с тобой говорить. Всё ещё не могу. – Матрёна смотрела на Чёрного снизу вверх преданным, честным взором. Она действительно не могла. – Просто я в один момент поняла, что это не сон.
– И давно у тебя эти «выходы»? – не стал наступать на грабли Антон.
– Сегодня впервые. Были бы раньше, я бы раньше спросила.
– И что там было, ты рассказать не можешь?
– Да. – Матрёна кивнула. – Этот сон – будущее. Обещаю, как только станет можно, я тебе сразу всё-всё расскажу. Прямо немедленно!
– Понятно. У меня так иногда бывает.
– То же самое?
– Ты, главное, запиши сейчас всё, в подробностях, пока ещё помнишь.
– Уже. Зато я теперь знаю, как определить, что полная попа кончилась! Я подскажу. Вот когда увидишь, что я на грани, так она тут и кончится.
– А совмести-ка этот сон и предсказание Брюса. – В голове Чёрного уже заработал компьютер, закрутился перебор комбинаций. – Попробуй почувствовать – когда? Что у тебя выходит?
– По предсказанию? – удивилась Матрёша. – А почему ты решил, что это будет сразу после полной попы?
– Потому что в это время и будет происходить переоценка.
– Не думаю. – Матрёна покрутила прядь волос. – Мне так не кажется. Но это моё мнение, а если по сну – то всё скоро.
– Во сне уже не было попы?
– Там был такой момент, который её сворачивал. Мы тогда станем сильными, и нам эта попа станет безразлична, не страшна. Совсем это не попа окажется, а ерунда, мелкие неприятности. Ибо! – Девушка с многозначительным видом указала пальцем на потолок. – Был ключевой момент.
– Так, хорошо! – решил не вдаваться в подробности Чёрный. – А время событий?
– Ближайшее. Но здесь я совсем не уверена. По обстановке это никак не поймёшь, это ж не офис. Там, может быть, вообще ничего не меняется.
– Ближайшие десять лет?
– Не-эт! Скорее уж ближайшие один-два года.
– Ты не по обстановке суди, а по ощущениям! – рявкнул Антон. Ему показалось, что Матрёна не слишком серьёзно отнеслась к столь важному вопросу.
– По ощущениям? – Она ненадолго задумалась, припоминая. – Если по сну, то ощущение, что это совсем рядом.
– Завтра?!
– Ну если это стряхнётся завтра, то я больше никогда ничему не удивлюсь! Даже если наяву ко мне заявится Нечто. – Матрёша покрутила вздёрнутым к потолку носом и наконец заговорила серьёзно: – Если честно, для меня это настолько же нереально, как то, что сон исполнится завтра.
– Матрёш, предсказания по определённым законам проходят. Чаще всего промежуток месяц – неделя. Может быть десять лет, пять – пророческие сны.
– Опа! Надеюсь, что не пять лет!
– Стоп. Смотри: неделя – месяц – шесть месяцев – год – три года – пять лет – десять – двадцать.
– А, это как ты говорил, что я тебе приснилась летом, а встретились мы только зимой? Поняла.
– Нет, неправильно. Я про периоды циклов говорю. Этот процесс цикличен.
– Тогда, если полагаться на здравый смысл, ставлю на шесть месяцев! – И Матрёша опять расплылась в довольной улыбке. Сегодня её почему-то тянуло шалить и дурачиться, настроение шло вразнос.
Дома она только включила компьютер, как зазвонил телефон.
– Алло. – Мать подошла к аппарату. И тут же: – Матюня, тебя!
– Мам, спроси кто, – отозвалась Матрёна.
Мать не ответила.
– Кто звонил-то? – поинтересовалась Матрёша через полчаса, когда отстучала все письма и вышла в гостиную передохнуть.
– А бес её знает. – Мать пожала плечами. – Трубку бросили. Вроде как Зина была. Подружки у тебя все очень вежливые!
Матрёна пропустила иронию мимо ушей. Неожиданно оторвался от «Футбольного обозрения» отец:
– Да она сама не лучше. Денис вон пожаловался, заскочил сегодня к ним в институт, так пробежала мимо и нос воротит, как незнакомая. Ни здрасте, ни до свиданья.
Матрёна поперхнулась и, пока откашливалась, успела придумать ответ:
– Я, наверно, на пару спешила и не заметила. Я же не ожидала, что дядя может в универе быть.
– Внимательней надо быть, чтобы за тебя стыдно не было, – назидательно изрек отец и снова вернулся к газете.
Матрёша перевела дух. Не могла же она сказать родителям, что сегодня опять не была в институте.
Интересно, что собиралась сказать Зина? Это могло быть серьёзным, раз она даже не решилась назвать по телефону своё имя. Матрёша познакомилась и подружилась с ней через Сеть, в которой была модератором. Сначала она сама, узнав о девушке-сновидящей, отправила ей стандартное пригласительное письмо – вдруг откликнется, весьма полезный для «Немана» человек. Зина откликнулась. И полностью оправдала ожидания. Первое же её письмо было очень далеко от обычных вежливых, но малоинформативных откликов смущающихся новичков.
«Здравствуйте, Матрёна! Благодарю за приглашение в группу! Простите, что ничего не рассказываю о себе, а сразу перехожу к делу. Если у вас есть какая-то связь с Калиной и если то, что я напишу, ещё актуально, то, пожалуйста, передайте ему небольшое уточнение – 2010-й год 10-й месяц. Мне всегда можно писать в ЛС. Надеюсь – буду полезна».
Конечно же Матрёна передала Калине эти слова. Он поблагодарил без объяснений, но можно было понять, что сообщение пришлось к месту и оказалось важным. Потом они с Зинаидой обменялись ещё несколькими сообщениями, вполне житейскими, а вскоре встретились лицом к лицу и подружились. Поэтому уже через минуту Матрёна названивала из своей комнаты:
– Зина! Привет. Ты чего хотела-то?
– Когда хотела?
– Ну чё ты звонила мне?
– Тебе? Я? Я тебе не звонила.
– Точно?!
– Как на духу! Зачем бы я стала врать?
– Ну извини, наверно, матушка обозналась, – попрощалась Матрёна и в полном недоумении закончила разговор. Кажется, мир вокруг тоже медленно, но верно сходил с ума.
– Ребята, дело есть.
Фрост предложил Шаману и Гунне поговорить на свежем воздухе. Сейчас они стояли на почти пустой набережной Верхнего озера – холодная погода не радовала горожан. Обычно здесь всегда бывало много гуляющих.
– Излагай. – Татьяна не любила долгих вступлений.
– Я говорил с профессором из моего мира. В ОСе, конечно. Они задумали провести один эксперимент, и им нужна наша помощь.
– Чем мы-то можем помочь? – удивилась Гунна. – Не думаю, что у нас вот так по заказу получится совместный ОС.
– Нет, ОС не надо. Им нужна помощь техническая. Они собрались испытывать очередной вариант портала. Им нужен ориентир, который можно было бы обнаружить приборами.
– Очередной, – хмыкнул Шаман. – Они опять хотят на Землю? Прямо как я в Париж. Не скажу, чтобы уже был, но уже хотелось.
– Они делают, что могут, – огрызнулся Фрост. – Если у тебя есть идея лучше, то предлагай.
– Нет у меня для них идей, я не физик. Не понимаю, как может железка наводиться на «запах» места.
– Не может. Потому им и нужен маяк. Короче, нас просили его поставить.
– Где? – сразу же уточнила Гунна.
– В зоне, конечно. Не в городе же!
– Где именно в зоне?
– А вот это тоже нужно найти. Место, которое наиболее нестабильно, чтобы там можно было сформировать «выход». И рядом – маяк для точного наведения.
Шаман и Гунна переглянулись. Предложение выглядело заманчивым. Если товарищи Фроста по сновидениям действительно сумеют проложить технический путь до Земли, ничто не помешает им сделать то же самое для любого другого места. Либо расширить возможности аппаратуры и собрать стабилизатор уже имеющихся переходов. В конце концов, сделка есть сделка, мы – им, они – нам.
– Хорошо, – согласился Шаман. – Они объяснили, какой им маяк нужен?
– Да. Они схему нам перешлют. Профессор сказал, что наш технический уровень позволяет такое сделать.
– Он представляет, что среди нас электронщиков вообще-то нет?
– Конечно. – Фрост усмехнулся. – Он нас всех хорошо представляет.
«Разумеется, – подумал он про себя. – После того как профессор вмешался в их проект «Синхроскан», было бы наивностью полагать, что там не изучили очень внимательно все особенности и способности членов группы».
– Ну это нормально. – Шаман потёр ладони. – Тогда сделаем.
– Гросвальд? – Гунна скорее уточняла, чем спрашивала.
– Без вариантов.
Пару недель спустя внедорожник Гунны терпеливо месил глубокую осеннюю грязь. Шаман сидел за штурмана, Фрост оберегал от резких толчков коробку с чудом совместного производства самоделкиных разных миров – устройством, генерирующим специально заданную «мелодию» из высокочастотных колебаний. Устройство получало энергию от солнечных батарей, хрупкие пластинки которых тоже нужно было доставить в целости и сохранности. Кто из приятелей Шамана это сваял, он предпочёл не рассказывать.