Олеша Юрий Карлович. Три толстяка

   Он опять зарыдал. Маленькими кулаками он тёр глаза и размазывал слезы по щекам.
   – Что?! – заорали Толстяки.
   – Что?!
   – Гвардейцы?
   – Кололи?
   – Саблями?
   – Куклу наследника Тутти?
   И весь зал сказал тихо, как будто вздохнул:
   – Этого не может быть!
   Государственный канцлер схватился за голову. Тот же нервный мельник снова упал в обморок, но моментально пришёл в себя от страшного крика Толстяка:
   – Прекратить торжество! Отложить все дела! Собрать совет! Всех чиновников! Всех судей! Всех министров! Всех палачей! Отменить сегодняшнюю казнь! Измена во дворце!
   Поднялся переполох. Через минуту дворцовые кареты поскакали во все стороны. Через пять минут со всех сторон мчались к дворцу судьи, советники, палачи. Толпа, ожидавшая на Площади Суда казни мятежников, должна была разойтись. Глашатаи, взойдя на помост, сообщили этой толпе, что казнь переносится на следующий день по причине очень важных событий.
   Продавца вместе с тортом вынесли из зала. Обжоры моментально отрезвели. Все обступили наследника Тутти и слушали.
   – Я сидел на траве в парке, и кукла сидела рядом со мной. Мы хотели, чтобы сделалось солнечное затмение. Это очень интересно. Вчера я читал в книге... Когда происходит затмение, днем появляются звезды...
   От рыданий наследник не мог говорить. И вместо него рассказал всю историю воспитатель. Последний, впрочем, тоже говорил с трудом, потому что дрожал от страха.
   – Я находился невдалеке от наследника Тутти и его куклы. Я сидел на солнце, подняв нос. У меня на носу прыщ, и я думал, что солнечные лучи позволят мне избавиться от некрасивого прыща. И вдруг появились гвардейцы. Их было двенадцать человек. Они возбуждённо о чём-то говорили. Поравнявшись с нами, они остановились. Они имели угрожающий вид. Один из них сказал, указывая на наследника Тутти: «Вот сидит волчонок. У трёх жирных свиней растёт волчонок». Увы! Я понял, что означали эти слова.
   – Кто же эти три жирные свиньи? – спросил Первый Толстяк.
   Два остальных густо покраснели. Тогда покраснел и Первый. Все трое сопели так сильно, что на веранде раскрывалась и закрывалась стеклянная дверь.
   – Они обступили наследника Тутти, – продолжал воспитатель. – Они говорили: «Три свиньи воспитывают железного волчонка. Наследник Тутти, – спрашивали они, – с какой стороны у тебя сердце?.. У него вынули сердце. Он должен расти злым, чёрствым, жестоким, с ненавистью к людям... Когда сдохнут три свиньи, злой волк заступит их место».
   – Почему же вы не прекратили этих ужасных речей? – закричал государственный канцлер, тряся воспитателя за плечо. – Разве вы не догадались, что это изменники, перешедшие на сторону народа?
   Воспитатель был в ужасе. Он лепетал:
   – Я это видел, но я их боялся. Они были очень возбуждены. А у меня не было никакого оружия, кроме прыща... Они держались за эфесы сабель, готовые ко всему. «Посмотрите, – сказал один из них, – вот чучело. Вот кукла. Волчонок играет с куклой. Ему не показывают живых детей. Чучело, куклу с пружиной, дали ему в товарищи». Тогда другой закричал: «Я оставил в деревне сына и жену! Мой мальчик, стреляя из рогатины, попал в грушу, висевшую на дереве в парке помещика. Помещик велел высечь мальчика розгами за оскорбление власти богачей, а его слуги поставили мою жену к позорному столбу». Гвардейцы начали кричать и наступать на наследника Тутти. Тот, который рассказывал про мальчика, выхватил саблю и ткнул ею в куклу. Другие сделали то же...
   В этом месте рассказа наследник Тутти залился слезами.
   – «Вот тебе, волчонок! – говорили они. – Потом мы доберёмся и до твоих жирных свиней».
   – Где эти изменники? – загремели Толстяки.
   – Они бросили куклу и побежали в глубь парка. Они кричали: «Да здравствует оружейник Просперо! Да здравствует гимнаст Тибул! Долой Трёх Толстяков!»
   – Отчего же стража не стреляла в них? – возмущался зал.
   И тогда воспитатель сообщил страшную вещь:
   – Стража махала им шляпами. Я видел из-за ограды, как стражники прощались с ними. Они говорили: «Товарищи! Идите к народу и скажите, что скоро все войска перейдут на его сторону...»
   Вот что случилось в парке. Началась тревога. Надёжные части дворцовой гвардии были расставлены на постах во дворце, в парке у входа и выходов, на мостах и по дороге к городским воротам.
   Государственный совет собрался на совещание. Гости разъехались. Три Толстяка взвесились на весах главного дворцового врача. Оказалось, что, несмотря на волнение, они не потеряли ни капли жиру. Главный врач был посажен под арест на хлеб и воду.
   Куклу наследника Тутти нашли в парке на траве. Она не дождалась солнечного затмения. Она была безнадёжно испорчена.
   Наследник Тутти никак не мог успокоиться. Он обнимал поломанную куклу и рыдал. Кукла имела вид девочки. Она была такого же роста, как и Тутти, – дорогая, искусно сделанная кукла, ничем по виду не отличающаяся от маленькой живой девочки.
   Теперь её платье было изорвано и на груди чернели дыры от сабельных ударов. Еще час назад она умела сидеть, стоять, улыбаться, танцевать. Теперь она стала простым чучелом, тряпкой. Где-то в горле и в груди у неё под розовым шёлком хрипела сломанная пружина, как хрипят старые часы, раньше чем пробить время.
   – Она умерла! – жаловался наследник Тутти. – Какое горе! Она умерла!
   Маленький Тутти не был волчонком.
   – Эту куклу нужно исправить, – сказал государственный канцлер на совещании Государственного совета. – Горе наследника Тутти не имеет границ. Во что бы то ни стало куклу надо исправить!
   – Нужно купить другую, – предложили министры.
   – Наследник Тутти не хочет другой куклы. Он хочет, чтобы эта кукла воскресла.
   – Но кто же может исправить её? Я знаю, – сказал министр народного просвещения.
   – Кто?
   – Мы забыли, господа, что в городе живёт доктор Гаспар Арнери. Этот человек может сделать всё. Он исправит куклу наследника Тутти.
   Раздался общий восторг:
   – Браво! Браво!
   И весь Государственный совет, вспомнив о докторе Гаспаре, запел хором:

 
Как лететь с земли до звёзд,
Как поймать лису за хвост,
Как из камня сделать пар,
Знает доктор наш Гаспар.
 

   Тут же составили приказ доктору Гаспару.

ГОСПОДИНУ ДОКТОРУ ГАСПАРУ АРНЕРИ

   Препровождая при сём повреждённую куклу наследника Тутти, Государственный совет правительства Трёх Толстяков приказывает Вам исправить эту куклу к завтрашнему дню. В случае, если кукла приобретёт прежний здоровый и живой вид, Вам будет выдана награда, какую Вы пожелаете; в случае невыполнения грозит Вам строгая кара.

Председатель Государственного совета государственный канцлер...

   И в этом месте канцлер расписался. Тут же поставили большую государственную печать. Она была круглая, с изображением туго набитого мешка.
   Капитан дворцовой гвардии граф Бонавентура в сопровождении двух гвардейцев отправился в город, чтобы разыскать доктора Гаспара Арнери и передать ему приказ Государственного совета.
   Они скакали на лошадях, а позади ехала карета. Там сидел дворцовый чиновник. Он держал куклу на коленях. Она печально приникла к его плечу чудесной головкой с подстриженными кудрями.
   Наследник Тутти перестал плакать. Он поверил, что завтра привезут воскресшую здоровую куклу.
   Так тревожно прошёл день во дворце.
   Но чем же окончились похождения летающего продавца воздушных шаров?
   Его унесли из зала – это мы знаем.
   Он снова очутился в кондитерской.
   И тут произошла катастрофа.
   Один из слуг, нёсший торт, наступил на апельсиновую корку.
   – Держись! – закричали слуги.
   – Караул! – закричал продавец, чувствуя, что его трон качается.
   Но слуга не удержался. Он грохнулся на твёрдый кафельный пол. Он задрал длинные ноги и протяжно завыл.
   – Ура! – завопили поварята в восторге.
   – Черти! – сказал продавец с безнадёжной грустью, падая вместе с блюдом и тортом на пол вслед за слугой.
   Блюдо разбилось вдребезги. Крем снежными комьями полетел во все стороны. Слуга вскочил и удрал.
   Поварята прыгали, плясали и орали.
   Продавец сидел на полу среди осколков, в луже малинового сиропа и в облаках хорошего французского крема, которые печально таяли на развалинах торта.
   Продавец с облегчением увидел, что в кондитерской только поварята, а трёх главных кондитеров нет.
   «С поварятами я войду в сделку, и они мне помогут бежать, – решил он. – Мои шары меня выручат».
   Он крепко держал верёвочку с шарами.
   Поварята обступили его со всех сторон. По их глазам он видел, что шары – сокровище, что обладать хотя бы одним шаром – для поварёнка мечта и счастье.
   Он сказал:
   – Мне очень надоели приключения. Я не маленький мальчик и не герой. Я не люблю летать, я боюсь Трёх Толстяков, я не умею украшать парадные торты. Мне очень хочется освободить дворец от своего присутствия.
   Поварята перестали смеяться.
   Шары покачивались, вращались. От этого движения солнечный свет вспыхивал в них то синим, то жёлтым, то красным пламенем. Это были чудесные шары.
   – Можете ли вы устроить моё бегство? – спросил продавец, дёргая верёвочку.
   – Можем, – сказал один поварёнок тихо. И добавил: – Отдайте нам ваши шары.
   Продавец победил.
   – Хорошо, – сказал он равнодушным тоном, – согласен. Шары стоят очень дорого. Мне очень нужны эти шары, но я согласен. Вы мне нравитесь. У вас такие весёлые, открытые лица и звонкие голоса.
   «Черт бы вас взял!» – добавил он при этом мысленно.
   – Главный кондитер сейчас в кладовой, – сказал поварёнок. – Он развешивает продукты для печенья к вечернему чаю. Нам нужно успеть до его возвращения.
   – Правильно, – согласился продавец, – медлить не стоит.
   – Сейчас. Я знаю один секрет.
   С этими словами поварёнок подошёл к большой медной кастрюле, стоявшей на кафельном кубе. Потом он поднял крышку.
   – Давайте шары, – потребовал он.
   – Ты сошёл с ума! – рассердился продавец. – Зачем мне твоя кастрюля? Я хочу бежать. Что же, в кастрюлю мне лезть, что ли?
   – Вот именно.
   – В кастрюлю?
   – В кастрюлю.
   – А потом?
   – Там увидите. Лезьте в кастрюлю. Это наилучший способ бегства.
   Кастрюля была так объёмиста, что в неё мог влезть не только тощий продавец, но даже самый толстый из Трёх Толстяков.
   – Лезьте скорее, если хотите успеть вовремя.
   Продавец заглянул в кастрюлю. В ней не было дна. Он увидел чёрную пропасть, как в колодце.
   – Хорошо, – вздохнул он. – В кастрюлю так в кастрюлю. Это не хуже воздушного полёта и кремовой ванны. Итак, до свиданья, маленькие мошенники! Получайте цену моей свободы.
   Он развязал узел и роздал шары поварятам. Хватило на каждого: ровно двадцать штук, у каждого на отдельной верёвочке.
   Потом с присущей ему неуклонностью он влез в кастрюлю, ногами вперёд. Поварёнок захлопнул крышку.
   – Шары! Шары! – кричали поварята в восторге.
   Они выбежали из кондитерской вниз – на лужайку парка, под окна кондитерской.
   Здесь, на открытом воздухе, было гораздо интереснее поиграть с шарами.
   И вдруг в трёх окнах кондитерской появились три кондитера.
   – Что?! – загремел каждый из них. – Это что такое? Что за непорядок? Марш назад!
   Поварята были так напуганы криком, что выпустили верёвочки.
   Счастье окончилось.
   Двадцать шаров быстро полетели кверху, в сияющее синее небо. А поварята стояли внизу на траве, среди душистого горошка, разинув рты и задрав головы в белых колпаках.

Глава 5
НЕГР И КАПУСТНАЯ ГОЛОВА

   Вы помните, что тревожная ночь доктора окончилась появлением из камина канатоходца и гимнаста Тибула.
   Что они делали вдвоём на рассвете в кабинете доктора Гаспара, неизвестно. Тётушка Ганимед, утомлённая волнением и долгим ожиданием доктора Гаспара, крепко спала и видела во сне курицу.
   На другой день – значит, как раз в этот день, когда продавец детских воздушных шаров прилетел во Дворец Трёх Толстяков и когда гвардейцы искололи куклу наследника Тутти, – с тётушкой Ганимед произошла неприятность. Она выпустила мышь из мышеловки. Эта мышь в прошлую ночь съела фунт мармеладу. Еще раньше, в ночь с пятницы на субботу, она опрокинула стакан с гвоздикой. Стакан разбился, а гвоздика почему-то приобрела запах валерьяновых капель. В тревожную ночь мышь попалась.
   Встав рано утром, тётушка Ганимед подняла мышеловку. Мышь сидела с крайне равнодушным видом, как будто ей не впервые сидеть за решёткой. Она притворялась.
   – Не ешь в другой раз мармелад, если он не тебе принадлежит! – сказала тётушка Ганимед, поставив мышеловку на видное место.
   Одевшись, тётушка Ганимед отправилась к доктору Гаспару в мастерскую. Она собиралась поделиться с ним радостью. Вчера утром доктор Гаспар выразил ей сочувствие по поводу гибели мармелада.
   – Мышь любит мармелад, потому что в нем много кислот, – сказал он.
   Это утешило тётушку Ганимед.
   – Мышь любит мои кислоты... Посмотрим, любит ли она мою мышеловку.
   Тётушка Ганимед подошла к двери, ведущей в мастерскую. Она держала в руках мышеловку.
   Было раннее утро. Зелень сверкала в раскрытом окне. Ветер, унёсший в это утро продавца шаров, поднялся позже.
   За дверью слышалось движение.
   «Бедненький! – подумала тётушка Ганимед. – Неужели он так и не ложился спать?»
   Она постучала.
   Доктор что-то сказал, но она не расслышала.
   Дверь открылась.
   На пороге стоял доктор Гаспар. В мастерской пахло чем-то похожим на жжёную пробку. В углу мигал красный, догоравший огонь тигелька.
   Очевидно, остаток ночи доктор Гаспар был занят какой-то научной работой.
   – Доброе утро! – весело сказал доктор.
   Тётушка Ганимед высоко подняла мышеловку. Мышь принюхивалась, дёргая носиком.
   – Я поймала мышь!
   – О! – Доктор был очень доволен. – Покажите-ка!
   Тётушка Ганимед засеменила к окну.
   – Вот она!
   Тётушка протянула мышеловку. И вдруг она увидела негра. Возле окна, на ящике с надписью «Осторожно!», сидел красивый негр.
   Негр был голый.
   Негр был в красных штанишках.
   Негр был чёрный, лиловый, коричневый, блестящий.
   Негр курил трубку.
   Тётушка Ганимед так громко сказала «ах», что чуть не разорвалась пополам. Она завертелась волчком и раскинула руки, как огородное чучело. При этом она сделала какое-то неловкое движение; задвижка мышеловки, звякнув, открылась, и мышь выпала, исчезнув неизвестно куда.
   Таков был ужас тётушки Ганимед.
   Негр громко хохотал, вытянув длинные голые ноги в красных туфлях, похожих на гигантские стручья красного перца.
   Трубка прыгала у него в зубах, точно сук от порывов бури. А у доктора прыгали, вспыхивая, очки. Он тоже смеялся.
   Тётушка Ганимед стремительно вылетела из комнаты.
   – Мышь! – вопила она. – Мышь! Мармелад! Негр!
   Доктор Гаспар поспешил ей вдогонку.
   – Тётушка Ганимед, – успокаивал он её, – вы напрасно волнуетесь. Я забыл вас предупредить о своём новом опыте. Но вы могли ожидать... Я ведь учёный, я доктор разных наук, я мастер разных приборов. Я произвожу всякие опыты. У меня в мастерской можно увидеть не только негра, но даже слона. Тётушка Ганимед... Тётушка Ганимед... Негр – одно, а яичница – другое... Мы ждём завтрака. Мой негр любит много яичницы...
   – Мышь любит кислоты, – шептала в ужасе тётушка Ганимед, – а негр любит яичницу...
   – Ну вот. Яичница сейчас, а мышь ночью. Ночью она поймается, тётушка Ганимед. Ей уже ничего не осталось делать на свободе. Мармелад съеден раз и навсегда.
   Тётушка Ганимед плакала, добавляя слезы вместо соли в яичницу. Они были такие горькие, что даже заменяли перец.
   – Хорошо, что много перцу. Очень вкусно! – хвалил негр, уплетая яичницу.
   Тётушка Ганимед принимала валерьяновые капли, которые теперь почему-то пахли гвоздикой. Вероятно, от слез.
   Потом она видела через окно, как доктор Гаспар прошёл по улице. Всё было в порядке: новый шарф, новая трость, новые (хотя и старые) башмаки на красивых целых каблуках.
   Но рядом с ним шёл негр.
   Тётушка Ганимед зажмурила глаза и села на пол. Вернее, не на пол, а на кошку. Кошка от ужаса запела. Тётушка Ганимед, выведенная из себя, побила кошку, во-первых, за то, что она вертится под ногами, а во-вторых, за то, что она не сумела в своё время поймать мышь.
   А мышь, пробравшись из мастерской доктора Гаспара в комод тётушки Ганимед, ела миндальные коржики, с нежностью вспоминая о мармеладе.
   Доктор Гаспар Арнери жил на улице Тени. Свернув с этой улицы налево, вы попадаете в переулок, носящий имя Вдовы Лизаветы, а оттуда, перерезав улицу, славящуюся дубом, который разбила молния, можно было, пройдя ещё пять минут, очутиться на Четырнадцатом Рынке.
   Доктор Гаспар и негр направились туда. Уже поднимался ветер. Исковерканный дуб скрипел, как качели. Расклейщик афиш никак не мог справиться с листом, приготовленным для наклейки. Ветер рвал его из рук и бросал в лицо расклейщику. Издали казалось, что человек вытирает лицо белой салфеткой.
   Наконец ему удалось прихлопнуть афишу к забору.
   Доктор Гаспар прочёл:

   ГРАЖДАНЕ! ГРАЖДАНЕ! ГРАЖДАНЕ!
   Сегодня правительство Трёх Толстяков устраивает для народа празднества.
   Спешите на Четырнадцатый Рынок! Спешите!
   Там будут зрелища, развлечения, спектакли!
   Спешите!

   – Вот, – сказал доктор Гаспар, – всё ясно. Сегодня на Площади Суда предстоит казнь мятежников. Палачи Трёх Толстяков будут рубить головы тем, кто восстал против власти богачей и обжор. Три Толстяка хотят обмануть народ. Они боятся, чтобы народ, собравшись на Площади Суда, не сломал плахи, не убил палачей и не освободил своих братьев, осуждённых на смерть. Поэтому они устраивают развлечения для народа. Они хотят отвлечь его внимание от сегодняшней казни.
   Доктор Гаспар и его чёрный спутник пришли на рыночную площадь. У балаганов толкался народ. Ни одного франта, ни одной дамы в наряде цвета золотых рыбок и винограда, ни одного знатного старика на расшитых золотом носилках, ни одного купца с огромным кожаным кошельком на боку не увидел доктор Гаспар среди собравшихся.
   Здесь были бедные жители окраин: ремесленники, мастеровые, продавцы ржаных лепёшек, подёнщицы, грузчики, старухи, нищие, калеки. Серую, старую, рваную одежду иногда только украшали либо зелёные обшлага, либо пёстрый плащ, либо разноцветные ленты.
   Ветер раздувал седые волосы старух, подобные войлоку, жёг глаза, рвал коричневые лохмотья нищих.
   Лица у всех были хмурые, все ожидали недоброго.
   – На Площади Суда казнь, – говорили люди. – Там будут падать головы наших товарищей, а здесь будут кривляться шуты, которым Три Толстяка заплатили много золота.
   – Идём на Площадь Суда! – раздавались крики.
   – У нас нет оружия. У нас нет пистолетов и сабель. А Площадь Суда окружена тройным кольцом гвардейцев.
   – Солдаты ещё покуда служат им. Они в нас стреляли. Ничего! Не сегодня-завтра они пойдут вместе с нами против своих начальников.
   – Уже сегодня ночью на Площади Звезды гвардеец застрелил своего офицера. Этим он спас жизнь гимнасту Тибулу.
   – А где Тибул? Удалось ли ему бежать?
   – Неизвестно. Всю ночь и на рассвете гвардейцы сжигали рабочие кварталы. Они хотели его найти.
   Доктор Гаспар и негр подошли к балаганам. Представление ещё не начиналось. За размалеванными занавесками, за перегородками слышались голоса, позванивали бубенцы, напевали флейты, что-то пищало, шелестело, рычало. Там актёры готовились к спектаклю.
   Занавеска раздвинулась, и выглянула рожа. Это был испанец, чудесный стрелок из пистолета. У него топорщились усы и один глаз вращался.
   – А, – сказал он, увидев негра, – ты тоже примешь участие в представлении? Сколько тебе заплатили?
   Негр молчал.
   – Я получил десять золотых монет! – хвастался испанец. Он принял негра за актёра. – Иди-ка сюда, – сказал он шёпотом, делая таинственное лицо.
   Негр поднялся к занавеске. Испанец рассказал ему тайну. Оказалось, что Три Толстяка наняли сто актёров, для того чтобы они представляли сегодня на рынках и своей игрой всячески восхваляли власть богачей и обжор и вместе с тем охаивали мятежников, оружейника Просперо и гимнаста Тибула.
   – Они собрали целую труппу: фокусников, укротителей, клоунов, чревовещателей, танцоров... Всем были выданы деньги.
   – Неужели все актёры согласились восхвалять Трёх Толстяков? – спросил доктор Гаспар.
   Испанец зашипел:
   – Тсс! – Он прижал палец к губам. – Об этом нельзя громко говорить. Многие отказались. Их арестовали.
   Негр в сердцах плюнул.
   В это время заиграла музыка. В некоторых балаганах началось представление. Толпа зашевелилась.
   – Граждане! – кричал петушиным голосом клоун с деревянных подмостков. – Граждане! Разрешите вас поздравить...
   Он остановился, ожидая, пока наступит тишина. С его лица сыпалась мука.
   – Граждане, позвольте вас поздравить со следующим радостным событием: сегодня палачи наших милых, розовых Трёх Толстяков отрубят головы подлым мятежникам...
   Он не договорил. Мастеровой запустил в него недоеденной лепёшкой. Она залепила ему рот.
   – М-м-м-м-м...
   Клоун мычал, но ничего не помогало. Плохо выпеченное, полусырое тесто залепило ему рот. Он махал руками, морщился.
   – Так! Правильно! – закричали в толпе.
   Клоун удрал за перегородку.
   – Негодяй! Он продался Трём Толстякам! За деньги он хулит тех, кто пошёл на смерть ради нашей свободы!
   Музыка заиграла громче. Присоединилось ещё несколько оркестров: девять дудок, три фанфары, три турецких барабана и одна скрипка, звуки которой вызывали зубную боль.
   Владельцы балаганов старались этой музыкой заглушить шум толпы.
   – Пожалуй, наши актёры испугаются этих лепёшек, – говорил один из них. – Нужно делать вид, что ничего не случилось.
   – Пожалуйте! Пожалуйте! Спектакль начинается...
   Другой балаган назывался «Троянский Конь».
   Из-за занавески вышел директор. На голове у него была очень высокая шляпа из зелёного сукна, на груди – круглые медные пуговицы, на щеках – старательно нарисованный красивый румянец.
   – Тише! – сказал он так, как будто говорил по-немецки. – Тише! Наше представление стоит вашего внимания.
   Некоторое внимание установилось.
   – Ради сегодняшнего праздника мы пригласили силача Лапитупа!
   – Та-ти-ту-та! – повторила фанфара.
   Трещотки изобразили нечто вроде аплодисментов.
   – Силач Ланиту п покажет вам чудеса своей силы...
   Оркестр грянул. Занавес раскрылся. На подмостки вышел силач Лапитуп.
   Действительно, этот огромный детина в розовом трико казался очень сильным.
   Он сопел и нагибал голову по-бычьи. Мускулы у него ходили под кожей, точно кролики, проглоченные удавом.
   Прислужники принесли гири и бросили их на подмостки. Доски чуть не проломились. Пыль и опилки взлетели столбом. Гул пошёл по всему рынку.
   Силач начал показывать своё искусство. Он взял в каждую руку по гире, подкинул гири, как мячики, поймал и потом с размаху ударил одну о другую... Посыпались искры.
   – Вот! – сказал он. – Так Три Толстяка разобьют лбы оружейнику Просперо и гимнасту Тибулу.
   Этот силач был тоже подкуплен золотом Трёх Толстяков.
   – Ха-ха-ха! – загремел он, радуясь своей шутке.
   Он знал, что никто не рискнёт швырнуть в него лепёшкой. Все видели его силу.
   В наступившей тишине отчётливо прозвучал голос негра. Целый огород голов повернулся в его сторону.
   – Что ты говоришь? – спросил негр, ставя на ступеньку ногу.
   – Я говорю, что так, лбом об лоб, Три Толстяка расшибут головы оружейнику Просперо и гимнасту Тибулу.
   – Молчи!
   Негр говорил спокойно, сурово и негромко.
   – А ты кто такой, чёрная образина? – рассердился силач.
   Он бросил гири и подбоченился.
   Негр поднялся на подмостки:
   – Ты очень силен, но подл ты не менее. Ответь лучше, кто ты? Кто тебе дал право издеваться над народом? Я знаю тебя. Ты сын молотобойца. Твой отец до сих пор работает на заводе. Твою сестру зовут Эли. Она прачка. Она стирает белье богачей. Быть может, её вчера застрелили гвардейцы... А ты предатель!
   Силач отступил в изумлении. Негр действительно говорил правду. Силач ничего не понимал.
   – Уходи вон! – крикнул негр.
   Силач пришёл в себя. Его лицо налилось кровью. Он сжал кулаки.
   – Ты не имеешь права мне приказывать! – с трудом проговорил он. – Я тебя не знаю. Ты дьявол!
   – Уходи вон! Я просчитаю до трёх. Раз!
   Толпа замерла. Негр был на голову ниже Лапитупа и втрое тоньше его. Однако никто не сомневался, что в случае драки победит негр – такой решительный, строгий и уверенный был у него вид.
   – Два!
   Силач втянул голову.
   – Черт! – прошипел он.
   – Три!
   Силач исчез. Многие зажмурили глаза, ожидая страшного удара, и когда раскрыли их, то силача уже не было. Он мгновенно исчез за перегородкой.
   – Вот так прогонит народ Трёх Толстяков! – весело сказал негр, поднимая руки.
   Толпа бушевала в восторге. Люди хлопали в ладоши и кидали шапки в воздух.
   – Да здравствует народ!
   – Браво! Браво!
   Только доктор Гаспар недовольно покачивал головой. Чем был он недоволен, неизвестно.
   – Кто это? Кто это? Кто этот негр? – интересовались зрители.
   – Это тоже актёр?
   – Мы никогда его не видели!
   – Кто ты?
   – Почему ты выступил в нашу защиту?