Страница:
Помимо расширявших производство заводов здесь располагались крупные ткацкие фабрики, выпускавшие хлопчатобумажные и шелковые ткани. Полным ходом шло сооружение Казенного спиртового склада. В условиях развивающейся промышленности стремительно росла категория населения, называемая «фабричными» – рабочие мануфактур и заводов.
Рядом с предприятиями и железнодорожными станциями возникали многочисленные рабочие поселки. К югу и северу от дворцово-парковой зоны появились кварталы с многочисленными улочками и закоулками, застроенными одно-двухэтажными домами. Так в деревянных домишках с палисадниками и огородами расселялись мастеровые, бывшие крестьяне, с ближайших предприятий. Весной и поздней осенью здесь невозможно было проехать, а идти пешком значило наверняка увязнуть в непролазной грязи.
В жизни городских окраин, где было сконцентрировано около 60 % всех московских промышленных предприятий, особенно тяжелыми были жилищные условия для трудящихся. Если в центре Москвы поднимались многоэтажные дома, действовали канализация и водопровод, начали ходить трамваи, то в рабочих слободах преобладали деревянные дома, не мощенные улицы, пыль и копоть.
Десятки тысяч человек города Москвы проживали в коечно-каморочных квартирах, ночлежках, извозчичных и постоялых дворах. Нередко в каморках с тремя-четырех койками ютились по 13–19 человек. Грязь и теснота в этих жилищах не поддавались описанию, а полчища клопов и тараканов буквально терроризировали их обитателей. «Лошадям на конюшне лучше», – жаловались рабочие представителям Городской управы во время обследования жилищных условий «ночлежников».
Начиная с 1910 года экономика России стала выходить из состояния застоя. С оживлением промышленности и торговли дальнейшее развитие получили транспорт и строительство.
Немало было сделано и для совершенствования систем канализации, отвода бытовых, промышленных, дождевых и талых вод. Дело в том, что долгие годы нечистоты вывозились ассенизационными обозами на сады и огороды, сточные воды спускались в ручьи, реки и пруды без предварительной очистки. Первые сооружения канализации начали действовать еще летом 1898 года, когда приступили к перекачке сточных вод на Люблинские поля орошения. С 1904 года началось внедрение биологического метода очистки стоков.
Почти вплоть до начала XX века город освещали керосиновые фонари. Начало электрификации Москвы произошло весной 1896 года, когда от Тверской заставы до Иверских ворот установили 99 электрических фонарей. В 1913 году в Москве имелось уже 1737 электрических, не считая 20 тысяч газовых и керосиновых фонарей. Львиная доля газовых и керосиновых светильников оставалась на окраинах.
Начало развиваться транспортное обеспечение жителей – в 1899 году на смену конке пришел трамвай. Развитие экономики городского хозяйства потребовало от властей усиления внимания к вопросам просвещения, в том числе и рабочих. Однако количество безработных, бедняков и нищих в Москве не уменьшалось, поэтому Городская дума вынуждена была создавать все новые и новые богадельни, дома призрения, детские приюты, бесплатные квартиры, работные и ночлежные дома. На территории Южного округа подобных учреждений насчитывалось около тысячи.
На промышленное развитие Москвы решающее влияние оказало строительство Московско-Рязанской (Казанской), Нижегородской и Курской железных дорог. Главным поставщиком зерна для Центральной России было Среднее Поволжье. Зерно из Саратовской, Пензенской, Тамбовской и Рязанской губерний доставляли вверх по Оке в Коломну. Но отправка его водным путем в Москву была возможна только по полной воде во время весеннего половодья.
Именно поэтому и был выбран маршрут железной дороги, строительство которой началось в 1860 году. В 1862 году было открыто движение поездов до Коломны. Далее дорога направлялась через Рязань в Саратов, а в конце столетия развернулось строительство новой ветки – от станции Люберцы через Муром и Арзамас на Казань. В 1860–1892 годах завершилось строительство Нижегородской железной дороги. Место для вокзала и грузовой станции было выбрано рядом с Покровской заставой (ныне Абельмановская площадь), так как вдоль Рязанского шоссе сплошной линией протянулись многочисленные склады.
Впоследствии начало дороги было перенесено к Курскому вокзалу, но в память о прежнем Нижегородском вокзале закрепилось название улицы Нижегородской, которая составляет начало бывшего Рязанского шоссе.
В 1866–1868 годах по территории юга Москвы прошла линия Курской железной дороги. В 1908 году вступила в строй Московская окружная железная дорога.
Значение этих путей, соединивших Москву с отдаленными территориями, немедленно оценили капиталисты-предприниматели. Они стали «привязывать» к железным дорогам свои предприятия, в том числе находящимся за чертой города. Вслед за ткацкими фабриками на юго-востоке Москвы появились крупные промышленные предприятия.
После постройки железной дороги прекратился прогон скота в Москву – его стали доставлять только в железнодорожных вагонах.
История развития управления городским хозяйством после революции 1917 года
Рядом с предприятиями и железнодорожными станциями возникали многочисленные рабочие поселки. К югу и северу от дворцово-парковой зоны появились кварталы с многочисленными улочками и закоулками, застроенными одно-двухэтажными домами. Так в деревянных домишках с палисадниками и огородами расселялись мастеровые, бывшие крестьяне, с ближайших предприятий. Весной и поздней осенью здесь невозможно было проехать, а идти пешком значило наверняка увязнуть в непролазной грязи.
В жизни городских окраин, где было сконцентрировано около 60 % всех московских промышленных предприятий, особенно тяжелыми были жилищные условия для трудящихся. Если в центре Москвы поднимались многоэтажные дома, действовали канализация и водопровод, начали ходить трамваи, то в рабочих слободах преобладали деревянные дома, не мощенные улицы, пыль и копоть.
Десятки тысяч человек города Москвы проживали в коечно-каморочных квартирах, ночлежках, извозчичных и постоялых дворах. Нередко в каморках с тремя-четырех койками ютились по 13–19 человек. Грязь и теснота в этих жилищах не поддавались описанию, а полчища клопов и тараканов буквально терроризировали их обитателей. «Лошадям на конюшне лучше», – жаловались рабочие представителям Городской управы во время обследования жилищных условий «ночлежников».
Начиная с 1910 года экономика России стала выходить из состояния застоя. С оживлением промышленности и торговли дальнейшее развитие получили транспорт и строительство.
Немало было сделано и для совершенствования систем канализации, отвода бытовых, промышленных, дождевых и талых вод. Дело в том, что долгие годы нечистоты вывозились ассенизационными обозами на сады и огороды, сточные воды спускались в ручьи, реки и пруды без предварительной очистки. Первые сооружения канализации начали действовать еще летом 1898 года, когда приступили к перекачке сточных вод на Люблинские поля орошения. С 1904 года началось внедрение биологического метода очистки стоков.
Почти вплоть до начала XX века город освещали керосиновые фонари. Начало электрификации Москвы произошло весной 1896 года, когда от Тверской заставы до Иверских ворот установили 99 электрических фонарей. В 1913 году в Москве имелось уже 1737 электрических, не считая 20 тысяч газовых и керосиновых фонарей. Львиная доля газовых и керосиновых светильников оставалась на окраинах.
Начало развиваться транспортное обеспечение жителей – в 1899 году на смену конке пришел трамвай. Развитие экономики городского хозяйства потребовало от властей усиления внимания к вопросам просвещения, в том числе и рабочих. Однако количество безработных, бедняков и нищих в Москве не уменьшалось, поэтому Городская дума вынуждена была создавать все новые и новые богадельни, дома призрения, детские приюты, бесплатные квартиры, работные и ночлежные дома. На территории Южного округа подобных учреждений насчитывалось около тысячи.
На промышленное развитие Москвы решающее влияние оказало строительство Московско-Рязанской (Казанской), Нижегородской и Курской железных дорог. Главным поставщиком зерна для Центральной России было Среднее Поволжье. Зерно из Саратовской, Пензенской, Тамбовской и Рязанской губерний доставляли вверх по Оке в Коломну. Но отправка его водным путем в Москву была возможна только по полной воде во время весеннего половодья.
Именно поэтому и был выбран маршрут железной дороги, строительство которой началось в 1860 году. В 1862 году было открыто движение поездов до Коломны. Далее дорога направлялась через Рязань в Саратов, а в конце столетия развернулось строительство новой ветки – от станции Люберцы через Муром и Арзамас на Казань. В 1860–1892 годах завершилось строительство Нижегородской железной дороги. Место для вокзала и грузовой станции было выбрано рядом с Покровской заставой (ныне Абельмановская площадь), так как вдоль Рязанского шоссе сплошной линией протянулись многочисленные склады.
Впоследствии начало дороги было перенесено к Курскому вокзалу, но в память о прежнем Нижегородском вокзале закрепилось название улицы Нижегородской, которая составляет начало бывшего Рязанского шоссе.
В 1866–1868 годах по территории юга Москвы прошла линия Курской железной дороги. В 1908 году вступила в строй Московская окружная железная дорога.
Значение этих путей, соединивших Москву с отдаленными территориями, немедленно оценили капиталисты-предприниматели. Они стали «привязывать» к железным дорогам свои предприятия, в том числе находящимся за чертой города. Вслед за ткацкими фабриками на юго-востоке Москвы появились крупные промышленные предприятия.
После постройки железной дороги прекратился прогон скота в Москву – его стали доставлять только в железнодорожных вагонах.
История развития управления городским хозяйством после революции 1917 года
В 1918 году в Москву, в Кремль, из Петрограда переехало новое правительство. Следом за руководством в Москву потянулся поток людей самых разных профессий, мечтающих обстроиться в городе, где жизнь казалась легче и сытнее.
К тому же рабочие руки требовались везде: на фабриках и заводах, в новых учреждениях и конторах, а главное – на грандиозных стройках Москвы. В 1920—1930-е годы Москва получила новый импульс градостроительного развития в связи с переводом столицы из Петербурга в Москву. Численность населения возросла к 1930 году до 3,6 млн человек, площадь города увеличилась до 28,5 тысячи гектаров, а рост населения города неизбежно приводил к необходимости срочного строительства домов.
Всем новым москвичам надо было где-то жить, вот и пришлось селить людей в прежние роскошные московские дворцы, особняки и богатые дома. Огромные залы перегораживались тонкими стенками, в каждой маленькой комнате жила целая семья. Кухня в таких квартирах была общей, а называли их коммунальными, ведь «коммуна» в переводе с французского значит «община». Конечно, в таких условиях людям было тяжело, да и роскошные отделки и интерьеры московских домов разрушались безвозвратно.
Простые рабочие люди ждали от новой власти улучшения своей жизни, поэтому в Москве началось массовое строительство жилых домов для трудящихся. В дореволюционной Москве центр города с его роскошными дворцами и доходными домами разительно отличался от окраин, где в скромных деревянных домишках, бараках, казармах, подвалах без удобств жили семьи простых рабочих, составлявших 45 % населения города. Первые московские дома, построенные для рабочих, сегодня кажутся скромными по размерам и декору, но сейчас они являются важными историческими памятниками.
Первый такой дом был построен на Сорокосвятской улице, куда ходил трамвай «В». Сегодня это дом № 9 по Динамовской улице. По тем временам этот дом был действительно удобным и комфортным – центральное отопление, водопровод, канализация, свет, а главное, дом был построен рядом с местом работы новоселов – заводом «Динамо».
Он был и первым, и самым большим из новых домов Москвы. В нем поселилось 350 человек. Постройка оказалась довольно добротной – не одно десятилетие стоит здание, только теперь оно оказалось в окружении современных больших домов. Дом № 10 по Фрунзенской набережной также построен в 1923 году. На нем даже историческая надпись: «Построен Моссоветом для рабочих 1-й образцовой типографии».
В 1923 году появились пригородные рабочие поселки. Например, поселок Сокол. Его спроектировали архитекторы В.А. Весин и И.Н. Морковников. Дома получились разными. Одни стилизованы под рубленые русские избы, другие скорее напоминают коттеджи. Создавая этот поселок, архитекторы будто эксперимент проводили – испытывали разные планировки домов. Впервые в Москве именно в поселке Сокол кроме жилых домов были построены и детский сад, и магазин, и клуб, и библиотека, и спортивная площадка – все для того, чтобы людям было удобно жить.
Вскоре подобных поселков в Москве стало больше. В 1924 году построили поселок завода «Красный богатырь» в селе Богородское, близ парка «Сокольники». Одновременно проектировались жилые дома для рабочих бывшего завода «Дуке», застраивалось Ленинградское шоссе, Октябрьское поле, Беговая улица.
В то время архитекторы по-разному представляли себе идеальное жилье. Одни разрабатывали и стоили типовые массовые дома, другие придумывали дома-коммуны, в которых кроме жилых комнат были еще и столовые, бани, прачечные, детские сады и ясли, парикмахерские и магазины. Все это делалось для того, чтобы облегчить быт женщин-хозяек, большую часть времени проводивших на работе и не управляющихся с домашними хлопотами. Были и другие архитекторы-проектировщики, которые всерьез считали, что отдельные квартиры – это плохо, что они способствуют созданию «индивидуально-собственничес-ких навыков».
По этому поводу нарком (по-нашему – министр культуры) А.В. Луначарский высказывался так: «…Революция имеет своей целью сделать людей братьями…Она хочет построить большие дома, в которых кухня, столовая, прачечная, детская, клуб были устроены по последнему слову науки и обслуживали бы всех жильцов дома-коммуны, живущих в уютных, чистых, снабженных водой и электричеством комнатах. Но иногда проектировщики коммун доходили до абсурдных идей, считая, что «семья» в ее старой форме становится совершенно ненужной, даже вредной, а дети должны быть переданы в руки опытных педагогов».
В 1925 году Моссовет объявил конкурс на проект первого дома-коммуны. Он был построен в тогдашнем Хавско-Шаболовском переулке по проекту Г. Вольфензона. Газета «Рабочая
Москва» от 12 января 1930 года писала с восхищением: «…на окраине Москвы, в Замоскворецком районе, где два года назад был пустырь, вырос огромный дом – школа строительства нового быта. Несколько тысяч рабочих Замоскворечья пришли посмотреть небывалый дом. В этом новом доме, кроме квартир, были еще столовая, клуб, библиотека».
В 1925–1927 годах в Москве был построен первый «многоэтажный микрорайон» – знаменитая Усачевка, неподалеку от завода «Каучук» и Новодевичьего монастыря. Здесь были дома с двухкомнатными квартирами и просторной кухней, а в некоторых были даже ванные – невиданное дело по тем временам. В ту пору большинство москвичей могли мыться только в общественных банях.
В 1931 году по проекту архитектора Б.М. Иофана на Берсеневской набережной был построен первый многоэтажный жилой комплекс Москвы. В его 11-этажных корпусах разместилось 500 квартир, заранее обставленных казенной мебелью. В этот дом на улице Серафимовича заселились многие руководители страны, видные ученые, полководцы, артисты. Кроме того, это здание было знаменито еще и потому, что в нем одновременно разместились Театр эстрады, кинотеатр «Ударник» на 1600 мест, универмаг, буфет, библиотека, детский сад и ясли. А улица Серафимовича стала одной из диковинок Москвы, так как она – одна из самых коротких, и находится на ней один дом, который до сих пор называют «Дом на набережной».
В период Первой мировой войны в нашей стране, так же как и в странах Западной Европы, вследствие небывалого сокращения жилищного строительства, разразился жилищный кризис. Если же учесть то обстоятельство, что Россия стала на капиталистический путь развития чуть ли не на 200 лет позже развитых европейских стран, последствия этого кризиса стали катализатором тех общественных процессов, которые привели к Октябрьской революции. Тем более что таких условий жилья, как в царской России, не знало ни одно капиталистическое государство Запада. Данные, полученные в ходе обследований и переписей, дают наглядное представление об остроте жилищной проблемы и крайней неразвитости коммунального хозяйства даже в крупнейших российских городах.
Так, по переписи 1890 года вследствие квартирного дефицита в Москве около 1/20 части населения (почти 50 тысяч человек) проживало в 7000 подвальных помещений. Судоремонтные рабочие жили в ассенизационных баржах, вывозящих нечистоты в море, а в ночлежках на каждых 30 местах ночевали по очереди 130 горожан.
По данным переписи 1912 года, в Москве и ее пригородах насчитывалось около 27 тысяч коечно-коморочных квартир, то есть квартир в одну комнату со сдачей коек и нар внаем, где ютилось свыше 300 тысяч квартиросъемщиков, а это значит – более десяти жильцов в каждой каморке. При этом 60 % городского жилищного фонда не имело электричества, 75 % – водопровода, 85 % – канализации. Доля жилфонда с центральным отоплением составляла всего около одного процента.
Еще более тягостной была ситуация в провинции. По результатам санитарного обследования, проведенного в 1910 году в Бахмутовском районе, из 1638 помещений, названных в официальных отчетах рабочими квартирами, 40 % оказались полуземлянками, 25 % – самодельными времянками, 2 % – летними кухнями и только 22 % – комнатами, расположенными в кирпичных и каменных зданиях. И если рабочие крупных фабрик обитали в казармах – порой до двух и более тысяч человек, то на мелких предприятиях, по выражению одного из обследователей, жилища рабочих напоминали скорее «звериное логово, вырытое в земле, а не человеческое жилье».
В то же время в странах Западной Европы государство, муниципалитеты и сами трудящиеся принимали ряд мер для улучшения жилищных условий, в России до революции почти ничего в этом направлении не делалось. Городское самоуправление, вследствие цензового избирательного права, состояло практически полностью из фабрикантов и крупных домовладельцев. Понятно, что нужды рабочих их мало интересовали. А если в некоторых губерниях и издавали постановления по улучшению жилищных условий в доходных домах и рабочих кварталах, то требования к домовладельцам выдвигались более чем скромные.
После Октябрьской революции полиция в государстве была ликвидирована. В ноябре 1917 года, в соответствии с постановлением Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, было создано Главное управление по делам местного хозяйства, вошедшее в состав НКВД.
Вновь начался период централизации управления местным хозяйством. Одновременно во всех городах, поселках и волостях, независимо от степени готовности управленческих структур к работе в новой обстановке, была объявлена власть местного самоуправления, но в условиях Гражданской войны неимоверно сложно было обеспечивать население жильем и коммунальными услугами. Власти на местах зачастую не справлялись с этой задачей.
В период с 1917 по 1920 год наличный жилищный фонд страны подвергся сильному разрушению: в огне Гражданской войны погибло не менее 20 % жилой площади. Губительно отразилась на ведении домового хозяйства и отмена в 1917 году квартирной платы. Это была не экономическая, а сугубо политическая акция. Благое намерение сделать жилье доступным для миллионов трудящихся устранило жилищную эксплуатацию, но вместе с тем уничтожило бездефицитность и самоокупаемость домового хозяйства.
Весьма остро стоял вопрос и с топливом. Летом 1918 года по решению Рогожско-Самсоновского совета началась разработка торфа в Симоновской слободе. Из-за нехватки угля для паровозных котлов стали использовать заготовленные для отопления жилищ дрова. В свою очередь, чтобы не оставлять район без топлива, райсовет организовал доставку дров из подмосковных лесов. В кратчайший срок была проложена специальная временная дорога. Для тех же, кто направлялся на лесозаготовки, наладили изготовление пил и топоров. И хотя «дровяной паек» был весьма скудным, с его помощью удалось стабилизировать положение с топливом для населения.
Ситуация усугублялась и тем, что местные власти не могли распоряжаться по своему усмотрению имеющимися средствами, а связь с центром в условиях Гражданской войны часто на продолжительное время нарушалась. Поэтому положение с управлением городским хозяйством в это время можно охарактеризовать следующим образом:
• централизация всего жилищного строительства в государственных органах, не располагавших необходимыми материальными средствами для развития и содержания жилищного фонда;
• неустойчивость вертикальной структуры управления;
• отсутствие реальной власти у местных органов самоуправления;
• разруха, вызванная войной и отменой квартирной платы. Дело дошло до того, что было остановлено снабжение жителей многих промышленных городов водой и электричеством. Полной катастрофы не произошло благодаря двум факторам: резкое сокращение промышленного производства, а также недостаток топлива и продовольствия вызвали громадный отток населения из индустриальных центров в сельские районы.
Перепись населения 1920 года выявила уменьшение жителей в Москве и Петербурге на 61 %, а в крупных городах – на 16 % по сравнению с переписью 1917 года.
Острота жилищной проблемы во многих промышленных центрах была частично сглажена после принятия в августе 1918 года Декрета ВЦИК «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах». У домовладельцев были изъяты наиболее значительные и ценные владения, что составило по площади около 50 % всего жилищного фонда. Политика жилищного передела привела к более равномерному распределению жилой площади среди населения. Так, если в Москве в 1912 году однокомнатных перенаселенных квартир было 62 %, то в начале 20-х годов только 23 %.
Других, более действенных мер для ликвидации «жилищного голода» в первые послереволюционные годы практически не принималось. Строительство жилья не велось, а имеющийся жилищный фонд из-за отсутствия необходимых ремонтов ветшал и разрушался.
После четырехлетней Гражданской войны Советская Россия долго не могла восстановиться. В особенно тяжелом положении оказались жители московских окраин, в том числе и юго-восточных. Зимой 1920–1921 годов здесь на дрова было разобрано около тысячи домов. Наибольшие трудности испытывали предприятия, напрямую зависящие от привозного топлива и сырья.
Для выхода из затянувшегося экономического кризиса решено было произвести децентрализацию управления отраслью. В конце 1919 года XVII Всероссийский съезд Советов принял официальный курс на децентрализацию «по вертикали и горизонтали». Местным органам были возвращены хозяйственные функции. Для более четкого определения административных единиц всем автономным в хозяйственном отношении территориям – губерниям, уездам, волостям, городам, деревням – присвоили название «коммуна». Хозяйственная деятельность коммун была обозначена как коммунальное хозяйство, а отделы местных Советов, ведавшие хозяйственной деятельностью, были названы коммунотделами. Это новые термины быстро вошли в повседневную жизнь.
В январе 1920 года по постановлению Первого съезда заведующих коммунотделами отдел местного хозяйства НКВД, образованный в 1918 году, был реорганизован в коммунальный отдел, а в 1921 году создается Главное управление коммунального хозяйства (ГУКХ) НКВД РСФСР.
Однако проведенная реорганизация управления коммунальным хозяйством при отсутствии достаточных средств и ликвидированной квартплате не привела к улучшению дел в отрасли народного хозяйства. Но при слабости местных бюджетов, исчерпавших к этому времени все налоговые возможности, чтобы закрыть финансовые бреши из-за колоссальных расходов на жилищно-коммунальное хозяйство, ни о каком развитии речи быть не могло. Понимая это, правительство вновь вернулось к идее вертикальной системы управления отраслью.
В 1931 году был создан аппарат централизованного управления коммунальным хозяйством России – Народный комиссариат (Наркомат) коммунального хозяйства.
За содержание жилья, водо-, тепло-, газоснабжение и за благоустройство вновь стали отвечать центральные отраслевые ведомства, в чем были свои плюсы и минусы. Концентрация средств, плановость ведения хозяйства, учет и контроль – это конечно же в те годы стимулировало развитие отрасли.
Негативные последствия централизации управления – жесткий распределительный принцип, многоступенчатость управленческой структуры, игнорирование объективных особенностей развития жилищно-коммунального хозяйства на местах и т. п. начали проявляться позднее. Но в 30-е годы централизация управления сыграла положительную роль для становления отрасли. Коммунальное хозяйство начало превращаться в одну из самых крупных непроизводительных сфер народного хозяйства. На его долю в 1931 году приходилось около 30 % основных фондов страны.
Переход весной 1921 года от экономической политики военного коммунизма к НЭПу явился той реальной предпосылкой, которая положила начало восстановлению народного хозяйства, в том числе жилищно-коммунальной сферы. Для повышения эффективности производства промышленные предприятия Москвы были разделены на три группы. В первую вошли наиболее крупные предприятия, которые находились на государственном снабжении. Вторая группа переводилась на хозяйственный расчет и полностью снималась с государственного снабжения. Ей предоставлялось право реализовывать свою продукцию на рынке. Наиболее мелкие государственные предприятия, составлявшие третью группу, сдавались в аренду. В конце 1923 года на территории находилось 402 промышленных предприятия. Из них государственных было 89, кооперативов – частных – 308.
В 1921 году трамвайное движение, приостановленное в период Гражданской войны, возобновилось. Так, в Лефортове первый маршрут трамвая, направляясь из центра города, пересекал Дворцовый мост, шел по Красноказарменной до Краснокурсантского переулка, затем поворачивал вдоль Екатерининского дворца к Солдатской улице. Маршрут оканчивался на Госпитальной площади. С осени 1924 года открылось регулярное автобусное движение. А через год уже 80 автобусов курсировали по улицам столицы, связывая вокзалы и окраины – Текстильщики, Карачарово, Дангауэровку и другие – с центром города.
Весной 1921 года во всех районах начали действовать специальные комиссии по улучшению быта рабочих. По примеру прошлых лет продолжалась кампания по «уплотнению» жилья бывших зажиточных граждан. Таким путем удалось улучшить условия жизни нескольких тысяч рабочих семей, но, как подчеркивалось в одном из отчетов Рогожско-Симоновского райкома партии за 1923 год, район в жилищном отношении являлся самым бедным. Наблюдались случаи, когда рабочие ряда предприятий ночевали под верстаками или на заводском дворе. Выход виделся только в ускоренном жилищном строительстве. И в 1925 году в Текстильщиках, Рогожском поселке, других юго-восточных районах города Москвы началось сооружение жилых массивов из 4—6-этажных зданий. Они возводились и силами жилищных кооперативов. Велось также строительство больниц, школ и клубов.
Восстановление в 1922 году платности жилищ проходило трудно как в организационном, так и в психологическом плане. Люди за несколько лет отвыкли платить за жилье и жилищно-коммунальные услуги. И даже декреты, предусматривающие самые строгие меры за невнесение квартирной платы, не приносили успеха. Поэтому местными советами было принято «половинчатое решение»: установить первоначально совершенно ничтожные размеры платности, которые в условиях стремительной инфляции выражались в копеечных суммах, а затем в течение нескольких лет довести квартирную плату хотя бы до эксплуатационных затрат.
Установление твердой валюты и последовавшие в 1923–1925 годах повышения ставок квартплаты повысили оплату жилья на 60 %, но уровня затрат на содержание жилья квартирная плата не достигла и по сей день.
Введение новой экономической политики привело к оживлению промышленности. Городское население начинает интенсивно прибывать. Число рабочих в индустриальных центрах возросло к 1925 году на 70 %. Дефицит жилой площади по СССР составлял в тот период от 1,2 млн до 1,5 млн квартир.
В странах Западной Европы жилищный кризис к этому времени был уже фактически преодолен. Признав невозможность осуществления массового строительства одной только частной инициативой, жилье возводилось на основе широкого содействия государства. Населению выделялись для этой цели субсидии (Англия, Италия), банковский кредит (Франция, Бельгия, Италия), осуществлялось кредитование за счет специального налога на уголь и квартирного налога (Германия), производилось освобождение строений и земельных участков от налогов (Франция, Италия, Австрия) и т. д. Государственная помощь оказывалась не только городским управлениям (муниципалитетам), общественным организациям, но и частным лицам. Срок кредитования – 40–66 лет – рассчитывался из невысокого процента, обычно от 2 до 4,5 % годовых.
Однако молодая Советская Республика не спешила воспользоваться «буржуазным» опытом. В декабре 1923 года состоялся Первый Всероссийский съезд жилищной кооперации, на котором в качестве первоочередной была поставлена задача: развивать жилищно-строительную кооперацию. И на XIII съезде РКП(б), в мае 1924 года, жилищный вопрос был поставлен на повестку дня прежде всего как вопрос жилищно-кооперативно-го строительства.
К тому же рабочие руки требовались везде: на фабриках и заводах, в новых учреждениях и конторах, а главное – на грандиозных стройках Москвы. В 1920—1930-е годы Москва получила новый импульс градостроительного развития в связи с переводом столицы из Петербурга в Москву. Численность населения возросла к 1930 году до 3,6 млн человек, площадь города увеличилась до 28,5 тысячи гектаров, а рост населения города неизбежно приводил к необходимости срочного строительства домов.
Всем новым москвичам надо было где-то жить, вот и пришлось селить людей в прежние роскошные московские дворцы, особняки и богатые дома. Огромные залы перегораживались тонкими стенками, в каждой маленькой комнате жила целая семья. Кухня в таких квартирах была общей, а называли их коммунальными, ведь «коммуна» в переводе с французского значит «община». Конечно, в таких условиях людям было тяжело, да и роскошные отделки и интерьеры московских домов разрушались безвозвратно.
Простые рабочие люди ждали от новой власти улучшения своей жизни, поэтому в Москве началось массовое строительство жилых домов для трудящихся. В дореволюционной Москве центр города с его роскошными дворцами и доходными домами разительно отличался от окраин, где в скромных деревянных домишках, бараках, казармах, подвалах без удобств жили семьи простых рабочих, составлявших 45 % населения города. Первые московские дома, построенные для рабочих, сегодня кажутся скромными по размерам и декору, но сейчас они являются важными историческими памятниками.
Первый такой дом был построен на Сорокосвятской улице, куда ходил трамвай «В». Сегодня это дом № 9 по Динамовской улице. По тем временам этот дом был действительно удобным и комфортным – центральное отопление, водопровод, канализация, свет, а главное, дом был построен рядом с местом работы новоселов – заводом «Динамо».
Он был и первым, и самым большим из новых домов Москвы. В нем поселилось 350 человек. Постройка оказалась довольно добротной – не одно десятилетие стоит здание, только теперь оно оказалось в окружении современных больших домов. Дом № 10 по Фрунзенской набережной также построен в 1923 году. На нем даже историческая надпись: «Построен Моссоветом для рабочих 1-й образцовой типографии».
В 1923 году появились пригородные рабочие поселки. Например, поселок Сокол. Его спроектировали архитекторы В.А. Весин и И.Н. Морковников. Дома получились разными. Одни стилизованы под рубленые русские избы, другие скорее напоминают коттеджи. Создавая этот поселок, архитекторы будто эксперимент проводили – испытывали разные планировки домов. Впервые в Москве именно в поселке Сокол кроме жилых домов были построены и детский сад, и магазин, и клуб, и библиотека, и спортивная площадка – все для того, чтобы людям было удобно жить.
Вскоре подобных поселков в Москве стало больше. В 1924 году построили поселок завода «Красный богатырь» в селе Богородское, близ парка «Сокольники». Одновременно проектировались жилые дома для рабочих бывшего завода «Дуке», застраивалось Ленинградское шоссе, Октябрьское поле, Беговая улица.
В то время архитекторы по-разному представляли себе идеальное жилье. Одни разрабатывали и стоили типовые массовые дома, другие придумывали дома-коммуны, в которых кроме жилых комнат были еще и столовые, бани, прачечные, детские сады и ясли, парикмахерские и магазины. Все это делалось для того, чтобы облегчить быт женщин-хозяек, большую часть времени проводивших на работе и не управляющихся с домашними хлопотами. Были и другие архитекторы-проектировщики, которые всерьез считали, что отдельные квартиры – это плохо, что они способствуют созданию «индивидуально-собственничес-ких навыков».
По этому поводу нарком (по-нашему – министр культуры) А.В. Луначарский высказывался так: «…Революция имеет своей целью сделать людей братьями…Она хочет построить большие дома, в которых кухня, столовая, прачечная, детская, клуб были устроены по последнему слову науки и обслуживали бы всех жильцов дома-коммуны, живущих в уютных, чистых, снабженных водой и электричеством комнатах. Но иногда проектировщики коммун доходили до абсурдных идей, считая, что «семья» в ее старой форме становится совершенно ненужной, даже вредной, а дети должны быть переданы в руки опытных педагогов».
В 1925 году Моссовет объявил конкурс на проект первого дома-коммуны. Он был построен в тогдашнем Хавско-Шаболовском переулке по проекту Г. Вольфензона. Газета «Рабочая
Москва» от 12 января 1930 года писала с восхищением: «…на окраине Москвы, в Замоскворецком районе, где два года назад был пустырь, вырос огромный дом – школа строительства нового быта. Несколько тысяч рабочих Замоскворечья пришли посмотреть небывалый дом. В этом новом доме, кроме квартир, были еще столовая, клуб, библиотека».
В 1925–1927 годах в Москве был построен первый «многоэтажный микрорайон» – знаменитая Усачевка, неподалеку от завода «Каучук» и Новодевичьего монастыря. Здесь были дома с двухкомнатными квартирами и просторной кухней, а в некоторых были даже ванные – невиданное дело по тем временам. В ту пору большинство москвичей могли мыться только в общественных банях.
В 1931 году по проекту архитектора Б.М. Иофана на Берсеневской набережной был построен первый многоэтажный жилой комплекс Москвы. В его 11-этажных корпусах разместилось 500 квартир, заранее обставленных казенной мебелью. В этот дом на улице Серафимовича заселились многие руководители страны, видные ученые, полководцы, артисты. Кроме того, это здание было знаменито еще и потому, что в нем одновременно разместились Театр эстрады, кинотеатр «Ударник» на 1600 мест, универмаг, буфет, библиотека, детский сад и ясли. А улица Серафимовича стала одной из диковинок Москвы, так как она – одна из самых коротких, и находится на ней один дом, который до сих пор называют «Дом на набережной».
В период Первой мировой войны в нашей стране, так же как и в странах Западной Европы, вследствие небывалого сокращения жилищного строительства, разразился жилищный кризис. Если же учесть то обстоятельство, что Россия стала на капиталистический путь развития чуть ли не на 200 лет позже развитых европейских стран, последствия этого кризиса стали катализатором тех общественных процессов, которые привели к Октябрьской революции. Тем более что таких условий жилья, как в царской России, не знало ни одно капиталистическое государство Запада. Данные, полученные в ходе обследований и переписей, дают наглядное представление об остроте жилищной проблемы и крайней неразвитости коммунального хозяйства даже в крупнейших российских городах.
Так, по переписи 1890 года вследствие квартирного дефицита в Москве около 1/20 части населения (почти 50 тысяч человек) проживало в 7000 подвальных помещений. Судоремонтные рабочие жили в ассенизационных баржах, вывозящих нечистоты в море, а в ночлежках на каждых 30 местах ночевали по очереди 130 горожан.
По данным переписи 1912 года, в Москве и ее пригородах насчитывалось около 27 тысяч коечно-коморочных квартир, то есть квартир в одну комнату со сдачей коек и нар внаем, где ютилось свыше 300 тысяч квартиросъемщиков, а это значит – более десяти жильцов в каждой каморке. При этом 60 % городского жилищного фонда не имело электричества, 75 % – водопровода, 85 % – канализации. Доля жилфонда с центральным отоплением составляла всего около одного процента.
Еще более тягостной была ситуация в провинции. По результатам санитарного обследования, проведенного в 1910 году в Бахмутовском районе, из 1638 помещений, названных в официальных отчетах рабочими квартирами, 40 % оказались полуземлянками, 25 % – самодельными времянками, 2 % – летними кухнями и только 22 % – комнатами, расположенными в кирпичных и каменных зданиях. И если рабочие крупных фабрик обитали в казармах – порой до двух и более тысяч человек, то на мелких предприятиях, по выражению одного из обследователей, жилища рабочих напоминали скорее «звериное логово, вырытое в земле, а не человеческое жилье».
В то же время в странах Западной Европы государство, муниципалитеты и сами трудящиеся принимали ряд мер для улучшения жилищных условий, в России до революции почти ничего в этом направлении не делалось. Городское самоуправление, вследствие цензового избирательного права, состояло практически полностью из фабрикантов и крупных домовладельцев. Понятно, что нужды рабочих их мало интересовали. А если в некоторых губерниях и издавали постановления по улучшению жилищных условий в доходных домах и рабочих кварталах, то требования к домовладельцам выдвигались более чем скромные.
После Октябрьской революции полиция в государстве была ликвидирована. В ноябре 1917 года, в соответствии с постановлением Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, было создано Главное управление по делам местного хозяйства, вошедшее в состав НКВД.
Вновь начался период централизации управления местным хозяйством. Одновременно во всех городах, поселках и волостях, независимо от степени готовности управленческих структур к работе в новой обстановке, была объявлена власть местного самоуправления, но в условиях Гражданской войны неимоверно сложно было обеспечивать население жильем и коммунальными услугами. Власти на местах зачастую не справлялись с этой задачей.
В период с 1917 по 1920 год наличный жилищный фонд страны подвергся сильному разрушению: в огне Гражданской войны погибло не менее 20 % жилой площади. Губительно отразилась на ведении домового хозяйства и отмена в 1917 году квартирной платы. Это была не экономическая, а сугубо политическая акция. Благое намерение сделать жилье доступным для миллионов трудящихся устранило жилищную эксплуатацию, но вместе с тем уничтожило бездефицитность и самоокупаемость домового хозяйства.
Весьма остро стоял вопрос и с топливом. Летом 1918 года по решению Рогожско-Самсоновского совета началась разработка торфа в Симоновской слободе. Из-за нехватки угля для паровозных котлов стали использовать заготовленные для отопления жилищ дрова. В свою очередь, чтобы не оставлять район без топлива, райсовет организовал доставку дров из подмосковных лесов. В кратчайший срок была проложена специальная временная дорога. Для тех же, кто направлялся на лесозаготовки, наладили изготовление пил и топоров. И хотя «дровяной паек» был весьма скудным, с его помощью удалось стабилизировать положение с топливом для населения.
Ситуация усугублялась и тем, что местные власти не могли распоряжаться по своему усмотрению имеющимися средствами, а связь с центром в условиях Гражданской войны часто на продолжительное время нарушалась. Поэтому положение с управлением городским хозяйством в это время можно охарактеризовать следующим образом:
• централизация всего жилищного строительства в государственных органах, не располагавших необходимыми материальными средствами для развития и содержания жилищного фонда;
• неустойчивость вертикальной структуры управления;
• отсутствие реальной власти у местных органов самоуправления;
• разруха, вызванная войной и отменой квартирной платы. Дело дошло до того, что было остановлено снабжение жителей многих промышленных городов водой и электричеством. Полной катастрофы не произошло благодаря двум факторам: резкое сокращение промышленного производства, а также недостаток топлива и продовольствия вызвали громадный отток населения из индустриальных центров в сельские районы.
Перепись населения 1920 года выявила уменьшение жителей в Москве и Петербурге на 61 %, а в крупных городах – на 16 % по сравнению с переписью 1917 года.
Острота жилищной проблемы во многих промышленных центрах была частично сглажена после принятия в августе 1918 года Декрета ВЦИК «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах». У домовладельцев были изъяты наиболее значительные и ценные владения, что составило по площади около 50 % всего жилищного фонда. Политика жилищного передела привела к более равномерному распределению жилой площади среди населения. Так, если в Москве в 1912 году однокомнатных перенаселенных квартир было 62 %, то в начале 20-х годов только 23 %.
Других, более действенных мер для ликвидации «жилищного голода» в первые послереволюционные годы практически не принималось. Строительство жилья не велось, а имеющийся жилищный фонд из-за отсутствия необходимых ремонтов ветшал и разрушался.
После четырехлетней Гражданской войны Советская Россия долго не могла восстановиться. В особенно тяжелом положении оказались жители московских окраин, в том числе и юго-восточных. Зимой 1920–1921 годов здесь на дрова было разобрано около тысячи домов. Наибольшие трудности испытывали предприятия, напрямую зависящие от привозного топлива и сырья.
Для выхода из затянувшегося экономического кризиса решено было произвести децентрализацию управления отраслью. В конце 1919 года XVII Всероссийский съезд Советов принял официальный курс на децентрализацию «по вертикали и горизонтали». Местным органам были возвращены хозяйственные функции. Для более четкого определения административных единиц всем автономным в хозяйственном отношении территориям – губерниям, уездам, волостям, городам, деревням – присвоили название «коммуна». Хозяйственная деятельность коммун была обозначена как коммунальное хозяйство, а отделы местных Советов, ведавшие хозяйственной деятельностью, были названы коммунотделами. Это новые термины быстро вошли в повседневную жизнь.
В январе 1920 года по постановлению Первого съезда заведующих коммунотделами отдел местного хозяйства НКВД, образованный в 1918 году, был реорганизован в коммунальный отдел, а в 1921 году создается Главное управление коммунального хозяйства (ГУКХ) НКВД РСФСР.
Однако проведенная реорганизация управления коммунальным хозяйством при отсутствии достаточных средств и ликвидированной квартплате не привела к улучшению дел в отрасли народного хозяйства. Но при слабости местных бюджетов, исчерпавших к этому времени все налоговые возможности, чтобы закрыть финансовые бреши из-за колоссальных расходов на жилищно-коммунальное хозяйство, ни о каком развитии речи быть не могло. Понимая это, правительство вновь вернулось к идее вертикальной системы управления отраслью.
В 1931 году был создан аппарат централизованного управления коммунальным хозяйством России – Народный комиссариат (Наркомат) коммунального хозяйства.
За содержание жилья, водо-, тепло-, газоснабжение и за благоустройство вновь стали отвечать центральные отраслевые ведомства, в чем были свои плюсы и минусы. Концентрация средств, плановость ведения хозяйства, учет и контроль – это конечно же в те годы стимулировало развитие отрасли.
Негативные последствия централизации управления – жесткий распределительный принцип, многоступенчатость управленческой структуры, игнорирование объективных особенностей развития жилищно-коммунального хозяйства на местах и т. п. начали проявляться позднее. Но в 30-е годы централизация управления сыграла положительную роль для становления отрасли. Коммунальное хозяйство начало превращаться в одну из самых крупных непроизводительных сфер народного хозяйства. На его долю в 1931 году приходилось около 30 % основных фондов страны.
Переход весной 1921 года от экономической политики военного коммунизма к НЭПу явился той реальной предпосылкой, которая положила начало восстановлению народного хозяйства, в том числе жилищно-коммунальной сферы. Для повышения эффективности производства промышленные предприятия Москвы были разделены на три группы. В первую вошли наиболее крупные предприятия, которые находились на государственном снабжении. Вторая группа переводилась на хозяйственный расчет и полностью снималась с государственного снабжения. Ей предоставлялось право реализовывать свою продукцию на рынке. Наиболее мелкие государственные предприятия, составлявшие третью группу, сдавались в аренду. В конце 1923 года на территории находилось 402 промышленных предприятия. Из них государственных было 89, кооперативов – частных – 308.
В 1921 году трамвайное движение, приостановленное в период Гражданской войны, возобновилось. Так, в Лефортове первый маршрут трамвая, направляясь из центра города, пересекал Дворцовый мост, шел по Красноказарменной до Краснокурсантского переулка, затем поворачивал вдоль Екатерининского дворца к Солдатской улице. Маршрут оканчивался на Госпитальной площади. С осени 1924 года открылось регулярное автобусное движение. А через год уже 80 автобусов курсировали по улицам столицы, связывая вокзалы и окраины – Текстильщики, Карачарово, Дангауэровку и другие – с центром города.
Весной 1921 года во всех районах начали действовать специальные комиссии по улучшению быта рабочих. По примеру прошлых лет продолжалась кампания по «уплотнению» жилья бывших зажиточных граждан. Таким путем удалось улучшить условия жизни нескольких тысяч рабочих семей, но, как подчеркивалось в одном из отчетов Рогожско-Симоновского райкома партии за 1923 год, район в жилищном отношении являлся самым бедным. Наблюдались случаи, когда рабочие ряда предприятий ночевали под верстаками или на заводском дворе. Выход виделся только в ускоренном жилищном строительстве. И в 1925 году в Текстильщиках, Рогожском поселке, других юго-восточных районах города Москвы началось сооружение жилых массивов из 4—6-этажных зданий. Они возводились и силами жилищных кооперативов. Велось также строительство больниц, школ и клубов.
Восстановление в 1922 году платности жилищ проходило трудно как в организационном, так и в психологическом плане. Люди за несколько лет отвыкли платить за жилье и жилищно-коммунальные услуги. И даже декреты, предусматривающие самые строгие меры за невнесение квартирной платы, не приносили успеха. Поэтому местными советами было принято «половинчатое решение»: установить первоначально совершенно ничтожные размеры платности, которые в условиях стремительной инфляции выражались в копеечных суммах, а затем в течение нескольких лет довести квартирную плату хотя бы до эксплуатационных затрат.
Установление твердой валюты и последовавшие в 1923–1925 годах повышения ставок квартплаты повысили оплату жилья на 60 %, но уровня затрат на содержание жилья квартирная плата не достигла и по сей день.
Введение новой экономической политики привело к оживлению промышленности. Городское население начинает интенсивно прибывать. Число рабочих в индустриальных центрах возросло к 1925 году на 70 %. Дефицит жилой площади по СССР составлял в тот период от 1,2 млн до 1,5 млн квартир.
В странах Западной Европы жилищный кризис к этому времени был уже фактически преодолен. Признав невозможность осуществления массового строительства одной только частной инициативой, жилье возводилось на основе широкого содействия государства. Населению выделялись для этой цели субсидии (Англия, Италия), банковский кредит (Франция, Бельгия, Италия), осуществлялось кредитование за счет специального налога на уголь и квартирного налога (Германия), производилось освобождение строений и земельных участков от налогов (Франция, Италия, Австрия) и т. д. Государственная помощь оказывалась не только городским управлениям (муниципалитетам), общественным организациям, но и частным лицам. Срок кредитования – 40–66 лет – рассчитывался из невысокого процента, обычно от 2 до 4,5 % годовых.
Однако молодая Советская Республика не спешила воспользоваться «буржуазным» опытом. В декабре 1923 года состоялся Первый Всероссийский съезд жилищной кооперации, на котором в качестве первоочередной была поставлена задача: развивать жилищно-строительную кооперацию. И на XIII съезде РКП(б), в мае 1924 года, жилищный вопрос был поставлен на повестку дня прежде всего как вопрос жилищно-кооперативно-го строительства.