Страница:
Но почему? Почему он к ней охладел? Неужели… неужели опять спутался с этой мерзкой Оливой?! Как-то раз, ковыряясь у него в телефоне, она нашла её смски, которые Салтыков почему-то не удалил. Ну и, понятное дело, учинила ему допрос: какая-такая Олива? Уж не та ли лахудра с форума? А какого хрена она ему ещё пишет? Ах, просто знакомая… Знаем-знаем мы знакомства-то эти. А дай-ка мне её телефон, разговор у меня к ней… женский… Ах, не дашь?! Ну, тогда мне всё ясно…
Теперь, конечно, с Оливой покончено. Вроде бы. Но Ириске от этого всё равно было не легче. Салтыков разлюбил её – это было ясно как белый день.
– Андрей! – прошипела Ириска, подойдя к компании и схватив Салтыкова за рукав, – Андрей, мне надо с тобой поговорить.
Он нехотя поднялся. Она же, вцепившись ему в руку мёртвой хваткой, повела его за угол. Он отстранённо смотрел куда-то мимо неё и молчал. Будто заранее знал всё, что она ему скажет.
– Объясни мне, что происходит?! – истерически завопила Ириска, – Я тебя спрашиваю! Ты весь день меня игнорируешь!!! Я, между прочим, всё ещё твоя девушка, если ты не забыл!
Салтыков невозмутимо молчал. И от его молчания Ириска завелась ещё больше.
– Андрей, я к тебе обращаюсь! Почему ты мне не отвечаешь? Почему ты так ведёшь себя со мной?!
– Так, перестань орать. Если ты будешь повышать на меня голос, я вообще разговаривать с тобой не буду.
– Андрей!!!
Он резко вырвал у неё свою руку и ушёл. Ириска в немом оцепенении постояла ещё там секунды две и пошла за ним. Салтыков же, увидев её, чертыхнулся и пошёл нервно курить. Он уже сто раз пожалел, зачем он с ней связался. Увлечение, пришедшее к нему зимой от нечего делать да в пьяном угаре, прошло бесследно. Она была чужим человеком, ничего общего. Салтыков уже давно начал тяготиться ею, а теперь особенно. Он знал, что если Ириска примется истерить, то это надолго. Щас ещё реветь начнёт… Тьфу, пропади ты пропадом!
Он ходил по комнате из угла в угол и никак не мог успокоиться. Даже сигареты не помогали. К нему подошла Катя, известная на форуме как Дикая Кошка, симпатичная светловолосая девушка с мягкими чертами лица. Она ласково обняла его за плечи, попыталась успокоить.
– Пойдём, пойдём в другую комнату, ты успокоишься… Пойдём, всё будет хорошо…
Он сам не помнил, как оказался с ней в другой комнате. Она обнимала его, он чувствовал у себя на лице её мягкие волосы и губы, слышал её вкрадчиво-страстный шёпот. Инстинкт сделал своё дело: он обнял её и они тут же опустились на тахту.
Тем временем Ириска обежала всю турбазу вдоль и поперёк в поисках Андрея. Его нигде не было. Она спрашивала у ребят, где он, они, конфузясь, пряча глаза, говорили, что не знают… не видели… Как будто им стыдно было перед ней. Она рванула на себя дверную ручку, и её глазам открылась картина… Её Андрей и Дикая Кошка, не обращая внимания на застывшую с разинутым ртом Ириску, на тахте занимались любовью. …Она брела по коридору, ничего не видя перед собой. Перед глазами её стояла эта картина, в голове стучала лишь одна мысль: как он мог так с ней поступить???
За что?! Ещё вчера, кажись, была первой леди на форуме, а теперь – как грузовиком перееханная… И ребята всё видели, знают… Как теперь им в глаза смотреть…
Ириска добрела до кухни и уже там дала волю слезам. Пришёл Митя, пытался её успокоить, но тщетно: она рыдала истерически, точно так же, как год назад в далёкой и чужой Москве рыдала Олива по своему неверному Вовке. Меньше всего Ириска сейчас думала об Оливе: она настолько ненавидела и презирала её, что ей бы и в голову не пришло ставить себя на одну доску с ней, хотя, казалось бы, не им ли было помириться и понять друг друга? Ведь обе оказались в одной и той же шкуре – шкуре брошенных девушек.
А Салтыков тем временем, нимало не заботясь об Ириске, уже вовсю мутил с Дикой Кошкой. Он был даже рад тому, что всё так получилось: не пришлось ничего объяснять ни Ириске, ни кому бы то ни было. Так же, как и Оливин Вовка, да и вообще наверно как многие парни, Салтыков терпеть не мог "толочь воду в ступе", то есть выяснять отношения с девушками, особенно с теми, которые ему уже надоели и от которых он хотел бы избавиться, как от ненужного мусора. Как и многим парням в этом возрасте, ему от девушек нужен был только секс, и он получал его, пуская в ход всю свою природную тактику и обаяние. Но проблема была в том, что девушки привязывались к нему, а ему это было не надо. Он хотел лёгких, ни к чему не обязывающих отношений. Иногда ему казалось, что он не способен на настоящую любовь – похожие чувства испытывал лишь однажды, к Тане Сумятиной. Но через полгода даже Сумятина надоела ему; все её недостатки начали лезть наружу и тем самым бесить его. Ему не нравилось, что она пыталась ограничить его свободу, требовала к себе внимания, которое со временем он смог выдавливать из себя лишь по капле. После разрыва с Сумятиной у Салтыкова было много случайных девушек "на одну ночь", он легко с ними сходился и так же легко расставался.
Роман с Дикой Кошкой шёл легко и непринуждённо. Катя оказалась неглупой, спокойной девушкой, лёгкой на подъём, и по всем параметрам устраивала Салтыкова.
Она не требовала от него ничего, и сама считала, что отношения современной молодёжи должны быть лёгкими и ни к чему не обязывающими. В постели она его полностью удовлетворяла, да и он её тоже, им было хорошо вместе, и встречи были совершенно необременительны для них обоих.
Но ничто не вечно под луною. Как-то раз среди ночи Салтыков почувствовал себя плохо. Приехала "скорая", забрала его в больницу. Там ему разрезали живот, подозревая аппендицит. Целый месяц после этого ему пришлось проваляться в абсолютно беспомощном состоянии, он даже ходить не мог, ибо шрам нихуя не заживал и кровь постоянно шла. Дикая Кошка, конечно, навестила его пару раз для приличия, но сидеть около больного и ходить за ним ей совершенно было не в кайф.
Она была современной девушкой, а не какой-нибудь там старухой-сиделкой: весна звала на подвиги, хотелось развлекаться, жить полной жизнью. К тому же ей подвернулась возможность на майские праздники съездить к родственникам в Питер, и она не стала её упускать.
После отъезда Дикой Кошки Салтыков почувствовал себя как никогда одиноким и беспомощным. Он не обижался на Дикую Кошку и не осуждал её: она ведь, по сути, ничего ему не должна и не обязана находиться около него. У неё теперь своя жизнь, не связанная с ним, и Салтыков прекрасно понимал, что отношения их кончены.
Некого было винить, что так получилось, да и не он ли сам хотел этих лёгких и ни к чему не обязывающих отношений? Что хотел, то, собственно, и получил.
Самое время было сейчас вспомнить об Оливе. Но ему было неприятно вспоминать её.
С тех пор как она ушла с форума прошло несколько месяцев. Где-то в феврале он случайно нашёл в интернете её блог, где она писала о своих переживаниях после того как Ириска и Ккенг выжили её с форума. Салтыкову было чертовски жалко её, он чувствовал, что и его вина в этом есть. Он написал ей в комментарии, что очень жалеет о том, что она ушла с форума, просил вернуться, говорил, что ему не хватает её. Олива, прочитав комментарий, ответила, что ей тоже очень жаль, но вернуться на форум она не может. В глубине души она, конечно, надеялась, что Салтыков напишет ей ещё что-нибудь, но он, прочитав её ответ, не стал больше ничего писать. Если он и был в чём-то виноват перед ней, подумал он, то просьбой вернуться на форум если и не полностью, то хотя бы частично эту вину с себя снял.
Продолжать же с ней дальнейшее общение, погружаться в это депрессивное болото он не хотел. Ему было жалко её – ничего более. И жалость эта была наполовину брезгливая, как к бездомной голодной собаке – когда человек, движимый состраданием, бросает кусок колбасы изголодавшейся псине и даже осторожно гладит её по спине, но когда видит, что несчастное животное, тронутое лаской случайного прохожего, уже готово принять его за своего хозяина, встаёт и идёт следом за ним по пятам – человек медленно, но верно ретируется. Он готов пожалеть бродячую собаку, накормить, приласкать, но брать её в свой дом – нет…
Салтыков вспомнил жалкие, депрессивные записи Оливы в блоге, который он иногда украдкой читал. "Блин, устала я. Башка просто раскалывается… И холодно – жуть!
Зуб на зуб не попадает от озноба. Наверное, я заболеваю… Конечно же, никто не придёт ко мне с апельсинами. Никто не позвонит, не спросит, как я себя чувствую.
Сама виновата…" Он невольно подумал, что она, возможно, сидела бы с ним тут, у его изголовья, с выражением тупой скорби на лице. Подумал и тут же отогнал эту мысль: нет уж, нафиг. Рано вы меня хороните, подумал он, у меня вся жизнь впереди, я встану на ноги, буду много работать, добьюсь ещё больше того, что уже добился. Он вспомнил Ккенга, его упрямый, твёрдый взгляд из-под опущенной на глаза чёлки, его слова о том, что надо вырываться из этой заплесневелой провинции. Теперь Ккенга нет в Архангельске: он уехал в Москву искать красивой жизни. Салтыков же не собирался пока подаваться в столицу: его путь был несколько иной, но амбиций тем не менее было не меньше. Он уже знал, чего хотел добиться в этой жизни. Сейчас пока главное выздороветь, встать на ноги. А там уже можно начать пробивать себе дорогу.
5
Блог Оливы на мейле со временем стал известен не одному только Салтыкову.
Наткнулся на него, создавая там же свой блог, ещё один чел с форума – некто 42nteller.
Этот 42nteller был младше Оливы на два года – ему было семнадцать лет и он учился на первом курсе университета. Ник свой – 42nteller – он изобрёл от собственного имени Даниил, ибо Даниил в переводе с греческого означает "предсказатель судьбы", а "предсказатель судьбы" по-английски пишется fortune teller и читается по-английски одинаково как и 42nteller. Даниил – предсказатель судьбы – fortune teller – 42nteller. Нормальная связь. Но связь эта простому русскому уму не всегда была понятна, и многие часто коверкали его ник, читая его как "сорокдвантеллер" или просто сокращённо – 42. На форуме 42 писал много и не по делу – флудил, короче говоря. Вскоре на его посты перестали обращать внимание, и он взбрыкнул.
Устроил там бучу с шумом и грохотом, начал грозить, что уйдёт с форума. Тогда один из форумчан, у которого этот сорокдвантеллер уже в печёнках сидел, не выдержал и прямым текстом послал его на хуй. Разобиженный на всех и вся, 42 ушёл с агтустуда и тут же начал вести блог на мейле. Там-то он и сошёлся с Оливой, и они начали общаться через мейл-агент.
Олива, уйдя с форума, потеряла разом все связи, которые были у неё там. Она часто вспоминала форумчан, и при мысли о том, что ей, возможно, больше никогда не придётся общаться с этими людьми, ей становилось горько, ибо для неё это всё-таки была утрата. Так же, как и Салтыков, она довольно легко сходилась с понравившимися ей людьми, но в отличие от него, расставаться ей с ними было тяжело. Жизнь Оливы не была лёгкой, радостями баловала нечасто. В раннем детстве родители бросили её, и она жила то там, то здесь, то у тех родственников, то у этих. И отец, и мать её были живы; но их жизнь складывалась настолько сложно, что им совершенно было не до дочери. Иногда, правда, были у них в жизни "просветления", и они вспоминали о том, что у них есть дочь и её надо воспитывать; но маленькая Олива, отвыкшая от родителей, дичилась и чуралась их, а когда они приезжали за ней, тут же куда-нибудь убегала или пряталась. В школе ей тоже приходилось несладко: одноклассники издевались над ней, потому что она всё время ходила в старой поношенной одежде и была меньше ростом и слабее всех в классе. Да и не с чего ей было расти большой – сирота при живых родителях, ходила голодная да оборванная. К тому же, жизнь в положении бедной родственницы по чужим домам сделала её тихой, застенчивой и боязливой: за себя постоять не умела, вот и обижали её все кому не лень. Немудрено, что выросла она человеком закомплексованным, с очень низкой самооценкой.
Даниил же рос без отца; он его даже не помнил. Мать поднимала его с братом одна, кое-как крутясь на свою мизерную зарплату врача. В детстве Даниил был очень замкнутым мальчиком, постоянно витал где-то в облаках. Сверстники не понимали его и считали, что он немного тово… с приветом. Даниил и правда был немного странным. К нему часто приходили разнообразные видения, он управлял ими – и однажды ему открылось, что он, оказывается, всемогущ. Да-да! К нему пришло осознание того, что он сделан несколько из другой материи, чем остальные люди.
Более того – он Бог! Он может управлять Вселенной, ибо он и есть её полновластный хозяин.
С появлением в его жизни интернета, перед Даниилом открылись новые возможности покорения мира. Он с головой ринулся поглощать информацию о магии, эзотерике, парапсихологии, нейролингвистическом программировании. Он узнал, что есть сильные способы воздействия на человеческое подсознание, а значит, это отличная возможность управлять людьми не только в своём воображении. Только вот результаты этих попыток пока оставляли желать лучшего: в реале Даниилу практиковаться было не на ком, а в интернете, в частности, на форуме, где он осел, люди почему-то не поддавались его влиянию. Это-то его и вывело из себя, и он, разозлённый, ушёл с форума со скандалом.
Даниил и Олива, как товарищи по несчастью, сошлись быстро и тут же прониклись друг к другу взаимной симпатией. Правда, спустя какое-то время, оба начали друг в друге как-то разочаровываться. Оливу начало подбешивать, что её собеседник постоянно хвастается собой да и вообще разговаривает с каким-то гонором, считает себя пупом земли, а сам ещё, грубо говоря, сопляк зелёный и ничегошеньки в жизни не добился. Даниил же считал Оливу примитивной, и полагал, что над ней ему будет легко проводить свои опыты. Но прекращать общение с ней не торопился: он хотел поиграть с нею, как кошка с мышкой, повертеть ею и так и эдак, насладиться в полной мере своей властью над человеком, своей игрой. К тому же, рассудил он, Олива вполне может ему пригодиться в качестве орудия мести форумчанам, которые не захотели признавать в нём хозяина Вселенной. Он уже не сомневался, что она у него на крючке, и теперь уже вряд ли сорвётся. Однако спустя какое-то время Даниил понял, что Олива не такая уж мягкая и податливая, как показалась ему вначале.
Первый спор у них разгорелся с его записи в блоге. Он писал, что ненавидит этот мир, потому что люди, окружающие его, настолько примитивны и чужды ему, что им никогда не понять его сложную и тонкую натуру. Он не был человеком, писал он, он был – посланником Вселенной. Он писал о том, что он знает всё про всех, и ему тоскливо, скучно и неинтересно со всеми этими людьми – до того они все примитивны и предсказуемы. Он писал, что он страшно одинок в этом мире, и находится в бесплодном поиске такого же, как и он сам – сильного, достойного соперника. Тогда, дескать, и появится смысл его беспросветной жизни среди примитивных и грубых существ…
Олива прочитала это и не преминула ответить тирадой же на его тираду. Ты говоришь, что тебя невозможно понять, писала она, а ты хоть сам-то себя понимаешь? Ты пишешь, что всё про всех знаешь, что ты один такой умный, а все остальные люди дураки?! Поверь, они не дурней тебя, некоторые даже и умнее. Тебе ещё слишком мало лет, чтобы судить о жизни, ты ещё жизни-то не знаешь. Ты думаешь, ты один такой единственный на всём белом свете – ты ошибаешься! Мир не вращается вокруг тебя, запомни это, пожалуйста.
"А знаешь, Олива, я ведь действительно думал, что ты сможешь меня понять, ошибся…" – начинал он свой ответ ей. Горечью и болью отдавал этот его ответ, длинный, как и все его тирады. "Ты ошибаешься, когда сравниваешь меня с другими…" "Себя я понимаю. Не беспокойся" "Ты не знаешь, что нужно было пережить, чтобы прийти к этому…" "А если хочешь знать правду – то всё, что я здесь написал – не более, чем игра, имитация чувств. Ну как? Не правда ди, эффект достигнут?" Оливе стало неприятно. Она не стала ему больше ничего писать. Опять "игра", "имитация",
"маска"… К чему, зачем всё это нужно? Она сначала долго не могла понять, почему ей стал неприятен этот человек. Теперь – поняла. Он был неискренен, он ломался, как дешёвый актёр на провинциальной сцене. Он преследовал какие-то свои непонятные цели, в нём действительно не было ничего человеческого: элементарной доброты, искренности и открытости. Всё, что он делал и говорил, было как-то исподподвыподверта, с затаённой злостью и обидой на весь мир. Ей было жаль его чисто по-человечески, она готова была помочь, поддержать его, но когда он резко сказал-отрубил: "Не вздумай меня жалеть! Подавитесь вы все своей жалостью, она мне не нужна" – её это обидело. Всё, подумала она, пусть дальше как хочет. Пора уже прекращать эти интернетные знакомства, тем более, вон какие психи иной раз попадаются.
Даниил, однако, не считал, что общение их надо прекращать. Наоборот, после этой их размолвки в блоге, интерес его к Оливе, угасший было, начал опять возрастать.
– Прив, – написал он ей как ни в чём не бывало, когда увидел её в мейл-агенте.
– Привет, – нехотя откликнулась Олива.
– Ну и как твоё "ничего"?
– "Ничего" как всегда.
Повисла длинная пауза. Говорить с Сорок вторым Оливе было не о чем. Она уже собиралась отключить агент и выйти из инета, когда он написал:
– А ты мне всё больше нравишься…
– Между строк читать? – съязвила Олива.
– Агумс.
И опять этот глупый ответ – что за малолетки пошли в наше время, раздражённо подумала Олива. Нет, чтоб нормальным языком объясняться – так нет, всё обязательно надо коверкать, всё исподподвыподверта. Все эти дурацкие междометия вперемежку со смайликами типа "хы", "гы", "агумс", "прив", "покПа", которые так любил употреблять сорокдвантеллер, теперь злили её как никогда. Она молча вышла из агента и, накинув ветровку, пошла до магазина.
А вернувшись обратно, и зайдя в агент позже, она обнаружила там от него послание в оффлайн. Точнее, два послания. Первое: "Пропадаю я…" И – через час второе:
"Оливка, ты мне всё-таки нравишься. Мой домашний телефон 24-16-42. Будешь в городе, звони. 42."
6
– Внимание, внимание! Скорый поезд 234 Москва-Архангельск отправляется с третьего пути. Будьте внимательны и осторожны…
Олива нетерпеливо выглянула в окно. Опять какая-то станция, может, Няндома, а может, Коноша. Вроде тронулись. Слава Богу.
По мере того, как поезд ехал, её охватывало беспокойство. Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные станции, стоянки чуть ли не по полчаса! Но вот, наконец, за поворотом открылась огромная водная гладь Северной Двины, за которой в дымке тумана расстилался город.
Олива сошла с поезда на платформу и растерянно оглянулась. Её никто здесь не встречал. Да что там – ни одна живая душа даже и не догадывалась, что она тут, в Архангельске. Вот бы знали…
Она уже давненько помышляла о том, что бы было, если б она приехала сюда. А почему бы и нет, однако? Попутешествовать по разным городам ей довелось ещё с раннего детства, и тут она тоже когда-то была. Ещё не такие расстояния преодолевала. Так почему бы действительно не взять да и не приехать? Интересно было бы повидать тех, с кем переписывалась вслепую, особенно Даниила. Фотографий его Олива не видела, но он ей почему-то не представлялся красавцем. По общению в аське он проявил себя как человек с большими комплексами, и наверняка представляет из себя в лучшем случае какого-нибудь прыщавого дохляка-очкарика.
Однако, несмотря на эти свои предположения, Оливе было бы интересно пообщаться с ним в реале, всё-таки, аська и мейл-агент, как ни крути, а живого общения не заменят. К тому же, с тех пор, как он написал ей, что она ему нравится и оставил в агенте свой телефон, больше в интернете он не появлялся. Сначала она не придала этому особого значения, но спустя какое-то время начала подумывать о Данииле всё чаще и чаще, недоумевая, куда это он вдруг пропал. Потом представила себе, что бы было, если бы она действительно оказалась в Архе и встретилась бы с ним. Мысль эта посещала её всё чаще и чаще, и вот, наконец, собрав в рюкзак свои нехитрые пожитки, Олива отправилась на вокзал. Купив там билет до Архангельска, просто взяла и уехала, никому ничего не сказав. И вот она здесь, стоит одна на платформе, с любопытством озираясь вокруг себя. Постояла-постояла, да и пошла со своим рюкзаком ночевать в гостиницу.
На следующее утро Олива, проснувшись у себя в номере и позавтракав "твиксом", стала думать, что ей теперь предпринять. Телефон Даниила был у неё на руках, оставалось лишь снять телефонную трубку и позвонить. Однако она не спешила этого делать: кто знает, как он отреагирует на её внезапный звонок? Положим, он сам дал ей этот номер, но ведь не общались они уже более двух месяцев, не исключено, что он уже вообще забыл, кто она такая. Да и потом, инет – это одно, а реал – совсем другое. Может статься, что в реале она ему не понравится, и кстати говоря, это абсолютно не исключено.
Кроме Даниила, в Архангельске был ещё один человек, с которым Олива намеревалась встретиться. Это была девушка с того же самого Агтустуда – Маша Целикова, или Мими, как её звали на форуме. Спустя какое-то время после ухода с форума, Олива нашла в интернете её дневник – Живой Журнал. Она обрадовалась, что ещё не все связи с форумчанами потеряны, и не преминула оставить ей там комментарий. Мими откликнулась, и девушки начали общаться.
Вот Мими бы сейчас позвонить не мешало, подумала Олива и, вместо того, чтобы набрать Даниила, набрала номер Мими. Олива без проблем договорилась с ней о встрече, и уже через час ехала в троллейбусе на встречу со своей новой подругой.
Они встретились у памятника Ленину и пошли гулять по городу. Две симпатичные девушки – светлоглазая блондинка Олива и темноглазая брюнетка Мими смотрелись вместе довольно эффектно, и их неоднократно во время прогулки пытались зацепить какие-то парни. Между тем Мими показала Оливе АГТУ, рассказала, кто в каком здании учится, рассказала как ездила в Турцию отдыхать, и, конечно же, девушки не упустили возможности перемыть косточки форумчанам. От Мими же Олива и узнала всю эту историю с Салтыковым на турбазе…
Хотела ли Олива встретиться с Салтыковым? И да, и нет. Конечно, это было бы интересно, но… слишком много воды утекло с тех пор, как они перестали общаться.
Причём перестали-то по его инициативе, а не по её. Поэтому мысль эту, промелькнувшую невзначай, Олива тут же отринула.
Вечером, после прогулки с Мими, Олива всё-таки набралась храбрости и… позвонила Даниилу.
– Привет!
– Привет…
– Ну чё, я в городе до пятнадцатого. Давай завтра встретимся!
– Э… ну ладно…
– Ты чё, не узнал меня?
– Собственно, нет…
– Я Олива.
Засмеялся. Вроде как обрадовался.
– Давай завтра у высотки, в двенадцать, – сказал он.
– Дня?
– Ну не ночи же!
– Ты думаешь, я встану в это время? Давай в два.
– Ну давай в два.
– Значит, завтра у высотки в 14:00, – сказала Олива безапелляционно. Сама даже этому удивилась.
– Договорились. Пока!
– Пока.
Олива повесила трубку и, глядя на себя в зеркало, удовлетворённо улыбнулась. Вот и поговорили. Отлично, всё идёт по плану, подумала она, идя в душ. Ноги гудели от каблуков – Мими затаскала её по городу, а ведь ещё неизвестно, сколько придётся завтра пропахать в этих колодках.
Завернув мокрые волосы в полотенце, Олива села красить ногти. Руки у неё дрожали и лак постоянно смазывался. Какое-то волнение охватило её. По радио Р29 крутили какой-то микс, переделанный из старой, забытой всеми песни – но микс получился офигенный (так Оливе показалось почему-то), хотя она его до этого ни разу не слышала.
Утром Олива проснулась с ощущением неизбежности счастья. Сладко потянувшись, легко спрыгнула с постели и, ступая босиком по мягкому ковру, подошла к окну и распахнула гардины. Яркий солнечный свет хлынул из окна в комнату. В ярко-синем небе парили морские чайки; ветер доносил с Белого моря лёгкую прохладу. Олива сняла с головы полотенце и длинные рыжие волосы её густой волной упали на плечи.
Она с наслаждением потянулась.
– Здравствуй, Солнце!
– Здравствуй, Олива, – ответило ей солнце, сияя в ярко-синем небе.
Она радостно засмеялась и побежала мыться, чистить зубы. Скорей, скорей, надо успеть всё. Сегодня будет клёвый день!!!
Ровно в два она была у высотки. До этого собиралась часа три, снимая и надевая по сто раз одежду, не зная, что выбрать: тёмно-синий сарафан или оранжевый топик.
Ещё сложнее было с причёской: она сначала накрутила волосы щипцами, потом вылила на них полфлакона геля – всё было плохо, всё не то! Пришлось заново мыть голову, сушить и снова завивать. А время между тем не стояло на месте – до двух оставалось меньше часа. Тогда Олива, наскоро стянув сзади волосы заколкой, схватила сумку и побежала к высотному зданию.
Она стояла, облокотившись на бордюр, и ужасно нервничала, теребила волосы, то и дело смотрелась в зеркальце, поправляя макияж. Затем, бросив зеркальце в сумку, пытливо всматривалась в проходивших мимо парней, гадая: он – не он? А ну как он не придёт? Или она ему не понравится? О том, понравится ли он ей сам, Оливе как-то не думалось.
Между тем, от толпы проходивших мимо молодых людей отделился высокий симпатичный парень в джинсовой куртке и присел на бордюр рядом с Оливой. Оглянувшись на неё пару раз, придвинулся поближе.
– Привет! Ты – Оля?
– Да… А ты, должно быть, Даниил?
Теперь, конечно, с Оливой покончено. Вроде бы. Но Ириске от этого всё равно было не легче. Салтыков разлюбил её – это было ясно как белый день.
– Андрей! – прошипела Ириска, подойдя к компании и схватив Салтыкова за рукав, – Андрей, мне надо с тобой поговорить.
Он нехотя поднялся. Она же, вцепившись ему в руку мёртвой хваткой, повела его за угол. Он отстранённо смотрел куда-то мимо неё и молчал. Будто заранее знал всё, что она ему скажет.
– Объясни мне, что происходит?! – истерически завопила Ириска, – Я тебя спрашиваю! Ты весь день меня игнорируешь!!! Я, между прочим, всё ещё твоя девушка, если ты не забыл!
Салтыков невозмутимо молчал. И от его молчания Ириска завелась ещё больше.
– Андрей, я к тебе обращаюсь! Почему ты мне не отвечаешь? Почему ты так ведёшь себя со мной?!
– Так, перестань орать. Если ты будешь повышать на меня голос, я вообще разговаривать с тобой не буду.
– Андрей!!!
Он резко вырвал у неё свою руку и ушёл. Ириска в немом оцепенении постояла ещё там секунды две и пошла за ним. Салтыков же, увидев её, чертыхнулся и пошёл нервно курить. Он уже сто раз пожалел, зачем он с ней связался. Увлечение, пришедшее к нему зимой от нечего делать да в пьяном угаре, прошло бесследно. Она была чужим человеком, ничего общего. Салтыков уже давно начал тяготиться ею, а теперь особенно. Он знал, что если Ириска примется истерить, то это надолго. Щас ещё реветь начнёт… Тьфу, пропади ты пропадом!
Он ходил по комнате из угла в угол и никак не мог успокоиться. Даже сигареты не помогали. К нему подошла Катя, известная на форуме как Дикая Кошка, симпатичная светловолосая девушка с мягкими чертами лица. Она ласково обняла его за плечи, попыталась успокоить.
– Пойдём, пойдём в другую комнату, ты успокоишься… Пойдём, всё будет хорошо…
Он сам не помнил, как оказался с ней в другой комнате. Она обнимала его, он чувствовал у себя на лице её мягкие волосы и губы, слышал её вкрадчиво-страстный шёпот. Инстинкт сделал своё дело: он обнял её и они тут же опустились на тахту.
Тем временем Ириска обежала всю турбазу вдоль и поперёк в поисках Андрея. Его нигде не было. Она спрашивала у ребят, где он, они, конфузясь, пряча глаза, говорили, что не знают… не видели… Как будто им стыдно было перед ней. Она рванула на себя дверную ручку, и её глазам открылась картина… Её Андрей и Дикая Кошка, не обращая внимания на застывшую с разинутым ртом Ириску, на тахте занимались любовью. …Она брела по коридору, ничего не видя перед собой. Перед глазами её стояла эта картина, в голове стучала лишь одна мысль: как он мог так с ней поступить???
За что?! Ещё вчера, кажись, была первой леди на форуме, а теперь – как грузовиком перееханная… И ребята всё видели, знают… Как теперь им в глаза смотреть…
Ириска добрела до кухни и уже там дала волю слезам. Пришёл Митя, пытался её успокоить, но тщетно: она рыдала истерически, точно так же, как год назад в далёкой и чужой Москве рыдала Олива по своему неверному Вовке. Меньше всего Ириска сейчас думала об Оливе: она настолько ненавидела и презирала её, что ей бы и в голову не пришло ставить себя на одну доску с ней, хотя, казалось бы, не им ли было помириться и понять друг друга? Ведь обе оказались в одной и той же шкуре – шкуре брошенных девушек.
А Салтыков тем временем, нимало не заботясь об Ириске, уже вовсю мутил с Дикой Кошкой. Он был даже рад тому, что всё так получилось: не пришлось ничего объяснять ни Ириске, ни кому бы то ни было. Так же, как и Оливин Вовка, да и вообще наверно как многие парни, Салтыков терпеть не мог "толочь воду в ступе", то есть выяснять отношения с девушками, особенно с теми, которые ему уже надоели и от которых он хотел бы избавиться, как от ненужного мусора. Как и многим парням в этом возрасте, ему от девушек нужен был только секс, и он получал его, пуская в ход всю свою природную тактику и обаяние. Но проблема была в том, что девушки привязывались к нему, а ему это было не надо. Он хотел лёгких, ни к чему не обязывающих отношений. Иногда ему казалось, что он не способен на настоящую любовь – похожие чувства испытывал лишь однажды, к Тане Сумятиной. Но через полгода даже Сумятина надоела ему; все её недостатки начали лезть наружу и тем самым бесить его. Ему не нравилось, что она пыталась ограничить его свободу, требовала к себе внимания, которое со временем он смог выдавливать из себя лишь по капле. После разрыва с Сумятиной у Салтыкова было много случайных девушек "на одну ночь", он легко с ними сходился и так же легко расставался.
Роман с Дикой Кошкой шёл легко и непринуждённо. Катя оказалась неглупой, спокойной девушкой, лёгкой на подъём, и по всем параметрам устраивала Салтыкова.
Она не требовала от него ничего, и сама считала, что отношения современной молодёжи должны быть лёгкими и ни к чему не обязывающими. В постели она его полностью удовлетворяла, да и он её тоже, им было хорошо вместе, и встречи были совершенно необременительны для них обоих.
Но ничто не вечно под луною. Как-то раз среди ночи Салтыков почувствовал себя плохо. Приехала "скорая", забрала его в больницу. Там ему разрезали живот, подозревая аппендицит. Целый месяц после этого ему пришлось проваляться в абсолютно беспомощном состоянии, он даже ходить не мог, ибо шрам нихуя не заживал и кровь постоянно шла. Дикая Кошка, конечно, навестила его пару раз для приличия, но сидеть около больного и ходить за ним ей совершенно было не в кайф.
Она была современной девушкой, а не какой-нибудь там старухой-сиделкой: весна звала на подвиги, хотелось развлекаться, жить полной жизнью. К тому же ей подвернулась возможность на майские праздники съездить к родственникам в Питер, и она не стала её упускать.
После отъезда Дикой Кошки Салтыков почувствовал себя как никогда одиноким и беспомощным. Он не обижался на Дикую Кошку и не осуждал её: она ведь, по сути, ничего ему не должна и не обязана находиться около него. У неё теперь своя жизнь, не связанная с ним, и Салтыков прекрасно понимал, что отношения их кончены.
Некого было винить, что так получилось, да и не он ли сам хотел этих лёгких и ни к чему не обязывающих отношений? Что хотел, то, собственно, и получил.
Самое время было сейчас вспомнить об Оливе. Но ему было неприятно вспоминать её.
С тех пор как она ушла с форума прошло несколько месяцев. Где-то в феврале он случайно нашёл в интернете её блог, где она писала о своих переживаниях после того как Ириска и Ккенг выжили её с форума. Салтыкову было чертовски жалко её, он чувствовал, что и его вина в этом есть. Он написал ей в комментарии, что очень жалеет о том, что она ушла с форума, просил вернуться, говорил, что ему не хватает её. Олива, прочитав комментарий, ответила, что ей тоже очень жаль, но вернуться на форум она не может. В глубине души она, конечно, надеялась, что Салтыков напишет ей ещё что-нибудь, но он, прочитав её ответ, не стал больше ничего писать. Если он и был в чём-то виноват перед ней, подумал он, то просьбой вернуться на форум если и не полностью, то хотя бы частично эту вину с себя снял.
Продолжать же с ней дальнейшее общение, погружаться в это депрессивное болото он не хотел. Ему было жалко её – ничего более. И жалость эта была наполовину брезгливая, как к бездомной голодной собаке – когда человек, движимый состраданием, бросает кусок колбасы изголодавшейся псине и даже осторожно гладит её по спине, но когда видит, что несчастное животное, тронутое лаской случайного прохожего, уже готово принять его за своего хозяина, встаёт и идёт следом за ним по пятам – человек медленно, но верно ретируется. Он готов пожалеть бродячую собаку, накормить, приласкать, но брать её в свой дом – нет…
Салтыков вспомнил жалкие, депрессивные записи Оливы в блоге, который он иногда украдкой читал. "Блин, устала я. Башка просто раскалывается… И холодно – жуть!
Зуб на зуб не попадает от озноба. Наверное, я заболеваю… Конечно же, никто не придёт ко мне с апельсинами. Никто не позвонит, не спросит, как я себя чувствую.
Сама виновата…" Он невольно подумал, что она, возможно, сидела бы с ним тут, у его изголовья, с выражением тупой скорби на лице. Подумал и тут же отогнал эту мысль: нет уж, нафиг. Рано вы меня хороните, подумал он, у меня вся жизнь впереди, я встану на ноги, буду много работать, добьюсь ещё больше того, что уже добился. Он вспомнил Ккенга, его упрямый, твёрдый взгляд из-под опущенной на глаза чёлки, его слова о том, что надо вырываться из этой заплесневелой провинции. Теперь Ккенга нет в Архангельске: он уехал в Москву искать красивой жизни. Салтыков же не собирался пока подаваться в столицу: его путь был несколько иной, но амбиций тем не менее было не меньше. Он уже знал, чего хотел добиться в этой жизни. Сейчас пока главное выздороветь, встать на ноги. А там уже можно начать пробивать себе дорогу.
5
Блог Оливы на мейле со временем стал известен не одному только Салтыкову.
Наткнулся на него, создавая там же свой блог, ещё один чел с форума – некто 42nteller.
Этот 42nteller был младше Оливы на два года – ему было семнадцать лет и он учился на первом курсе университета. Ник свой – 42nteller – он изобрёл от собственного имени Даниил, ибо Даниил в переводе с греческого означает "предсказатель судьбы", а "предсказатель судьбы" по-английски пишется fortune teller и читается по-английски одинаково как и 42nteller. Даниил – предсказатель судьбы – fortune teller – 42nteller. Нормальная связь. Но связь эта простому русскому уму не всегда была понятна, и многие часто коверкали его ник, читая его как "сорокдвантеллер" или просто сокращённо – 42. На форуме 42 писал много и не по делу – флудил, короче говоря. Вскоре на его посты перестали обращать внимание, и он взбрыкнул.
Устроил там бучу с шумом и грохотом, начал грозить, что уйдёт с форума. Тогда один из форумчан, у которого этот сорокдвантеллер уже в печёнках сидел, не выдержал и прямым текстом послал его на хуй. Разобиженный на всех и вся, 42 ушёл с агтустуда и тут же начал вести блог на мейле. Там-то он и сошёлся с Оливой, и они начали общаться через мейл-агент.
Олива, уйдя с форума, потеряла разом все связи, которые были у неё там. Она часто вспоминала форумчан, и при мысли о том, что ей, возможно, больше никогда не придётся общаться с этими людьми, ей становилось горько, ибо для неё это всё-таки была утрата. Так же, как и Салтыков, она довольно легко сходилась с понравившимися ей людьми, но в отличие от него, расставаться ей с ними было тяжело. Жизнь Оливы не была лёгкой, радостями баловала нечасто. В раннем детстве родители бросили её, и она жила то там, то здесь, то у тех родственников, то у этих. И отец, и мать её были живы; но их жизнь складывалась настолько сложно, что им совершенно было не до дочери. Иногда, правда, были у них в жизни "просветления", и они вспоминали о том, что у них есть дочь и её надо воспитывать; но маленькая Олива, отвыкшая от родителей, дичилась и чуралась их, а когда они приезжали за ней, тут же куда-нибудь убегала или пряталась. В школе ей тоже приходилось несладко: одноклассники издевались над ней, потому что она всё время ходила в старой поношенной одежде и была меньше ростом и слабее всех в классе. Да и не с чего ей было расти большой – сирота при живых родителях, ходила голодная да оборванная. К тому же, жизнь в положении бедной родственницы по чужим домам сделала её тихой, застенчивой и боязливой: за себя постоять не умела, вот и обижали её все кому не лень. Немудрено, что выросла она человеком закомплексованным, с очень низкой самооценкой.
Даниил же рос без отца; он его даже не помнил. Мать поднимала его с братом одна, кое-как крутясь на свою мизерную зарплату врача. В детстве Даниил был очень замкнутым мальчиком, постоянно витал где-то в облаках. Сверстники не понимали его и считали, что он немного тово… с приветом. Даниил и правда был немного странным. К нему часто приходили разнообразные видения, он управлял ими – и однажды ему открылось, что он, оказывается, всемогущ. Да-да! К нему пришло осознание того, что он сделан несколько из другой материи, чем остальные люди.
Более того – он Бог! Он может управлять Вселенной, ибо он и есть её полновластный хозяин.
С появлением в его жизни интернета, перед Даниилом открылись новые возможности покорения мира. Он с головой ринулся поглощать информацию о магии, эзотерике, парапсихологии, нейролингвистическом программировании. Он узнал, что есть сильные способы воздействия на человеческое подсознание, а значит, это отличная возможность управлять людьми не только в своём воображении. Только вот результаты этих попыток пока оставляли желать лучшего: в реале Даниилу практиковаться было не на ком, а в интернете, в частности, на форуме, где он осел, люди почему-то не поддавались его влиянию. Это-то его и вывело из себя, и он, разозлённый, ушёл с форума со скандалом.
Даниил и Олива, как товарищи по несчастью, сошлись быстро и тут же прониклись друг к другу взаимной симпатией. Правда, спустя какое-то время, оба начали друг в друге как-то разочаровываться. Оливу начало подбешивать, что её собеседник постоянно хвастается собой да и вообще разговаривает с каким-то гонором, считает себя пупом земли, а сам ещё, грубо говоря, сопляк зелёный и ничегошеньки в жизни не добился. Даниил же считал Оливу примитивной, и полагал, что над ней ему будет легко проводить свои опыты. Но прекращать общение с ней не торопился: он хотел поиграть с нею, как кошка с мышкой, повертеть ею и так и эдак, насладиться в полной мере своей властью над человеком, своей игрой. К тому же, рассудил он, Олива вполне может ему пригодиться в качестве орудия мести форумчанам, которые не захотели признавать в нём хозяина Вселенной. Он уже не сомневался, что она у него на крючке, и теперь уже вряд ли сорвётся. Однако спустя какое-то время Даниил понял, что Олива не такая уж мягкая и податливая, как показалась ему вначале.
Первый спор у них разгорелся с его записи в блоге. Он писал, что ненавидит этот мир, потому что люди, окружающие его, настолько примитивны и чужды ему, что им никогда не понять его сложную и тонкую натуру. Он не был человеком, писал он, он был – посланником Вселенной. Он писал о том, что он знает всё про всех, и ему тоскливо, скучно и неинтересно со всеми этими людьми – до того они все примитивны и предсказуемы. Он писал, что он страшно одинок в этом мире, и находится в бесплодном поиске такого же, как и он сам – сильного, достойного соперника. Тогда, дескать, и появится смысл его беспросветной жизни среди примитивных и грубых существ…
Олива прочитала это и не преминула ответить тирадой же на его тираду. Ты говоришь, что тебя невозможно понять, писала она, а ты хоть сам-то себя понимаешь? Ты пишешь, что всё про всех знаешь, что ты один такой умный, а все остальные люди дураки?! Поверь, они не дурней тебя, некоторые даже и умнее. Тебе ещё слишком мало лет, чтобы судить о жизни, ты ещё жизни-то не знаешь. Ты думаешь, ты один такой единственный на всём белом свете – ты ошибаешься! Мир не вращается вокруг тебя, запомни это, пожалуйста.
"А знаешь, Олива, я ведь действительно думал, что ты сможешь меня понять, ошибся…" – начинал он свой ответ ей. Горечью и болью отдавал этот его ответ, длинный, как и все его тирады. "Ты ошибаешься, когда сравниваешь меня с другими…" "Себя я понимаю. Не беспокойся" "Ты не знаешь, что нужно было пережить, чтобы прийти к этому…" "А если хочешь знать правду – то всё, что я здесь написал – не более, чем игра, имитация чувств. Ну как? Не правда ди, эффект достигнут?" Оливе стало неприятно. Она не стала ему больше ничего писать. Опять "игра", "имитация",
"маска"… К чему, зачем всё это нужно? Она сначала долго не могла понять, почему ей стал неприятен этот человек. Теперь – поняла. Он был неискренен, он ломался, как дешёвый актёр на провинциальной сцене. Он преследовал какие-то свои непонятные цели, в нём действительно не было ничего человеческого: элементарной доброты, искренности и открытости. Всё, что он делал и говорил, было как-то исподподвыподверта, с затаённой злостью и обидой на весь мир. Ей было жаль его чисто по-человечески, она готова была помочь, поддержать его, но когда он резко сказал-отрубил: "Не вздумай меня жалеть! Подавитесь вы все своей жалостью, она мне не нужна" – её это обидело. Всё, подумала она, пусть дальше как хочет. Пора уже прекращать эти интернетные знакомства, тем более, вон какие психи иной раз попадаются.
Даниил, однако, не считал, что общение их надо прекращать. Наоборот, после этой их размолвки в блоге, интерес его к Оливе, угасший было, начал опять возрастать.
– Прив, – написал он ей как ни в чём не бывало, когда увидел её в мейл-агенте.
– Привет, – нехотя откликнулась Олива.
– Ну и как твоё "ничего"?
– "Ничего" как всегда.
Повисла длинная пауза. Говорить с Сорок вторым Оливе было не о чем. Она уже собиралась отключить агент и выйти из инета, когда он написал:
– А ты мне всё больше нравишься…
– Между строк читать? – съязвила Олива.
– Агумс.
И опять этот глупый ответ – что за малолетки пошли в наше время, раздражённо подумала Олива. Нет, чтоб нормальным языком объясняться – так нет, всё обязательно надо коверкать, всё исподподвыподверта. Все эти дурацкие междометия вперемежку со смайликами типа "хы", "гы", "агумс", "прив", "покПа", которые так любил употреблять сорокдвантеллер, теперь злили её как никогда. Она молча вышла из агента и, накинув ветровку, пошла до магазина.
А вернувшись обратно, и зайдя в агент позже, она обнаружила там от него послание в оффлайн. Точнее, два послания. Первое: "Пропадаю я…" И – через час второе:
"Оливка, ты мне всё-таки нравишься. Мой домашний телефон 24-16-42. Будешь в городе, звони. 42."
6
– Внимание, внимание! Скорый поезд 234 Москва-Архангельск отправляется с третьего пути. Будьте внимательны и осторожны…
Олива нетерпеливо выглянула в окно. Опять какая-то станция, может, Няндома, а может, Коноша. Вроде тронулись. Слава Богу.
По мере того, как поезд ехал, её охватывало беспокойство. Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные станции, стоянки чуть ли не по полчаса! Но вот, наконец, за поворотом открылась огромная водная гладь Северной Двины, за которой в дымке тумана расстилался город.
Олива сошла с поезда на платформу и растерянно оглянулась. Её никто здесь не встречал. Да что там – ни одна живая душа даже и не догадывалась, что она тут, в Архангельске. Вот бы знали…
Она уже давненько помышляла о том, что бы было, если б она приехала сюда. А почему бы и нет, однако? Попутешествовать по разным городам ей довелось ещё с раннего детства, и тут она тоже когда-то была. Ещё не такие расстояния преодолевала. Так почему бы действительно не взять да и не приехать? Интересно было бы повидать тех, с кем переписывалась вслепую, особенно Даниила. Фотографий его Олива не видела, но он ей почему-то не представлялся красавцем. По общению в аське он проявил себя как человек с большими комплексами, и наверняка представляет из себя в лучшем случае какого-нибудь прыщавого дохляка-очкарика.
Однако, несмотря на эти свои предположения, Оливе было бы интересно пообщаться с ним в реале, всё-таки, аська и мейл-агент, как ни крути, а живого общения не заменят. К тому же, с тех пор, как он написал ей, что она ему нравится и оставил в агенте свой телефон, больше в интернете он не появлялся. Сначала она не придала этому особого значения, но спустя какое-то время начала подумывать о Данииле всё чаще и чаще, недоумевая, куда это он вдруг пропал. Потом представила себе, что бы было, если бы она действительно оказалась в Архе и встретилась бы с ним. Мысль эта посещала её всё чаще и чаще, и вот, наконец, собрав в рюкзак свои нехитрые пожитки, Олива отправилась на вокзал. Купив там билет до Архангельска, просто взяла и уехала, никому ничего не сказав. И вот она здесь, стоит одна на платформе, с любопытством озираясь вокруг себя. Постояла-постояла, да и пошла со своим рюкзаком ночевать в гостиницу.
На следующее утро Олива, проснувшись у себя в номере и позавтракав "твиксом", стала думать, что ей теперь предпринять. Телефон Даниила был у неё на руках, оставалось лишь снять телефонную трубку и позвонить. Однако она не спешила этого делать: кто знает, как он отреагирует на её внезапный звонок? Положим, он сам дал ей этот номер, но ведь не общались они уже более двух месяцев, не исключено, что он уже вообще забыл, кто она такая. Да и потом, инет – это одно, а реал – совсем другое. Может статься, что в реале она ему не понравится, и кстати говоря, это абсолютно не исключено.
Кроме Даниила, в Архангельске был ещё один человек, с которым Олива намеревалась встретиться. Это была девушка с того же самого Агтустуда – Маша Целикова, или Мими, как её звали на форуме. Спустя какое-то время после ухода с форума, Олива нашла в интернете её дневник – Живой Журнал. Она обрадовалась, что ещё не все связи с форумчанами потеряны, и не преминула оставить ей там комментарий. Мими откликнулась, и девушки начали общаться.
Вот Мими бы сейчас позвонить не мешало, подумала Олива и, вместо того, чтобы набрать Даниила, набрала номер Мими. Олива без проблем договорилась с ней о встрече, и уже через час ехала в троллейбусе на встречу со своей новой подругой.
Они встретились у памятника Ленину и пошли гулять по городу. Две симпатичные девушки – светлоглазая блондинка Олива и темноглазая брюнетка Мими смотрелись вместе довольно эффектно, и их неоднократно во время прогулки пытались зацепить какие-то парни. Между тем Мими показала Оливе АГТУ, рассказала, кто в каком здании учится, рассказала как ездила в Турцию отдыхать, и, конечно же, девушки не упустили возможности перемыть косточки форумчанам. От Мими же Олива и узнала всю эту историю с Салтыковым на турбазе…
Хотела ли Олива встретиться с Салтыковым? И да, и нет. Конечно, это было бы интересно, но… слишком много воды утекло с тех пор, как они перестали общаться.
Причём перестали-то по его инициативе, а не по её. Поэтому мысль эту, промелькнувшую невзначай, Олива тут же отринула.
Вечером, после прогулки с Мими, Олива всё-таки набралась храбрости и… позвонила Даниилу.
– Привет!
– Привет…
– Ну чё, я в городе до пятнадцатого. Давай завтра встретимся!
– Э… ну ладно…
– Ты чё, не узнал меня?
– Собственно, нет…
– Я Олива.
Засмеялся. Вроде как обрадовался.
– Давай завтра у высотки, в двенадцать, – сказал он.
– Дня?
– Ну не ночи же!
– Ты думаешь, я встану в это время? Давай в два.
– Ну давай в два.
– Значит, завтра у высотки в 14:00, – сказала Олива безапелляционно. Сама даже этому удивилась.
– Договорились. Пока!
– Пока.
Олива повесила трубку и, глядя на себя в зеркало, удовлетворённо улыбнулась. Вот и поговорили. Отлично, всё идёт по плану, подумала она, идя в душ. Ноги гудели от каблуков – Мими затаскала её по городу, а ведь ещё неизвестно, сколько придётся завтра пропахать в этих колодках.
Завернув мокрые волосы в полотенце, Олива села красить ногти. Руки у неё дрожали и лак постоянно смазывался. Какое-то волнение охватило её. По радио Р29 крутили какой-то микс, переделанный из старой, забытой всеми песни – но микс получился офигенный (так Оливе показалось почему-то), хотя она его до этого ни разу не слышала.
Утром Олива проснулась с ощущением неизбежности счастья. Сладко потянувшись, легко спрыгнула с постели и, ступая босиком по мягкому ковру, подошла к окну и распахнула гардины. Яркий солнечный свет хлынул из окна в комнату. В ярко-синем небе парили морские чайки; ветер доносил с Белого моря лёгкую прохладу. Олива сняла с головы полотенце и длинные рыжие волосы её густой волной упали на плечи.
Она с наслаждением потянулась.
– Здравствуй, Солнце!
– Здравствуй, Олива, – ответило ей солнце, сияя в ярко-синем небе.
Она радостно засмеялась и побежала мыться, чистить зубы. Скорей, скорей, надо успеть всё. Сегодня будет клёвый день!!!
Ровно в два она была у высотки. До этого собиралась часа три, снимая и надевая по сто раз одежду, не зная, что выбрать: тёмно-синий сарафан или оранжевый топик.
Ещё сложнее было с причёской: она сначала накрутила волосы щипцами, потом вылила на них полфлакона геля – всё было плохо, всё не то! Пришлось заново мыть голову, сушить и снова завивать. А время между тем не стояло на месте – до двух оставалось меньше часа. Тогда Олива, наскоро стянув сзади волосы заколкой, схватила сумку и побежала к высотному зданию.
Она стояла, облокотившись на бордюр, и ужасно нервничала, теребила волосы, то и дело смотрелась в зеркальце, поправляя макияж. Затем, бросив зеркальце в сумку, пытливо всматривалась в проходивших мимо парней, гадая: он – не он? А ну как он не придёт? Или она ему не понравится? О том, понравится ли он ей сам, Оливе как-то не думалось.
Между тем, от толпы проходивших мимо молодых людей отделился высокий симпатичный парень в джинсовой куртке и присел на бордюр рядом с Оливой. Оглянувшись на неё пару раз, придвинулся поближе.
– Привет! Ты – Оля?
– Да… А ты, должно быть, Даниил?