— А-а, так ты пытаешься обмануть меня, мой мальчик? Нет, не выйдет! — Змей разинул огромную пасть. Казалось, еще немного — и он проглотит корабль. — Сейчас я вас… — Бум! Голова его вдруг плюхнулась в воду и с клекотом ушла вниз. От этого места в разные стороны побежали огромные волны.
   — Ха-ха! — вскричал Улль. — Он уперся в дно! Ха, глупый червь! — Улль встал на ноги и от избытка чувств хлопнул Эрика по спине. — Мы одолели его! — радостно воскликнул он. — Мы победили!
   Но Эрик и не думал смотреть на Улля, а тем более разделять его восторги. Он внимательно следил за Мировым Змеем, который вновь вынырнул, задрал свою башку высоко над поверхностью воды и послал им вслед зеленовато-желтое облако яда, а также огромную, несколько метров в диаметре, струю огня. Но Скидбладнир уже выбрался далеко за пределы района глубоких вод, и здесь страшное оружие Мирового Змея уже не могло настичь их.
   — Никогда больше не появляйтесь здесь! — в бессильной ярости кричал им вдогонку Змей, брызгая пеной. — Если вы когда-нибудь еще попадетесь мне, я буду мучить вас, душить своим ядом, жечь огнем до тех пор, пока вы не пожалеете, что не родились в Царстве мертвых и видели свет солнца!
   Мировой Змей долго еще злобно смотрел на них, потом нырнул и скрылся в морской пучине.
   — Уфф! — перевел дух Улль. — Как же близко он был! Ближе, чем когда-либо!
   — Да уж! — также с облегчением пробормотал Эрик.
   — Зачем ты туда полез?
   — Да я совсем позабыл — заигрался с рулевым веслом, и вот…
   — Обещай мне, что никогда больше не будешь так поступать!
   — Нет-нет, никогда! — серьезно отвечал Эрик, пытаясь придать своему голосу как можно больше убедительности.
   Немного погодя оба с облегчением рассмеялись.
   — Не очень-то это было смешно, — заметил наконец Улль.
   — Да, конечно… Кстати, а тебе хорошо спалось? — лукаво поинтересовался Эрик.
   — Хм, неплохо. Мне снилось, что я попал в бочку с медом и перекатываюсь в ней из стороны в сторону. Меня даже чуть было не укачало.
   — Интересно, с чего бы это? — усмехнулся мальчик.

Глава 18

   Наконец мореплаватели пристали к острову. Пока они пришвартовывали Скидбладнир, на опушке леса показался высокий рыжебородый человек. Это был Тор.
   — Эрик, сын человека! — пророкотал он своим громовым басом. — Ну, знаешь ли, это тебе не твое личное маленькое озерцо, по которому ты можешь преспокойно плавать, где придется. Это Мировой Океан, и он вовсе не так безопасен, как ты, может быть, думаешь!
   Видно было, что Тор сердит не на шутку. Эрик опустил глаза.
   — Мы тут не с мышами и не с воробьями имеем дело. Теперь-то ты понимаешь, насколько все серьезно?!
   Эрик молча кивнул.
   — Обещай, что это больше никогда не повторится!
   — Да, конечно, — пробормотал Эрик, — но каким образом тебе удалось увидеть, что здесь происходит?
   — Это не я, а Один со своего Хлидскьяльва. Хорошо, что пока еще он может видеть на таком расстоянии. Я тотчас же примчался сюда и, если бы увидел, что с вами что-то неладно, сразу бы пустил в ход свой Мьелльнир. К счастью, этого не потребовалось.
   — Да, — подтвердил Улль. — Когда по-настоящему дошло до дела, Эрик показал себя молодцом.
   — Я видел, — сказал Тор и вздохнул. — Ну да ладно, хватит об этом. Пойдем! — обернулся он к Эрику. — Я тебе кое-что покажу. — С этими словами он повел мальчика в глубь острова.
   Выйдя на большую поляну, земля на которой носила следы огня, они остановились. Больше всего это место было похоже на выжженное поле боя.
   — Вот здесь мы связали волка Фенрира, — сказал Тор. — Видишь, как сильно выгорела земля? Тут больше уже никогда ничего не вырастет. Вот как неистов был гнев Фенрира, когда он обнаружил, что лишился свободы. — Тор топнул ногой по черной пыльной земле. — Дети Локи — олицетворение смерти, насилия, злобы и ненависти. Противостоять их мощи очень нелегко, но это необходимо, и мы обязательно справимся! За этим-то мы и нужны здесь. А если все же эти силы тьмы вырвутся на свободу, то разразится Рагнарок, и тогда его уже ничем не остановишь. Вот против чего ты должен бороться всегда, повторяю, всегда, и даже быть готовым пожертвовать собой, если это потребуется!
   — Ну ладно тебе, хватит! — перебил его Улль. — Я проголодался. Может, лучше поедим?
   — Идет, — сказал Тор, снова спускаясь с небес на землю. — Не возражаю. Вот только на охоту идти что-то не хочется, так что давайте-ка лучше зарежем козлов.
   Тор повел их к тому месту, где оставил свою колесницу, и, пока Улль разводил костер, зарезал своих козлов.
   При виде брызнувшей крови Эрик вздрогнул.
   — Ты… зачем ты это делаешь?! — попытался было остановить он Тора.
   На лице его ясно читался ужас. Искоса взглянув на мальчика. Тор ухмыльнулся:
   — В чем дело? Ты что, не выносишь вида крови?
   — Да нет, но ты же зарезал своих козлов. Теперь тебе не на чем будет ездить!
   — Ничего подобного, — улыбнулся Тор. — Не переживай, они к этому уже привыкли. Отправляясь в путь, всегда следует иметь с собою кое-что на черный день.
   — Но как же так?
   — А вот сам увидишь! Когда нужно будет ехать, мы просто-напросто соберем все их кости и положим в шкуры. Потом я взмахну над ними Мьелльниром, и они снова будут живые и здоровые как ни в чем ее бывало.
   — Хм, — хмыкнул Эрик. Еще несколько недель назад он в ответ на подобное заявление недоверчиво рассмеялся бы — что за чепуха! Теперь он стал умнее.
   Тор быстро освежевал козлов, и вскоре они уже варились в большом котле над весело потрескивающим костром.
   — Лишь однажды с ними едва не вышло беды, — сказал Тор, укладываясь на траву. Эрик, примостившись рядом, приготовился слушать эту его историю.
   Улль тем временем уже успел заснуть, не выпуская изо рта длинной соломинки. Как обычно, он оглушительно храпел, и Тор, прежде чем приступить к рассказу, тихонько подкрался к нему и перевернул на бок. Храп стал несколько тише.
   Уладив это, Тор приступил к рассказу:
   — Однажды мы с Локи отправились к королю великанов Утгарда-Локи. По дороге мы остановились на ночлег у одного крестьянина. На ужин, как всегда, зарезали моих козлов.
   У крестьянина этого было двое детей, ты их знаешь — с одним из них по крайней мере даже встречался. Это были Тьяльви и Ресква. Они также получили свою долю мяса. Поев, все мы бросили козлиные кости на шкуры — все, кроме, разумеется, Тьяльви. Он всегда все делает наперекор. Он взял нож и расщепил им бедренную кость, чтобы достать мозг, хотя я специально просил всех не повредить кости.
   Однако Тьяльви, тайно, все же проделал это. На следующее утро, когда мы собрались в путь, я обратил внимание, что один из козлов хромает. Разумеется, я жутко разозлился, кричал, ругался, размахивал Мьелльниром. Эгиль — так звали крестьянина — побледнел от страха и залез под скамью. Он жалобно плакал и просил пощады, обещая отдать мне что угодно из того, чем владеет.
   Поначалу я думал, что здесь не обошлось без проделок Локи, но потом Тьяльви признался, что во всем виноват он один — это он расщепил одну из костей. Тогда мы договорились с Эгилем, что в качестве выкупа за причиненный мне ущерб я возьму с собой Тьяльви и его сестру. На том мы и порешили.
   — А что было с Эгилем и его женой?
   — Они отделались испугом, а потом нарожали еще кучу детей взамен тех двоих, что я увез. Сейчас мы с ними лучшие друзья, и Тьяльви с Ресквой часто их навещают. Тьяльви, вероятно, и сейчас у них — что-то его уже несколько недель нигде не видно.
   Эрик неуверенно кивнул. Ему очень хотелось бы, чтобы Тор оказался прав, однако дурные предчувствия не покидали его.
   Тор поднялся на ноги, подошел к своей колеснице и достал из нее кожаный мех для вина. Сшитый из кожи целой свиньи, он был полон душистого меда.
   — Хочешь попробовать? — спросил, подмигнув, Тор. Эрик кивнул, и ас протянул ему рог, до краев наполненный медом. — Пей-пей, это полезно! — улыбнувшись, сказал он.
   Эрик отхлебнул сладкий крепкий напиток. Он оказался удивительно приятным на вкус и отдавал пряностями. Действие меда сказалось моментально.
   Никогда еще Эрик не пил так много. Голова его вдруг отяжелела, а когда он встал, то почувствовал, что с трудом может сохранять равновесие.
   Тор ухмыльнулся. Эрику все это тоже показалось чрезвычайно смешным. Лицо Тора в его глазах вдруг сделалось каким-то странным, громкое бульканье воды в котле, слышавшееся до сих пор, становилось все тише, тише…
   Эрик ничего не мог с собой поделать: губы его растянулись чуть ли не до ушей, так что получилась даже не улыбка, а какая-то гримаса. В тот же миг он как бы со стороны услышал собственный смех.
   Мальчик хотел было присесть на траву, но тут его качнуло, и он повалился навзничь. Вставать не хотелось, и он остался лежать, продолжая потихоньку хихикать. В ушах звучал хохот Тора, такой гулкий и раскатистый, как будто он раздавался из какого-то огромного пустого зала. Постепенно он, как бы удаляясь, звучал все глуше…
   Эрик забылся тяжелым сном, полным причудливых грез.
   — Ну ладно! — сказал Тор несколько часов спустя. — Хватит! — Он решительно потряс мальчика за плечо и разбудил. — Нам пора собираться домой, скоро уже стемнеет.
   Открыв глаза, Эрик бессмысленно уставился в склонившееся над ним старое рыжебородое лицо.
   — Да-да, — невнятно пробормотал он и сел. — Сейчас иду.
   — Ну, как спалось? — поинтересовался Тор.
   Эрик со вздохом кивнул и слегка покраснел, глаза его блестели — во сне он видел Труд.
   — Хорошо, что здесь нет Труд, а то она, пожалуй, еще и не так бы вспыхнула. Кстати, а козлятину-то ты так и проспал — все уже съедено!
   Эрик снова вздохнул: он был сконфужен. Похоже, ни от кого из обитателей Асгарда невозможно скрыть свои мысли.
   Тор рассмеялся.
   — Не обращай внимания, — сказал он. — Просто постарайся ни о ком не думать ничего дурного. Пойдем, посмотришь, как я буду творить чудеса!
   Эрик последовал за ним к тому месту, где лежали шкуры козлов. На каждой из них горкой были сложены белые, дочиста обглоданные кости. Тор вынул Мьелльнир и медленно провел им над шкурами, произнеся при этом какие-то странные, непонятные слова.
   В тот же момент шкуры ожили. Кости пришли в движение и стали сами по себе раскладываться по местам. Углы шкур вокруг них свернулись и срослись. Потом шкуры расправились, ноги козлов вытянулись. Черепа спрятались под кожей голов, рога, а затем и уши с хвостами заняли свои привычные места. Козлы стояли теперь как ни в чем не бывало и даже негромко блеяли, оглядываясь на хозяина, как будто говоря ему; «Эй, приятель, мы уже готовы!»
   — Вот так-то, — весело сказал Тор. — Теперь они снова могут отправляться в путь. — И, похлопав своих скакунов по спинам, он начал запрягать их в колесницу.

Глава 19

   Дни шли за днями, и Эрик уже начал тяготиться своим пребыванием у Улля. Ежедневные упражнения стали казаться ему неприятной рутиной, игры надоели, радовался он все реже и реже. Мальчику хотелось вернуться в Асгард и пожить тамошней жизнью. Правда, он почти совсем не знал ее, но тем не менее она казалась ему куда полнее и интереснее его нынешней. Он также соскучился по Труд, хотя и избегал заговаривать об этом с Уллем.
   — Фрейр однажды тоже был точно в таком же состоянии, как ты сейчас, — заметил Улль как-то вечером, когда они сидели в горнице его усадьбы, у огня, только что сытно поужинав жарким из лося.
   — О чем это ты? — удивился Эрик, не понимая, куда клонит Улль.
   — Это было, когда Фрейр увидел Герд и влюбился в нее. Ну, теперь понимаешь?
   — Не совсем, — отвечал Эрик, сделав вид, что данная тема ему вовсе не интересна.
   Улль не обратил на его слова никакого внимания. Он сидел, пристально глядя на языки пламени, лижущие толстые дубовые поленья, которые Эрик только что подбросил в огонь. Мысли его, по-видимому, были устремлены в прошлое Асгарда. Он продолжал:
   — Однажды Фрейр тайком пробрался на трон Одина, Хлидскьяльв. Ему хотелось узнать, какие чувства испытываешь, глядя свысока на весь мир. Один в то время как раз отсутствовал — это была одна из его неудачных попыток соблазнить Ринд, — так что почти вся Вальгалла находилась, считай, в полном распоряжении Фрейра.
   Сидеть на троне, видя все вокруг, ему очень понравилось. Действительно, он видел все — от Земли до края Мирового Океана, от вершины Иггдрасиля до его корней. Заглянул он и в глубь Царства мертвых, а также в самое сердце Ётунхейма — страны великанов.
   Там в большой красивой усадьбе стоял дом великана Гюмира. Поначалу, правда, Фрейр не обратил на него особого внимания. Но тут он вдруг заметил перед домом какую-то деву. Когда она подняла руки и стала отпирать двери, то вдруг озарилась вся ярким сиянием, и сияние разлилось по горам и долинам. Фрейру показалось, что никогда еще он не встречал никого милее и прекраснее этой девы!
   Может, это было своего рода наказание ему за то, что он занял трон Одина. Как бы там ни было, он сразу же покинул Вальгаллу и побрел к себе домой, сгорбившись от охватившего его неистового желания обладать этой женщиной.
   Придя домой, он ни с кем не обмолвился и словом. Лицо его искажала душевная мука, он был как взбесившийся бык, много дней и ночей не пил, не ел и не спал. Все домашние ходили вокруг него на цыпочках, и никто не дерзнул заговорить с ним.
   Ньерд, его отец, не мог понять, что произошло с сыном — он боялся, не заболел ли тот. Позвал он к себе Скирнира, слугу Фрейра, и спросил, не знает ли он, что случилось с Фрейром, почему он гневается по малейшему поводу. Скирнир ничего не мог ему сказать, и Ньерд — весьма обеспокоенный — велел ему пойти к Фрейру и спросить его самого.
   Скирнир подчинился с неохотой, ибо опасался трепки со стороны хозяина. Тем не менее он обещал Ньерду сделать все, что будет в его силах.
   Собравшись с духом, он отправился к Фрейру, и тот неожиданно, вместо того чтобы отругать слугу, рассказал ему о своей великой любви к юной деве из рода великанов, которую видел всего лишь раз, сидя на Хлидскьяльве, и которой, по-видимому, ему уже больше не видеть вовек.
   Рекой хлынули из уст Фрейра слова о его тоске и печали, и под конец он велел Скирниру скакать к дому юной девы и попытаться уговорить ее приехать сюда, в Асгард.
   Скирнир долго не соглашался, поскольку не надеялся вернуться живым из этой поездки. Но в конце концов Фрейру все же удалось его уговорить. Он позволил Скирниру взять своего коня, который не боялся ни огня, ни колдовских чар великанов, а также пообещал, что, когда тот вернется, он отдаст ему свой меч-самосек, способный в руках умного человека разрубить все, к чему ни прикоснется.
   Скирнир отправился в путь. Опасаясь за свою жизнь, ехал он лишь по ночам, и наконец добрался до усадьбы Гюмира. На холме перед усадьбой стоял грозный страж, а у входа была привязана свора злобных псов, так что никто не мог проникнуть внутрь незамеченным. Псы учуяли Скирнира и подняли лай. Пришлось ему открыто объявить о своем прибытии. Подъехав к стражу, он спросил, каким образом он мог бы поговорить с девушкой.
   — Если ты собираешься сделать это, то считай себя уже мертвым, ибо живым тебе к ней не пройти. Никому не разрешено говорить с дочерью Гюмира!»
   — отвечал ему страж.
   Герд тем временем, слыша собачий лай и стук копыт коня Скирнира, позвала служанку и спросила, что происходит. Служанка отвечал, что у ворот стоит какой-то незнакомец, а рядом пасется его конь. Герд велела привести Скирнира. Усадив его в горнице и напоив медом, она подождала, пока тревога в доме улеглась, и стала расспрашивать гостя, кто он такой и зачем прибыл.
   Скирнир объяснил, что послал его к ней Фрейр, который, раз увидев ее, тотчас же безумно влюбился. «Если ты согласишься стать женой Фрейра, — сказал он, — он обещает подарить тебе блюдо с золотыми яблоками, а также Драупнир — золотое кольцо, из которого каждый девятый день капает но восемь таких же колец».
   С его стороны было, конечно же, неразумно обещать драгоценное кольцо Одина великанше, и сделал это, лишь зная, что Один в то время находился в отъезде. Как бы там ни было, но Герд, к удивлению Скирнира, отказалась! Золото ее не прельщало — у нее и своего было достаточно.
   Тогда Скирннр пригрозил ей. Но и это не помогло — хуже того, она рассердилась и заявила, что ни угрозы, ни подарки никогда не заставят ее, великаншу, стать женой аса. Она велела Скирниру побыстрее убираться восвояси, ибо скоро должен был вернуться ее отец, и тогда ему ни поздоровится.
   Но Скирнир не унимался — он решил прибегнуть к самому сильному средству, которое приберегал напоследок. Поднявшись, он сурово и торжественно произнес: «Женщина, тебе известны мощь и могущество асов, и, если ты не смиришься, тебя ждут великие несчастья. Кроме всего прочего, — продолжал он, — ты будешь жить в том месте, где нет мужчин, нет любви, где вокруг себя ты будешь видеть самые ужасные и безобразные вещи. Пища твоя будет гадкой на вкус, окружать тебя будут отвратительнейшие из всех живущих тварей. В мрачном безумии, среди диких воплей и вечного плача будешь влачить ты свои дни. Увядшая и иссохшая, как осенний бурьян, будешь корчиться ты в муках, ниспосланных тебе в наказание за твое глупое упрямство». В довершение всего Скирнир поклялся, что все асы наложат на нее самые страшные из известных им заклятий.
   И Герд сдалась. Против таких угроз она была не в силах устоять и пообещала встретиться с Фрейром через девять дней в небольшом лесочке, зовущемся Баррей. Скирнир, очень довольный, отправился в обратный путь. Фрейр, сгорая от нетерпения, встречал его у ворот своей усадьбы. Не успел Скирнир сойти с коня, как Фрейр засыпал его вопросами.
   Слуга поведал Фрейру, как в конце концов ему удалось уговорить Герд. Но, услышав его рассказ, Фрейр, против ожиданий, не обрадовался, а, наоборот, опечалился. «Только через девять дней! — горестно вздохнул он. — Нет, мне не вынести этого! Один день — уже долгий срок, два — еще длиннее, а три — это уже целая вечность! Я не могу ждать так долго!»
   Но конечно же, он смог, — усмехнулся Улль, — и в результате увез красавицу жену к себе в Альвхейм в Асгарде. С тех пор они неразлучны. У них родился сын, которого назвали Фьельнир. Он сейчас повсюду таскается с этой девчонкой, Ресквой. Ты, должно быть, уже слышал об этом?
   Эрик со вздохом кивнул.
   В этот момент в дверях показалась Труд.
   — О чем это ты вы тут болтаете? — спросила она, бросив на Эрика испытующий взгляд.
   — Да так, ни о чем, — ответил Улль.
   — Но я же вижу! — не унималась Труд. — Почему вы не хотите мне сказать?
   — Это не для девичьих ушей! — продолжал поддразнивать ее Улль, насмешливо улыбаясь.
   — Ну и глупые же вы! — вспылила Труд и сердито села на скамью, однако вскоре оттаяла и подсела к Эрику. — Посмотри, что я тут тебе принесла! — воскликнула она и положила ему на колени какой-то плоский продолговатый предмет, завернутый в шкуры.
   — Это мне? — удивился Эрик. — А что это такое?
   — То, что может тебе весьма пригодиться. Разверни и посмотри!
   Эрик взял сверток в руки. Внутри было что-то длинное и твердое. Он вопросительно взглянул на Улля.
   — Но мне как будто ничего не нужно.
   — А ты все же посмотри. — Труд, казалось, с не меньшим нетерпением ждала реакции Эрика, чем сам он стремился узнать, что же находится в этом загадочном свертке.
   Наконец мальчик развернул шкуры и вынул из свертка кинжал. По размерам он ничем не отличался от обычного спайдерского ножа, однако был гораздо красивее. Роговую рукоять украшали резные рисунки, изображающие мужчину и женщину, держащих друг друга в объятиях. Она ложилась в руку как влитая, будто неизвестный мастер делал ее точно по мерке. Ножны были костяные и также испещрены всевозможными фигурками и загадочными знаками.
   — Что здесь написано? — спросил Эрик.
   Труд протянула нож Уллю, и тот прочел:
   — «Муддур, сделано братьями Брисингами».
   — Что это значит? — не понял Эрик.
   — Муддур — это клинок, точнее, его имя. А изготовили его для тебя братья Брисинги.
   — Это что же, тот самый клинок, над которым они трудились, когда мы были у них?
   Труд кивнула.
   — Тор очень рассердился, когда узнал, что мы у них побывали. Клинок должен бы быть для тебя сюрпризом.
   — Вот как, — сказал Эрик. Он снова взял в руки кинжал и вынул его из ножен. Гладкая сталь блеснула в отсветах костра. Эрик потрогал лезвие. — Острое, — заметил он.
   — Еще бы! — воскликнула Труд.
   Эрик пошарил возле камина и поднял с пола несколько лучин для растопки. Выбрав одну из них, он осторожно попробовал перерезать ее — нож прошел сквозь дерево как сквозь масло. «Не может быть, наверное, палка попалась гнилая!» — решил мальчик.
   — Попробуй-ка эту, — сказала Труд, подавая ему толстую дубовую колоду.
   Не успел Эрик коснуться ножом поверхности дерева, как колода тут же развалилась надвое! Мальчик, не веря собственным глазам, недоуменно уставился на нож.
   — Так что будь поосторожнее с пальцами, — смеясь, посоветовал Улль.
   — Это вовсе ни к чему, — заметила Труд. — Чары Муддура таковы, что он никогда не может порезать своего хозяина.
   — Ты так считаешь? — скептически хмыкнул Эрик.
   — А ты сам попробуй!
   Мальчик осторожно провел ножом по руке. Теперь лезвие казалось закругленным и тупым, и, чем сильнее Эрик нажимал Муддуром, тем сильнее он затуплялся. Им невозможно было даже поцарапаться.
   — Ну-ка, попытайся уколоться!
   Эрик ткнул острием ножа себе в руку. Поначалу он чувствовал острие, но чем сильнее давил, тем больше оно округлялось и притуплялось. В общем, с ним происходило то же, что и с лезвием. Мальчику не удалось даже уколоться.
   Глаза Эрика засверкали.
   — И что, можно быть уверенным, что нож всегда будет вести себя так же?
   — спросил он.
   — Да, но лишь тогда, когда он будет в твоих руках. Он сделан для тебя, и только для тебя. Однако у него есть еще и другие свойства. Чем старше и сильнее ты будешь становиться, тем тяжелее и длиннее будет делаться клинок. Кроме того, как я уже сказала, ты сможешь рассекать им все, что только захочешь.
   — Не может быть, это невероятно! — воскликнул Эрик.
   — Нет, может — так сказали сделавшие его мастера.
   — О таком оружии можно лишь мечтать! — восхищенно вздохнул Эрик. — Он почти такой же, как тот меч, что Фрейр дал Скирниру.
   — Он лучше, гораздо лучше и способен на большее, ибо в нем заключены куда большие чары. Братья Брисинги сказали, что если дела в Асгарде не пойдут на лад, то это будет последним из того, что они сделали. Они вложили в Муддур всю ту силу, которой обладали, поскольку от этого зависит также и их жизнь!
   — Как так?
   — Если Асгард погибнет, то и они погибнут вместе с ним. Это оружие будет служить тебе в твоем путешествии.
   — Какая же еще сила заключена в нем, кроме той, о которой ты уже рассказала?
   — Муддур может увеличиваться в размерах в зависимости от того, с каким врагом ты будешь иметь дело. «Чем серьезней противник, тем тверже и острее клинок», — сказали четверо братьев.
   Эрик поочередно посмотрел в глаза Труд и Уллю. Неужели же ему и вправду придется использовать клинок? Во взгляде его промелькнул страх.
   — Все будет в порядке, — успокоил его Улль. — Когда ты отправишься в путь, никто не будет знать, что у тебя есть такой клинок. Тем более никто не 6удет знать, на что он способен. О существовании его неизвестно в Ётунхейме, пока неизвестно…
   Эрик почувствовал, что ладони его стали вдруг влажными, он тяжело вздохнул.
   Улль поднялся и вышел из комнаты. Некоторое время спустя он вернулся, неся в руках какой-то пояс и пару луков.
   — Я тоже хочу кое-что тебе подарить, — сказал он. — Этот пояс некогда принадлежал Бальдру. Серебряная пряжка принесет тебе удачу.
   Как видишь, она сделана в форме волчьей головы. Луки тоже пригодятся. Скоро ты будешь стрелять так же метко, как и я, и сможешь позаботиться о том, чтобы добывать себе пропитание в Ётунхейме.
   — А почему их два?
   — Если один вдруг сломается и нет времени мастерить новый, полезно иметь другой про запас. А вот и стрелы к ним — это лучшие из всех, что у меня есть.
   — Спасибо, — пробормотал Эрик, но весь его вид говорил о том, особой радости он вовсе не испытывал.

Глава 20

   — Этот нож — знак того, что скоро уже тебе надо будет отправляться в путь, — сказал Улль.
   Эрик посмотрел на Труд. Глаза девочки блестели. Разумеется, Эрику очень хотелось бы, чтобы она или Улль сопровождали его. Каково будет ему одному в этом странном, загадочном мире, а тем более в Ётунхейме, который представлялся мальчику своего рода преддверием ада, где может случиться все, что угодно? Как сможет он в одиночку противостоять страшным, отвратительным великанам со всеми их колдовскими чарами?
   Улль прервал его размышления.
   — Я успел полюбить тебя, — сказал он, — и буду очень скучать, когда ты уедешь.
   Эрик промолчал. Он сидел, уронив руки на колени, И рассеянно поигрывал своим новым ножом. Что тут говорить? Он чувствовал на себе взгляды обоих собеседников. Взяв нож за ручку, он опустил его острием к полу и разжал пальцы, желая посмотреть, как он вонзится в половицу.
   Тяжелый нож, свистнув, рассек воздух, с треском пробил дерево и скрылся в образовавшейся дыре.