Онищенко Алексей. Сплошное свинство

   — «Кавалер», — прочитал невзрачную табличку Свин. — «Костюмы, галстуки, аксессуары для мужчин»… Идем посмотрим. На безрыбье и «Красная Большевичка»— «Хьюго Босс».
   Мы подошли к магазину и выяснили, что он еще закрыт. Часы показывали без четверти десять. Понятно. В провинции открываться в восемь утра не имеет смысла. Мы присели на скамейку неподалеку, так чтобы видеть вход в магазин, и предались невеселым размышлениям.
   До Приморска нам удалось добраться на машинах МЧС. Сначала возникла идея тормознуть попутку, но выяснилось, что все наши деньги сгорели, а кредитки оплавились. Мой «глок» остался лежать на дне моря. От ноутбука остался только шнур для подзарядки. Поэтому пришлось дожидаться вместе со всеми спасенными пассажирами воя мигалок. Нас хотели поместить в реанимацию, но мы со Свином тихонечко слиняли, едва машина притормозила возле здания областной больницы. Сделать это оказалось довольно легко: несмотря на обилие постоянно переговаривающихся по рации людей в погонах, слаженность действий между ними отсутствовала, порядка не наблюдалось вовсе, и нашему побегу никто не препятствовал.
   Больница находилась в самом центре Приморска. Мы вышли на городской бульвар практически сразу — не пришлось тратиться даже на троллейбус.
   Ассортимент имевшихся на местном Родео-драйв магазинов нас не порадовал. Вещей ведь совсем не осталось. Какие там чемоданы, если на воздух взлетели тонны металла… Но магазин с мужской одеждой обнаружился всего один. Ладно, главное — кресты сохранились. У меня — на шее. У Свина — крепко впаянный в ухо в темной пластиковой капсуле, наподобие пирсинга…
   Итак, мы хотели только одного — одеться. Без денег сделать это, правда, было сложно, но у меня имелись кое-какие идеи на сей счет.
   Магазин открылся ровно в десять. Зайдя внутрь, я снова испытал приступ дежа вю. Пахло сукном и нафталином. Вдоль стен висели однообразно-плохие костюмы серых и темных расцветок. Под стеклом прилавка красовались целлофановые упаковки с голубыми сорочками и десяток галстуков с блеклым рисунком. Нет, мне тридцать лет или всего лишь десять? Последний раз такую скуку я лицезрел в третьем классе, когда ездил с отцом на каникулы к бабушке и мы зашли в районный универмаг…
   Распоряжался данным «великолепием» молодой человек лет двадцати пяти с редкими усиками и мелкими чертами лица. Остатки моей одежды он оглядел скептически, но без презрения.
   — Здравствуйте, чем могу помочь?
   — Видите ли, — прокашлялся я, — мы попали в катастрофу…
   — Мы — это вы и ваша свинья? — поднял бровь продавец.
   — Да, я всегда беру его с собой, поэтому привык говорить во множественном числе…
   — Я знаю про катастрофу, — сообщил молодой человек. — Она произошла на Узловой станции, верно?
   — Да.
   — По радио передавали, что сошел с рельсов состав с горючим…
   — И не один, — кивнул я.
   — Еще передавали, что жертв мало, пять или шесть человек…
   — Вранье, как обычно…
   — Понимаю, — кивнул продавец, — извините, что спрашиваю. Вам, наверное, больно говорить. Но по радио редко услышишь правду. А по телевизору и вовсе покажут только обломки поезда, а потом будут мусолить рожи членов правительственной комиссии, которая, как всегда, протянет с выводами о причинах катастрофы до тех пор, пока о ней не забудут… Выбирайте, что вам нравится.
   Я прошелся вдоль вешалок. Костюмы были одинаково отвратительные. Я выбрал себе темную тройку, в едва заметную пунктирную полосочку. С пивом пойдет, а жилет можно отдать Свину, если на него налезет, разумеется.
   — Давайте я помогу вам примерить, — участливо поклонился продавец.
   — Сначала надо обсудить одну деталь, — сказал я, положив костюм на прилавок.
   Молодой человек изобразил на лице искреннюю заинтересованность.
   — Дело в том, — начал я, — что мы попали в катастрофу, и у нас сгорели все деньги.
   — Мне очень жаль, — нахмурился молодой человек. — Может, вам стоит обратиться в штаб по ликвидации последствий катастрофы? Я не знаю, как его найти, но они всегда создают штаб.
   — Возможно, — согласился я. — Но не хочется пугать женщин на улице, пока этот штаб будет создаваться. Вы меня понимаете?
   Оказалось, что молодой человек понимал.
   — Предлагаю сделку, — провозгласил я, стараясь, чтобы голос не звучал слишком пафосно. — Я не в состоянии заплатить, но могу обменять.
   — Костюм на свинью? — усмехнулся продавец.
   — Нет, что вы… Свинья бесценна. Объект мены более прозаичен.
   С этими словами я снял с запястья свои часы и положил на прилавок. Последовала пауза.
   — Что это? — нарушил молчание продавец.
   — Часы «Патэк Филипп». Одна из последних моделей. Очень популярна сейчас во всем мире.
   — Неужели? — скривился продавец.
   — Посмотрите любой глянцевый журнал за последние полгода. Их реклама идет на первых страницах. Обычно — рядом с оглавлением.
   — Я не читаю глянцевых журналов, — сказал молодой человек и замолчал.
   Еще один сюрприз. Мне всегда казалось, что только в провинции эти глянцевые журналы и читают. Люди ведь особенно остро интересуются тем, чего у них нет и быть не может, не в этой жизни, во всяком случае.
   — Ну, ваша девушка наверняка читает. Или знакомые, — попытался импровизировать я.
   — Моя девушка читает серьезную литературу, — отрезал молодой человек.
   Я озадаченно посмотрел на Свина, ища поддержки. Он пожал плечами в ответ.
   — Ладно, оставим лирику. Просто посмотрите на часы. Позолоченный корпус, ремешок из натуральной кожи высочайшей выделки. Водонепроницаемые и противоударные — я имел возможность убедиться в этом всего несколько часов назад. Турбийон, лунный календарь… В любом случае, они стоят больше, чем костюм, который я хочу купить. Вам не надо быть профессионалом, чтобы определить это.
   — И сколько же они стоят? — спросил продавец.
   Я замялся, раздумывая, стоит ли называть собеседнику реальную цену. Пожалуй, это лишнее. У парня все равно нет таких денег.
   — В Москве, на Тверской, за них просят пять тысяч. Долларов, разумеется….
   — На Тверской еще и часами торгуют? — удивился парень. — Я думал, там одни проститутки.
   — Там еще Дума и много дорогих магазинов, — пояснил я. — В некоторых из них продают эксклюзивные хронометры.
   Продавец взял мой «Патэк Филипп» в руки и недоверчиво повертел его перед глазами. Словно змею рассматривал.
   — Значит, эти часы стоят пять тысяч долларов?
   — И ни цента меньше, — улыбнулся я.
   — Странно.
   — Что странно?
   — У нас в Приморске квартиру можно купить за пять тысяч долларов. Не ахти какую, но все же… А вы вот так запросто носите целую квартиру на запястье…
   Я улыбнулся, рассчитывая, что наживка проглочена.
   — Вот видите. Сделка выгодная во всех отношениях.
   — И вам не жалко? — внимательно посмотрел на меня парень. — Костюм стоит полторы тысячи рублей, а вы отдаете часы, которые стоят пять тысяч долларов….
   — Мой дед в свое время выменял золотые часы брегет с боем на буханку хлеба. Это, правда, было давно, во время войны. Но иногда обстоятельства не оставляют выбора.
   — Выбор всегда есть! — сказал продавец и швырнул часы на прилавок. — Возьмите свой хронометр!
   — Что?! — не поверил своим ушам я.
   Лицо парня налилось кровью. Он весь напрягся, пальцы сжались в кулаки.
   — Вы думаете, что все можно купить, да? Пришли тут с дорогой цацкой, которая стоит столько, сколько приличные люди зарабатывают за несколько лет, и демонстрируете, какой вы крутой?
   — Послушай, брат, — поднялись вверх руки. — Я ничего не демонстрирую. Просто я попал в беду. И мне нужна помощь. Я пытаюсь найти выход из ситуации. Я нормальный человек, как и ты.
   — Нет уж! — взвизгнул продавец. — Нормальные люди не носят часы за пять тысяч долларов!
   — Хорошо, хорошо, остынь, — сказал я, надевая злосчастный «Патэк» на запястье.
   Парень сложил руки на груди и процедил сквозь зубы:
   — Советую все-таки обратиться в штаб по ликвидации последствий катастрофы. Там вам выдадут денег на дорогу и оденут. Не в то шмотье, которое вы привыкли покупать на своей Тверской, но с холода не умрете. Может, и накормят еще.
   — Спасибо, ты очень добр, — сказал я и посмотрел на Свина.
   Мой офицер понуро поплелся на выход….
   В кармане плаща завалялись несколько мелких купюр. Они уже почти высохли, рисунок на гербовой бумаге снова принял прежние, не размытые очертания. Я купил пакетик фисташек Свину и пачку «Честерфилда» для себя в ржавом киоске. Мы уселись на скамейку под совсем уже облетевшими липами.
   — Снова решил начать курить? — спросил Свин, наблюдая, как я закуриваю сигарету.
   — Да.
   — Не пожалеешь?
   — Может, и пожалею. Но сдается мне, у нас будут еще более огорчительные для души темы.
   — Согласен, — сказал. Свин, сплевывая скорлупу на землю. — Как-то все очень хреново складывается.
   — Скажи, что ты думаешь о продавце в магазине одежды? Он отказался от пяти тысяч долларов… Даже если допустить, что я пытался наколоть его и всучить подделку, он все равно мог продать часы гораздо дороже, чем стоил костюм! У парня явно проблемы с головой.
   — Проблемы есть, — признал Свин, — но не совсем такие, как ты думаешь. Он — верующий.
   — Коммунист? — не понял я. — Презирает богатых сволочей, разграбивших страну, и потому не упустил единственной возможности отомстить?
   — Нет, он не коммунист, — покачал головой Свин. — И деньги он не презирает. Ты же знаешь: те, кто громче всех кричат о своем безразличии к материальным благам, в конечном счете оказываются готовыми на все ради этих самых благ. Будь парень коммунистом — твой «Патэк Филипп» уже давно красовался бы у него на запястье.
   — Так в чем же дело?
   Свин вздохнул и посмотрел на небо, тщательно пережевывая при этом очередную порцию фисташек.
   — Видишь ли, он верит в то, что люди должны страдать. Что счастье не может быть тихим и безоблачным с часами за пять тысяч долларов и одеждой из бутиков.
   — Но во что он верит? — не понял я.
   — Парень верит в страдание как в единственно достойную и осмысленную форму жизни на земле, — повторил Свин. — Поэтому, когда ты пришел в разодранной одежде и представился жертвой катастрофы, он отнесся к тебе благожелательно. Я даже думаю, он дал бы тебе кредит, не предложи ты часы. Но часы все изменили. Он понял, что твое страдание временно и скоро пройдет. Ты оденешься в новый костюм и уедешь в свою Москву.
   — И перестану страдать?
   — Именно. А этого парень допустить не мог. Поэтому дал тебе возможность еще помучиться. Самое смешное, что руководствовался он самыми благими побуждениями. Я смотрел его ауру — никаких следов агрессии.
   — Он думает, что чем больше я буду страдать, тем достойнее я стану?
   — Совершенно верно. Счастье может быть только со слезами на кухне и в трудовом поту. Никаких Санта-Барбар. Кстати, его девушка действительно игнорирует глянцевые журналы.
   — С ума сойти…
   — Можно, — кивнул Свин. — Но самое плохое в другом: я внимательно смотрел в его душу и понял, что он не один.
   — У нас почти вся страна такая…
   — Я не в глобальных масштабах. Очень многие в Приморске мыслят подобным образом. Я пока не могу понять, в чем тут загвоздка, но это очень опасно и как-то связано с Блуждающим Сгустком.
   — Спасибо, утешил…
   — Ладно, — искусственно бодро хрюкнул Свин, — хватит предаваться унынию. Нам надо решить две проблемы. Во-первых, где мы раздобудем деньги? И во-вторых, навестим ли мы Священника?
   — Насчет денег есть несколько вариантов. Можно попытаться продать часы. Не все же здесь такие принципиальные…
   — Дай-то бог, — с сомнением произнес Свин.
   — Кроме того, надо пойти в банк и заявить о пропаже кредитной карточки.
   — Ты же знаешь, формальности могут затянуться на несколько дней.
   — Ладно, у нас еще остаются казино.
   — Идея с казино мне нравиться больше всего, — хрюкнул Свин.
   Кто бы сомневался… Дело в том, что Свин мог предвидеть такие вещи, как траектория шарика на круге рулетки или расклад карт в блэк джеке. Кроме того, он безошибочно определял, когда подходила пора выигрыша на одноруких бандитах. Одно время мы частенько развлекались с ним в столичных казино. Меня забавляла паника менеджеров, когда я уносил стопки фишек, Свину же нравилась сама атмосфера: все эти сигары, зеленое сукно и безумно декольтированные дамы напоминали ему о буйных деньках прошлой жизни.
   Запрета для нас двоих на игорную деятельность от Отдела не существовало: ни я, ни Свин не грешили особо в этой области до поступления на службу. Варшавский — да, вот он в свое время проиграл все, что мог и все что не мог, за что и был скинут с набережной Москвы-реки с проломленной головой и свинцовыми грузилами в кармане. Но мы были чисты, а потому заработали халявный миллиончик несколько лет назад. Но долго продолжаться это не могло. Казино, всячески завлекая клиентов, на самом деле стремятся завлечь побольше таких, которые проигрывают деньги. Этаких напыщенных неудачников с толстыми бумажниками, которые пыжатся друг перед другом спущенными в рулетку суммами. А тот, кто выигрывает, — не клиент, но враг. И спустя некоторое время после наших вояжей мне стали вежливо, однако непреклонно отказывать во входе в казино. Сначала это мотивировали тем, что я со Свином: «У нас, знаете ли, дамы в платьях со шлейфами, вдруг ваша зверушка пожует им подол». Пару раз я пришел один, но меня все равно не пустили. Одно из главных изобретений современной клубной культуры — фэйс-контроль. «Администрация имеет право отказать в доступе любому посетителю, не мотивируя причины своего отказа». Тем более если посетитель не раз уносил с собою круглую сумму. Так что игорная Москва для нас была потеряна окончательно и бесповоротно. Но не Приморск. Нас никогда не заносило в эти края. И заработать приличную сумму мы могли без особых усилий. Главное, чтобы в этом городе было хоть одно, пускай самое паршивое казино.
   — Можно, конечно, сразу пойти к Священнику, — продолжал размышлять вслух я.
   — Неловко как-то, — пригорюнился Свин. — Мы знали, где он обосновался после увольнения, но даже открытки ему не послали…
   — А должны были? Священник тоже не любит всех лих сентиментальностей.
   — Все равно. Ты хоть раз звонил ему за последние два года?
   — Нет, — признался я.
   — Нет, ну что ты за человек, — поморщился Свин. — Когда кто-то с тобою рядом — ты душу готов за него положить. Но стоит человеку отдалиться — и ты все забываешь, как будто его и не существовало в твоей жизни.
   — Ты читаешь мне нотации или хочешь сказать, что ехать к Священнику лучше после того, как мы раздобудем денег и приведем себя в порядок?
   — Скорее второе, чем первое, — произнес Свин. — Как-то неудобно получается: столько лет не виделись и заявляемся не просто чтобы вспомнить минувшие денечки и выпить водки, а потому что нам нужна помощь.
   — Давай искать казино, — вздохнул я…
   Легче сказать, чем сделать. Я все больше и больше убеждался, что Приморск — какой-то очень странный город. Казалось, местные жители и понятия не имеют о том, что такое казино. Большинство, услышав мой вопрос, отрицательно крутили головой, поглубже запахивали воротники своих пальто и ретировались с такой скоростью, словно я был прокаженным или террористом, спрашивающим, где тут по дешевке можно прикупить грузовик с тротилом. Один старик разразился гневной тирадой по поводу упадшей морали нескольких поколений — как совсем юных, так и вполне половозрелых, вроде меня. Даже шустрые школьники не стали вдаваться в объяснения и коротко сообщили мне, что играть на деньги — очень плохая привычка, а они с плохими привычками дела не имеют и потому ни о каких казино слыхом не слыхивали.
   Я был поражен. Все это происходило в стране, превосходящей по количеству игорных заведений на душу населения Соединенные Штаты Америки и все европейские курорты, вместе взятые! Я редко посещал московские рынки, но помню, что и там установили игральные автоматы. Опускаешь монету в отверстие — и наблюдаешь за мельтешением цифр на табло. Если выпадет нужная комбинация — вниз прольется серебряный дождь. Дураков хватало: я лично видел очереди перед автоматами. Иногда мне казалось, что скоро игорный бизнес доберется даже в морги. А тут в Приморске— полная пустота.
   — Что скажешь? — спросил я Свина после того, как мы, намаявшись, присели отдохнуть на парапет памятника какому-то советскому государственному деятелю. — Ну и зашоренные здесь люди — никакого прогресса…
   — Зря судишь о человеке по его внешней реакции, — поморщился Свин. — Если бы ты видел их ауры…
   — Ауры у нас видишь только ты, — напомнил я. — Как обстоят дела в эфирном плане?
   — Страх, — коротко сказал Свин.
   — Страх?
   — Вопрос о казино здесь вызывает страх. Причем большинство людей боялись не только за себя, но и за нас тоже.
   — Что-то я не понял. Почему они боялись за меня? Думали, что я проигрался настолько, что питаюсь обрывками своего плаща, но могу проиграть и его?
   — Нет. Они боятся, что ты найдешь казино. Но я пока не понял, почему они этого боятся.
   — Прямо мистика какая-то, — пожал плечами я. — Ну и что же нам делать в этом пугливом царстве?
   — Поищем адресный стол, — буркнул Свин.
   Найти адресный стол оказалось намного легче. Аккуратный кирпичный киоск с деревянной, выкрашенной в синюю краску крышей-теремом притулился к зданию городской библиотеки. За конторкой сидела немолодая барышня в очках и мохеровой турецкой кофте. На конторке лежал потрепанный томик Чехова.
   — Здравствуйте! — улыбнулся я. — Мне нужны адреса всех городских казино.
   И снова я признал правоту Свина. Дама испугалась и зачем-то переложила книгу во внутренний ящик конторки.
   — Казино?
   — Да, казино. Знаете, это такие заведения, где курят сигары и играют в карты на деньги.
   — Я знаю, знаю, — поспешно произнесла женщина. — Скажите, вы — приезжий?
   — Да.
   — Тогда почему сразу казино? У нас есть хороший театр, краеведческий музей, городской парк, наконец.
   — Мне не нужен парк! — начал закипать я. — Мне нужны адреса всех городских казино!
   — Зачем? — спросила женщина и сглотнула слюну.
   Я потерял дар речи от изумления. Но Свин тихонько лягнул меня в ногу. Пришлось в спешном порядке выходить из ступора.
   — Дело в том, что в казино работает девушка, с которой мы познакомились на курорте этим летом. Ну, знаете, как это бывает: солнце, пляж, романтика…
   Дама снова кивнула, хотя я и сомневался в глубине души, что обстоятельства, описанные мной, ей знакомы.
   — … а когда я приехал домой, то понял, что жить без нее не могу. К сожалению, она не оставила адрес. Сказала только, что живет в Приморске и работает крупье в казино. Вот я и ищу. Помогите, а?
   Конторщица в нерешительности теребила пластмассовую, под перламутр, пуговицу на своей кофте.
   — Скажите, вы уверены в своем решении? Эта девушка вам действительно дорога?
   Я молча кивнул, стараясь придать своему взгляду максимальную грусть. Свин прыснул от смеха.
   — Что?! — вскинулась конторщица.
   — Нет, нет, все в порядке, — незаметно для нее я пригрозил Свину кулаком.
   — Ладно, если вы так настаиваете… — вздохнула женщина. — Казино «Медуза» — проспект Ленина, дом семь.
   — А другие казино? — поинтересовался я.
   — У нас в городе только одно казино, — смотря в стол, произнесла женщина. — С вас пять рублей за справку.
   Слава богу, в кармане оставалось еще немного мелочи…
   Искомый объект располагался в трех кварталах от городской мэрии, в глубине сквера с несуразными фигурками купальщиц на облупленном фонтане. Здание такое же пошлое, как и название: хрущевский двухэтажный ампир с покатой крышей и шестью бочкообразными колоннами при входе. В советские времена, подозреваю, это был дворец пионеров или что-то вроде того. Помнится, именно в такой желтокирпичной помпезности меня принимали в пионеры — перед гипсовым бюстом Ильича и в присутствии одного известного летчика-космонавта. Самое смешное, в то время я очень гордился происходящим и всю дорогу домой, несмотря на пятнадцать градусов мороза, шел с распахнутым пальто, дабы все видели мой новенький шелковый галстук…
   Пластиковая табличка при входе извещала, что казино открывается в семь часов вечера. Таким образом, у нас впереди был почти целый день. Я снова подумал о том, чтобы пойти к Священнику. Но, прикинув все за и против, решил повременить со встречей. Не знаю, что в большей степени повлияло на мое решение — гордость, стыд или смущение. Да, в принципе, гордость и стыд — близнецы, так что неважно…
   Мы отправились гулять по городу. Набрели на вполне приличный парк с видом на море и удобными скамейками. Пристроились на одной из них. Подремали, поворчали на Провидение. Еще двадцать четыре часа назад жизнь нас вполне устраивала, бумажник лопался от дензнаков крупного достоинства, а чемоданы — от еды и хорошей одежды. Сейчас же у нас в кармане не было и гроша, мой костюм выглядел так, будто я непризнанный поэт, творящий для будущих поколений, не вылезая из глубокого запоя, а Свин и вовсе чувствовал себя голым без своих жилеток и егерских шапочек. Хотелось есть, хотелось спать, хотелось тепла — но вокруг был только холод. Я пожалел, что отправил Лидию, получившую при взрыве пару пустяковых царапин, с первой машиной МЧС в город. Наверное, стоило поехать вместе — лопал бы сейчас борщ с галушками…
   — Задним умом мы все крепки, — уловил мои мысли Свин.
   — Ты продолжаешь сканировать мою ауру? — вяло удивился я. — Зачем?
   — Привычка, — вздохнул Свин. — Чувствую свою ответственность за тебя.
   — Ну и что ты посоветуешь в сложившейся ситуации? Погрузиться в глубокую медитацию, чтобы не дрожать от холода?
   — Можешь смеяться сколько хочешь, — обиделся Свин, — но во Вселенной действуют определенные энергетические законы.
   — Знаю, знаю. Сейчас я должен благодарить Бога за то, что остался жив. И моя благодарность, попав в высшие энергетические сферы, вернется ко мне с усиленной отдачей. Так что я получу все, о чем мечтаю.
   — Не зубоскаль, просто попробуй.
   — Нет в душе благодарности, — признался я. — Понимаю, это не совсем красиво. Но когда хочется есть и спать, весь розовый восторг куда-то исчезает.
   — У тебя есть другие предложения? — сухо поинтересовался Свин.
   — Ладно, — сдался я, — попробую.
   Я закрыл глаза и попытался придать своим мыслям правильный ход. Вспомнил о голодающих детях Африки. О миллионах своих соотечественников, для которых слова «Патэк Филипп» ничего не значили, а сумма в тридцать тысяч долларов, — настоящая цена хронометра — была такой же нереальностью, как лунная пыль. Попытался представить, что чувствуют в настоящий момент мои сослуживцы из Отдела. Все они ненавидели СС — и вот, нате вам, подарочек к седьмому ноября…
   Постепенно волнение внутри прекратилось. Внизу живота появилось приятное теплое жжение — верный признак хорошего настроения. Я поблагодарил Небо за все, что Оно сделало для меня. Право же, дела могли обстоять намного хуже. Таким образом, я успокоился. Ну. почти успокоился: есть по-прежнему хотелось.
   Из нирваны меня вывел звук работающего мотора. Я открыл глаза и увидел черный «пежо» последней модели с питерскими номерами. Дверца машины открылась, и наружу выбралась девочка — шестилетнее круглощекое создание с двумя забавными косичками и скобками на зубах. Одета она была в капповскую спортивную куртку на лебяжьем пуху, синий джинсовый комбинезончик и аккуратные сапожки с рожицами Микки-Мауса на голенищах. Даже если бы я не видел номера машины, все равно безошибочно определил бы, что девочка — не местная.
   — Ой, мама, смотри, какая хрюшка! — завизжал ребенок и бросился к Свину.
   Моему офицеру пришлось нелегко. Наверное, ребенок впервые видел живую свинью, а потому стремился наверстать пробелы в познании мира: трепал Свина за ухом, поглаживал его пятак, пытался открутить хвостик.
   С места водителя вышла невысокая женщина средних лет. одетая так же, как и девочка, по-спортивному, только без Микки-Маусов на сапогах.
   — Ваше животное не кусается? — спросила она меня.
   — Ну что вы, он дрессированный, — возмутился я и приказал: — Хрюша, дай лапу!
   Глаза Свина сузились в две маленькие щелочки. Но все же он послушно поднял копыто и протянул его девочке.
   Ребенок завизжал еще громче, спугнув с соседнего дерева стаю ворон.
   — Здорово! — тоже восхитилась мамаша. — Вы даете здесь выступления?
   — В каком-то смысле…
   — А почему именно свинья? На море вроде положено показывать обезьянок и попугаев. Хотя в Анталии разгуливают и с игуанами.
   — В этом вся суть, — пояснил я, — спасти этот прогнивший мир может только разнообразие. Ведь у нас как: если поездка на море, то обязательно фото с обезьянами или там с игуанами. Абсолютно у всех лежат дома такие карточки. И дети, видя их, привыкают мыслить штампами. Но человек, мыслящий штампами, никогда не сделает хорошую карьеру. Вы со мной согласны?