Страница:
Мой старший офицер плюхнулся в лужу возле жаровни, подняв фонтан брызг. Я бросился к нему и помог подняться на ноги.
— Блин! Ну почему именно в лужу? — удрученно хрюкнул Свин, поводя рылом из стороны в сторону. — Не могли, что ли, материализовать меня на диван?
Он был бледен и тощ. Глаза ввалились и покраснели. Рыло покрывала жесткая щетина. На коже появились пигментные пятна. Да, два месяца полной неподвижности не прошли для него даром…
— Два месяца и двадцать семь дней, — поправил меня Свин, сразу же принявшийся за старое и мгновенно просканировавший мою ауру. — У нас осталась водка?
— Сейчас поищем, — улыбнулся я, после чего взял Свина на руки, отнес его в дом, положил на диван и обмотал клетчатым шерстяным пледом. Свин в нем походил на новорожденного: этакий большой пакет с торчащими из капюшона ушами и сухим молочно-розовым пятаком.
Я нашел в баре початую бутылку «Абсолюта», наполнил, не церемонясь, большую чашку и поднес ее моему офицеру. Он с шумом опорожнил тару, сморщился и, разухабисто хрюкнув, потребовал еще. Потом выпил и я: за возвращение и воссоединение. Свежих продуктов в холодильнике не было, консервы открывать не хотелось, поэтому в качестве закуски мы задымили сигарами, которые я предусмотрительно захватил с собой из Испании.
— Дом, милый дом… — протянул Свин, выпуская колечки дыма к потолку.
— Почему ты вернулся? — спросил его я.
— Ну, просто вернулся, и все… — не захотел вдаваться в объяснения Свин, но потом все же добавил: — Знаешь, в рязанскую семью кое-кто прошмыгнул вперед меня. К тому же Чадов все-таки настучал своему руководству про Римму… Они сообщили Комиссии по распределению, и меня хотели реинкарнировать в Занзибар. Милая интеллигентная семья преподавателей наречия тонга-момба для неимущих ребятишек… Уф!.. Представляешь, моей матерью стала бы чернокожая училка! «Свидетельница Иеговы» к тому же…
Я признал, что представить подобной жизненной коллизии не могу.
— Вот и я про то же, — хрюкнул Свин. — Налей-ка еще водки…
Мы выпили еще. И еще. Поэтому не заметили, как дверь в зал открылась и на пороге появился Чадов. Он постоял какое-то время и громко кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие.
— Надо же, — скривился Свин, узрев нашего гостя. — Комиссия по распределению все-таки испортила мне настроение напоследок. Из неба — в лужу, из радости— в дерьмо…
— Здравствуйте, — с достоинством поклонился Чадов.
Он был одет в черный кожаный плащ, по полам которого стекали дождевые капли. В руках эсэсовец держал пистолет.
— А где же твой клеврет? — удивился я.
Чадов поджал губы и ничего не ответил.
— Ты не знаешь? — спросил меня Свин.
— Не знаю о чем?
— Гек погиб в лагере Заслонова. Помнишь, Катя пальнула из гранатомета? Так вот, вместо вертолета она угодила прямехонько в окно комнаты, где наши «добрые знакомые» допивали свой кофе, безучастно наблюдая за вашими попытками спастись от воды и от «Стоящих». Чуку, правда, повезло, поскольку он в это время вознамерился отлить и подошел к двери. Так что его только зацепило. А вот Геку пришлось туго.
— Если бы не вы двое… — сквозь зубы произнес Чадов. Только сейчас я заметил, что его руки покрыты едва затянувшимися рубцами от ожогов.
— Ладно, — примиряющее хрюкнул Свин, — прими наши соболезнования… Чем обязаны?
Чадов прошел в комнату и уселся в кресло.
— Я должен арестовать вас за нарушение устава. Офицеру Цветкову, согласно условиям выхода на пенсию, строжайше запрещено появляться в России. Что же касается вас, офицер Свин, то вы вообще вне закона. Наше руководство хочет разобраться, почему вы прервали процесс очищения от грехов и отказались от предложенной вам реинкарнации.
— Потому что в семью, которую я себе давно присмотрел, воплотился твой дружок Геков! — рявкнул Свин.
— Ой ли? — не поверил Чадов.
Свин возмущенно хрюкнул и выпростался из пледа. Он хотел еще что-то сказать, но остановился. Я скорее почувствовал, чем увидел, что в его голове идет процесс осмысления.
— Так почему вы прервали процесс очищения от грехов, офицер Свин? — повторил свой вопрос Чадов.
На его лице не было и тени глумливости. Мне даже показалось, что он ожидает ответа больше, чем я. Свин, между тем, закончил стучать полушариями мозга друг об друга, откашлялся и вкрадчиво начал:
— Значит, ты спрашиваешь, почему я решил остаться в этом теле еще на несколько лет? Ладно, я отвечу. Но прежде ты ответь мне на один вопрос. Ты любил Гека?
— Что?! — устало поднял брови Чадов.
— Не строй из себя школьника… Ты сканировал наши ауры — я сделал то же самое. У тебя там ясно видно, что к Гекову ты относился не просто как к товарищу по работе. Да и он к тебе тоже.
— Как много нам открытий чудных… — начал я, но Свин сурово посмотрел на меня, и я понял, что мне лучше замолчать.
— Ты любил его, — продолжал Свин, — а он любил тебя. И вы оба мечтали об одном.
— Между нами ничего не было, — хмуро произнес Чадов.
— Не было, — согласился Свин. — Хотя вам очень хотелось. Но вы боялись признаться друг другу в своих чувствах. Потому что они противоречили правилам Службы Справедливости.
— Все правила Службы Справедливости разумны, логичны и соответствуют законам Вселенной, — заученно отбарабанил Чадов.
— Верно. Они разумны, логичны и соответствуют. Но они не смогли дать тебе счастье. И Геку — тоже. Так вот, я отвечаю тебе на твой вопрос. Я прервал свой процесс очищения, потому что хочу счастья. Здесь и сейчас, а не в будущей жизни. Согласен, мой поступок неразумен и нелогичен. Я сделал так просто потому, что захотел, потому, что чувствовал, что это принесет мне счастье. Я наплевал на правила — ну и бес с ними! Я сам себе правило. Может, я ошибаюсь. Но если я ошибаюсь, а буду счастливым — то и пусть ошибаюсь! Полагаю, подобным образом думал и офицер Цветков, когда принимал решение оставить Испанию и вернуться в Россию. Тебе все понятно?
Чадов глубоко вздохнул и, глядя в пол, произнес:
— Офицер Свин, офицер Цветков, вы арестованы. Станьте, пожалуйста, к стене и положите руки на голову. Через пять минут сюда подъедет дежурный патруль Службы Справедливости и заберет вас.
Свин спрыгнул с дивана и громко выпустил воздух из кишечника.
— Иметь хотел я твой патруль… Мы уходим.
— Вы не можете уйти! — крикнул Чадов. — Вы арестованы!
— Мы уходим, — подтвердил я, поднимаясь с кресла.
— Я буду вынужден применить оружие, — прохрипел Чадов.
Я подошел к открытой двери. Свин простучал копытами о паркет и стал рядом со мной. Сзади раздался скрежещущий звук: Чадов взвел боек своего пистолета и направил дуло нам в спину.
— Предупреждаю последний раз! Еще один шаг — и я начну стрелять!
— Знаешь, — задумчиво сказал Свин, — эта ситуация больше нужна тебе, чем нам. Ты всю жизнь следовал правилам. И остаток ее проживешь тоже по правилам. Но они тяготят тебя. И тебе хочется, очень хочется увидеть, можно ли нарушить правила и быть счастливым. Поэтому мы нужны тебе живыми — хотя бы для того, чтобы ты смог понять себя. Поэтому ты не выстрелишь.
— Выстрелю! — сипло произнес Чадов, и я уловил в его голосе нотки сомнения.
— Не выстрелишь…
Свежий ветер бил мне в лицо, обдувал рыло Свина. Мы заглядывали в лицо новой жизни: неведомой, пугающей, но прекрасной. В затылок же нам смотрело дуло пистолета. Свин посмотрел на меня и осклабился:
— В этом весь кайф, верно?
— Все только начинается, — кивнул я.
Мы набрали в легкие воздух и шагнули в распахнутую дверь…
Январь 2005 г.
— Блин! Ну почему именно в лужу? — удрученно хрюкнул Свин, поводя рылом из стороны в сторону. — Не могли, что ли, материализовать меня на диван?
Он был бледен и тощ. Глаза ввалились и покраснели. Рыло покрывала жесткая щетина. На коже появились пигментные пятна. Да, два месяца полной неподвижности не прошли для него даром…
— Два месяца и двадцать семь дней, — поправил меня Свин, сразу же принявшийся за старое и мгновенно просканировавший мою ауру. — У нас осталась водка?
— Сейчас поищем, — улыбнулся я, после чего взял Свина на руки, отнес его в дом, положил на диван и обмотал клетчатым шерстяным пледом. Свин в нем походил на новорожденного: этакий большой пакет с торчащими из капюшона ушами и сухим молочно-розовым пятаком.
Я нашел в баре початую бутылку «Абсолюта», наполнил, не церемонясь, большую чашку и поднес ее моему офицеру. Он с шумом опорожнил тару, сморщился и, разухабисто хрюкнув, потребовал еще. Потом выпил и я: за возвращение и воссоединение. Свежих продуктов в холодильнике не было, консервы открывать не хотелось, поэтому в качестве закуски мы задымили сигарами, которые я предусмотрительно захватил с собой из Испании.
— Дом, милый дом… — протянул Свин, выпуская колечки дыма к потолку.
— Почему ты вернулся? — спросил его я.
— Ну, просто вернулся, и все… — не захотел вдаваться в объяснения Свин, но потом все же добавил: — Знаешь, в рязанскую семью кое-кто прошмыгнул вперед меня. К тому же Чадов все-таки настучал своему руководству про Римму… Они сообщили Комиссии по распределению, и меня хотели реинкарнировать в Занзибар. Милая интеллигентная семья преподавателей наречия тонга-момба для неимущих ребятишек… Уф!.. Представляешь, моей матерью стала бы чернокожая училка! «Свидетельница Иеговы» к тому же…
Я признал, что представить подобной жизненной коллизии не могу.
— Вот и я про то же, — хрюкнул Свин. — Налей-ка еще водки…
Мы выпили еще. И еще. Поэтому не заметили, как дверь в зал открылась и на пороге появился Чадов. Он постоял какое-то время и громко кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие.
— Надо же, — скривился Свин, узрев нашего гостя. — Комиссия по распределению все-таки испортила мне настроение напоследок. Из неба — в лужу, из радости— в дерьмо…
— Здравствуйте, — с достоинством поклонился Чадов.
Он был одет в черный кожаный плащ, по полам которого стекали дождевые капли. В руках эсэсовец держал пистолет.
— А где же твой клеврет? — удивился я.
Чадов поджал губы и ничего не ответил.
— Ты не знаешь? — спросил меня Свин.
— Не знаю о чем?
— Гек погиб в лагере Заслонова. Помнишь, Катя пальнула из гранатомета? Так вот, вместо вертолета она угодила прямехонько в окно комнаты, где наши «добрые знакомые» допивали свой кофе, безучастно наблюдая за вашими попытками спастись от воды и от «Стоящих». Чуку, правда, повезло, поскольку он в это время вознамерился отлить и подошел к двери. Так что его только зацепило. А вот Геку пришлось туго.
— Если бы не вы двое… — сквозь зубы произнес Чадов. Только сейчас я заметил, что его руки покрыты едва затянувшимися рубцами от ожогов.
— Ладно, — примиряющее хрюкнул Свин, — прими наши соболезнования… Чем обязаны?
Чадов прошел в комнату и уселся в кресло.
— Я должен арестовать вас за нарушение устава. Офицеру Цветкову, согласно условиям выхода на пенсию, строжайше запрещено появляться в России. Что же касается вас, офицер Свин, то вы вообще вне закона. Наше руководство хочет разобраться, почему вы прервали процесс очищения от грехов и отказались от предложенной вам реинкарнации.
— Потому что в семью, которую я себе давно присмотрел, воплотился твой дружок Геков! — рявкнул Свин.
— Ой ли? — не поверил Чадов.
Свин возмущенно хрюкнул и выпростался из пледа. Он хотел еще что-то сказать, но остановился. Я скорее почувствовал, чем увидел, что в его голове идет процесс осмысления.
— Так почему вы прервали процесс очищения от грехов, офицер Свин? — повторил свой вопрос Чадов.
На его лице не было и тени глумливости. Мне даже показалось, что он ожидает ответа больше, чем я. Свин, между тем, закончил стучать полушариями мозга друг об друга, откашлялся и вкрадчиво начал:
— Значит, ты спрашиваешь, почему я решил остаться в этом теле еще на несколько лет? Ладно, я отвечу. Но прежде ты ответь мне на один вопрос. Ты любил Гека?
— Что?! — устало поднял брови Чадов.
— Не строй из себя школьника… Ты сканировал наши ауры — я сделал то же самое. У тебя там ясно видно, что к Гекову ты относился не просто как к товарищу по работе. Да и он к тебе тоже.
— Как много нам открытий чудных… — начал я, но Свин сурово посмотрел на меня, и я понял, что мне лучше замолчать.
— Ты любил его, — продолжал Свин, — а он любил тебя. И вы оба мечтали об одном.
— Между нами ничего не было, — хмуро произнес Чадов.
— Не было, — согласился Свин. — Хотя вам очень хотелось. Но вы боялись признаться друг другу в своих чувствах. Потому что они противоречили правилам Службы Справедливости.
— Все правила Службы Справедливости разумны, логичны и соответствуют законам Вселенной, — заученно отбарабанил Чадов.
— Верно. Они разумны, логичны и соответствуют. Но они не смогли дать тебе счастье. И Геку — тоже. Так вот, я отвечаю тебе на твой вопрос. Я прервал свой процесс очищения, потому что хочу счастья. Здесь и сейчас, а не в будущей жизни. Согласен, мой поступок неразумен и нелогичен. Я сделал так просто потому, что захотел, потому, что чувствовал, что это принесет мне счастье. Я наплевал на правила — ну и бес с ними! Я сам себе правило. Может, я ошибаюсь. Но если я ошибаюсь, а буду счастливым — то и пусть ошибаюсь! Полагаю, подобным образом думал и офицер Цветков, когда принимал решение оставить Испанию и вернуться в Россию. Тебе все понятно?
Чадов глубоко вздохнул и, глядя в пол, произнес:
— Офицер Свин, офицер Цветков, вы арестованы. Станьте, пожалуйста, к стене и положите руки на голову. Через пять минут сюда подъедет дежурный патруль Службы Справедливости и заберет вас.
Свин спрыгнул с дивана и громко выпустил воздух из кишечника.
— Иметь хотел я твой патруль… Мы уходим.
— Вы не можете уйти! — крикнул Чадов. — Вы арестованы!
— Мы уходим, — подтвердил я, поднимаясь с кресла.
— Я буду вынужден применить оружие, — прохрипел Чадов.
Я подошел к открытой двери. Свин простучал копытами о паркет и стал рядом со мной. Сзади раздался скрежещущий звук: Чадов взвел боек своего пистолета и направил дуло нам в спину.
— Предупреждаю последний раз! Еще один шаг — и я начну стрелять!
— Знаешь, — задумчиво сказал Свин, — эта ситуация больше нужна тебе, чем нам. Ты всю жизнь следовал правилам. И остаток ее проживешь тоже по правилам. Но они тяготят тебя. И тебе хочется, очень хочется увидеть, можно ли нарушить правила и быть счастливым. Поэтому мы нужны тебе живыми — хотя бы для того, чтобы ты смог понять себя. Поэтому ты не выстрелишь.
— Выстрелю! — сипло произнес Чадов, и я уловил в его голосе нотки сомнения.
— Не выстрелишь…
Свежий ветер бил мне в лицо, обдувал рыло Свина. Мы заглядывали в лицо новой жизни: неведомой, пугающей, но прекрасной. В затылок же нам смотрело дуло пистолета. Свин посмотрел на меня и осклабился:
— В этом весь кайф, верно?
— Все только начинается, — кивнул я.
Мы набрали в легкие воздух и шагнули в распахнутую дверь…
Январь 2005 г.