Страница:
Алексей ОНИЩЕНКО
СПЛОШНОЕ СВИНСТВО
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Последний шаг — самый трудный. Я не очень любил избитые афоризмы, но сегодня убедился, что в них есть смысл. Шесть месяцев напряженной работы под прикрытием, масса детально продуманных и тщательно исполненных планов, а пользы — ноль. И надежд на успех— тоже ноль. Ну может, ноль со смехотворно малыми сотыми долями после запятой. Сегодня был последний день, отведенный нам руководством Отдела на разработку объекта. Если я не уложусь в график, очень многое полетит в тартарары. Мое будущее, например. Так что поводы для беспокойства у меня имелись. Я и беспокоился, не отрицаю. А потому решил поверить той лапше, которую Вика навешала мне на уши, и улучил момент, чтобы повидаться со Свином.
На дворе стоял ноябрь месяц. Часы показывали половину двенадцатого ночи. Было мрачно и сыро. Я припарковал служебный «бентли» возле нашего особняка и, прикрываясь рукой от назойливых капель дождя, пробежал ко входу в дом.
Мы со Свином жили в большом коттедже из красного кирпича со всеми полагающимися московскому жилью атрибутами: высоченным забором, системами видеонаблюдения и окнами-бойницами, забранными толстенными решетками. Немного смахивает на тюрьму, но Москва не самый подходящий город для расслабления. Хочешь жить спокойно — надень на себя десять слоев брони…
Свин ждал меня в зале. Здесь следует пояснить, что Свин — это не кличка. Мой старший офицер действительно был свиньей. Толстым розовым хряком с щетинистым рылом, маленькими глазками и шершавым пятаком. Поэтому человеческое имя ему не полагалось. Свин, просто Свин — и весь разговор.
Понимаю, все это звучит довольно странно. Но некоторые сотрудники Отдела действительно проходили службу в телах животных. Не по своей воле, разумеется, в Отделе вообще мало кто служил по своей воле. Нас просто ставили перед выбором — служба или смерть. И по большей части предложение это звучало, когда смерть стояла совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Так что колебаться особо не приходилось. Когда кандидат соглашался, его отвозили в тренировочный лагерь для полугодичной подготовки. Это в том случае, если его тело было пригодно для восстановительного лечения. Если же нет — душу кандидата вселяли в тело животного. Именно так произошло с моим старшим офицером.
В своей прошлой жизни Свин был преуспевающим бизнесменом. Его моральные качества оставляли желать лучшего. Его деловая этика хромала на обе ноги, как и у всех людей, сделавших состояние на рубеже восьмидесятых и девяностых годов прошлого века. Он обманывал, предавал, мошенничал, давал взятки, утаивал доходы от налоговой инспекции. И все же он не был отъявленным негодяем, потому что в таком случае его не пригласили бы в Отдел. Любому оперативнику требовалось иметь хоть одно светлое пятно в биографии. У Свина их было целых два. Во-первых, в прошлой жизни он занимался благотворительностью. Во-вторых, свято соблюдал табу на физическое устранение своих конкурентов. Непростительная слабость: конкуренты подобной щепетильностью не отличались и одним погожим июльским вечером голова моего будущего старшего офицера разлетелась вдребезги от прицельного выстрела снайпера. Когда его душа стала готовиться к Суду, появилось руководство Отдела. Ситуация оказалась патовая: да, новопреставленный имел в активе добрые дела, но его профессиональная деятельность оставляла желать лучшего. Да и личная жизнь была, мягко говоря, далека от совершенства. Наказывать, таким образом, было жалко, а награждать — не за что. Поэтому руководство Отдела сделало следующее предложение: душа бывшего бизнесмена вселяется в тело борова и поступает на службу в Отдел. За каждое выполненное задание Свину начисляется определенное количество баллов. Когда сумма баллов достигнет максимума, Свин сможет пройти трехмесячный очистительный курс от прошлых грехов в карантинной зоне, после чего его душа, избавленная от лишнего груза, спокойно отправиться на выгодную реинкарнацию. Согласие последовало незамедлительно, и преуспевающий бизнесмен стал Свином, старшим офицером Отдела. Вскоре к нему приписали и меня в качестве младшего офицера. Образовалась связка. Мы работали вместе почти десять лет. И сегодня имели шанс завершить службу. Выполни мы задание — и баллы, достаточные для получения отставки, достигли бы максимума. Но шансов на это, как я уже сказал, было ничтожно мало….
Итак, Свин ждал меня в зале. Это было его излюбленное место работы. Во-первых, здесь был камин. Несмотря на толстую шкуру и весьма приличную щетину на загривке, Свин постоянно мерз. Так что тепло он любил даже больше, чем я. Во-вторых, на стене зала висел огромный экран плазменного телевизора — самый большой из всех современных моделей. Телевизор напрямую соединялся с мощным компьютером, подключенным к Интернету. На экране постоянно транслировалась самая изощренная порнография, какую только поисковая система обнаруживала в Сети. Свин утверждал, что так ему лучше думается. Впрочем, в перерывах между заданиями, когда думать было особо не над чем, телевизор все равно был включен. В-третьих, в зале стоял любимый кожаный диван Свина.
— Что-нибудь придумал? — вместо приветствия бросил я Свину.
— Что-нибудь мы придумывали последние полгода, — с ударением на местоимении «мы» проворчал Свин. — Садись, постараемся родить план, который сработает.
В помещении царил умеренный беспорядок. Когда Свин много думал, он много ел. Поэтому повсюду валялись пакеты из-под фисташек, недоеденные булки и апельсиновая кожура. На тумбе возле дивана стояла стеклянная цветочная ваза, купленная мною в «ИКЕА» и мгновенно приспособленная Свином под кофе, до которого он был большой охотник.
Я смахнул с коричневого кожаного кресла кипу «желтых» газет и сел.
— У меня мало времени. Вика решила прошвырнуться с подругой по Охотному ряду. Я должен забрать ее оттуда через полчаса.
Свин издал сиплый смешок. Так происходило всегда, когда он выражал презрение к моим умственным способностям.
— Не трать бензин зря. Она в очередной раз надула тебя. Сказала, что идет с подругой, а сама поставила машину на стоянке, взяла такси и отправилась за город в какой-то элитный клуб, где играют блюз.
— Спасибо, что подсказал, — скромно потупился я.
Конечно, Свин мог бы вести себя и повежливее. Да, он, как старший офицер, был наделен экстраординарными способностями: обладал даром ясновидения, мог сканировать ауру других людей и общаться с горним миром в продолжительных медитациях. А я — рядовой исполнитель, без всяких метафизических финтифлюшек. Но зато у меня нормальное человеческое тело, а не розовая свиная туша с копытами и маленьким, завернутым в бублик, хвостом….
— Итак, — начал наше совещание Свин. — Что мы имеем на сегодняшний день?
— Сегодняшний день полностью имеет нас, — нимало не кривя душой, признал я.
Согласен, мои мысли были далеки от позитива. Но у меня был повод для грусти. Вот уже полгода я работал под прикрытием, исполняя роль телохранителя Виктории Рокот — жены известного политика Бориса Сергеевича Рокота. Обязанности особенно не напрягали: я сопровождал Викторию во время ее набегов на бутики, два раза в неделю занимался с ней в фитнесс-центре и следил за тем, чтобы моя подопечная не превышала ежедневную норму алкоголя. Вот и все. Реальных опасностей не существовало: Борис Сергеевич умел ладить с людьми и покушаться на здоровье или жизнь членов его семьи желающих не находилось. Конечно, я постоянно таскал с собой оружие — дурацкий кольт тридцать восьмого калибра с резной рукояткой и золотым вкраплением в мушку. Оружие непрактичное до ужаса, и сам бы я предпочел старый добрый «ПМ» или американский «глок». Но Рокот, выбившийся в люди из семьи заводского слесаря, любил подчеркивать свою состоятельность. А посему его охранники носили кольты и ездили на «бентли». Семья Корлеоне на нашем фоне выглядела бы простой уличной бандой.
— Как чувствует себя Борис Сергеевич? — поинтересовался Свин.
— Замечательно.
— Его вера по-прежнему крепка? —Да.
— Плохо… — вздохнул Свин.
— Плохо, — согласился я.
Тут я должен сделать некоторые объяснения. Отдел занимался тем, что лишал людей веры. Звучит ужасно, понимаю. Вера — великая вещь. И, как все великое, неоднозначна до ужаса. Большинство людей не задумывается над этим фактом. Но мы, сотрудники Отдела, хорошо знали, что вера всегда приносит свои плоды. И часто они бывают весьма сомнительны с моральной точки зрения. Хорошо, когда человек верит, что волос не упадет с головы, в какой бы передряге он ни оказался. Но если этот человек — убийца, террорист, торговец наркотиками? Если он издевается над своими близкими, доводит до самоубийства подчиненных и при этом верит, что его действия правильны? Работает ли при таком раскладе вера? Увы, работает. С него действительно не падает волос, даже если он взрывает автобус с детьми. Его близкие сходят с ума, его подчиненные накладывают на себя руки, а он спокойно пьет вечерний чай и наслаждается собою. Сомневаетесь? Посмотрите выпуски новостей…
Процесс лишения веры происходил следующим образом. Руководство Отдела спускало нам информацию о человеке, вера которого вызывала их нарекания. Не знаю уж, где и какими путями они добывали эти сведения. Может быть, всего лишь внимательно читали ежедневные газеты…
В любом случае, за десять лет службы я не видел ни одного руководителя. Обстоятельства задания сотрудники Отдела узнавали от существа, которое все, даже принципиально неверующий Локки, называли Ангелом. Совет старших офицеров определял, какая пара «Старший офицер — оперативник» более соответствует характеру предполагаемой работы. Модели и Бомжу обычно поручали деятелей шоу-бизнеса. Локки и Старуха специализировались на менеджерах среднего звена и криминальных героях. Варшавский и Джокер работали с бизнесменами. Что же касается нас со Свином, то мы считались самой опытной парой. А потому задания нам доставались наиболее сложные: политики, олигархи, священнослужители.
Старший офицер разрабатывал схему подхода к объекту, после чего в дело вступал оперативник. Перед ним ставилась нелегкая задача — войти в доверие к объекту и вызвать в его душе сомнения, страх или чувство вины. Когда это удавалось, объект открывался для карающего воздействия законов справедливости. Остальное было уже делом техники. Чаще всего активатор просто уходил в тень, позволяя событиям развиваться своим чередом. И объект попадал в катастрофу или до него добирались наконец давние недруги, попытки покушения которых до сих пор не удавались. Вариантов было море. Иногда ликвидацию совершал и сам активатор — в случае, если под рукой не оказывалось ничего подходящего, приходилось брать в эту самую руку пистолет и вышибать мозги объекту. Активатор мог это сделать, нимало не заботясь о последствиях для своей кармы, — законы справедливости он не нарушал, и бояться ему было нечего…
Борис Сергеевич Рокот был крепким орешком. Самым крепким из всех, кого мне доводилось встречать. Он достаточно давно занимался политикой и в настоящий момент находился около вершины политического Олимпа. Естественно, Рокот соблюдал правила игры. Он составлял законопроекты, публично ратовал за удвоение ВВП, встречался с избирателями, часто, и не без блеска, выступал на разнообразных телевизионных ток-шоу.
Возглавляемая им партия имела приличное депутатское представительство в Думе. Но все это — снаружи. На самом деле политическая деятельность служила лишь инструментом для реализации его амбиций. Борис Сергеевич хотел видеть себя выше всех, мечтал достичь такой точки в карьере, выше которой — одно только небо. Ничего удивительного, в принципе. Все люди стремятся так или иначе возвыситься над себе подобными. Но Рокот не колебался в выборе средств для достижения своей цели. Поэтому его деятельность и заинтересовала аналитиков Отдела. Они выяснили, что наш подопечный, помимо обычного лоббирования интересов тех или иных криминальных кругов в Думе, оказался втянутым в крайне неприятную аферу. В Москве готовился большой террористический акт. И Борис Сергеевич знал об этом. Знал, но молчал. Более того, через систему подставных фирм он финансировал террористов. Зачем? Оказалось, все очень просто. Рокот загодя стал критиковать методы работы министра, отвечавшего за безопасность страны, чтобы у всех сложилось мнение, что только он, Рокот, знает, как эффективно охранять покой рядовых граждан. Когда прогремят взрывы, это мнение усилится. Министра с треском снимут, а Рокот займет его место. Это, конечно, не президентское кресло. Но Борис Сергеевич не хотел быть президентом. Президенты приходят и уходят. А Рокот желал занимать первое кресло всегда. Поэтому он и нацелился на пост, обеспечивающий контроль над силовыми ведомствами. Имея в подчинении всех силовиков, можно много чего сделать. Например, провести реформу верховной власти и занять трон пожизненно (Рокот слыл ярым монархистом и с помощью хорошо проплаченных историков отыскал в своем генеалогическом древе представителей царской семьи).
Руководство Отдела очень беспокоила вера Рокота, который считал, что поступает правильно. Он делил людей на победителей и расходный материал. Победитель всегда был прав. Расходный материал внутренне смирился со своей участью, и посему пускать его в расход можно без малейших колебаний. Эта вера была крепка — и удача сопутствовала Борису Сергеевичу. До взрывов оставалось совсем немного времени. Нам предстояло предотвратить их, но не обычным путем, а разрушив веру политика…
— Где он сейчас? — спросил меня Свин.
— Уехал в Питер, на совещание.
— Значит, нам остается только телефонный звонок?
— Увы….
На разработку каждого объекта руководство Отдела выделяло строго регламентированный срок. Если оперативникам не удавалось справиться с задачей в установленное время, считалось, что объект находится под покровительством Провидения, а дело сдавалось в архив. Оперативники же вместо призовых баллов получали штрафные.
— Что же такое можно сказать Рокоту по телефону, чтобы он потерял свою веру? — вслух размышлял Свин.
Я пожал плечами. За последние полгода я неоднократно пытался заронить в душу Бориса Сергеевича сомнения. Рассказывал ему всякие истории, подкладывал на видное место разоблачительные статьи… Все напрасно. У него была абсолютно непоколебимая вера.
Свин сжевал очищенный мною апельсин, выплюнул косточки на паркет и закатил глаза.
— Ладно, я — в медитацию. Никуда не уходи.
С этими словами он шумно вздохнул и вырубился на какое-то время. Входил в Высшие энергоинформационные слои, значится, чтобы получить ответ на волновавший нас вопрос. Звучит красиво, если не знать, что Свин уже медитировал на данную тему примерно раз шестьдесят. И всякий раз Высшие слои подкидывали нам совершенно бредовые решения….
Дожидаясь, пока Свин покинет свою нирвану, я напился чаю и посмотрел несколько раундов боя тяжеловесов по телевизору, грея озябшие ноги у камина.
— Есть! — громко хрюкнул Свин, открывая глаза.
— Что «есть»?
— Ну, контакт… я установил контакт с Высшими энергоинформационными…
— И что они сказали? — перебил его я.
— Тебе надо все время находиться возле Виктории Рокот, — пробурчал Свин, опуская глаза.
— И это все?
— Все.
Я встал и в раздражении накинул плащ на плечи.
— Знаешь, подобную информацию можно получить и без медитации — достаточно прочитать обязательства, которые я подписывал при поступлении на работу…
— А ты не кипятись… Иногда наиболее эффективными оказываются самые бессмысленные действия.
Ничего не ответив, я пошел к выходу.
— Я подключу тебя к моему сознанию! — прокричал мне вдогонку Свин.
— Лучше к Интернету подключи… — вздохнул я, усаживаясь в «бентли».
Свин умел общаться со мной на телепатическом уровне. Просто опутывал своей энергетикой мою ауру— и мы могли разговаривать, не издавая звуков. Иногда мне это не нравилось, но сейчас дар Свина пришелся кстати: он, благодаря способности к ясновидению, знал, где следует искать Викторию Рокот. Но главное, мой офицер предупреждал меня о пробках на дороге. Я лишь тупо следовал его указаниям, покорно поворачивая руль в нужный момент…
Осенняя ночь взасос целовалась с колючим холодным ветром. С неба то и дело срывались торопливые, как маленькие рыбки, стайки капель. Сиротливая луна смущенно металась от одного черного облака к другому. Я гнал «бентли» по кольцевой дороге. В динамиках бесновались «Джудас Прист»:
This day will last forever
Deep in the hearts of men
Courage and victory
Remember, remember.
Несмотря на поздний час, машин было много. Большие и маленькие, дорогие и совсем дешевые, они неслись сплошным потоком по широкой магистрали, чтобы влиться во всепринимающее лоно Москвы. Кто-то сравнивал эту картину с движением электронов, у кого-то она вызывала ассоциации с пульсацией кровеносной системы. Я же напоминал себе сперматозоид. Маленькая частичка в огромной струе. Работы много, скорости сумасшедшие, локтями приходится орудовать вовсю. А вероятность успеха ничтожно мала.
Паршивое настроение, что и говорить. Я ведь тоже надеялся на успешное выполнение задания. Получу увольнительные документы, деньги — и все, никому ничего не должен. Сам себе хозяин. Куплю виллу в Испании и стану наслаждаться тихой безмятежной жизнью. И больше не надо будет притворяться, лгать, рисковать жизнью, выполнять чужие требования. Сам себе хозяин… Звучит сладко, но если мы сегодня облажаемся, штрафные баллы вновь отодвинут сверкающую солнечными зайчиками мечту на неопределенный срок.
Свин понимал мои чувства и потому разговорами особо не докучал. Просто подсказывал путь, а свои похабные анекдоты, которые он любил рассказывать к месту и не к месту, оставил до лучших времен. Так, в трауре, и доехали.
Я припарковал «бентли» возле скромного краснокирпичного особняка и повернул ключ в замке зажигания. Мотор мгновенно заглох. Лобовое стекло затянула пленка водяной измороси. На мягкой коже сидений заиграли блики неоновой вывески клуба, который, без предупреждений и объяснений, решила посетить на ночь глядя Вика. Трудно сказать, почему она выбрала именно это место. Судя по вывеске — яркой неоновой гитаре на фоне дымящейся чашки кофе, — здесь играли блюз. Моя подопечная не любила такую музыку. Впрочем, я мог ошибаться…
Покидать теплый, пахнущий деревом и кожей салон было трудно. Все равно, что нырять с разбега в студеное озеро. Я посмотрелся в зеркало на лобовом стекле, чтобы проверить, соответствует ли мой внешний облик обстоятельствам. Вроде все нормально: высокий светловолосый мужчина в безупречно подогнанном по фигуре костюме из дорогой английской ткани. Проблем с фэйс-контролем возникнуть не должно.
— Да… еще бы шляпу, плащ и «томмиган» в руки, — с издевкой хрюкнул в моей голове Свин, — и можно самовыдвигаться на «Оскар». Самый сексапильный секретный агент всех времен и народов. Брэд Питт удавится от зависти…
— Ладно тебе, — беззлобно буркнул я, после чего вылез из машины и, стараясь не дрожать от порывов ветра, направился по красной дорожке по входу в заведение.
Внутри клуб выглядел намного лучше, чем снаружи. Холл, по крайней мере: никакого кричащего шика, благородная отделка, приглушенное освещение. Воздух пропитан запахами горячего кофе, дорогих сигарет и коллекционного виски. Из зала доносились мягкие звуки гитары и гулкая дробь ударных. И если я хоть немного разбираюсь в предмете, здесь действительно играли блюз, а не то, что можно было считать блюзом. Приятно. Иногда я признавал, что несправедлив к Москве: если в ней есть такие места, она не так плоха, как мне обычно представляется…
— Здравствуйте! — приветливо улыбнулась мне встречающая гостей девушка. — Где желаете отдохнуть? Бар или концертный зал?
Она была красива среднерусской широкоскулой красотой. Русые волосы заплетены в толстую косу. Я с удовольствием представил бы ее в национальном костюме с вышивкой, а не в этой официальной, обтягивающей грудь блузе. Но мои фантазии никого не интересовали. Работа есть работа. Я достал из кармана фотографию Вики.
— Там же, где и она.
Девушка немного смутилась. Все правильно: в заведениях подобного рода принято соблюдать право клиентов на конфиденциальность.
— Я телохранитель этой особы, — пришлось пояснить мне. — Просто выполняю свою работу.
— Тогда вам в зал, — кивнула девушка.
Я проследовал за ней. Зал, погруженный в интимный полумрак, оказался довольно тесным и оттого особенно уютным. Двадцать столиков с миниатюрными шарообразными светильниками обрамляли круглую сцену двумя рядами. К запахам кофе и сигарет добавилась еле уловимая нотка изысканной парфюмерии.
— У нас респектабельное заведение, — сказала девушка. — Можно без шума?
— Постараюсь, — ответил я, хотя и не представлял, как сдержу обещание.
Вика редко отдыхала без скандала. Собственно, в нем она и видела основную цель развлечения. Даже при моем бдительном сопровождении госпожа Рокот постоянно умудрялась выкинуть что-нибудь эдакое. Что уж говорить про одиночное плавание… Я мог поспорить на все свои деньги, что Виктория уже пьяна и собирается устроить шоу. В этом с моей подопечной мало кто мог сравниться. Я понимал, что вывести ее из зала тихо вряд ли удастся. Но девушка на входе вызвала во мне самые искренние симпатии, а посему огорчать ее раньше времени как-то не хотелось.
Группа на сцене — четверо парней и яркая блондинка в красном платье с глубоким декольте — играла нечто тягуче-сексуальное. Подразумевался классический блюз. Горячие чувства подневольного чернокожего рабочего к прекрасной белой госпоже в исполнении людей, которые в жизни не видели плантаций сахарного тростника. Странно, но мне подобный подход понравился даже больше, чем традиционный. Секс так и сочился из динамиков, и я в очередной раз признал, что если и есть на свете греховная музыка, то это, без сомнения, блюз. И тем, кто видит смысл жизни в освобождении от стандартов, нужно слушать ее в исполнении северных народов.
Вика, простите за жаргон, отрывалась по полной программе. Я сразу отметил ее точеную фигуру возле сцены. Длинные ноги, короткое черное карэ, упругий бюст третьего размера — без всяких там накладок и силиконовых вставок, повсеместно распространенных в наше искусственное время. Рокот женился на Виктории по карьерным соображениям. Но и тут совместил приятное с полезным. Вкус у него хороший, отличный, можно сказать, вкус. Что есть, то есть, и отрицать это глупо…
Моя подопечная раскачивалась в такт музыке, закинув руки за голову. По-видимому, такое поведение не удивляло присутствующих: кто-кто даже помогал ей хлопками, кто-то подбадривал криками. Блондинка и вовсе, казалось, видела только ее. Определенно, между ними уже протянулась тонкая энергетическая нить. Певица смотрела Вике в глаза, протягивала к ней руки. Жаль, я не знал английского. Полагаю, она и словесно выражала свою приязнь. Зная бесшабашный характер Вики и ее более чем свободные взгляды на однополую любовь, можно было предположить, что ничем хорошим это заигрывание не закончится.
Я не ошибся. Песня достигла своей кульминации. Голос певицы спустился вниз, в щекочущее слух бархатными нотками контральто. А затем, сопровождаемый барабанным соло, взмыл под небеса, к верхним нотам второй октавы. Зал разразился аплодисментами. Вика залезла на сцену и обняла певицу за талию. Теперь они оказались лицом к лицу. Блондинка заметно смутилась. Но Вика была уже не в том состоянии, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме своего желания. Она притянула голову певицы к себе и впилась в ее сочные губы жадным, голодным, нетерпеливым поцелуем. Зал охнул от изумления. Такого здесь еще не видели. То есть видели, я полагаю, в порнофильмах или при вызове групп девочек на дом. Но чтобы так, прилюдно и открыто… Сидящие в зале господа были слишком богаты, чтобы позволить себе подобные вольности публично.
Я направился к сцене, отстраненно отметив, что блондинка повелась-таки. Ее грудь вполне очевидно грозила покинуть глубокий вырез платья, щеки покрылись лихорадочным румянцем. Останься Вика здесь до окончания вечера — я уверен, женщине довелось бы узнать, что представляет из себя по-настоящему жаркая постель…
Поцелуй затянулся. Когда до объекта оставалась какая-то пара метров, зал озарила вспышка фотоаппарата. Вот это было совсем плохо. Плохо и серьезно. Не знаю, откуда в зале оказался фотоаппарат. Да это и не имело значения. Важно то, что жену известного политика, публично ратующего о наведении в стране порядка и укреплении нравственных устоев общества, запечатлели в весьма недвусмысленном виде. Закрытые от страсти глаза, похотливые руки, мнущие затянутый в красную материю зад — чересчур даже для такой, привыкшей ко всему страны, как Россия… А ведь в мою задачу входило пресечение на корню подобных ситуаций. Приходилось решать две проблемы вместо одной, причем одновременно.
Я вышел на сцену и мягко тронул Вику за локоть. Она оторвалась наконец от губ своей жертвы и повернула голову в мою сторону:
— А, это ты?
— Как видишь. Нам надо ехать домой.
— Я занята! — фыркнула Вика.
— Твой муж будет очень недоволен.
— В задницу моего мужа! — рявкнула Вика. — Тем более что он сейчас в Питере. Ты разве не знаешь?
На дворе стоял ноябрь месяц. Часы показывали половину двенадцатого ночи. Было мрачно и сыро. Я припарковал служебный «бентли» возле нашего особняка и, прикрываясь рукой от назойливых капель дождя, пробежал ко входу в дом.
Мы со Свином жили в большом коттедже из красного кирпича со всеми полагающимися московскому жилью атрибутами: высоченным забором, системами видеонаблюдения и окнами-бойницами, забранными толстенными решетками. Немного смахивает на тюрьму, но Москва не самый подходящий город для расслабления. Хочешь жить спокойно — надень на себя десять слоев брони…
Свин ждал меня в зале. Здесь следует пояснить, что Свин — это не кличка. Мой старший офицер действительно был свиньей. Толстым розовым хряком с щетинистым рылом, маленькими глазками и шершавым пятаком. Поэтому человеческое имя ему не полагалось. Свин, просто Свин — и весь разговор.
Понимаю, все это звучит довольно странно. Но некоторые сотрудники Отдела действительно проходили службу в телах животных. Не по своей воле, разумеется, в Отделе вообще мало кто служил по своей воле. Нас просто ставили перед выбором — служба или смерть. И по большей части предложение это звучало, когда смерть стояла совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Так что колебаться особо не приходилось. Когда кандидат соглашался, его отвозили в тренировочный лагерь для полугодичной подготовки. Это в том случае, если его тело было пригодно для восстановительного лечения. Если же нет — душу кандидата вселяли в тело животного. Именно так произошло с моим старшим офицером.
В своей прошлой жизни Свин был преуспевающим бизнесменом. Его моральные качества оставляли желать лучшего. Его деловая этика хромала на обе ноги, как и у всех людей, сделавших состояние на рубеже восьмидесятых и девяностых годов прошлого века. Он обманывал, предавал, мошенничал, давал взятки, утаивал доходы от налоговой инспекции. И все же он не был отъявленным негодяем, потому что в таком случае его не пригласили бы в Отдел. Любому оперативнику требовалось иметь хоть одно светлое пятно в биографии. У Свина их было целых два. Во-первых, в прошлой жизни он занимался благотворительностью. Во-вторых, свято соблюдал табу на физическое устранение своих конкурентов. Непростительная слабость: конкуренты подобной щепетильностью не отличались и одним погожим июльским вечером голова моего будущего старшего офицера разлетелась вдребезги от прицельного выстрела снайпера. Когда его душа стала готовиться к Суду, появилось руководство Отдела. Ситуация оказалась патовая: да, новопреставленный имел в активе добрые дела, но его профессиональная деятельность оставляла желать лучшего. Да и личная жизнь была, мягко говоря, далека от совершенства. Наказывать, таким образом, было жалко, а награждать — не за что. Поэтому руководство Отдела сделало следующее предложение: душа бывшего бизнесмена вселяется в тело борова и поступает на службу в Отдел. За каждое выполненное задание Свину начисляется определенное количество баллов. Когда сумма баллов достигнет максимума, Свин сможет пройти трехмесячный очистительный курс от прошлых грехов в карантинной зоне, после чего его душа, избавленная от лишнего груза, спокойно отправиться на выгодную реинкарнацию. Согласие последовало незамедлительно, и преуспевающий бизнесмен стал Свином, старшим офицером Отдела. Вскоре к нему приписали и меня в качестве младшего офицера. Образовалась связка. Мы работали вместе почти десять лет. И сегодня имели шанс завершить службу. Выполни мы задание — и баллы, достаточные для получения отставки, достигли бы максимума. Но шансов на это, как я уже сказал, было ничтожно мало….
Итак, Свин ждал меня в зале. Это было его излюбленное место работы. Во-первых, здесь был камин. Несмотря на толстую шкуру и весьма приличную щетину на загривке, Свин постоянно мерз. Так что тепло он любил даже больше, чем я. Во-вторых, на стене зала висел огромный экран плазменного телевизора — самый большой из всех современных моделей. Телевизор напрямую соединялся с мощным компьютером, подключенным к Интернету. На экране постоянно транслировалась самая изощренная порнография, какую только поисковая система обнаруживала в Сети. Свин утверждал, что так ему лучше думается. Впрочем, в перерывах между заданиями, когда думать было особо не над чем, телевизор все равно был включен. В-третьих, в зале стоял любимый кожаный диван Свина.
— Что-нибудь придумал? — вместо приветствия бросил я Свину.
— Что-нибудь мы придумывали последние полгода, — с ударением на местоимении «мы» проворчал Свин. — Садись, постараемся родить план, который сработает.
В помещении царил умеренный беспорядок. Когда Свин много думал, он много ел. Поэтому повсюду валялись пакеты из-под фисташек, недоеденные булки и апельсиновая кожура. На тумбе возле дивана стояла стеклянная цветочная ваза, купленная мною в «ИКЕА» и мгновенно приспособленная Свином под кофе, до которого он был большой охотник.
Я смахнул с коричневого кожаного кресла кипу «желтых» газет и сел.
— У меня мало времени. Вика решила прошвырнуться с подругой по Охотному ряду. Я должен забрать ее оттуда через полчаса.
Свин издал сиплый смешок. Так происходило всегда, когда он выражал презрение к моим умственным способностям.
— Не трать бензин зря. Она в очередной раз надула тебя. Сказала, что идет с подругой, а сама поставила машину на стоянке, взяла такси и отправилась за город в какой-то элитный клуб, где играют блюз.
— Спасибо, что подсказал, — скромно потупился я.
Конечно, Свин мог бы вести себя и повежливее. Да, он, как старший офицер, был наделен экстраординарными способностями: обладал даром ясновидения, мог сканировать ауру других людей и общаться с горним миром в продолжительных медитациях. А я — рядовой исполнитель, без всяких метафизических финтифлюшек. Но зато у меня нормальное человеческое тело, а не розовая свиная туша с копытами и маленьким, завернутым в бублик, хвостом….
— Итак, — начал наше совещание Свин. — Что мы имеем на сегодняшний день?
— Сегодняшний день полностью имеет нас, — нимало не кривя душой, признал я.
Согласен, мои мысли были далеки от позитива. Но у меня был повод для грусти. Вот уже полгода я работал под прикрытием, исполняя роль телохранителя Виктории Рокот — жены известного политика Бориса Сергеевича Рокота. Обязанности особенно не напрягали: я сопровождал Викторию во время ее набегов на бутики, два раза в неделю занимался с ней в фитнесс-центре и следил за тем, чтобы моя подопечная не превышала ежедневную норму алкоголя. Вот и все. Реальных опасностей не существовало: Борис Сергеевич умел ладить с людьми и покушаться на здоровье или жизнь членов его семьи желающих не находилось. Конечно, я постоянно таскал с собой оружие — дурацкий кольт тридцать восьмого калибра с резной рукояткой и золотым вкраплением в мушку. Оружие непрактичное до ужаса, и сам бы я предпочел старый добрый «ПМ» или американский «глок». Но Рокот, выбившийся в люди из семьи заводского слесаря, любил подчеркивать свою состоятельность. А посему его охранники носили кольты и ездили на «бентли». Семья Корлеоне на нашем фоне выглядела бы простой уличной бандой.
— Как чувствует себя Борис Сергеевич? — поинтересовался Свин.
— Замечательно.
— Его вера по-прежнему крепка? —Да.
— Плохо… — вздохнул Свин.
— Плохо, — согласился я.
Тут я должен сделать некоторые объяснения. Отдел занимался тем, что лишал людей веры. Звучит ужасно, понимаю. Вера — великая вещь. И, как все великое, неоднозначна до ужаса. Большинство людей не задумывается над этим фактом. Но мы, сотрудники Отдела, хорошо знали, что вера всегда приносит свои плоды. И часто они бывают весьма сомнительны с моральной точки зрения. Хорошо, когда человек верит, что волос не упадет с головы, в какой бы передряге он ни оказался. Но если этот человек — убийца, террорист, торговец наркотиками? Если он издевается над своими близкими, доводит до самоубийства подчиненных и при этом верит, что его действия правильны? Работает ли при таком раскладе вера? Увы, работает. С него действительно не падает волос, даже если он взрывает автобус с детьми. Его близкие сходят с ума, его подчиненные накладывают на себя руки, а он спокойно пьет вечерний чай и наслаждается собою. Сомневаетесь? Посмотрите выпуски новостей…
Процесс лишения веры происходил следующим образом. Руководство Отдела спускало нам информацию о человеке, вера которого вызывала их нарекания. Не знаю уж, где и какими путями они добывали эти сведения. Может быть, всего лишь внимательно читали ежедневные газеты…
В любом случае, за десять лет службы я не видел ни одного руководителя. Обстоятельства задания сотрудники Отдела узнавали от существа, которое все, даже принципиально неверующий Локки, называли Ангелом. Совет старших офицеров определял, какая пара «Старший офицер — оперативник» более соответствует характеру предполагаемой работы. Модели и Бомжу обычно поручали деятелей шоу-бизнеса. Локки и Старуха специализировались на менеджерах среднего звена и криминальных героях. Варшавский и Джокер работали с бизнесменами. Что же касается нас со Свином, то мы считались самой опытной парой. А потому задания нам доставались наиболее сложные: политики, олигархи, священнослужители.
Старший офицер разрабатывал схему подхода к объекту, после чего в дело вступал оперативник. Перед ним ставилась нелегкая задача — войти в доверие к объекту и вызвать в его душе сомнения, страх или чувство вины. Когда это удавалось, объект открывался для карающего воздействия законов справедливости. Остальное было уже делом техники. Чаще всего активатор просто уходил в тень, позволяя событиям развиваться своим чередом. И объект попадал в катастрофу или до него добирались наконец давние недруги, попытки покушения которых до сих пор не удавались. Вариантов было море. Иногда ликвидацию совершал и сам активатор — в случае, если под рукой не оказывалось ничего подходящего, приходилось брать в эту самую руку пистолет и вышибать мозги объекту. Активатор мог это сделать, нимало не заботясь о последствиях для своей кармы, — законы справедливости он не нарушал, и бояться ему было нечего…
Борис Сергеевич Рокот был крепким орешком. Самым крепким из всех, кого мне доводилось встречать. Он достаточно давно занимался политикой и в настоящий момент находился около вершины политического Олимпа. Естественно, Рокот соблюдал правила игры. Он составлял законопроекты, публично ратовал за удвоение ВВП, встречался с избирателями, часто, и не без блеска, выступал на разнообразных телевизионных ток-шоу.
Возглавляемая им партия имела приличное депутатское представительство в Думе. Но все это — снаружи. На самом деле политическая деятельность служила лишь инструментом для реализации его амбиций. Борис Сергеевич хотел видеть себя выше всех, мечтал достичь такой точки в карьере, выше которой — одно только небо. Ничего удивительного, в принципе. Все люди стремятся так или иначе возвыситься над себе подобными. Но Рокот не колебался в выборе средств для достижения своей цели. Поэтому его деятельность и заинтересовала аналитиков Отдела. Они выяснили, что наш подопечный, помимо обычного лоббирования интересов тех или иных криминальных кругов в Думе, оказался втянутым в крайне неприятную аферу. В Москве готовился большой террористический акт. И Борис Сергеевич знал об этом. Знал, но молчал. Более того, через систему подставных фирм он финансировал террористов. Зачем? Оказалось, все очень просто. Рокот загодя стал критиковать методы работы министра, отвечавшего за безопасность страны, чтобы у всех сложилось мнение, что только он, Рокот, знает, как эффективно охранять покой рядовых граждан. Когда прогремят взрывы, это мнение усилится. Министра с треском снимут, а Рокот займет его место. Это, конечно, не президентское кресло. Но Борис Сергеевич не хотел быть президентом. Президенты приходят и уходят. А Рокот желал занимать первое кресло всегда. Поэтому он и нацелился на пост, обеспечивающий контроль над силовыми ведомствами. Имея в подчинении всех силовиков, можно много чего сделать. Например, провести реформу верховной власти и занять трон пожизненно (Рокот слыл ярым монархистом и с помощью хорошо проплаченных историков отыскал в своем генеалогическом древе представителей царской семьи).
Руководство Отдела очень беспокоила вера Рокота, который считал, что поступает правильно. Он делил людей на победителей и расходный материал. Победитель всегда был прав. Расходный материал внутренне смирился со своей участью, и посему пускать его в расход можно без малейших колебаний. Эта вера была крепка — и удача сопутствовала Борису Сергеевичу. До взрывов оставалось совсем немного времени. Нам предстояло предотвратить их, но не обычным путем, а разрушив веру политика…
— Где он сейчас? — спросил меня Свин.
— Уехал в Питер, на совещание.
— Значит, нам остается только телефонный звонок?
— Увы….
На разработку каждого объекта руководство Отдела выделяло строго регламентированный срок. Если оперативникам не удавалось справиться с задачей в установленное время, считалось, что объект находится под покровительством Провидения, а дело сдавалось в архив. Оперативники же вместо призовых баллов получали штрафные.
— Что же такое можно сказать Рокоту по телефону, чтобы он потерял свою веру? — вслух размышлял Свин.
Я пожал плечами. За последние полгода я неоднократно пытался заронить в душу Бориса Сергеевича сомнения. Рассказывал ему всякие истории, подкладывал на видное место разоблачительные статьи… Все напрасно. У него была абсолютно непоколебимая вера.
Свин сжевал очищенный мною апельсин, выплюнул косточки на паркет и закатил глаза.
— Ладно, я — в медитацию. Никуда не уходи.
С этими словами он шумно вздохнул и вырубился на какое-то время. Входил в Высшие энергоинформационные слои, значится, чтобы получить ответ на волновавший нас вопрос. Звучит красиво, если не знать, что Свин уже медитировал на данную тему примерно раз шестьдесят. И всякий раз Высшие слои подкидывали нам совершенно бредовые решения….
Дожидаясь, пока Свин покинет свою нирвану, я напился чаю и посмотрел несколько раундов боя тяжеловесов по телевизору, грея озябшие ноги у камина.
— Есть! — громко хрюкнул Свин, открывая глаза.
— Что «есть»?
— Ну, контакт… я установил контакт с Высшими энергоинформационными…
— И что они сказали? — перебил его я.
— Тебе надо все время находиться возле Виктории Рокот, — пробурчал Свин, опуская глаза.
— И это все?
— Все.
Я встал и в раздражении накинул плащ на плечи.
— Знаешь, подобную информацию можно получить и без медитации — достаточно прочитать обязательства, которые я подписывал при поступлении на работу…
— А ты не кипятись… Иногда наиболее эффективными оказываются самые бессмысленные действия.
Ничего не ответив, я пошел к выходу.
— Я подключу тебя к моему сознанию! — прокричал мне вдогонку Свин.
— Лучше к Интернету подключи… — вздохнул я, усаживаясь в «бентли».
Свин умел общаться со мной на телепатическом уровне. Просто опутывал своей энергетикой мою ауру— и мы могли разговаривать, не издавая звуков. Иногда мне это не нравилось, но сейчас дар Свина пришелся кстати: он, благодаря способности к ясновидению, знал, где следует искать Викторию Рокот. Но главное, мой офицер предупреждал меня о пробках на дороге. Я лишь тупо следовал его указаниям, покорно поворачивая руль в нужный момент…
Осенняя ночь взасос целовалась с колючим холодным ветром. С неба то и дело срывались торопливые, как маленькие рыбки, стайки капель. Сиротливая луна смущенно металась от одного черного облака к другому. Я гнал «бентли» по кольцевой дороге. В динамиках бесновались «Джудас Прист»:
This day will last forever
Deep in the hearts of men
Courage and victory
Remember, remember.
Несмотря на поздний час, машин было много. Большие и маленькие, дорогие и совсем дешевые, они неслись сплошным потоком по широкой магистрали, чтобы влиться во всепринимающее лоно Москвы. Кто-то сравнивал эту картину с движением электронов, у кого-то она вызывала ассоциации с пульсацией кровеносной системы. Я же напоминал себе сперматозоид. Маленькая частичка в огромной струе. Работы много, скорости сумасшедшие, локтями приходится орудовать вовсю. А вероятность успеха ничтожно мала.
Паршивое настроение, что и говорить. Я ведь тоже надеялся на успешное выполнение задания. Получу увольнительные документы, деньги — и все, никому ничего не должен. Сам себе хозяин. Куплю виллу в Испании и стану наслаждаться тихой безмятежной жизнью. И больше не надо будет притворяться, лгать, рисковать жизнью, выполнять чужие требования. Сам себе хозяин… Звучит сладко, но если мы сегодня облажаемся, штрафные баллы вновь отодвинут сверкающую солнечными зайчиками мечту на неопределенный срок.
Свин понимал мои чувства и потому разговорами особо не докучал. Просто подсказывал путь, а свои похабные анекдоты, которые он любил рассказывать к месту и не к месту, оставил до лучших времен. Так, в трауре, и доехали.
Я припарковал «бентли» возле скромного краснокирпичного особняка и повернул ключ в замке зажигания. Мотор мгновенно заглох. Лобовое стекло затянула пленка водяной измороси. На мягкой коже сидений заиграли блики неоновой вывески клуба, который, без предупреждений и объяснений, решила посетить на ночь глядя Вика. Трудно сказать, почему она выбрала именно это место. Судя по вывеске — яркой неоновой гитаре на фоне дымящейся чашки кофе, — здесь играли блюз. Моя подопечная не любила такую музыку. Впрочем, я мог ошибаться…
Покидать теплый, пахнущий деревом и кожей салон было трудно. Все равно, что нырять с разбега в студеное озеро. Я посмотрелся в зеркало на лобовом стекле, чтобы проверить, соответствует ли мой внешний облик обстоятельствам. Вроде все нормально: высокий светловолосый мужчина в безупречно подогнанном по фигуре костюме из дорогой английской ткани. Проблем с фэйс-контролем возникнуть не должно.
— Да… еще бы шляпу, плащ и «томмиган» в руки, — с издевкой хрюкнул в моей голове Свин, — и можно самовыдвигаться на «Оскар». Самый сексапильный секретный агент всех времен и народов. Брэд Питт удавится от зависти…
— Ладно тебе, — беззлобно буркнул я, после чего вылез из машины и, стараясь не дрожать от порывов ветра, направился по красной дорожке по входу в заведение.
Внутри клуб выглядел намного лучше, чем снаружи. Холл, по крайней мере: никакого кричащего шика, благородная отделка, приглушенное освещение. Воздух пропитан запахами горячего кофе, дорогих сигарет и коллекционного виски. Из зала доносились мягкие звуки гитары и гулкая дробь ударных. И если я хоть немного разбираюсь в предмете, здесь действительно играли блюз, а не то, что можно было считать блюзом. Приятно. Иногда я признавал, что несправедлив к Москве: если в ней есть такие места, она не так плоха, как мне обычно представляется…
— Здравствуйте! — приветливо улыбнулась мне встречающая гостей девушка. — Где желаете отдохнуть? Бар или концертный зал?
Она была красива среднерусской широкоскулой красотой. Русые волосы заплетены в толстую косу. Я с удовольствием представил бы ее в национальном костюме с вышивкой, а не в этой официальной, обтягивающей грудь блузе. Но мои фантазии никого не интересовали. Работа есть работа. Я достал из кармана фотографию Вики.
— Там же, где и она.
Девушка немного смутилась. Все правильно: в заведениях подобного рода принято соблюдать право клиентов на конфиденциальность.
— Я телохранитель этой особы, — пришлось пояснить мне. — Просто выполняю свою работу.
— Тогда вам в зал, — кивнула девушка.
Я проследовал за ней. Зал, погруженный в интимный полумрак, оказался довольно тесным и оттого особенно уютным. Двадцать столиков с миниатюрными шарообразными светильниками обрамляли круглую сцену двумя рядами. К запахам кофе и сигарет добавилась еле уловимая нотка изысканной парфюмерии.
— У нас респектабельное заведение, — сказала девушка. — Можно без шума?
— Постараюсь, — ответил я, хотя и не представлял, как сдержу обещание.
Вика редко отдыхала без скандала. Собственно, в нем она и видела основную цель развлечения. Даже при моем бдительном сопровождении госпожа Рокот постоянно умудрялась выкинуть что-нибудь эдакое. Что уж говорить про одиночное плавание… Я мог поспорить на все свои деньги, что Виктория уже пьяна и собирается устроить шоу. В этом с моей подопечной мало кто мог сравниться. Я понимал, что вывести ее из зала тихо вряд ли удастся. Но девушка на входе вызвала во мне самые искренние симпатии, а посему огорчать ее раньше времени как-то не хотелось.
Группа на сцене — четверо парней и яркая блондинка в красном платье с глубоким декольте — играла нечто тягуче-сексуальное. Подразумевался классический блюз. Горячие чувства подневольного чернокожего рабочего к прекрасной белой госпоже в исполнении людей, которые в жизни не видели плантаций сахарного тростника. Странно, но мне подобный подход понравился даже больше, чем традиционный. Секс так и сочился из динамиков, и я в очередной раз признал, что если и есть на свете греховная музыка, то это, без сомнения, блюз. И тем, кто видит смысл жизни в освобождении от стандартов, нужно слушать ее в исполнении северных народов.
Вика, простите за жаргон, отрывалась по полной программе. Я сразу отметил ее точеную фигуру возле сцены. Длинные ноги, короткое черное карэ, упругий бюст третьего размера — без всяких там накладок и силиконовых вставок, повсеместно распространенных в наше искусственное время. Рокот женился на Виктории по карьерным соображениям. Но и тут совместил приятное с полезным. Вкус у него хороший, отличный, можно сказать, вкус. Что есть, то есть, и отрицать это глупо…
Моя подопечная раскачивалась в такт музыке, закинув руки за голову. По-видимому, такое поведение не удивляло присутствующих: кто-кто даже помогал ей хлопками, кто-то подбадривал криками. Блондинка и вовсе, казалось, видела только ее. Определенно, между ними уже протянулась тонкая энергетическая нить. Певица смотрела Вике в глаза, протягивала к ней руки. Жаль, я не знал английского. Полагаю, она и словесно выражала свою приязнь. Зная бесшабашный характер Вики и ее более чем свободные взгляды на однополую любовь, можно было предположить, что ничем хорошим это заигрывание не закончится.
Я не ошибся. Песня достигла своей кульминации. Голос певицы спустился вниз, в щекочущее слух бархатными нотками контральто. А затем, сопровождаемый барабанным соло, взмыл под небеса, к верхним нотам второй октавы. Зал разразился аплодисментами. Вика залезла на сцену и обняла певицу за талию. Теперь они оказались лицом к лицу. Блондинка заметно смутилась. Но Вика была уже не в том состоянии, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме своего желания. Она притянула голову певицы к себе и впилась в ее сочные губы жадным, голодным, нетерпеливым поцелуем. Зал охнул от изумления. Такого здесь еще не видели. То есть видели, я полагаю, в порнофильмах или при вызове групп девочек на дом. Но чтобы так, прилюдно и открыто… Сидящие в зале господа были слишком богаты, чтобы позволить себе подобные вольности публично.
Я направился к сцене, отстраненно отметив, что блондинка повелась-таки. Ее грудь вполне очевидно грозила покинуть глубокий вырез платья, щеки покрылись лихорадочным румянцем. Останься Вика здесь до окончания вечера — я уверен, женщине довелось бы узнать, что представляет из себя по-настоящему жаркая постель…
Поцелуй затянулся. Когда до объекта оставалась какая-то пара метров, зал озарила вспышка фотоаппарата. Вот это было совсем плохо. Плохо и серьезно. Не знаю, откуда в зале оказался фотоаппарат. Да это и не имело значения. Важно то, что жену известного политика, публично ратующего о наведении в стране порядка и укреплении нравственных устоев общества, запечатлели в весьма недвусмысленном виде. Закрытые от страсти глаза, похотливые руки, мнущие затянутый в красную материю зад — чересчур даже для такой, привыкшей ко всему страны, как Россия… А ведь в мою задачу входило пресечение на корню подобных ситуаций. Приходилось решать две проблемы вместо одной, причем одновременно.
Я вышел на сцену и мягко тронул Вику за локоть. Она оторвалась наконец от губ своей жертвы и повернула голову в мою сторону:
— А, это ты?
— Как видишь. Нам надо ехать домой.
— Я занята! — фыркнула Вика.
— Твой муж будет очень недоволен.
— В задницу моего мужа! — рявкнула Вика. — Тем более что он сейчас в Питере. Ты разве не знаешь?