Страница:
1
Ланмпсар Самба был застрелен из помпового ружья ТОЗ-194. Эта модель была разработана лет десять назад для лесников и охотников. Рукоятка, как у револьвера, приклада нет. Ружье не самозарядное: чтобы перезарядить, нужно щелкнуть расположенным под стволом цевьем. Впрочем, из пяти заряженных в ружье патронов израсходован был один. Тот, что пробил череп парню из Сенегала.
Номер на ружье был забит, но кое-какие цифры разглядеть было возможно. Из особых примет на ружье имелись несколько надписей и треснувшая скоба, скрепленная двумя болтами. Надписи были нанесены буквально за день до выстрела, а вот трещина вполне прокатывала за особую примету. Ружье было единственной зацепкой. И, потянув за эту ниточку, следствие все-таки вышло на стрелка.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Когда убили сенегальца, для всех отделов началась круглосуточная работа без отгулов и выходных. В тот день я тоже ушел с работы как обычно: в 23:30. Но едва отъехал от конторы, мне перезвонил начальник.
— Давай обратно. Установили, кому принадлежит ружье.
Я разворачиваюсь и еду обратно. В отделе сидит задержанный. Парня зовут Слава. Какое-то время тому назад он работал охранником в магазине детского питания «Здоровый малыш». А его сменщиком работал Леша по кличке СВР. Ребята подружились, и в результате Слава продал ствол новому знакомому.
— Слава, ты точно помнишь? Это точно был СВР?
— Да говорю вам: он!
К тому времени Леша уже сидел в Выборгской пересыльной тюрьме и ждал отправки в колонию-поселение. Он получил срок по делу группировки «Mad Crowd». Пока шел суд, Леша аккуратно являлся на заседания. Его приятели Мельник и Кислый предпочли скрыться, пустились в бега и были объявлены в международный розыск. А СВР прятаться не стал. Посещал все заседания, отвечал на вопросы судьи, получил свои три года и спокойно уехал в Выборг. На следующий день после беседы со Славой с самого утра я еду в Выборг. К нам выводят Лежу. Выглядел он теперь, как герой боевика категории «Би»: отрастил бороду, весь в татуировках «Арийское Братство»...
— 01— говорит,— какими судьбами?
— Здорово, Лежа! Я тебе новый срок привез! Он не спросил «За что?», он спросил «Зачем?».
— Как это, Леха, «зачем»? Ты ведь слышал, что сенегальца застрелили?
— Слышал. Телевизор у нас здесь есть.
— А о том, что нашли человека, которому принадлежит ружье, тоже слышал?
— Нет. Об этом по телевизору не говорили.
— Ну так я тебе вместо телевизора все расскажу. Ля-ля тополя... Жил да был паренек. Работал охранником в магазине «Здоровый малыш». Там он познакомился с еще одним охранником по имени Слава. И купил у него ружье. Понимаешь, о ком речь? Он сидит, слушает. Отвечать мне не собирается.
— А я ведь, Леха, тебя имею в виду. Это из твоего ружья сенегальца застрелили.
— Ну и что? Я к тому времени уже сидел.
— А вот это, Леха,— фигня. Соучастие мы тебе вчинить все равно сможем.
— Какое соучастие? Я же в тот момент в «Крестах» был!
— Ну и что? Ружье-то по-любому твое. Где гарантия, что все это не с твоей подачи случилось?
— Нет такой гарантии.
— Сам все понимаешь. Так что собирайся, поедешь обратно в «Кресты».
А нужно сказать, что в следственном изоляторе ему сиделось очень нелегко. В хате Леха сразу не очень правильно себя поставил и потом за это страдал. Бандосы ведь идейных не любят. Тем более таких, как СВР,— у него же вся кожа в свастиках. Так что ехать назад, туда, где его так сильно плющили, Леше очень не хотелось. Сразу было понятно: сидеть ему предстоит в то же самой камере и на этот раз плющить его будут еще сильнее.
— Слушайте,— засуетился он,— не надо «Крестов»...
— Не надо?
— Продал я ружье...
— Кому?
Уж как не хотелось ему признаваться, но пришлось:
— Ну да, все верно. Ружье я продал Кислому.
Я знал, что именно ему. Но все равно очень обрадовался. К Кислому сходились все ниточки. Хуршеду Султонову убили ровно в том дворе, где он был прописан. Практически под его окнами. И арестованные по делу о нападениях на почты указывали тоже на него. А теперь мы еще и точно знали, кто стрелял в сенегальца.
2
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Кислый и СВР были ближайшими приятелями. Но когда мы прихватили основной состав «Mad Crowd», Леха предпочел получить свои три года, отсидеть и потом выйти чистым, а Кислый пустился в бега. Он не являлся по повестке, не жил дома, и где его искать, было совершенно непонятно.
Вместе с ним скрывался и сам лидер «краудов» Руслан Мельник. По этим двоим дело было выделено в особое производство. Приземлить обоих активистов мы пытались еще пока шел суд. Иногда появлялась информация: парни будут там-то и там-то... Однако взять их нам так и не удалось.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
А где-то за неделю до вынесения приговора, мне звонят:
— Слушай, ты ведь интересуешься остатками «краудов»?
— Есть такая фигня.
— Приезжай. Тут для тебя есть интересная информация.
Я приезжаю. Там сидит человек, который рассказывает действительно интересные штуки.
— Ты ищешь Кислого?
— Ищу
— Твой Кислый позавчера похитил девушку.
— Похитил?
— Они требовали выкуп, отправили девочку за деньгами, и та сбежала.
— Это точно был Кислый?
— Точно! Кроме него в похищении участвовал Руслан Мельник, а также Бен-Шерман, Комар, Петя и Кефир. Знаешь таких?
— Ха! Конечно знаю! Это все, что после задержаний осталось от «Mad Crowd». Петю привлечь не удалось— до сих пор, засранец, бегает на свободе. Бен-Шермана я перевел в свидетели. Остальные у меня на подписке.
— Ну так займись.
Получить от Пети хоть какие-то показания я пытался еще до того, как дело «Mad Crowd» было передано в суд. Но он только повторял: вы не тех ловите! Не с тем боретесь!
Под конец я ему тогда сказал:
— Знаешь, Петя, Земля-то круглая. Думаю, нам еще предстоит пересечься. Тогда у меня на него ничего не было. Притянуть его вместе с остальными я не смог. А теперь оказывается, что этот парень участвовал в похищении. Ну что ж? Значит, есть на свете высшая справедливость.
— Как девочку зовут?— спросил я.
Мне были даны координаты, и я поехал к ней. Ситуация, по ее словам, была вот какая. Девочка шла с учебы. Рядом остановилась машина, из которой выскочили парни и запихали ее вовнутрь. Сперва с ней разговаривали просто на лестничной площадке близ лежащего дома.
Один из похитителей достал шприц и говорил, что заразит ее неизлечимой болезнью. Кислый угрожал ей ножом и требовал бабки. Забрал сумочку, вытряхнул оттуда все на пол.
После этого разговора ее отвезли на хату. Адрес или хотя бы район города она назвать не может. Была в состоянии шока, ничего не видела. На хате ее какое-то время держали взаперти. Помимо нее там находился парень, которого похитители пиз-дили так, что страшно вспомнить. Называли они его Огурец.
Всей этой публикой я занимался уже несколько лет подряд. Картинка в мозгу сложилась почти сразу. Огурец— это один из двух братьев, ранее входивших в бригаду «Шульц-88». Да и с остальными мне все было более или менее понятно. Непонятно одно: зачем им весь этот балаган понадобился прямо в то время, когда «крауды» ходят под судом?
— Ты слышала, что они требовали с Огурца?
С Огурца, по словам девочки, они требовали двадцать тысяч рублей. С нее самой— четыреста долларов. Вроде бы немного, но она не знала, где взять и эту сумму. Поэтому, когда похитители отправили ее за деньгами, она просто сбежала.
— Ты точно не можешь показать квартиру?
— Не могу. Действительно не помню. На обратной дороге они мне еще и шапку на глаза натянули.
— Ладно.
Она рассказала, я записал. Но что со всем этим делать— совершенно непонятно. С точки зрения Процессуального кодекса, полученная информация ничего не стоила. Хрен знает кто, хрен знает куда и хрен знает зачем привез девочку— не могли бы вы возбудить дело?
Прокуратура с такими основаниями только рассмеялась бы нам в лицо. А раз уголовного дела нет, значит, никаких следственных действий произвести я не могу. Ни опознаний, ни задержаний— ничего!
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Чтобы человек признался по-настоящему, его необходимо задержать. Чтобы заставить признаться— нужна долгая и тяжелая работа, проводить которую нужно в «Крестах» и так, чтобы никто не мешал. Потому просто привести человека в отделение и сказать: «Мы все про тебя знаем! Сейчас же, сука, колись!»— затея бесперспективная. Настоящие преступники в жизни не расколются— не та публика. Тем более что преступление тяжкое: какой дурак сам станет на себя вешать похищение человека?
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Первое, что пришло мне на ум,— дать девочке денег и попробовать задержать ребят в момент передачи. Но там, очевидно, что-то заподозрили, и до окончания суда насчет денег никто к ней не обращался.
Ладно. Приговор по делу «Mad Crowd» должны были вынести 14 декабря. На заседание должны были явиться двое из четырех похитителей: Кефир и Комар.
Не много, но хоть что-то. Ясно, что брать их нужно именно в этот день. Потому что если не возьмем их сразу, то потом вообще никогда не найдем. Дома эти парни давно уже не жили. Заскочат иногда, переоденутся, а потом ищи-свищи.
Но как брать? На основании чего? Мы приехали на суд и выставили засаду. Единственное, о чем я думал: условно они получат или реально? Если условно, то о расследовании похищения можно забыть. Если сегодня мы их не возьмем, то потом они никогда в жизни уже не признаются. А вот если дадут реально... На наше счастье, им дают поселение и арестовывают прямо в зале суда.
Узнав об этом, я от радости так треснул кулаком в стену, что чуть не сломал руку. Вот теперь мы их точно расколем! Я тут же беру бригаду, мчусь в «Кресты» и начинаю работать с Кефиром и Комаром.
Очень нехотя, очень не сразу, но протечку они все-таки дали. И через несколько дней я узнаю адрес квартиры, где ребята держали похищенных.
3
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Когда мы пришли на квартиру, там уже было пусто. Причем если совсем уж честно, то это был наш прокольчик. В мероприятиях помимо нас была задействована еще одна милицейская служба— и они засветились.
Консьержка стала звонить хозяевам квартиры:
— А что это вашими жильцами милиция интересуется?
Те удивились и отзвонились парням:
— А что это вами милиция интересуется? На что парни только пожали плечами:
— Какая милиция? Ничего не знаем!
Через секунду после этого звонка они покидали вещи в чемоданы и растворились. Единственная ниточка, которая могла привести меня к Кислому, порвалась.
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Комар и Кефир сидят в «Крестах», да только толку от этого немного. Мельник, как и раньше, в бегах, Кислый— тоже в бегах, и как их ловить— совершенно непонятно. Вечный федеральный розыск. А теперь кроме них бегать начали еще и Петя с Бен-Шер-маном. Руководство начинает хмуриться и задает вопросы типа того, что стоило ли и дело открывать, если теперь из всей преступной группы только двое задержанных? И вообще: когда же появятся хоть какие-то результаты?
Весь отдел имеет бледный вид, скрипит зубами и пытается нащупать хоть какие-то ниточки. Но у каждого из оперативников помимо этого есть и еще какие-то дела. Так что все это постепенно становится рутиной.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
С квартирой у нас ничего не вышло, зато я смог установить машину, на которой парни катались, совершая свои похищения: красная «ауди-80». Я узнал даже номер, но где искать эту машину— тоже вопрос. Таких «ауди» у нас в городе почти тысяча штук. Проверять все подряд— потрачу несколько лет.
И вдруг мне звонит человек:
— В четверг на хату приедет Петя.
Сегодня среда. Я смотрю на часы— почти полночь. Значит, спать опять не придется. Единственное, что я у информатора смог спросить:
— Зачем он туда попрется-то?
— Заселяясь в квартиру, они привезли туда стиральную машину. Теперь Петя должен ее из квартиры забрать.
Стиральная машина! Какой бред! Но сама новость была просто отличной. Рано сутра мы выдвигаемся в засаду. Квартира располагалась в районе Автова. Экипажем из трех человек мы ехали по проспекту Стачек, и я все не мог успокоиться. Сам ли Петя приедет за машиной? А вдруг приедут грузчики? Тогда наверняка придется следить, куда они эту машину повезут. Поймать Петю было необходимо, причем этот шанс был явно последним. От всего этого голова просто разрывалась.
Когда мы проезжали мост, между станцией метро «Нарвская» и Кировским заводом в потоке машин я заметил красную «ауди-80». Эти машины довели меня почти до психоза.
Они даже снились мне по ночам. Теперь, увидев эту тачку, я сразу стал дергать нашего водителя за рукав:
— Номер! Какой номер?!
«Ауди» мы уже обогнали, но я говорю напарнику:
— Стой! Надо вернуться! Пусть «ауди» нас обгонит.
— Заколебал! У каждой встречной «ауди» номер разглядываешь!
Я объясняю: машина той марки и того цвета, что мы ищем. Плюс приблизительно в то же время и в том районе, где должен быть Петя. Ну что им сложно притормозить и посмотреть номер?
«Ауди» нас обгоняет, мы все втроем смотрим на номер, и напарник шепчет:
— Твою мать!
Это был их номер. И тачка— их! Я не мог поверить, что наконец нашел эту машину.
— Давай за ними. Только медленно.
Нужно было быстро сообразить, что теперь. Туда они едут или не туда? Стоит ли дать им доехать до квартиры или попробовать брать прямо здесь?
— Ну его на хер,— говорю я.— Станем брать в квартире, еще сбегут. Соседи, погоня, крики— зачем все это? Крепить будем на светофоре.
Понимаешь, что бы там ни показывали в кино, девяносто девять процентов времени нормальный опер проводит сидя за письменным столом и копаясь в бумажках. Собственно, кроме бумажек, мы почти ничего и не видим. Входящий номер такой-то, исходящий такой-то...
Чтобы провести всего одно задержание, мне приходится исписать минимум три километра бумаги. А тут...
На красном светофоре их машина останавливается. Мы с разгона бьем ее сзади. Распахиваем дверцы, выбегаем с пистолетами— я с одной стороны, напарник с другой. Краем глаза успеваю различить, что на сиденьи пассажира сидит здоровый такой кабанище. Я распахиваю дверцу водителя, за шиворот вытаскиваю парня, тычу ему в затылок пистолетом и ору:
— Фамилия! Я сказал, фамилия, сука! Застрелю!
Мне нужен был Петя. Но этот парень был явно не Петей. Со спины я его не узнал,— ору, а сам аж холодею: не того взяли! Это не он!
Он лег на асфальт мордой, трясется весь. Я надсаживаюсь:
— Фамилия!
Он называет свою фамилию, и я аж выдохнул: он! Петя! Все верно!
— Фу, блядь!
А пассажир пытается кулаками махать. Как потом выяснилось, это был шурин Руслана Мельника— муж его сестры. Напарник ему стволом в рожу тычет:
— Милиция! Ты не понял? Дернешься— пристрелю нахуй и глазом не моргну! Лег быстро!
Короче, его тоже повалили. Прохожие были в полном шоке. Сперва, когда мы протаранили их тачку, кто-то пытался орать и сигналить. А когда увидели людей со стволами, все быстро заткнулись и объезжали место столкновения аж по тротуару.
Особенно смешно было то, что, когда мы въехали им в зад, «ауди» дернулась и ткнула стоящую впереди машину. Плюс, когда я вытаскивал водилу, тот сдуру дал по газам. Короче, впередистоящую тачку раскурочили мы довольно здорово. А там ехал тоже милиционер, сотрудник районного отделения. Как выяснилось, эту машину ему только недавно дали за хорошую работу.
Три вмятые машины в ряд, вокруг пробка, на земле лежат люди с заломанными руками, мы стоим со стволами наперевес. А этот милиционер бегает вокруг и причитает:
— Ах, моя машина! Ах, моя машина!
— Ладно тебе,— сказал я ему.— Ты же тоже работаешь в органах. Должен понимать, что происходит, а?
4
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Все это произошло в самом конце марта. А 6 апреля застрелили сенегальца и все завертелось с бешеной скоростью. Из Москвы приехала спецбригада, начальство стояло на ушах, и все теперь требовали результатов.
Шурина, сидевшего в машине, пришлось отпустить. А вот Петю мы закрываем. Основной подозреваемый у нас есть, следственные действия проводятся, люди дают показания.
Мы постепенно устанавливаем остальных, подозреваемых в похищении, следователь выписывает нам обыски.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Выйти на Кислого мы так и не сумели. Зато получили расклад по остальным членам банды.
Я отправился крепить Бен-Шермана. Входить в квартиры договорились в семь утра. В семь все на месте, стоим прямо в парадной, но нет следака. Мы ему звоним: ты вообще где?
— Заблудился в этих чертовых новостройках. Сейчас буду.
Мы топчемся перед дверью. Вдруг я слышу с той стороны мужские голоса. И первая мысль: а вдруг там Кислый?
К тому времени этого парня искала уже вся милиция города. Все уже знали, что переполох последних нескольких лет— его рук дело. Взять Кислого было первоочередной задачей. Теперь я стоял под дверью и думал. Дома парень не живет. Но ведь должен же он где-то скрываться, не так ли? Ясно, что он прячется по приятелям, и почему бы не у Бен-Шермана? Если бы мы взяли его прямо сегодня, то весь сумасшедший дом последних недель сразу бы кончился.
На всякий случай я достаю пистолет. Патрон загоняю в ствол. И вдруг слышу— с той стороны начинает поворачиваться ключ. Следака по-прежнему нет. Обыска на руках нет. Что делать? Прямо передо мной резко открывается дверь— на пороге Бен-Шерман.
До этого парень несколько лет занимался кикбоксингом. Лампочка на лестнице еле горит, и сперва он меня не узнал. Но, увидев перед собой мужской силуэт, тут же на автомате принял стойку.
Я ему пистолет в рыло сую и ору:
— Лечь! Быстро лечь! Ебалом в пол! Пристрелю!
Про себя думаю: дернется— и ведь действительно придется стрелять. Потому что если он въебет мне ногой, то я тут и останусь, а он сбежит. Но он испугался, лег и стал кричать, чтобы я не стрелял.
Из глубины квартиры выскочила мать:
— Что такое?
— Все нормально. Милиция.
И только тут подходит следак. Мы проводим обыск, находим какую-то ерунду. Бен-Шермана увозим с собой. И очень скоро у нас появляется информация, где именно ближайшим вечером будет Мельник. Возле станции метро «Фрунзенская» он должен был передать приятелю кое-какие вещи.
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Никаких сомнений в том, что к ночи я смогу поговорить с Русланом, у меня не было. Группа выехала на задержание, а потом мне звонит шеф, который, надрываясь, орет:
— Блядь! Твой Мельник ушел!
— Как это?
— Супермен хуев! Положил пол-экипажа и скрылся!
Журналисты потом писали, что дело было в метро. Мол, Мельник голыми руками положил шестерых спецназовцев и спокойно ушел наверх по эскалатору. На самом деле все происходило не внизу, а на улице, рядом со станцией. Хотя все равно в голове не укладывается: шестеро сотрудников не смогли взять двадцатилетнего пацана! Я не мог в это поверить.
В ориентировке я писал: вооружен и особо опасен. Занимался единоборствами, постоянно на стреме и никогда не выходит из дому без ножа или баллончика. Те, кто выехал на задержание, не могли не понимать, к кому едут. И что они сделали? Имея на руках такую ориентировку, просто положили ему руку на плечо и ласково сказали:
— Спокойно, сынок, милиция! Дергаться не советую!
Думаю, он ударил еще до того, как успел подумать, правильно ли поступает. С разворота ногой рубанул тому, кто положил руку. На него бросился опер— и он сломал оперу руку. У остальных— химический ожог глаз: Мельник залил их газом из баллончика. И пока они все валяются, он спокойно ушел через дворы. Нормально, а?
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Итог: все хуево. Мы имеем жалкий вид, начальство орет, а где искать Мельника и Кислого, теперь непонятно совершенно.
Так начиналось лето 2006-го года.
12
Детский садик В самом конце Васильевского острова
(май 2006-го)Эта история тянулась уже несколько лет. Когда-то она должна была закончиться. И вот 20 мая 2006 года все-таки закончилась.
Не сразу и даже не очень быстро, но все встало-таки на свои места. В финале этой истории кто-то получил очередное звание и денежную премию, кто-то — тюремный срок... а главный подозреваемый получил пулю в голову.
1
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Ко мне подходят и говорят:
— Поедешь выкапывать трупы. Я удивился и спросил:
— Чьи хоть трупы-то?
— Как чьи? Ты не в курсе? Гофмана и Головченко.
— Вот это да! А что, выяснилось, где закопали их трупы?
— Поезжай. По дороге тебе все расскажут.
Двое приятелей: Ростислав Гофман и Алексей Головченко. Обоим по девятнадцать лет. Почти два года назад оба одновременно пропали без вести: с утра ушли из дому и больше о них никто не слышал.
Родители подавали заявление в милицию. Сестра Головченко пыталась искать брата даже через телевизионную программу «Жди меня». Но все было
бесполезно. Восемнадцать месяцев подряд о парнях никто не слышал.
Милиционеры расспрашивали насчет исчезнувших приятелей их знакомых. Например, Лешу по кличке СВР и других членов бригады «Mad Crowd». Но те только пожимали плечами: сами не в курсе. Просто исчезли ребята, и все. Никому ничего не сказали и пропали. Без понятия, куда они делись...
А потом у следствия появилась ниточка.
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Конечно, приятнее было бы сказать, что раскрытие этого преступления— наша заслуга. Но реально это сделали совсем другие люди.
Понимаешь, Кислый и его приятели успели отметиться в таком количестве дерьма, что занимались ими сотрудники сразу нескольких отделов. Кто-то сумел распутать эпизод с нападениями на почты. Кто-то копал убийство профессора Гиренко. Нам вот лучше удавалось раскрывать нападения на иностранцев. А эпизод с Гофманом и Головченко распутали оперуполномоченные убойного отдела. Фамилий я называть не стану. И как им это удалось, тоже не буду говорить. Но это целиком их заслуга.
У убойщиков есть парень— аналитик от Бога. Четыре месяца подряд он собирал материалы и выстраивал события в жесткую цепочку. Ну а когда общая картина ясна— остальное уже дело техники. У моего отдела подойти к этим людям не вышло, а у убойщиков— получилось. Что могу сказать? Они— молодцы.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
На раскопки мы отправились вместе с убойщиками. Приехали в лес. Место там сырое, почти болото. Человек говорит:
— Вроде где-то здесь.
Начали копать. И очень быстро поняли: не опер-ское это дело, лопатой махать. Мы плюнули, съездили в ближайший поселок, нашли нескольких таджиков-нелегалов. Дали им по лопате и поразились: вот он, профессионализм! Копали таджики бойчее, чем экскаватор. Яма— метров пять в диаметре и такой глубины, что человека с головой скрывало. Да только на дне ямы ничего нет. Ни трупов, никаких следов— ничего!
Пиздец! Что делать?
Пока мы возились, начало смеркаться. Еще часа три, и можно будет уже не копать. Мы отпустили таджиков и начинаем трясти человека: где трупы? Трупы, спрашиваем, где?
— Не знаю. Были где-то здесь.
— Чего ты не знаешь? Вспоминай давай! Как дело-то было?