—
Я же сто раз уже рассказывал.
— Еще раз расскажи!
— Мы их убили. И закопали.
— Где?! Где конкретно?!
— Где-то здесь. А сверху еще ветками, помню, закидали.
— Ветками? И где теперь твои ветки?
— Не знаю!
— А вот, смотри, здесь палки какие-то лежат. Это не они?
— Не знаю. Может, и они.
Мы растащили палки и начали копать уже сами. Запах начал чувствоваться почти сразу. Через двадцать минут вонища стояла уже страшная. Ну что: это были они. Два трупа позапрошлогодней давности. Мы их выкопали, погрузили в машину и увезли.
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Ну и все. Теперь у нас были и трупы, и свидетельские показания. Человек давал четкий расклад: убивали те-то и те-то. Произошло это так-то и так-то. А раз есть картина преступления и подозреваемые, то можно проводить аресты и передавать дело в суд.
Той весной у всех было ощущение, что конец не за горами. «Шульц-88» и «Mad Crowd» уже отправились на зону. Если теперь мы приземлим еще и этих ребят, то можно считать, что дело закрыто полностью.
2
Эта история началась три года назад, в 2003-м. Теперь она должна была наконец закончиться.
Приблизительно пятнадцать трупов девяти разных национальностей. Больше ста пострадавших, которые отделались больницей. Трое убитых среди самих членов движения. И вот теперь дело должно было закончиться.
Первым на скамью подсудимых сели Дима Шульц и члены его бригады. По сравнению с тем, что началось позже, «Шульц-88» сегодня воспринимаются как безобидные скауты. Никого не убили. Не пытались изменить государственный строй. Но те, кто стали действовать дальше, впервые перезнакомились между собой именно в шульцевской бригаде.
В 2004-м эти ребята влились в фанатскую группировку «Mad Crowd». С этого момента все стало серьезнее. Никаких хаотичных телодвижений: каждая акция теперь долго планировалась и была рассчитана на то, чтобы попасть в газеты. Попасть туда было важно: граждане должны понимать, что национальная революция не за горами.
«Mad Crowd» провели несколько действительно громких акций. Но потом сели и они. После них больших бригад создано уже не было. Парни понимали: в большую мишень и попасть проще. Систему нужно бить исподтишка, разделившись на множество мобильных отрядов. То, что происходило в городе дальше, часто было делом инициативных одиночек. Дело о погибшем сирийце, дело о насмерть забитом конголезце Ролане Эпоссаке, дело об убитых в Дачном детях... все это не имело прямого отношения к парням из «Шульц-88» или из «Mad Crowd». Но и эти дела тоже были раскрыты. Обвиняемые получили реальные сроки, материалы сданы в архив.
К началу лета 2006 года сели почти все. Кто-то (как Паша Псих) соскочил по делу «Шульц-88», но приземлился по «Mad Crowd». Кто-то (как Бен-Шер-ман или Петя) соскочили по «краудам», зато сели по делу о похищениях людей. Всего село почти тридцать человек. Дольше всего скрывались Мельник и Кислый. Но потом оперативники вышли и на них тоже.
Мельника взяли без двух минут полночь 14 июля 2006 года. До этого ходили слухи, что парень уехал из страны. Пробрался на Украину, а оттуда выехал в Европу и пропал. Но тут сразу несколько информаторов сообщали: Мельник в городе. Такого-то числа он будет в таком-то месте.
На этот раз брать Мельника поехала целая спецгруппа ФСБ. Он все равно успел выпрыгнуть из окна второго этажа, и потом, когда понял, что уйти ему не дадут, приставил нож себе к горлу и кричал: «Не подходите!.. Я зарежу себя!.. Всем стоять на расстоянии!.. Я точно себя убью!..» Нож выбили у него из рук, самого парня скрутили и увезли. Допустить еще одну промашку с задержанием этого неугомонного типа органы, разумеется, не могли.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Я был уверен, что не сегодня завтра возьмут и Кислого. При том уровне шумихи, который он сам создал вокруг своей персоны, шансов у него просто не было. Я ждал ареста со дня на день... а потом мне позвонили и сказали, что при задержании Кислый застрелен…
Единственное, что я мог сказать:
— Ебтваюмать!
3
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Не спрашивай, как так вышло. Да, он был опасен. Да, он мог броситься на тех, кто за ним пришел. Но как получилось, что вместо главного подозреваемого мы имеем труп, этого я понять не могу.
На Кислого у меня была куча информации. Как положено приличному скинхеду, он пиздил черных и желтых. Гофмана и Головченко он застрелил собственными руками. Был соучастником убийства Гиренко. Плюс, наверное, удалось бы доказать убийство сенегальца. Он грабил почты, а кроме того, у меня были данные, что парень занимался торговлей наркотиками и имеет отношение к фальшивым деньгам. Все вместе это точно тянет на пожизненное. Если бы мы отправили Кислого в суд, то на волю он не вышел бы уже никогда. Весь остаток жизни провел бы в четырех стенах. Так что если кому и была выгодна его смерть, то точно не нам... не нашему отделу. Потому что теперь все мои наработочки можно выкинуть на свалку. Кислого застрелили, а с мертвых спросу нет.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Кислый никаких показаний нам так и не дал. Что ж? Это было обидно, но с этим пришлось смириться. Зато у нас по-прежнему оставался второй лидер банды. Так что после того, как Кислого застрелили, я снова поехал в Выборг к Леше СВР.
Тот все еще содержался в пересыльной тюрьме. Со мной приехали люди из... скажем так, из параллельных ведомств. С собой у нас были бумаги, чтобы увезти Леху в город. По пути я планировал его немного поколоть.
Я зашел к нему и сразу сказал:
— Леха, ты будешь смеяться, но я привез тебе еще один срок.
— Что на этот раз?
— Ты собирайся. Теперь-то точно придется в «Кресты» ехать.
— Да что, блин, случилось-то?
— Собирайся. По дороге все расскажу.
Из Выборга до города ехать больше двух часов. Когда сели в машину, я ему говорю:
— Представляешь, Леха? Мы тут в Заходском
были.
— И чего?
— Земляными работами занимались. Двух жмуров откопали!
— И чего?
— Да ничего. Только оказалось, что жмуры— безвести пропавшие Гофман и Головченко.
Ясно, что он с самого начала все понимал. Но продолжал гнуть свое:
— Я-то здесь при чем?
— Да вот думаю я, что это вы их убили и в землю закопали.
— Кто «мы»?
— Ты и Кислый. Ну и ребята ваши.
В общем, по дороге он все нам рассказал. Подробностей, как это получилось, раскрыть не могу— секреты нашей методики. Но в результате Леха согласился с нашими доводами и стал давать расклад. Никто его не пиздил, ничего такого. Но определенные способы у нас есть. Так что показания давать он все-таки стал.
Мы закрыли его, и дальше началась рутинная работа: аресты, обыски, допросы. Очень скоро у нас были имена всех членов банды. Пришел момент, когда стало ясно, что людей пора крепить.
4
Их брали три дня подряд. Одного за другим. Начали в четверг 18 мая 2006-го, а к субботе 21-го все пятеро были уже на нарах.
Первым взяли Пашу, которого все называли Поручик Ржевский. На улице к нему подскочило сразу несколько крепких молодых парней. Пашу повалили на землю, нацепили на него наручники, засунули в подъехавшую машину и увезли...
Паша не думал, что все будет вот так. Он учился на предпоследнем курсе Международного института туризма и на той неделе больше думал о предстоящих экзаменах, чем о том, что может сесть. Он шел в институт, а его взяли... неподалеку от того самого места, где два с половиной года назад вся их бригада повстречала сорокалетнего корейца Ким Хен Ика. Кореец приехал в Москву, а оттуда на пару дней заскочил в Петербург: погулять по городу, полюбоваться на замерзшую Неву и Дворцовую площадь. Потом он купил билет обратно, пешком по плохо освещенной улице Марата отправился к Московскому вокзалу — и не дошел.
Сперва они просто били его, а потом по очереди ткнули ножами — кто куда мог дотянуться. Он упал поперек тротуара, а они убежали. Прежде убивать никто из них не пробовал, да и тут вышло почти случайно. Первое время было страшно. Но кореец умер, а за ними никто так и не пришел. Он просто умер, и все. Безо всяких последствий. И страх постепенно ушел. Дальше трупов стало больше... потому что убивать... это ведь такое занятие... трудно начать, но еще труднее остановиться... от тебя самого дальше вообще мало что будет зависеть.
Следующим взяли Апостола. Позвонили в дверь, предъявили ордер, надели наручники, усадили в машину и увезли. Родители парня были в шоке. Они катего рически не верили, будто их сын имеет ко всему этому хоть какое-то отношение.
Странно, но когда Апостол был маленький, он какое-то время учился в Еврейской гимназии. То есть сам-то он был русский, просто эта гимназия располагалась неподалеку от его дома, и родители решили, что там парень сможет получить образование получше, чем в обычной школе. В гимназии Апостол познакомился с Ростиславом Гофманом. Какое-то время ребята дружили. Потом Гофман познакомил Апостола со своим приятелем Лешей Головченко. Ребята стали дружить уже втроем.
Окончив школу, Апостол поступил в Педагогический институт имени Герцена. После вуза планировал работать с инвалидами. А параллельно принимал участие в акциях «Mad Crowd». И Гофмана с Головченко в бригаду привел тоже он.
В отличие от Апостола Гофман был стопроцентный еврей, а Головченко вся эта скинхедская тема была и вообще не очень интересна. И сегодня уже непонятно, что этим двоим понадобилось в «Mad Crowd»? Их родители до сих пор не верят, что их дети там состояли. Еврей-скинхед — это ведь действительно глупо звучит, не так ли? Тем не менее парни сделали себе татуировки, как у всех. И когда Кислый предложил им съездить в пригород присмотреть место для следующей акции, те совсем не удивились. Только спросили:
— Что за акция?
— Будем разгонять цыганский табор.
— А-а-а...
Потом задержанные вспоминали, что Гофман всю дорогу шутил и смеялся. Они всей бригадой доехали до станции Заходская, вышли из электрички, углубились в лес. С собой у ребят был обрез винтовки, а в лесу для этих двоих еще вчера была выкопана яма. Они дошли до места. Но даже увидев яму, парни так ничего и не поняли. Кислый, не торопясь, достал из сумки обрез. Что-то быстро проговорил. И выстрелил Гофману в грудь.
На следствии никто из них так и не смог объяснить, зачем понадобилось его убивать. То, что Гофман еврей, было известно с самого начала. И какое-то время никого не смущало. А убивать Головченко не было и вообще никаких резонов. Парни что-то лопотали, что, типа, тот был очень нерешительный... и мог вломить всех на следствии... но тогда никому из них следствие еще не грозило... зачем они его убили, а?
Гофман умер на месте. Головченко увидел, что обрез направлен на него, и попробовал бежать. Пуля вошла ему в спину. Добили обоих выстрелами из арбалета, а потом все вместе по разику воткнули в уже остывающие тела своими ножами. Думаю, причина была та же самая: они просто не могли остановиться. Тот, кто убил раз, дальше себе уже не принадлежит. Потому что нож ты втыкаешь в другого человека, а мертв в каком-то смысле оказываешься сам.
В пятницу утром взяли Рукера. У убитого Головченко Рукер забрал сотовый телефон. Через сигнал GPRS парня потом и отследили. Приехали, надели наручники, усадили в машину, увезли в следственный изолятор.
Показания он начал давать почти сразу. Но сказал совсем не то, что следователи хотели бы послушать. Чуть ли не на первом допросе Рукер показал, что девятилетнюю Хуршеду убили члены их бригады.
— Парень, что ты несешь? По этому делу уже есть подозреваемые. Идет суд.
— Вы спросили, я ответил. Таджичка — наших рук дело.
— Чьих конкретно? Твоих?
— Я только бил ногами и битой. А ножом попы-рял Ариец и еще один парень.
Ариец был задержан еще прошлой осенью, по делу об ограблениях почтовых отделений. Вместе с ним взяли парня, насчет которого теперь стало известно, что именно он застрелил пожилого профессора Гиренко.
Гиренко они сперва планировали не убить, а напугать. Выстрелить в дверь и убежать. Но к тому времени каждый из них успел убить хоть одного человека. И дальше ребята рассчитывали заниматься опять этим развеселым колдовством: превращать живых людей в мертвых. Потому что ничего увлекательнее этого на свете и не существует.
К квартире профессора отправилось двое парней. У одного в рукав куртки был засунут ствол. На звонок открыла дочь профессора:
— Вам кого, мальчики?
— Николая Михайловича.
— Его нет дома.
— Да? Извините.
Обрез все это время лежит у него в рукаве. Парень пальцами щупает курок. Можно, не доставая ствол из рукава, пальнуть профессорской дочке прямо в лоб... И эта женщина, которая думает, что ее жизнь только начинается, станет мертвой уже сегодня. Сейчас в ее мозгу проносятся тысячи мыслей... но стоит ему выстрелить, и весь этот мозг просто вывалится из черепной коробки на пол. Она называет его на «ты», а он вынужден обращаться к ней на «вы», но реальная власть, реальное право решать не у нее, взрослой, а у него, семнадцатилетнего. Ведь у нее ствола нет, а у него — есть.
Впрочем, в тот раз он так и не пальнул. Ушел, унес обрез с собой, но запомнил ощущение — и навсегда перестал бояться. Когда в следующий раз он снова пришел на то же место, то на курок нажал уже совершенно спокойно. Между собой они еще говорили о том, что просто попугают и убегут. Но на самом деле каждый понимал: не убить, имея в руках такую власть, просто невозможно.
Неожиданно для них самих на счету бригады появилось целых пять трупов... или даже больше? Неожиданно они превратились в звезд, а такие ощущения засасывают. И убивать негра, возвращающегося с вечеринки в клубе «Apollo», Кислый пошел уже из чистого тщеславия. Об их подвигах теперь говорили в каждом выпуске новостей. Писали в газетах. Обсуждали в Интернете. Они стали популярнее ребят с «Фабрики звезд-5»... и это было не сложно, а, наоборот, весело. Он выстрелил — и вся страна встала на уши!
О нем, Кислом, бессонными ночами думает даже президент страны! Ради такого было не жалко убить даже нескольких негров... даже всех до единого негритосов мироздания.
А последним брали Файтера. Тот работал охранником в фаст-фуде. После смены парень переоделся, аккуратно сложил форменный комбинезон, убрал его в сумку, вышел на улицу и зашагал к метро. Он был очень аккуратный и не любил беспорядка в вещах. Эта привычка осталась у Файтера еще со времен, когда он служил в Чечне. Менее аккуратные и внимательные к мелочам там, в горах, и остались. А он вернулся.
Рисковать оперативники не стали. Этого аккуратного парня они безо всяких предупреждений сбили с ног, навалились сверху всей тяжестью тел, залома-ли руки, стремительно дотащили до машины, усадили внутрь и от греха подальше увезли в следственный изолятор. Все-таки одно дело бритоголовая молодежь и совсем другое — чеченский ветеран.
Именно этот парень первым посоветовал Кислому повнимательнее присмотреться к тактике чеченцев. Если бы русские (говорил он) хоть чуть-чуть напоминали чеченцев, то все мы давно бы жили совсем иначе. Если бы нам хоть чуточку их отваги и ярости — менты давно были бы перерезаны, чиновники висели бы на столбах, а в стране была бы построена нормальная диктатура белых. Но ничего этого нам не светит. Русским сегодня ничего не нужно. Ленивая чавкающая биомасса.
И методы Файтер принес тоже совсем новые. Этому любопытному парню было интересно посмотреть: а вот что получится, если в один и тот же день сжечь церковь и взорвать мечеть? Причем в первом случае написать на заборе «Все русские — свиньи! Аллах Акбар!», а рядом с мечетью — «Бей хачей! Черножопые, вон из России!». Чем, интересно, это может закончиться?
Газеты писали, что дома у Файтера изъяли шесть кило тротила. Мол, парень собирался как минимум взрывать места сбора негров, а как максимум — вписать свое имя в историю во время саммита «большой восьмерки» в Петербурге. Ходили слухи, что он успел смастерить несколько шахидских поясов и искал добровольцев, готовых унести с собой в могилу президентов восьми ведущих государств мира... Впрочем, слухи эти все равно непроверенные.
Три дня — пятеро арестованных. Всем по двадцать два года, а когда они начинали, им только-только исполнилось восемнадцать. Вчерашние школьники и несколько студентов... именно они сумели поставить на уши весь город... и едва ли не всю страну... именно они несколько лет подряд играючи уходили из рук элитных подразделений милиции.
Всего в бригаде состояло одиннадцать человек. Двое сидели с прошлой осени по делу об ограблении почт. Плюс Леша СВР, которого из Выборга опять вернули в «Кресты». А еще трое до ареста не дожили. Двоих ребята убили сами, а Кислый был застрелен при задержании. От него не осталось ничего... только над гробие и еще старый самиздатовский журнальчик «Гнев Перуна», в котором когда-то он объяснял читателю: слабый вряд ли решится на ненависть. Ненависть — это ведь довольно опасное оружие. Пользоваться им может лишь тот, кто по-настоящему силен.
В этом мире ты всегда получаешь то, что отдал. Именно потому слабаки и делятся любовью: надеются, что и мир ответит им тем же. Но нам, язычникам, распятый Бог слабаков не указ. Христианская любовь делает из человека скота — нашим оружием станет ненависть. Эту жизнь мы обустроим по собственному усмотрению. Сами станем решать, что зло, а что благо.
Сильный может с улыбкой бить миру прямо под дых. Мир, конечно же, попытается дать сдачи, да только что нам, сильным, его потуги? Будь сильным и бей сколько хочешь! Тому, кто бьет лучше других, ответный удар не страшен.
5
Он отлеживался у подружки в самом конце Васильевского острова. Старался пореже бывать на улице. Смотрел телевизор и видел там репортажи только о себе. Его ищут... на него охотятся... его хотят выловить и, как животное, посадить в клетку... но у них ничего не получится.
Точно неизвестно, но вроде бы из дому в тот вечер он вышел, чтобы сходить в магазин и подкупить продуктов.
Блочная девятиэтажка. Двумя кварталами дальше начинается Финский залив, и воздух немного пахнет солью. В пятнадцати минутах ходьбы от парадной — магазинчик «24 часа». Можно пройти по дорожке, а можно перелезть невысокое ограждение и срезать угол, пройти напрямую через территорию детского садика.
Самое удобное место проведения досуга в любом окраинном микрорайоне — это детский садик. Фасадом на проспект выходят девятиэтажные блочные дома. А у них в тылу обязательно прячется огороженная забором, заросшая чахлыми кустами территория детского садика. Часам к шести детей разберут, и на территории можно выпить пивка. Или просто посидеть с приятелями. Соседи не вызовут милицию, да и пописать в кустах, допив пиво, по-любому удобнее, чем тыркаться по парадным.
День был теплый, тихий, безветренный. Он перелез через низкое ограждение. Сунув руки в карманы, зашагал по потрескавшейся асфальтовой дорожке. Он шел в магазин, и впереди уже виднелась подсвеченная вывеска.
— Стоять! Это милиция!
Их было четверо и встали они так, чтобы отрезать ему все пути к отступлению. Четверо — это не так и много. В принципе, он мог попробовать уйти. Броситься с места и попробовать скрыться за угол. Если добежать до угла, то там они его уже не достанут... точно не достанут... пули неспособны огибать углы... они всегда движутся только по прямой... но до спасительного угла оставалось еще метров сто... то есть довольно далеко, а эти четверо не дали бы ему убежать... они стояли и смотрели прямо ему в глаза. А он стоял и смотрел в глаза им.
Из сообщения вечерних новостей:
В Петербурге смертельно ранен в голову двадцатиоднолетний лидер экстремистского националистического сообщества. При задержании он оказал активное сопротивление сотрудникам милиции и, вытащив нож, бросился на одного из них. Оперативники сделали два выстрела: первый предупредительный— в воздух, второй— на поражение. Преступник умер спустя несколько часов в больнице. Дело о многочисленных нападениях на иностранцев в Санкт-Петербурге можно считать закрытым.
— Еще раз расскажи!
— Мы их убили. И закопали.
— Где?! Где конкретно?!
— Где-то здесь. А сверху еще ветками, помню, закидали.
— Ветками? И где теперь твои ветки?
— Не знаю!
— А вот, смотри, здесь палки какие-то лежат. Это не они?
— Не знаю. Может, и они.
Мы растащили палки и начали копать уже сами. Запах начал чувствоваться почти сразу. Через двадцать минут вонища стояла уже страшная. Ну что: это были они. Два трупа позапрошлогодней давности. Мы их выкопали, погрузили в машину и увезли.
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Ну и все. Теперь у нас были и трупы, и свидетельские показания. Человек давал четкий расклад: убивали те-то и те-то. Произошло это так-то и так-то. А раз есть картина преступления и подозреваемые, то можно проводить аресты и передавать дело в суд.
Той весной у всех было ощущение, что конец не за горами. «Шульц-88» и «Mad Crowd» уже отправились на зону. Если теперь мы приземлим еще и этих ребят, то можно считать, что дело закрыто полностью.
2
Эта история началась три года назад, в 2003-м. Теперь она должна была наконец закончиться.
Приблизительно пятнадцать трупов девяти разных национальностей. Больше ста пострадавших, которые отделались больницей. Трое убитых среди самих членов движения. И вот теперь дело должно было закончиться.
Первым на скамью подсудимых сели Дима Шульц и члены его бригады. По сравнению с тем, что началось позже, «Шульц-88» сегодня воспринимаются как безобидные скауты. Никого не убили. Не пытались изменить государственный строй. Но те, кто стали действовать дальше, впервые перезнакомились между собой именно в шульцевской бригаде.
В 2004-м эти ребята влились в фанатскую группировку «Mad Crowd». С этого момента все стало серьезнее. Никаких хаотичных телодвижений: каждая акция теперь долго планировалась и была рассчитана на то, чтобы попасть в газеты. Попасть туда было важно: граждане должны понимать, что национальная революция не за горами.
«Mad Crowd» провели несколько действительно громких акций. Но потом сели и они. После них больших бригад создано уже не было. Парни понимали: в большую мишень и попасть проще. Систему нужно бить исподтишка, разделившись на множество мобильных отрядов. То, что происходило в городе дальше, часто было делом инициативных одиночек. Дело о погибшем сирийце, дело о насмерть забитом конголезце Ролане Эпоссаке, дело об убитых в Дачном детях... все это не имело прямого отношения к парням из «Шульц-88» или из «Mad Crowd». Но и эти дела тоже были раскрыты. Обвиняемые получили реальные сроки, материалы сданы в архив.
К началу лета 2006 года сели почти все. Кто-то (как Паша Псих) соскочил по делу «Шульц-88», но приземлился по «Mad Crowd». Кто-то (как Бен-Шер-ман или Петя) соскочили по «краудам», зато сели по делу о похищениях людей. Всего село почти тридцать человек. Дольше всего скрывались Мельник и Кислый. Но потом оперативники вышли и на них тоже.
Мельника взяли без двух минут полночь 14 июля 2006 года. До этого ходили слухи, что парень уехал из страны. Пробрался на Украину, а оттуда выехал в Европу и пропал. Но тут сразу несколько информаторов сообщали: Мельник в городе. Такого-то числа он будет в таком-то месте.
На этот раз брать Мельника поехала целая спецгруппа ФСБ. Он все равно успел выпрыгнуть из окна второго этажа, и потом, когда понял, что уйти ему не дадут, приставил нож себе к горлу и кричал: «Не подходите!.. Я зарежу себя!.. Всем стоять на расстоянии!.. Я точно себя убью!..» Нож выбили у него из рук, самого парня скрутили и увезли. Допустить еще одну промашку с задержанием этого неугомонного типа органы, разумеется, не могли.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Я был уверен, что не сегодня завтра возьмут и Кислого. При том уровне шумихи, который он сам создал вокруг своей персоны, шансов у него просто не было. Я ждал ареста со дня на день... а потом мне позвонили и сказали, что при задержании Кислый застрелен…
Единственное, что я мог сказать:
— Ебтваюмать!
3
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Не спрашивай, как так вышло. Да, он был опасен. Да, он мог броситься на тех, кто за ним пришел. Но как получилось, что вместо главного подозреваемого мы имеем труп, этого я понять не могу.
На Кислого у меня была куча информации. Как положено приличному скинхеду, он пиздил черных и желтых. Гофмана и Головченко он застрелил собственными руками. Был соучастником убийства Гиренко. Плюс, наверное, удалось бы доказать убийство сенегальца. Он грабил почты, а кроме того, у меня были данные, что парень занимался торговлей наркотиками и имеет отношение к фальшивым деньгам. Все вместе это точно тянет на пожизненное. Если бы мы отправили Кислого в суд, то на волю он не вышел бы уже никогда. Весь остаток жизни провел бы в четырех стенах. Так что если кому и была выгодна его смерть, то точно не нам... не нашему отделу. Потому что теперь все мои наработочки можно выкинуть на свалку. Кислого застрелили, а с мертвых спросу нет.
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Кислый никаких показаний нам так и не дал. Что ж? Это было обидно, но с этим пришлось смириться. Зато у нас по-прежнему оставался второй лидер банды. Так что после того, как Кислого застрелили, я снова поехал в Выборг к Леше СВР.
Тот все еще содержался в пересыльной тюрьме. Со мной приехали люди из... скажем так, из параллельных ведомств. С собой у нас были бумаги, чтобы увезти Леху в город. По пути я планировал его немного поколоть.
Я зашел к нему и сразу сказал:
— Леха, ты будешь смеяться, но я привез тебе еще один срок.
— Что на этот раз?
— Ты собирайся. Теперь-то точно придется в «Кресты» ехать.
— Да что, блин, случилось-то?
— Собирайся. По дороге все расскажу.
Из Выборга до города ехать больше двух часов. Когда сели в машину, я ему говорю:
— Представляешь, Леха? Мы тут в Заходском
были.
— И чего?
— Земляными работами занимались. Двух жмуров откопали!
— И чего?
— Да ничего. Только оказалось, что жмуры— безвести пропавшие Гофман и Головченко.
Ясно, что он с самого начала все понимал. Но продолжал гнуть свое:
— Я-то здесь при чем?
— Да вот думаю я, что это вы их убили и в землю закопали.
— Кто «мы»?
— Ты и Кислый. Ну и ребята ваши.
В общем, по дороге он все нам рассказал. Подробностей, как это получилось, раскрыть не могу— секреты нашей методики. Но в результате Леха согласился с нашими доводами и стал давать расклад. Никто его не пиздил, ничего такого. Но определенные способы у нас есть. Так что показания давать он все-таки стал.
Мы закрыли его, и дальше началась рутинная работа: аресты, обыски, допросы. Очень скоро у нас были имена всех членов банды. Пришел момент, когда стало ясно, что людей пора крепить.
4
Их брали три дня подряд. Одного за другим. Начали в четверг 18 мая 2006-го, а к субботе 21-го все пятеро были уже на нарах.
Первым взяли Пашу, которого все называли Поручик Ржевский. На улице к нему подскочило сразу несколько крепких молодых парней. Пашу повалили на землю, нацепили на него наручники, засунули в подъехавшую машину и увезли...
Паша не думал, что все будет вот так. Он учился на предпоследнем курсе Международного института туризма и на той неделе больше думал о предстоящих экзаменах, чем о том, что может сесть. Он шел в институт, а его взяли... неподалеку от того самого места, где два с половиной года назад вся их бригада повстречала сорокалетнего корейца Ким Хен Ика. Кореец приехал в Москву, а оттуда на пару дней заскочил в Петербург: погулять по городу, полюбоваться на замерзшую Неву и Дворцовую площадь. Потом он купил билет обратно, пешком по плохо освещенной улице Марата отправился к Московскому вокзалу — и не дошел.
Сперва они просто били его, а потом по очереди ткнули ножами — кто куда мог дотянуться. Он упал поперек тротуара, а они убежали. Прежде убивать никто из них не пробовал, да и тут вышло почти случайно. Первое время было страшно. Но кореец умер, а за ними никто так и не пришел. Он просто умер, и все. Безо всяких последствий. И страх постепенно ушел. Дальше трупов стало больше... потому что убивать... это ведь такое занятие... трудно начать, но еще труднее остановиться... от тебя самого дальше вообще мало что будет зависеть.
Следующим взяли Апостола. Позвонили в дверь, предъявили ордер, надели наручники, усадили в машину и увезли. Родители парня были в шоке. Они катего рически не верили, будто их сын имеет ко всему этому хоть какое-то отношение.
Странно, но когда Апостол был маленький, он какое-то время учился в Еврейской гимназии. То есть сам-то он был русский, просто эта гимназия располагалась неподалеку от его дома, и родители решили, что там парень сможет получить образование получше, чем в обычной школе. В гимназии Апостол познакомился с Ростиславом Гофманом. Какое-то время ребята дружили. Потом Гофман познакомил Апостола со своим приятелем Лешей Головченко. Ребята стали дружить уже втроем.
Окончив школу, Апостол поступил в Педагогический институт имени Герцена. После вуза планировал работать с инвалидами. А параллельно принимал участие в акциях «Mad Crowd». И Гофмана с Головченко в бригаду привел тоже он.
В отличие от Апостола Гофман был стопроцентный еврей, а Головченко вся эта скинхедская тема была и вообще не очень интересна. И сегодня уже непонятно, что этим двоим понадобилось в «Mad Crowd»? Их родители до сих пор не верят, что их дети там состояли. Еврей-скинхед — это ведь действительно глупо звучит, не так ли? Тем не менее парни сделали себе татуировки, как у всех. И когда Кислый предложил им съездить в пригород присмотреть место для следующей акции, те совсем не удивились. Только спросили:
— Что за акция?
— Будем разгонять цыганский табор.
— А-а-а...
Потом задержанные вспоминали, что Гофман всю дорогу шутил и смеялся. Они всей бригадой доехали до станции Заходская, вышли из электрички, углубились в лес. С собой у ребят был обрез винтовки, а в лесу для этих двоих еще вчера была выкопана яма. Они дошли до места. Но даже увидев яму, парни так ничего и не поняли. Кислый, не торопясь, достал из сумки обрез. Что-то быстро проговорил. И выстрелил Гофману в грудь.
На следствии никто из них так и не смог объяснить, зачем понадобилось его убивать. То, что Гофман еврей, было известно с самого начала. И какое-то время никого не смущало. А убивать Головченко не было и вообще никаких резонов. Парни что-то лопотали, что, типа, тот был очень нерешительный... и мог вломить всех на следствии... но тогда никому из них следствие еще не грозило... зачем они его убили, а?
Гофман умер на месте. Головченко увидел, что обрез направлен на него, и попробовал бежать. Пуля вошла ему в спину. Добили обоих выстрелами из арбалета, а потом все вместе по разику воткнули в уже остывающие тела своими ножами. Думаю, причина была та же самая: они просто не могли остановиться. Тот, кто убил раз, дальше себе уже не принадлежит. Потому что нож ты втыкаешь в другого человека, а мертв в каком-то смысле оказываешься сам.
В пятницу утром взяли Рукера. У убитого Головченко Рукер забрал сотовый телефон. Через сигнал GPRS парня потом и отследили. Приехали, надели наручники, усадили в машину, увезли в следственный изолятор.
Показания он начал давать почти сразу. Но сказал совсем не то, что следователи хотели бы послушать. Чуть ли не на первом допросе Рукер показал, что девятилетнюю Хуршеду убили члены их бригады.
— Парень, что ты несешь? По этому делу уже есть подозреваемые. Идет суд.
— Вы спросили, я ответил. Таджичка — наших рук дело.
— Чьих конкретно? Твоих?
— Я только бил ногами и битой. А ножом попы-рял Ариец и еще один парень.
Ариец был задержан еще прошлой осенью, по делу об ограблениях почтовых отделений. Вместе с ним взяли парня, насчет которого теперь стало известно, что именно он застрелил пожилого профессора Гиренко.
Гиренко они сперва планировали не убить, а напугать. Выстрелить в дверь и убежать. Но к тому времени каждый из них успел убить хоть одного человека. И дальше ребята рассчитывали заниматься опять этим развеселым колдовством: превращать живых людей в мертвых. Потому что ничего увлекательнее этого на свете и не существует.
К квартире профессора отправилось двое парней. У одного в рукав куртки был засунут ствол. На звонок открыла дочь профессора:
— Вам кого, мальчики?
— Николая Михайловича.
— Его нет дома.
— Да? Извините.
Обрез все это время лежит у него в рукаве. Парень пальцами щупает курок. Можно, не доставая ствол из рукава, пальнуть профессорской дочке прямо в лоб... И эта женщина, которая думает, что ее жизнь только начинается, станет мертвой уже сегодня. Сейчас в ее мозгу проносятся тысячи мыслей... но стоит ему выстрелить, и весь этот мозг просто вывалится из черепной коробки на пол. Она называет его на «ты», а он вынужден обращаться к ней на «вы», но реальная власть, реальное право решать не у нее, взрослой, а у него, семнадцатилетнего. Ведь у нее ствола нет, а у него — есть.
Впрочем, в тот раз он так и не пальнул. Ушел, унес обрез с собой, но запомнил ощущение — и навсегда перестал бояться. Когда в следующий раз он снова пришел на то же место, то на курок нажал уже совершенно спокойно. Между собой они еще говорили о том, что просто попугают и убегут. Но на самом деле каждый понимал: не убить, имея в руках такую власть, просто невозможно.
Неожиданно для них самих на счету бригады появилось целых пять трупов... или даже больше? Неожиданно они превратились в звезд, а такие ощущения засасывают. И убивать негра, возвращающегося с вечеринки в клубе «Apollo», Кислый пошел уже из чистого тщеславия. Об их подвигах теперь говорили в каждом выпуске новостей. Писали в газетах. Обсуждали в Интернете. Они стали популярнее ребят с «Фабрики звезд-5»... и это было не сложно, а, наоборот, весело. Он выстрелил — и вся страна встала на уши!
О нем, Кислом, бессонными ночами думает даже президент страны! Ради такого было не жалко убить даже нескольких негров... даже всех до единого негритосов мироздания.
А последним брали Файтера. Тот работал охранником в фаст-фуде. После смены парень переоделся, аккуратно сложил форменный комбинезон, убрал его в сумку, вышел на улицу и зашагал к метро. Он был очень аккуратный и не любил беспорядка в вещах. Эта привычка осталась у Файтера еще со времен, когда он служил в Чечне. Менее аккуратные и внимательные к мелочам там, в горах, и остались. А он вернулся.
Рисковать оперативники не стали. Этого аккуратного парня они безо всяких предупреждений сбили с ног, навалились сверху всей тяжестью тел, залома-ли руки, стремительно дотащили до машины, усадили внутрь и от греха подальше увезли в следственный изолятор. Все-таки одно дело бритоголовая молодежь и совсем другое — чеченский ветеран.
Именно этот парень первым посоветовал Кислому повнимательнее присмотреться к тактике чеченцев. Если бы русские (говорил он) хоть чуть-чуть напоминали чеченцев, то все мы давно бы жили совсем иначе. Если бы нам хоть чуточку их отваги и ярости — менты давно были бы перерезаны, чиновники висели бы на столбах, а в стране была бы построена нормальная диктатура белых. Но ничего этого нам не светит. Русским сегодня ничего не нужно. Ленивая чавкающая биомасса.
И методы Файтер принес тоже совсем новые. Этому любопытному парню было интересно посмотреть: а вот что получится, если в один и тот же день сжечь церковь и взорвать мечеть? Причем в первом случае написать на заборе «Все русские — свиньи! Аллах Акбар!», а рядом с мечетью — «Бей хачей! Черножопые, вон из России!». Чем, интересно, это может закончиться?
Газеты писали, что дома у Файтера изъяли шесть кило тротила. Мол, парень собирался как минимум взрывать места сбора негров, а как максимум — вписать свое имя в историю во время саммита «большой восьмерки» в Петербурге. Ходили слухи, что он успел смастерить несколько шахидских поясов и искал добровольцев, готовых унести с собой в могилу президентов восьми ведущих государств мира... Впрочем, слухи эти все равно непроверенные.
Три дня — пятеро арестованных. Всем по двадцать два года, а когда они начинали, им только-только исполнилось восемнадцать. Вчерашние школьники и несколько студентов... именно они сумели поставить на уши весь город... и едва ли не всю страну... именно они несколько лет подряд играючи уходили из рук элитных подразделений милиции.
Всего в бригаде состояло одиннадцать человек. Двое сидели с прошлой осени по делу об ограблении почт. Плюс Леша СВР, которого из Выборга опять вернули в «Кресты». А еще трое до ареста не дожили. Двоих ребята убили сами, а Кислый был застрелен при задержании. От него не осталось ничего... только над гробие и еще старый самиздатовский журнальчик «Гнев Перуна», в котором когда-то он объяснял читателю: слабый вряд ли решится на ненависть. Ненависть — это ведь довольно опасное оружие. Пользоваться им может лишь тот, кто по-настоящему силен.
В этом мире ты всегда получаешь то, что отдал. Именно потому слабаки и делятся любовью: надеются, что и мир ответит им тем же. Но нам, язычникам, распятый Бог слабаков не указ. Христианская любовь делает из человека скота — нашим оружием станет ненависть. Эту жизнь мы обустроим по собственному усмотрению. Сами станем решать, что зло, а что благо.
Сильный может с улыбкой бить миру прямо под дых. Мир, конечно же, попытается дать сдачи, да только что нам, сильным, его потуги? Будь сильным и бей сколько хочешь! Тому, кто бьет лучше других, ответный удар не страшен.
5
Он отлеживался у подружки в самом конце Васильевского острова. Старался пореже бывать на улице. Смотрел телевизор и видел там репортажи только о себе. Его ищут... на него охотятся... его хотят выловить и, как животное, посадить в клетку... но у них ничего не получится.
Точно неизвестно, но вроде бы из дому в тот вечер он вышел, чтобы сходить в магазин и подкупить продуктов.
Блочная девятиэтажка. Двумя кварталами дальше начинается Финский залив, и воздух немного пахнет солью. В пятнадцати минутах ходьбы от парадной — магазинчик «24 часа». Можно пройти по дорожке, а можно перелезть невысокое ограждение и срезать угол, пройти напрямую через территорию детского садика.
Самое удобное место проведения досуга в любом окраинном микрорайоне — это детский садик. Фасадом на проспект выходят девятиэтажные блочные дома. А у них в тылу обязательно прячется огороженная забором, заросшая чахлыми кустами территория детского садика. Часам к шести детей разберут, и на территории можно выпить пивка. Или просто посидеть с приятелями. Соседи не вызовут милицию, да и пописать в кустах, допив пиво, по-любому удобнее, чем тыркаться по парадным.
День был теплый, тихий, безветренный. Он перелез через низкое ограждение. Сунув руки в карманы, зашагал по потрескавшейся асфальтовой дорожке. Он шел в магазин, и впереди уже виднелась подсвеченная вывеска.
— Стоять! Это милиция!
Их было четверо и встали они так, чтобы отрезать ему все пути к отступлению. Четверо — это не так и много. В принципе, он мог попробовать уйти. Броситься с места и попробовать скрыться за угол. Если добежать до угла, то там они его уже не достанут... точно не достанут... пули неспособны огибать углы... они всегда движутся только по прямой... но до спасительного угла оставалось еще метров сто... то есть довольно далеко, а эти четверо не дали бы ему убежать... они стояли и смотрели прямо ему в глаза. А он стоял и смотрел в глаза им.
Из сообщения вечерних новостей:
В Петербурге смертельно ранен в голову двадцатиоднолетний лидер экстремистского националистического сообщества. При задержании он оказал активное сопротивление сотрудникам милиции и, вытащив нож, бросился на одного из них. Оперативники сделали два выстрела: первый предупредительный— в воздух, второй— на поражение. Преступник умер спустя несколько часов в больнице. Дело о многочисленных нападениях на иностранцев в Санкт-Петербурге можно считать закрытым.