– Эх ты, вот если бы я попробовал курицу, мне было бы о чем рассказать…

17

   Полковник Цинлер дочитал отчет до конца и тут же начал заново, чтобы не упустить ни одной детали. Он уже знал, что на четвертом участке района появились проблемы и теперь ему предстоит дать службе безопасности задание с такими четкими установками, чтобы те не делали лишних телодвижений – куратор корпорации следил за этим очень внимательно.
   Корпорация нанимала самых лучших специалистов, платила им высокое жалованье и требовала, чтобы они придерживались принципа оптимальной экономии. Ни одной лиры не должно было уйти впустую. На государственной службе Цинлер мог сказать, например: «Левин, пошли туда каких-нибудь ребят, и пусть посмотрят, что там да как» – и забыть об этом еще на месяц, но на службе у частного работодателя приходилось выражаться более конкретно.
   Вот и этот кабинет был обставлен в стиле минимализма. Вся мебель – пластик под металл и дерево, окна фальшивые с фотопанорамами, а сам офис располагался на двадцатиметровой глубине в старом и даже древнем бомбоубежище.
   Когда Цинлер служил в государственной армии, его кабинет был вдвое больше, а мебель в нем стояла только из дуба и ореха. Окна были огромными, со светофильтром переменного светопропускания, а в шкафу имелся бар, который раскрывался одновременно с выдвижной стойкой.
   О кофеварке и сигарном ящичке и вспоминать не стоило. Но при этом государство платило ему двенадцать тысяч лир, а корпорация «Крафт» – двадцать восемь. Было отчего смириться с отсутствием сигарного ящичка.
   Нажав кнопку интеркома, Цинлер произнес: «Левина ко мне…»
   И всё. Больше ничего не требовалось. Причем если на прежней службе он мог сказать это своему секретарю, то здесь секретарем для всех служил специальный координатор. Обезличенная штатная единица, которого нельзя было послать за коньяком, потребовать от него сводить тещу в театр или снять в гостинице номер и ровно к двадцати ноль-ноль привезти туда девок.
   Вскоре на информационной панораме, размещенной над входной дверью, появилась надпись: «Майор Левин вышел из кабинета».
   Через полминуты ее сменила другая: «Майор Левин прошел галерею четвертого уровня».
   Потом были: «Майор Левин поднимается в лифте», «Майор Левин идет по коридору третьего уровня» и «Внимание, майор Левин стоит у вашей двери…».
   Дверь автоматически открылась, и на пороге действительно стоял майор Левин, а за его спиной ходили по коридору другие служащие – из-за режима оптимальной экономии в кабинетах офиса отсутствовали приемные и все двери открывались в коридор.
   – Разрешите войти, сэр?
   – Входи скорее, майор, терпеть не могу эту вокзальную беготню. Хорошо, хоть звукоизоляция хорошая.
   Левин вошел, дверь за ним закрылась, и Цинлер перевел дух. Целостность границ его офисного владения была восстановлена.
   – Садитесь, – бросил полковник, снова возвращаясь к прочитанному отчету.
   Майор сел и принялся неслышно барабанить пальцами по принесенной с собой папке, ожидая, когда ему сообщат о цели вызова.
   Впрочем, как сотрудник отдела службы безопасности, Левин уже получал информацию о том, что в Восемнадцатом районе, за которым он был закреплен, все чаще стали происходить всякие неприятные вещи, а значит, вызов к начальнику района был лишь делом времени. И вот это время настало, а каменное выражение лица полковника Цинлера не предвещало службе безопасности ничего хорошего.
   Наконец он отложил планшет и поднял глаза на майора. Тот перестал барабанить по папке и сел ровнее.
   – Ну и где ваша работа, Левин? – спросил полковник, взирая на Левина, как на пойманного в супермаркете воришку.
   – Простите, сэр? – переспросил Левин, он знал, что ответа на поставленный полковником вопрос нет. Это был не вопрос, это был способ измучить подчиненного.
   – У вас что, плохо со слухом, майор?
   – Нет, сэр, благодарю вас, со слухом у меня все в порядке.
   – Тогда к делу. Второго числа аппарат дистанционного контроля сбивают на втором участке района, двенадцатого числа на шестом. Семнадцатого снова на втором, а теперь, двадцатого и двадцать первого, падают два а-дэ-ка на четвертом…
   – Мне известно об этом, сэр. Второй участок нами уже зачищен, над шестым мы работаем, в четвертом тоже примем меры, тем более что там уже проведена успешная операция и двое злоумышленников уничтожены.
   – Я читал отчет об этой операции, Левин. Я еще не разучился читать! Вы пристрелили каких-то идиотов, вандалов, которые просто разнесли аппарат вдребезги, а вот профессионалов, которые ювелирно положили машинку на воду и аккуратно вытащили фоноскоп, вам поймать не удалось. Это не означает, что полдела вы уже сделали, это означает, что вам лишь слегка повезло и первые дураки попались сразу…
   – Да, сэр, нам определенно повезло, но это еще не значит, что мы не доведем дело до конца.
   – До конца или не до конца, Левин, это все частности. Хорошо, что вы там стреляете и в кого-то даже попадаете, но посмотрите, какая тенденция – нападений все больше, черный рынок фоноскопов ширится. А наши поставщики, эти двуличные мерзавцы, скупают фоноскопы у воров и нам же перепродают с новыми номерами. Мне жаловались из инженерной службы! Им пришел фоноскоп для восстановления разворованного а-дэ-ка, а когда они начали его ставить, оказалось, что на нем сохранились монтажные метки, те же, что и на основании рамы аппарата. Представляете? Аппарат был сбит, фоноскоп украден, снова продан поставщикам и вернулся на прежний аппарат за денежки корпорации. Сказка!
   – Сэр, мы приложим все силы, чтобы разобраться с этой ситуацией.
   – Итак! – полковник хлопнул ладонью по столу, и Левин вытянулся, сидя на стуле.
   – Итак, приказываю провести на четвертом участке оперативно-розыскные мероприятия и устранить этих зенитчиков, а также всех, кто способствует организации черного рынка запчастей а-дэ-ка… Я понятно излагаю?
   – Так точно, сэр, понятнее некуда.
   – Тогда исполняйте. Можете идти.
   Майор поднялся со стула и направился к двери, но в последний момент полковник его остановил.
   – Майор Левин!
   – Да, сэр! – ответил тот, поворачиваясь.
   – Левин, пару слов из другой оперы… Вы… – Полковник почесал переносицу, раздумывая, стоит ли спрашивать. – Одним словом, один мой знакомый просил у меня узнать, знаю ли я кого-нибудь, кто посещал это разрекламированное «Веселое подворье». Вы ведь там бывали?
   – Да, сэр, – вынужденно признался майор, ожидая какого-нибудь подвоха.
   – Ну, я, конечно, не для себя, а для знакомого хочу поинтересоваться – как там вообще? Как в рекламе или как всегда?
   – Ну, и так, и эдак, всего понемногу. Пиво – дрянь, брать не советую. Коньяк приличный, портвейн тоже. А вот так называемые натуральные вина я бы не советовал. И закуску лучше брать из салатов, горячее у них не очень…
   – Понятно, – кивнул полковник. – Ну а как там культурная программа?
   – Варьете? – не понял майор.
   – Нет, когда уже после коньяка и варьете. Почем за час и все такое?
   – То есть вы говорите об…? – не договорил майор, надеясь, что полковник закончит за него.
   – Да, я говорю «об», майор.
   – За час от семидесяти до ста двадцати в зависимости от разряда. А за ночь пятьсот. По-моему, дорого.
   – Ну, не дороже, чем в клубе «Лоук».
   – Не знаю, сэр, не бывал.
   – Ну, вы не бывали, а мой знакомый бывал. До свидания, майор, и помните мои наставления.

18

   Дверь отдела распахнулась, и вошел капитан Гринберг, в шлеме, в черном запыленном «бронике» и с автоматом на ремне.
   – О, Патрик! Ты прямо с пикника? – спросил его капитан Леклерк, отрываясь от каких-то запутанных схем, наложенных поверх плана городских кварталов.
   – Как видишь, чернильный нос, – огрызнулся тот и, сбросив со стола какие-то бумаги, положил на него автомат. Затем снял шлем, провел ладонью по взмокшим волосам и сел на стул, с наслаждением вытягивая ноги.
   – Где были-то? – спросил Леклерк, отвечавший в отделе за расследование и поиск.
   – На восьмом участке.
   – А что там?
   – Народные волнения, блин. Толпа пыталась штурмовать склады корпорации.
   – И что, постреляли?
   – Нет, толпу не тронули, но местных боевиков шуганули основательно, даже «бергу» работа нашлась.
   – А точно тех шуганули?
   – Точно. У нас в днище дискорамы пробоина осталась от их приветствия и еще один раненый.
   – Основательные ребята, – с уважением заметил Леклерк. – Сам-то стрелял?
   – Чуть автомат не расплавился, – ответил Гринберг и погладил вороненую сталь. – Так они, хитрецы, нас между холмов заманивали, чтобы сверху бить. Знают, что у дискорамы крыша небронированная.
   – Дискорама – это хороший трофей, в ней навалом всяких нужных в хозяйстве вещей.
   – Тебе смешно, а у меня пилот чуть не поседел, когда на весу к скальной площадке аппарели пристраивал.
   – И что потом? – заинтересовался Леклерк, отодвигая планшет.
   – Выпустил «берга». Тот встал на площадке, откуда всех засранцев было видно как на ладони, и начал по ним садить. Правда, боеприпасов на миллион сожгли, но зато можем закрыть графу «уничтожение мятежного соединения». У нас и видео есть.
   – А кто ранен-то?
   – Рядовой Флинт…
   – Флинт? Ты же говорил он удачливый? Вроде и пули мимо него пролетают?
   – Так солдаты говорили, но, видимо, ошибались.
   – Ну а чего ты сюда приперся? Иди домой, пей пиво, сегодня до вечера ты герой.
   – Ага, сейчас, – с драматическим сарказмом произнес Гринберг. – Уже позвонили, говорят, будет еще один вылет.
   – Какой же вылет, если в дискораме пробоина?
   – Дискорама уже в ремонтном доке, латают ее. А полетим на резервной.
   – Она же малоподъемная. Вы в нее даже не уместитесь.
   – Полетим усеченным составом. Пехота, один разведчик и один вездеход.
   Гринберг вздохнул и, сняв перчатки, пододвинул ближайший стул, чтобы забросить на него ноги и подремать. Но тут дверь в отдел распахнулась, и в нее заглянул их начальник – майор Левин.
   Судя по злой усмешке, застывшей на его лице, ни Леклерка, ни Гринберга не ожидало ничего хорошее.
   – Так! – произнес Левин. – Оба здесь. Это хорошо… Гринберг!
   – Я здесь, сэр! – отозвался капитан, поспешно поднимаясь.
   – Немедленно ко мне!
   – Есть, – ответил Гринберг, пожимая плечами в массивных накладках.
   – Леклерк!
   – Я! – браво ответил Леклерк и вскочил со стула.
   – Тебе приготовиться…

19

   Майор захлопнул дверь, и в отделе воцарилась тишина, слышно было, как стрекочет вытяжной вентилятор.
   – Что это с ним? – спросил Гринберг.
   – Обычное дело. Вернулся от полковника Цинлера, тот вылил на него ведро дерьма, так что теперь наш начальник этим дерьмом будет с нами щедро делиться. Ты первый.
   – А тебе приготовиться…
   – Автомат захвати, может, отобьешься.
   – Вот пойдешь к Левину, там и пошутишь, – огрызнулся Гринберг и вышел в коридор. Дверь кабинета майора находилась всего в нескольких шагах и при приближении капитана Гринберга автоматически открылась.
   – Разрешите войти, сэр? – спросил капитан.
   – Входи, Гринберг, входи. Заждался уже тебя, – многозначительно произнес майор Левин, кабинет которого был вдвое меньше, чем у полковника Цинлера, а письменный стол значительно уже.
   Вместо двух фальшивых окон имелось только одно, и выбор заоконных пейзажей был значительно ограничен.
   Капитан вошел, дверь закрылась, и Левин указал подчиненному на стул.
   Тот сел и огляделся, словно был здесь впервые. Гринберг не хотел играть с начальником в многозначительные переглядывания. Лучше сразу начать разговор, все выслушать, повиниться, пообещать и убраться восвояси.
   – Ты чего такой грязный? – начал разнос Левин.
   – Я только с задания, сэр. С боевой операции.
   – Да мне по барабану, с какой ты там операции! – перешел на крик Левин. – Если грязный, сиди у себя там в ангаре, а если в офис прешься, тем более по вызову начальства, будь добр соответствовать!
   – Учту, сэр. Больше не повторится, – прервал начальника Гринберг, давая понять, что тема исчерпана.
   – Не повторится у него больше… – пробубнил Левин, собираясь с мыслями. – Вы все только обещаете… Ага, вот! Ну и где твоя работа, Гринберг? Где, я спрашиваю, результаты?
   – Мы сегодня отстояли склады корпорации, уничтожили соединение мятежников… Имеются видеоподтверждения…
   – Да ты знаешь куда засунь свои видеоподтверждения?! Почему а-дэ-ка падают? Почему, я тебя спрашиваю?
   – Сэр, мне их охранять, что ли? Наша работа по хвостам бить, а не упреждать. Это вы на меня уже леклерковское дерьмо наваливаете…
   – Ишь как ты за-го-во-рил! – с расстановкой произнес Левин, поднимаясь из-за стола. – Ишь как ты заговорил, а? Оперился, птенчик?!
   – Прошу прощения, погорячился. Исправлюсь, – сбавил тон Гринберг.
   Левин постоял за столом пару секунд и сдулся обратно в кресло.
   – Что твоя работа по хвостам бить, Гринберг, я знаю. Но где хвосты с четвертого участка? И не надо мне рассказывать про двух недоумков, которые просто разбили аппарат вдребезги, а потом еще сами ввязались с вами в перестрелку. Ты мне покажи тех профессионалов, которые ювелирно положили машинку на воду и аккуратно вытащили фоноскоп. Вот кто мне нужен!
   – Они ускользнули, сэр. Возможно, отсиделись в кустах, пока мы не улетели.
   – Ну так надо было задержаться!
   – Как задержаться, сэр, если у нас нормированное применение? Прилетели, высадились, копнули – нашли не нашли, пора сматываться, потому что в другом месте начинается настоящая война, как сегодня. У нас, между прочим, пробоина в днище и один раненый.
   – А кто раненый?
   – Рядовой Флинт.
   – Рядовой Флинт? Так ты же сам говорил, будто мимо него пролетают?
   – Это не я говорил, сэр, это солдаты трепали. Но, видимо, ошибались.
   Они помолчали, потом Левин переложил на столе какие-то бумаги и сказал:
   – Вот так бегаешь-бегаешь, а потом бац… В общем так, Гринберг, сделай соответствующие выводы и давай исправляйся. Ты у нас не новичок и знаешь что почем.
   – Так точно, сэр, – с готовностью согласился Гринберг и встал со стула.
   – И еще один вопрос к тебе…
   – Слушаю, сэр.
   – Сам-то я не любитель, но… один знакомый интересовался. Ты ведь к Паскеру вроде ездишь?
   – Сейчас редко, сэр, работы много. Домой едва добираюсь и сразу спать.
   – Понятно. Но там что, по-прежнему играют?
   – Так точно, сэр.
   – Трикс, покер?
   – Сейчас только покер.
   – По-большому?
   – В понедельник доходило до пятисот. В среду было всего триста пятьдесят – народу собралось мало и в основном какая-то шушера. А вот вчера образовался банчик из двух тысяч трехсот лир…
   – Неплохо! И кто его взял?
   – Один мой знакомый…
   – Ну спасибо, свободен. Зови Леклерка… Будет спрашивать, скажи, что я тебя побил.

20

   Когда автоматическая дверь открылась в следующий раз, на пороге показался слегка смущенный капитан Леклерк. Гринберг наговорил ему всяких ужасов и заверил, что Левин его уроет.
   – Лучше не ходи, приятель! Прямо сейчас хватай кассу и в бега, – посоветовал коллега, но Леклерк в бега не подался. На этой службе он был далеко не новичком и уже знал что почем.
   – Разрешите войти, сэр? – спросил он, испытующе глядя на майора.
   – Входи, Леклерк. А то тебя в другой раз и не поймаешь, хотя вопросы к тебе уже возникли не только у меня, но и…
   Левин сделал многозначительный жест, показывая пальцем вверх, и Леклерк немного струхнул. Совсем немножечко, но все же.
   – Садись, Леклерк. Впереди у нас тяжелый разговор…
   «Стращает», – решил капитан, а Левин взял из баночки какую-то капсулу, забросил в рот и, страдальчески скривившись, запил минеральной водой.
   «Или не стращает?» – засомневался Леклерк, чувствуя ползущий по спине неприятный холодок.
   – Что-то в последнее время, а точнее, всегда, я не вижу результатов твоей работы, капитан.
   – Это не совсем так, сэр. Результаты имеются.
   – Какие? – уточнил Левин.
   – Многообещающие, сэр.
   – Приведи пример, Леклерк, и не нужно корчить из себя дурака, все медицинские заключения по тебе имеются в личном деле.
   – Сэр, ну что тут говорить? Второй участок зачистили, на шестом дела идут вовсю. Дилера вычислили, выслали к нему специалистов.
   – Кто поехал?
   – Кульчицкий и Шоу, – сказал Леклерк и напрягся, ожидая бури.
   – Постой, мы же их уволили! – удивился Левин.
   – Мы… собирались их уволить, сэр, но потом передумали…
   – Кто передумал, Леклерк?! – взорвался Левин, краснея лицом. – Я же сказал – уволить! Кто сказал – не уволить?! Ты сказал?!
   – Нет, сэр, не я это сказал. Это сказали обстоятельства, в которых мы оказались.
   – Кто «мы»?
   – Сектор расследований и розыска…
   – Поподробнее, пожалуйста, капитан Леклерк, а то за воротами окажутся не только эти придурки, Шоу и Кульчицкий, но и вы, ваше сиятельство!
   – Извольте, – развел руками Леклерк, как бы говоря – ты сам напросился. – У нас в районе было пять оперативных групп. Потом кому-то показалось, что для восемнадцатого района пять групп слишком много. Одну откомандировали в помощь двадцатому району…
   – У них там сложная ситуация!
   – А я что, спорю? Ситуацию сложная, им откомандировали группу. Еще одну группу пристегнули к команде внутреннего расследования – в корпорации борются с коррупцией.
   – Это важная тема, Леклерк! Мздоимцы – пятая колонна на здоровом теле корпорации!
   – А я что, спорю? Тема важная, на нее пристегнули еще одну группу. А тут навалились второй участок, шестой и теперь четвертый. И вы еще стали требовать уволить Шоу и Кульчицкого! Ну что мне делать? С кем мне работать и давать результаты?
   – Проси усиления!
   – Я просил!
   – Когда ты просил?
   – В прошлый четверг, сэр, я просил у вас усиления, говорил, что мы не справляемся…
   – Да? А я что ответил?
   Леклерк вздохнул и покачал головой.
   – Вам, сэр, дословно воспроизвести?
   – Ах, четверг! – хлопнул себя по лбу майор Левин. – Да-да, помню… То есть совсем не помню, но это неважно.
   Он посидел, собираясь с мыслями. Леклерк совсем его запутал. А четверг – да, он его почти не помнил. И четверг, и вечер среды в особенности.
   – Итак, ты хочешь сказать, что у нас некому работать?
   – Некому, сэр. Поэтому я был вынужден задержать увольнение Шоу и Кульчицкого.
   – Так, – произнес Левин. – А ты им об этом сообщил? О моем решении?
   – Нет, сэр, как можно, они же и так не паиньки, а если сказать: «Доделывайте работу и убирайтесь вон»…
   – Я понимаю. Не сказал – и правильно, что не сказал. Собственно, что мы против них имеем? Они обгадились в Ривенсе, подстрелили не того парня. Они подставили весь наш отдел, когда подожгли в Обенсе здание полицейского управления. Зато…
   Левин повертел в воздухе пальцем, подыскивая подходящее «зато».
   – Зато они хорошо работают на шестом участке, – пришел ему на помощь Леклерк. – Две бригады стрелков-добытчиков отправлены в нашу военную тюрьму в Ловенбрее. Трое из них в тюремном госпитале. Сейчас разберутся с дилером, и шестой участок можно оставить в покое.
   – Да и раньше они вроде справлялись, правильно?
   – Справлялись, сэр.
   – Тогда пусть быстрее доделывают работу в шестом и отправляются на четвертый участок. Там потеряны два беспилотника за последние два дня.
   – Ужас какой, – покачал головой Леклерк, предчувствуя горячие денечки.
   – Не то слово. Ладно, иди работай. Как поставишь этих двоих на четвертый участок, доложишь мне.
   – Слушаюсь, сэр.

21

   Огромная муха в который раз бросилась на штурм оконного стекла, ударилась в него, словно птица, и, потеряв сознание, рухнула вниз, попав на лицо спящего человека.
   Тот вздрогнул, открыл глаза и с минуту смотрел перед собой, прежде чем моргнул и начал двигать зрачками.
   Наткнувшись взглядом на батарею пустых бутылок на столе, он все понял и, прикрыв веки, в который раз пожалел о выпитом накануне.
   «Но ведь не мальчик же… Ну можно же было чуть-чуть поменьше…»
   Зная по опыту, что лежать бессмысленно и легче от этого не станет, Рем Кульчицкий сел на кровати и стал привыкать к такому положению, стараясь не замечать постоянного гула, которым, казалось, был наполнен весь мир.
   Приглядевшись к пустой посуде, он заметил, что в одном стакане что-то еще оставалось, хотя то, что пили накануне вечером, утром могло оказаться совсем не пищевой жидкостью. Такое у них с Фредом случалось.
   Однажды это была огнегасящая жидкость, а в другой раз…
   Другой раз Рем вспомнить не смог, поскольку часть его мозгов пока не работала. Однако встать все же следовало, чтобы выпить и хоть немного поправиться.
   Собравшись с силами, он сделал несколько шагов по открытому пространству и опустился на стул возле стола, откуда обследовать вчерашнее побоище было удобнее.
   Вот он, драгоценный по утренним меркам, стакан. Рем понюхал его содержимое, но после вчерашнего запахов не различал. Тогда он помочил в стакане палец и мазнул им по языку.
   Да, это было горючее, в котором он так нуждался, и Рем проглотил его не задумываясь. Он собирался посидеть с закрытыми глазами, чтобы почувствовать действие лекарства, после чего можно было возвращаться к нормальной жизни, но в этот раз ему помешал стук в дверь.
   Сначала осторожно-деликатный, через полминуты более настойчивый, а спустя пять минут на дверь обрушились всесокрушающая буря, ураганный шквал и град ударов вперемешку с ругательствами на двух языках.
   – Э, ну ты чего, не можешь открыть, что ли? – прохрипел появившийся в дверях ванной Фред и, громко икнув, пошел открывать.
   «Ничего в этих краях не делается как надо», – горестно подумал Рем, отстраненно глядя на кривлявшегося перед ним гостиничного владельца и понимая, что при таком шуме должной пользы от выпитого не будет.
   – Чего? – спросил он, включая звук.
   – Это я вас спрашиваю, во сколько у нас расчетный час, а? В двенадцать ноль-ноль! А сейчас десять минут второго! Если собираетесь продлять номер, надо звонить дежурному и сообщить об этом, если нет – платите за сутки и выметайтесь!
   – Нет, продлять мы не будем, – заторможенно произнес Фред. – Или будем, Рем?
   – Мы вообще-то должны были свинтить отсюда еще утром, – напомнил Рем, понемногу начавший соображать. – А ты, джентельмен, не ори и принеси пожрать, мы без завтрака из номера не выходим. Это наш принцип.
   – Завтрак стоит пять лир! – отчеканил хозяин.
   – Приличный? – уточнил Фред, лицо которого после вчерашнего было похоже на перезрелый баклажан. – Мы любим, чтобэ… Чтобэ икорка, гренки, маслице… И сладенького, Рем любит пирожные. Рем, ты какие любишь?
   – С кунжутным кремом, – произнес Рем и поморщился: его начинало тошнить.
   – Вы назаказывали на целых восемь лир! – заметил хозяин.
   – Неси, – махнул рукой Фред, и хозяин ушел. Такой расклад его вполне устраивал.
   Тем временем, не найдя чем опохмелиться, Фред начал вытряхивать в стакан капли из всех бутылок, а из некоторых даже по два раза. Набрав совсем немного, он разбавил это водой из-под крана и выпил. Затем занял возле стола место Рема и сидел не шелохнувшись, пока напарник принимал душ.
   Принимая водные процедуры, Рем быстро приходил в себя. Он любил воду с детства – в реке, в озере, из-под крана, в супе и пиве. Но иногда воды в нем становилось слишком много, и тогда…
   Вытершись полотенцем, он посмотрел в зеркало на свое порозовевшее лицо и улыбнулся. Дела как будто шли на лад, он уже начинал различать запахи шампуня, мыла и дезинфектора, которым в номерах мыли пол.
   Освеженный и бодрый, он вышел в коридор и увидел натекшую из шкафа подозрительную лужу.
   Неприятная догадка поразила Рема. Он открыл дверь платяного шкафа и понял, что это с ним снова случилось. А с другой стороны, как тут разобраться, налево дверь в туалет, направо – в платяной шкаф. Понаделают дурацких номеров, а ты потом пей в них и, будь добр, не ошибись. Ну так дайте нормальную планировку, чтобы никто не ошибался!
   – Ты чего такой насупленный? – спросил Фред, дождавшийся эффекта от слабого коктейля.
   – Мы на работу опаздываем.
   – Да ладно тебе, работа, она не волк. Пойду и я помоюсь.
   Фред ушел, а Рем достал из чемодана свежую сорочку и новый синий галстук. Сегодня у них с Фредом последний аккорд, а потом положенные пять суток отдыха. Почти отпуск! Только маленький.
   В сопровождении официанта с тележкой в номер вернулся хозяин. В ванной, под душем, запел Фред.
   Увидев, в каком состоянии стол, официант заметно удивился, но не произнес ни слова и стал перегружать эту помойку на нижнюю полку столика. Затем вдвоем с хозяином они сменили скатерть и начали расставлять тарелки.
   Когда сервировка была закончена, официант ушел, а хозяин остался.
   – Что еще вам угодно? – спросил он.
   – Ничего, можете идти. Когда позавтракаем, мы спустимся и за все расплатимся.
   – И все же я хотел бы проверить номер перед вашим уходом.
   – Ну, мы вас потом позовем, и проверите.
   – Я проверю сейчас…
   Рем вздохнул. В прошлом году в Понсвилле Фред подстрелил точно такого же парня.
   Дверь ванной распахнулась, и, не прекращая песни, из нее выскочил голый и красный, как рак, Фред. Он тоже любил воду, но очень горячую.