Орлов Андрей. Штрафбат. Приказано уничтожить

   Он вспотел от волнения. Вот оно, пришло! Но был собран, мыслил четко, знал, что надо делать – он был теперь в родной стихии! Разбежались – бесшумно, невидимками, слились с землей, поползли. Нож в зубах, приклад автомата лежал на внешней стороне плеча и не волокся по земле. Он прощупывал мох и траву, отбрасывал все, что могло треснуть, заскрипеть. Полз, извиваясь – от ствола к стволу, замирал, вслушивался…
   Рука неожиданно провалилась в пустоту. Он обмер, затаив дыхание, медленно вытащил руку. Лес был не таким, как казалось со стороны. Двадцать метров от опушки тянулось ровное пространство, а дальше оказался крутой спуск, практически пропасть, заросшая травой и увитая корнями деревьев. Наклон, насколько Зорин мог судить, тут был градусов в семьдесят, так что сползать не стоило. Он отодвинулся от края, глянул влево, вправо. Склон протяженный, слева карабкались деревья, справа щетинился кустарник, сползал в низину, растворялся среди деревьев. Что-то шевельнулось невдалеке и слилось с теменью – Мишка двигался синхронно.
   Ожидание не затянулось. Дрогнул кустарник под горкой, и на открытый участок перетекло что-то невнятное, съедаемое темнотой. Распалось, превратившись в двух передвигающихся на корточках людей. В звенящей тишине хорошо слышен шепот… немецкая речь! «Вперед, на косогор, да не шуметь, мы уже близко», – разобрал Зорин. «Спецназ абвера! – кольнуло под ложечку. – Опытные профессионалы, призраки, невидимки». Во что же они с Мишкой вляпались? Третье пятно выскользнуло из кустарника – оно отстало от первых двух. Разведчик всматривался до рези в глазах. Неподвижная голова над косогором – не факт, что в темноте она ассоциируется у противника именно с головой. Это может быть и пень…
   Еле слышное дыхание чужаков заставляло затаить собственное. Враги сливались с окружающей местностью – либо в маскхалатах, либо в защитных комбинезонах. Первый подобрался к основанию склона, подождал, пока подтянется второй. Взбираться стали одновременно, на четвереньках. Сиплое дыхание приближалось. Алексей сместился в сторону – теперь он находился над фашистом. Хотелось верить, что и Мишка знает, как себя вести… Он прижался к земле, отложил автомат, стиснул рукоятку ножа. Сердце стучало, еще мгновение, и голова покажется над косогором. Нет, не успеет он замахнуться, фриц среагирует, тут надо что-то другое.
   Он бесшумно вращался вокруг пятой точки и, когда пятно вылупилось из черноты, ударил пяткой в лицо – уж сил не пожалел! Немец даже не ойкнул – нечем было ойкать. Треснули и вмялись лицевые кости. Он кубарем покатился вниз, а Зорин, бросив автомат и отставив руку с ножом, чтобы не вспороть себе брюхо, поехал за ним. Отмечалось машинально – активность на правом фланге, сдавленные хрипы, возня. «Клиент» докатился до подножия и разбросал конечности. Он все-таки оседлал его, вонзил нож в горло, быстро вытащил, отпрыгнул. Не жалко ни разу эту трепещущую плоть, лишь бы самому не испачкаться…
   Прошуршало что-то в высокой траве. Он же помнил – был и третий! Оттолкнулся от земли, прыгнул с разбега… и оседлал Мишку Вершинина. Тот немедленно отреагировал возмущенным матом.
   – А, это ты, – выдохнул Алексей. – А где третий супостат?
   – Где, где, подо мной… Помоги лучше.
   – Не убивать! – ахнул Зорин.
   Немец попался шустрый, он выскальзывал из рук, плевался, вертелся, как непослушный ребенок. В конце концов Мишка не выдержал – впечатал кулак тому в челюсть и откинулся, принявшись ощупывать рассеченную бровь. Зорин перехватил «эстафету», слегка придушив фашиста, чтобы не дергался.
   – С первым-то ты как? – вспомнил он.
   – Пообщались, – Мишка покосился на неподвижное тело, – добились полного взаимопонимания. А этот, гад… слушай, давай его башкой о дерево треснем?
   – Треснем, не волнуйся, – усмехнулся Алексей. – Кусты обшарь, да не лезь на рожон, не хотелось бы обнаружить четвертого. А я пока этого живчика ремешком скручу.
   Четвертого, слава богу, не оказалось, что подтвердил и очнувшийся пленный, над которым воспарили два черных «ангела смерти». Он потрясенно пучил глаза, изрыгал пену с посиневших губ.
   – Сюрприз удался, – ухмыльнулся Мишка. – Ну, давай, базарь с ним, Леха, ты же у нас знаток великого и могучего немецкого языка.
   – Имя? – потребовал Зорин, сжимая пальцы на горле пленного. – И давай договоримся сразу, приятель, отвечаешь сразу, и только правду. Иначе смерть твоя будет долгой и мучительной.
   – Фридрих Шиллер… – просипел немец, – обер-ефрейтор Фридрих Шиллер… рота специальных операций сорок первого гренадерского полка.
   – Умница, – похвалил Зорин. – И имя у тебя такое… выдающееся. Вас трое? Или больше?
   – Трое…
   – Ну смотри. Цель операции. На чем прибыли?
   – На мотоцикле… по параллельной дороге, это метрах в двухстах отсюда… Было задание – отследить грузовую машину, забрать нашего и тех, кто с ним… Водителя и сопровождающих убрать.
   Сердце тревожно забилось – не подвело предчувствие. Разведка противника до сих пор работает превосходно.
   – Давай-ка уточним, приятель. Грузовик перевозит группу из трех офицеров и одного сержанта. Один из этой группы – ваш лазутчик.
   – Да, это так… важный агент… больше года работал в тылу русских, очень ценный работник… Нам предстояло его подхватить… и взять живыми членов его группы, обладающих важными сведениями.
   – Об этом ты уже говорил. Кто ваш лазутчик?
   – Я не знаю… – Немец задергался, когда стальные пальцы сжали горло. – Я не знаю, правда… об этом знал Анхель, старший группы… Он шел справа от меня!
   «Ошибочка, – мысленно чертыхнулся Зорин. – У Анхеля деформация лицевых тканей, и вообще он мертв».
   Немец был напуган, его буквально выкручивало от страха. Странные люди эти немцы – идут воевать, твердо уверенные, что с ними ничего не случится. Сомнительно, чтобы он врал. Это что же получалось? О том, что группу шифровальщиков с небольшой охраной повезут из Багровичей в Слеповец, было известно еще вчера, а то и позавчера. Лазутчик мог сбежать и один, но забрать с собой кучу информированного народа – это многого стоит. Своими каналами он переправил информацию за линию фронта. Навстречу выдвинулась группа захвата – малочисленная, мобильная, с целью перехватить грузовик. Важны ли сейчас технические подробности? Агент постарался – сковал группу вместе с машиной на несколько часов. Возможно, как-то просигналил.
   Он сжал удавку на горле. Ложным гуманизмом заморачиваться не стал: война идет. Немец сопротивлялся недолго.
   – Аллес капут, – прокомментировал Вершинин. – Чего он там наговорил?
   Выслушав укороченное изложение, восхищенно пробормотал:
   – Ну, ни хрена ж себе история… – И погрузился в раздумья. Потом встрепенулся.
   – Слушай, Леха, а кто из этой теплой компании может оказаться фашистским агентом? Я как-то слабо представляю… Яворский, конечно, сволочь знатная, но у нас таких сволочей… И что, они все – фашистские лазутчики?
   – Не знаю, Мишка, не знаю… У самого голова кругом, дай соображу, что делать. Убираться отсюда надо, эта группа спецназовцев может оказаться не единственной в квадрате. Решено, будем двигаться в Слеповец, и чтобы эти гаврики у нас не разбежались. Надеюсь, они там ничего не слышали?
 
   Потрескивали сучья в костре, люди жались к огню – ночка выдалась прохладной. Расслабились, не ждали неприятностей. Никто не слышал, что происходило в полутораста метрах – низина, деревья глушили звуки, да и шум при ликвидации противника не поднимали. Зорин торопливо прикидывал: на что способны эти люди? Автоматов у них не было, только пистолеты, но, видимо, у всех… Дрожащие пятна плясали по лицам людей, превращая их в угрюмые маски. Они возникли в круге света – с автоматами наизготовку, Зорин впереди, Мишка прикрывал ему спину и контролировал водителя, который, чертыхаясь, ковырялся под капотом. Татьяна первой вскинула голову, в глазах блеснул страх.
   – Не шевелиться, – скомандовал Зорин. – Приятного аппетита, товарищи. Перекусили уже? А теперь внимание. Закрыли рты, все молчат. Мы должны видеть ваши руки, дружно поднимите их вверх. Живо! – рявкнул он, видя, что «отдыхающие» не реагируют.
   Хлопотов поперхнулся, закашлялся. Подумал и слегка приподнял конечности, стрельнув глазами в Кармазова, который неспешно проделал то же самое.
   – Вы сошли с ума, Зорин? – прохрипел Яворский.
   – Поднимите руки, товарищ капитан, – Зорин вскинул автомат. – Не принуждайте.
   – Мама дорогая, они же немецкие диверсанты… – пробормотала Татьяна и выполнила приказание. У нее были красивые, не испорченные войной, музыкальные пальчики.
   Яворский поднял руки последним, его корежило от страха и ненависти. За три года в действующей армии Зорин навидался всякого, но чтобы на него смотрели с такой ненавистью граждане собственной страны…
   – Эй, мужики, вы что творите? – удивился Шмелев, вылезая из-под капота. Послышалось кряхтение, звякнул металл – Мишка Вершинин от греха подальше разоружил водителя.
   – Держим, держим, не опускаем, – сказал Алексей. – Вы удивлены, товарищ капитан? Признаться, мы тоже. Шмелев, мы не диверсанты, как предположила одна прекрасная дама. Расслабься и не дергайся. Товарищ капитан, не знаю, удивит ли вас эта новость, но несколько минут назад группа немецких диверсантов, приписанная к 41-му гренадерскому полку, имела намерение напасть на наш мирный лагерь, уничтожить водителя, сопровождающих, забрать своего агента, долго и плодотворно работавшего на немцев, а также трех особо ценных работников 11-го отдела СМЕРШ. Нам, да и большинству из вас, просто повезло, что мы оказались у них на пути. Диверсанты мертвы. Поздравляем, товарищ капитан – в вашей группе немецкий лазутчик. Если это, конечно, не вы.
   – Ну и дела-а… – протянул из темноты Шмелев.
   – Вы соображаете, что несете? – процедил Яворский. – Не сходите с ума, Зорин, этого не может быть! Что вы себе позволяете?!
   – Эй, Шмелев! – крикнул Зорин. – Ты, дружище, вне подозрения, так что тихо радуйся, возьми фонарь, подтяни штаны и пулей в лес. Туда, – он показал рукой, – двадцать метров от опушки, склон. Доложишь все, что увидишь. Никакой самодеятельности, если хочешь жить. Да будь осторожен! Хрен знает, не нарвемся ли на вторую группу.
   – Ух, ё-мое… Понял, товарищ сержант. – Шофер свалился с подножки и, подсвечивая себе под ноги, засеменил через поляну.
   – Что происходит, Зорин? – пробормотал Яворский. – Вы понимаете, что ваш поступок может иметь последствия?
   – Вы снова про трибунал, товарищ капитан? Не надоело? Руки держите, пожалуйста, не припомню, чтобы разрешал их опустить.
   – Хрень какая-то, – буркнул Кармазов. – Среди нас не может быть предателя.
   – Если всё действительно так, то это не предатель, – дрогнувшим голосом сообщил поскучневший Хлопотов. – Это регулярный работник немецкой разведки. Ну что ж, утешаю себя мыслью, что это не я.
   – Чушь! – взвизгнула Татьяна. – Мы прекрасно знаем друг друга! Мы три месяца работаем вместе! Что за спектакль вы тут затеяли, сержант? Вы производили такое хорошее впечатле…
   – С вас и начнем, товарищ старший лейтенант, – перебил Зорин. – Извлеките, пожалуйста, одной рукой пистолет из кобуры и бросьте мне под ноги. И без глупостей – поверьте, я могу выстрелить и в женщину. Действуйте, товарищ старший лейтенант. А вы, товарищ капитан, будете следующим, готовьтесь. Мишка, секи за ними, если хоть кто-то из этой публики совершит ненужное движение…
   Через пару минут у него под ногами валялась горка стрелкового оружия. Неплохая коллекция. 14-зарядный «Браунинг» образца 1930 года; Lignose калибра 6,35 – малогабаритный, оперативно-диверсионный; «Вальтер Р38», «Парабеллум-08». Не доверяют лучшим в мире образцам советского стрелкового оружия?
   – Не верю, – пробормотала Татьяна, – все это несусветный бред…
   Остальные угрюмо молчали. Прибежал запыхавшийся Шмелев с круглыми глазами, поведал, заикаясь, что в лесу в живописных позах валяются три лося в немецкой форме, еще теплые, и что-то в этой связи ему немного не по себе.
   – Держи, – бросил ему Мишка реквизированный ППШ. – И как-нибудь поставишь богу свечку за нас с сержантом. Все-таки жизнь тебе спасли.
   – Мужики, ну, вы, ей-богу, даете… – все еще переживал шофер. – Чего делать-то теперь будем? А кто из этих четырех фашистский засланец?
   – Вот именно, – проворчал Кармазов. – Рискну предположить, что вы толковый разведчик, Зорин. Одного из фрицев вы должны были взять живым и допросить. Вы ведь так и сделали, верно? По глазам вижу, что сделали. Вы знаете, кто из нас… из них – агент?
   – Знаю, – сказал Зорин, отступая на шаг. Он клял себя последними словами – изначально занял неверную позицию. Он должен был сразу настаивать на том, что знает имя перевертыша. Тогда тот выдал бы себя с потрохами! А сейчас никто не поверит. Но все равно он поступил правильно. Он обязан был разоружить всю компанию!
   Пламя костра подсело – его давно не подпитывали. Лица людей расползались, прятались в тень. Болезненная дрожь охватила Татьяну, она обняла себя за плечи. Хлопотов мрачно посматривал на Кармазова – что-то настораживало его в поведении последнего. Яворский, не моргая, высверливал в разведчике дыру, тот кожей чувствовал взгляд. В капитане смертным боем бились несколько чувств, и ни одно из них не было разведчикам на руку.
   – Зорин не знает, – вынес вердикт наблюдательный Хлопотов. – В противном случае он бы сразу повязал этого типа, а от нас бы отстал.
   – Хорошо, не буду блефовать, – согласился Зорин. – Мы с коллегой не знаем, кто из вас работает на фашистскую разведку. Не того допрашивали, увы. Наш любезный собеседник не владел необходимой информацией, был простым исполнителем. Сочувствую, товарищи, вашей участи не позавидуешь. Третий отдел СМЕРШ – не самое комфортное место для задушевных бесед. Вы же не думаете, что мы здесь задержимся? Вас уже не ждут в Слеповце?
   – А как мы поедем? – удивился Шмелев.
   – Очень медленно, дружище, – улыбнулся Зорин. – Но оставаться на этом месте равносильно самоубийству. Товарищ капитан, убедите своих людей расположиться в кузове, поближе к кабине. Шмелев, за руль. Вершинин – с фонарем прокладываешь курс, движешься ровно по центру дороги. Едем за тобой, в десяти метрах. А я уж прослежу, чтобы наши поднадзорные не совершали «противоправных» действий. Будем меняться, Мишка. Ерунда, несколько часов продержаться.
   – Послушайте, Зорин… – В темноте было видно, как задвигался кадык на горле капитана. – Вы прекрасно понимаете, что старший группы не может быть немецким лазутчиком. Кончайте дурака валять, отдайте пистолет, и по прибытии в Слеповец я закрою глаза на… некоторые ваши вольности и буду ходатайствовать перед начальством о представлении вас с Вершининым к награде.
   – Кстати, об оружии, – вспомнил Зорин. – Своевременно напомнили, товарищ капитан. То, что каждый из вас отдал по пистолету, – очень здорово, но ни к чему не обязывает. Мы живы лишь потому, что жуткие перестраховщики. Сейчас вы по одному будете вставать, а ефрейтор Вершинин – вас обыскивать. Заранее просим прощения. А после этого – в машину.
   – И меня обыскивать? – вспыхнула старший лейтенант Ладышева.
   – И тебя, Татьяна, – хмыкнул Хлопотов. – Посмотри, какой приятный молодой человек.
 
   Ночка выдалась не из легких. Он старался не думать о последствиях. Ничего хорошего по завершении «операции» не будет – это понятно. Изолируют всех, включая сопровождающих и шофера, будут долго проверять. Чем закончится проверка, неизвестно. Но они с Вершининым должны через это пройти. Глаза слипались, Зорин гнал от себя настойчивый сон, крутил головой, жевал воротник комбинезона. Он сидел на грязном полу, привалившись к заднему борту, держал автомат на коленях, всматривался в неподвижные фигуры. Он уже устал гадать, кто из этой компании – враг. Лучше не думать – компетентные органы разберутся. Но радиоигра с противником накроется медным тазом, обстановка на фронте осложнится, и сержант Зорин с ефрейтором Вершининым, как ни крути, оказываются в центре этого бардака.
   Машина тащилась со скоростью хромого пешехода, переругивались Шмелев и Вершинин, прокладывающий курс, – хоть этим двоим было чем заняться. С тем же успехом они могли отправиться пешком! Несколько раз он предлагал Вершинину поменяться местами, но тот отказывался – ноги идут, а стоит влезть на борт, сразу уснет. Небо серело неохотно, ночь сопротивлялась. Зорин ненавидел всю эту компанию в полном составе: поначалу они ворчали, косо смотрели друг на дружку, Яворский привычно пророчил Зорину гнев советской карательной системы, потом замолк. Остальные давно дрыхли, как сурки. А он был вынужден их стеречь, не смыкая глаз! Проехали километров двенадцать, когда рассеялась ночь, а в фонаре у Вершинина очень кстати сел аккумулятор. Ландшафты не менялись – глухие леса подбирались к дороге, серые скалы вырастали то тут, то там. Вновь доносились звуки отдаленной канонады. Машина остановилась – было слышно, как водитель прерывисто выжимает тормоз.
   – Шабаш, принимайте пассажира, дальше сам доедет, – просипел под бортом Мишка. Зорин приподнялся, чтобы помочь ему вскарабкаться.
   И ведь отвлекся всего лишь на какое-то мгновение. Мелькнуло что-то юркое, извилистое, как шланг, одна рука схватилась за автомат, другая, сжавшись в кулак, едва не двинула в болезненную точку на подбородке. Он успел исправить ошибку, отпрянул, ударил казенником сверху вниз. Ахнув от боли, капитан отлетел к кабине, схватился за ужаленную челюсть. Заворочались остальные. Испуганно моргала Татьяна. Чертыхался Кармазов, растирая затекшую ногу. Взъерошенный Хлопотов озадаченно рыскал глазами.
   – Эй, вы чего? – не понял он.
   – Зорин, сука, считай, что ты труп… – прошипел капитан.
   – Выражаетесь, как потомственный уголовник, товарищ капитан. – Зорин немного смутился. – Простите, но сами виноваты. Войдите в мое положение и все хорошенько осмыслите – поймете, что я не могу доверять никому из вас, независимо от званий и заслуг. Что вам не сиделось?
   – Долго еще ехать? – простонала Татьяна.
   – Думаю, километров восемь, – отозвался Зорин. – Уже рассвело, минут за пятнадцать Шмелев допрыгает.
   – И чего мы тут бузим? – вскарабкался в кузов Вершинин. Хмуро обозрел «фигурантов», все понял по синеющей челюсти капитана, тоже смутился, воздержался от комментариев и пристроился в свободном правом углу.
   А Зорин вновь испытал болезненный спазм в горле. Пока они спали, все было терпимо. Но как проснулись… Он плохо разбирался в энергетических волнах, был неважным психологом, но шестое чувство подводило редко. Сейчас он подвергался чьему-то жестокому давлению. Удушливые волны страха, ненависти, презрения ощущались кожей. Кто-то из присутствующих пытался контролировать его движения, пусть и не всегда смотрел в его сторону, забирался в черепную коробку, чего-то поджидал. Для одного из присутствующих было в принципе неприемлемо, чтобы грузовик добрался до занятого Красной армией Слеповца, и Зорин выполнил свою «историческую» миссию. У кого-то в голове сейчас шел бурный мыслительный процесс – Зорин чувствовал это кожей и был безумно рад, что теперь он в машине не один, а с Мишкой. Друг поможет, если вдруг…
   Дорога петляла в низину. Колдобины сглаживались, и Шмелев поддал газу. Внизу змеилась речушка – метров сорока шириной. Полуторка осторожно подъехала к деревянному мостику, оснащенному символическими перилами. Берега «водной артерии» обильно заросли камышами и тальником, за речкой на северной стороне вздымался беспросветный лес, дорога прорезала его и терялась среди деревьев. Вновь на северо-западе гремела канонада – вела огонь фронтовая дальнобойная артиллерия. Отдельные разрывы ощущались и здесь, подрагивала земля. По небу плыли низкие тучи. Люди беспокойно завозились: где-то неподалеку над облаками шли самолеты – господство советской авиации в воздухе было неоспоримо.
   – Наши идут, – пробормотал посиневшими губами Кармазов.
   – Странно, – пожал плечами Хлопотов, – вроде не должно быть наступления? Хотя, кто их знает? Могут быть отдельные локальные вылеты с целью не дать фрицу расслабиться…
   – Да когда же это кончится? – исторгла мученический стон Татьяна, переваливаясь на другой бок. – Мне кажется, мы целую вечность трясемся в этой проклятой машине!
   Яворский помалкивал. Злобный взгляд скользил по разведчику, капитан потирал «потерпевшую» в драке скулу, и, похоже, остервенело думал. «А ведь этому типу есть о чем подумать, – сообразил Зорин. – Помимо адской мести, на которую он, конечно же, горазд. Пусть не сам он – немецкий агент, но если выяснится, что в его группе обосновался фашист, а он не смог его вычислить, то капитан Яворский несет за это личную ответственность и должен быть наказан самым строгим образом. Как он собирается выпутываться из ситуации? Шансов никаких. Если не вмешается, конечно, случай…»
   Полуторка уже гремела по бревенчатому настилу. Сжалась грудная клетка, не продохнуть. Предчувствие? Но что тут может случиться? С оглушительным низким ревом из-под облаков вынырнуло звено истребителей, шедших на малой высоте. Красные звезды на фюзеляжах, одномоторные истребители И-16, «Ишаки». Но фактор неожиданности уже сработал: Зорин машинально втянул голову в плечи, остальные задергались.
   – Шмелев, воздух! – всполошился Хлопотов, не видящий, что творится у него за плечом.
   – Отставить! – запоздало завопил Зорин. – Это наши!
   Поздно. Меньше всего советских летчиков волновала ползущая по мосту полуторка. Они промчались на запад, но перепуганный Шмелев, испуганно вскрикнув, крутанул баранку, утопил до упора газ. Не таким уж обстрелянным оказался этот парень. Спохватившись, завертел баранку в обратную сторону, но «точка невозврата» была уже пройдена. Выстрелило бревно, колесо наехало на край. Второе, третье – кабина накренилась. Перегнулся кузов, кабина, сползающая с воду с пятиметровой высоты, волокла его за собой! Шмелев от страха взвыл, вразнобой заорали остальные. Как в замедленной съемке, с нарастающим ужасом Зорин наблюдал эту заключительную, исполненную драматизма сцену: напрягся Мишка Вершинин, схватился за борт, покраснел, как морковка, пробормотав: «Ну, ни хрена себе!» Вдавило в борт Яворского – физиономия серая от страха. Подскочил, не удержался и рухнул всей массой на визжащую Татьяну Кармазов. Балансировал с удивленной миной Хлопотов, вот он глубоко вздохнул, закатил глаза…
   Кабина рухнула с моста и вошла в воду со звучным шлепком. Кузов перевернулся в полете, и люди, обезумевшие от страха, посыпались из него, как горох. Мелькнула мысль: только не по затылку! Зорин сгруппировался, оттолкнулся, обхватил покрепче автомат и, не дожидаясь, пока его прихлопнет трещащая громада, прыгнул в воду.
 
   Холод продрал до костей. Сентябрь – не самое подходящее время для купания. Он камнем шел на дно, оттолкнулся от скользкого ила, едва не зацепившись за какую-то корягу, рванулся обратно. Вынырнул, отфыркиваясь, гребя одной рукой, в другой мертвой хваткой зажав автомат. Там, где сгинула кабина, бурлила вода. Погружался, накренившись, кузов – «Титаник», чтоб его! – колеса еще продолжали вращаться. Кто-то уже плыл на северную сторону, яростно загребая, слева другой, третий. Шумно вынырнул с выпученными глазами Мишка Вершинин – живой! Хотя ему-то ничего не сделается, пловец отменный.
   – Леха, ныряй за мной! Шмелева зажало в кабине! – глотнул воздуха и с шумом убрался. Зорин, извернувшись, пристроил «Судаева» за спиной, обе руки теперь были свободны. Глубина на месте аварии оказалась небольшой – метра три. Вырисовывалась кабина полуторки, лежащая на левом борту. Что-то мельтешило перед глазами. Мелькали ноги – Вершинин рвал на себя дверцу. Похоже, удалось.
   Когда он подплыл, Мишка уже шуровал внутри кабины. Оттолкнул бедром – мол, двоим тут тесно. Потом заработал локтями, ногами, едва не свернул Зорину нос, вывалился наружу с надутыми щеками и глазами, выпадающими из орбит, начал знаками показывать: наверх!
   Вынырнули почти одновременно.
   – Кранты Шмелеву, – отплевался Мишка. – Виском ударился, дырка в черепе, бесполезно, на том свете уже… Дьявол, я, кажется, автомат потерял!
   – Уверен, что он мертв?
   – Ну, нырни, убедись! Мозги из черепа у бедолаги утекают. Черт возьми, Леха, они же уйдут!
   А вот подобного исхода они допустить не могли! Добрались в считаные секунды до зарослей тальника, схватились за ветки, свисающие в воду, подтянулись. Трещали сучья, какой-то слон ломился сквозь заросли, топая и тяжело дыша. Не сговариваясь, припустили вприпрыжку по проторенной тропе – вывалились на открытое пространство. Тряслись кусты на опушке, кто-то уже исчезал в лесу. «Почему бегут? – мелькнула мысль. – Ведь не все должны бежать?» Последним, подволакивая ногу, ковылял Кармазов – мокрый, со слипшимся колтуном на голове.
   – Кармазов, ни с места!
   Тот застыл, словно спину прострелило. Медленно поднял руки, потом опомнился – опустил, повернулся, уставившись злыми глазами.
   – Послушайте, парни… Думайте, что хотите, но на фрицев не пашу! Я уже четыре года в Красной армии, окончил радиотехникум в Подольске, работал на гражданке мастером по обслуживанию радиоустановок…
   – А чего бежишь тогда, мастер, блин, по обслуживанию?! – зарычал Вершинин, обходя сержанта со стороны леса.