— В общем, это все равно, — сказала старушка Пег. — Может, ты сделаешь по-моему, а она откажется. Но так или иначе, надо домик починить и предложить ей.
   Гораций буркнул что-то в ответ, но Элвин не расслышал что.
   — И что с того, что домик строила малышка Пегги? Она теперь стала самостоятельной, ушла, слова мне не сказав, и я не собираюсь вечно поклоняться этому домику потому, что она очень любила приходить сюда, когда была маленькой.
   И снова Элвин не расслышал ответа Горация.
   Зато старушку Пегги он слышал очень хорошо. Ее голос громовыми раскатами разносился по округе:
   — Это ты мне говоришь, кто кого любит? Позволь мне напомнить, Гораций Гестер, твоя любовь к малышке Пегги не удержала ее здесь. Но я своей любовью к Артуру Стюарту добьюсь ему образования, ты хорошо меня понял? И на этом все, Гораций Гестер, посмотрим, кто крепче любит своих детей!
   Вслед за чем последовал яростный удар дверью — от этакого удара домик вообще мог развалиться. Элвин ничего не мог поделать со своим любопытством; чуточку вытянув шею, он посмотрел, с чьей стороны последовало бурное проявление эмоций. Ну разумеется, старая Пег гордо покидала поле боя.
   Минутой спустя, а может, больше, дверь тихонько отворилась. Прищурив глаза, Элвин всмотрелся в густые кусты, которые росли между колодцем и домиком у ручья. Из дома медленно появился Гораций Гестер, лицо его было очень грустным — таким хозяина гостиницы Элвин никогда не видел. Выйдя на порог, Гораций постоял некоторое время, положив руку на дверь. После чего осторожно закрыл ее, словно укладывал в колыбельку младенца. Элвин давно гадал, почему они не снесли эту развалюху еще несколько лет назад, ведь, выкопав колодец, Элвин окончательно иссушил ручей, который некогда бежал под домиком. По крайней мере они могли бы его перестроить и приспособить под что-нибудь. Но теперь Элвин знал, что домик этот каким-то образом связан с Пегги, с девочкой-светлячком, которая покинула свою семью незадолго до того, как Элвин появился в Хатраке. Увидев, как Гораций прикоснулся к двери, как он закрыл ее, Элвин впервые понял, насколько может тосковать человек по своему чаду — когда девочка уехала, потайные местечки, в которых она любила прятаться, стали святой землей для ее старого отца. В первый раз Элвин задумался: а сможет ли он так любить своего ребенка? И кто станет ему женой? Будет ли его супруга кричать на него, как старая Пег кричит на Горация, или же он будет обращаться с ней, как Миротворец Смит помыкает своей женой Герти, размахивая ремнем, в то время как она швыряется посудой?
   — Элвин, — окликнул Гораций.
   Элвин готов был помереть от стыда — еще бы, ведь его поймали на месте преступления.
   — Извините меня, сэр, — пробормотал Элвин. — Мне не следовало подслушивать ваши споры.
   Гораций криво улыбнулся:
   — Чтобы не услышать то, что здесь творилось под конец, надо быть абсолютно глухим.
   — Да, говорили вы несколько громковато, — признался Элвин. — Но я же мог не слушать вас.
   — Ничего, я знаю, ты хороший мальчик, и никто ни разу не поймал тебя за распространением всяких сплетен.
   Слова «хороший мальчик» прозвучали несколько неуместно. Элвину уже исполнилось восемнадцать, меньше года ему осталось до девятнадцати, до того дня, когда он сможет назваться кузнецом и пойти по земле в поисках работы. Конечно, Миротворец Смит ни за что не отпустит его раньше срока, но это не дает права Горацию Гестеру называть Элвина «мальчиком». «Может, я подмастерье, а не настоящий мужчина, но ни одна женщина не смотрит на меня как на младенца».
   — Элвин, — продолжал Гораций, — передай своему мастеру, что вскоре нам потребуются новые петли для дверей и окон домика. Думаю, мы починим его и поселим сюда новую школьную учительницу. Если, конечно, она сама того захочет.
   Вот так вот. Гораций проиграл сражение старой Пег. Он уступил. Значит, вот как ведут себя женатые люди? Мужчина должен либо бить жену, как Миротворец Смит, либо во всем подчиняться ей, как подчиняется Пег бедняга Гораций Гестер. «М-да, если другого выхода нет, я уж лучше в холостяках похожу», — подумал юноша. Элвин, естественно, уже начал заглядываться на городских девиц. Он видел, как они фланируют по улицам с грудью, высоко задранной корсетом, и с талиями, которые он без труда обхватит своими большими ладонями. Только Элвин никогда и не думал попробовать схватить этих девиц — при встрече с ними он заливался краской и либо опускал глаза, когда их мимолетный взгляд падал на него, либо принимался грузить или разгружать телегу — в общем, ретиво принимался за работу, которая привела его в город.
   Элвин догадывался, что городские девчонки видят, когда смотрят на него. Они видят перед собой человека без сюртука, в простой рубахе, промокшей от пота. Видят бедняка, который не способен подарить им прекрасный белоснежный особняк, какой без труда может купить их папочка — законник, судья или торговец. Они смотрели на Элвина с презрением, ведь он всего лишь подмастерье, хотя ему уже исполнилось восемнадцать. Если случится какое чудо и он женится на одной такой девице, это ни к чему хорошему не приведет — она все время будет смотреть на него сверху вниз, ожидая покорного исполнения приказов, ведь она настоящая леди.
   Если же он женится на девушке низкого происхождения, то его жена будет похожа на Герти Смит или старушку Пег Гестер, то есть будет хорошо готовить, усердно трудиться, но закатывать скандал всякий раз, когда что-нибудь придется ей не по нраву. Нет, женщинам в жизни Элвина-кузнеца места нет и не будет. Он не снесет позора, которому подвергается Гораций Гестер.
   — Ты слышал меня, Элвин?
   — Слышал, мистер Гораций, и все передам Миротворцу Смиту, как только его увижу. Вам нужны петли для дверей и все, что может пригодиться при отстройке домика у ручья.
   — И пара умелых рук, — добавил Гораций. — Ибо здесь будет жить школьная учительница. — Видимо, отповедь Пег Гестер была не столь страшна, потому что Гораций не смог не ухмыльнуться, прибавив: — Здесь она будет давать свои частные уроки.
   Слова «частные уроки» он произнес так, будто здесь устраивался публичный дом или нечто вроде, но Элвин, сложив два и два, догадался, кому будут даваться эти частные уроки. Вся округа знала, что Пег просила принять Артура Стюарта в школу.
   — Ну, пока, — сказал Гораций.
   Элвин махнул ему на прощание, и Гораций заковылял по тропинке к гостинице.
   Тем днем Миротворец Смит так и не появился в кузнице. Чему Элвин ничуть не удивился. Теперь, когда Элвин ростом и силой сравнялся с кузнецом, юноша сам мог выполнять работу в кузнице — к тому же работал он быстрее и лучше Миротворца. Вслух об этом никто не говорил, но еще в прошлом году Элвин заметил, что люди стараются появляться в кузнице, когда Миротворца там нет. Они просили Элвина побыстрее исполнить их работу, а сами тем временем ждали у дверей. «Так, ерундовина», — говорили они, хотя подчас работа была не такой уж и ерундовой. Очень скоро Элвин понял, что люди не случайно приходят к кузнице, когда он работает. Они хотели, чтобы именно Элвин выковал то, что им нужно.
   Не то чтобы Элвин делал что-то особенное с железом — разве что накладывал пару-другую оберегов, когда его просили, но это может сделать каждый кузнец. Элвин знал, что обойти своего мастера при помощи какого-нибудь скрытого дара будет нечестно — это все равно что пустить в ход нож в борцовском поединке. Кроме того, если он при помощи своего дара будет придавать железу какую-нибудь особую силу, это лишь принесет ненужные неприятности. Так что в кузнице он прибегал только к помощи крепких рук да верного глаза. А если люди считают, что в работе он превосходит Миротворца, что ж, это потому, что Элвин лучше своего мастера справляется с обязанностями кузнеца, а вовсе не потому, что у него особый дар.
   Как бы то ни было, Миротворец, похоже, понял, что происходит, и поэтому все реже и реже появлялся в кузнице. Он сколько угодно мог делать вид, что это лучше для дела и он просто не хочет мешать способному ученику, но Элвин не очень ему верил. Скорее всего Миротворец избегал кузницы, чтобы люди не заметили, как он то и дело заглядывает Элвину через плечо, пытаясь разобрать, чем же Элвин превосходит своего мастера. А может. Миротворец завидует и поэтому не выносит ученика. Впрочем, было еще одно объяснение — возможно, Миротворец просто-напросто ленив, а поскольку подмастерье успешно справляется с работой, так почему бы Миротворцу не пойти и не попировать вволю с речными крысами у устья реки Хатрак?
   Но могло быть и так, хотя это, конечно, вряд ли, что в действительности Миротворец стыдился своих поступков — может, ему было стыдно держать Элвина в учениках, когда тот давным-давно готов отправиться в дорогу искать настоящую работу. Среди мастеров считалось низким и постыдным насильно удерживать ученика после того, как подмастерье освоит дело, — так поступали те, кто не хотел платить по справедливости и наживался на чужом труде. Элвин приносил семье Миротворца Смита хорошие деньги, в то время как сам Элвин оставался бедным, как церковная мышь, спал на чердаке и никогда в его карманах не звенело больше двух монет зараз. Конечно, Герти кормила его от пуза — в его распоряжении были лучшие кушанья города, это Эл узнал, пообедав пару раз в семьях своих городских знакомых. Но хорошая еда — это не то же самое, что хорошая плата. Пищу съел — и нет ее. А на деньги можно купить много всякой всячины, с их помощью можно много чего сделать — обрести свободу например. Контракт, подписанный отцом Элвина, который Миротворец Смит хранил у себя в серванте, превращал юношу в настоящего раба — Элвин практически не отличался от чернокожих, гнущих спину в Королевских Колониях.
   Отличался он от них только одним. Он мог считать оставшиеся до свободы деньки. Сейчас на дворе стоял август. Осталось меньше года. Следующей весной он будет свободен. Ни один раб на юге не знает подобной надежды — такие мысли даже не приходят ему в голову. За прошедшие годы Элвин не раз думал об этом, когда ему становилось особенно туго. «Если уж они могут жить и работать, не видя надежды на свободу, — размышлял он, — я тем более смогу вынести еще пять лет… три года… годик, помня, что в один прекрасный день мое рабство подойдет к концу».
   В общем, тем днем Миротворец Смит в кузницу так и не заглянул, и когда Элвин исполнил порученное на день, вместо того чтобы убрать за собой и заняться домашними делами, он сходил к домику у ручья и снял мерки с дверей и окон. Домик был построен с тем учетом, чтобы сохранять внутри прохладу ручья, поэтому окна не открывались, но школьную учительницу вряд ли устроит такой, она наверняка захочет, чтобы в ее доме был свежий воздух, Элвин учел и это. Не то чтобы он решил собственными руками сделать новые оконные рамы — плотником он был не ахти, ну, работал, конечно, по дереву, как и всякий мужчина, но ничему особому не учился. Он просто обмерил домик и, запомнив размеры окон, двинулся дальше.
   Он многое замерил. Прикинул, куда встанет небольшая пузатая плита, чтобы давать тепло зимой, после чего сразу посмотрел, что за основание стоит подложить под нее, потому что плита-то тяжелая… В общем, он учел все, что могло потребоваться, чтобы превратить домик у ручья в добрую хорошую хижину, в которой поселится леди.
   Мерки Элвин не записывал. Он никогда ничего не записывал. Сняв мерку при помощи пальцев, он запоминал ее навсегда; а если забывал, если что-нибудь делал не так, то исправить положение не составляло для него труда. Элвин, конечно, понимал, что здесь он немножко ленится, но в эти дни он слишком редко прибегал к помощи своего дара, так что небольшие поблажки простительны.
   Пока Эл бродил вокруг домика, на лугу объявился Артур Стюарт. Элвин ничего не сказал, да и Артур большей частью молчал; когда человека слишком часто видишь, нужда во всяких церемониях отпадает. Но когда Элвину потребовалось снять мерку с крыши, он подозвал к себе Артура и подсадил его на крышу с такой же легкостью, с какой Пег Гестер переворачивает перину на гостиничной кровати.
   Артур, как кошка, прошелся по коньку, нисколько не страшась высоты. Он шагами замерил доски и все запомнил, а закончив, даже не посмотрел, сможет ли Элвин поймать его или нет, — взял и прыгнул в воздух. Словно верил, что сможет полететь. А в самом деле, почему бы не попробовать, если Элвин своими огромными руками без труда поймает Артура, который мягко опустится на землю, как пушинка на поверхность пруда.
   Обмерив дом, Эл и Артур вернулись в кузницу. Элвин вытащил из кучи пару железных пластинок, разогрел горн и принялся за работу. Артур встал рядом — качать мехи и подавать инструмент. Между ними этот порядок был давно заведен — словно Артур стал учеником Элвина, и ни один из них не видел в этом ничего плохого. Они все делали вместе, да так ладно, что остальные только дивились.
   Парой часов спустя Эл выковал все необходимое. Это заняло бы в половину меньше времени, если б Элвин почему-то не вбил себе в голову, что обязательно нужно сделать на дверь замок, да не простую задвижку, а настоящий. Элвин видел пару подобных замков, их заказывали себе богатые хатракские горожане в самой Филадельфии — у них был ключ и специальный язычок, благодаря которому замок закрывался сам, стоило хлопнуть дверью, так что двери за собой можно было не запирать, сами закроются.
   Более того, на замок Элвин наложил специальные обереги, идеально ровные шестиугольные заклятия безопасности и покоя, так что тот, в чьем сердце живут злые намерения, не сможет открыть задвижку. Когда замок будет прикреплен к двери, обереги скроются внутри, и никто их не заметит, но свое дело они исполнят, потому что оберег, наложенный Элвином, всегда был настолько хорошо исполнен, что создавал целую сеть из заклятий, распространяющихся на многие ярды.
   Накладывая обереги, Элвин в очередной раз задумался над тем, почему они вообще работают. Он, конечно же, знал, почему оберегу придается одна и та же волшебная форма — дважды три, это и так понятно; кроме того, ему было известно, что если шестиугольные обереги положить на стол, они сразу сцепятся друг с другом, проникнув один в другой, словно квадратики, только намного сильнее, сойдясь не только своей основой и тканью, но основой, тканью и силой. Не то что квадраты, которых практически не найдешь в природе, которые слишком просты, а следовательно, слабы; настоящие обереги заключаются в снежинках, кристаллах и пчелиных сотах. Создать простой оберег — это все равно что сотворить целую сеть из заклятий, поэтому обереги, которые Элвин спрятал внутри замка, окутают дом сплошным покрывалом, надежно защищая от всякого зла. Лучшей защиты не сыскать, даже если бы Элвин выковал сеть из железа и закрыл ею дом.
   Однако это нисколько не объясняло, почему оберег работает. Почему созданные заклятия остановят человеческую руку и помешают злоумышленнику войти? Почему оберег невидимо повторяет себя, и чем он совершеннее, тем дальше простирается созданная им сеть? Многие годы Элвин думал над этим, но так ни в чем и не разобрался. Он по-прежнему ничего не знал, и им в очередной раз овладело отчаяние. Держа в руках составные части замка, он даже подумал: а не стать ли ему обыкновенным кузнецом, не забыть ли эти сказки про Творение?
   Однако, терзаясь этими вопросами, Элвин почему-то даже не подумал задать себе самый простой из всех. С чего он взял, что школьной учительнице понадобится столь надежный, защищенный сильнейшими оберегами замок? На эту тему Элвин просто не думал. Он лишь знал, что подобный замок может сослужить добрую службу и маленький домик под его защитой не постигнет беда. Много позднее он задумается над этим — неужели еще до встречи с учительницей он догадывался, кем она для него станет? Наверное, у него в голове уже тогда сложился некий план, как и у старушки Пег Гестер. Но пока он ничего об этом не знал, и чудесный замок он творил скорее для Артура Стюарта; может, где-то внутри он решил, что, если у школьной учительницы будет ладный, красивый домик, она охотнее пойдет на то, чтобы давать Артуру Стюарту уроки.
   Рабочий день подошел к концу, но Элвин никак не мог угомониться. Погрузив выкованные вещи и инструмент в тележку, он направился к домику у ручья. Работал Элвин быстро — почти неосознанно он воспользовался своим даром, чтобы работа спорилась. Все подошло с первого раза; дверь стала как новенькая, и замок на ней сидел как влитой — в жизни не отдерешь. Такую дверь ни один человек не выбьет — легче прорубиться через бревенчатую стену, нежели лезть через дверь. Но обереги, помещенные внутрь стен, никому не позволят поднять на домик топор, а если кто-то все-таки будет продолжать упорствовать, то лишится сил, так что и удара толком сделать не сможет — к таким оберегам с уважением отнесся бы даже краснокожий.
   Эл еще раз вернулся в кузницу, чтобы навестить сарай, где из кучи старых поломанных печурок, которые Миротворец заготовил на железо, выбрал ту, что получше. Тащить в одиночку печь — задача не из легких даже для силача-кузнеца, но тележка такой груз не выдержала бы. Поэтому Элвин нес печку на своей спине. Оставив печь снаружи, он натаскал камней оттуда, где раньше протекал ручей, и выложил место под полом, куда должна встать плита. Под полом домика шли большие толстые балки, однако там, где некогда тек ручей, они были не обшиты — какая польза от хранилища продуктов, где всегда должно быть холодно, если текущую под домиком воду закладывать досками? В общем, в северном углу домика, где пол был разобран и находился невысоко от земли, Элвин выложил хорошее каменное основание для печки, после чего зашил его досками и покрыл тонкими листами железа, чтобы сыплющиеся из печи искры случайно чего не подожгли. Затем он поставил плиту на место и вывел трубу в дыру, которую незадолго до того пробил в крыше.
   Артуру Стюарту он поручил выковыривать из стенных щелей засохший мох. Задание было нетрудным, кроме того, оно отвлекало Артура, и тот не видел, как Элвин чинит сломанную печурку, творя такое, что явно не под силу обыкновенному человеку. Вскоре плита стала как новенькая.
   — Я хочу есть, — заявил Артур Стюарт.
   — Сбегай к Герти, скажи, что я поработаю допоздна, и попроси прислать нам обоим еды, поскольку ты мне помогаешь.
   Артур Стюарт пустился бежать. Элвин знал, что мальчик передаст послание слово в слово и его же голосом, так что Герти, весело рассмеявшись, навалит ему целую корзину всяческих вкусностей. Может, корзина будет настолько тяжелой, что Артуру на обратном пути придется раза три-четыре останавливаться, чтобы перевести дух.
   За это время Миротворец Смит даже не показался.
   Когда Артур Стюарт наконец вернулся, Элвин сидел на крыше, устанавливая трубу и заделывая самые большие дыры — все равно уж забрался. Труба вышла ладной — ни одна капля воды не попадет через нее в дом. Артур Стюарт тем временем молча ждал внизу, наблюдая за его работой, — он не торопил Элвина, не спрашивал разрешения поесть без него; Артур Стюарт не относился к тем детям, которые постоянно ноют и жалуются на что-нибудь. Закончив, Элвин перевалился через край крыши, ухватился за карниз и легко спрыгнул на землю.
   — Холодная курица особенно вкусна после хорошего трудового дня, — поведал Артур Стюарт голосом, который идеально передавал интонации Герти Смит.
   Элвин усмехнулся и открыл корзину. Они жадно принялись за еду — словно изголодавшиеся моряки, проведшие полплавания на урезанном пайке. Спустя некоторое время они оба лежали на спинах, периодически довольно рыгая, почесывая набитые животы и наблюдая за белыми облаками-овечками, мирно кочующими по небу.
   Солнце опускалось к западу. Очевидно, на сегодня пора заканчивать с работой, но в Элвина словно черт вселился.
   — Ты лучше отправляйся домой, — сказал он Артуру. — Может быть, если ты поторопишься, занося корзину обратно Герти Смит, то прибежишь домой как раз вовремя, и твоя мама не станет на тебя слишком сердиться.
   — А ты что будешь делать?
   — Мне надо выточить рамы для окон и поставить их.
   — А я еще не весь мох вытащил, — заупрямился Артур Стюарт.
   Элвин усмехнулся, но то, что он намеревался проделать с окнами, нельзя было выставлять напоказ. Плотничаньем он особо не занимался, поэтому не хотел, чтобы кто-то видел, как он пользуется своим даром.
   — Ты лучше отправляйся домой, — повторил Элвин.
   Артур вздохнул.
   — Ты мне очень помог, но я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
   К удивлению Элвина, Артур ответил ему, в точности передразнив его последние слова:
   — Ты мне очень помог, но я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
   — Я серьезно, — нахмурился Элвин.
   Артур Стюарт перекатился на бок, поднялся, подобрался поближе и брякнулся Элвину прямо на живот — это он проделывал довольно часто, но когда у тебя в животе перевариваются полтора цыпленка, вряд ли ты придешь в особый восторг, когда кто-то примется валяться на твоем брюхе.
   — Артур Стюарт, перестань, — приказал Элвин.
   — Я никому не рассказывал про иволгу, — сказал вдруг Артур Стюарт.
   От этих слов по спине Элвина пробежал холодок. Он-то считал, что Артур Стюарт был слишком мал в тот день, три года тому назад, чтобы запомнить происшедшее. Но Элвину следовало знать, что, если Артур Стюарт молчит о чем-нибудь, это вовсе не значит, что мальчуган все забыл. Артур Стюарт ничего не забывал — он помнил, сколько червячков ползало по яблоне год назад.
   А если Артур Стюарт помнит иволгу, значит, он наверняка помнит день, когда посреди лета вдруг случилась зима, когда Элвин при помощи своего дара вырыл за одну ночь колодец и лепил голыми руками камни. Но раз Артуру Стюарту все известно про дар Элвина, то какой смысл прятаться и таиться?
   — Ладно тогда, — кивнул Элвин. — Поможешь мне вешать окна.
   «Только дай слово, что ни единой живой душе не расскажешь о том, что здесь видел», — чуть не добавил Элвин. Но Артур Стюарт все понял без слов. Как раз это он понимал.
   Они закончили до наступления сумерек. Элвин пальцами расщепил оконные фрамуги и сделал отличные ставни без всяких гвоздей — рама свободно ходила вверх и вниз. По сторонам рамы он проделал маленькие дырочки, для которых выстрогал специальные деревянные колышки, чтобы окно поднималось на такую высоту, на какую пожелаешь. Конечно, строгал он тоже не как обычный человек — каждый удар ножа образовывал идеальный полукруг. На каждую затычку требовалось по пять-шесть ударов ножа.
   Тем временем Артур Стюарт доделал свою работу, и они вместе подмели дом — обыкновенной метлой, конечно, но и здесь Элвин задействовал свой дар, чтобы каждая пылинка, каждая стружка и щепка, чтобы вся древняя пыль вымелась из дома. Однако покрывать полосу вязкой грязи, проходящую прямо под домиком, где когда-то тек ручей, они не стали. Пришлось бы валить дерево, чтобы напилить досок, а Элвин уже начал пугаться, видя, сколько он за сегодня сделал. Что если кто-нибудь заявится сюда и поймет, что вся работа была сделана всего за один день? Возникнут вопросы. Люди начнут сомневаться.
   — Не говори никому, что это мы сделали за сегодня, — предупредил Элвин.
   Артур Стюарт весело улыбнулся в ответ. Совсем недавно один из его передних зубов выпал, так что прямо посреди рта зияла большая дырка, в которую виднелись розовые десны. «Абсолютно розовые, как у белого человека», — подумал Элвин. Рот мальчика ничем не отличался от рта белого человека. Вдруг в голове Элвина возникла сумасшедшая картинка: как Господь Бог собирает умерших людей, свежует и развешивает их тела, как мясник вешает свиные туши у себя в лавке — только мясо и кости болтаются на веревках, внутренности и головы удалены. После чего Господь приказывает людям, которые заседали в школьных советах, какой недавно появился в Хатраке, подойти ближе и определить, кто из умерших был чернокожим, кто — краснокожим, а кто — белым. Они, естественно, этого сделать не могут. И тогда Бог спрашивает: «Так какого же дьявола вы говорили, что этот, этот и этот не могут ходить в одну школу с этим, этим и этим?» Что они ему ответят? В конце концов Господь говорит: «У вас, у людей, под кожей одна и та же плоть. Но ваше мясо мне не нравится. Так что ваши бифштексы отправятся на ужин псам».
   Да уж, картинка получилась смешной. Элвин не удержался и рассказал об этом Артуру Стюарту, и Артур Стюарт смеялся не меньше Элвина. Уже отсмеявшись, Элвин вдруг вспомнил, что никто не говорил Артуру Стюарту о том, что его мама пыталась записать мальчика в школу, но школьный совет ответил отказом.
   — Ты уловил смысл этой истории?
   Такое впечатление, Артур Стюарт не понял его вопроса, а может, просто притворился, что не понял. Во всяком случае ответил он несколько странно:
   — Мама надеется, что школьная леди будет учить меня читать и писать в этом домике.
   — Верно, — кивнул Элвин.
   Стало быть, про школу ничего объяснять не надо. Либо Артур Стюарт сам знает, как некоторые белые относятся к чернокожим, либо это вскоре предстоит ему выяснить, но Элвин ему в этом не помощник.
   — У всех нас под кожей одна и та же плоть, — проговорил Артур Стюарт забавным голоском, которого Элвин никогда прежде не слышал.
   — А это чей голос? — поинтересовался Элвин.
   — Бога, конечно, — пожал плечами Артур Стюарт.
   — Похоже, — шутя похвалил Элвин.