— А кто говорит, что его нет?
   — Эйдриан… — Джеки внимательно на него посмотрела. — Все слышали, что сказал Карл. Никто не пожелает финансировать проект, если в нем заинтересована я. А поскольку вы связались со мной, могут возникнуть подозрения и по поводу тебя, и по поводу твоих родственников. Я не хочу, чтобы пострадали и вы тоже.
   — Благодарю тебя за заботу, и все остальные мои родственники тоже, можешь быть уверена. Но мы люди с характером. Нас так просто, голыми руками, не возьмешь. Если кому-то угодно шушукаться у нас за спиной, это их дело. Не первый раз добрые жители Галвестона будут перемывать косточки скандальным потомкам Маргариты Бушар.
   — Но ведь это не просто досужие сплетни. Вы можете стать изгоями общества. Знаешь, каково это?
   — Джеки, ты слишком все драматизируешь.
   — Разве? — Джеки встала и отошла в сторону. — Не думаю, что ты готов ловить на себе косые взгляды людей, которые относятся к тебе с недоверием только из-за того, что ты оказался, связан с известным преступником. Причем речь идет не только о ваших знакомых. Когда шло следствие, историю с моим отцом смаковали все средства массовой информации. В зал суда мне приходилось продираться сквозь строй телевизионщиков. А когда мое лицо появилось на телеэкранах, я по улице не могла спокойно пройти: люди тыкали в меня пальцами. Последние восемь лет я то и дело оглядываюсь, опасаясь, что в любой момент меня снова может настигнуть прошлое. — Джеки поникла и ссутулила плечи. — И оно, как видно, меня настигло.
   — То, что случилось сегодня, не должно ничего изменить. — Эйдриан тоже встал. — Карл не сказал ничего конкретно, так что все еще можно поправить.
   — Но что будет, если все и всем станет известно в подробностях? Я-то, если потребуется, могу сняться с места и куда-нибудь перевести свой бизнес, хотя это и нелегко. Но что будешь делать ты, когда из-за меня пострадает твоя репутация? Продашь гостиницу?
   — Это навряд ли. — Эйдриан фыркнул. — Ты забываешь, что наш бизнес существует за счет приезжих из города. Пока тебя никто не собирается славить на весь мир, так какое нам дело до тех нескольких человек в Галвестоне, которые будут косо смотреть на нас? Уже несколько поколений нашего рода тянут за собой шлейф скандала. И нас это нисколько не пугает.
   Джеки долго смотрела на него.
   — Ты это серьезно?
   — Абсолютно. Я уверен, сестры меня поддержат.
   — Ты не отказываешься иметь со мной дело?.. — Самообладание начало изменять Джеки. — После того, как я рассказала тебе о своем прошлом?
   Эйдриан с сочувствием наблюдал, как она силится держать себя в руках.
   — Я не вижу в этом никакой проблемы, поскольку знаю, какой ты ответственный, трудолюбивый, способный на сострадание человек. Ты была своему отцу вместо матери, хотя это его обязанностью было опекать тебя.
   Слезы выступили у Джеки на глазах и заструились по щекам. Изумлению Эйдриана не было предела: он скорее ожидал их увидеть, когда постучался к ней в дверь, но только не сейчас. С выражением ужаса на лице она вытерла их.
   Эйдриан, более не раздумывая, подошел и обнял тут же уткнувшуюся лицом ему в плечо Джеки. Он прижал ее к себе еще крепче, хотя подумал при этом, что сочувствие может ее еще больше расстроить.
   Глубоко вздохнув, Джеки наконец успокоилась и отстранилась. Эйдриан уронил руки по бокам, хотя ему страшно хотелось подержать ее в своих объятиях подольше.
   — Что… — Она откашлялась. — А что скажут твои сестры, когда узнают об этом?
   — Уверяю тебя, они отнесутся к этому так же, как и я. — Заметив снова заблестевшие на глазах Джеки слезы, Эйдриан решил разрядить обстановку. — Ну, не совсем, конечно, как я. Пожалуй, они все-таки не будут лежать ночью без сна, пытаясь представить тебя обнаженной.
   В глазах Джеки промелькнуло удивление, и она рассмеялась сквозь слезы:
   — Ты, как всегда, в своем репертуаре.
   — Я слышал, настойчивость вознаграждается.
   — Ты расскажешь им?
   — Что мысленно раздеваю тебя?
   — Нет, то, что я тебе только что выложила.
   — Все зависит от того, хочешь ли этого ты. — Эйдриан засунул руки в карманы, чтобы устоять перед соблазном снова дотронуться до Джеки. — Хочешь?
   Джеки тяжко вздохнула:
   — Я бы предпочла, чтобы они знали как можно меньше. Не уверена, что смогу смотреть им в глаза, а тем более — работать с ними, если они будут посвящены во все подробности.
   — Они отнесутся к этому со всем пониманием, обещаю, но если тебе от этого легче, пусть все остается, как есть.
   Джеки кивнула. Вид у нее был измученный.
   — Итак… — деловито продолжил Эйдриан. — Раз уж приходится ждать, пока Карл проведет экспертизу подлинности твоего письма, почему бы тебе следующие несколько дней не провести в свое удовольствие? Представь, что у тебя отпуск. Располагайся здесь как дома, почитай дневники.
   Лицо Джеки смягчило выражение благодарности.
   — Это самая лучшая идея из всех, что мне доводилось слышать последнее время.
   — Вот и хорошо. — Эйдриан кивнул и направился к двери. — Ухожу, не буду тебе больше надоедать.
   — Эйдриан, — окликнула его Джеки.
   Он обернулся, а она ему улыбнулась. Увидев ее, такую беззащитную, Эйдриан почувствовал, как в груди у него защемило.
   — Спасибо тебе.
   — Не за что.

Глава 10

   На следующее утро после завтрака Эйдриан пришел в уже опустевшую столовую, где Эллисон с Рори убирали со столов следы разгула, оставленные до отказа заполнившими гостиницу постояльцами.
   — Джеки спускалась?
   — Нет еще, — отозвалась Элли, собирая грязные тарелки. — По-моему, она после вчерашнего собрания вообще не покидала номер. Но поесть-то она, верно, выйдет.
   — Она еще не завтракала, — сказала Рори, беря в руки поднос. — Может, ей что-нибудь отнести в номер?
   — В корзинке наверху, я заметил, не хватает фруктов и батончиков мюсли, — ответил Эйдриан. — Значит, с голоду она по крайней мере не умрет.
   — И все же, — проговорила Эллисон, — если она так и будет сидеть в своей комнате, ничего хорошего из этого не выйдет.
   — А может, она просто увлеклась дневниками? — высказала предположение Рори.
   — Не исключено. — Элли закусила губу, подняв глаза к потолку, словно сквозь него могла проникнуть взглядом в комнату Джеки. — Эйдриан, ты передал ей, что нам всем нет дела до того, что там наговорил мистер Райдер?
   — Зато мне есть до этого дело! — возразила Рори.
   — В самом деле? — нахмурился Эйдриан.
   — Конечно. — Рори со стуком сгребала большой металлической ложкой остатки пищи в кастрюлю. — Я от всего этого просто в ярости.
   — На Джеки?
   — Нет. На этого археолога, который поставил ее в неловкое положение. На ее отца, если сказанное мистером Райдеромправда. И еще… ну, не знаю… да на жизнь, в конце концов! — с чувством воскликнула Рори. — Прости, я понимаю: нельзя так бурно реагировать. Но нам повезло! У нас было такое счастливое детство! Хорошо, если б оно таким было у всех.
   — Рори… — Элли уставилась на сестру. — Наши родители погибли в автомобильной катастрофе, когда ты только-только начала ходить. Разве можно назвать детство без родителей счастливым?
   — У нас были мы, — упорствовала Рори. — Когда я была маленькая, я всегда знала: что бы ни случилось, вы всегда рядом и поддержите меня. И мы до сих пор вместе. Хотя теперь у меня еще есть и Чане, и Лорен, а ты ввела в нашу семью Скотта, нас стало больше. Остается нам с тобой только Эйдриану кого-нибудь подыскать. — Рори подмигнула брату. — Если он сам уже этого не сделал без нашей помощи.
   Слова сестры неприятно резанули слух Эйдриана.
   — Рори! Не надо выдумывать лишнего о нас с Джеки. Я тебе еще вчера сказал: между нами ничего нет. А хоть бы и было. Джеки совсем не тот вариант, который годится для длительных отношений.
   — Почему?
   — Не знаю. — Внезапно разнервничавшись, он поспешно подошел к Эллисон и с энтузиазмом принялся помогать ей убирать со стола. — Если бы меня спросили, какую жену я ищу, я бы ответил, что мне нужна более домашняя женщина. А Джеки из всех женщин меньше всего подходит под это определение.
   — Однако это вовсе не мешает тебе бросать в ее сторону красноречивые взгляды. — Рори выгнула бровь.
   — Взгляды и страсть совсем не то же, что согласие на долгосрочный план технического обслуживания.
   — А тебе, стало быть, нужен только «тест-драйв»?
   — Я этого не говорил. — Эйдриан повернулся к Эллисон, призывая ее в свидетели: — Скажи, говорил я такое?
   — Нет, — ответила Элли. — Но разве свидания от раза к разу по сути не то же самое?
   — Наверное, — согласилась Рори. — Просто мне нравится Джеки.
   — Мне она тоже нравится, — сказал Эйдриан. — Но даже если бы она отвечала моим требованиям будущей супруги, я еще не готов остепениться, а потому устраивать «тест-драйв» женщине, с которой надеешься строить деловые отношения, было бы легкомысленно.
   — Что значит «не готов остепениться»? — удивленно воззрилась на него Рори. — Тебе уже тридцать, братец. Как долго ты еще собираешься тянуть, прежде чем решишь обзавестись семьей?
   — Эй, девочки, а ведь я только-только перестал нянчиться с вами. Вам не приходило в голову, что мне, может, хочется какое-то время пожить для себя до того, как я снова лишусь свободы?
   — Что? — На лице Рори одновременно отразились самые разнообразные эмоции. Крайнее изумление сменилось обидой. — Ох, ты батюшки! Прости меня Бога ради! Вот уж не знала, что мы были для тебя такой большей обузой.
   Черт побери! Эйдриан посмотрел на Элли. С ее лица не сходило то же оскорбленное выражение.
   — Да не были вы никакой обузой, и сами это прекрасно понимаете. Просто… мне хочется… ну, не знаю… какое-то время пожить только для себя. И если сказать честно, мне кажется, Джеки и сама сейчас не горит желанием связывать себя семьей и детьми. Поэтому не надо нас сватать. Договорились? Иначе вы добьетесь только одного — поставите нас обоих в неловкое положение.
   — Пусть так, — ворчливо согласилась Рори, и Эйдриан уже было собрался вздохнуть с облегчением, как на лице сестры проступила улыбка. — А насчет того, что Джеки не хочет детей, ты ошибаешься. Или ты не заметил, какими глазами она смотрит на Лорен?
   — Что? — не понял Эйдриан.
   — Рори права, — поддакнула Эллисон. — Я тоже это заметила.
   — Ну, хватит вам, отстаньте. — Эйдриан нервно рассмеялся. — Элли, ты сама говорила, что не все женщины стремятся иметь детей.
   — Может быть, и не все, — сказала Элли. — А вот Джеки стремится.
   Прежде чем Эйдриан нашелся что ответить, на лестнице послышались шаги. Он обернулся как раз в тот момент, когда на пороге показалась Джеки в белой рубашке, заправленной, в потертые, разорванные на коленях джинсы. По тому, как рубашка топорщилась на ее груди, он догадался, что спортивного лифчика на ней нет. Она, как видно, сменила его на что-то более женственное. Вот только на что? На хлопчатобумажный бюстгальтер? Или на сатиновый с кружевами?
   Приятные фантазии на эту тему разбудили его либидо.
   Заметив оценивающий взгляд Эйдриана, Джеки резко остановилась.
   — В чем дело?
   — Ни в чем. — Эйдриан тряхнул головой, чтобы сбросить с себя оцепенение.
   — Доброе утро, — бодро поздоровалась Рори, глядя попеременно то на Джеки, то на Эйдриана. — А мы тут все думаем, когда же вы спуститесь.
   — Хорошо спалось? — поинтересовалась Элли.
   — Наверное, даже слишком, — вздохнула Джеки. Она провела рукой по влажным волосам, откинула их назад, и от этого экзотические черты ее лица стали особенно заметными. — Я, кажется, проспала завтрак.
   — Ничего страшного, — успокоил ее Эйдриан. — Я могу принести тебе все, что захочешь. Яйца, бекон, поджаренный в молоке с яйцом хлеб.
   — Булочки с кофе будет достаточно. — Джеки потерла рукой живот, и Эйдриан отметил, что она повторяет это движение уже не в первый раз.
   — Вот. — Рори взяла чашку и из серебряного кофейника налила ей кофе. — Вам с чем?
   — Просто черный.
   Эйдриан, заглянув в плетеную корзинку с булочками, поставил ее посреди стола.
   — Попробуй булочку с отрубями. Она нейтрализует кофеин.
   — Спасибо. — Джеки взяла у Рори чашку с кофе, отпила из нее, но к столу не пошла.
   Рори подтолкнула Эллисон, кивая по направлению кдвери.
   — Мы оставим вас с Эйдрианом, а сами будем в кухне, если что-нибудь понадобится.
   Когда они обе, нагруженные посудой, позвякивая тарелками, вышли, Эйдриан подавил стон. Ведь просил же не сватать! Говори, не говори — все без толку. Когда-нибудь младшей сестренке все-таки придется узнать, что она не пуп Земли и не все подчиняются ее воле. Одного желания, если оно даже очень сильно, недостаточно, чтобы все изменилось.
   — Ну, — обратился Эйдриан к Джеки, продолжая убирать со стола, — у тебя есть планы на сегодня? Кроме чтения дневников?
   — Вообще-то… — Джеки подошла взять булочку и оказалась рядом с Эйдрианом. Он уловил исходящий от нее запах какого-то экзотического шампуня, и ему захотелось увидеть ее в открытом купальнике, загорающую на белом песочке. — Мне тут пришло в голову, что неплохо бы посмотреть на затонувшую шхуну, прежде чем все полетит к черту и мне придется убираться отсюда подобру-поздорову.
   — Что? — Эйдриан мигом переключился со своих фантазий о том, как они с Джеки обнаженными погружаются в волны прибоя, на ее слова. — Во-первых, все обязательно получится, а во-вторых, в любом случае ты можешь обследовать корабль когда тебе захочется.
   — Спасибо, но я не люблю злоупотреблять гостеприимством.
   — Неплохая философия… для пессимиста.
   — Для реалиста. — Губы Джеки изогнулись в чувственной улыбке, и пульс у Эйдриана участился.
   — Ладно… — Он выглянул в окно, в которое сквозь ветви деревьев проникал солнечный свет. — Если ты собираешься нырять, денек для этого, кажется, выдался подходящий. Правда, температура под водой, на глубине в шестьдесят футов, от температуры воздуха не зависит.
   — Ясное дело.
   — Сообщи мне, когда соберешься, и я пойду с тобой.
   — Все еще не оставил надежду подловить меня одну на пляже?
   — Это зависит от некоторых обстоятельств. Ты будешь нырять в открытом купальнике или в гидрокостюме?
   — В ноябре в купальнике?
   — Со мной не замерзнешь.
   — И без тебя обойдусь. Не стоит беспокоиться.
   — Одна ты не пойдешь.
   — Почему? — Джеки сдвинула брови. — У меня достаточно опыта, чтобы нырять самостоятельно.
   — Извини, но у нас так заведено. У нас в одиночку спускаться под воду не разрешается.
   Джеки закатила глаза.
   — Ну, раз ты настаиваешь. Сможешь собраться к десяти?
   — Запросто. А сейчас съешь булочку с отрубями. — Эйдриан подвинул к ней корзинку. Джеки заглянула внутрь и выбрала круассан с шоколадом.
   — Шоколад, — сказал Эйдриан, — так же вреден желудку, как и кофе.
   Джеки ответила ему дерзким взглядом.
   — Тебе никогда не говорили: никогда не вставай между женщиной и шоколадом?
   — Кажется, эту сентенцию сочинил я, вот только не думал, что она подойдет к тебе.
   — Почему же? — вскинула голову Джеки.
   — Не знаю. — Эйдриан заколебался, подыскивая ответ. — Наверное, потому, что ты, по твоим словам, когда хочешь есть, хватаешь что побыстрее и попроще.
   — Это не значит, что я откажусь от изысков, если мне их предложат. — Она откусила кусочек круассана, и ее ресницы затрепетали. — Как вкусно! Это ты испек?
   — Я же шеф-повар.
   Джеки откусила еще кусочек, и Эйдриан в очередной раз отметил, какие у нее роскошные губы.
   — Очень вкусно. Можно я возьму с собой в комнату?
   — Конечно. — Эйдриан попытался не думать о том, как, наверное, было бы здорово вымазать свое тело в шоколаде и предложить себя Джеки в качестве угощения.
   — В десять у причала.
   Джеки направилась к лестнице, предоставив ему любоваться своим соблазнительным видом сзади. А еще можно измазать шоколадом друг друга. Или возиться в кадке с шоколадом… Но тут Эйдриан вспомнил, почему все это невозможно.
   Ну почему, почему все складывается таким образом, что Джеки оказывается для него недоступной!
   Джеки поспешно выбежала из гостиницы. Надо же, как летит время! Неужели уже прошел целый час? Вдали возле пристани она разглядела Эйдриана. Он уже ждал ее. Скрестив руки на груди, в гидрокостюме, он сидел на контейнере.
   Джеки, помахав ему рукой, подошла к своему пикапу и вытащила из кузова сумку со снаряжением. Натянув на себя черные с желтым шорты для подводного плавания, она пожалела, что они слишком короткие: день был хоть и ясный, но довольно прохладный.
   Выпрямившись, Джеки увидела приближавшегося к ней Эйдриана.
   — Прости, что опоздала, — крикнула она, подхватывая одной рукой баллон, другой — сумку со снаряжением.
   — А я уж было начал думать, что ты исключение из правила, опровергающее до боли известные истины относительно женщин. Но теперь-то я знаю: ты не можешь устоять перед шоколадом и получаешь наслаждение, заставляя мужчину ждать.
   — Не так уж долго тебе пришлось меня ждать.
   — Но ожидание того стоило. — Взгляд Эйдриана задержался на ее груди. — Никакого купальника не нужно. Ты и в этом гидрокостюме выглядишь… очень аппетитно.
   — Аппетитно? — рассмеялась Джеки. — Будем надеяться, акул поблизости не будет.
   — Ни одной, кроме меня.
   — С тобой я как-нибудь справлюсь, — хвастливо бросила Джеки, когда Эйдриан наклонился, чтобы взять и подать ей акваланг. Традиционно черный гидрокостюм сидел на мускулистом теле Эйдриана как влитой, плотно облегая крепкие ягодицы. Вот это по-настоящему аппетитно!
   Решив во что бы то ни стало сохранять хладнокровие, Джеки перекинула через плечо сумку со снаряжением и зашагала по дорожке к песчаному берегу. Они ступили на пристань. Ветер с залива усилился. Над головой отчаянно кричали морские чайки, выпрашивая угощение.
   — Так почему ты опоздала? — спросил Эйдриан, когда они дошли до конца пристани.
   — От дневников не могла оторваться. — Джеки уронила сумку на один из контейнеров и повернулась к Эйдриану, чтобы он помог ей надеть акваланг.
   — Я вижу, они тебя заинтересовали.
   — Даже очень. — Джеки опустила голову, застегивая надувной жилет, к которому был прикреплен акваланг, и, увидев, как низко обнажена ее грудь, ужаснулась. «Боже правый!» — воскликнула она про себя, подтягивая молнию. Неудивительно, что Эйдриан буквально пожирает ее взглядом. — Это чтение увлекательнее любого романа, правда, первые тетради, которые я читала вчера, местами казались мне скучноватыми.
   — На чем ты остановилась?
   — Я почти уже вернулась к тому, с чего начала, — к описанию первой встречи Джека с Маргаритой.
   — Как это «вернулась, с чего начала»?
   — Я схитрила и первым делом прочла именно этот эпизод. Не терпится еще раз его перечитать. — Джеки присела, чтобы надеть ласты.
   Ей вспомнилось прочитанное. Дневники увлекли ее с самой первой минуты. Маргарита начинала свои записки с рассказа о том, как она стала талисманом, приносящим удачу. Повивальная бабка-знахарка, присутствовавшая при ее рождении, поклонница культа Буду, услышала, что мать собирается отправить ребенка в приют. Зная, что подобная участь страшнее, чем воспитание в публичном доме матерью-проституткой, она благословила малютку, наделив ее особым даром, и дала ей имя Маргарита, что значит жемчужина. «Тот, кому достанется эта жемчужина, будет удачлив во всем», — предрекла она и, сняв с себя кулон с жемчужиной, повесила цепочку девочке на шею, наказав матери, что талисман должен непременно оставаться с ребенком, иначе колдовство потеряет силу.
   Позже Маргарита узнала, что колдунья умерла той же ночью, а кулон, который она передала ей, некогда принадлежал Жану Лафиту. Тот много лет назад, незадолго до знаменитой битвы у Нового Орлеана, подарил его женщине в благодарность за то, что она помогла совершить побег из тюрьмы его брату Пьеру.
   Как это ни удивительно, Маргарита терпимо относилась к своей матери, которая оставила ее при себе лишь из-за дара, которым ее наделила повитуха. Это, казалось, скорее забавляло ее, нежели вызывало чувство горечи. И действительно, после рождения дочери фортуна повернулась к ее матери лицом: некий состоятельный клиент заведения полюбил ее и взял к себе на содержание, у него она ни в чем не знала отказа. Когда его состояние достаточно выросло, мать поведала ему историю рождения дочери, и уж это заставило его навсегда отказаться от мысли бросить Маргариту. Благодаря этому человеку девочке открылся мир оперы. Сначала любовник матери позволил Маргарите бывать с ним в театре, а позже стал оплачивать ее уроки музыки.
   Возможно, больше всего Маргариту забавляло поведение людей, которые, узнав о предсказании повитухи, лезли из кожи вон, стараясь ей угодить. Даже владелец оперного театра, в котором она стала примадонной, обходился с ней, как с королевой — и неспроста. Когда Маргарита поступила в этот оперный театр, дела там шли из рук вон плохо. Но как только она вышла на его подмостки, театр превратился в один из ведущих в Новом Орлеане.
   Со славой Маргариты как оперной певицы распространялись слухи о ее способности приносить удачу тем, кто с ней рядом. Все мужчины, в числе которых были и титулованные особы, опускались просто до смехотворных уловок. Они ни перед чем не останавливались, дабы снискать ее расположение. Маргарита, однако, не желая расставаться со своей независимостью, отказывала всем без исключения.
   Так продолжалось до тех пор, пока в дверь ее гримерной не постучался Анри Лерош. Его зловещая красота и окружавший его ореол опасности сразу же покорили ее. Но даже тогда она его, как и всех остальных, не подпускала к себе близко. Тем не менее, с помощью фальшивых, лицемерных заверений в любви Анри удалось подчинить ее себе.
   Но за право владеть ею Маргарита потребовала заключения брака, полагая, что столь выдающийся деловой человек не пожелает жениться на дочери проститутки. Однако тот в ответ на ее условие сделал ей предложение, обставив его так красиво, что, не знай, Джеки, чем вся эта романтическая история закончится, она была бы глубоко тронута.
   Лерош привез Маргариту в Галвестон, чтобы показать ей остров, приобретенный им якобы для нее. Хотя, конечно, Джеки было очевидно, что на самом деле остров был приобретен в качестве форпоста незаконной торговли. Стоя на этом самом берегу, он показывал Маргарите сделанные архитектором чертежи дома, который он построит для нее, когда она станет его женой.
   Глядя теперь на монументальный фасад особняка, Джеки могла понять решение Маргариты согласиться на предложение Анри вопреки одолевавшим ее сомнениям. На нее произвело впечатление не только внешнее величие дома. Главным было то, что для нее олицетворял этот дом — семейное счастье, любовь и настоящее взаимопонимание, которые Маргарита, как и Джеки, всегда страстно желала обрести.
   Так она приняла предложение Анри, а тот в качестве свадебного подарка построил невесте дом.
   Далее, однако, романтическая история стала стремительно превращаться в триллер. Уже в брачную ночь Маргарита поняла, что Анри ничем не лучше остальных мужчин, которые стремились заполучить ее себе лишь как талисман, заговоренный на удачу. Когда она высказала все это ему в лицо, он даже и не пытался отпираться и признался, что лгал ей с самого начала. Маргарита пригрозила расторгнуть брак, за что муж ее жестоко избил, поклявшись, что она до конца своих дней останется с ним, на Жемчужном острове. Дом, построенный в подарок, отныне стал для нее тюрьмой, а сказочный брак превратился в сущий кошмар.
   «Какая печальная ирония!» — размышляла Джеки. Кулон, наградивший Маргариту даром приносить счастье другим, для нее самой, как альбатрос, явился предвестником беды. Джеки думала, что, будь она на месте Маргариты, не долго думая, швырнула бы проклятый кулон в море. Но Маргарита берегла украшение, считая его неотъемлемой частью себя, напоминанием о необыкновенном стечении обстоятельств, благодаря которым она появилась на свет, и символом не умирающей надежды на то, что однажды она все же обретет настоящее счастье.
   «Не стоит ли поучиться этому у Маргариты? — Джеки. — Не просто выживать, но при этом никогда, ни при каких условиях не терять надежды?»
   — Эй! — Эйдриан помахал перед лицом Джеки рукой. — Ты здесь?
   — Ах, прости! — Джеки тряхнула головой. — Просто задумалась.
   — О чем? — Он тоже присел рядом, чтобы надеть ласты.