Осборн Мэгги. Лучший мужчина

Глава 18

   Дни и ночи становились все теплее. На юге весна вступила в свою самую нарядную пору, и оставшиеся за спиной пространства усыпали цветы. Преобладал золотистый оттенок: то в изобилии цвела дикая горчица. Впереди же, на севере, расстилались зеленые луга, и ветер волновал высокие сочные травы, подпитываемые подземными ручейками, пробивавшимися кое-где на поверхность. Но эти водные преграды путешественники преодолевали без труда. Еды и питья для скота было вдоволь, и Фриско даже немного повеселел.
   Объезжая стадо, он с удовлетворением отмечал, что быки идут довольно резво, что животные сыты и здоровы. И по ночам ничто быков не тревожило, так что и люди, и животные могли спокойно спать. Все участники перегона, хорошо отдохнув на стоянке возле Форт-Уэрта, были полны сил и прекрасно справлялись со своими обязанностями. Фредди и Лес переместились с хвоста стада на правый фланг, и Дэл, наблюдавший за их работой, мысленно поздравил себя с верным решением. Сестры делали все, что требовалось, делали не хуже погонщиков-мужчин. Дэл покачал головой и улыбнулся, думая о том, каких значительных успехов достигли девушки за столь короткий срок.
   Подставив лицо утреннему солнцу, он вдыхал цветочные ароматы, смешанные с запахами трав и бычьих шкур, и слушал трели жаворонков. День выдался на редкость погожий — в такие дни человек радуется тому, что просто живет на свете.
   Только два обстоятельства беспокоили Фриско: Джек Колдуэлл и Фредди Рорк.
   Дэл не забыл о предупреждении, полученном в купальне. И он не сомневался: Лола и Джек не будут сидеть сложа руки. На всякий случай Фриско старался не загонять стадо под деревья, туда, где могли бы прятаться налетчики.
   И все же Джек Колдуэлл, хоть и мог натворить бед, был не единственной заботой Фриско. Дэл постоянно думал о Фредди, то и дело поглядывая в ее сторону.
   Вот и сейчас он оглянулся через плечо и увидел ее. Фредди преследовала быка, которому вздумалось погулять на свободе. Умело отрезав строптивцу путь к бегству, она без труда, словно всю жизнь только этим и занималась, вернула его в стадо.
   С какой стороны ни посмотри, Фредди была удивительной женщиной. Сильная, с характером, к тому же красивая. И разрази его гром, если она не превратилась в настоящего ковбоя.
   Если вначале она работала без всякой охоты, то теперь все изменилось. Когда-то Фредди лишь играла роль, а теперь трудилась, не жалея сил. Возможно, раньше она просто не знала своих возможностей. Может быть, не понимала, что способна на большее. Фредди принадлежала к редкой породе людей: такие чем больше отдают себя, тем сильнее становятся. И она отдавалась работе вся без остатка. Она стала более жесткой — и одновременно более ласковой, более терпимой и более храброй. Такой, какой, наверное, никогда бы не стала, если бы не этот перегон.
   Она становилась той женщиной, при взгляде на которую мужчина задумывается о том, что пора бы обзавестись семьей.
   Нахмурившись, Фриско выругался сквозь зубы. О чем это, черт побери, он думает? Они с Фредди так же подходят друг другу, как тонкий шелк — бычьей шкуре. Она мечтает о театре в большом городе, о бурных овациях… А он — о высокогорных пастбищах и тишине. Он всегда любил бескрайние просторы и предпочитал общество лонгхорнов обществу людей. У Фредди был свой мир, а у него — свой, и ни один из них не мог представить себя в чужом мире. Не имело смысла думать об общем будущем. Не стоило хотя бы для того, чтобы избежать угрызений совести. Порядочный мужчина не ложится в постель с женщиной, напрочь забыв о том, что существуют какие-то обязательства. Он должен был сделать ей предложение. А предложение руки и сердца подразумевает смену образа жизни. Женатый человек должен иметь свой дом. К тому же все его мысли о женитьбе — это всего лишь чувства собственника. Всякий раз, замечая, как Колдуэлл смотрит на Фредди, Фриско ловил себя на мысли, что ему хотелось бы поставить на ней клеймо, пометить как свою собственность.
   Сняв шляпу, Дэл вытер рукавом пот со лба и снова выругался. Если бы он заикнулся о женитьбе, Фредди бы зашлась от смеха и была бы права: вряд ли из них могла получиться достойная пара. Она бы догадалась, что он предложил ей выйти замуж из чувства долга. А еще потому, что он, мерзавец, хочет снова уложить ее в постель. И в этом она тоже была бы права. Он только об этом и мечтал.
   Ирония судьбы состояла в том, что мечтам Фредди не суждено было осуществиться. Наблюдая, как она выступает перед погонщиками, как читает им драматические отрывки, Фриско пришел к выводу, что актриса она никудышная. Играла Фредди скверно.
   Он мог бы пожелать ей только одно: всегда иметь зрителей столь же непритязательных и неискушенных, как эти полуграмотные ковбои. Тогда, быть может, она проживет жизнь, не догадываясь о том, что ее самое заветное желание просто невозможно осуществить.
   Все утро Алекс разделывала мясо для вяления — занятие, которое она меньше всего любила. Покончив с нарезкой, она, неуклюже передвигаясь с помощью костыля, принялась развешивать полоски мяса для просушки на солнце.
   Сегодня Алекс с особенной остротой ощущала пустоту под правым коленом. Ей все хотелось наступить на правую ногу и — о чудо! — вдруг увидеть, что она прежняя.
   — Дура, — сказала она и покачала головой.
   Ей никогда больше не ступить на землю обеими ногами, никогда не стоять прямо. Никогда, никогда…
   — Сядь отдохни, ты выглядишь совсем измотанной, — сказал Грейди, подкатив ей кресло. — У меня есть для тебя две новости: одна хорошая, другая плохая. С какой начать?
   — Сегодня у меня и так настроение паршивое, так что начни с плохой, — ответила Алекс, опускаясь в кресло.
   — Хворост кончился, и в пяти милях вокруг нет ни одной сухой ветки. А у меня лошадь захворала, так что собирать для тебя лепешки я не смогу. И так будет до конца недели.
   Алекс вздохнула и утерла пот со лба. Остаток сегодняшнего дня, а также все последующие дни ей придется проводить, прыгая в этом кресле по кочкам в поисках коровьих лепешек. Если перегон ее чему-либо научит, так это смирению.
   — Теперь выкладывай хорошую новость.
   Грейди махнул рукой в сторону прерии.
   — Твой немой друг вернулся.
   Алекс вскинула голову, и сердце ее забилось быстрее. Приставив ладонь к глазам, она смотрела вдаль. Там, в море зеленой травы, она увидела Джона, ведущего трех своих коров. На сей раз он был в одежде, но не узнать его она не могла. Это, конечно же, был он. Сама того не замечая, Алекс сняла шляпу и пригладила волосы.
   — Почему ты считаешь, что это хорошая новость? — спросила она у Грейди, чувствуя, что краснеет.
   — Потому что я не слепой, — ответил он ухмыляясь.
   Алекс смутилась. Но ведь она и в самом деле очень много думала о Джоне после того, как он покинул их в Форт-Уэрте. Ей очень не хватало его общества. Но при всем при том Алекс нисколько не сомневалась: ей не следует думать о нем, тем более привязываться к нему. Это было бы непростительной ошибкой.
   Господи, думала она, сколько можно предавать память Пайтона? Вначале — костыль, потом — влечение к другому мужчине. Какое же она все-таки чудовище!
   Терзаемая чувством вины, Алекс взяла палку с гвоздем на конце, мешок и отправилась в прерии на поиски коровьих лепешек — прочь от лагеря, прочь от Джона Маккалисте-ра. Она знала, как ужасно выглядит за подобным занятием, и мысль об этом служила ей наказанием. Предстать в столь неприглядном виде перед мужчиной, чей взгляд заставлял ее снова чувствовать себя красивой, бежать прочь от него, когда хотелось рвануться навстречу, — она заслужила такое наказание.
   Алекс отъехала довольно далеко от своего фургона, дальше, чем обычно. И вдруг, обернувшись, увидела идущего к ней Джона. Подавив желание пригладить волосы и оправить юбку, она положила на колени мешок с коровьими лепешками и стала ждать.
   Ей нравилась его легкая стремительная походка, его высокая худощавая фигура, нравились его красивые, изящные руки. Если верить Дэлу — руки целителя…
   Теперь она понимала, почему он не испытал шока и не отвернулся брезгливо, когда увидел культю, оставленную другим медиком. Сотни раз она представляла его в тюрьме, при смерти. И сотни раз пыталась представить те ужасы, что ему пришлось пережить. Неудивительно, что он онемел. Где-то Алекс читала, что военно-полевой хирург работает по колено в крови и горы отрубленных конечностей вырастают возле навеса, под которым проводятся операции. Не мудрено, что человек, наделенный чувствами, может от такого сойти с ума. Если она, Алекс, стала калекой, лишившись ноги, то у него искалечена душа.
   Между тем Джон подошел и опустился перед ней на колени. Заглянул в глаза и положил руки ей на плечи. В удивлении приподнял бровь, заметив, что она плачет.
   — О, Джон, — прошептала Алекс. — Я так растерянна… Я рада тебя видеть, но это плохо…
   Опустив голову, она осторожно, но настойчиво отстранила его руки и утерла платком глаза.
   — Я знаю, то, что я скажу, может показаться бессмыслицей, но… — Он вернулся из-за нее, и она была рада, очень рада. — Но я не могу, мы не можем…
   Джон подался вперед и кончиками пальцев прикоснулся к ее влажным щекам. Затем обнял ее за плечи и привлек к себе. И Алекс заплакала у него на груди, заплакала так, как не плакала ни разу после смерти Пайтона. Она думала: что же заставляет ее и сейчас испытывать то же чувство невосполнимой утраты?
   Наплакавшись вволю, она утерла глаза платком и дрожащей рукой прикоснулась к его щеке.
   — Прости за эту сцену, Джон, но тебе нельзя с нами оставаться. Мне будет слишком тяжело.
   Алекс судорожно вздохнула и опустила плечи, борясь с новым приступом слез.
   — Я знаю, ты не поймешь, — повторила она, глядя на него.
   Она так мало знала об этом человеке, и тем не менее ей казалось, что она знает о нем все. Как такое возможно — Алекс не представляла себе, просто чувствовала, что это так. И она догадывалась о том, что ему пришлось пережить, если он решил уйти от людей и вести жизнь отшельника.
   Он погладил ее по плечам, затем взял лежавший у нее на коленях мешок и палку и пошел собирать «уголь прерий». Глядя ему вслед, Алекс чуть было снова не заплакала.
   Когда мешок наполнился, Джон отвез Алекс к полевой кухне. Он хотел развести костер, но она напомнила ему о правилах. И попросила не помогать ей, когда, вставая, не удержалась и упала. Алекс видела, как тяжело ему оставаться безучастным, смотреть, каких трудов ей стоит подняться, но он не вмешивался, просто стоял рядом. Столько переживаний выпало на долю Алекс в этот день, что к вечеру, когда Джон отвел Грейди в сторону, она даже обрадовалась возможности немного побыть одной. Украдкой взглянув туда, где пасся табун, она с удовлетворением отметила, что Грейди принял предложенную Джоном помощь без колебаний. Все-таки Маккалистер когда-то был доктором и, наверное, разбирался и в ветеринарии. Пора было и ей приниматься за работу — готовить ужин для погонщиков. Но, странное дело, сегодня привычная работа, которую она научилась выполнять почти автоматически, потребовала от нее предельной сосредоточенности.
   Приехал Дэл. Увидев Джона, он пожал ему руку. Затем перевел взгляд на Алекс и понимающе улыбнулся. Краска бросилась ей в лицо. Интересно, есть в лагере хоть один человек, который не заметил бы странной связи, установившейся между ней и Джоном?
   Очевидно, нет, решила Алекс, когда Фредди, вернувшись к полевой кухне, чтобы положить грязную миску в лохань, опустила в карман фартука, в котором была Алекс, флакончик розового масла.
   — Кажется, тебе это понадобится, — с улыбкой сказала Фредди, заговорщически подмигнув.
   — Что ты имеешь в виду? — пробурчала Алекс и принялась протирать тряпкой и без того чистый стол.
   — Я хочу сказать, что благодарна тебе за то, что ты не осуждаешь меня и не задаешь лишних вопросов. И еще я хочу отплатить тебе за твою деликатность и ум, сделав для тебя то же, что ты сделала для меня.
   Алекс улыбнулась.
   — Прости, — прошептала она, опираясь на костыль. — Это всего лишь…
   Снова нахмурившись, она посмотрела в сторону костра, где вместе с погонщиками сидел Джон.
   — Здесь невозможно что-либо сохранить в тайне, — тихо сказала Фредди и осторожно убрала со лба сестры светлый завиток. — Мы все знаем, что Джон вернулся из-за тебя.
   — Он завтра уйдет.
   Фредди испытующе посмотрела на сестру.
   — Зачем ему уходить? Он мог бы остаться с наблюдателями.
   Алекс покачала головой:
   — Я знаю, Фредди, ты желаешь мне добра. — Странно, но Алекс действительно это знала. — Но ты не понимаешь. Есть причины, по которым я не могу позволить себе…
   — Ты из-за ноги? Алекс, этот человек — медик. Если бы его так смущала твоя нога, он не вернулся бы. Ты красивая, храбрая и заботливая. Вот почему он вернулся.
   О Господи, опять… Алекс заморгала.
   — Это я храбрая и заботливая?
   Почувствовав, что у нее защипало глаза, Алекс опустила голову. Удивительно, какой она стала сентиментальной. Впрочем, теплые слова близких всегда трогательны. Близких? Но ведь они с Фредди действительно стали очень близки. Кто бы раньше мог подумать, что такое возможно?
   — Да, храбрая и заботливая, — кивнула Фредди. Смутившись, она потянулась за кофе. — И еще ты чудесно приготовила сегодня мясо. Ужин почти съедобен.
   Алекс засмеялась, и в глазах ее заблестели слезы.
   — Спасибо, — сказала она.
   Ей ужасно хотелось обнять Фредди, хотя, наверное, это объятие смутило бы обеих.
   Алекс посмотрела на Джона.
   — Есть и другая причина, по которой я не могу…
   Фредди вопросительно смотрела на сестру. Та, однако, молчала.
   — Если тебе когда-нибудь захочется поговорить об этих причинах, — сказала Фредди, — я с удовольствием тебя послушаю. Иногда подобные разговоры помогают. По крайней мере так считается.
   Алекс вспомнила о предложении Фредди, заканчивая уборку. Вспомнила и тогда, когда Джон отвез ее в тень. Он достал из кармана жилета тонкую сигару, сел рядом и взглянул на нее, словно спрашивая разрешения закурить. Дождавшись утвердительного кивка, чиркнул спичкой.
   — Пайтон курил трубку. — Алекс внимательно смотрела на струйку дыма.
   Она должна была ему рассказать. Делая паузы, запинаясь, Алекс начала с того, как они с Пайтоном познакомились на лекции в Новом Орлеане.
   — Я не думаю, что он поверил мне, когда я пообещала сбежать и приехать к нему в Бостон.
   Думая о прошлом, Алекс и сама не понимала, как отважилась на такой дерзкий поступок, как решилась, зная, что будет проклята отцом. Действительно, безумие — сбежать из дому, чтобы выйти замуж за человека, которого едва знала.
   — Со стороны история моего замужества может показаться весьма романтичной.
   Но рядом был Джон, и сегодня она хотела рассказать правду о своем браке, в первый раз правду и только правду.
   Алекс нервно теребила платок. К горлу подкатил комок, и она судорожно сглотнула. Джон смотрел на нее и терпеливо ждал.
   — Пайтон не поверил собственным глазам, когда увидел меня на пороге. Я сразу же поняла, что совершила ужасную ошибку. — Подняв голову, Алекс, моргая, смотрела на звезды. — Но он поступил как джентльмен. Он на мне женился.
   Всего несколько фраз, в которых заключалось море боли и унижения.
   — Как можно догадаться, наш брак с самого начала был обречен.
   И снова долгая пауза.
   — Но мне нравилось жить на восточном побережье. Там я чувствовала себя так, словно обрела собственный дом. И сделала все, чтобы нас приняли в узкий академический круг. Я верила, что мое умение заводить полезные связи поможет Пайтону сделать карьеру. Я хотела стать нужной ему, хотела, чтобы он не жалел о том, что на мне женился. — Алекс покачала головой. — Возможно, все сложилось бы по-другому, если бы у нас были дети, но Господь не дал нам детей.
   Алекс поднесла платок к губам. Потом снова заговорила:
   — Мы ссорились по любому поводу и без повода — ссорились из-за денег на развлечения, из-за жалованья прислуге, из-за того, покупать экипаж или обходиться наемным… Любая мелочь могла стать поводом для серьезной ссоры. Мы все время только и делали, что демонстрировали друг другу наши худшие стороны.
   А в начале прошлого года мы получили приглашение на обед к ректору академии. Я много лет добивалась этого приглашения, и наконец настал мой звездный час.
   Алекс судорожно комкала платок. Теперь она говорила сдавленным шепотом.
   — У Пайтона была простуда. Высокая температура. Он хотел отправить письмо с выражением сожаления… Но я боялась, что если мы откажемся, то нас больше могут не пригласить. Я спорила, настаивала. И наконец, несмотря на ужасное самочувствие, при котором лучше оставаться в постели, Пайтон согласился.
   Сотни раз я вспоминала эту ссору во всех деталях. Если бы только я не была такой самонадеянной… Если бы больше думала о нем, вместо того чтобы думать о себе… Если бы я не была столь тщеславной, Пайтон был бы сейчас жив.
   Алекс с трудом сдерживала слезы.
   — В тот вечер шел дождь и рано стемнело. Возница правил экипажем осторожно и, как мне казалось, ехал слишком медленно. Я ужасно боялась, что мы опоздаем и оскандалимся, поэтому заставила своего мужа приказать кучеру ехать быстрее. — Алекс опустила голову. — Вот почему произошла катастрофа. Потому что я заставила своего больного мужа ехать в гости, когда он этого не хотел. И потому, что я настояла на том, чтобы экипаж ехал быстрее, когда требовалась осторожность. Из-за меня мой муж погиб той ночью. Я его убила.
   Когда Джон попытался взять ее за руки, она оттолкнула его. Глаза ее горели огнем.
   — Лучше бы я умерла той ночью, а Пайтон остался жить! Так было бы справедливо. Но он расплатился за мою глупость, а я живу. И эта ноша невыносима.
   В серых глазах Джона были боль и сочувствие. Ему хотелось обнять Алекс за плечи, успокоить ее, но он знал, что она не позволила бы этого.
   — Мое наказание — вот здесь, — сказала Алекс, дотрагиваясь до правого колена. — И здесь. — Она коснулась пальцами висков. — И вот здесь, — прошептала она, положив ладонь на грудь. — Я абсолютно уверена: если бы не я, этой трагедии не было бы. Мой муж погиб из-за меня.
   И она не могла простить себя. Не могла позволить себе искать счастья — ни сейчас, ни в будущем. Всякий раз, когда Алекс облегчала себе жизнь, пользуясь костылем, она потом наказывала себя, заставляя вспоминать все обстоятельства того ужасного вечера. Всякий раз, когда она, забываясь, смеялась или получала от чего-либо удовольствие, она потом напоминала себе: ее удел — жить с постоянным чувством вины, и придумывала себе новую пытку. И каждый взгляд на Джона Маккалистера являлся предательством по отношению к человеку, погибшему по ее, Алекс, вине.
   — Вот почему ты не можешь остаться. Ты искушаешь меня счастьем, которого я не заслуживаю и никогда не заслужу.
   Наконец Алекс позволила ему взять ее за руки.
   — Если я тебе хоть немного дорога, умоляю, уходи!
   Он осторожно коснулся кончиками пальцев ее губ. Алекс отвернулась. По щекам ее покатились слезы.
   — Ты прикасаешься ко мне, и я чувствую себя… виноватой, — прошептала она. — Я смотрю в твои глаза и изнемогаю от… отчаяния. Прошу тебя, пойми, я могу искупить свою вину, только не думая… я не должна думать о…
   Слезы ослепили ее, и она, резко повернув колеса кресла, покатила к спальному мешку, который приготовил для нее Грейди.
   Весь лагерь уже давно спал, а Алекс по-прежнему лежала без сна, глядя на человека, который сидел все на том же месте, там, где она его оставила. Она молилась Богу, просила сделать так, чтобы Джон ушел, чтобы, проснувшись на рассвете, она его не увидела.
   Но Джон не ушел. После завтрака он забрался в повозку и сел рядом с Алекс. Дотронулся до ее руки и улыбнулся.
   — Как можно чувствовать себя одновременно такой счастливой… и такой несчастной? — прошептала она.
 
   — Ты меня удивляешь, — сказала Фредди, оседлав Уокера. Подтянув подпругу, она добавила: — Тебе бы радоваться, что мы больше не глотаем пыль в хвосте, но у тебя такой несчастный вид, будто на нас все беды разом свалились.
   Лес закрыла глаза и прижалась лбом к теплому боку Крокуса.
   — Прости, что я накричала на тебя вчера. Я, наверное, просто устала.
   Каждый вечер ей доставалось от Уорда за то, что она не теряет быков. И только Господь, которому Лес неустанно молилась, спас ее вчера от искушения. Бык-первогодок попытался убежать, и она хотела позволить ему уйти, чтобы хоть на время избавиться от побоев ненавистного жениха. Но в последний момент Лес вспомнила, что предает сестер, и устыдилась, вернула быка в стадо.
   Фредди сунула ногу в стремя и легко вскочила в седло. Уокер подался назад, встал на дыбы и понесся прочь от табуна, делая все, чтобы скинуть всадницу в грязь. Когда она приблизилась к Лес, щеки ее горели, на губах играла улыбка; по всему было видно, что она ужасно рада своей победе — ведь ей удалось удержаться в седле.
   — Ты знаешь, я долго думала… — сказала Фредди, внимательно глядя на сестру. — Думала, говорить тебе или нет… Мне казалось, что ты и без меня догадываешься кое о чем. Но если нет, кому, как не мне, раскрыть тебе глаза.
   — Думала о чем? Это как-то связано с Уордом? — в испуге спросила Лес.
   — Я все наблюдаю, как Лутер смотрит на тебя, Лес. И знаешь, мне кажется, он всегда так на тебя смотрел. Лутер любит тебя, и я подозреваю, что любит уже давно. Ты знала об этом?
   — Лутер?! — Лес во все глаза смотрела на сестру. — О Господи!
   Лес прикрыла губы ладонью. Теперь она поняла! Какой ужас! Та юная леди, которая сочла Лутера слишком скучным и слишком старым, юная леди, которая выбрала другого… она и была той юной леди!
   И вдруг нахлынули воспоминания. Лутер дарит ей цветы. Лутер приносит ей книгу из своей библиотеки и краснеет от удовольствия, когда она говорит, что книга ей понравилась. Лутер печальным и ласковым взглядом провожает ее, когда она кружится в танце с молодым скотоводом — сыном владельца соседнего ранчо. А вот он внезапно краснеет, случайно коснувшись ее руки. И начинает запинаться, когда она смотрит на него.
   Лес обняла Крокуса, почти повисла на нем. Как же она не догадалась?
   Все потому, отвечала она себе, глядя в землю, что никогда не надеялась, даже представить не могла, что такой человек, как Лутер, мог бы заинтересоваться ею. Она сама заставляла себя смотреть на него только как на друга отца, как на отцовского партнера по бизнесу. И не посмела увидеть в нем своего возможного избранника. Когда отец женился на Лоле, она обратила свой взгляд на мужчин помоложе, и Лутер остался в стороне.
   А теперь было уже слишком поздно.
   Лес подняла голову и посмотрела в сторону лагеря наблюдателей. Возле костра стояли Лутер и Уорд, но сейчас она видела только Лутера.
   Лутер был выше Уорда и на десять лет старше. Он никогда не расталкивал окружающих локтями, стремясь пробиться вперед, наоборот, скромно оставался в тени. И не хвастался, не выставлял напоказ свои достоинства, хотя был прекрасным юристом. И еще он был добрым и тактичным, справедливым и мудрым. Его уважали все, кто знал его. Лес привыкла считать его слишком уж застенчивым, но она ошибалась.
   Именно Лутер заступился за нее и разбил Уорду губу в ту ночь, когда он ударил ее у всех на глазах. И Лутер несколько раз осаживал Дэла.
   И вдруг Лес вспомнила Принца Очарование, вошедшего к ней в палатку. Принца, который держал ее за руку и шептал слова, которые она хотела услышать. Теперь Лес уже не знала, было ли это во сне или наяву.
   Отчаяние окутало ее черной удушающей тучей. Давясь слезами, Лес направилась к стаду.
 
   Оказывается, приглядывать за животными с фланга гораздо проще, чем с хвоста, думала Фредди, наслаждаясь чудесным утром. Заметив, как Чарли и Пич сражаются с Маусом и Брауни, стараясь заставить быков идти вровень со стадом, она громко расхохоталась. Все было бы хорошо, но ей не хватало Лес. Если не считать встреч с Дэлом, когда он объезжал стадо, ей приходилось весь день проводить в одиночестве.
   Не стоило вспоминать про Дэла… Сразу же испортилось настроение. Но с этим ничего не поделаешь: как ни старалась Фредди взять себя в руки, мысли о Фриско не покидали ее весь день. Она обижалась на него за то, что он ни разу ни словом не обмолвился о той волшебной ночи в Форт-Уэрте. Словно между ними ничего не произошло.
   Он скакал впереди. Она видела его прямую спину. Фриско без труда можно было узнать по росту и по шляпе, сдвинутой на затылок.
   В который раз она попыталась найти ответ на мучивший ее вопрос: почему Дэл избегает ее? Он знал, что в гостиницу она пошла все-таки по своей воле, следовательно, мог не без оснований полагать, что она сама хотела, чтобы все так и кончилось. А он лишь сделал то, что должен был сделать: доказал ей, что близость с мужчиной — это нечто большее, чем ей представлялось после первого неудачного опыта. Доказал — и на этом решил поставить точку.
   С другой стороны, он должен был знать: ночь в Форт-Уэрте стала самым волнующим событием в ее жизни. Он должен был понимать: теперь ей вновь захочется пережить все то, что испытала той ночью. Он не мог не видеть, что ее тянуло к нему.
   Впрочем, Дэл мог рассуждать и по-другому. Как знать, быть может, мысленно он уже находился в будущем. Возможно, он уже видел себя в Монтане и представлял, как она садится в поезд, чтобы уехать в Сан-Франциско. Их жизненные дороги разойдутся в Абилине, и в будущем им не дано пересечься.