Островский Александр Николаевич. Сердце не камень

    Ераст.Хорошо, у кого жива родительница; а коли с детства кто сиротой остался.
    Вера Филипповна.Что ж, божья воля.
    Ераст.Это точно-с. Но разве другая женщина не может быть вместо матери-с?
    Вера Филипповна.Никогда, Ераст, никогда!
    Ераст.Нет, может-с. Положим так, что в ней любви такой уж не будет; да это ничего-с. Вы извольте понять, что такое сирота с малых лет. Ласки не видишь, никто тебя не пожалеет, а ведь горе-то частое. Каково сидеть одному в углу да кулаком слезы утирать? Плачешь, а на душе не легче, а все тяжелей становится. Есть ли на свете горчее сиротских слез? А коли есть к кому прийти с горем-то, так совсем другое дело: приляжешь на грудь с слезами-то, и она над тобою заплачет, вот сразу и легче, вот и конец горю.
    Вера Филипповна.Правда твоя, правда. Присядь, Ераст.
    Ераст.Нет, зачем же-с! Да мне ни серебра, ни золота, никаких сокровищ ка свете не надо, только б ласку видеть да жалел бы меня кто-нибудь. Вот теперь ваш подарок, конечно, я очень чувствую; а ведь для души тут ничего нет-с. Для меня только ласковое слово, совет, наставление для жизни в тысячу раз дороже всяких подарков. А ежели пожалеть, утешить в горе, заплакать вместе… об таких предметах зачем и мечтать! Потому этого никогда не дождешься…
    Вера Филипповна.Отчего ж не дождешься? Ведь уж я плачу, Ераст!
    Ераст.Это для меня сверх всякого ожидания. Такое счастье, что уж я и не знаю, как его оценить и чему приписать! Все-таки по крайности позвольте хоть ручку поцеловать.
    Вера Филипповна (задумчиво). Не надо, мой друг; ты знаешь, что я не люблю.
    Ераст.Вы сами изволили говорить, что у матери следует руки целовать, а вы для меня гораздо дороже-с. Потому мать – это дело даже довольно обыкновенное, у всякого она есть; а чтоб посторонняя женщина такие чувства имела – это, по нынешним временам, невозмо-кно и встретить. Не обижайте, позвольте ручку!
    Вера Филипповна.Ну, изволь, мой дружок. Только, пожалуйста, чтоб уж никогда…
    Ераст (целуя руку). Как никогда, как никогда, помилуйте! Подняли меня до небес и опять приказываете мне взять оборот на старое положение. Я так осмеливался думать, что не последний раз я от вас такое утешение в своих горестях имею.
    Вера Филипповна.Да я, дружок, только насчет поцелуев-то; а побеседовать с тобой, посоветовать что, потужить вместе я, пожалуй, и вперед не откажусь.
    Ераст.Только того-с и жаждет душа моя.
    Вера Филипповна.Что ж, отчего же! Тут дурного ничего нет.
    Ераст.Окромя хорошего, ничего нет-с. Но при всем том я от вас отойду подальше; потому Аполлинария Панфиловна сюда приближается. (Уходит.)
    Входит Аполлинария Панфиловна.
 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

 
    Вера Филипповна и Аполлинария Панфиловна.
    Вера Филипповна.Воротились?
    Аполлинария Панфиловна.Затолковалась с одной знакомой. А вы все еще тут сидели?
    Вера Филипповна.Да, отдыхаю. Хорошо здесь воздухом-то подышать; еще поспею, служба долгая, часов до десяти.
    Аполлинария Панфиловна.Да, да, конечно, на вольном воздухе… то дома-то, в четырех стенах сидеть! Проводить есть кому, так что ж вам! Не то что до десяти часов, хоть до полуночи оставайтесь.
    Вера Филипповна.Я без провожатых, одна езжу.
    Аполлинария Панфиловна.А словно как я тут вашего приказчика, Ераста, видела.
    Вера Филипповна.Да, и я видела; так ведь он тоже помолиться пришел, а совсем не для проводов; он сам по себе, а я сама по себе.
    Аполлинария Панфиловна.Да, конечно. Хороший он человек, солидный, скромный такой.
    Вера Филипповна.Не знаю я их, приказчиков-то, да и вижу их очень редко. Какие они там, уж это не мое дело, это Потап Потапыч знает.
    Аполлинария Панфиловна.Хороший человек, хороший: не болтун, не похвастает, женщину не опозорит, которая к нему снисходительность имеет, уж хоть умрет, а промолчит. Другие ведь такие охальники, чего и нет, наговорят; а этот хоть бы что и было, так режь его, не выдаст. Оно и дорого для нас, для женщин-то.
    Вера Филипповна.Не понимаю я, что вы говорите.
    Аполлинария Панфиловна.Да что вы, Вера Филипповна; что тут такого непонятного! Разумеется, скромный мужчина гораздо приятнее. Другой, знаете, и собой некрасив, а, глядишь, очень хорошая женщина любит. А за что? За скромность. Вот Оленька сама мне проговорилась, а он молчит и виду не подает.
    Вера Филипповна.Оленька, говорите вы? Какая Оленька?
    Аполлинария Панфиловна.Да Оленька, ваша племянница. Болтушка она; хорошо еще, что такого скромного человека нашла. Попадись она другому, гак уже муж-то давно бы узнал.
    Вера Филипповна.Да что вы говорите! Может ли быть!
    Аполлинария Панфиловна.Да что ж такого мудреного! Эх, матушка Вера Филипповна. Да сплошь да рядом, чему тут удивляться-то!
    Вера Филипповна.Нет, я не верю вам, он кажется таким скромным, сиротливым.
    Аполлинария Панфиловна.«Кажется». Да мужчина, каким ему нужно, таким он и кажется: где надо быть смирным, он смирен, где надо бойким, он бойкий; где плакать – плачет, где плясать – пляшет. Всякий мужчина коли он не дурак, так плут; а у всякого плута свой расчет. Разини-то повывелись, нынче палец в рот не клади, откусят.
    Вера Филипповна.Ах, право, как это неприятно, как неприятно!
    Аполлинария Панфиловна.Да вам-то что за дело:Пущай их…
    Вера Филипповна.Да как же это… в нашем доме! Нет, нехорошо, нехорошо.
    Аполлинария Панфиловна.Да ведь слухов никаких нет, никто про это тоже не говорит, все равно что нет ничего.
    Вера Филипповна.Нет, все-таки… Вот поди узнай людей-то!
    Аполлинария Панфиловна.Да зачем их узнавать! И верить никому не надо. Надо только самой быть осторожной. Ведь не к присяге же всякого приводить! Вот я никому не верю. Мало ли что сгоряча-то говорится… Пожалуй, меня обманывай, я не рассержусь: я зато сама десятерых обману. Ах, заболталась я с вами. Прощайте, домой пора.
    Вера Филипповна.Уж и я.
    Аполлинария Панфиловна.Что так? Вы достоять хотели?
    Вера Филипповна.Да что-то нездоровится, так как-то не по себе.
    Аполлинария Панфиловна.Погуляйте немножко! На воздухе-то лучше. Куда вам торопиться!… Да где он тут? Вон, кажется, идет… Парень-то так, без дела шатается… он и проводит вас. Прощайте! (Уходит.)
    Вдали показывается Ераст.
 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

 
    Вера Филипповна и Ераст (вдали).
    Вера Филипповна.Кто из них лжет: он или она? Да что мне, в самом деле… как хотят; мне за них не отвечать. Только вот уж разговаривать-то не надо. Разве пойти в собор… да нет, какая уж молитва.
    Ераст подходит.
   Что тебе, Ераст?
    Ераст.Не будет ли какого приказания от вас?
    Вера Филипповна.Какие приказания! Я уеду сейчас.
    Ераст.А мне-с?
    Вера Филипповна.Да что ж мне до тебя! Хочешь оставайся, хочешь – домой ступай.
    Ераст.Только и всего-с?
    Вера Филипповна.Чего ж тебе! Я приехала молиться, ты тоже; я себя знаю, и ты свое место понимай.
    Ераст.Это уж совсем другой разговор против давешнего, одно к другому не подходит.
    Вера Филипповна.Ну, что ж делать! Пока человека не знаешь, так ему и веришь; а как узнаешь про дела его, так по делам ему и цена.
    Ераст.Теперь я понимаю. Так я и ожидал. Значит, в ваших глазах меня очернили; и теперь, что было Для меня дорогого на свете, я всего лишен, потому вы считаете меня неосновательным человеком. Ну, что ж Делать? Знать, такая судьба, так тому и быть. Но после всего этого позвольте вам сказать два слова.
    Вера Филипповна.Говори!
    Ераст.Первое-с: ничего такого и никаких дурных дел за мной нет. Если что вам сказано, так это все пустое, все наносные слова. Есть за мной один грех: что я больше всего на свете уважаю и люблю женщину, которая очень высока для меня; но этого я грехом не ставлю.
    Вера Филипповна.Ну, дальше что ж?
    Ераст.Так как вижу я со всех сторон одни нападки и ниоткуда мне никакой радости и утешения нет; так для чего жить-с? Не в пример лучше будет, ежели свою жизнь покончить.
    Вера Филипповна.Что ты, бог с тобой! Какие ты слова говоришь!
    Ераст.Слова самые настоящие; все это так и будет. Спасения мне нет, спасти меня никто не может… только может одна женщина, и эта женщина – вы-с!
    Вера Филипповна.Да очень бы я рада и готова.
    Ераст.Только и от вас мне спасения ожидать нельзя.
    Вера Филипповна.Почему же ты так думаешь?
    Ераст.Вы меня не пожалеете. что такое я для вас? Стоит ли вам из-за меня себя беспокоить!
    Вера Филипповна.Нет, пожалею, пожалею.
    Ераст.Нельзя вам пожалеть, вам ваше звание не позволяет; приказчик хоть умирай, а хозяину до этого дела нет – такой порядок.
    Вера Филипповна.Да какой там порядок! По-христиански всякого жалеть следует.
    Ераст.Опять же у женщин всякое дело все им грешно да стыдно; и все-то они греха боятся, а еще больше того стыда.
    Вера Филипповна.Да как же, миленький, стыда не бояться? Для того он и стыд называется, чтобы его боялись.
    Ераст.Позвольте-с! Ежели бы был такой закон, чтоб совсем даже не прикасаться до мужчины ни под каким видом, а кто прикоснется, так это грех и стыд. И вот, если мужчина на ваших глазах тонет, а вам только руку протянуть, и он спасен. Ведь вы руки не протянете, потому это стыдно; пущай он тонет.
    Вера Филипповна.Как руки не протянуть! Да если человек тонет, до стыда ли тут! Стыд ведь только в обыкновенной жизни очень нужен, а то он не очень важен: как что посерьезней, так его и нет.
    Ераст.Ну, вот только всего-с, и кончен разговор-с. Стыдно по ночам к мужчинам на свидание ходить; а вы, значит, ко мне пожалуете.
    Вера Филипповна.Что ты, что ты, опомнись!
    Ераст.Мне жизнь недорога; я не живу, а только путаюсь в своей жизни; стало быть, и жалеть ее нечего, и, значит, я человек отчаянный. Кроме вас, я никому на свете не верю и никого не уважаю. Вам я желаю рассказать всю свою жизнь: как жил, что делал, и все свои помышления, и спросить у вас совета, каким манером и для чего мне существовать на этом свете и влачиться па земле. Это разговор не минутный, тут мало часа полтора или два потребуется. Видеться мне с вами негде, к себе в комнату я вас приглашать не смею; по этому самому пожалуйте завтра вниз, в контору, в десять часов вечера. Потап Потапыч, по обыкновению, в эти часы находятся в отъезжих полях, в доме все будет погружено в глубоком сне; значит, нам полная свобода.
    Вера Филипповна.Да нет, что ты, какая свобода! Ты перестань глупости-то!…
    Ераст.Если в десять часов не придете, в одиннадцать – у вас в доме упокойник.
    Вера Филипповна.Ах, страсти! Да не говори, пожалуйста!
    Ераст.Придете?
    Вера Филипповна.Да уж нечего с тобой делать… что ж, видно, надо прийти.
    Ераст.Так я и ожидал, потому у вас душа особенная. Вот она, Москва-то река недалеко, нырнуть в нее – одна минута; но как вас увижу, совсем другие мысли У меня проясняются.
    Вера Филипповна.Нет, уж ты, пожалуйста, поберегай себя.
    Ераст.Теперь еще желаю я знать от вас: обиду вы прощаете?
    Вера Филипповна.Какова обида, миленький!
    Ераст.Ну, вот-с человек у вас украдет что или ограбит вас, ну, вред вам какой сделает… Так вы простите его или всю жизнь будете зло на него в душе иметь?
    Вера Филипповна.Нет, как можно! Пусть его бог судит, а я прощу.
    Ераст (горячо обнимает и целует ее). Вот вам и обида-с!
    Вера Филипповна.Ай! (Отбегает.)
    Ераст.Ну, казните!
    Вера Филипповна.Как же ты?… Зачем это? (Отирает слезы.)
    Ераст.Приказывайте, что мне над собой делать!
    Вера Филипповна тихо плачет.
   Уж теперь самому-то в омут броситься будет мало для меня, а утопить меня надо с камнем за мое невежество.
    Молчание.
    Вера Филипповна (взглянув на Ераста). Неужели ты домой, этакую даль, пешком пойдешь? Поедем, и подвезу.
    Молчание.
    Ераст.Да-с… уж лучше б меня казнили… Заместо всего… такие слова… да это… разве от ангела дождаться.
    Вера Филипповна.Ну, что ж… ты не подумавши… А вот подумаешь, так увидишь, как это тяжело и больно для меня.
    Ераст.И сейчас понимаю: тяжело и больно для вас, а с моей стороны даже довольно низко… И никогда вперед не посмею и подумать-с… Только, я полагаю… все-таки в этом никакой обиды нет для вас.
    Вера Филипповна (улыбаясь). Да, пожалуй. Очень, очень дурно ты сделал, и никак я не могла от тебя ожидать… а коли правду сказать… если ты каешься да говоришь, что вперед не будешь… так… само собой… какая ж тут обида! Простить тебя очень можно. Поедем, Ераст!
    Уходят.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

 
    Каркунов.
    Халымов.
    Вера Филипповна.
    Константин.
    Ольга.
    Ераст.
    Огуревна.
    Комната со сводом в нижнем этаже дома Каркунова. На правой стороне (от актеров) дверь в комнату Ераста, на левой – в коридор; поперек комнаты дубовый прилавок, за ним две конторки с табуретами; на стене часы. Кипы товаров в суровых парусинных сорочках сложены у прилавка. В глубине два окна.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
    Ераст за конторкой, на конторке свеча.
    Ераст.А похоже, что Константин правду сказал: хозяин ходит сердитый, на свет не глядит; все ворчит: «Надо прикончить фабрику, выгоды никакой нет…» Дело не хвали! Пойдешь по Москве шляться, мостовую гранить. Денег на черный день не припасено… Да как их и припасешь на таком жалованье? Как прогуляешь месяца три-четыре, а то и все полгода без места, вот и узнаешь, где раки-то зимуют. Затянешься в долги, платьишко все размотаешь… ведь голод-то не тетка, пожалуй, в такое звание попадешь, что после и не выцарапаешься. Мало ль их зимой в летнем платье по городу ходят, за копеечки пляшут на морозе да руки протягивают. Эх ты, жизнь! Как подумаешь, так мурашки у тебя по спине-то заползают. Тут не то… что… тут на разбой пойдешь… Оно точно, что хозяйка наша женщина редкостная, совсем какая-то особенная, и какую я теперь штуку гну, так немного это лучше, что зарезать человека. А как подумаешь об жизни об своей, так оно и выходит, что своя рубашка к телу ближе… Коли не выгорит дело у Константина, ну, была не была… то я теряю! Только и всего, что в том же чине останусь, как был… Был ничего и останусь ничего… А разживется Константин, так и я хоть немножко побарствую… получу с него деньги, покучу, сколько мне надо, оденусь по последнему журналу, поступлю на место хорошее: нынче жалованье-то по платью дают. Само собою, дурного хорошим не назовешь; да разница-то велика: по морозу в каком-нибудь страм-пальто прыгать да в кулаки подувать или в шубе с седым бобровым воротником по Ильинке проехаться. (Взглянув на стенные часы.)Еще без двадцати минут десять. Пойти взять книжку. (Уходит со свечой.)
    В комнате темно, лунный свет. Входит Вера Филипповна, Огуревна со свечкой остается на пороге.
 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 
    Вера Филипповна и Огуревна.
    Вера Филипповна (тихо). Поди поставь свечку на лестницу, да сама там посиди, подожди меня.
    Огуревна.А? Ну… подожду, подожду…
    Вера Филипповна.Поди на лестницу, говорю я.
    Огуревна.Куда на лестницу, зачем?
    Вера Филипповна.Поди, поди, говорю я, взойди на лестницу, да и сядь там.
    Огуревна.Ну, и ничего здесь… и пойдем, что ли?
    Вера Филипповна.Ступай одна, я сейчас приду, подожди там!
    Огуревна.Час-то который?
    Вера Филипповна.Да ты ступай уж.
    Огуревна.То-то, мол, что теперь? Утро аль вечер?
    Вера Филипповна.Да какая тебе надобность! Утро ли, вечер ли, все равно тебе. Ты ступай, ступай!
    Огуревна.А? Ступай! Куда ступай?
    Вера Филипповна.Ты на лестницу ступай, наверх! Как ты не понимаешь?
    Огуревна.Да, понимать… Ты днем говори, так я пойму… а ночью человек, что он может понимать? Ты ему то, а он тебе то; потому заснул человек, все одно что утонул. А ежели ты его разбудишь, ну, какое у него понятие ?
    Вера Филипповна.Ступай, ступай!
    Огуревна (оглянувшись). Батюшки, да где это мы?
    Вера Филипповна.Ступай, ступай, не твое дело.
    Огуревна.А ведь мне мерещится, что ты это у себя в спальне, на постеле лежа, мне что приказываешь.
    Вера Филипповна.Ступай, ступай, вон прямо по коридору – на лестницу наверх, да там и жди! Да не усни дорогой-то!
    Огуревна (уходя). Ладно, мол, ладно.
    Вера Филипповна.Куда ты? Куда ты? Прямо, прямо… Свечку-то не урони!… (Затворяет дверь и отходит от нее.)Где же он? Он в своей комнате. Ну, я туда не пойду. (Прислушивается.)Кто-то идет со двора… по коридору… сюда кто-то… (Входит за прилавок и садится за кипы товару.)
    Входит из коридора Ольга, навстречу ей Ераст выходит из своей комнаты со свечкой.
 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

 
    Ольга и Ераст.
    Ераст.Ты зачем? Кто тебя просил?
    Ольга.А затем, чтоб сказать тебе прямо в глаза, что бессовестный ты человек.
    Ераст.Так, я думаю, ты это после успела бы, торопиться-то тебе некуда.
    Ольга.Да душа не терпит, постылый ты человек. Вот как ты за любовь-то мою, вот как! Да ведь со мной шутить нельзя… Я тебя, голубчик, погоди!…
    Ераст.Да потише ты! Ты не в своей квартире – дебоширничать-то! Ты в чужом доме. (Заглядывает в коридор.)
    Ольга.Да что мне! Я и знать не хочу!
    Ераст.Нет, вот что: ты лучше оставь до завтра, мы с тобой после поговорим.
    Ольга.Да не могу я, не могу; душа кипит, не могу.
    Ераст.Ну, говори, только скорей! Что там такое у тебя случилось?
    Ольга.Я только одному дивлюсь, как у тебя хватает совести прямо глядеть на меня. Ах, убила б я тебя.
    Ераст.Да уж довольно твоих ахов-то! Ты дело-то говори!
    Ольга.Аполлинария Панфиловна видела тебя с теткой вместе? Говори! Видела?
    Ераст.Ну, так что ж за беда? Видела так видела
    Ольга.И ты можешь после этого равнодушно со мной разговаривать; и тебе ничего не стыдно? Вот и выходит, что глаза-то у тебя бесстыжие.
    Ераст.Да дальше-то что? Ты дело-то говори! Некогда мне с тобой проклажаться. (Заглядывает в коридор.)
    Ольга.чего ж тебе еще дальше-то, чего еще?
    Ераст.А коли только, так и ступай домой. Стоило прибегать из-за таких пустяков.
    Ольга (чуть не плачет). Что ж, тебе мало этого? мало?
    Ераст.Разумеется, мало, а ты как думала!
    Ольга.Мало! чего ж тебе? Удавиться мне, что ли?
    Ераст.Коли твоя глупость заставляет тебя давиться, так давись! Я тебе больше скажу! Твоя тетка сейчас ко мне сюда придет. Слышишь ты это?
    Ольга.Ну, так не бывать же этому; себя не пожалею, а уж не позволю тебе так издеваться надо мной.
    Ераст.Позволишь.
    Ольга.И не говори ты мне, и не терзай ты меня; а то я таких дел наделаю, что ты сраму и не оберешься.
    Ераст.Погоди, слушай ты меня! Сейчас придет сюда твоя тетка, а через десять минут нагрянет сюда Потап Потапыч с твоим мужем и накроют ее здесь.
    Ольга.что, что? то еще за глупости придумываешь?
    Ераст.Ну, уж это не твоего ума дело.
    Ольга.Да зачем, к чему это?
    Ераст.Стало быть, так надо.
    Ольга.Да голубчик, миленький, скажи!
    Ераст.То-то вот, так-то лучше; а то шумишь да грозишь без толку. (Смотрит в дверь.)Пожить-то тебе получше хочется – и одеться, и все такое?
    Ольга.Как не хотеться! Дурное ли дело.
    Ераст.А муж-то твой давно прогорел, да еще долгов много. Коли дядя ему наследства не оставит, так ему в яму садиться, а тебе куда?
    Ольга.Уж ты меня не оставь, Ераст, на тебя только и надежда.
    Ераст.Да мне самому-то не нынче-завтра придется по Москве собак гонять. А как застанет Потап Потапыч жену здесь, меня-то за ворота дубьем проводит, да уж и ей наследство не достанется, а все ваше будет. Так видишь ты, я для вас с мужем себя не жалею; а ты тут путаешься да мешаешь.
    Ольга.Да разве я знала…
    Ераст.Так вот знай! Ну, иди, иди!
    Ольга.А ведь я думала, что ты ее любишь.
    Ераст.Как бы не полюбить, да не такая женщина. К ней не скоро подъедешь.
    Ольга.А ты бы не прочь подъехать, кабы можно?
    Ераст.Да, конечно, чего ж зевать-то!
    Ольга.Ах ты постылый! Так вот не пойду же, не пойду.
    Ераст.Кому ж ты угрозить хочешь? Себе ж хуже сделаешь. Да тебя муж-то убьет до смерти, коли ты нам помешаешь.
    Ольга.Да я бы ушла, да как тебя оставять-то с ней ? Сомнительно мне.
    Ераст.Ревность. Ты о тетке-то по себе судишь!… Не сумлевайся. Она не такая, не вам чета. Ну, ступай скорее, скоро десять часов.
    Ольга.Ну, смотри же ты у меня! И, кажется… тогда не живи на свете.
    Ераст.Да будет уж, ступай! Постой! Идет кто-то. Вот дотолковались. Беги в мою комнату, возьми свечку. Затворись и сиди там, не дыши.
    Ольга уходит со свечкой. Ераст подходит к двери коридора.
 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 
    Ераст и Вера Филипповна.
    Ераст (у двери). Вера Филипповна, это вы-с?
    Вера Филипповна (выходя из-за перегородки). Нет, Ераст, я давно уж здесь.
    Ераст (хватаясь за голову). Все слышали?
    Вера Филипповна.Все.
    Ераст.Стало быть, знаете теперь, каковы мы люди?
    Вера Филипповна.Знаю, Ераст.
    Ераст.Оправданий нет, и язык не подымется оправдываться перед вами! что ж мне, плакать, прощенья просить, в ногах валяться? Так я, может, и потерянный человек, но унижаться не стану, низкости во мне нет. Все дело налицо, ясно… уж тут нечего… Следует вам только пренебречь нами, плюнуть и уйти… и оставайтесь опять такой высокой женщиной, как вы были, не связывайтесь с такими людьми, как мы.
    Вера Филипповна.Так я и сделаю. Ты как точно угадал мои мысли.
    Ераст.Но позвольте! Человек я для вас маленький, ничтожный, так все одно, что червь ползущий; но не откажите сделать мне последнюю милость. (Становится на колени.)Скажите, что-нибудь да скажите! Ругайте, прощайте, проклинайте; ну, что вам угодно, только говорите – мне будет легче; ежели же вы уйдете молча, мне жить нельзя. Не убивайте презрением, сорвите сердце, обругайте и уйдите!…
    Вера Филипповна.Изволь. Встань.
    Ераст встает.
   Ты меня хотел обмануть, а бог меня помиловал, стало быть мне жаловаться не на что. Мне радоваться надо, что бог меня не забыл. Хоть сто раз меня обманут, а все-таки любить людей я не отстану. Только одно я скажу тебе: любить людей надо, а в дела их входить не нужно. тобы входить в дела людей, надо знать их, а знать мне их не дано. Коли я не умею разобрать, кто правду говорит, а кто обманывает, так лучше не браться за это. Кто молча нуждается, кто просит, кто руку протягивает – всякому помоги и проходи мимо с легким сердцем. А станешь ты людей про их нужды расспрашивать, так волей-неволей тебя обманут, потому что всякому хочется себя оправдать, свою вину на других либо на судьбу свалить, всякому хочется себя получше показать, своих-то грехов, своей-то вины никто тебе не скажет. А догадаешься ты, что тебя обманывают, и осудишь человека, так уж какое тут добро, только грех один. А вот как надо жить нам, глупым людям: люби людей, и не знай их, и не суди. Я не за свое дело взялась, моя забота люди бедные, беспомощные; а вы сами себе поможете; ишь как ловко вы всё придумали. Видеть тебя и разговаривать с тобой уж больше мне незачем. Ты прощенья-то за свой грех проси не у меня, а выше, а коли и мое прощенье тебе нужно, так я тебе прощаю. С богом! Мы теперь чужие. (Идет к двери.)
    Ераст.Вот, кажется, к воротам кто-то подъехал, да уж теперь вас не застанут.
    Вера Филипповна.Тебе дела до меня нет, ты об себе думай, я не боюсь. Что правому человеку бояться. (Уходит.)
    Ераст.Вот важно! хорошо, очень хорошо, лучше требовать нельзя. Ну, Константин, подвел ты меня ловко! Во всей форме я теперь невежа перед ней, да и самому-то на себя глядеть противно. Вот так налетел! Я стыда-то еще в жизни не видал, так вот попробовал. Эх, сирота, сирота, учить-то тебя да бить-то было некому. Вот и беда, как твердо-то не знаешь, что хорошо, что дурно. Нет, уж лучше бедствовать, чем такими делами заниматься! Только бы бог помог. До поту меня стыд-то пробрал; да пот-то какой, холодный. (Подходит к двери своей комнаты.)Ольга!
    Выходит Ольга со свечой.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

 
    Ераст и Ольга.
    Ераст (берет свечу и ставит на конторку). Иди домой! Беги скорей!
    Ольга.Что, что случилось?
    Ераст.Когда тут разговаривать! Беги скорей, застанут.
    Ольга.Так я завтра к тебе забегу.
    Ераст. Да ладно, ладно…
    Ольга.Ведь ты меня любишь, ты меня ни на кого не променяешь?
    Ераст.Нашла время нежничать. Беги, говорят тебе.
    Ольга (обнимает Ераста). Ну, прощай, милый, прощай. (Отворяет дверь в коридор.)Ай! (Подбегает к Ерасту.)Дяденька там, муж…
    Ераст.Беги ко мне в комнату, прячься там хорошенько.
    Ольга убегает. Ераст садится за конторку и раскрывает конторскую книгу.
    Входят Каркунов, Халымови Константин. Ераст встает и кланяется.