Страница:
В помещении помимо «катса» сидели еще Менахем Дорф. шеф подотдела Моссад по ООП, и Гидеон Нафтали, главный психиатр Моссад, оба в наушниках. Нафтали должен был сразу сделать психологический портрет человека на том конце провода.
Первый человек, поднявший трубку, не знал французского языка, потому подозвал к аппарату кого-то другого. Тот подошел, кратко представился и сказал, что вернется через полчаса. Потом он положил трубку.
Когда «катса» перезвонил, то сразу попросил к телефону начальника порта, назвав его по имени. Начальнику порта он представился как страховой детектив одной французской фирмы.
Первый ход должен быть точным. Достоверной должна быть не только история. Нужно, чтобы поверили и человеку, который ее рассказывает. Теперь «катса» объяснял, чем он занимается, что его фирме нужны определенные сведения об определенных судах, заходящих в определенные порты, и что ей нужно знать, кто отвечает за эти суда.
– Я отвечаю за них, – сказал мужчина. – Чем я могу вам помочь?
– Мы знаем, что время от времени в порты заходят суда, владельцы которых утверждают, что они потеряны или повреждены. Ну, мы, хотя и страховщики, все же не можем контролировать прямо на местах, насколько справедливы требования владельцев о получении страховки, потому нам нужны более точные сведения.
– Что же вам нужно знать?
– Ну, например, нам хотелось бы знать, ремонтировались ли суда, загружались ли они или разгружались. У нас нет представителя на месте. Но мы охотно заполучили бы кого-то, кто представлял бы наши интересы. Если бы вы нам кого-то порекомендовали, то мы готовы ему хорошо платить.
– Я думаю, что я смогу вам помочь, – сказал человек. – У меня есть сведения, которые вам нужны и для меня не представляет трудностей передавать их, если речь идет, конечно, о мирных судах, а не о военных кораблях.
– Нас не интересует ваш военный флот, – ответил «катса». – Мы же его не страхуем.
Беседа длилась 10 или 15 минут, и в ходе ее «катса» спросил о пяти или шести судах. Только одно из них, корабль ООП, сейчас было на ремонте. Он спросил адрес, куда он может послать гонорар, назвал начальнику порта свой собственный адрес и номер телефона и сказал ему, что он всегда может звонить, если у него есть информация, которую он считает важной.
Все прошло настолько гладко, а сам начальник порта вызывал такое доверие, что «катса» рискнул спросить его, разрешено ли ему помимо основной работы в порту подрабатывать еще и страховым агентом.
– Я, возможно, смог бы кое-что делать, но только в виде подработки. Как минимум, пока я увижу, насколько хорошо все пойдет.
– Прекрасно. Я пошлю вам основные инструкции и пару визитных карточек. Когда вы все изучите, мы сможем снова переговорить.
Беседа окончилась. Отныне у Моссад был платный агент в порту Триполи, не знавший, что он завербован.
Теперь «коммерческий отдел» «Метсада» получил задание написать такие инструкции для страхового агента, чтобы они звучали разумно и могли стать средством для получения желаемой информации от ливийца. Через некоторое время «учебник» отправили в Триполи. Нужно учесть, что если кому-то в ходе вербовки сообщается адрес и телефон, то они должны оставаться действующими как минимум три года, даже если работа не выйдет за пределы первой стадии вербовки. Это правило верно для всех случаев, кроме тех, когда возникает конфликт, в ходе которого «катса» может угрожать опасность; тогда все адреса и телефоны «ликвидируются».
За следующие пару месяцев новый агент регулярно поставлял донесения, но во время одного телефонного звонка он сказал, что внимательно прочел инструкции, но так и не совсем понял, в чем собственно состоит его деятельность как страхового агента.
– Я понимаю, – сказал «катса». – Я хорошо помню, что когда я начинал, чувствовал то же самое, прочтя «учебник». Скажите, а когда у вас отпуск?
– Через три недели.
– Великолепно. Вместо всех этих объяснений по телефону, лучше приезжайте сюда – к нам во Францию. Мы за все заплатим. Я пошлю вам билет. Вы уже так хорошо себя показали, что мы вполне сможем отдохнуть пару дней в Южной Франции и соединить приятное с полезным. И, честно говоря, из соображений экономии на налогах, нам выгоднее, чтобы вы сами приехали сюда.
Агент был в восторге. Моссад платил ему в месяц только около 1000 долларов, но за последующее время он не менее трех раз ездил во Францию. Он был полезен, хотя кроме своих знаний о движении судов в порту не располагал никакими другими важными связями. Но никто не хотел подвергать риску его деятельность. После личной встречи во Франции самым разумным казалось использовать его только как информатора о происходившем в порту и не пытаться применять его для других дел.
В начале его спрашивали только об отдельных кораблях, швартующихся в Триполи. О них ему говорили, что они застрахованы данной компанией. Потом они добились, чтобы начальник порта сообщал им список вообще всех заходящих в Триполи судов. Они пообещали соответственно за это заплатить. Когда они получат полный список, говорили ему, они смогут передавать сведения другим страховым компаниям. Они настолько будут рады этому, что хорошо заплатят. Часть полученных таким образом доходов достанется ему.
Ливиец довольный вернулся в Триполи и стал поставлять информацию о всех судах в порту. Однажды корабль, принадлежавший Абу Нидалю, был загружен в гавани Триполи оружием и военным снаряжением – включая переносные зенитные ракеты. Израильтяне не хотели, чтобы это оружие попало в руки палестинских бойцов, действовавших у их границ.
Они узнали о корабле Абу Нидаля еще раньше – путем прослушивания линий связи ООП – в одном из разговоров такой обычно скрытный Абу Нидаль проговорился. Теперь Моссад должен был спросить «своего» начальника порта, где точно находится корабль, и как долго он будет там стоять. Он сообщил им о стоянке корабля рядом с другим, тоже загруженным таким же грузом, но направлявшимся на Кипр.
Теплой летней ночью 1985 года два израильских ракетных катера вышли на, казалось бы, обычное морское патрулирование. Но в этот раз они прервали свой поход и высадили шесть боевых пловцов в маленькой мини-подлодке с электродвигателем. На подлодке был длинный «колпак» вместо рубки, а сама она походила на винтовой истребитель времен Второй мировой войны только без крыльев или на длинную торпеду с винтом в хвосте. Такую подводную машину называют «подлодкой мокрого типа», потому что боевые пловцы сидят в ней в гидрокостюмах и масках и дышат с помощью аквалангов.
Как только подлодку и боевых пловцов спустили с катеров в воду, она быстро подплыла к одному из судов, закрепилась под ним с помощью магнитов и на нем проникла в гавань. Колпак подлодки давал «коммандос» жизненно необходимую защиту. Из разговоров с начальником порта Моссад знал, что ливийцы каждые пять часов патрулируют гавань и сбрасывают в воду ручные гранаты, взрывы которых были достаточно сильны, чтобы уничтожить всех боевых пловцов в гавани. Они были готовы к этим «мерам безопасности», потому что однажды «катса» во время разговора с начальником порта услышал в телефоне какой-то грохот и спросил, что это за шум. Это обычная мера предосторожности в портах стран, находящихся в состоянии вооруженного конфликта. То же самое делают и в Сирии, и в Израиле.
Боевые пловцы подождали, пока патрулирование закончится, и затем поплыли к цели со своими магнитными минами. Закрепив мины на корпусах обоих уже загруженных кораблей ООП, они вернулись к своей подлодке. Вся операция продлилась около двух с половиной часов. Зная от своего информатора, какие суда ночью должны покинуть порт, они приблизились к танкеру, стоявшему перед выходом из гавани. Но цепляться к нему «коммандос» не стали, подумав, что им будет тяжело и небезопасно оторвать свою крохотную подлодку от огромного танкера, когда тот наберет полную скорость.
К сожалению, кислород в аквалангах уже подходил к концу, к тому же и аккумуляторы подлодки испустили дух. В таком состоянии выходить в открытое море было нельзя, потому они спрятались в одной небольшой бухте, откуда их позднее вытащили. Они связались между собой канатом и сформировали так называемый «подсолнух»: воздух подается прямо в гидрокостюм, отчего он надувается, и пловец может находиться на поверхности воды без всяких усилий. Люди могли даже спать по очереди, пока один из них нес вахту. Через пару часов появился израильский катер, который нашел их благодаря передаваемому пловцам сигналу, который принимался пеленгатором катера, и подобрал их на борт.
В шесть часов утра на следующий день в гавани раздались четыре мощных взрыва, и оба судна утонули за пару минут, вместе со всем оружием и снаряжением стоимостью в несколько миллионов долларов.
«Катса» предполагал, что теперь его начальнику порта придет конец. Этот случай, несомненно, должен был вызвать к нему подозрения. Но произошло как раз обратное. Когда агент позвонил в этот день, он был в прекрасном настроении.
– Представляете, что случилось! – сказал он. – Они взорвали два корабля прямо в гавани!
– Кто?
– Израильтяне, конечно, – сказал он. – Я не знаю, как они нашли корабли, но это были именно они. К счастью, это не те, которые мы застраховали. Так что не волнуйтесь.
Начальник порта проработал на Моссад после этого случая еще полтора года. Он заработал на этом кругленькую сумму, пока однажды не исчез. После него остался только след из потопленных палестинских судов.
Глава 16. Бейрут
Первый человек, поднявший трубку, не знал французского языка, потому подозвал к аппарату кого-то другого. Тот подошел, кратко представился и сказал, что вернется через полчаса. Потом он положил трубку.
Когда «катса» перезвонил, то сразу попросил к телефону начальника порта, назвав его по имени. Начальнику порта он представился как страховой детектив одной французской фирмы.
Первый ход должен быть точным. Достоверной должна быть не только история. Нужно, чтобы поверили и человеку, который ее рассказывает. Теперь «катса» объяснял, чем он занимается, что его фирме нужны определенные сведения об определенных судах, заходящих в определенные порты, и что ей нужно знать, кто отвечает за эти суда.
– Я отвечаю за них, – сказал мужчина. – Чем я могу вам помочь?
– Мы знаем, что время от времени в порты заходят суда, владельцы которых утверждают, что они потеряны или повреждены. Ну, мы, хотя и страховщики, все же не можем контролировать прямо на местах, насколько справедливы требования владельцев о получении страховки, потому нам нужны более точные сведения.
– Что же вам нужно знать?
– Ну, например, нам хотелось бы знать, ремонтировались ли суда, загружались ли они или разгружались. У нас нет представителя на месте. Но мы охотно заполучили бы кого-то, кто представлял бы наши интересы. Если бы вы нам кого-то порекомендовали, то мы готовы ему хорошо платить.
– Я думаю, что я смогу вам помочь, – сказал человек. – У меня есть сведения, которые вам нужны и для меня не представляет трудностей передавать их, если речь идет, конечно, о мирных судах, а не о военных кораблях.
– Нас не интересует ваш военный флот, – ответил «катса». – Мы же его не страхуем.
Беседа длилась 10 или 15 минут, и в ходе ее «катса» спросил о пяти или шести судах. Только одно из них, корабль ООП, сейчас было на ремонте. Он спросил адрес, куда он может послать гонорар, назвал начальнику порта свой собственный адрес и номер телефона и сказал ему, что он всегда может звонить, если у него есть информация, которую он считает важной.
Все прошло настолько гладко, а сам начальник порта вызывал такое доверие, что «катса» рискнул спросить его, разрешено ли ему помимо основной работы в порту подрабатывать еще и страховым агентом.
– Я, возможно, смог бы кое-что делать, но только в виде подработки. Как минимум, пока я увижу, насколько хорошо все пойдет.
– Прекрасно. Я пошлю вам основные инструкции и пару визитных карточек. Когда вы все изучите, мы сможем снова переговорить.
Беседа окончилась. Отныне у Моссад был платный агент в порту Триполи, не знавший, что он завербован.
Теперь «коммерческий отдел» «Метсада» получил задание написать такие инструкции для страхового агента, чтобы они звучали разумно и могли стать средством для получения желаемой информации от ливийца. Через некоторое время «учебник» отправили в Триполи. Нужно учесть, что если кому-то в ходе вербовки сообщается адрес и телефон, то они должны оставаться действующими как минимум три года, даже если работа не выйдет за пределы первой стадии вербовки. Это правило верно для всех случаев, кроме тех, когда возникает конфликт, в ходе которого «катса» может угрожать опасность; тогда все адреса и телефоны «ликвидируются».
За следующие пару месяцев новый агент регулярно поставлял донесения, но во время одного телефонного звонка он сказал, что внимательно прочел инструкции, но так и не совсем понял, в чем собственно состоит его деятельность как страхового агента.
– Я понимаю, – сказал «катса». – Я хорошо помню, что когда я начинал, чувствовал то же самое, прочтя «учебник». Скажите, а когда у вас отпуск?
– Через три недели.
– Великолепно. Вместо всех этих объяснений по телефону, лучше приезжайте сюда – к нам во Францию. Мы за все заплатим. Я пошлю вам билет. Вы уже так хорошо себя показали, что мы вполне сможем отдохнуть пару дней в Южной Франции и соединить приятное с полезным. И, честно говоря, из соображений экономии на налогах, нам выгоднее, чтобы вы сами приехали сюда.
Агент был в восторге. Моссад платил ему в месяц только около 1000 долларов, но за последующее время он не менее трех раз ездил во Францию. Он был полезен, хотя кроме своих знаний о движении судов в порту не располагал никакими другими важными связями. Но никто не хотел подвергать риску его деятельность. После личной встречи во Франции самым разумным казалось использовать его только как информатора о происходившем в порту и не пытаться применять его для других дел.
В начале его спрашивали только об отдельных кораблях, швартующихся в Триполи. О них ему говорили, что они застрахованы данной компанией. Потом они добились, чтобы начальник порта сообщал им список вообще всех заходящих в Триполи судов. Они пообещали соответственно за это заплатить. Когда они получат полный список, говорили ему, они смогут передавать сведения другим страховым компаниям. Они настолько будут рады этому, что хорошо заплатят. Часть полученных таким образом доходов достанется ему.
Ливиец довольный вернулся в Триполи и стал поставлять информацию о всех судах в порту. Однажды корабль, принадлежавший Абу Нидалю, был загружен в гавани Триполи оружием и военным снаряжением – включая переносные зенитные ракеты. Израильтяне не хотели, чтобы это оружие попало в руки палестинских бойцов, действовавших у их границ.
Они узнали о корабле Абу Нидаля еще раньше – путем прослушивания линий связи ООП – в одном из разговоров такой обычно скрытный Абу Нидаль проговорился. Теперь Моссад должен был спросить «своего» начальника порта, где точно находится корабль, и как долго он будет там стоять. Он сообщил им о стоянке корабля рядом с другим, тоже загруженным таким же грузом, но направлявшимся на Кипр.
Теплой летней ночью 1985 года два израильских ракетных катера вышли на, казалось бы, обычное морское патрулирование. Но в этот раз они прервали свой поход и высадили шесть боевых пловцов в маленькой мини-подлодке с электродвигателем. На подлодке был длинный «колпак» вместо рубки, а сама она походила на винтовой истребитель времен Второй мировой войны только без крыльев или на длинную торпеду с винтом в хвосте. Такую подводную машину называют «подлодкой мокрого типа», потому что боевые пловцы сидят в ней в гидрокостюмах и масках и дышат с помощью аквалангов.
Как только подлодку и боевых пловцов спустили с катеров в воду, она быстро подплыла к одному из судов, закрепилась под ним с помощью магнитов и на нем проникла в гавань. Колпак подлодки давал «коммандос» жизненно необходимую защиту. Из разговоров с начальником порта Моссад знал, что ливийцы каждые пять часов патрулируют гавань и сбрасывают в воду ручные гранаты, взрывы которых были достаточно сильны, чтобы уничтожить всех боевых пловцов в гавани. Они были готовы к этим «мерам безопасности», потому что однажды «катса» во время разговора с начальником порта услышал в телефоне какой-то грохот и спросил, что это за шум. Это обычная мера предосторожности в портах стран, находящихся в состоянии вооруженного конфликта. То же самое делают и в Сирии, и в Израиле.
Боевые пловцы подождали, пока патрулирование закончится, и затем поплыли к цели со своими магнитными минами. Закрепив мины на корпусах обоих уже загруженных кораблей ООП, они вернулись к своей подлодке. Вся операция продлилась около двух с половиной часов. Зная от своего информатора, какие суда ночью должны покинуть порт, они приблизились к танкеру, стоявшему перед выходом из гавани. Но цепляться к нему «коммандос» не стали, подумав, что им будет тяжело и небезопасно оторвать свою крохотную подлодку от огромного танкера, когда тот наберет полную скорость.
К сожалению, кислород в аквалангах уже подходил к концу, к тому же и аккумуляторы подлодки испустили дух. В таком состоянии выходить в открытое море было нельзя, потому они спрятались в одной небольшой бухте, откуда их позднее вытащили. Они связались между собой канатом и сформировали так называемый «подсолнух»: воздух подается прямо в гидрокостюм, отчего он надувается, и пловец может находиться на поверхности воды без всяких усилий. Люди могли даже спать по очереди, пока один из них нес вахту. Через пару часов появился израильский катер, который нашел их благодаря передаваемому пловцам сигналу, который принимался пеленгатором катера, и подобрал их на борт.
В шесть часов утра на следующий день в гавани раздались четыре мощных взрыва, и оба судна утонули за пару минут, вместе со всем оружием и снаряжением стоимостью в несколько миллионов долларов.
«Катса» предполагал, что теперь его начальнику порта придет конец. Этот случай, несомненно, должен был вызвать к нему подозрения. Но произошло как раз обратное. Когда агент позвонил в этот день, он был в прекрасном настроении.
– Представляете, что случилось! – сказал он. – Они взорвали два корабля прямо в гавани!
– Кто?
– Израильтяне, конечно, – сказал он. – Я не знаю, как они нашли корабли, но это были именно они. К счастью, это не те, которые мы застраховали. Так что не волнуйтесь.
Начальник порта проработал на Моссад после этого случая еще полтора года. Он заработал на этом кругленькую сумму, пока однажды не исчез. После него остался только след из потопленных палестинских судов.
Глава 16. Бейрут
События эти не вошли в число счастливых в истории Израиля. В середине сентября 1982 года кадры резни попали на первые страницы газет и журналов всего мира, во все выпуски теленовостей. Повсюду трупы. Мужчины, женщины, дети. Даже лошади. Одним жертвам стреляли в голову в упор, другим перерезали горло, третьих кастрировали. Молодых парней сгоняли в группы по 10–20 человек и без разбора косили из автоматов. Почти все из более 800 палестинцев, погибших в лагерях беженцев Сабра и Шатила под Бейрутом были безоружны. Невинные гражданские лица, павшие жертвой жестокой мести христианской ливанской милиции.
Израильские оккупационные войска в Ливане не просто терпимо отнеслись к этому ужасному преступлению – они сами способствовали ему. Президент США Рональд Рейган, самый важный союзник Израиля в тогдашней ситуации, заявил позднее, что в глазах мировой общественности Израиль из Давида превратился в Голиафа Ближнего Востока. Через два дня Рейган послал в Ливан своих морских пехотинцев как часть американо-французско-итальянских миротворческих сил.
Реакция на действия Израиля была единодушной. В Италии портовые рабочие отказывались грузить израильские суда. Великобритания официально осудила Израиль, а Египет отозвал из Израиля своего посла. Массовые протесты прошли и в самом Израиле.
* * *
Со времен основания Государства Израиль многие израильтяне мечтали жить в мире с арабскими странами и стать частью мира, в котором нет границ для людей, и в котором тебя повсюду приветствуют как друга. Идея открытой границы, вроде знаменитой американо-канадской, для израильтян все еще непредставима.
В конце семидесятых годов Адмони, тогдашний шеф отдела связей Моссад, установил через ЦРУ и свои контакты в Европе прочные отношения с Баширом Жмайелем, вождем христианских фалангистов в Ливане, человеком одновременно беспощадным и властным. Адмони доложил руководству Моссад, что Ливану нужна его помощь. Моссад, в свою очередь, убедил израильское правительство в том, что Жмайель – близкий друг террориста Саламеха, «Красного принца», – действительно всерьез готов сотрудничать с Израилем. Такой была картина, которую Моссад годами представлял правительству страны благодаря своей искусно отфильтрованной информации.
Жмайель в то время работал для ЦРУ, но в Моссад идея заполучить «друга» в арабской стране – все равно, каким бы двуличным он не был, – вызвала восторг. Кроме того, Израиль никогда не опасался Ливана. Об этом даже ходила шутка: если между двумя странами дойдет до войны, то Израиль пошлет свой военный оркестр, чтобы победить ливанцев.
В любом случае, ливанцы в то время были настолько заняты своей гражданской войной, что не могли думать о ком-нибудь еще. Разнообразные мусульманские и христианские вооруженные группировки воевали между собой, как и сейчас. Жмайель, чьи войска были в тот момент окружены, решил попросить помощи у Израиля. Как позитивный результат возможного вмешательства Моссад рассматривал возможность уничтожения врага Израиля номер один – ООП. Еще долгое время после того, как действия Израиля уже нанесли ущерб собственной стране, ливанский контакт оставался для Моссад чрезвычайно важным, потому что именно Адмони, шеф Моссад, был тем человеком, который все это начал и видел в этом венец своей деятельности.
Во многих аспектах сегодняшний Ливан напоминает Чикаго или Нью-Йорк 20-х и 30-х годов, с борьбой различных мафиозных групп и банд за власть. Насилие и чванство определяют ежедневную жизнь, а правительственные власти не в силах или не хотят этому противостоять.
В Ливане тоже есть свои «семьи», у каждой – своя армия или милиция, преданная «крестному отцу». Но религиозные и семейные связи стоят на втором месте. Борьба, прежде всего, идет за деньги и власть, произрастающие из торговли наркотиками и других мафиозных занятий, которые поддерживаются ливанской коррупцией и царствующей там анархией.
В Бейруте люди могут жить очень хорошо, но никто не знает, как долго. Ни одна столица мира не находится под угрозой такого окончательного краха, как Бейрут. Этим объясняется и то, что правящие группы – «семьи», боевики или разбойники наслаждаются жизнью в полном объеме, пока это возможно. Их всех набирается не более 200 000 человек, в то время как миллион ливанцев в Бейруте и в его окрестностях с трудом пытаются выжить в ужасных условиях национальной катастрофы и при этом еще прокормить свои семьи
В 1978 году Башир Жмайель по прозвищу «Бэбифэйс» через свои каналы в Моссад попросил у Израиля оружие для продолжения своей борьбы с другим влиятельным христианским кланом Франжье. (Тони Франжье, убитый Жмайелем в июне 1978 года вместе с женой и дочерью, не был в хороших отношениях с Моссад.) Моссад продал ему оружие, полученное «деловым партнером» таким путем, как это никогда еще не делал даже Моссад.
В 1980 году группа фалангистов прошла обучение на военной базе в Хайфе, где, в частности, училась использовать маленькие патрульные катера типа «Дабур». Их производит в Израиле фабрика, которая находится не где-нибудь на побережье, а в городе Беэр-Шева в самом центре пустыни на половине пути между Средиземным и Красным морями. Когда обучение завершилось, в Хайфу на корабле прибыл главнокомандующий христианским флотом Ливана в своем обычном блестящем шелковом костюме. Его сопровождали три телохранителя и три сотрудника Моссад с несколькими чемоданами в руках. Военные Жмайеля купили пять катеров, каждый по 6 миллионов долларов, и заплатили за все наличными долларами. Деньги они привезли в чемоданах. На купленных катерах они сразу же отправились в Джунию, порт к северу от Бейрута.
Когда чемоданы были открыты, главнокомандующий ливанского флота спросил высокопоставленного сотрудника Моссад, хочет ли он пересчитать деньги. – Нет, мы верим вам, сказал тот. – Но если что-то не так, то вы мертвец. Они посчитали позже, и все было правильно.
Большую часть времени фалангисты использовали свой флот для патрулирования на малом ходу вдоль побережья Западного Бейрута, стреляя из пулеметов по мусульманам. Эти «учения» стоили жизни сотням невинных людей, но, по сути, не приносили никакой военной пользы.
Благодаря своим связям через Моссад Израиль получил от Жмайеля в 1979 году разрешение на строительство в Джунии радиолокационной станции ВМС, на которой работали 30 израильских военных моряков. Это была первая база Израиля в Ливане. Существование этой базы, естественно, значительно усилило позиции фалангистов, потому что мусульмане – и сирийцы – побаивались вступать в конфликт с израильтянами. Многие переговоры между Моссад и Жмайелем по поводу радарной установки проходили в поместье его семьи севернее Бейрута. В качестве «возмещения затрат» Моссад ежемесячно платил Жмайелю от 20 до 30 тысяч долларов.
Одновременно у Израиля были другой друг в Южном Ливане – христианский майор Хаддад, командовавший милицией, состоявшей в основном из суннитов. Хаддад испытывал не меньшее желание, чем сами израильтяне, избавиться от войск ООП Ясира Арафата на юге Ливана. Он тоже был готов, если наступит время, выступить против Арафата.
Резидентура Моссад в Бейруте, прозванная «подлодкой», находится в подвале бывшего правительственного здания близ границы между управляемым христианами Восточным Бейрутом и управляемым мусульманами Западным Бейрутом. Там постоянно работали около десяти человек, среди них 7–8 «катса», из которых один или двое были из Подразделения 504 израильской военной разведки, официально делившей с Моссад помещение резидентуры.
В начале 1980 года Моссад поддерживал отношения с другими борющимися между собой христианскими кланами. Он платил за информацию, которую затем передавал различным группировкам. Он так же платил бандам и некоторым палестинцам в лагерях беженцев за добычу сведений и прочие услуги. Кроме Жмайеля в «платежных ведомостях» Моссад значились еще семьи Жумблат и Берри.
Израильтяне оценивали ситуацию арабским словом «халемх» – «шумная неразбериха». И неразбериха возросла еще больше, когда начались захваты в заложники граждан западных стран. В июне 1982 года, например, ректор Американского университета в Бейруте Дэвид С. Додж, возвращаясь домой, был схвачен четырьмя вооруженными людьми.
Широко распространенный метод перевозки заложников называется «транспорт мумии». Заложника с головы до ног обматывают коричневой клейкой лентой, оставляя только маленькое отверстие для дыхания, затем этот «пакет» кладут в багажник или под сидение автомобиля. Некоторым жертвам приходилось просто лежать и умирать, особенно если похитители наскочили на дорожный контрольный пост враждебной милиции.
Пока Моссад работал над своими разнообразными связями в Ливане, а министр обороны Ариэль Шарон, которого американцы называли «ястребом из ястребов», настаивал на войне, давление на Бегина постепенно возрастало. Считалось, что пришло время искоренить ООП на юге Ливана, откуда палестинцы из минометов обстреливали через границу израильские поселения в приграничной полосе.
После Войны Судного дня 1973 года Шарона в Израиле все называли не иначе как «Арик, Арик, царь Израильский». Шарон при росте всего 1,65 м весил 100 кг. Из-за своей фигуры и политического стиля его часто называли еще «бульдозером». Когда ему было всего 25 лет, он командовал операцией «коммандос», жертвами которой стали бесчисленные невинные иорданцы, что вынудило тогдашнего премьер-министра Давида Бен-Гуриона принести свои официальные извинения. Позднее Моше Даян едва не осудил Шарона судом военного трибунала за невыполнение приказа во время Синайской войны 1956 года, когда маневр Шарона привел к многочисленным потерям среди парашютистов, которыми он командовал.
ООП боялась вторжения Израиля в Ливан еще за много месяцев до его начала, потому Арафат приказал прекратить обстрелы израильских поселений. Тем не менее, весной 1982 года Израиль четыре раза стягивал войска к своей северной границе, но в последний момент отводил их, в основном, под американским давлением. Бегин обещал американцам, что Израиль, если и нападет, то только до реки Эль-Литани в 30 км севернее границы, чтобы исключить дальнейшие обстрелы израильских поселков палестинцами. Он не сдержал своего обещания, и, если учесть темп наступления израильской армии на Бейрут, то он даже не собирался это делать.
25 апреля 1982 года Израиль вернул Египту последнюю треть Синайского полуострова, занятого им в Шестидневной войне 1967 года. Так были выполнены Кэмп-дэвидские соглашения 1979 года.
Но как только израильские бульдозеры снесли последние остатки израильских поселений на Синае, одновременно Израиль нарушил перемирие 1981 года на границе с Ливаном протяженностью 120 км. Еще в 1978 году Израиль с десятью тысячами солдат и двумя сотнями танков вторгся в Ливан, но ему не удалось изгнать оттуда ООП.
6 июня 1982 года, солнечным воскресным утром кабинет Бегина дал Шарону зеленый свет на вторжение в Ливан. В тот же день ирландский генерал-лейтенант Уильям Каллаген, главнокомандующий войсками ООН в Ливане (UNIFIL), прибыл в передовой штаб северного командования израильских войск в Зефате, чтобы обсудить резолюцию Совета Безопасности ООН с требованием о взаимном прекращении заградительного огня, как Израилем, так и ООП. Вместо ожидаемого обсуждения он получил от начальника штаба израильской армии генерал-лейтенанта Рафаэля Эйтана информацию о том, что через 28 минут Израиль начнет наступление на Ливан. Через короткое время 60 тысяч человек с более чем пятьюстами танками перешли ливанскую границу, начав позорный поход, который, хотя и изгнал из Ливана 11 тысяч солдат ООП, но принес огромный ущерб международному престижу Израиля, и стоил жизни 462 израильским солдатам, и еще 2218 были ранены.
За первые 48 часов основные силы ООП потерпели поражение, но в Тире, Сидоне и Эд-Дамуре ООП оказала упорное сопротивление. На два срочных послания Рейгана с требованием не нападать на Ливан Бегин ответил, что Израиль хочет лишь прогнать ООП от своих границ. Бегин писал: «Кровожадный агрессор стоит у наших ворот. Разве у нас нет само собой разумеющегося права на самозащиту?»
Пока израильтяне напали на ООП на юге Ливана, их войска одновременно соединились с христианскими фалангистами Жмайеля в пригородах Бейрута. Когда они вошли в Бейрут, христианское население сперва радостно осыпало их рисом, конфетами и цветами. Это продлилось недолго, и вскоре войска окружили несколько тысяч бойцов ООП и 500 тысяч мирных жителей в Западном Бейруте.
Смертоносные бомбардировки продолжались. В августе Бегин в ответ на критику из-за рубежа, упрекавшую израильтян в том, что жертвами их действий в основном становятся мирные жители, заявил: «Мы делаем то, что должны делать. Западный Бейрут это не город, а военный объект, окруженный гражданскими людьми».
Наконец, после десятидневной осады, пушки замолчали, и войска ООП вышли из города. После этого премьер-министр Ливана Хафик аль-Ваззан с облегчением сказал: «Мы достигли окончания наших страданий». Но радовался он преждевременно.
В конце августа в Бейрут вступили немногочисленные миротворческие силы, состоявшие из итальянцев, американцев и французов, а израильтяне только усилили свое давление на окруженный город.
14 сентября 1982 года в 16.08 дистанционно управляемая стокилограммовая мина на третьем этаже штаб-квартиры христианской фаланги в Восточном Бейруте взорвала только что избранного президента Башира Жмайеля и еще 25 его сторонников, когда он и около 100 его однопартийцев проводили там собрание. Башира сменил его сорокалетний брат Амин.
Террорист был схвачен. Им оказался Хабиб Хартуни, 25 лет. Он, очевидно, получил взрывчатку и инструкции от просирийской ливанской партии, противника фалангистов. Операцией руководила сирийская разведка в Ливане под руководством подполковника Мохаммеда Ганена.
Так как ЦРУ покровительствовало контактам между Жмайелем и Моссад, Соединенные Штаты заключили с Институтом соглашение о взаимной передаче разведывательных материалов (что, прежде всего, было полезно Моссад, поскольку он сам никогда не передает по настоящему ценную информацию другим организациям). Но так как Моссад видит в ЦРУ «игрока, не умеющего играть», то нет сомнения в том, что Моссад прекрасно знал о роли сирийцев в убийстве Жмайеля.
Через два дня после покушения к израильскому генерал-майору Амиру Дрори, командующему северной группировкой, и другим высшим офицерам его штаба в порту Бейрута прибыли гости: Фади Фрем, командир христианской милиции и ее знаменитый начальник разведки Элиас Хобейка, блестящая и зловещая фигура, никогда не расстававшийся с пистолетом, ножом и ручной гранатой, самый опасный фалангист в Ливане. Хобейка был близким союзником христианского генерала Самира Зазы. Позже они постоянно сменяли друг друга в верховном командовании христианской армии. Для Моссад Хобейка был важным контактным лицом. Он закончил в Израиле командно-штабной колледж. Именно он командовал войсками, которые вторглись в лагеря беженцев и зверски убили мирных людей.
Хобейка ненавидел Амина Жмайеля и претендовал на верховную власть. Он впутался в ожесточенную внутреннюю борьбу, потому что некоторые люди обвинили его в том, что Башира Жмайеля недостаточно хорошо охраняли.
16 сентября примерно в пять часов вечера Хобейка собрал свои войска в международном аэропорту Бейрута и двинулся в направлении лагеря Шатила, поддерживаемый осветительными снарядами и трассирующими пулями, а позднее танковым и артиллерийским огнем Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ). Несколько позднее представитель израильского правительства заверял прессу, что ЦАХАЛ «заняла в Западном Бейруте позиции, чтобы предотвратить угрозу насилия, кровопролития и анархии».
Израильские оккупационные войска в Ливане не просто терпимо отнеслись к этому ужасному преступлению – они сами способствовали ему. Президент США Рональд Рейган, самый важный союзник Израиля в тогдашней ситуации, заявил позднее, что в глазах мировой общественности Израиль из Давида превратился в Голиафа Ближнего Востока. Через два дня Рейган послал в Ливан своих морских пехотинцев как часть американо-французско-итальянских миротворческих сил.
Реакция на действия Израиля была единодушной. В Италии портовые рабочие отказывались грузить израильские суда. Великобритания официально осудила Израиль, а Египет отозвал из Израиля своего посла. Массовые протесты прошли и в самом Израиле.
* * *
Со времен основания Государства Израиль многие израильтяне мечтали жить в мире с арабскими странами и стать частью мира, в котором нет границ для людей, и в котором тебя повсюду приветствуют как друга. Идея открытой границы, вроде знаменитой американо-канадской, для израильтян все еще непредставима.
В конце семидесятых годов Адмони, тогдашний шеф отдела связей Моссад, установил через ЦРУ и свои контакты в Европе прочные отношения с Баширом Жмайелем, вождем христианских фалангистов в Ливане, человеком одновременно беспощадным и властным. Адмони доложил руководству Моссад, что Ливану нужна его помощь. Моссад, в свою очередь, убедил израильское правительство в том, что Жмайель – близкий друг террориста Саламеха, «Красного принца», – действительно всерьез готов сотрудничать с Израилем. Такой была картина, которую Моссад годами представлял правительству страны благодаря своей искусно отфильтрованной информации.
Жмайель в то время работал для ЦРУ, но в Моссад идея заполучить «друга» в арабской стране – все равно, каким бы двуличным он не был, – вызвала восторг. Кроме того, Израиль никогда не опасался Ливана. Об этом даже ходила шутка: если между двумя странами дойдет до войны, то Израиль пошлет свой военный оркестр, чтобы победить ливанцев.
В любом случае, ливанцы в то время были настолько заняты своей гражданской войной, что не могли думать о ком-нибудь еще. Разнообразные мусульманские и христианские вооруженные группировки воевали между собой, как и сейчас. Жмайель, чьи войска были в тот момент окружены, решил попросить помощи у Израиля. Как позитивный результат возможного вмешательства Моссад рассматривал возможность уничтожения врага Израиля номер один – ООП. Еще долгое время после того, как действия Израиля уже нанесли ущерб собственной стране, ливанский контакт оставался для Моссад чрезвычайно важным, потому что именно Адмони, шеф Моссад, был тем человеком, который все это начал и видел в этом венец своей деятельности.
Во многих аспектах сегодняшний Ливан напоминает Чикаго или Нью-Йорк 20-х и 30-х годов, с борьбой различных мафиозных групп и банд за власть. Насилие и чванство определяют ежедневную жизнь, а правительственные власти не в силах или не хотят этому противостоять.
В Ливане тоже есть свои «семьи», у каждой – своя армия или милиция, преданная «крестному отцу». Но религиозные и семейные связи стоят на втором месте. Борьба, прежде всего, идет за деньги и власть, произрастающие из торговли наркотиками и других мафиозных занятий, которые поддерживаются ливанской коррупцией и царствующей там анархией.
В Бейруте люди могут жить очень хорошо, но никто не знает, как долго. Ни одна столица мира не находится под угрозой такого окончательного краха, как Бейрут. Этим объясняется и то, что правящие группы – «семьи», боевики или разбойники наслаждаются жизнью в полном объеме, пока это возможно. Их всех набирается не более 200 000 человек, в то время как миллион ливанцев в Бейруте и в его окрестностях с трудом пытаются выжить в ужасных условиях национальной катастрофы и при этом еще прокормить свои семьи
В 1978 году Башир Жмайель по прозвищу «Бэбифэйс» через свои каналы в Моссад попросил у Израиля оружие для продолжения своей борьбы с другим влиятельным христианским кланом Франжье. (Тони Франжье, убитый Жмайелем в июне 1978 года вместе с женой и дочерью, не был в хороших отношениях с Моссад.) Моссад продал ему оружие, полученное «деловым партнером» таким путем, как это никогда еще не делал даже Моссад.
В 1980 году группа фалангистов прошла обучение на военной базе в Хайфе, где, в частности, училась использовать маленькие патрульные катера типа «Дабур». Их производит в Израиле фабрика, которая находится не где-нибудь на побережье, а в городе Беэр-Шева в самом центре пустыни на половине пути между Средиземным и Красным морями. Когда обучение завершилось, в Хайфу на корабле прибыл главнокомандующий христианским флотом Ливана в своем обычном блестящем шелковом костюме. Его сопровождали три телохранителя и три сотрудника Моссад с несколькими чемоданами в руках. Военные Жмайеля купили пять катеров, каждый по 6 миллионов долларов, и заплатили за все наличными долларами. Деньги они привезли в чемоданах. На купленных катерах они сразу же отправились в Джунию, порт к северу от Бейрута.
Когда чемоданы были открыты, главнокомандующий ливанского флота спросил высокопоставленного сотрудника Моссад, хочет ли он пересчитать деньги. – Нет, мы верим вам, сказал тот. – Но если что-то не так, то вы мертвец. Они посчитали позже, и все было правильно.
Большую часть времени фалангисты использовали свой флот для патрулирования на малом ходу вдоль побережья Западного Бейрута, стреляя из пулеметов по мусульманам. Эти «учения» стоили жизни сотням невинных людей, но, по сути, не приносили никакой военной пользы.
Благодаря своим связям через Моссад Израиль получил от Жмайеля в 1979 году разрешение на строительство в Джунии радиолокационной станции ВМС, на которой работали 30 израильских военных моряков. Это была первая база Израиля в Ливане. Существование этой базы, естественно, значительно усилило позиции фалангистов, потому что мусульмане – и сирийцы – побаивались вступать в конфликт с израильтянами. Многие переговоры между Моссад и Жмайелем по поводу радарной установки проходили в поместье его семьи севернее Бейрута. В качестве «возмещения затрат» Моссад ежемесячно платил Жмайелю от 20 до 30 тысяч долларов.
Одновременно у Израиля были другой друг в Южном Ливане – христианский майор Хаддад, командовавший милицией, состоявшей в основном из суннитов. Хаддад испытывал не меньшее желание, чем сами израильтяне, избавиться от войск ООП Ясира Арафата на юге Ливана. Он тоже был готов, если наступит время, выступить против Арафата.
Резидентура Моссад в Бейруте, прозванная «подлодкой», находится в подвале бывшего правительственного здания близ границы между управляемым христианами Восточным Бейрутом и управляемым мусульманами Западным Бейрутом. Там постоянно работали около десяти человек, среди них 7–8 «катса», из которых один или двое были из Подразделения 504 израильской военной разведки, официально делившей с Моссад помещение резидентуры.
В начале 1980 года Моссад поддерживал отношения с другими борющимися между собой христианскими кланами. Он платил за информацию, которую затем передавал различным группировкам. Он так же платил бандам и некоторым палестинцам в лагерях беженцев за добычу сведений и прочие услуги. Кроме Жмайеля в «платежных ведомостях» Моссад значились еще семьи Жумблат и Берри.
Израильтяне оценивали ситуацию арабским словом «халемх» – «шумная неразбериха». И неразбериха возросла еще больше, когда начались захваты в заложники граждан западных стран. В июне 1982 года, например, ректор Американского университета в Бейруте Дэвид С. Додж, возвращаясь домой, был схвачен четырьмя вооруженными людьми.
Широко распространенный метод перевозки заложников называется «транспорт мумии». Заложника с головы до ног обматывают коричневой клейкой лентой, оставляя только маленькое отверстие для дыхания, затем этот «пакет» кладут в багажник или под сидение автомобиля. Некоторым жертвам приходилось просто лежать и умирать, особенно если похитители наскочили на дорожный контрольный пост враждебной милиции.
Пока Моссад работал над своими разнообразными связями в Ливане, а министр обороны Ариэль Шарон, которого американцы называли «ястребом из ястребов», настаивал на войне, давление на Бегина постепенно возрастало. Считалось, что пришло время искоренить ООП на юге Ливана, откуда палестинцы из минометов обстреливали через границу израильские поселения в приграничной полосе.
После Войны Судного дня 1973 года Шарона в Израиле все называли не иначе как «Арик, Арик, царь Израильский». Шарон при росте всего 1,65 м весил 100 кг. Из-за своей фигуры и политического стиля его часто называли еще «бульдозером». Когда ему было всего 25 лет, он командовал операцией «коммандос», жертвами которой стали бесчисленные невинные иорданцы, что вынудило тогдашнего премьер-министра Давида Бен-Гуриона принести свои официальные извинения. Позднее Моше Даян едва не осудил Шарона судом военного трибунала за невыполнение приказа во время Синайской войны 1956 года, когда маневр Шарона привел к многочисленным потерям среди парашютистов, которыми он командовал.
ООП боялась вторжения Израиля в Ливан еще за много месяцев до его начала, потому Арафат приказал прекратить обстрелы израильских поселений. Тем не менее, весной 1982 года Израиль четыре раза стягивал войска к своей северной границе, но в последний момент отводил их, в основном, под американским давлением. Бегин обещал американцам, что Израиль, если и нападет, то только до реки Эль-Литани в 30 км севернее границы, чтобы исключить дальнейшие обстрелы израильских поселков палестинцами. Он не сдержал своего обещания, и, если учесть темп наступления израильской армии на Бейрут, то он даже не собирался это делать.
25 апреля 1982 года Израиль вернул Египту последнюю треть Синайского полуострова, занятого им в Шестидневной войне 1967 года. Так были выполнены Кэмп-дэвидские соглашения 1979 года.
Но как только израильские бульдозеры снесли последние остатки израильских поселений на Синае, одновременно Израиль нарушил перемирие 1981 года на границе с Ливаном протяженностью 120 км. Еще в 1978 году Израиль с десятью тысячами солдат и двумя сотнями танков вторгся в Ливан, но ему не удалось изгнать оттуда ООП.
6 июня 1982 года, солнечным воскресным утром кабинет Бегина дал Шарону зеленый свет на вторжение в Ливан. В тот же день ирландский генерал-лейтенант Уильям Каллаген, главнокомандующий войсками ООН в Ливане (UNIFIL), прибыл в передовой штаб северного командования израильских войск в Зефате, чтобы обсудить резолюцию Совета Безопасности ООН с требованием о взаимном прекращении заградительного огня, как Израилем, так и ООП. Вместо ожидаемого обсуждения он получил от начальника штаба израильской армии генерал-лейтенанта Рафаэля Эйтана информацию о том, что через 28 минут Израиль начнет наступление на Ливан. Через короткое время 60 тысяч человек с более чем пятьюстами танками перешли ливанскую границу, начав позорный поход, который, хотя и изгнал из Ливана 11 тысяч солдат ООП, но принес огромный ущерб международному престижу Израиля, и стоил жизни 462 израильским солдатам, и еще 2218 были ранены.
За первые 48 часов основные силы ООП потерпели поражение, но в Тире, Сидоне и Эд-Дамуре ООП оказала упорное сопротивление. На два срочных послания Рейгана с требованием не нападать на Ливан Бегин ответил, что Израиль хочет лишь прогнать ООП от своих границ. Бегин писал: «Кровожадный агрессор стоит у наших ворот. Разве у нас нет само собой разумеющегося права на самозащиту?»
Пока израильтяне напали на ООП на юге Ливана, их войска одновременно соединились с христианскими фалангистами Жмайеля в пригородах Бейрута. Когда они вошли в Бейрут, христианское население сперва радостно осыпало их рисом, конфетами и цветами. Это продлилось недолго, и вскоре войска окружили несколько тысяч бойцов ООП и 500 тысяч мирных жителей в Западном Бейруте.
Смертоносные бомбардировки продолжались. В августе Бегин в ответ на критику из-за рубежа, упрекавшую израильтян в том, что жертвами их действий в основном становятся мирные жители, заявил: «Мы делаем то, что должны делать. Западный Бейрут это не город, а военный объект, окруженный гражданскими людьми».
Наконец, после десятидневной осады, пушки замолчали, и войска ООП вышли из города. После этого премьер-министр Ливана Хафик аль-Ваззан с облегчением сказал: «Мы достигли окончания наших страданий». Но радовался он преждевременно.
В конце августа в Бейрут вступили немногочисленные миротворческие силы, состоявшие из итальянцев, американцев и французов, а израильтяне только усилили свое давление на окруженный город.
14 сентября 1982 года в 16.08 дистанционно управляемая стокилограммовая мина на третьем этаже штаб-квартиры христианской фаланги в Восточном Бейруте взорвала только что избранного президента Башира Жмайеля и еще 25 его сторонников, когда он и около 100 его однопартийцев проводили там собрание. Башира сменил его сорокалетний брат Амин.
Террорист был схвачен. Им оказался Хабиб Хартуни, 25 лет. Он, очевидно, получил взрывчатку и инструкции от просирийской ливанской партии, противника фалангистов. Операцией руководила сирийская разведка в Ливане под руководством подполковника Мохаммеда Ганена.
Так как ЦРУ покровительствовало контактам между Жмайелем и Моссад, Соединенные Штаты заключили с Институтом соглашение о взаимной передаче разведывательных материалов (что, прежде всего, было полезно Моссад, поскольку он сам никогда не передает по настоящему ценную информацию другим организациям). Но так как Моссад видит в ЦРУ «игрока, не умеющего играть», то нет сомнения в том, что Моссад прекрасно знал о роли сирийцев в убийстве Жмайеля.
Через два дня после покушения к израильскому генерал-майору Амиру Дрори, командующему северной группировкой, и другим высшим офицерам его штаба в порту Бейрута прибыли гости: Фади Фрем, командир христианской милиции и ее знаменитый начальник разведки Элиас Хобейка, блестящая и зловещая фигура, никогда не расстававшийся с пистолетом, ножом и ручной гранатой, самый опасный фалангист в Ливане. Хобейка был близким союзником христианского генерала Самира Зазы. Позже они постоянно сменяли друг друга в верховном командовании христианской армии. Для Моссад Хобейка был важным контактным лицом. Он закончил в Израиле командно-штабной колледж. Именно он командовал войсками, которые вторглись в лагеря беженцев и зверски убили мирных людей.
Хобейка ненавидел Амина Жмайеля и претендовал на верховную власть. Он впутался в ожесточенную внутреннюю борьбу, потому что некоторые люди обвинили его в том, что Башира Жмайеля недостаточно хорошо охраняли.
16 сентября примерно в пять часов вечера Хобейка собрал свои войска в международном аэропорту Бейрута и двинулся в направлении лагеря Шатила, поддерживаемый осветительными снарядами и трассирующими пулями, а позднее танковым и артиллерийским огнем Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ). Несколько позднее представитель израильского правительства заверял прессу, что ЦАХАЛ «заняла в Западном Бейруте позиции, чтобы предотвратить угрозу насилия, кровопролития и анархии».