Архыз разглядывал их без малейшего желания погнаться, напугать или поохотиться. Волчья кровь дремала в нем, подавленная служением человеку и той атмосферой добра, которая, наверное, и являлась главной пружиной в развитии его характера.
Рогачи почему-то насторожились, и все, как один, обернулись к негустому леску чуть выше пути их следования. Архыз не без интереса тоже вглядывался в тот лесок. Что заставило оленей остановиться?
Раздвинув березовый подлесок, на освещенный склон осторожно вышел Хобик. Он как-то принужденно, извиняясь, что ли, переступал с ноги на ногу и продвигался к стаду так медленно и так нехотя, будто шел на заклание. И почему-то все время оглядывался.
Надо полагать, что у Хобика были самые добрые, искренние намерения: он просил принять его, одинокого скитальца, в здоровый, сплоченный коллектив, он хотел набраться у опытных стариков уму-разуму. Старые рогачи, со своей стороны, не имели никаких оснований для отказа. Стояли, рассматривали новичка и ждали, пока он подойдет поближе. Новенький приближался.
Для своих неполных двух лет Хобик выглядел очень хорошо. Оленуха не зря потратила на него столько внимания и заботы. Он уже вылинял. Свежая коричневая шерстка атласно блестела; этот здоровый, приятный цвет оттенялся белой шерстью живота, белым пятном сзади и чистыми ножками с блестящими, полированными копытами. Грудь Хобика прямо распирало от узловатых мышц, ровная спина говорила о молодости, а рост... О, ростом он уже подравнивался под лучшего из этого стада. Правда, еще не отросли полностью рога, но ветвились они хорошо, и всякий мог угадать, какие они получатся в скором времени: отличные рога!
Существует ли у диких зверей понятие зависти, столь распространенное в обществе разумных? Надо полагать, имеется, может быть не так остро осознанное и не такое жгучее, но именно оно, это чувство, неожиданно внесло коррективы в поведение стада эгоистичных рогачей. Дружески настроенный, Хобик еще издали почувствовал перемену и начал обходить стадо по кругу. А члены здорового, сплоченного коллектива вдруг оттопырили губы и стали проделывать рогастыми мордами покачивающие движения отнюдь не миролюбивого толка. По-человечески их можно понять. Ведь каждой особи, уже отвоевавшей себе место под солнцем, всегда приятно иметь при себе помощника, готового бескорыстно поддержать в трудную минуту, оказать какую-нибудь услугу. Но не всякий примет и обласкает другого, если этот другой с первого взгляда выглядит лучше шефа и подает большие надежды. Это уже не помощник. И не приятель. Скорее, соперник, чаще всего потенциальный, сам этого еще не осознавший, однако опасный. И подобную особь лучше не придерживать возле себя, а, поелику возможно, отогнать или, так сказать, выдвинуть на другое, не смежное с твоим пастбище...
Хобик показался опасным. Он подавал надежды. Осенью, в период рева, такой мог не только постоять за себя, но и оттеснить признанные авторитеты.
Вожак, приземистый красавец с отличными рогами, на которых виднелась не одна боевая отметина, неожиданно нагнул морду с короной, ощетинился остриями и, вытаращив глаза, пошел на Хобика. Тот резво отпрыгнул, посчитав такой прием за ритуальную игру. И еще один рогач, отмахнув передним копытом траву и землю, бросился вперед, считая, что ему лично достаточно одного соперника - вожака. Хобик отбежал, но все еще не уходил. Вожак хотел ткнуть его еще не совсем острым надглазьем, но Хобик увернулся, однако рога больно ударили по ляжке. Ясно, что игра получилась не дружеская. И вовсе не игра. Хобик умчался к исходным рубежам, но рогачей его бегство только раздразнило. Они преследовали беднягу до самого леса, и тут произошло событие, которого нападающие никак не ожидали.
Хобик влетел в березовую заросль, рогачи по инерции пробежали еще несколько шагов, кусты зашевелились, и на месте молодого претендента перед ними выросла лохматая фигура медведя. Не очень крупного, но достаточно лохматого и грозного, с поднятым со злости "воротником" и слегка сощуренным носом, открывшим белые, ужасные клыки, всегда готовые вонзиться в шею и плечи не к месту развоевавшихся вожаков.
Лобик только показался им во всей своей хищной красе. Однако и этого хватило, как говорится, за глаза. Дико скакнув в сторону и заложив рога почти на спину, воинственная парочка, а следом за ними и все стадо, наблюдавшее за неравным сражением, понеслось назад, через ручей, как раз под той скалой, где лежал всевидящий Архыз. Он выждал, пока стадо окажется прямо перед ним, поднялся и плотоядно потянулся, издав при этом тягучий звук, буквальный перевод которого на языке хищников означал не что иное, как: "Поесть бы сейчас..."
Оленей сдуло с горы за две секунды.
Наконец-то приятели увидели друг друга! Лобик даже на задние лапы встал, пытаясь получше разглядеть - точно ли это Архыз укрывается в тени. Олень выскочил из леска и, грациозно подпрыгивая, будто и вовсе не касаясь земли, понесся навстречу Архызу.
И Лобик, опустившись на все четыре, боком-боком побежал за ним, подбрасывая зад.
Шли они с остановками, время которых привело бы в ужас инструкторов по туризму. Питались. Хобик рвал траву, медведь собирал ежевику и чернику, исследовал гнилушки, а овчар бесцельно бегал вокруг и слушал, как бурчит в пустом животе. Несколько мышей и несчастные глухариные птенцы позволили ему стоически выдержать затянувшийся пост, а расстояние до приюта тем временем уже сократилось наполовину.
Спали врозь, но в пределах видимости; и вообще, за часы, проведенные вместе, никто из трех ни разу не прикоснулся до шерсти другого. Тут действовал какой-то строго уважаемый нейтралитет, дань изменившемуся характеру. Очень разные натуры.
Лобик проснулся раньше всех и поохотился в предрассветной мгле, но неудачно. От него ушли барсучата, выбежавшие из норы поиграть. Не очень переживая, он принялся за траву. Потом подождал, пока набьет желудок Хобик. Что ел Архыз - неведомо, но он опять обогнал друзей и повел по звериной тропе к смутно выплывающему из тумана Эштену.
Лишь в километре от приюта сперва Хобик, а потом и медведь заупрямились. Слишком резко запахло чужими людьми и ружьями. Они достаточно знали, что случается с доверчивыми, и решили не рисковать без нужды. Лениво ходили по лугу, не удаляясь от кромки спасительного леса, лежали на солнце и вообще ждали, что им предложит деятельный овчар.
4
Приют успокоился поздно, в двенадцатом часу.
На черное небо из-за гор выползла ущербная желтая луна. Она скупо осветила домики с погасшими окнами, тлеющие под пеплом угли, развешанную на жердях одежду и двух собак недалеко от входа в балаган.
Архыз лежал, свернувшись в кольцо. Колли дремала, устроившись с комфортом. Она лежала на боку, откинув остроносую мордочку.
Знакомство Архыза и Леди, начатое еще весной в Желтой Поляне, прошло спокойно. Когда овчар увидел ее, то остановился и некоторое время приглядывался, а узнав, легонько помахал толстым хвостом. Леди с достоинством отвернулась. Архыз приблизился, полный благоговения и рыцарства, обнюхал Леди. Она и тут не проявила особой заинтересованности. Возможно, ее смущали люди. Подняв мордочку, Леди посмотрела на Таню так, словно спросила: "Что он хочет от меня?" Архыз, несколько озадаченный холодным аристократизмом, растерянно поморгал азиатскими глазами и отвернул свою тупоносую крупную морду - "Не навязываемся".
Саша не стал привязывать овчара, вполне резонно считая, что он никуда не убежит. Людей Архыз не трогал, даже немного сторонился. Обошел все домики приюта, дважды с очень независимым видом прошелся мимо Леди, задрав кверху колечко пушистого хвоста, но она лишь повела вслед равнодушными глазами и зевнула.
Вконец обиженный Архыз еще раз промчался мимо нее в кусты, надеясь заразить своей стремительностью, но Леди и ухом не повела, дремотно лежала на своей подстилке, прислушиваясь к голосам из балагана.
Вот тогда и овчар загрустил. Свернулся колечком неподалеку от нее и затих. И хотя Архызу не спалось, с места он не подымался, только редко и глубоко вздыхал.
К полуночи, когда взошла луна, Архызу почудился шорох в березняке. Он поднял голову и прислушался. Прошуршало еще раз, левей. Овчар проворно встал. Леди уже не лежала, а настороженно сидела, блестящие глаза ее силились рассмотреть, что там такое, в сорока метрах от нее. Кажется, она испугалась. Архыз догадался, кто возится в кустах: это пришел Лобик.
Леди снялась с места, толкнула лапами дверь и влезла в помещение. Запах медведя ужаснул ее, но лаять воспитанная собака постеснялась. Не лает же этот лохматый черно-белый волк. Почему же она?..
Тем временем Лобик, уже имеющий опыт в воровском искусстве, шустро обходил приют и наконец сыскал подходящее: синтетический пакет с горохом, оставленный на листе шифера сбоку балагана. Схватив его обеими лапами, медведь заковылял в кусты, но не успел пройти и двух десятков шагов, как рассыпал. Он испугался и шарахнулся в сторону, но тут же вернулся. Обнюхал добычу и захрустел сухими горошинами.
Архыз неторопливо подошел к нему, остановился в пяти шагах и посмотрел с горечью. Ай-я-яй... Глаза Лобика плутовски поблескивали.
Кто-то закашлял в балагане, Лобик попятился в кусты. Архыз за ним. Под неверным светом луны прошли они с полкилометра, пока не натолкнулись на оленя. Он устроился в славном месте, на моховой поляне среди скал. Ждал.
Архыз остался с приятелями до утра. А на заре прибежал к балагану.
Леди провела ночь под крышей, в одном из домиков, где ночевала и Таня. Едва почуяв овчара, запросилась. Ее выпустили.
Колли потянулась, зевнула и прошла мимо Архыза, зацепив его боком. Извинилась, что ли, за вчерашнее. Потом они немного побегали вместе.
Вышел Саша, осмотрелся. Холодно, роено. Туристы еще спали.
- Как денек? - спросил Котенко.
- До полудня будет солнечно, - сказал Саша. - Архыз уже прибежал. Хотите, он нас сведет к Лобику и олененку?
Котенко оживился:
- Давай пошли. Аппарат только возьму.
- Идем, Архыз, - сказал Саша, а сам посмотрел на дверь домика, где спала Таня. Ведь слышит голоса. Но не спешит. Совсем он ей не нужен...
Роса выпала ужасающая, трава пригнулась под тяжестью ее, сизый цвет покрыл луга. Сапоги сразу намокли. Овчар шел прыжками, но живот и бока у него потемнели.
- Ты уверен, что они здесь? - спросил Котенко, на ходу прилаживая телеобъектив.
- Не один же он бегал целые сутки. Вы немного поотстаньте, чтобы не испугались. Я дам знать.
Утро высвечивало горы. Над Чугушем по небу разлилась чистая зелень. Может быть, это отблеск далекого моря? Саша прошел пологим склоном, оглядываясь, чтобы не потерять из виду Котенко. Неожиданно он остановился и сел на камень. В тридцати шагах, там, где светлел березняк, рогатым изваянием стоял Хобик. Кончики его молодых рогов светились. Узнал!
Саша сидел неподвижно и упорно. Архыз тоже ждал. Любопытство разбирало медведя, который прятался немного поодаль от Хобика. Опередив оленя, он стал подходить к Саше. Тот кинул кусок сахара. Лобик захрустел и зажмурился от удовольствия. Экая сладость! Как мед. Осмелев, Лобик подошел совсем близко, когтистой лапой стал выгребать из Сашиной ладони кусочки.
Хобик делал какие-то сложные ходы, но все-таки приближался. А почему бы и нет? Запах хлеба, знакомый с детства, очаровал его. Еще несколько минут и Хобик дал погладить себя. Саша приподнялся, положил руку на тонкую шею оленя. Лобик ревниво заглядывал ему в глаза.
Выкатилось белое большое солнце. Заблестела на травах роса. Засверкали мокрые камни.
Котенко спрятался в камнях и щелкал затвором аппарата. Вот так и снимал эти редкостные сцены среди буйства красок и зелени: Сашу - с рукой на холке оленя, Лобика - непрестанно вынюхивающего сладости в карманах его куртки, и Архыза, спокойного Архыза, - чуть в стороне. Телеобъектив приблизил необычную компанию. Зоолог менял экспозицию, щелкал затвором, спешил, чтобы сделать побольше кадров.
На горке позади него просыпался приют. Ходили девчонки, звенели кастрюли, развевались платочки. Дым подымался к небу. Котенко помахал издали рукой: все, пленка кончилась! Саша позвал его. Хобик нетерпеливо затряс головой: "Извините, здесь чужие". Он помчался прочь, увлекая за собой Лобика. Архыз запрыгал на месте, посмотрел на хозяина.
- Иди, иди, - разрешил тот.
Сергеич встретил зоолога и лесника на полпути. Шел к ним.
- Пымали кого? - спросил он.
- Всю компанию. Здесь она. - Котенко похлопал по футляру.
- А я завтрак соорудил. Поспешайте, пока оладьи горячие.
Таня к ним не зашла. Завтракала со своими девчатами, Саша видел ее в окно. Кажется, туристы собирались в поход. "Хоть бы скорее", - тоскливо думал он.
Когда вышел, зоолог и Сергеич посмотрели друг на друга и вздохнули.
- Вот ведь как оно, - сказал Сергеич. - А мы, само собой, надеялись. Елена Кузьминична только и говорила о ней: Таня, Танечка... Нету Танечки, в город ударится на этих днях. Насовсем, само собой.
- Сказала?
- Еще вчерась.
- Любовь, значит. - Котенко вздохнул.
- Оно конечно, - согласился Сергеич. - Чего ей лес да горы? Тянет на людей, на веселье. А наш Александр все в лесу да в лесу. Подумала, скушно с ним, ну и... Любовь, как ты говоришь...
Вошел грустный Саша. Они замолчали.
- Когда тронемся? - спросил он у зоолога.
- Вот проводим туристов и пойдем. Архыза оставим, Сергеич?
- Можно. Возьму пока на привязь. Он где же?
- Пришел, - сказал Саша. - За балаганом обсыхает на солнце. Вместе с Леди.
- Вас когда обратно ждать? - спросил Сергеич.
Котенко сказал, что недели через две. Он еще напомнил Ивану Лысенко о его обязанностях, пока не будет Молчанова, и на этом покончили. Стояли в полной готовности, коней оседлали, смотрели, как галдят, собираясь в поход на гору, Танины девчонки.
Котенко взял повод Сашиной лошади.
- Ну, идем?
Саша в последний раз посмотрел на домик, где Таня. Неужели не подойдет? Ведь они уходят. Уходят!
Сергеич вскинул ладонь к глазам:
- Никак, еще гости.
От Кушта к приюту спускался караван. Не туристы, раз вьючные кони.
- Подождем. - Лысенко отпустил подпруги у лошадей.
Незнакомые, городского обличья люди. И с ними учитель Борис Васильевич из Поляны.
- Вот так встреча на верхах, - сказал учитель и тронул свои позолоченные очки. - Это все к тебе, Александр Сергеевич, прошу любить и жаловать. Археологи, историк и два спелеолога, иначе говоря специалисты по мрачным подземельям. Хорошо, что застали вас, заповедные хозяева. Вы, как вижу, собрались уходить? Повремените, пожалуйста, у наших ученых серьезное дело, им надо помочь.
- Сними вьюки, Иван, - распорядился Котенко. - Отложим на час-другой.
Оказалось, что местное географическое общество и адыгейские историки решили обследовать весь лабиринт. Словом, экспедиция.
- Кого вы нам отрядите в помощь? - спросил учитель.
Котенко остановился взглядом на Лысенко.
- Придется тебе...
- Ну и я, само собой, подсоблю, - сказал Сергеич.
Экспедиция заняла один туристский домик. Опять сделалось людно на приюте.
Учитель обнял Сашу за плечи.
- Ты выше меня поднялся, лесовик, - сказал он, любовно оглядывая своего бывшего ученика. - Вон какой богатырь!
- Свежий воздух, сами понимаете, - пошутил Саша.
- А невеселый. Что так?
Сергеич делал знаки, но Борис Васильевич не замечал.
- А вон и Таня, - удивился учитель. - Татьяна, сюда!
Она подошла. Щеки у нее горели.
- Мы уходим, Борис Васильевич. К озеру, а оттуда домой.
- Ну, счастливо! Задерживать не буду.
- Прощай, Саша, - глухо сказала она и протянула руку. - Мы больше не увидимся.
Он пожал ее вялую, холодную руку. И вдруг, резко закинув за спину карабин, отвернулся и крупно пошел прочь, не оглядываясь и убыстряя шаг.
Все переглянулись. Учитель поправил очки и вздохнул.
- Да-а, - раздумчиво произнес он.
Таня, как-то сгорбившись, догоняла цепочку туристов. Они уходили в противоположную сторону. От Саши.
Когда Молчанов пошел, Архыз поднялся, сделал несколько шагов, но остановился.
Леди деловито бежала за Таней. Но она тоже вдруг остановилась, повернулась и села.
Архыз сломя голову помчался к ней.
Собаки сошлись, поиграли и уселись рядышком.
- Леди, Леди! - позвала Татьяна.
Воспитанная колли оглянулась на звук хозяйкиного голоса, но не спешила.
- Ты глянь! - в каком-то радостном изумлении закричал Сергеич. - Ты только глянь, что делается, а? Ведь она, само собой, останется, не пойдет за хозяйкой! Вот тебе и зверь!
Но он ошибся. Леди побежала. Еще оглянулась на Архыза. Еще. И нехотя, словно чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, повернула за кусты и скрылась.
Сергеич обиженно вздохнул.
Архыз вяло поплелся к балагану. Лишь заметив, что в группе людей нет Молчанова, весь как-то подобрался и крупной рысью бросился догонять хозяина.
5
Зоолог и лесник пошли в дальний путь по горам. Скальные перевалы, буйное разноцветье лугов, глубокие долины, забитые густым черным лесом, открывались перед ними.
Тишина, очарование первобытной природы, безлюдье.
Резерват заповедника, его глубинка.
На первый ночлег Котенко и Саша остановились в лесу. Выбрали сухой склон, растянули полог, нарубили свежих веток пихты. Поужинали и долго сидели у костра, вслушиваясь в тишину засыпающего леса.
- Я пройдусь немного, - сказал Саша и поднялся.
- Карабин оставь, - тихо отозвался Котенко. - И недолго, слышишь?
Зоолог лежал у огня, опершись на локоть. Он проводил молодого лесника сочувственным, отцовским взглядом.
Минут через тридцать поднялся и пошел за Молчановым.
Саша лежал под березами ничком, разбросав руки. Плечи его резко вздрагивали. Он плакал, никого не стесняясь и ничего не видя.
Котенко закусил губы. Постоял над ним и, справившись с волнением, как можно тверже сказал:
- Довольно, Саша. Вставай, идем к костру. Слышишь? Будь мужчиной, Александр Молчанов!
Саша поднялся, вытер лицо. В последний раз посмотрел на закат, глубоко и надрывно вздохнул.
Больше они не проронили ни слова.
Утром поднялись на пороге зари.
Еще спал лес, погруженный в туманы, ветки буков и явора были лениво опущены, на них дремала обильная роса. Глухо и сонно ворчала река, упрятанная в холодное ущелье. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души.
Вдруг раздалась близкая и звонкая, глубоко музыкальная трель. Потом пауза с еще более глубокой, настороженной тишиной. И опять чистые мелодичные щелчки, за ними удалой и протяжный свист, приливная волна счастья, призыв к веселью, действиям, бодрости, славословие жизни - все, чем богаты лесной соловей, подоблачный жаворонок, веселый щегол, все сразу угадывалось в этой громкой, волнующей песне черного дрозда.
Утро! Вставайте все. Чистите перышки, умывайтесь росой, пока она не высохла. Слушайте утро. Смотрите, как порозовел край неба, где сейчас взойдет солнце. Скорей, скорей окунайтесь в теплую жизнь, пришедшую на смену черной и жуткой ночи!
Лес оживал. На вершине клена начал петь зяблик. Его гамма коротка, нетороплива и мила, как переливы горного ручья. Зачирикал, поспешая, поползень, в стороне зазвучала мажорная нота разукрашенного щегла, потом в оркестр ворвался барабанный стук дятла, сердито и резко, как расстроенный саксофон, крикнула сойка - и пошло-поехало расчудесное звучание стоголосой симфонии.
Солнце, здравствуй! Мы встали и приветствуем тебя!
Вместе с солнцем прилетел озорной ветер, зашумел листвой осин у реки, раскачал неловкие туманы и погнал их в долины, приглаживая и перемешивая звуки. Сильнее загудела проснувшаяся река; над порогами вспыхнула минутная радуга-семицветка и погасла, а в лесах уже неслись сотни новых звуков, один прекраснее другого.
Проснулись запахи. Ночью здесь все заглушала сырость, пахло только водой и туманом. Солнце высушило туман, резвый ветер прочесал склоны гор и принес с собой многоцветный запах луга. Пригрело хвою на пихте и можжевельнике; воздух загустел, насыщаясь запахом смолы и скипидара. Набросило теплым облаком муравьиного спирта, багульника, все запахи перемешались, остался только один: запах согревшегося леса, в котором уютно, тепло и безопасно.
Зоолог и его спутник сидели у потухшего костра, слушали и смотрели, очарованные прелестью просыпающейся природы.
Стало тише.
Птицы сделали перерыв на завтрак, звери разбежались по укромным местам. Шум реки словно отдалился. Верховой ветер едва шевелил листьями, шепот заполнил лес, и людям показалось, что деревья застенчиво рассказывают друг другу о своих нескончаемых ночных сновидениях.
- Как спалось? - мягко спросил Котенко.
- Спасибо, крепко. - Саша выглядел неважно, но лицо его было спокойно.
- Тогда на зарядку, дружок! - Зоолог встал во весь свой крупный рост и потянулся так, что в суставах хрустнуло.
- Пожалуй, за лошадьми сходим, их еще поймать надо.
- Можно и за лошадьми. Бери уздечки.
Зоолог положил в костер два толстых чурбака, подождал, пока занялись огнем. Саша забросил на плечо уздечки, и они пошли на луга, сбивая сапогами сизую росу.
Конец второй книги
Рогачи почему-то насторожились, и все, как один, обернулись к негустому леску чуть выше пути их следования. Архыз не без интереса тоже вглядывался в тот лесок. Что заставило оленей остановиться?
Раздвинув березовый подлесок, на освещенный склон осторожно вышел Хобик. Он как-то принужденно, извиняясь, что ли, переступал с ноги на ногу и продвигался к стаду так медленно и так нехотя, будто шел на заклание. И почему-то все время оглядывался.
Надо полагать, что у Хобика были самые добрые, искренние намерения: он просил принять его, одинокого скитальца, в здоровый, сплоченный коллектив, он хотел набраться у опытных стариков уму-разуму. Старые рогачи, со своей стороны, не имели никаких оснований для отказа. Стояли, рассматривали новичка и ждали, пока он подойдет поближе. Новенький приближался.
Для своих неполных двух лет Хобик выглядел очень хорошо. Оленуха не зря потратила на него столько внимания и заботы. Он уже вылинял. Свежая коричневая шерстка атласно блестела; этот здоровый, приятный цвет оттенялся белой шерстью живота, белым пятном сзади и чистыми ножками с блестящими, полированными копытами. Грудь Хобика прямо распирало от узловатых мышц, ровная спина говорила о молодости, а рост... О, ростом он уже подравнивался под лучшего из этого стада. Правда, еще не отросли полностью рога, но ветвились они хорошо, и всякий мог угадать, какие они получатся в скором времени: отличные рога!
Существует ли у диких зверей понятие зависти, столь распространенное в обществе разумных? Надо полагать, имеется, может быть не так остро осознанное и не такое жгучее, но именно оно, это чувство, неожиданно внесло коррективы в поведение стада эгоистичных рогачей. Дружески настроенный, Хобик еще издали почувствовал перемену и начал обходить стадо по кругу. А члены здорового, сплоченного коллектива вдруг оттопырили губы и стали проделывать рогастыми мордами покачивающие движения отнюдь не миролюбивого толка. По-человечески их можно понять. Ведь каждой особи, уже отвоевавшей себе место под солнцем, всегда приятно иметь при себе помощника, готового бескорыстно поддержать в трудную минуту, оказать какую-нибудь услугу. Но не всякий примет и обласкает другого, если этот другой с первого взгляда выглядит лучше шефа и подает большие надежды. Это уже не помощник. И не приятель. Скорее, соперник, чаще всего потенциальный, сам этого еще не осознавший, однако опасный. И подобную особь лучше не придерживать возле себя, а, поелику возможно, отогнать или, так сказать, выдвинуть на другое, не смежное с твоим пастбище...
Хобик показался опасным. Он подавал надежды. Осенью, в период рева, такой мог не только постоять за себя, но и оттеснить признанные авторитеты.
Вожак, приземистый красавец с отличными рогами, на которых виднелась не одна боевая отметина, неожиданно нагнул морду с короной, ощетинился остриями и, вытаращив глаза, пошел на Хобика. Тот резво отпрыгнул, посчитав такой прием за ритуальную игру. И еще один рогач, отмахнув передним копытом траву и землю, бросился вперед, считая, что ему лично достаточно одного соперника - вожака. Хобик отбежал, но все еще не уходил. Вожак хотел ткнуть его еще не совсем острым надглазьем, но Хобик увернулся, однако рога больно ударили по ляжке. Ясно, что игра получилась не дружеская. И вовсе не игра. Хобик умчался к исходным рубежам, но рогачей его бегство только раздразнило. Они преследовали беднягу до самого леса, и тут произошло событие, которого нападающие никак не ожидали.
Хобик влетел в березовую заросль, рогачи по инерции пробежали еще несколько шагов, кусты зашевелились, и на месте молодого претендента перед ними выросла лохматая фигура медведя. Не очень крупного, но достаточно лохматого и грозного, с поднятым со злости "воротником" и слегка сощуренным носом, открывшим белые, ужасные клыки, всегда готовые вонзиться в шею и плечи не к месту развоевавшихся вожаков.
Лобик только показался им во всей своей хищной красе. Однако и этого хватило, как говорится, за глаза. Дико скакнув в сторону и заложив рога почти на спину, воинственная парочка, а следом за ними и все стадо, наблюдавшее за неравным сражением, понеслось назад, через ручей, как раз под той скалой, где лежал всевидящий Архыз. Он выждал, пока стадо окажется прямо перед ним, поднялся и плотоядно потянулся, издав при этом тягучий звук, буквальный перевод которого на языке хищников означал не что иное, как: "Поесть бы сейчас..."
Оленей сдуло с горы за две секунды.
Наконец-то приятели увидели друг друга! Лобик даже на задние лапы встал, пытаясь получше разглядеть - точно ли это Архыз укрывается в тени. Олень выскочил из леска и, грациозно подпрыгивая, будто и вовсе не касаясь земли, понесся навстречу Архызу.
И Лобик, опустившись на все четыре, боком-боком побежал за ним, подбрасывая зад.
Шли они с остановками, время которых привело бы в ужас инструкторов по туризму. Питались. Хобик рвал траву, медведь собирал ежевику и чернику, исследовал гнилушки, а овчар бесцельно бегал вокруг и слушал, как бурчит в пустом животе. Несколько мышей и несчастные глухариные птенцы позволили ему стоически выдержать затянувшийся пост, а расстояние до приюта тем временем уже сократилось наполовину.
Спали врозь, но в пределах видимости; и вообще, за часы, проведенные вместе, никто из трех ни разу не прикоснулся до шерсти другого. Тут действовал какой-то строго уважаемый нейтралитет, дань изменившемуся характеру. Очень разные натуры.
Лобик проснулся раньше всех и поохотился в предрассветной мгле, но неудачно. От него ушли барсучата, выбежавшие из норы поиграть. Не очень переживая, он принялся за траву. Потом подождал, пока набьет желудок Хобик. Что ел Архыз - неведомо, но он опять обогнал друзей и повел по звериной тропе к смутно выплывающему из тумана Эштену.
Лишь в километре от приюта сперва Хобик, а потом и медведь заупрямились. Слишком резко запахло чужими людьми и ружьями. Они достаточно знали, что случается с доверчивыми, и решили не рисковать без нужды. Лениво ходили по лугу, не удаляясь от кромки спасительного леса, лежали на солнце и вообще ждали, что им предложит деятельный овчар.
4
Приют успокоился поздно, в двенадцатом часу.
На черное небо из-за гор выползла ущербная желтая луна. Она скупо осветила домики с погасшими окнами, тлеющие под пеплом угли, развешанную на жердях одежду и двух собак недалеко от входа в балаган.
Архыз лежал, свернувшись в кольцо. Колли дремала, устроившись с комфортом. Она лежала на боку, откинув остроносую мордочку.
Знакомство Архыза и Леди, начатое еще весной в Желтой Поляне, прошло спокойно. Когда овчар увидел ее, то остановился и некоторое время приглядывался, а узнав, легонько помахал толстым хвостом. Леди с достоинством отвернулась. Архыз приблизился, полный благоговения и рыцарства, обнюхал Леди. Она и тут не проявила особой заинтересованности. Возможно, ее смущали люди. Подняв мордочку, Леди посмотрела на Таню так, словно спросила: "Что он хочет от меня?" Архыз, несколько озадаченный холодным аристократизмом, растерянно поморгал азиатскими глазами и отвернул свою тупоносую крупную морду - "Не навязываемся".
Саша не стал привязывать овчара, вполне резонно считая, что он никуда не убежит. Людей Архыз не трогал, даже немного сторонился. Обошел все домики приюта, дважды с очень независимым видом прошелся мимо Леди, задрав кверху колечко пушистого хвоста, но она лишь повела вслед равнодушными глазами и зевнула.
Вконец обиженный Архыз еще раз промчался мимо нее в кусты, надеясь заразить своей стремительностью, но Леди и ухом не повела, дремотно лежала на своей подстилке, прислушиваясь к голосам из балагана.
Вот тогда и овчар загрустил. Свернулся колечком неподалеку от нее и затих. И хотя Архызу не спалось, с места он не подымался, только редко и глубоко вздыхал.
К полуночи, когда взошла луна, Архызу почудился шорох в березняке. Он поднял голову и прислушался. Прошуршало еще раз, левей. Овчар проворно встал. Леди уже не лежала, а настороженно сидела, блестящие глаза ее силились рассмотреть, что там такое, в сорока метрах от нее. Кажется, она испугалась. Архыз догадался, кто возится в кустах: это пришел Лобик.
Леди снялась с места, толкнула лапами дверь и влезла в помещение. Запах медведя ужаснул ее, но лаять воспитанная собака постеснялась. Не лает же этот лохматый черно-белый волк. Почему же она?..
Тем временем Лобик, уже имеющий опыт в воровском искусстве, шустро обходил приют и наконец сыскал подходящее: синтетический пакет с горохом, оставленный на листе шифера сбоку балагана. Схватив его обеими лапами, медведь заковылял в кусты, но не успел пройти и двух десятков шагов, как рассыпал. Он испугался и шарахнулся в сторону, но тут же вернулся. Обнюхал добычу и захрустел сухими горошинами.
Архыз неторопливо подошел к нему, остановился в пяти шагах и посмотрел с горечью. Ай-я-яй... Глаза Лобика плутовски поблескивали.
Кто-то закашлял в балагане, Лобик попятился в кусты. Архыз за ним. Под неверным светом луны прошли они с полкилометра, пока не натолкнулись на оленя. Он устроился в славном месте, на моховой поляне среди скал. Ждал.
Архыз остался с приятелями до утра. А на заре прибежал к балагану.
Леди провела ночь под крышей, в одном из домиков, где ночевала и Таня. Едва почуяв овчара, запросилась. Ее выпустили.
Колли потянулась, зевнула и прошла мимо Архыза, зацепив его боком. Извинилась, что ли, за вчерашнее. Потом они немного побегали вместе.
Вышел Саша, осмотрелся. Холодно, роено. Туристы еще спали.
- Как денек? - спросил Котенко.
- До полудня будет солнечно, - сказал Саша. - Архыз уже прибежал. Хотите, он нас сведет к Лобику и олененку?
Котенко оживился:
- Давай пошли. Аппарат только возьму.
- Идем, Архыз, - сказал Саша, а сам посмотрел на дверь домика, где спала Таня. Ведь слышит голоса. Но не спешит. Совсем он ей не нужен...
Роса выпала ужасающая, трава пригнулась под тяжестью ее, сизый цвет покрыл луга. Сапоги сразу намокли. Овчар шел прыжками, но живот и бока у него потемнели.
- Ты уверен, что они здесь? - спросил Котенко, на ходу прилаживая телеобъектив.
- Не один же он бегал целые сутки. Вы немного поотстаньте, чтобы не испугались. Я дам знать.
Утро высвечивало горы. Над Чугушем по небу разлилась чистая зелень. Может быть, это отблеск далекого моря? Саша прошел пологим склоном, оглядываясь, чтобы не потерять из виду Котенко. Неожиданно он остановился и сел на камень. В тридцати шагах, там, где светлел березняк, рогатым изваянием стоял Хобик. Кончики его молодых рогов светились. Узнал!
Саша сидел неподвижно и упорно. Архыз тоже ждал. Любопытство разбирало медведя, который прятался немного поодаль от Хобика. Опередив оленя, он стал подходить к Саше. Тот кинул кусок сахара. Лобик захрустел и зажмурился от удовольствия. Экая сладость! Как мед. Осмелев, Лобик подошел совсем близко, когтистой лапой стал выгребать из Сашиной ладони кусочки.
Хобик делал какие-то сложные ходы, но все-таки приближался. А почему бы и нет? Запах хлеба, знакомый с детства, очаровал его. Еще несколько минут и Хобик дал погладить себя. Саша приподнялся, положил руку на тонкую шею оленя. Лобик ревниво заглядывал ему в глаза.
Выкатилось белое большое солнце. Заблестела на травах роса. Засверкали мокрые камни.
Котенко спрятался в камнях и щелкал затвором аппарата. Вот так и снимал эти редкостные сцены среди буйства красок и зелени: Сашу - с рукой на холке оленя, Лобика - непрестанно вынюхивающего сладости в карманах его куртки, и Архыза, спокойного Архыза, - чуть в стороне. Телеобъектив приблизил необычную компанию. Зоолог менял экспозицию, щелкал затвором, спешил, чтобы сделать побольше кадров.
На горке позади него просыпался приют. Ходили девчонки, звенели кастрюли, развевались платочки. Дым подымался к небу. Котенко помахал издали рукой: все, пленка кончилась! Саша позвал его. Хобик нетерпеливо затряс головой: "Извините, здесь чужие". Он помчался прочь, увлекая за собой Лобика. Архыз запрыгал на месте, посмотрел на хозяина.
- Иди, иди, - разрешил тот.
Сергеич встретил зоолога и лесника на полпути. Шел к ним.
- Пымали кого? - спросил он.
- Всю компанию. Здесь она. - Котенко похлопал по футляру.
- А я завтрак соорудил. Поспешайте, пока оладьи горячие.
Таня к ним не зашла. Завтракала со своими девчатами, Саша видел ее в окно. Кажется, туристы собирались в поход. "Хоть бы скорее", - тоскливо думал он.
Когда вышел, зоолог и Сергеич посмотрели друг на друга и вздохнули.
- Вот ведь как оно, - сказал Сергеич. - А мы, само собой, надеялись. Елена Кузьминична только и говорила о ней: Таня, Танечка... Нету Танечки, в город ударится на этих днях. Насовсем, само собой.
- Сказала?
- Еще вчерась.
- Любовь, значит. - Котенко вздохнул.
- Оно конечно, - согласился Сергеич. - Чего ей лес да горы? Тянет на людей, на веселье. А наш Александр все в лесу да в лесу. Подумала, скушно с ним, ну и... Любовь, как ты говоришь...
Вошел грустный Саша. Они замолчали.
- Когда тронемся? - спросил он у зоолога.
- Вот проводим туристов и пойдем. Архыза оставим, Сергеич?
- Можно. Возьму пока на привязь. Он где же?
- Пришел, - сказал Саша. - За балаганом обсыхает на солнце. Вместе с Леди.
- Вас когда обратно ждать? - спросил Сергеич.
Котенко сказал, что недели через две. Он еще напомнил Ивану Лысенко о его обязанностях, пока не будет Молчанова, и на этом покончили. Стояли в полной готовности, коней оседлали, смотрели, как галдят, собираясь в поход на гору, Танины девчонки.
Котенко взял повод Сашиной лошади.
- Ну, идем?
Саша в последний раз посмотрел на домик, где Таня. Неужели не подойдет? Ведь они уходят. Уходят!
Сергеич вскинул ладонь к глазам:
- Никак, еще гости.
От Кушта к приюту спускался караван. Не туристы, раз вьючные кони.
- Подождем. - Лысенко отпустил подпруги у лошадей.
Незнакомые, городского обличья люди. И с ними учитель Борис Васильевич из Поляны.
- Вот так встреча на верхах, - сказал учитель и тронул свои позолоченные очки. - Это все к тебе, Александр Сергеевич, прошу любить и жаловать. Археологи, историк и два спелеолога, иначе говоря специалисты по мрачным подземельям. Хорошо, что застали вас, заповедные хозяева. Вы, как вижу, собрались уходить? Повремените, пожалуйста, у наших ученых серьезное дело, им надо помочь.
- Сними вьюки, Иван, - распорядился Котенко. - Отложим на час-другой.
Оказалось, что местное географическое общество и адыгейские историки решили обследовать весь лабиринт. Словом, экспедиция.
- Кого вы нам отрядите в помощь? - спросил учитель.
Котенко остановился взглядом на Лысенко.
- Придется тебе...
- Ну и я, само собой, подсоблю, - сказал Сергеич.
Экспедиция заняла один туристский домик. Опять сделалось людно на приюте.
Учитель обнял Сашу за плечи.
- Ты выше меня поднялся, лесовик, - сказал он, любовно оглядывая своего бывшего ученика. - Вон какой богатырь!
- Свежий воздух, сами понимаете, - пошутил Саша.
- А невеселый. Что так?
Сергеич делал знаки, но Борис Васильевич не замечал.
- А вон и Таня, - удивился учитель. - Татьяна, сюда!
Она подошла. Щеки у нее горели.
- Мы уходим, Борис Васильевич. К озеру, а оттуда домой.
- Ну, счастливо! Задерживать не буду.
- Прощай, Саша, - глухо сказала она и протянула руку. - Мы больше не увидимся.
Он пожал ее вялую, холодную руку. И вдруг, резко закинув за спину карабин, отвернулся и крупно пошел прочь, не оглядываясь и убыстряя шаг.
Все переглянулись. Учитель поправил очки и вздохнул.
- Да-а, - раздумчиво произнес он.
Таня, как-то сгорбившись, догоняла цепочку туристов. Они уходили в противоположную сторону. От Саши.
Когда Молчанов пошел, Архыз поднялся, сделал несколько шагов, но остановился.
Леди деловито бежала за Таней. Но она тоже вдруг остановилась, повернулась и села.
Архыз сломя голову помчался к ней.
Собаки сошлись, поиграли и уселись рядышком.
- Леди, Леди! - позвала Татьяна.
Воспитанная колли оглянулась на звук хозяйкиного голоса, но не спешила.
- Ты глянь! - в каком-то радостном изумлении закричал Сергеич. - Ты только глянь, что делается, а? Ведь она, само собой, останется, не пойдет за хозяйкой! Вот тебе и зверь!
Но он ошибся. Леди побежала. Еще оглянулась на Архыза. Еще. И нехотя, словно чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, повернула за кусты и скрылась.
Сергеич обиженно вздохнул.
Архыз вяло поплелся к балагану. Лишь заметив, что в группе людей нет Молчанова, весь как-то подобрался и крупной рысью бросился догонять хозяина.
5
Зоолог и лесник пошли в дальний путь по горам. Скальные перевалы, буйное разноцветье лугов, глубокие долины, забитые густым черным лесом, открывались перед ними.
Тишина, очарование первобытной природы, безлюдье.
Резерват заповедника, его глубинка.
На первый ночлег Котенко и Саша остановились в лесу. Выбрали сухой склон, растянули полог, нарубили свежих веток пихты. Поужинали и долго сидели у костра, вслушиваясь в тишину засыпающего леса.
- Я пройдусь немного, - сказал Саша и поднялся.
- Карабин оставь, - тихо отозвался Котенко. - И недолго, слышишь?
Зоолог лежал у огня, опершись на локоть. Он проводил молодого лесника сочувственным, отцовским взглядом.
Минут через тридцать поднялся и пошел за Молчановым.
Саша лежал под березами ничком, разбросав руки. Плечи его резко вздрагивали. Он плакал, никого не стесняясь и ничего не видя.
Котенко закусил губы. Постоял над ним и, справившись с волнением, как можно тверже сказал:
- Довольно, Саша. Вставай, идем к костру. Слышишь? Будь мужчиной, Александр Молчанов!
Саша поднялся, вытер лицо. В последний раз посмотрел на закат, глубоко и надрывно вздохнул.
Больше они не проронили ни слова.
Утром поднялись на пороге зари.
Еще спал лес, погруженный в туманы, ветки буков и явора были лениво опущены, на них дремала обильная роса. Глухо и сонно ворчала река, упрятанная в холодное ущелье. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души.
Вдруг раздалась близкая и звонкая, глубоко музыкальная трель. Потом пауза с еще более глубокой, настороженной тишиной. И опять чистые мелодичные щелчки, за ними удалой и протяжный свист, приливная волна счастья, призыв к веселью, действиям, бодрости, славословие жизни - все, чем богаты лесной соловей, подоблачный жаворонок, веселый щегол, все сразу угадывалось в этой громкой, волнующей песне черного дрозда.
Утро! Вставайте все. Чистите перышки, умывайтесь росой, пока она не высохла. Слушайте утро. Смотрите, как порозовел край неба, где сейчас взойдет солнце. Скорей, скорей окунайтесь в теплую жизнь, пришедшую на смену черной и жуткой ночи!
Лес оживал. На вершине клена начал петь зяблик. Его гамма коротка, нетороплива и мила, как переливы горного ручья. Зачирикал, поспешая, поползень, в стороне зазвучала мажорная нота разукрашенного щегла, потом в оркестр ворвался барабанный стук дятла, сердито и резко, как расстроенный саксофон, крикнула сойка - и пошло-поехало расчудесное звучание стоголосой симфонии.
Солнце, здравствуй! Мы встали и приветствуем тебя!
Вместе с солнцем прилетел озорной ветер, зашумел листвой осин у реки, раскачал неловкие туманы и погнал их в долины, приглаживая и перемешивая звуки. Сильнее загудела проснувшаяся река; над порогами вспыхнула минутная радуга-семицветка и погасла, а в лесах уже неслись сотни новых звуков, один прекраснее другого.
Проснулись запахи. Ночью здесь все заглушала сырость, пахло только водой и туманом. Солнце высушило туман, резвый ветер прочесал склоны гор и принес с собой многоцветный запах луга. Пригрело хвою на пихте и можжевельнике; воздух загустел, насыщаясь запахом смолы и скипидара. Набросило теплым облаком муравьиного спирта, багульника, все запахи перемешались, остался только один: запах согревшегося леса, в котором уютно, тепло и безопасно.
Зоолог и его спутник сидели у потухшего костра, слушали и смотрели, очарованные прелестью просыпающейся природы.
Стало тише.
Птицы сделали перерыв на завтрак, звери разбежались по укромным местам. Шум реки словно отдалился. Верховой ветер едва шевелил листьями, шепот заполнил лес, и людям показалось, что деревья застенчиво рассказывают друг другу о своих нескончаемых ночных сновидениях.
- Как спалось? - мягко спросил Котенко.
- Спасибо, крепко. - Саша выглядел неважно, но лицо его было спокойно.
- Тогда на зарядку, дружок! - Зоолог встал во весь свой крупный рост и потянулся так, что в суставах хрустнуло.
- Пожалуй, за лошадьми сходим, их еще поймать надо.
- Можно и за лошадьми. Бери уздечки.
Зоолог положил в костер два толстых чурбака, подождал, пока занялись огнем. Саша забросил на плечо уздечки, и они пошли на луга, сбивая сапогами сизую росу.
Конец второй книги