Палмер Диана. Друзья и любовники

   Она провела рукой по его твердо очерченным губам. Было удивительно и непривычно касаться его, не опасаясь, что он оттолкнет ее.
   — Если хочешь, я сбрею усы, — проговорил он, целуя ее пальцы.
   Она улыбнулась и покачала головой.
   — Зачем? Мне нравится. — Улыбка вдруг стала озорной. — Я даже подумываю, не завести ли и мне усы, закрученные вверх… Я бы надевала их по торжественным случаям.
   — Только не при мне, — заявил он решительно. — Я и брюки на тебе не очень-то люблю.
   — Да ты просто старый закоренелый консерватор, — рассмеялась она. Оказалось достаточно одного страстного поцелуя, чтобы растопить былую напряженность.
   Он ничуть не смутился.
   — У тебя великолепные ноги, — заметил он, окинув взглядом ее обнаженные икры.
   — И у тебя не хуже, — ответила она, улыбнувшись.
   Он ухмыльнулся.
   — Запомнила с того случая, когда обтирала меня губкой?
   Она рассмеялась.
   — Волосатые, правда, но тем не менее великолепные. У большинства мужчин ноги некрасивые — бледные, тощие. А у тебя стройные, загорелые и мускулистые.
   Он широко улыбнулся ей, в серебристых глазах вспыхнул огонек.
   — Какое признание! Кто бы мог подумать? Ты даже заметила, что у меня есть тело…
   — Довольно трудно не заметить, — ответила она.
   Погрузив пальцы в ее распущенные волосы, он притянул ее к себе. Широко раскрытые глаза ее мечтательно блуждали, рот, сладко намученный им, слегка припух.
   — Поцелуй меня, — прошептал он, наклоняясь к ней и касаясь ее губ. Она обняла его за шею, ощутив легкий, неторопливый поцелуй. В его прикосновении больше не было угрозы, не было ничего пугающего, просто нежная теплая ласка.
   Он откинулся назад и улыбнулся.
   — А как насчет «Лебединого озера»? — спросил он. — У меня есть билеты на вечер. Она просияла.
   — С удовольствием!
   — Я заеду за тобой около шести. А после спектакля поужинаем у меня. Попрошу Хосито приготовить что-нибудь особенное.
   Она кивнула, с любопытством вглядываясь в него.
   — Ты сегодня совсем другой, — сказала она. Встретив ее взгляд, он глубоко вздохнул.
   — Как и ты, дорогая. Но в тысячу раз прелестней, о таком я даже и не мечтал. Она отвела глаза.
   — А теперь иди пей отравленное пиво и грузи свое сено. Бедная, измученная старушка, — добавила она, взглянув на полуразвалившуюся машину, которую пытались привести в чувство механики. — Если у тебя осталась хоть капля жалости, устрой ей достойные похороны и купи себе новую.
   — Ни за что, пока она окончательно не выйдет из строя, не могу же я выбрасывать прекрасно работающую машину.
   — Ей уже десять лет!
   — Ну и что же? Моей лошади тоже десять лет, а бегает она дай Бог каждому.
   — Она, очевидно, смертельно боится, что ты напустишь на нее этих механиков.
   Он наклонился и крепко поцеловал ее.
   — Увидимся позже.
   Затем он открыл дверцу и вышел, держа в руках банки с пивом. Она смотрела ему вслед, на его широкую спину; он поднял над головой ледяные банки, к явному восторгу рабочих.
   Мадлен завела мотор и поехала обратно, радуясь тому, что сидит за рулем — она не смогла бы идти пешком, так как ноги бы точно подвели.

Глава 5

   «Лебединое озеро» никогда еще не казалось ей таким восхитительным. Балерины, словно феи-волшебницы, парили по сцене, и вообще весь первый акт был чудом эстетического совершенства. И разумеется, ее восторженное состояние никак не было связано с тем, что Джон еще в самом начале спектакля мягко взял ее руку и держал, не выпуская, до самого антракта.
   Он молча курил во время перерыва, не спуская с Мадлен беспокойного взгляда. Она была и впрямь очень хороша в своем золотистом шелковом платье и вряд ли могла оставить равнодушным хоть один мужской взор.
   — Тебе идет этот цвет, — тихо сказал он. — Он оттеняет золотые искорки в твоих глазах. Она улыбнулась.
   — Сам ты тоже неплохо выглядишь. — Она окинула глазами элегантную фигуру в черном вечернем костюме. — Брюнетка, через ряд от нас, ни разу не взглянула на сцену — она только и делала, что смотрела на тебя.
   — Неужели? — Усы дрогнули в косой ухмылке. — Ты мне ее покажешь?
   — Ни за что, — возмутилась она, вдруг ощутив прилив ревности. Нахмурившись, она отвернулась. — Нам не пора?
   Он приподнял ее лицо за подбородок, заставив взглянуть ему в глаза.
   — Будь собственницей, — сказал он. — Мне это нравится.
   У нее перехватило дыхание от его волнующего низкого голоса и сверкающих глаз.
   — Я не собираюсь ничем стеснять тебя, Джон, — сказала она спокойно. — Помнишь, ты как-то говорил, что не терпишь, когда люди приближаются к тебе слишком близко?
   — Другие, но не ты, — возразил он. — Боже праведный, не бойся, подходи так близко, как только захочешь, я не оттолкну тебя.
   — По-моему, ты только это и делал. — Подняв голову, она посмотрела ему в глаза.
   — Ты так и не поняла почему? — спросил он, горько усмехнувшись.
   Вспоминая то, как он целовал ее, как смотрел на нее, касался ее, она постепенно начала многое понимать в его поведении.
   Она отвернулась, смущенная воспоминанием о том, как они оба поддались порыву внезапной безудержной страсти утром в поле. Отношения их изменились так внезапно, что она не успела до конца все осознать. Теперь, при всем желании, она не могла бы думать о нем платонически. Ей хотелось, чтобы губы его мучили ее губы, чтобы руки касались ее обнаженного тела, а глаза жадно пожирали всю ее…
   Мимо нее шли люди, обрывки разговоров смолкали по мере того, как они проходили в зал. Глаза ее были прикованы к глазам Джона, а ноги неожиданно приросли к полу.
   Забытая сигарета дымилась в его руке, колечки серого дыма поднимались к потолку.
   — Все правильно, смотри на меня, — проговорил он хрипло. Он не спускал с нее взгляда — казалось, пытался разгадать, что кроется за пристальным любопытством этих зеленых глаз, изучающих его твердое лицо.
   — На… на тебя очень приятно смотреть, — вырвалось у нее.
   — Это не совсем то, что я имел в виду. — Грудь его тяжело вздымалась. — Ты ведь только сейчас начинаешь видеть во мне мужчину. Разве не так?
   Их разговор начинал беспокоить ее. Она теребила сумочку, избегая его взгляда.
   — Я всегда видела, — тихо проговорила она.
   — Не совсем. Не так, как в последние несколько недель. — Он, слегка улыбнувшись, поднес сигарету к губам. — Любопытно, что стоит за этим внезапным желанием дотронуться до меня?
   Глаза ее метнули зеленые искры.
   — Я живой человек, — ответила она едва слышно.
   — Черта с два. Ты никогда ни к кому не прикасаешься, ни к женщинам, ни к мужчинам. Я сразу это заметил. Ты очень разборчива.
   — Я ведь не знала матери, — напомнила она. — А отец никогда не проявлял внешне своих чувств, хотя мы были с ним близки.
   — Я не жду объяснений, я просто хочу знать, почему тебе нравится касаться меня.
   Она судорожно стиснула сумочку. Может быть, если бы все было гладко с самого начала…
   — Спрашивается, какого черта я затеял этот разговор, — сказал он, подняв глаза к потолку. — Ты все еще хочешь смотреть балет или, быть может, поедем домой? Возможно, Хосито уже приготовил ужин. — Усы дрогнули в улыбке. — Пива, что ты привезла, хватило ненадолго. А больше ничего за целый день я не ел.
   — Джон, ты даже не завтракал? — ужаснулась она.
   — Не было времени. Проклятая машина сломалась, да и дождь собирался пойти. Когда мы все закончили, я бросился домой, принял душ, побрился и переоделся к театру.
   — Почему ты мне не сказал об этом? Ничего бы не случилось, если б мы пропустили спектакль, уверяю тебя. Идем, пока ты не умер с голоду и мне не пришлось выволакивать тебя отсюда за ноги.
   — Это может навести на весьма любопытные размышления, — заметил он.
   Все вошло в привычную колею — ей снова было легко смеяться и подшучивать над ним.
   — Мне всегда везет. Какой-нибудь из моих читателей непременно увидит нас и решит, что я обыгрываю сюжет следующей книги. — Она заговорщически понизила голос:
   — Тащу мою самую последнюю жертву к могиле после того, как нанесла ей смертельную рану каким-нибудь необыкновенным оружием, определить которое невозможно.
   — Как той сосулькой в «Скрипучей башне»? — ухмыльнулся он.
   — То была огромная сосулька, — напомнила она, зловеще улыбнувшись. — Ее никак нельзя было выявить, не было никаких следов, только большое мокрое пятно на рубашке жертвы. Помнишь?
   — Которое твой неустрашимый сыщик Мэт Мак-Дункан сразу же заметил. И как только он обнаружил мокрое пятно на жакете одного из подозреваемых, он тут же понял, кто преступник.
   Она весело рассмеялась.
   — Я боялась, что это будет слишком очевидно, но читатели проглотили.
   — Поклонники, как правило, снисходительны, — заметил он. — Я и то простил тебе нелепое замечание насчет того, что Мак-Дункан печатает на машинке, где не хватает пяти клавиш, потому что он, видите ли, никогда не пользуется этими буквами.
   Они направились к машине, ускорив шаг, когда упали первые крупные капли дождя. Он заботливо усадил ее на переднее сиденье.
   — Прости, Джон, — сказала она, все еще продолжая смеяться, — но ты и в самом деле мастер использовать технику до последнего.
   Он сел рядом с ней, завел мощный мотор и выехал на шоссе, уверенно ведя машину рукой опытного гонщика, каким он и был в ранней молодости.
   — Старые привычки застревают надолго, дорогая, — сказал он. — Когда мы поселились вместе с отцом и начали бурить нефть, нам пришлось пользоваться временным оборудованием, чтобы не вылететь в трубу, и держать машину в сарае вместе с проволокой и шпильками для волос.
   — А теперь ты можешь позволить себе иметь «феррари» и «роллс-ройс», — сказала она и, улыбнувшись, добавила:
   — Держу пари, ты скучаешь о былом.
   Он зажег сигарету.
   — Ты права. — Откинувшись на спинку сиденья, он неторопливо вел машину. — У меня было время ездить верхом каждое утро, как это делали мы с тобой на прошлой неделе. — Он бросил на нее взгляд.
   — И направлять заблудившихся туристок в кишащие змеями бараки, — добавила она, рассчитывая вовлечь его в шутливую полемику. Он коротко рассмеялся.
   — Ну, положим, она сначала поддалась на обман…
   — Пока ты не упомянул про десятифутовых змей и дом, где некуда деваться от незаконных детей…
   — Немало женщин побывало в моем доме, — признался он. — До того, как я женился на Эллен.
   Она беспокойно заерзала на сиденье.
   — А потом? — Ей не хотелось говорить о его жене.
   — Мадлен, мне в сентябре стукнет сорок. — Голос был непривычно серьезный. — Бизнес отнимает фактически все время, а мне иногда надо и поспать. Именно это я имел в виду, когда говорил о ностальгии по прошлому. Денег было мало, но зато была уйма свободного времени.
   — Ну вот, заговорил как Мафусаил, — проворчала она, окинув взглядом его могучую фигуру. — Бог мой, да ты можешь дать сто очков форы всем своим вице-президентам.
   — Вот тут ты ошибаешься, — ответил он. — У большинства из них есть дети, а общение с ними позволяет им сохранять активность. — В голосе зазвучали горькие нотки.
   Повернув голову, она пристально смотрела на его четкий профиль.
   — Тебе хочется иметь детей? — неожиданно спросила она.
   — Как ты думаешь, кому я оставлю Большую Сабину и «Дуранго-ойл» после смерти? — Он въехал в подземный гараж дома, где находилась его хьюстонская квартира. — Моему кузену? — добавил он, бросив на нее недобрый взгляд.
   Она отвела глаза.
   — Значит, тебе следует жениться. — От этой мысли ей стало не по себе. Джон с женой, с детьми…
   Он мрачно рассмеялся.
   — Очень свежая идея. Можно даже составить такой контракт: икс долларов в обмен на женское тело и ребенка мужского пола.
   — Прекрати! — Ее передернуло от его циничности. — Ты так хладнокровно об этом говоришь.
   — Вполне допускаю. — Он запарковал машину и выключил мотор. Лицо его в полумраке гаража казалось еще жестче. — Если я стал циником, то только потому, что таким меня сделала жизнь. — Он взял прядь ее золотых волос, выбившуюся из прически, и притянул к себе. — Я тебе как-то говорил, что готов платить за свои желания. Это правда, но все имеет свои границы. Я не могу платить женщине за сына — дети должны рождаться от любви.
   — Ты неисправимый романтик, — улыбнулась она.
   Он хмуро взглянул на нее.
   — А ты сама никогда не хотела иметь детей? Она отвернулась. Вопрос задел ее.
   — Я уже стара для этого, — ответила она сухо.
   — В двадцать семь лет?! — воскликнул он. — Господь с тобой, женщины рожают и в сорок. — Он задумался, нахмурив брови. — Слишком большая ответственность, так? Ты можешь порвать с мужчиной, если захочешь, но отказаться от ребенка — никогда.
   Она смущенно улыбнулась.
   — ТЫ ведь знаешь меня.
   — Не так хорошо, как хотелось бы, и не с той стороны, с какой бы хотелось. — Глаза его неожиданно загорелись.
   — С какой стороны? — вырвалось у нее. Но он отвернулся и вышел из машины, так ничего и не ответив.
   — Ты действительно боишься секса? — по-прежнему не глядя на нее, спросил он, когда они шли к лифту.
   Вопрос шокировал ее. Она недоуменно подняла на него глаза.
   — Боюсь? — переспросила она, передернув плечами под ажурной золотистой шалью. — Право, не знаю. Однажды я попыталась, ты ведь знаешь, и сильно обожглась.
   — Да, он причинил тебе много боли.
   — Для него это было всего лишь развлечение, — сказала она, с горечью мысленно возвращаясь к событиям двухлетней давности. Поежившись, она плотнее закуталась в шаль. — Я была по уши влюблена, впервые в жизни. Или, может быть, мне казалось, что я влюблена. Но теперь-то я неуязвима. Спасибо Аллену, он много для этого сделал.
   — Ничего он не сделал. — В серебристых глазах вспыхнул огонек.
   Они вошли в лифт, и он резко нажал кнопку.
   — Ты всю жизнь собираешься прожить так, как ты живешь? — спросил он, не сводя с нее горящего взгляда.
   Зеленые глаза широко раскрылись.
   — А как я живу?
   — Одна.
   Она прислонилась к стенке лифта.
   — Но ты ведь тоже один.
   — Не всегда, — произнес он многозначительно.
   — Я не верю в случайные связи. Я никогда бы не пошла на это из любопытства или же ради удовлетворения физиологических потребностей.
   — Ну а если бы это был человек, который тебе не безразличен и которому не безразлична ты? — спросил он тихо.
   Она встретилась с ним взглядом.
   — Не знаю, — так же тихо ответила она.
   — А что, если бы это был я? — Голос вдруг стал низким, глубоким.
   Она посмотрела на него так, словно он предлагал ей зажарить себя на костре, разведенном прямо на полу холла. Недоумение на ее лице вызвало у него довольную улыбку.
   — А что… что у нас на ужин? — спросила она, пытаясь уйти от ответа, при этом щеки ее пылали почти так же, как ярко освещенные рыжие волосы.
   Он тихо засмеялся.
   — Наберись терпения — и увидишь.
   Хосито приготовил им изысканный ужин — мясо по-бургундски, салат из свежих овощей, домашние булочки, превосходный портвейн и сырный пирог на десерт. Джон ел с нескрываемым удовольствием, а Мадлен, едва притронувшись к угощению, рассеянно смотрела в окно на то, как вспышки молнии высвечивают горизонт, причудливо изрезанный городскими зданиями. Ее взволновал их разговор в лифте. Несмотря на их влечение друг к другу, она никогда не думала о Джоне как о любовнике. Теперь же он вынуждал ее вообразить его в этой роли, и это предложение удивило ее.
   Взгляд ее невольно то и дело возвращался к нему — жесткое лицо, рот, еще недавно так властно искавший ее губ. Она почти могла представить себе его в постели: бронзовую кожу под ее руками, жадный рот, целующий всю ее, дюйм за дюймом, ищущие руки.
   — Ты что, совсем не голодна? — спросил он, откинувшись на спинку стула уже со второй чашкой кофе в руке.
   — Я? Не очень… нет, — проговорила она. + — У тебя такой растерянный вид. — Он, прищурившись, пристально смотрел на нее. — Это из-за вопроса, что я задал тебе в лифте? Ты думала когда-либо о том, что мы можем стать любовниками?
   Она выронила из рук чашку с кофе. Горячая жидкость потекла по скатерти, залив остатки сырного пирога и салфетку. Мадлен охнула и отскочила, чтобы спасти платье.
   — Ну что ж, хороший ответ, — проговорил Джон со злорадной улыбкой и позвал Хосито. Тот сразу же прибежал, маленький человечек в белом кителе, и стал успокаивать Мадлен, что ему ничего не стоит вывести пятна со скатерти, а затем попросил их перейти в гостиную, пока он не приведет все в порядок.
   Джон, еще продолжая смеяться, снял пиджак и галстук и растянулся в большом мягком кресле.
   — Бог мой, что за реакция! — пробормотал он, расстегнув несколько верхних пуговичек гофрированной рубашки.
   — Просто чашка неожиданно выскользнула из рук, — упрямо проговорила Мадлен. Скинув туфли, она устроилась на диване, не сводя с Джона внимательных глаз.
   — Охотно верю. — Он зажег сигарету и подложил подушку под ноги.
   Мадлен уставилась на свои скрещенные на коленях руки.
   — Просто я никак не ожидала предложения, — сказала она, вздрогнув от очередного раската грома.
   Он вскинул брови.
   — Я и не понял, что сделал тебе предложение, — произнес он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
   — А что же, по-твоему, это было? — спросила она.
   — Прямой, честный вопрос. — Он сделал затяжку. — Мне хочется знать, могла бы ты вообразить меня своим любовником?
   — Зачем?
   Он наклонился и резким движением загасил сигарету.
   — Потому что назад пути нет, я убежден в этом. Теперь, когда я ощутил вкус твоего тела, я понял, что мне мало. — Он смело выдержал ее взгляд. — Такова человеческая природа, дорогая. И ты не больше защищена от меня, чем я от тебя.
   — Не торопи меня…
   — Торопить тебя? О Боже, Мадлен! — Он вскочил на ноги, большой, сильный, наполовину расстегнутая рубашка обнажила мощную загорелую грудь. — У тебя было целых два года!
   — Я не желаю быть придатком к «феррари», ранчо и нефтяной компании! — воскликнула она.
   Он вздохнул с явным раздражением.
   — Что тебя заставляет так думать?
   — Ты собственник, Джон, — сказала она, избегая его взгляда. — Ты хочешь обладать всем.
   — Тобой обладать я бы хотел, не скрою. — Его голос зазвучал совсем иначе. — Всей тобой, вплоть до маленьких изящных ножек.
   — Тише! — шепотом предупредила она его, глазами указав на кухню. — Хосито услышит.
   — Хосито ничего не услышит из-за грозы, — ответил он. — Но если тебя это беспокоит… — Он направился в кухню. Послышались приглушенные голоса, потом наступило молчание, и вскоре появился Джон, а за ним Хосито.
   — Спокойной ночи, сеньорита. — На губах Хосито играла озорная улыбка. — Я приду попозже, сеньор Дуранго, — добавил он и затем вышел, плотно закрыв за собой дверь.
   — Ну что ты наделал. — Она попыталась сесть прямее на диване. — Теперь Хосито будет думать, что ты собираешься соблазнить меня.
   — Я и собираюсь, — ответил он спокойно.
   — Это ты так считаешь, — сказала она, отыскивая ногами туфли. — А я еду домой.
   Он схватил ее за плечи, как только она встала, и стал пристально вглядываться в ее лицо.
   — Я понимаю, — вздохнул он. — Я слишком тороплю события.
   Подняв голову, она смотрела на него, чувствуя себя совсем маленькой без высоких каблуков. От рук, лежащих на ее плечах, ей стало тепло и, как ни странно, спокойно.
   Она вдруг нервно рассмеялась и взглянула на его широкую грудь, туда, где были расстегнуты пуговки его тонкой рубашки, белизна которой подчеркивала смуглость его кожи.
   — Я чувствую себя точно девочка-подросток на первом свидании, — неожиданно вырвалось у нее. — Да и веду себя, наверное, соответственно. Я уже целую вечность не оставалась наедине с мужчиной.
   — А то, что между нами происходит, так необычно, — добавил он, улыбнувшись. В ее глазах вспыхнул лукавый огонек.
   — Уверена, что для тебя это будет неожиданностью.
   Он удивленно поднял брови.
   — Что именно?
   — То, что одно из твоих потенциальных завоеваний собирается удрать от тебя. — Она коснулась его рубашки, наслаждаясь шелковистой гладкостью ткани. — Тебе, очевидно, приходилось в большинстве случаев отбиваться от них палкой.
   — Некоторые даже прятались под кроватью, — усмехнулся он. — Но ты не подходишь под категорию «завоеваний», еще меньше — под «девушек на одну ночь» или же «случайных связей».
   Она внимательно посмотрела ему в глаза — Тогда под какую же?
   Он глубоко, неторопливо вздохнул, еще крепче прижимая ее к себе.
   — Совсем особую, ты должна была это понять. Я доверяю тебе, как никому другому. Она рассмеялась, добавив многозначительно:
   — И я привыкла тебе доверять.
   — Тебе ведь понравилось целоваться со мной, — сказал он с вызовом, кончики усов дрогнули. — Именно потому ты и убежала как сумасшедшая. Но тебя хватило ненадолго, не так ли?
   — Так, — призналась она, уткнувшись лбом ему в грудь. — Мне стали ненавистны наши отношения в последнее время, все эти ссоры, холодность… Я решила навсегда порвать с тобой, но не смогла. — Пальцы ее теребили ткань рубашки, глаза прикрылись. — Мне нужно было знать, не сердишься ли ты на меня.
   — И поэтому ты примчалась с упаковкой пива в разгар рабочего дня?
   — Точно. — Она вздохнула, а затем вдруг весело рассмеялась. — Когда я увидела тебя, то никак не могла решить, просто ли отдать их или же швырнуть ими в тебя. Вид у тебя был устрашающий.
   — И не только вид. Спроси Хосито — он тебе расскажет, каков я был все это время.
   — Как же, наслышана о том, что твое каучуковое дерево открыло список жертв.
   — Хосито, насколько я понимаю, уже успел поплакаться тебе в жилетку.
   — Не придирайся к нему. Он хороший.
   — Я тоже хороший, пока ты рядом. Она слегка откинулась, чтобы взглянуть ему в глаза.
   — Не всегда, — прошептала она, стараясь разгадать тайну, скрытую в глубине темных зрачков.
   Он нежно коснулся пальцами ее губ.
   — Мужчины, как известно, не очень хороши, если их раздразнить.
   — Я бы не осмелилась перечить такому, — заявила она. — Скажи, могу я выпить чашечку кофе или же ты намерен тащить меня в свое логово за волосы?
   Он ухмыльнулся.
   — Я не посмел бы вырвать у тебя ни одного волоска, сколько бы мне за это ни предложили. — Он зарылся пальцами в ее волосы. — Мне нравится их шелковистость, их тонкий запах, точно аромат полевых цветов.
   — Стихи? Это откуда? — спросила она шепотом.
   Он встретился с ней взглядом. Глаза его были теперь совсем близко, она ясно видела складку на переносице, густые темные ресницы. Грудь его тяжело вздымалась там, где покоились ее руки.
   — Единственные строчки, которые приходят мне на ум, — это из «Атаки легкой кавалерии»^[1].
   Хочешь услышать или же предпочтешь, чтобы я продолжал в том же духе?
   Прикосновение его большого теплого тела, как всегда, лишило ее рассудка. Губы раскрылись в ожидании, как только он наклонил голову.
   — Это… это как наркотик, — прошептала она.
   — Что именно? — пробормотал он, касаясь губами ее щек, век, носа.
   — Поцелуи. — Пальцы ее потянулись к пуговицам на рубашке, ей вдруг нестерпимо захотелось ласкать его.
   — Умм… — только и мог ответить он. Он почти не слышал ее слов, так как губы его сосредоточенно изучали ее лицо.
   Вдруг он наклонился и подхватил ее на руки.
   — Не спеши, — умоляюще прошептала она, уткнувшись ему в шею. — Прошло и так много времени.
   — Для нас обоих, — ответил он загадочно. Он сел, держа ее на коленях, она прижималась щекой к его плечу. — Ты не против, чтобы все было просто, без прикрас? Я здорово выдохся. За сегодняшний день я сделал работы больше, чем иногда за неделю. А завтра нужно встать в шесть, чтобы поспеть на деловую конференцию за городом. Легкая близость — все, на что я способен в данный момент, хотя я до сумасшествия хочу тебя, стоит лишь тебе дотронуться до меня.
   Она немного расслабилась, но в глазах осталась тревога.
   — Куда мы с тобой идем? — спросила она неуверенно.
   Он мягко убрал волосы с ее глаз, разглядывая ее как произведение искусства.
   — В неведомое. Впереди нас ждут открытия и сюрпризы. Не бойся.
   — Тебя? — Она улыбнулась ему. — Ты ведь мой друг. Я все на свете готова для тебя сделать. — Улыбка погасла, когда она взглянула в его внезапно потемневшие глаза. Она провела рукой по его губам, ощущая бархатистость усов. — Все на свете, Джон.
   Она слышала совсем близко громкие удары его сердца, видела беспокойные глаза, чувствовала его сильные руки на своей талии. Оба не замечали, как за окном бесчинствует стихия.
   — Я не смогу относиться к тебе как прежде, — тихо сказал он. — Надеюсь, ты это понимаешь? Я не стану принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь, но отныне ни о каких платонических отношениях между нами не может быть и речи.
   Она покрутила перламутровую пуговку на его рубашке.
   — Да, я знаю. — Она опустила голову на твердую мускулистую руку и, не мигая, уставилась на него. Во всем ее теле было странное ощущение какого-то радостного ожидания, она понимала, что это новый, нетерпеливый прилив страсти.
   Бессознательно, как котенок, она потянулась и слегка выгнулась, отчего четко обозначились линии ее тела, грудь поднялась, плотно обтянутая золотистой тканью платья.