Палмер Диана. Друзья и любовники

   Не судьба, решила она, горько ухмыльнувшись. Но тем не менее, посидев еще с минуту, она поняла, что выбора нет — либо надо сделать усилие и встать, либо сидеть здесь весь день.
   Подобрав сумочку и пакет, она поднялась со скамейки и поплелась к машине. Ей казалось, что вокруг творится какое-то безумие — стены качнулись и стали надвигаться на нее, а люди, сидевшие на скамейках, вдруг расплылись и начали исчезать. Она заметила крупного, внушительного вида мужчину в темном костюме и в шляпе, который шел ей навстречу, но лица его она не разглядела. Перед глазами тревожно замелькали серебристые и черные круги, и она почувствовала, как медленно оседает на землю…
   Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на диване в совершенно незнакомой обстановке, которая постепенно вырисовывалась перед ее затуманенным взором. Она закрыла глаза, поморгала и глубоко вздохнула. Слава Богу, по крайней мере не тошнит. Ей было легко и спокойно, дурнота ушла совсем. Она повернула голову и увидела прямо перед собой обеспокоенное лицо Джона Дуранго.
   — Тебе лучше? — спросил он, холодно улыбнувшись.
   Она огляделась. Джон сидел рядом с ней на диване, а в дверях стояли трое незнакомых мужчин и изумленно разглядывали ее.
   — Гораздо лучше, спасибо, — с трудом ответила она.
   — Тогда будь любезна сказать мне, какого дьявола ты шляешься по такой жаре и хлопаешься в обморок.
   Она с трудом села, не сводя с него глаз.
   — Я делала покупки, разве не понятно? — Она указала на сумку, лежащую на кофейном столике у дивана. — И какое тебе дело до того, где я падаю в обморок? Эта аллея что, твоя частная собственность?
   Люди в дверях стали деликатно уходить, один из них помедлил немного, прежде чем закрыть за собой дверь.
   — Хочешь выпить чего-нибудь? — спросил он. Его беспокойство, видно, было настолько велико, что здравый смысл возобладал над дурным характером. Взгляд скользил по ее телу так, будто он ожидал увидеть рану, вызвавшую обморок.
   — Достаточно маленькой бутылочки колы, — сказала она. Кондиционер приятно обдувал ее перегретую кожу.
   — Сейчас принесу. — Он вышел, а она стала разглядывать комнату, чтобы немного привести в порядок мысли. Кабинет в серо-голубых тонах с уютной мягкой мебелью, и массивным письменным столом свидетельствовал о хорошем вкусе его хозяина.
   Буквально через мгновенье Джон вернулся с охлажденной банкой кока-колы. Он открыл ее и протянул Мадлен.
   — Ты просто волшебник, — сказала она, сделав большой глоток.
   — В этом можно не сомневаться, — пробормотал он, на его точно резцом вырезанных губах появилась необычная, едва заметная улыбка, и какой-то загадочный огонек зажегся в его серо-стальных глазах.
   — А как насчет того, чтобы поесть? — спросил он. — Ты ела что-нибудь сегодня?
   — Только чай, — прошептала она виновато.
   — Идиотка, — кратко заключил он, но в его ворчании зазвучали прежние заботливые нотки. — Тогда идем обедать.
   — Но еще слишком рано для обеда, — запротестовала она.
   — Тогда я закажу тебе завтрак.
   — Но ведь уже половина двенадцатого. Он посмотрел на нее.
   — Дорогая, если мне понадобится завтрак среди ночи, я его достану. Хочешь пари?
   Она улыбнулась ему, впервые, быть может, за целую вечность, и действие ее улыбки оказалось удивительным: он глядел на нее так долго, что она в смущении опустила глаза, а сердце бешено забилось.
   — Ну что, идем, Ласочка? — спросил он тихо.
   Она потянулась к столику, чтобы взять сумочку и покупки, ей было приятно вновь услышать придуманное им ласковое прозвище.
   Хорошо было знать, что он больше не сердится на нее. И хотя она не собиралась возвращаться к их прежним отношениям, быть может, они снова могут стать друзьями… до тех пор, пока она не уедет насовсем. По крайней мере тогда она сможет увезти с собой частичку рая.
   Джон заказал завтрак в одном из ресторанов, чем вызвал удивление у посетителей, ожидающих времени обеда.
   — Я знаю здешнего шефа, — сказал он, усы поднялись в ухмылке. Дожевав последний кусок тоста, он стал потягивать кофе.
   — Я этому рада, — вздохнула она. — Не помню, когда я была так голодна.
   Он усмехнулся, черты лица смешались, а в глазах, глядящих на нее, светились любопытство и нежность.
   — Ну что, насытилась?
   — Более чем. Спасибо. — Она с улыбкой взглянула на пустую тарелку.
   — Яйца тебе очень полезны, если ты склонна к обморокам. В них много белков. Но и бифштекс тоже не повредит. — Он вскинул голову. — Как насчет бифштекса прямо сегодня вечером?
   Она застыла, в глазах ее появилась настороженность.
   — Даже не знаю… — начала было она, но он не дал ей докончить фразу. Подавшись вперед, он с нежностью посмотрел на нее.
   — Дорогая, я не буду пытаться снова уговаривать тебя лечь со мной в постель, — сказал он тихо. — Обещаю, я не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь.
   Она глядела на него как завороженная.
   — Мы ведь можем еще вернуться назад, — вырвалось у нее.
   — Нет. Только вперед. Шаг за шагом, день за днем. Никаких виляний, никаких отступлений. Никакого копания в прошлом.
   Глаза ее с любовью вглядывались в его лицо. Она не должна соглашаться. Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, надо подниматься и бежать без оглядки. Но она слишком любила его, и так трудно было отказаться от счастья, что он предлагал ей. Совсем скоро ее состояние ни для кого не будет секретом, и ей придется покинуть Хьюстон. Но пока она выглядит просто упитанной. Он даже ничего не заподозрит. Если бы не этот обморок… Но вызвать его мог с таким же успехом и пустой желудок. Он ведь мужчина. Что он знает о беременных женщинах?
   — Ну хорошо, — согласилась она, немного помолчав.
   Он просиял.
   — Я велю Хосито заехать за тобой около шести. Ну как, тебе лучше? Тогда пошли. Глаза ее широко раскрылись.
   — Господь с тобой, мне не нужен вооруженный эскорт!
   Он неловко поерзал на стуле, избегая глядеть в ее сторону.
   — Можешь смеяться надо мной, но я не хочу, чтобы ты ездила одна ночью.
   — Но я всегда это делала, — возразила она. Он посмотрел на нее так, будто порывался что-то сказать, но не решался. Усы раздраженно дернулись.
   — За одну эту неделю на твоей улице было два ограбления. И все поздно ночью. Смейся надо мной, сколько душе угодно, ну давай!
   Она невольно рассмеялась, поглядев на его свирепую мину.
   — Ну хорошо. В конце концов, бензин твой.
   — Это уж точно. Какой смысл владеть нефтяной компанией, если не можешь пользоваться своей продукцией для собственного удовольствия?
   Она не нашла что возразить.
   «Роллс-ройс» промурлыкал при подъезде к ее дому ровно в шесть. Улыбающийся Хосито сидел за рулем, а Джон, словно модель из журнала мод в своем темном вечернем костюме, выбрался с заднего сиденья, чтобы помочь ей сесть в машину.
   Взгляд его явно одобрил длинное черное платье, то же, что было на ней на благотворительном балу, с той лишь разницей, что красную розу на плече она заменила белой. У нее не было выбора — это было единственное платье, которое еще на нее налезало.
   — Куда мы едем? — спросила она с любопытством.
   — Туда, где подают лучший в Хьюстоне бифштекс, — ответил он, улыбнувшись.
   — И где же это?
   — У меня в квартире.
   Подняв на него глаза, она почувствовала, как побелели ее щеки. Его рука, такая теплая и немного шершавая по сравнению с ее шелковой кожей, сжала ее руку, и от этого мягкого, успокаивающего прикосновения радость забурлила в ее крови.
   — Тебе нечего бояться, — сказал он тихо. — То, что я обещал, остается в силе. И Хосито будет там всю ночь. Он ценой собственной жизни защитит тебя, если понадобится.
   Она расслабилась, хотя и не полностью. Она боялась, что воспоминания нахлынут на нее в ту минуту, когда она войдет в дверь.
   Ее пристальный взгляд остановился на его твердом лице. А что, если она ему прямо сейчас скажет: «Джон, я беременна»? Как он будет себя вести? Едва заметная коварная улыбка мелькнула в ее глазах и померкла. Он, наверное, упадет в обморок, подумала она. А после этого… Она не решалась думать о том, что будет после. Пальцы что было силы сжали сумочку. Только не давать себе воли.
   — Прекрасно, — сказала она. — А все же откуда берутся эти бифштексы? С ранчо? Он с испугом уставился на нее.
   — С ранчо? Господи, что за мысль! Я не развожу скот на говядину.
   Она похлопала ресницами.
   — Мне казалось, мы были друзьями.
   — Мы и сейчас друзья.
   — Так неужели для друга ты пожалеешь одну из этих старых паршивых породистых коров? Он раздраженно дернулся.
   — Эти «паршивые» породистые коровы приносят около двадцати пяти тысяч долларов, а то и больше, на аукционах. Кому в голову придет есть племенной скот!
   — Почему бы и нет. Не обязательно ведь одновременно есть бумаги, подтверждающие их родословную.
   Он тяжело вздохнул.
   — Боже, дай мне терпения…
   — Чего-чего, а уж этого он тебе явно не дал. Абсолютно никакого терпения.
   — Но один раз все же дал, — напомнил он ей, многозначительно улыбаясь.
   Она покраснела до корней волос и опустила глаза, стараясь избежать его пристального взгляда.
   Он немного помолчал, прежде чем спросить:
   — Ты все еще стыдишься того, что произошло?
   Боже, что ему ответить?.. Она отвернулась, глядя из окна на огни ночного города.
   — Тебе не кажется, что Хьюстон особенно хорош ночью? — спросила она с наигранной живостью.
   В ответ он только рассмеялся, но в смехе его было что-то хищное.
   Бифштекс был удивительно сочным. Хосито подал к нему домашние булочки и салат из свежих овощей, а на десерт — персиковый торт. Мадлен ела с жадностью, будто последний раз в жизни, постоянно чувствуя на себе любопытный взгляд Джона.
   — Это было так вкусно, — проговорила она в оправдание, слегка выпятив нижнюю губу.
   — Я рад, что тебе понравилось. — Он встал, придержал ее стул и повел ее в гостиную. — Брэнди? — спросил он.
   Она было согласилась, но тут же передумала, вспомнив, что алкоголь вреден для ребенка.
   Он, по-прежнему улыбаясь, налил себе виски.
   — Тогда виски? — с насмешкой в голосе предложил он и рассмеялся, когда она состроила недовольную гримасу.
   Он прислонился к бару и стоял, рассматривая ее каким-то хозяйским взглядом.
   Она вскинула подбородок.
   — Ищешь прорехи? — вызывающе спросила она.
   Он покачал головой, не переставая улыбаться.
   — Тебе это вдет, дорогая. — Голос был глухой, низкий.
   — Что идет?
   — Полнота, разумеется, — ответил он. — Как ни странно, но я это заметил. — Он стал медленно, маленькими глотками отпивать из стакана. — А ты что подумала?
   — Ничего. — Она покраснела и отвернулась. Он тихо рассмеялся и затем сел рядом с ней на роскошный мягкий диван. Она обеспокоенно поглядела на него, память еще хранила воспоминания о том, как они сидели на этом диване в последний раз и куда это их завело.
   — Не смотри так испуганно, — сказал он тихо. — Я же обещал не трогать тебя, ты забыла?
   — У тебя это прекрасно получается глазами, Джон Дуранго. — Он был совсем рядом, и она уже всем телом ощущала его близость — его тепло, чисто мужской запах одеколона. Она скрестила ноги и крепко сцепила руки, лежащие на коленях.
   Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и откинулся назад с таким видом, словно долгие месяцы провел в пустыне.
   — Устал? — спросила она, в голосе невольно прозвучала обеспокоенность.
   Он улыбнулся, пушистые усы дрогнули.
   — Смертельно. У меня все это время был убийственный график работы. — Он приоткрыл один глаз, чтобы следить за ее реакцией. — Не говоря уже о том, что ты совершенно выбила меня из колеи.
   Она вспыхнула.
   — Не стоит во всем винить меня одну. Вся каша заварилась как раз из-за твоей непомерной подозрительности.
   Он покачал головой.
   — Нет, дорогая. Каша заварилась из-за того, что я затащил тебя в постель. — Он повернул голову и поймал ее взгляд. От выражения его глаз по всему ее телу прошел трепет. — Интересно, а тебе было трудно, пока между нами лежал меч?
   Она кивнула.
   — Мы были такими близкими друзьями все эти годы, и я даже не сознавала, как много времени мы проводим вместе, до тех пор, пока все не кончилось. — Она грустно улыбнулась. — И я… почувствовала себя одинокой.
   — Как и я. — Он нежно взял ее пальцы в свою большую теплую руку. — Мадлен, а почему бы нам не проводить больше времени вместе?
   — А как ты это себе представляешь? Он глубоко вздохнул и прямо поглядел ей в глаза, которые смотрели на него с любопытством.
   — Я хочу сказать, почему бы нам не пожениться?
   Его слова потрясли ее. Она застыла, глядя на него так, словно у нее отнялся язык.
   Он досадливо поморщился.
   — Черт возьми, мне не следовало так наскакивать на тебя. Я намеревался к этому прийти постепенно… Но теперь это уже не имеет значения, — сказал он, упрямо сжав челюсти. — Ну так ты согласна?
   Она попыталась в ответ что-то сказать, но губы задрожали, и только после второй попытки она с трудом выговорила:
   — Мы… ты сам сказал, что никогда снова не женишься.
   — Значит, передумал, — отрезал он и, порывшись в кармане, достал сигарету и зажигалку, отделанную позолотой.
   Она смотрела на него, все еще не оправившись от неожиданности его предложения. Он сказал, что хочет на ней жениться, но никогда не говорил ей о своей любви. А если он любит ее, то как мог обращаться с ней так, как он это делал в последние месяцы? Одно противоречило другому. И вот теперь еще и ребенок…
   Если бы только она могла доверять ему и знать, что он не будет больше мучить ее. Но если он так неистовствовал при появлении Доналда в ее спальне, как он воспримет новость о ее беременности? Удастся ли ей убедить его, что это его ребенок, а не Доналда? Ей казалось, она больше не вынесет, если он еще раз отвернется от нее. Ей хотелось иметь хоть немного времени, чтобы поверить в его чувства, восстановить его доверие к ней. Но через месяц или чуть больше ее беременность станет явной… Господи, какая безвыходная ситуация!
   — Я не могу выйти за тебя замуж, — произнесла она наконец.
   Он молча смотрел на нее, с улыбкой читая в ее прелестном лице страх и неуверенность.
   — И все-таки думаю, что выйдешь. Тебе только надо привыкнуть к этой мысли. Я всегда добиваюсь своего, дорогая, а тут еще и то, что я хочу тебя до сумасшествия. — Голос понизился до шепота. — Сейчас более, чем когда-либо.
   Ее озадачил огонек, блеснувший в его глазах.
   — Почему именно сейчас? — спросила она. Потемневшие глаза скользнули по ее телу в тесно облегающем платье.
   — Мои доводы смутят тебя, — сказал он, лукаво ухмыльнувшись. — Иди сюда, и я тебе наглядно продемонстрирую некоторые.
   Она схватила с кофейного столика сумочку и направилась к двери.
   — Всего хорошего, Джон, — сказала она. — Спасибо за бифштекс.
   — А как ты намерена добираться домой? — вежливо спросил он.
   Рука ее уже была на дверной ручке. Она остановилась в раздумье.
   — Я возьму такси. Он ухмыльнулся.
   — Подожди минуту, Хосито отвезет тебя домой. На этот раз я не буду настаивать на том, чтобы спать с тобой. Это, я полагаю, скрасит тебе вечер.
   — Думаю, что да, — ответила она с вызовом в голосе.
   Он только улыбнулся и грациозно, точно большой кот, поднялся с дивана.
   — Только запомни. Ласочка. Рано или поздно ты проникнешься моими доводами.
   Дом становился все больше похож на цветочный магазин. Каждый день приносил новую дюжину роз — красных, розовых, белых, цвета абрикоса — от Джона.
   Когда он не присылал роз, то звонил. Он знал, что она не станет готовить себе завтрак, и потому каждое утро отправлял ей с Хосито ветчины, яиц и домашнего печенья. В первый же день она поняла, что, если не съесть всего, он будет без конца гонять беднягу Хосито. И ради Хосито она подчищала тарелки.
   Однако она все не соглашалась встретиться с ним, несмотря на то что он регулярно звонил ей по шесть раз в день. Она призналась себе, что боится разговора с ним. Джон, как бульдозер, своим упорством мог прошибить хоть кирпичную стену, но в данном случае решать должна была она. Ей необходимо было подумать, а Джон своей настойчивостью мог лишь помешать. Джон Дуранго должен усвоить, что не все в мире подвластно его воле.
   Во второй половине дня, в пятницу, она, как обычно, отправилась в бакалею. Но как только она собралась выйти из машины, поставив ее на привычное место, она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд.
   Она остановилась у столов с выпечкой возле входа в магазин и тут увидела шедшего по дорожке ей навстречу Джона Дуранго в темно-синем в полоску костюме, с неизменной шляпой на голове. Она сразу же заметила, что лицо его мрачнее тучи.
   — Какого черта ты отказывалась разговаривать со мной? — проревел он. — Тебе что, не нравятся все эти розы?
   — Ну как же, они просто обязаны мне нравиться, — ответила она сердито. — Они уже заполонили две комнаты, я набиваю ими подушки, кладу вместо зелени в суп и украшаю торты… Я даже принимаю ванну с этими пресловутыми розами.
   — Я думал, ты любишь розы.
   — Люблю, но мне не хочется быть заживо погребенной в них. У меня не хватает ваз. Все горшки и кастрюли заполнены розами, и мне, очевидно, грозит голодная смерть.
   Он просиял.
   — Я велю Хосито привозить тебе дополнительно второй завтрак и ужин.
   — Только не это! — испуганно воскликнула она и вдруг увидела, что на них с любопытством смотрит продавщица. — Завтрака вполне хватает. С остальным я справлюсь. Ты же знаешь, как я ненавижу завтракать, — добавила она с укоризной.
   — Но ты ведь болела, — настаивал он. — Нужно восстанавливать силы. — Он ухмыльнулся. — Если ты выйдешь за меня замуж, я буду тебя откармливать. Могу из ложечки.
   — Я не собираюсь, повторяю, не собираюсь выходить за тебя замуж! — выкрикнула она в изнеможении. — Прошу тебя, Джон, уйди!
   — Не уйду, пока ты не скажешь «да». — Он всунул руки в карманы брюк. — Я сегодня абсолютно свободен. Могу ходить за тобой по пятам.
   — В этом случае тебе придется жить без еды. Как ты на это смотришь? — спросила она. Он пожал плечами.
   — Перехвачу что-нибудь по дороге.
   — Позволь мне взять на себя решение этой нехитрой проблемы. — Она повернулась к столу и пробежала глазами по полкам с кондитерскими изделиями.
   — Лимонная меренга. Кажется, твой любимый пирог? Он кивнул.
   — В общем, да.
   Держа пирог в одной руке, она вынула пятидолларовую бумажку и, мило улыбнувшись, вручила одной из продавщиц.
   — Возьми, дорогой. — Она похлопала ресницами. — Ешь на здоровье.
   Отведя руку, она швырнула пирог ему прямо в лицо.
   Она думала, что лимонный пирог обескуражит его, но на следующее утро, когда она вышла пробежаться трусцой для разминки в надежде встряхнуться и прийти в себя после бессонной ночи, до слуха ее донесся звук подъезжающей машины.
   Она отошла к обочине, чтобы пропустить ее, а в голове мелькнула мысль: «Какой нормальный человек, кроме свихнувшейся беременной женщины, которой не сидится и не лежится дома, способен подняться в такую несусветную рань?» Но, заметив, что машина не собирается обгонять ее, она обернулась и поглядела через плечо.
   Следом за ней медленно ехал белый «роллс-ройс» с Хосито за рулем, а из заднего открытого окна, улыбаясь аккуратно подстриженными смоляными усами, высовывался Джон Дуранго.

Глава 10

   — Доброе утро, — приветствовал он ее.
   — Доброе утро, — ответила она сухо, не замедляя бега. Она стала про себя считать шаги: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
   — Хорошая погода сегодня, — продолжал он как ни в чем не бывало, глядя на нее сквозь густую зеленую листву деревьев по обочинам дороги. — Совсем неплохая для такого раннего лета.
   — Очень приятная. — Она с трудом заставляла себя не смотреть в его сторону.
   — Почему бы тебе не устроить передышку и не прокатиться с нами? — предложил он через минуту.
   Она наконец взглянула на него.
   — А почему бы тебе не выйти из машины и не пробежаться немного со мной? По-моему, ты всегда утверждал, что боссы, которые просиживают штаны за столом, раньше других разваливаются на части…
   Наступила пауза, затем открылась и хлопнула дверца машины, и через мгновенье Джон уже трусил рядом с ней, а Хосито следовал за ними в роскошном лимузине.
   Даже в поношенных джинсах и коричневой трикотажной рубашке он выглядит весьма элегантно, невольно подумала она, с одобрением оглядывая его мускулистую фигуру, пока он неторопливо бежал рядом.
   — Ты сегодня здорово похож на него, — заметила она.
   — На кого?
   — На того парня из телешоу, с одной лишь разницей — он носит кроссовки, а ты ботинки. Он хмыкнул, отчего усы его дернулись.
   — Его герой не мог разориться на ботинки.
   — Пожалуй, что нет. Он взглянул на нее.
   — Кстати, спасибо за пирог. То, что мне удалось попробовать, было очень вкусно.
   — Прости, я чувствую себя виноватой, но тогда мне показалось, что это будет очень кстати.
   — Как и тарелка спагетти.
   — Я думала, ты любишь спагетти.
   — Раньше любил, — согласился Джон. Он снова поглядел на нее. — Ты жутко бледная. Как ты, ничего?
   — Вполне, — солгала она. На самом деле ей было неважно, но она твердо решила не показывать виду. Она снова начала считать про себя. Минутой позже, оглянувшись назад на машину, она сказала:
   — Какое идиотское зрелище — мы бежим трусцой перед «роллс-ройсом» в воскресенье в половине шестого утра.
   Он тихо рассмеялся.
   — Мы и не такие безумства совершали. Помнишь, как мы ночью под проливным дождем возвращались с концерта в Джоунс-холле насквозь промокшие?
   — Ну а рыбная ловля, когда мы перегрузили лодку и окунулись в озеро прямо как были, в одежде? — Она засмеялась. — У нас с тобой все же есть что вспомнить. Хорошее было время.
   — Оно еще не кончилось, Ласочка, — ответил он. — По большому-то счету.
   Она вдруг остановилась — тошнота подступила к горлу. Она сделала глотательное движение, дыхание все еще не успокоилось.
   — Джон, мне кажется, я теряю сознание, — едва успела она проговорить.
   Он подхватил ее как раз вовремя и легко поднял сильными руками.
   — Мадлен, что с тобой? — обеспокоенно спросил он. — Мадлен!
   — Я… я почувствовала, что теряю сознание, — прошептала она, прижимаясь к его теплой широкой груди и вдыхая запах его большого тела с ощущением, что возвращается в родные пенаты после дальних странствий. — Небольшая дурнота.
   Он произнес нечто не поддающееся описанию и большими шагами бросился к машине, где Хосито уже держал открытой заднюю дверцу.
   — Давай быстрее, на самой большой скорости, — приказал он, устроившись на сиденье, держа Мадлен на коленях. Он закрыл дверцу и спустил штору между передними и задними сиденьями. Хосито сел за руль, и через мгновение они уже мчались по шоссе.
   — Я-то думал, что все в порядке, как, по твоим словам, тебе сказал этот чертов доктор, — напустился он на нее.
   — Именно так он и сказал, — не сдавалась она. Ей стало полегче, она глубоко вздохнула и расслабилась, черпая силу из тепла, исходящего от его тела. — Джон, не покидай меня. Мне и так нехорошо.
   Он с нежностью прижал ее к себе.
   — Хочешь выпить что-нибудь холодное? — спросил он. — Может, кока-колу? Что-нибудь некрепкое со льдом?
   Она ткнулась лицом ему в грудь.
   — Со льдом — это было бы замечательно.
   — Сказано — сделано. — Он шевельнулся и протянул руку к шторе. — Хосито, отвези нас в это новое кафе, где подают мороженое.
   — Да, сеньор. А как сеньорита? Ей лучше?
   — Полагаю, что да.
   — Мне и вправду лучше, — пробормотала она слабым голосом. — Должно стать лучше, как только я отдышусь. Я немного переоценила свои силы. Давно не бегала.
   Она пыталась убедить его, что ничего серьезного с ней не происходит. Но Джон есть Джон, и теперь он только и будет думать о том, чтобы тут же по дороге затащить ее к врачу, прямо в кабинет обследования. В нем чувствовалась самоуверенность человека, занимающего высокий пост и очень богатого, который, не задумываясь, пользуется своим положением.
   — Надеюсь, ты не станешь делать никаких глупостей? — Она подняла голову, лежащую у него на плече, и, слегка отстранившись, поглядела в жесткое, хмурое лицо. — Джон, сейчас все пройдет. Правда, все будет в порядке.
   Лицо его не смягчилось. Серебристые сверкающие глаза обеспокоенно пробежали по ее телу.
   — Ты иногда меня пугаешь, — сказал он загадочно. Голос был хрипловатый. Она улыбнулась.
   — Я ведь не пытаюсь плавать через пороги. — Тут она рассмеялась и добавила:
   — Или летать на планере.
   — О Боже, замолчи! — оборвал он ее с тяжелым вздохом, а затем, откинувшись на спинку, снова притянул к себе. — Коли тебе дурно от небольшой пробежки, представляю, как бы ты спикировала вниз с какой-нибудь чертовой горы. Я еще не забыл день, когда ты решила прыгать с парашютом, — сказал он убийственно мрачным тоном.
   Она смущенно дернулась и еще теснее прижалась к его теплому телу.
   — Если б не то дерево, — сказала она.
   — Битый час я потратил, чтобы высвободить тебя. И это после того, как целый час в поисках тебя я прочесывал лес. Тебе повезло, что я так задержался.
   Она улыбнулась.
   — Ты тогда, видно, был в ужасном настроении. Орал на меня как бешеный.
   — Это пошло тебе на пользу, безрассудное ты существо, — сказал он без тени сочувствия. — Мадлен, не вздумай сейчас откалывать такие идиотские номера. — Челюсти были крепко сжаты, в голосе звучала угроза.