– Компания контролирует Приоту, – уточнил дар Антонио.
   – Не важно.
   – Важно, потому что Ушер обладает мощной армией и есть вероятность, что галаниты отступят.
   – Зачем нужен я?
   – Наблюдать за ходом переговоров, помогать каатианцам.
   – А если потребуется – намекнуть Ушеру, что Линга в нем заинтересована, – продолжил дар Конрад. И со вздохом закончил: – Мы не можем потерять Кардонию, мой мальчик, не можем, и все.
   – Она находится в центре Кардонийского сплетения и обладает огромным промышленным потенциалом. Если каатианцы проиграют, Компания получит великолепный плацдарм для продвижения в Южный Бисер.
   – Мы же наверняка потеряем Эрси, которая сейчас вполне предсказуема. А Эрси – это серьезная армия.
   – Каатианцы едва не проспали Заграту, но ничему не научились, – с жаром произнес дар Антонио. – Они до сих пор косо смотрят на Нестора и периодически намекают, что следует вернуть власть отпрыскам Генриха. Мнят себя прожженными интриганами, но директора-наблюдатели поняли, что это слабое звено Ожерелья, и целенаправленно атакуют их сектор.
   – Вам нужен опытный дипломат, – мрачно произнес дер Даген Тур. – Отправьте на Кардонию дядюшку Стефана, он мигом всех помирит.
   – Стефан – отличный дипломат, – согласился Конрад. – И поэтому его будут держать на расстоянии. Ты же окунешься в самую гущу событий.
   – Ты плохо слушал, брат, – каатианцы не хотят нашего участия.
   – После того как мы договорились с Нестором, каатианцы чувствуют себя ущемленными, – тонко улыбнулся дар Селиджи. – Хотя им досталось одно загратийское дарство из трех.
   – Но не вся планета, – хмыкнул Помпилио.
   – Всю планету они проспали, – жестко ответил дар Антонио. И тут же, совсем другим тоном продолжил: – К тому же Кардонийская выставка – это нечто особенное, ты наверняка присмотришь что-нибудь интересное для «Амуша». И для нашей армии.
   – Я плохо знаю, что нужно нашей армии.
   – На этот счет не волнуйся, мой мальчик: в Унигарт отправится доминатор «Дер Каттер», битком набитый специалистами.
   – Мы пригласили капитана «Дер Каттера» на ужин, – деловито сообщил дар Кахлес. – Вам нужно познакомиться, брат, на Кардонии капитан дер Вигге поступит в твое распоряжение.
   – На всякий случай, мой мальчик, на всякий случай… Капитан дер Вигге решительный и смелый офицер, у него есть тяжелые пушки и будет рота егерей. На всякий случай… Вино, кстати, прекрасное… – Дар Конрад подмигнул Помпилио. – А капитан дер Вигге получил четкие инструкции: он исполнит любой твой приказ. Абсолютно любой. Он смелый и решительный офицер.
   – Я еще ничего не решил.
   – Я помню.
   Помпилио выдержал паузу, бросил взгляд в окно, из которого виднелся эллинг «Амуша», и негромко спросил:
   – Выставка действительно интересная?
   – Последние четыре года на ушерских промышленников работал Павел Гатов, – произнес дар Антонио.
   Гатов. Это имя объяснило все.
   Помпилио побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и с улыбкой спросил:
   – Что вам нужно от Гатова?
   – Предложить контракт на любых условиях, – честно ответил дар Конрад. – Но он с нами не разговаривает.
   – Павел, как и все гении, слегка чокнутый, – вздохнул дар Антонио.
   – Напоминает ребят, которых ты собрал в команду, мой мальчик.
   Намек был более чем прозрачен.
   – Вы надеетесь, что я смогу найти с Гатовым общий язык? – усмехнулся дер Даген Тур.
   – Почему нет? Ты умеешь обращаться с такими – людьми.
   – Когда мне это нужно.
   – А когда это нужно Линге?
   Обычно, когда что-то требовалось Линге, Помпилио был готов на все, но почему теперь? Почему в самый паскудный момент его жизни?
   – А когда я не могу? Когда у меня нет желания ничем заниматься? – Он отвернулся. Он не хотел продолжать, но рядом сидели близкие люди. Не дары, а те, кого он знал с детства, на чьих глазах вырос, кому доверял, и потому дер Даген Тур продолжил. Глухим голосом продолжил: – Вчера я читал отчеты Астрологического общества… пытался читать. Я надеялся, что чужие приключения меня раззадорят, но вышло только хуже. Я не могу думать о путешествиях.
   – Это говорит о том, что ты не готов к своим обычным приключениям, – тихо произнес Антонио. – Ты много пережил, и твои мытарства продолжаются, так что…
   – Только от тебя зависит, как долго продлятся мытарства, – перебил Кахлеса Конрад. – Поверь старику, мой мальчик, только от тебя.
   – Я потерял вкус к жизни, – признался Помпилио. – Я не смогу достойно представить Лингу в столь сложном деле. Мне на все плевать.
   Дары помолчали. Переглянулись и еще помолчали. Конрад вздохнул, Антонио едва заметно пожал плечами. Разговор, судя по всему, закончился.
   – Я благодарен вам за заботу, но вы обратились не к тому человеку, – по-прежнему негромко произнес Помпилио. – Я не готов.
   – Ты всегда готов, брат, и ты это знаешь, – уверенно заявил дар Антонио. – Ты – Кахлес, и ты – сильный.
   Дер Даген Тур промолчал.
   – Надеюсь, не откажешь капитану дер Вигге в ужине?
   – Он знает много анекдотов?
   Дар Антонио рассмеялся.
   – Кстати, я упоминал, кого каатианская Палата даров назначила посланником? – небрежно поинтересовался Конрад.
   Помпилио вздрогнул.
   – Кажется, нет, – подыграл старику дар Антонио.
   – Человеком, который должен примирить кардонийцев, станет молодой, но многообещающий дипломат Фредерик дер Саандер. – Дар Селиджи выдержал паузу. – В ближайшее время Фредерик со своей супругой Лилиан отправится на Кардонию. Выставка-то вот-вот начнется.
   – Прямо перед ужином имеет смысл прогуляться по крепостной стене, – легко произнес Антонио. – В это время года на озере Даген потрясающие закаты.
   «Со своей супругой Лилиан… Со своей супругой…»
   Помпилио знал, что Лилиан вышла замуж, но не ожидал, что простая констатация этого факта ударит его настолько сильно.
   – Вы приберегли хороший козырь.
   Дары деликатно промолчали. Они были лингийцами, они всегда припасали главный козырь для последнего удара.
   «Со своей супругой Лилиан… Со своей…»
   А в следующий миг из глубины души поднялся неслышный, но необычайно громкий и яростный рев раненого зверя:
   «С моей Лилиан!»
* * *
   «Если вы хотя бы чуть-чуть интересуетесь наукой… А впрочем, кто в наш просвещенный век ею не интересуется? Кто? Наука в моде. Наука ведет человечество вперед, открытия меняют жизнь, а главное – делают исследователей богатыми. Смотрите сами: компания «Бергер» – ее основатель сделал огромное состояние, придумав пишущую машинку, «Флотак-Бе» наводнил Герметикон фотоаппаратами собственной, весьма удачной конструкции, «Триада» – крупнейший концерн, основанный тридцать лет назад тремя нищими алхимиками, и список этот можно продолжать. Человечество вступило в замечательный, восхитительно прекрасный век, в котором на первое место вышли знания и ум. Обывателям, даже тем, кто с трудом окончил начальную школу, стало неприлично считаться профанами в научных вопросах и не знать знаменитых ученых Герметикона.
   И уж тем более – Гатова.
   История о том, как простой мальчишка стал легендой, вот уже двадцать лет будоражит умы, и многие начинающие ученые (не скрою, и я в том числе) примеряли на себя его судьбу. И самые умные из нас с печалью поняли, что стать Гатовым нельзя – им нужно родиться. Пусть даже на провинциальной планете.
   Согласно официальной биографии, Павел появился на свет на Кардонии, на архипелаге Ушер, в семье бедного рыбака. Потом, когда он прославился, ушлые репортеры «находили» у Гатова адигенские или галанитские корни – в зависимости от того, кто оплачивал «исследования», однако все эти домыслы полная ерунда, и сам Павел не раз подчеркивал, что по происхождению он обыкновенный кардониец.
   Когда Гатову исполнилось одиннадцать, отец взял его в море, приучать, так сказать, к взрослой жизни, однако результат получился неожиданным. Пробыв на рыболовецком судне всего один день, мальчишка отправился к капитану и рассказал, как следует изменить конструкцию трала, чтобы улучшить его работу. И был немедленно выпорот за нахальство и безделье. Однако идею капитан услышал, по возвращении на берег обсудил ее с портовыми механиками и выяснил, что неграмотный щенок сделал оригинальное и весьма эффективное изобретение. Которое принесло Павлу первые деньги: ушлые механики за смешную сумму купили у папаши Гатова патент. Возможно, на этом карьера вундеркинда завершилась бы, но забавная история попала в газеты, Павлом заинтересовались ушерские инженеры, и вскоре он оказался в знаменитой Механической гимназии Тахасы. И принялся демонстрировать невероятные способности к получению знаний. За пять лет Гатов прошел десятилетний курс, затем поступил в университет Тахасы и через три года стал самым молодым в его истории магистром. За время обучения он сделал четыре изобретения и написал шесть научных статей, которые открыли ему двери в престижную Вибритарскую академию Герметикона, и через два года Гатов стал магистром алхимии.
   Потом была блестящая работа на Бахоре, постройка самой современной во всем Герметиконе электростанции на Жухазе, усовершенствование цеппелей, новые паротяги и паровозы, блестящие алхимические опыты и выдающиеся статьи об электричестве… Гений Гатова не ограничивался одной областью, Павла интересовали все направления науки, и везде он добивался поразительных результатов…»
Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
   Из всех военных объектов Ушера Мелепорт идеально подходил на роль секретного испытательного полигона. База занимала целый остров, который особняком стоял к востоку от архипелага, – суда и дирижабли приотцев так далеко не забредали, – обладал большой бухтой и несколькими долинами, скрытыми от посторонних глаз высокими горами. Мелепорт принадлежал военным, но работали на его полигонах не только с оружейными системами. Бурный рост промышленности, случившийся в Герметиконе в Эту Эпоху, привел к столь же бурному развитию промышленного шпионажа, и ушерские магнаты давно научились оберегать свои тайны от конкурентов с других планет. А потому на уединенном острове испытывались не только новые пушки, бомбы, взрывчатые вещества и бронетяги, но и паротяги, паровозы и мирные паровинги.
   Впрочем, и военные, и промышленники прекрасно понимали, что любое новое изобретение, даже сугубо мирное на первый взгляд, может пригодиться армии.
   – Почему нет пулеметных башен?
   – Не сейчас, – отмахнулся листающий записную книжку Гатов. – И вообще, не отвлекай меня.
   Павел сидел на толстом чугунном кнехте, у носа пришвартованного паровинга, и всем своим видом показывал, что не намерен отвлекаться на такую ерунду, как разговор с начальником Генерального штаба вооруженных сил Ушера.
   – Как это – не сейчас? – возмутился адмирал. – Я еще могу понять отсутствие орудий – они и в самом деле много весят. Но ни один приличный паровинг не может обойтись без пулемета! Не может!
   – Никаких пулеметов, – потряс головой Павел. – Лишний вес. – Однако все его внимание было сосредоточено на покрывающих листы каракулях. – Потом переговорим, ладно? Я занят.
   К счастью для Гатова, свиту Даркадо с собой не взял, в противном случае нахальство могло обойтись ученому очень и очень дорого.
   – Синьор адмирал, вы ни в коем случае не должны обижаться на магистра, – подскочил к закипающему военному Бааламестре. – Перед серьезными экспериментами Павел всегда немного не в себе и не отвечает за свои слова.
   – Не отвечает?
   – Увы.
   До сих пор старый адмирал практически не встречался с Гатовым – пара светских мероприятий, на которые Павла приводил Дагомаро, не в счет, – слышал, разумеется, о своеобразной манере поведения гения, но был уверен, что уж в его присутствии Гатов поведет себя прилично. И ошибся.
   – Он псих?
   – Ни в коей мере, синьор адмирал. Или же слегка. – Каронимо понизил голос. – Магистр – увлеченный человек, и даже консул Дагомаро не обижается на его выходки. Я вам ничего не говорил… ну, вы понимаете… Магистр способен огрызнуться на кого угодно.
   – Консул? – недоверчиво протянул Даркадо.
   – Он, – подтвердил Бааламестре.
   Каронимо, друг, названый брат, менеджер и ближайший помощник Гатова, умел располагать к себе людей – пришлось научиться, учитывая отвратительные манеры Павла.
   Не дылда, но достаточно рослый, не толстый, но плотный, плечистый, Бааламестре производил впечатление энергичного, но не суетливого человека, который действует быстро, но обдуманно. Круглое лицо Каронимо напоминало о предках-фермерах, от которых ему также достались нос картошкой, толстые губы, большие щеки и умение напускать придурковатый вид. О своих длинных светлых волосах Бааламестре заботился, мыл их часто, а вот бороды недолюбливал, но, поскольку все взрослые половозрелые ушерцы носили их в обязательном порядке, Каронимо выращивал на щеках щетину, которая, впрочем, ему шла.
   – Для чего нужен безоружный паровинг? – недовольно поинтересовался Даркадо.
   – Для рекорда, синьор адмирал.
   – У нас война на носу.
   – А я должен понять, как будут развиваться паровинги, – резковато бросил Гатов, не отрываясь от записной книжки. – И хватит орать, вы меня сбиваете.
   – Гений, что с него взять? – Бааламестре мягко взял Даркадо под ручку и повел вдоль пирса, у которого тихо покачивался заинтересовавший старика паровинг – четырехмоторный красавец без оружия и опознавательных знаков. – Вы ведь помните, синьор адмирал, насколько важны для Ушера разработки магистра? Можно и потерпеть.
   Поскольку подчиненные поблизости отсутствовали, Даркадо решил не спорить и сказал как есть:
   – Я терплю.
   – А я представляю, каких усилий вам это стоит, – разливался соловьем Каронимо. – Но что делать, синьор адмирал, общение с гениями требует определенных… гм… жертв.
   В отличие от Гатова, чья манера одеваться делала его похожим на цепаря, Бааламестре выглядел ученым. Ну, не совсем ученым, скорее, чокнутым провинциальным изобретателем пустотного парошаголета повышенной комфортности, но все-таки не межпланетным бродягой. Поверх сорочки с длинными рукавами, закатанными или опущенными в зависимости от погоды, Каронимо таскал жилет с многочисленными карманами, в которых водилась всякая полезная мелочь, включая инструмент и карандаши. Жилет был пошит по индивидуальному заказу, и Бааламестре безумно им гордился, больше даже, чем щегольскими штанами с накладными карманами, некоторые из которых смахивали на накладные сумки, а то и рюкзаки. Завершали костюм цепарские башмаки, перчатки с отрезанными пальцами, массивные походные часы на левой руке и щегольская круглая шляпа с загнутыми полями.
   – Гатов – невоспитанный щенок. – Даркадо покосился на серьги в ушах Бааламестре: золотое кольцо в левом и бриллиантовый «гвоздик» в правом, и добавил: – Ты тоже подозрителен.
   – Понимаю, – вздохнул Каронимо, – но если я приму приличный вид, Павел перестанет меня узнавать.
   И улыбнулся.
   Улыбка у Бааламестре получалась своеобразной: с одной стороны, весьма дружелюбной, с другой – несколько отталкивающей, поскольку под толстыми губами Каронимо скрывались крупные кривые зубы. Да еще желтые, как слюна стерча.
   Несколько секунд Даркадо таращился на улыбающегося Бааламестре так, словно впервые увидел эту круглую рожу, после чего пробормотал себе под нос старинное военно-морское ругательство и поинтересовался:
   – Зачем нужен сверхвысотный паровинг?
   – Магистр хочет понять пути развития авиации, синьор адмирал.
   Однако эти материи были слишком далеки от старого вояки.
   – В чем смысл? Аэропланы все равно не поднимаются выше пятисот метров.
   Даркадо слыл превосходным тактиком, считался неплохим политиком, но в стратегических вопросах «плавал», и потому искренне не понимал, для чего тратить время и ресурсы на улучшение паровингов, если они и так превосходят аэропланы вероятного противника?
   – Имеет смысл готовиться к их развитию, – дипломатично ответил Бааламестре.
   – Думаешь, галанитам или кому-нибудь еще удастся поднять аэропланам потолок?
   – Обязательно.
   – Когда?
   – Возможно, скоро. – Каронимо почесал подбородок. – Сейчас аэропланы проигрывают и паровингам, и цеппелям. Но Компания делает на них ставку, а значит, будет совершенствовать. Обязательно будет.
   – Возможно, скоро… – задумчиво повторил адмирал. И неожиданно поинтересовался: – Как высоко хочет забраться Гатов?
   – На две или три лиги.
   – Как получится, – добавил подошедший Павел. Он сунул записную книжку в карман, провел рукой по волосам и в упор посмотрел на Даркадо: – Поедешь с нами?
   – Что?
   Старик побагровел, у Бааламестре отвисла челюсть, а магистр зевнул Даркадо в лицо и безмятежно пояснил:
   – Ты не понимаешь, чего я хочу, а я не могу тратить время на объяснения, показать быстрее. Поедешь с нами – увидишь, не поедешь – не узнаешь.
   – Что ты хочешь мне показать?! – рявкнул взбешенный адмирал.
   А перепуганному Каронимо показалось, что золотые эполеты белоснежного мундира чуть приподнялись, собираясь змеями наброситься и придушить обнаглевшего ученого.
   – Там – небо, высоко. – Магистр ткнул пальцем вверх. – Так высоко, как ты не был. Не забыл, как летают, адмирал? – Гатов прищурился. – Если что, у нас есть парашюты. Мы наденем его на тебя и выбросим. Ты спасешься.
   Первая реакция Даркадо была понятна и очевидна: адмирал до боли сдавил жезл, правая его рука дернулась, но… Но замерла на полпути к невысокому наглецу. Замерла, потому что на старика накатило прошлое. Воспоминания о той поре, когда он, безусый и безумно влюбленный в небо щенок, сел за штурвал первого на Кардонии паровинга. Перед глазами Даркадо встал его первый самостоятельный полет, паровинг, летящий сквозь густые облака, и звонкий хохот… И упоительный восторг человека, сумевшего забраться необычайно высоко.
   – Не слушайте магистра, синьор адмирал, Павел нервничает, поскольку нам предстоит…
   Даркадо оттолкнул Бааламестре и глухо спросил:
   – Почему не летят испытатели?
   – Я должен сам все увидеть, – серьезно ответил Гатов. – Каронимо за штурвалом, я рядом. Если птичка подавится, на мне не будет чужой крови.
   И Даркадо окончательно передумал его бить.
   По той простой причине, что чокнутый ученый готов рисковать своей шкурой. И еще потому, что сейчас Даркадо уже не был адмиралом, кавалером всех орденов Кардонии, начальником Генерального штаба вооруженных сил Ушера и стариком. Перед невоспитанным гением стоял влюбленный в небо щенок, которому предложили невероятное приключение. И еще потому, что на наглость магистра следовало ответить так, как умеют отвечать настоящие летчики.
   – Я буду пилотом, – решительно произнес Даркадо.
   – Предполагалось, что я… – начал было Каронимо, но тут же заткнулся.
   – Ты будешь вторым, – отрезал адмирал, даже не посмотрев на Бааламестре. – Я вам, засранцам, покажу, что значит ставить рекорды.
   – Договорились! – Гатов хлопнул Даркадо по плечу. – Договорились!
 
   Первые паровинги начали строить лет через сто после появления цеппелей. Люди убедились, что способны летать, и энтузиасты задумались над созданием новых машин – тяжелее воздуха. Не потому что цеппели не нравились, просто хотелось нового – людям это свойственно.
   Но хотеть нового и добиться его – это разные истории.
   Самые ранние паровинги, как и следовало ожидать, были никуда не годны. Оснащенные тяжеленными паровыми двигателями, перегруженные собственным весом, они с трудом пробегали до конца поля и в лучшем случае неловко подпрыгивали, вызывая безудержный цепарский смех. Через некоторое время серьезные люди поставили на аппаратах тяжелее воздуха крест, однако поторопились. Людям это свойственно – торопиться.
   Годы складывались в десятилетия и века, а число приверженцев сумасшедшей идеи не уменьшалось. Ведь самый простой способ прославиться – совершить невозможное, и энтузиасты бились над тем, чтобы поднять в небо самолеты. Постепенно пришло понимание, что крылья должны быть неподвижны – на первых паровингах они неуклюже трепыхались, имитируя маховые движения птиц. Пришло понимание, что крылья не должны быть плоскими, – додумались до подъемной силы, заложив основы аэродинамики… Разработки энтузиастов обогащали всю науку Герметикона, но к собственной цели они приближались с мучительной неторопливостью. Главным препятствием создания полноценного паровинга был чересчур объемный и тяжелый паровой механизм, работающий на Философских Кристаллах, и лишь получение легкого, но прочного ильского сплава, создание паротурбинного кузеля и современных тяговых электродвигателей, тоже тяжелых, но способных развивать необходимую мощность, позволило крылатым машинам наконец-то подняться в небо. Но достойного места они так и не заняли.
   Да, паровинги были быстрее цеппелей, менее зависимы от погоды, зато брали мало груза и требовали хорошо подготовленных аэродромов. Кроме того, применение кузеля диктовало размеры: паровинги получались большими, а значит – дорогими, что тоже ограничивало возможности их использования, но… Но был в Герметиконе мир, где паровинги пришлись ко двору, – Кардония, а точнее, архипелаг Ушер. Именно для него, объединяющего триста с лишним островов, морские паровинги, построенные по принципу «летающей лодки», стали настоящей находкой.
 
   – Как машина, синьор адмирал? – осведомился стоящий за его спиной Каронимо.
   – Машина? – Даркадо холодно покосился на съежившегося в кресле второго пилота Павла, поморщился, но ответил честно: – Машина хороша, Бааламестре, этого не отнять.
   – Мы старались, синьор адмирал.
   – Я вижу.
   Переодеваться в летный комбинезон и шлем старый вояка не стал, снял галстук, сменил китель на цапу и в таком виде отправился в полет. Обычно адмирал не давал спуску нарушителям устава, однако сейчас им управлял позабывший о правилах мальчишка, который терпеть не мог муштру и дисциплину. Сейчас Даркадо переживал настоящее приключение, возможно последнее в жизни, и хотел насладиться им в полной мере.
   – В молодости я любил покорять вершины…
   – Лазали по горам, синьор адмирал? – удивился Каронимо.
   – Отличный спорт, между прочим.
   – Поверю на слово.
   Даркадо поджал губы, но сдержался, грубить не стал, цокнул языком и продолжил:
   – Так вот, пузатый, в свое время я стоял на вершине Дылды, а это, между прочим, три лиги, как раз та высота, на которую мы хотим подняться.
   – Ты не просто так об этом вспомнил, – быстро произнес Гатов.
   – Сынок, разве тебя не учили говорить людям «вы»?
   – На вершине, – напомнил магистр. Его интересовали только факты. – Что там случилось?
   Старик вздохнул, но ответил:
   – Там тяжело дышать.
   Ученые переглянулись.
   – Разреженная атмосфера, – протянул Павел. – Когда я дорабатывал кузель, я это учел. – И тут же поправился: – Но только кузель, о людях я не думал.
   – Кузель без пилота – всего лишь кусок металла.
   – Как вы себя чувствуете? – заботливо осведомился Бааламестре.
   – Пока хорошо, но мы еще у самого моря. – И Даркадо рассмеялся.
   Настроение было отличным. Паровинг послушен, как хорошо дрессированный пес, двигатели, насколько можно судить по шуму, работают ровно, и тяжелая машина степенно набирает высоту – пару минут назад они преодолели половину лиги.
   – Можно предусмотреть баллоны с кислородом, как это делают в цеппелях, – негромко произнес Каронимо. – И подавать газ по мере необходимости.
   – И нужно хорошо герметизировать кабину, наверху холодно. – Даркадо вновь рассмеялся. – О чем вы вообще думали?
   – Извините, синьор адмирал, но печь утяжелит конструкцию.
   – Поставьте двигатели мощнее.
   – Можно использовать тепло кузеля, – пробормотал Гатов, сосредоточенно грызя ногти правой руки. – И передавать его в помещения с помощью… Эй, что ты делаешь?! – Адмирал потянул штурвал на себя и резко увеличил скорость. – Подниматься нужно медленно!
   – Я взбирался на Дылду трое суток, сынок, мне пришлось ночевать на склоне. – Скорость прибавлялась. И высота – тоже. – Но на гору я поднимался для удовольствия, а мы испытываем боевой паровинг и не можем тратить время. Боевая машина должна быстро набирать высоту!
   – Мирная машина!
   – Боевая!
   Кузель надрывался так, что корпус стало трясти.
   – Лига! – выкрикнул Каронимо, хотя и Павел и Даркадо прекрасно видели ползущую вправо стрелку. – Слишком быстро!
   – Или машина работает так, как мне нужно, или ее место на свалке! – Адмирал не сводил глаз с лобового стекла. – Вперед и вверх, сынки, вперед и вверх.
   – Мы должны проверить, сможет ли паровинг вообще подняться на такую высоту!
   Полторы лиги.
   – Проверим все сразу! – пообещал раскрасневшийся Даркадо. В его глазах горело пламя. – Надежность в том числе!
   Резкий порыв ветра ударил в борт, машину тряхнуло, Бааламестре вздрогнул, Гатов вцепился в подлокотник, но старый адмирал удержался на курсе.